горько/сладко (гет)

Мы влюблялись друг в друга медленно.

Я не осознавала — целые дни, недели, месяцы, — что он изменился, что я изменилась, что грубые отвратительные насмешки, которые я так долго приберегала специально для него, рассеялись, испарились, унеслись, как пар после особенно обжигающего душа.

— Почему у тебя были такие низкие оценки, когда мы учились в школе? — спросила я его однажды днём.

— Терпеть не могу читать, — пожал он плечами.

— Что?

Он выглядел удивлённым.

— Я вырос с магией, — пояснил он, — что значительно облегчило мне задачу. По сравнению с этим, книги всегда казались ужасно тяжёлым занятием.

Мы были совершенно разными.

В какой-то момент это перестало меня беспокоить.

Он никогда не извинялся за то, что случилось со мной в доме его родителей. Через некоторое время я, конечно, перестала ждать, и именно это заставило меня задуматься — когда я стала так хорошо его понимать? Все наблюдения, которые я сделала о нём за многие годы, были довольно поверхностными: он был эгоистичным, и испорченным, и жестоким — неумышленно, без особых усилий, — но даже несмотря на то, что у него были крайне обезоруживающие красивые глаза, он всё ещё оставался неизбежно отвратительным, разве нет?

Как оказалось, это было не так.

Однако он был умён. Умён, упрям и сломлен, почти непоправимо, как смятый, скомканный лист бумаги, который никогда не сможет разгладить себя, никогда не станет таким же хрустящим, ровным или гладким, как когда-то. И его голос, чья отточенная аристократическая интонация не пострадала после всего, что произошло, всегда звенел яростным негодованием, когда он говорил о своей семье.

Однажды он сказал мне, что чувствовал, как они манипулировали им.

Я не стала возражать.

Однако каждое воскресенье после обеда — как по часам — он писал письма матери; скрип пера, скользящего по пергаменту, заглушал напряжённую тишину его гостиной. Я никогда не просила читать их, стремилась уважать последние крупицы личной жизни, которые оставило ему Министерство, и он всегда молчал, когда возвращался, положив их в почтовый ящик.

Мне стоило бы их прочесть.