Увядающие ромашки (гет)

Я прокляла её! Радуется своей красоте? Пусть узнает её цену! К чему ей красота, когда в голове одна любовь? Посмотрим, так ли она ценна! Поцелуй любви — вот то единственное, что сможет её спасти, но спасёт ли?

Вопль мачехи, этой бессердечной людоедки, никак не затихал. Альберт снова и снова продолжал его слышать, пусть и не наяву, а в собственном воображении. Прошёл день. Доктор, пожав плечами, заявил, что анализы хорошие и он не знает точную причину, которая могла вызвать состояние Белоснежки. На вторые сутки братья сошлись во мнении, что хуже от поцелуя ей уже не станет, и даже если проклятие — не более чем бред умалишённой мачехи, попытаться стоит. Теперь, когда смысла скрываться не было, жених Белоснежки отыскался довольно быстро. Казалось бы, ничего не предвещало беды. Но Альберт чувствовал подвох. Он слишком редко верил в хорошее.

Их милая Белоснежка в коме уже третий день. Вместо терновника — игла в вене, вместо роз — капельница. Естественный румянец — будто насмешка, дешёвые румяна на восковой коже. Прекрасный Принц не успел приехать на своём белом мерседесе, как нажал на педаль газа и был таков. Поцелуй любви не сработал. Ох, права была мачеха, эта злобная фурия, во всём права!

Альберт не первый день живёт на этом свете. Хоть некоторые из его братьев и не верят в магию, он знает, что ведьмы существуют и не стоит переходить им дорогу. Раз уж сказала мачеха, эта стерва со змеиным жалом, что спасти Белоснежку сможет только поцелуй любви, значит, правда. Так же хорошо он знает и то, что наивной девушке, носа из дома не высовывавшей, очень легко запудрить мозги. Эта девчушка, ко всему прочему, красивая и богатая, странно, что появился только один Принц, а не целая дюжина. Возможно, остальных отпугнула огнедышащая мачеха, охраняющая наследство и на дух падчерицу не переносящая. А этот Принц, видно, глупый, про ведьм ничего не слыхал и решил, что мачеху можно и подвинуть. Ха, как бы не так!

До сегодняшнего дня Альберт надеялся, что рассказы Белоснежки об их с Принцем великой любви хотя бы отчасти правдивы. Как бы неприятна ему ни была эта мысль, возможно, Принц и правда достойный жених. Просто заплутал где-то, вот и не приходит: попробуй, разыщи человека, которому пришлось податься в бега, чтобы мачеха не пустила на омолаживающее жаркое. Но нет, поцелуй любви не сработал. А правдивей торжествующей женщины никого не сыскать: если бы Принц любил Белоснежку, она бы наверняка очнулась. Раз мачеха, эта сварливая перечница, сказала, значит, правда. Не может лгать человек, который даже на пороге смерти празднует победу.

Принц на белом мерседесе оказался бесполезен. После его поцелуя Белоснежка не очнулась, даже сердцебиение не участилось. Бросив взгляд сначала на неё, затем на них, семерых карликов с хмурыми лицами, он спешно вышел из палаты и был таков. А они остались наедине с проклятой, как уверяла мачеха, девчонкой, жизнь которой превратилась в вечный сон. И никто не знал наверняка, что теперь делать.

— Надо спросить доктора, вдруг он всё-таки придумал способ, как ей помочь, — завёл старую шарманку Карл. Лучше бы он с такой же дотошностью, с какой перекладывал груз проблем на чужие плечи, занимался делами шахты, больше пользы принёс бы. Но гораздо проще ведь раздавать указания и надеяться, что кто-то другой всё исправит.

— Если бы мачеха не выпала из окна, мы могли бы заставить её расколдовать Белоснежку, — и Отто туда же. Одни если бы да кабы в голове. Снова-здорово.

— Но она погибла, — рассеянно пробормотал Герман, подперев щёку кулаком и стараясь подавить зевоту.

— А, м-может, сами... попробуем... её поцеловать? — запинаясь от смущения и прикрывая рукой красное как помидор лицо выдавил из себя Франц. — Если проклятие — правда, конечно. Ведь... ведь мы... мы все любим Белоснежку.

Это уже слишком! Грубо, глупо и просто немыслимо! Может, ещё всю больницу позвать? Выстраиваемся в очередь на поцелуй с красивой девочкой в коме! Торопитесь, торопитесь, только сегодня аттракцион совершенно бесплатен!

— Отличная и-и-и... Апчхи! — Рихард привычно утёр красный нос рукавом и недовольно покосился на букет ромашек, стоявший на подоконнике.

— Да, но не такой любовью, — Альберт рявкнул на братьев, не выдержав их воодушевлённых возгласов и оживлённости. Все как один повернули головы в его сторону. Лучше бы он прикусил язык.

— Вдруг кто-то из нас просто не догадывается? — возразил Карл и обыденно пожал плечами. Раздражение Альберта стало перерастать в откровенную злость. Не Карл ли ещё вчера громче всех кричал, что никакого проклятия нет, что магия — это всего лишь выдумки, что верить нужно в науку и медицину? А теперь что?

— Да что ты говоришь? — сузив глаза, прошипел он. — Глаз на Белоснежку положил? О, вы будете замечательной парой! Пятидесятилетний бородатый Торин и спящая красавица, годящаяся ему в дочери! Делайте что хотите, но я заниматься этой ерундой не стану!

— Я ведь не это имел…

В ответ на отнекивания старшего брата Альберт только махнул рукой, издал веский и не нуждающийся в иных комментариях звук «тьфу!» и покинул палату. На всякий случай, и отделение тоже. Любимая родня казалась сейчас противнее печёных яблок. Одиночество — вот в чём он нуждался. Хотя бы пять минут одиночества. Тише всего было рядом с буфетом: закрытый буфет никому, кроме глупых воришек, не интересен. Недолго думая, Альберт уселся прямо на пол и слегка похлопал себя по щекам. События последних дней казались сплошным безумием. Ещё в понедельник они с Белоснежкой сидели на лавочке рядом с домом, болтали и от нечего делать смотрели на звёзды, а сегодня она спит беспробудным сном, и лишь одна вещь на свете может ей помочь. Но что будет, если поможет?

А вот что: либо она сама уедет, либо Принц снова объявится на горизонте, и ничего им не останется, кроме как умолчать об инциденте с поцелуем. Зачем ей оставаться на отшибе в домике с семью карликами, когда перед ней открыт целый мир? Что полгода, проведённые с ними под одной крышей, в сравнении со всей жизнью?

И разве он сможет её разбудить? Пусть Альберт и был младше Карла на целых пятнадцать лет, на те же пятнадцать лет он был старше Белоснежки, да к тому же ниже как минимум на голову. Разве строить иллюзии в его характере? Ничего не выйдет. Разве он настолько глуп, чтобы по уши влюбиться в девушку с самым добрым, чутким и отзывчивым сердцем и самым прекрасным смехом во всём мире?

Вот же ж…

Крик мачехи в голове утих, на его место прокрался мягкий голос Белоснежки и собственный, совсем чужой и далёкий, из тех времён, когда всё было хорошо и спокойно.

— Назови меня по имени. Я так от него отвыкла.

— Пока тебя разыскивают, твоё имя Белоснежка.

— Прозвище будто бы из сказки.

— Но согласись, подходящее для истории, в которую ты попала.

Теперь она в безопасности, в больнице под присмотром, мачеха сгинула, но какой в этом толк? Франц прав, они должны попробовать. Он должен. Но почему так больно от мысли, что стоит Белоснежке открыть глаза, как она исчезнет? А если прав Карл, и проклятие — всего лишь плод воображения? Если на самом деле ей суждено до самой своей смерти быть подключённой к аппаратам? Что тогда?

— А вот и ты. Почему сбежал?

Якоб. Нашёл всё-таки. А ещё простачком зовут.

— Заговорил, значит?

Якоб только по-дурацки улыбнулся, захлопал глазами, словно невинный ангелок, и бесцеремонно плюхнулся рядом, но стоило ему только открыть рот, как Альберт его перебил:

— Я не хочу сейчас говорить.

Но разве Якоба это когда-либо останавливало? Если уж он в кои-то веки решил открыть рот, то просто обязан поговорить, и ничто не сможет его от этого удержать.

— За то время, что Белоснежка с нами прожила, ты как будто совсем перестал ворчать. Цветы тайком приносил, мурлыкал песни себе под нос. А последние дни злой постоянно.

— Последние дни я не сплю.

— Ты не заслуживаешь того, чтобы умереть от истощения. А она не заслуживает спать остаток своих дней, — Якоб почесал затылок и улыбнулся шире, чем прежде. Ситуация не располагала, но пойди объясни этому вечному оптимисту. — Уверен, у тебя получится вернуть её. Просто попытайся…

— Перестань корчить из себя голос совести. Думаешь, я не понимаю? Думаешь, не хочу ей помочь? Не в этом дело, — голос Альберта дрогнул, и на пару мгновений он прикрыл рот сжатым кулаком, пытаясь подавить всплеск эмоций. Продолжил говорить он уже совсем другим тоном: тихим, собранным и надломленным. — Она уйдёт. Навсегда. Имею я право хотя бы пару минут побыть в одиночестве, чтобы примириться с этим?

Он ожидал, что Якоб продолжит уговаривать. Таков уж был характер младшего брата: отвязаться от него порой становилось крайне непростой задачей. Но неожиданно тот только похлопал Альберта по плечу и без лишних слов собрался уходить.

— Будь другом, уведи из палаты этих дураков.

На секунду Якоб обернулся, молча подмигнул и тут же ушёл, насвистывая себе под нос, будто и не было никакого разговора между ними, никаких секретов, ничего.

Выждав десять минут, прошедших в сомнении и безнадёжных раздумьях, Альберт тоже поднялся на ноги. Рано или поздно всё равно пришлось бы вернуться, так лучше пройти через это как можно быстрее. Главное, чтобы сработало. Желательно, чтобы ещё и поблизости никого не было. Но главное, чтобы она очнулась.

Белоснежка лежала на своём больничном ложе. Бледная кожа в обрамлении чёрных спутанных на концах волос казалась ещё белее, чем обычно. Только не желавший сходить со щёк румянец и выдавал жизнь, которая всё ещё теплилась в ней. Теперь, когда Альберт стоял прямо у её койки, происходящее представлялось как нечто ужасное, неправильное. Дыхание участилось, в ушах зашумело. Стараясь хоть как-то избавиться от гнетущего чувства, он взял её за руку. Мягкая ладонь напоминала о том, что хоть сердце Белоснежки и билось медленнее, хоть без кислорода, подаваемого через катетер, она едва могла дышать, она всё ещё была здесь и всё ещё могла вернуться.

— Я очень надеюсь, что это поможет. Прости, Грета.

Коротко поцеловав её в губы, Альберт спешно отстранился, словно грабитель, застигнутый врасплох на месте преступления. Чудится ли ему, или она перестала быть такой бледной? Не дрогнули ли ресницы, не приподнялась ли укрытая одеялом грудь от глубокого вдоха?

Нет. Это всего лишь иллюзия, мечта, которой не суждено сбыться. Кто бы сомневался. Не зря он слишком редко верит в хорошее.

Он отвернулся к окну. Букет ромашек потихоньку начал вянуть. Стоило принести новый, но в суматошных поисках Принца как-то забылось. Надеялись, что надобность в больничном букете вовсе отпадёт. Но нет. Права оказалась мачеха, это чудовище в человеческом обличье, во всём права. Что теперь спасёт Белоснежку?

— Я теперь снова Грета?