Стучите... (джен)

Где вход, там и выход.

Стучите — и вам откроют.

Даже если вас съели, у вас всё равно остаётся два выхода.

Василевс Феодорович знал множество подобных фраз, которые неизменно говорили люди в таких ситуациях. Однако когда ты случайно заперт нерадивой хозяйкой на балконе, такие фразы почему-то не помогают. Да и как стучать, если ты — кот?

Сначала, надо сказать, Василевс не поддавался ни панике, ни грусти, ни другим бессмысленным и нерациональным занятиям. В самом деле: с самого утра редкое в это время года приятное тепло, сопровождающее появление канареечного круга на небосклоне, окутывало все его члены, заставляя жмуриться и мурлыкать от удовольствия. К тому же, с балкона открывался прекрасный вид на трёх рыжих белок, оживлённо беседующих и торопящихся то ли в поиске заготовок на зиму, то ли предыдущих схронов. Можно было и подождать.

Однако когда пришло время обеда, а его так и не хватились, он начал нервничать. Запрыгнул на подоконник и увидел, как хозяйка лежит на полу — в какой-то странной и совершенно нехарактерной для неё позе. Он требовательно мяукнул. Ничего не произошло. Он мяукнул ещё и ещё. Боднул головой стекло двери на балкон — ныне запертой. И даже поскрёбся!

Ничего не произошло.

Тут Василевс Феодорович и почувствовал это. Страхом или печалью назвать бы он это не решился, но мурашки забегали по всей коже довольно ощутимо, и что-то сжалось в животе. И все фразы, частенько повторяемые хозяйкой, почему-то не помогали. Там, где был вход, выхода не было: закрыто. Как и кому стучать, тоже было непонятно.

Но в голове словно мышки забегали: нужно было брать свой хвост в свои лапы.

Он внимательно оглядел балкон. Кресло, на котором он обычно лежал, было невысоким, с улицы его сиденье было не очень заметно. Но спинка кресла была уже повыше, и от неё было не так далеко от стеллажа с растениями, которые он любил использовать по назначению, когда они были в его распоряжении. Так высоко и далеко он не прыгал, однако есть захочешь — и не так извернёшься.

Василевс Феодорович разбежался, запрыгнул на сиденье кресла, оттуда — на спинку, а со спинки...

...полетел прямо на дощатый пол балкона. Доски, такие уютные и тёплые обычно, больно проехались по его правому боку, но он не подал виду. Очевидно, что-то он рассчитал неправильно. Всегда у него была проблема с расчётом ускорения.

Но у всего должна быть вторая попытка, верно ведь? Тем более его хозяйка лежала там, совершенно неестественно, и, соответственно, даже не могла его выпустить или просто сказать одну из своих звонких и уютных фраз... Спасение запертых дело рук самих запертых, ведь так?

Перепроверив все расчёты трижды, он начал разбег чуть дальше и чуть под иным углом, но только запрыгнув на спинку кресла и оттолкнувшись от неровной поверхности, понял свою ошибку.

Он не учёл разницу в сопротивлении материала!

Материал спинки кресла отличался от материала сидения, в формировании поверхности которого он принимал самое деятельное участие. Спинка же была гладкой, без таким привычных зацепок, совершенно неистёртой, и это значило, что прямо сейчас он снова не допрыгнет до стеллажа, а грохнется прямо на такой неожиданно царапучий дощатый пол.

В самый последний момент он принял иное решение — и, умудрившись чуть изменить силу правой лапы, отправился не к стеллажу, а к наружному стеклу балкона — и, проехав носом по гладкому стеклу, с удовлетворением заметил необычно большие и круглые глаза соседнего дворянина Графа и его хозяйки, которая частенько заходила к ним в гости. Бурную дискуссию белок, порождённую невиданным прежде зрелищем, он уже не застал.

Отдыхая на дощатом полу балкона от своего головокружительного прыжка, Василевс Феодорович с наслаждением услышал и звонок в дверь, и стук, и снова звонки — и, наконец услышав голос Сашеньки, блаженно прикрыл глаза. Как открыли балконную дверь, он уже не слышал — только помнил ласковую руку и тёплый знакомый шёпот. А когда он проснулся, хозяйки уже не было — квартира была пуста. Но в миске была свежая вода и еда, поэтому, прогнав нехорошие мысли, он лёг на то место, где утром была хозяйка — и снова заснул, потому что именно сон — то, для чего созданы коты.

На следующий день снова пришёл Сашенька — человек раза в полтора выше хозяйки Василевса, с шерстью только на лице, почему-то в нижней его части. Этот Сашенька и раньше частенько у них бывал, и даже приводил с собой самку, а потом ещё и котят... в смысле, человят. Человеческих детёнышей, вот. Когда-то они даже пугали Василевса — столько шума, эмоций, действий; но то ли они стали взрослее, то ли Василевс стал более снисходительным, сейчас они вызывали у него скорее умиление, и он даже порой позволял им себя погладить или поиграть с его фантиком, привязанным верёвкой к специальной палке. И — вот уж неслыханно — показывал им сам, как правильно с этим фантиком играть.

Но сейчас Сашенька пришёл без жены и детей — пронёсся вихрем по квартире, собирая какие-то вещи, поставил воду — ну наконец-то! — и засыпал нового корма, а после, взглянув на Василевса и хлопнув себя по лбу, занялся благоустройством Василевсовой комнаты для раздумий. Василевс слегка успокоился: про него помнят. Но всё равно провожал Сашеньку до двери: вдруг что лишнее унесёт?

Сашенька приходил ещё много раз, каждый раз неизменно обслуживая все потребности Василевса. Между этими визитами Василевс лежат на балконе, ловя последние крохи осеннего тепла в полной безопасности: теперь никто не мог закрыть его на балконе. Белки продолжали свою диверсионно-разведывательную деятельность, да Граф неизменно встречал его дружеским лаем. И он совсем, совершенно, безусловно не скучал!

Но когда однажды услышал знакомые шаги в подъезде, метнулся к двери: надо же проверить, что всё в порядке.

И увидев знакомое пальто, учуяв знакомый запах, омрачённый непривычными примесями, пахнувшими как белая коробочка его хозяйки, но в разы сильнее, не удержался — поделился своим запахом с хозяйкой, прижавшись к её ногам — буквально на пару секунд. А то вот совсем без него распустилась, за запахами не следит!

— Вася! Солнышко моё! Спаситель ты мой. Василевс, — радостно потянулась к нему хозяйка, выражая почтение ласковым почёсыванием, и Василевс поспешил ретироваться из прихожей. — Ох, если бы не Вася, — взахлёб рассказывала она Сашеньке, заносившему огромные баулы с тем самым запахом. — Мне Зинаида Фёдоровна рассказывает: смотрит она на балкон, а там Вася, сам не свой, прямо в стекло кидается. Испугалась, Графа домой отвела, да и к нам, а тут закрыто — хорошо, что у неё твой телефон был, и что ты быстро смог прийти. Спасибо, Сашенька. Если бы не ты, не Зинаида Фёдоровна и не Васька... Васька меня спас, и что она говорит, что коты хозяев не любят?

Василевс недовольно дёрнул ухом. Во-первых, не Вася, а Василевс Феодорович. Во-вторых, что за гнусные инсинуации! Мало того, что он был заперт на балконе и действовал исключительно в собственных интересах — при чём здесь любовь? Право дело, здесь чудесно кормят, и вид с балкона, опять же, отличный. Он действовал исключительно в собственных интересах!

Но ночью он всё равно пришёл к хозяйке, и, не слушая её ласковое воркованье (дышит — и ладно!) и потоптавшись по всему её телу, улёгся в ногах. Мало ли.

Так спокойнее.