До новой смерти (джен)

Илья Палыч с превеликим удивлением обнаружил себя стоящим посреди незнакомого светлого зала. То ли больница, то ли банк, то ли налоговая, то ли еще чего. Он совершенно не помнил, когда и зачем сюда пришел. Да и каких-либо опознавательных надписей на стенах не было. Илья Палыч был тут совершенно один, не считая женской головы в приемном окошке. Ни то регистратура, ни то касса, ни то справочная. И никаких очередей! Удивительное дело! Илья Палыч потоптался еще немного на месте да и подошел было к окошку.

— Здравствуйте. Могу ли я задать вопрос?

Женская голова крайне неприветливой наружности грубо ответила:

— Мужчина, вы что, не видите?! У меня обед!

— Прошу прощения. Я не знал, — Илья Палыч густо покраснел и отошел.

Рядом с головой появилась невесть откуда взявшаяся табличка «Обеденный перерыв». Все знают, что беспокоить госслужащего во время обеденного перерыва крайне неприлично. Вот и Илья Палыч знал. Потому и остался смиренно стоять посреди зала. Идти-то было ему совершенно некуда: вокруг ни дверей, ни окон.

— Ну и что вы там встали, как вкопанный?! — раздраженно произнесла голова.

— Уважаемая, да что же мне еще делать? — втянул голову в плечи смущенный Илья Палыч.

— Берите бланк, заполняйте! Чего столбом стоять?! Не на экскурсию пришли! — голова указала носом на невесть откуда взявшийся столик с пустыми бланками и ручкой на пружинке.

— Хорошо-хорошо, сейчас заполню, вы только не ругайтесь.

Илья Палыч послушно уселся за столик. Он указал ФИО, пол, дату и место рождения, семейное положение, а потом дошел то строчек «дата смерти» и «причина смерти» и очень сильно испугался и растерялся.

— Мужчина, ну долго вы там еще ковыряться будете?! Я, между прочим, на вас свое личное время трачу! Можно как-нибудь побыстрее?!

— Уважаемая, да я бы рад побыстрее. Но как же я укажу свою дату смерти, если еще ни разу не умирал?

— Что же вы мне тогда голову морочите?! Вам не сюда, значит! Внезапникам в третье окошко! — голова кивнула в сторону невесть откуда взявшегося прохода.

— Хорошо, спасибо. Я пойду тогда к третьему окошку. Извините еще раз. Я не знал, что я внезапник, — виновато пробормотал Илья Палыч и побрел в сторону прохода.

— Мужчина, ну куда вы без бахил?! Полы только вымыли, а вы со своими грязными ногами! Ну что за люди, поражаюсь просто! — громогласно возмутилась голова.

— Исправлюсь, одну секундочку. Я вот только… Мне бы только…

У самого прохода Илья Палыч приметил невесть откуда взявшуюся коробку с бахилами и трясущимися от волнения руками поторопился натянуть их себе на башмаки.

В соседнем помещении было уже довольно людно. На лавках вдоль стены с угрюмыми лицами в ожидании приема сидели граждане разного пола и возраста. Убедившись, что на третьем окошке нет таблички «Обеденный перерыв», Илья Палыч вежливо обратился:

— Здравствуйте. Прошу прощения, я внезапник. Меня к вам послали.

— Берите талончик — ждите, когда вызовут, — сухим, скрипучим голосом ответила голова в окошке.

— Да мне бы только спросить…

— Всем нам тут только спросить! Нечего вперед очереди лезть! — возмутился кто-то с лавки.

— И-извините. Просто я здесь впервые…

— А повторно здесь никто и не бывает, — язвительно отметила голова в окошке, бросив взгляд поверх толстых очков на цепочке.

Илье Палычу сделалось совсем неприятно в этом странном месте. Он отчаянно залепетал:

— Гражданочка, миленька, да не нужны мне никакие талончики и окошки. Мне бы только домой вернуться. Я вас донимать не буду, вы просто скажите: выход-то где?

Голова сощурилась, поджала свои тонкие губы в одну ровную ниточку и проскрипела противно в ответ:

— Где вход, там и выход, мужчина. Но дальше вы не пройдете, пока не получите бумаги. Так что либо вы идете за талончиком, либо я вызываю охрану.

— Не надо охраны. Я уже иду за талончиком, — жалобно шмыгнул носом Илья Палыч и побрел к невесть откуда взявшемуся автомату.

— Да где же я? — сам у себя спросил Илья Палыч, тяжело вздохнув.

— Вестимо где: в небесной канцелярии, — послышался рядом чей-то мягкий и добрый голос. — Это хорошо, что охрану не вызвали. Мишаня с Гаврюшей — ребята славные, но уж больно нрав у них крутой.

Улыбчивый старичок неспешно натирал шваброй и без того безупречно чистые полы.

— А что же я здесь делаю?

— Вестимо что: доставили оформляться как новоприбывшую душу. Тут с бумагами всегда туго было, сколько себя помню. Душ много, госслужащих не хватает, а ынтрнет все никак не проведут. Так что все вручную заполняется: справочка к справочке, листочек к листочку. Бюрократия — штука изматывающая, но нужная. А то как без документов понять, куда тебя после смерти отправить? То ли в рай, то ли в ад, то ли в чистилище, то ли на Суд Божий для доразбирательства. Так что тут все строго. Не дай бог какая бумажка затеряется — проблем не оберешься! Помню, один раз чье-то личное дело потеряли ненароком. Так эта бедная душа тут лет сто по кабинетам ходила, пока все документы восстанавливала.

— Так я что, получается, умер? — изумился Илья Палыч.

— Вестимо, что умер. А по-другому сюда и не попасть. Да ты не расстраивайся. Жизнь-то она после смерти не заканчивается. Сам погляди: у меня тут дел невпроворот. Все ходят, топчутся. А убирать все это кому-то ведь надо. Так я порой за весь день не присяду ни разу.

— Но я совершенно не помню, чтобы я умер… — озадаченно почесал затылок Илья Палыч.

— Вестимо, что не помнишь. Ты же внезапник, а значит и смерть у тебя внезапная была. Хлоп и все, и ты уже в канцелярии. Ничего понять, ничего запомнить не успел. Хорошая смерть, надо признать.

— Но мне нельзя умирать. Мне же завтра на работу. И жена велела хлеба домой купить. А через неделю у дочки день рождения. Я ей уже подарок приготовил. Такая куколка-раскрасавица! Точно о какой Анюточка моя мечтала. Представляете, как она обрадуется, когда увидит ее?

— Ну, тут уж чего поделать? Ничего уж не поделаешь. Если б Антонина Никифоровна ходила и расспрашивала каждого, хочет ли он помирать, так никто бы и не помирал никогда. Все б живые ходили по своим работам и делам.

— Антонина Никифоровна?

— Агась. Главзаведующая по душам. Не встречал ее покась? Ходит тут такая худенькая, всегда в черном, и коса до пят. Красивущая девка, надо сказать. Глаза бездонные, а коса — с кулак толщиной, загляденье! Но строгая — ух! С ней не забалуешь.

— А дамы в окошках? Вы, вроде как, их госслужащими назвали?

— А-то ж. Судьба у них незавидная. Все госслужащие после смерти попадают на работу в канцелярию. Но, если посудить, кому ж еще с бумагами обращаться, как не госслужащим?

Загрустил Илья Палыч, что больше не увидеть ему ни жены, ни Анюточки своей, ни премии новогодней, ни пса Барбоса с черным сопливым носом. Так загрустил, что аж слезы навернулись.

— Галя, у нас возврат!!! — раздался внезапно в тишине зычный женский голос.

— Ишь ты. Возвращают кого-то. Везунчик, — хмыкнул старичок.

— Кого это? Куда? — встрепенулся Илья Палыч.

— Вестимо куда: за землю родненькую.

— НИКИФРФ ЛЬЯ ПАЛЧ, СРОЧНО ПОДОЙДИТЕ К ОКОНШУ НОМЕР СЕМЬ! ПОВТОРЯЮ: НИКИФРФ ЛЬЯ ПАЛЧ, ВАС ОЖИДАЮТ В ОКОШКЕ НОМЕР СЕМЬ! — невнятно раздалось из громкоговорителя.

— Ой, это же я! Никифоров! Это ж меня вызывают к окошку номер семь! — случайно разобрал свое имя в этой какофонии шума и треска Илья Палыч.

— Что ж, поздравляю. Выходит, это тебя реанимировали. Отметишь еще день рождения своей Анюточки и куколку подаришь. Антонина Никифоровна к тебе сегодня благосклонна, — старичок улыбнулся широкой беззубой улыбкой и по-доброму хлопнул Илью Палыча по плечу. — Беги скорее. Госслужащие страсть как не любят ждать. По коридору прямо и налево.

— Спасибо вам огромное! Вы так меня поддержали, так помогли! Как вас зовут? Могу ли я для вас что-нибудь сделать там, на земле? Может, словечко кому замолвить? Родным, близким?

— Ефимом меня звать. А коль не затруднит, отыщи внучку мою — Зоюшку Маркову. Она нянечкой работает в Харьковском детском саду номер двадцать четыре. Передай ей, что дедушка ее очень любит, и скучает. Только пусть не торопится ко мне. Пусть подольше поживет, правнучков понянчит. А я уж тут ее подожду. Мне ведь спешить некуда. У меня вон сколько работы — еще на сотню лет хватит, — Ефим смахнул слезу и нежно обнял свою швабру. А вокруг его добрых улыбчивых глаз собрались глубокие старческие морщинки, и все его лицо преисполнилось светлой грустью.

— Непременно передам! Богом клянусь, что передам! Прощайте, Ефим! До свидания! До новой смерти!

Илья Палыч побежал, махнув на прощанье рукой. Как хорошо, что в такой угрюмой небесной канцелярии обитает такая светлая душа, как Ефим!

В окошке номер семь Илья Палыч получил документ на возврат. В окошке номер двенадцать поставили круглую печать. А в окошке номер четыре на Илью Палыча наругались за отсутствие треугольной печати, так что пришлось сбегать к окошку номер десять, чтобы вернуться к четвертому. Но вся эта беготня, очереди и бюрократические проволочки его больше не огорчали. Ведь совсем скоро он вернется домой. Ну или не очень скоро. Там уж как повезет. У одной из голов может очень не вовремя случиться обеденный перерыв. Но определенно точно он вернется домой.

Пока Илья Палыч носился по коридорам от окошка к окошку, он невольно вспомнил вредную и сварливую Степаниду Семеновну из ЖЭКа. Надо бы как-нибудь занести ей цветов и конфет. Скрасить жизнь знакомой госслужащей. Ведь этой несчастной женщине мало того, что до шестидесяти лет в ЖЭКе сидеть, так еще и после смерти работать придется…