Кладбище самолетов (джен)

— Загадала? Давай скорее, улетит сейчас! — торопила меня Мариша.

А когда тебя торопят — все идет насмарку! Я зажмурилась изо всех сил и начала желать все подряд. Чтобы мама была здорова. Чтобы Кефир вернулся домой. Чтобы мы с Маришей дружили всегда-всегда! Чтобы тройка по математике вдруг превратилась в четверку… Первый!

— Все, улетел. Я успела!

Мариша пихнула меня локтем в бок. Счастливая! Интересно, а что она загадала? Наверное, что-нибудь про Вову. В последнее время у нее в голове одна романтическая чепуха.

Мы проводили взглядом самолет и побрели дальше. Тропинка была узкая и залитая солнечным светом. Как будто ее специально освещали, чтобы мы не сбились с пути. Но мы бы и так не сбились — я знаю этот лес как свои пять пальцев. Каждую осень мы с мамой ходим в него по грибы. Я, правда, не собираю ничего после того случая, как чуть не сжевала бледную поганку. Но мне было шесть лет! А эта отрава напоминала зефирку на палочке.

— Думаешь, сработает? — нарушила я тишину.

Так хотелось верить, что можно нагадать всякого и просто считать самолеты. Мы же рядом с аэропортом живем! Значит, столько всего можно пожелать!..

— Вот увидишь, желания исполнятся! Мне дедушка про это рассказал, стал бы он врать?

— Не стал бы, — протянула я.

Дедушка Мариши никогда не врал и знал, казалось, про все на свете.

— Мы точно ничего не упустили?

— Ой, как ты достала! — Мариша резко остановилась и повернулась ко мне — я едва успела затормозить, чтобы не врезаться. — Пальцами самолет поймали?

— Да.

— Глаза закрыли, желание загадали?

— Да.

— Самолет посчитали?

— Да.

— Мы все сделали, — заявила Мариша, явно недовольная моей неуверенностью.

Ей как что в голову взбредет — ни в чем не сомневается. Хотела бы я так же. Жаль, что не успела еще чего-нибудь загадать… Интересно, а можно было загадывать несколько желаний?

— Маргош! — вдруг окрикнула меня Мариша. — Это же Кефир!

Я обернулась и замерла. Вдалеке между деревьев крался пухлый белый кот.

— Кефир, зараза пушистая! — тут же закричала я. — А ну иди сюда!

Но он, заслышав мой крик, побежал ровно в противоположную сторону. Мы с Маришей побежали за ним.

— Чтобы я тебя еще раз послушала! — выдохнула я на бегу. В боку неприятно закололо. — Кто говорил, что коту в лесу понравится?

— Ему и понравилось. Вон, даже уходить не хочет, — засмеялась Мариша.

Когда я брела домой, сжимая в пледе осипшего и грязного кота, то вспомнила про самолет. Надо же, как быстро желание исполнилось, даже досчитать не успела! Значит, и с остальными так же будет?

На безоблачном синем небе вдалеке появился крошечный, едва различимый глазом самолет.

— Второй, — прошептала я.

И пусть все желания сбудутся.

* * *

Мы сидели у костра и грелись — апрель выдался холодным, недружелюбным. Но нас было много, Паша играл на гитаре, Алиса ходила и подливала всем домашнее вино, и было тепло только от того, что все мы здесь вот так вот спонтанно собрались. Просто потому что суббота. А субботы, как говорит Вова, надо праздновать. Потому что зима наконец ушла. И даже четвертый ее месяц — март — давно закончился. Потому что Алиса тайком от бабули перелила в бутылку домашнего вина. И чем это все не повод?

Я задрала голову наверх и увидела в темном небе мерцающую точку. Пальцы — указательный и средний — сами собой превратились в рогатку и взмыли ввысь. Я «поймала» самолет, зажмурилась и загадала: хочу сдать экзамены хорошо и чтобы Паша на меня внимание обратил. Он смешной, и голос у него красивый. Вон Вова на Маришу так смотрит… аж завидно становится. Тоже так хочу!

Открыв глаза, я встретилась взглядом с Маришей.

— Только не говори, что ты все еще веришь в эту чепуху! — засмеялась она.

— О чем вы? — тут же спросил Вова.

— Ой, да детская ерунда, — отмахнулась Мариша. — Считаешь самолеты, загадываешь желание… Сказочка для детей. Или, может, ты и в Деда Мороза все еще веришь? — повернулась она ко мне.

Вова засмеялся, и все остальные подхватили. Паша тоже засмеялся, даже перестал на гитаре бренчать. Я сделала большой глоток — вино с непривычки немного горчило. Или это не вино?

Я хотела сказать, что все мои желания сбылись. Мама больше не болела, и волосы у нее отросли — парик пылился на полках в коридоре. Кефир больше не убегал. Отрастил такие бока, что уже не мог пролезть в щель открытого окна. И четверка по математике в тот год у меня была! А с Маришей мы до сих пор вместе ходили в школу, пускай и учились в разных классах. Но сказать все это было бы по-детски наивно.

Я хотела сказать, что про самолеты говорил ее дедушка. Разве мог он соврать? Но это было бы жестоко, потому что дедушка Мариши умер год назад, а она до сих пор плакала из-за этого по ночам.

Я хотела сказать, чтобы она перестала так выпендриваться перед Вовой. Они ведь уже вместе, зачем эти кривляния? Но это было бы неправильно, я ведь ее подруга.

Я не сказала ничего.

Стало зябко. Ночи в апреле были холодными, да и мама будет волноваться, если поздно приду… Но уходить без Мариши не хотелось. Мне и так нечасто удавалось собраться со всеми вот так… Чтобы чувствовать себя своей.

— Прием! Земля вызывает Марго! — крикнула Мариша.

Все снова засмеялись, но теперь вместе с ними смеялась и я. Поплотнее закутавшись в шарф, подняла глаза наверх, наблюдая за звездным небом. Самолеты часто летали — много успею насчитать.

* * *

Руки от персиков были липкими, сладкими. Наверное, скоро все мухи на это безобразие слетятся. Я слизала каплю с указательного пальца и потянулась за салфетками. И как Марише удавалось есть и не пачкаться? Наш импровизированный пикник закончился, пришло время доставать конспекты и учиться. Дурацкая зарубежная литература портила мне жизнь уже третий по счету семестр. Вот если бы я не побоялась тогда рискнуть, поступила бы на биологический, что было бы тогда? Моя нерешительность всегда играла со мной злую шутку.

Мариша говорила, что в лабораториях я зачахну от тоски. Она поступила в театральный — и это точно место для нее. Мариша всегда была яркой. Наверное, мне даже завидовали, ведь я единственная была с ней так близка. Но в ней талант жил, кажется, с рождения. Помню, что еще в детском саду ей давали главные роли, когда я была зайчиком или снежинкой в массовке. А каким был мой талант? Как вообще можно найти себя, когда тебе семнадцать? Я просто плыла по течению, выбирая то, что оказывалось проще и ближе.

Жаль, что нельзя заглянуть в будущее и посмотреть, правильный ли я сделала выбор.

— Вот любишь ты над воспоминаниями чахнуть, как Кощей над златом, — продолжила Мариша наш разговор.

Я-то надеялась, что ту тему мы уже закрыли. Кому вообще понравится, когда в его сердце грязными руками и без спроса?

— Неправда.

— И по Паше ты страдала почти год.

— Ничего я не страдала, — отмахнулась я.

Про Пашу вспоминать не хотелось. Это у Мариши выходило легко отпускать людей, в моем же сердце все увязали, как в болоте. Невозможно было избавиться от этих людей, выкинуть их навсегда. Получалось только страдать над этой мутной жижей и бесконечно вспоминать, вспоминать, вспоминать…

— Жить-то когда будешь? — спросила Мариша.

— Будто бы я не живу.

Она покачала головой и погрузилась в свои конспекты. Я смотрела на небо, изрешеченное верхушками деревьев, и ждала самолет.

Что бы такого загадать, чтобы быть счастливой, а?

* * *

— Мам, ну давай я второе ведро тоже понесу.

Она только отмахнулась от меня, наклоняясь под очередной куст. Все еще считала меня неразумной девчонкой, хотя мне — страшно подумать! — уже тридцать три.

А мама не молодеет. И проклятый рак от нее не отстает… Страшно, так страшно на нее теперь смотреть. И страшно, что все это может произойти со мной.

— Ты на следующих выходных-то приедешь? — спросила мама, кидая гриб в корзину.

— Постараюсь, — сказала я, уже заранее зная, что не смогу.

Мама жила далеко, а у меня каждые выходные были распланированы на недели вперед. Вот бы какой-нибудь телепорт изобрести… Тогда бы я точно чаще приезжала. Может, подарить ей нового кота? Все веселее, чем одной.

Марина тоже уехала, не живет здесь давно. Интересно, как она сейчас? С ней тоже видеться не получалось, а потом мы как-то одновременно перестали друг другу писать. Так и проходит дружба? Без криков и ссор, бесшумно и незаметно. Просто в один год ты пишешь только для того, чтобы поздравить с днем рождения, а в другой год забываешь и про это.

Вот так и уходит юность. На цыпочках зябкой осенью, под шорох сухих листьев. Где-то здесь я была счастлива раньше. А что теперь? Что мне теперь загадать на самолеты? Раньше все мои желания исполнялись. Пускай это и было что-то простое: четверка в четверти, Пашка, который после пикника позвал меня гулять. Но ведь сбывалось же! Стоило только досчитать до сотого самолета. А порой и раньше…

Я задрала голову наверх, едва заслышав шум самолета, скорее «поймала» его и загадала: пусть все снова будет хо-ро-шо. У меня, у мамы, даже у Марины… Пусть!

— Опять ворон считаешь, — покачала головой мама. — Пойдем домой.

Я выхватила у нее из рук второе ведро и улыбнулась. Ну же, самолеты, не подведите меня.

* * *

— Маргарита Павловна, мне Смирнов позвонил. Он прислал презентацию, надо бы…

Голос Вани заглушил рев самолета. Я сбросила трубку. Черт с ней, с работой, с Ваней этим, со Смирновым и его презентацией… Все катитесь к чертям!

Я сидела на влажном пеньке, пачкая грязью дорогущие брюки. Все мое детство прошло в этом месте, вспыхнуло и потухло, как тот костер. А я теперь сижу на пепелище. Совсем одна.

Надо мной с шумом пролетел самолет. Я подобрала с земли шишку и швырнула ее в небо, но железной птице не было дела до происходящего здесь, внизу. Чертовы самолеты. Чертово место. Как же болело сердце, стоило только переступить порог этого леса, войти без спроса в его распахнутые двери, рассесться тут, будто бы не в гости пришла, а к себе домой… Другие дети топчут эти тропинки, другие подростки пьют вино у костра, другие взрослые собирают здесь грибы. Другие люди дружат, любят, живут. Я же как этот пень, обрубленный и засохший, — вросла корнями глубже некуда, а зачем? Какой от меня прок?

Я все сидела, сидела, а самолеты кружили надо мной, будто мухи над падалью. Чего бы я загадала теперь? Мне нечего желать. Мамы не стало день назад, животных я больше не завожу, мужчины рядом долго не задерживаются, а с Мариной с той поры я не общалась ни разу.

Размазав грязными руками слезы по щекам, я снова посмотрела в небо. Сделала рогатку, зажмурила глаза.

Дорогой мой первый самолет, можно вернуться назад?..