Дыхание саламандры (гет)

Вспышка. Удар.

— Держи щит!

У Флер трясутся руки и губы дрожат, словно слезы вот-вот хлынут из глаз.

Не хлынут. И руки дрожат от напряжения, а не от страха. Она держит этот чертов щит, прикрывая напарника, и будет держать столько, сколько надо.

Билл рисует один огненный узор за другим, выплетая тонкую вязь рун. Он не смотрит на нее, даже не думает, не помнит о ее присутствии, полностью доверившись ей. Он и не должен помнить.

Что за заклятье? Флер не до конца разобралась в хитросплетениях наложенных заклинаний, но верит, что он разберется. Он занимается этим уже почти десять лет, тогда как она — всего лишь от силы три.

Ей страшно. Они заперты в кабинете Билла, сейчас, вероятно, одном из самых изолированных помещений Гринготтса. Здесь, наверное, под сотню запирающих и щитовых заклинаний. Билл лично проследил за наложением каждого, чтобы быть уверенным, что Гринготтс не взлетит на воздух, если что-то пойдет не так.

Если они не справятся, их никто не успеет спасти, зато это место превратится в почетный склеп. Крукхар, начальник Билла, пообещал лично изготовить золотую табличку с их именами. Билл тогда рассмеялся и сказал, чтобы на табличке не было его полного имени, Флер смешно не было.

Она не думала, что дойдет до такого, что действительно станет ликвидатором проклятий. Она даже не надеялась на это — что ее возьмут. Она пошла работать в Гринготтс, потому что неплохо ладила с цифрами и отчасти еще потому, что гоблинам плевать на твою кровь. Будь ты хоть на половину или на четверть вейлой, кентавром или русалкой, Гринготтс примет тебя под свое крыло, если ты готов служить ему.

Уильям Уизли скользит хитрым рыжим лисом между смертельными ловушками, ловко лавируя между смертью и темной магией. Беспечный с виду, легко идущий по жизни, он вмиг меняется, когда видит нечто опасное и неведомое. Как сейчас. Она искоса наблюдает за ним: одухотворенный и просветленный в шаге от неминуемой смерти, выплетающий заклинания одно за другим с невиданной легкостью. Флер бы все отдала, чтобы и с ней он был таким же.

Вокруг бушует пламя, и злобная химера щерит пасть прямо перед ее лицом, словно они уже в аду. Флер опускает голову, не чувствуя иссушающего жара. Замерев застывшей статуей, она покорно ждет, когда все кончится. Как всегда.

Иногда ей даже хочется, мучительно хочется, чтобы с ней произошло что-нибудь. Что угодно. Чтобы он испугался. За нее. Чтобы спала эта вечная маска снисходительной отстраненности. Она отчаянно стыдится этих мыслей.

Или она могла бы однажды спасти его…

Образ беспомощной жалкой девочки с Турнира Трех Волшебников, кажется, прилепился к ней навсегда. Только и остается, что держать лицо и делать хорошую мину при чертовски плохой игре.

Куда исчезла та мягкая душевность и тепло их писем? Куда делось его добродушное ехидство и вера в нее? Осталось лишь сухое наставничество. Он по-прежнему добр к ней, но отстранен и спокоен. Он готов опекать её, и только. Душа его отныне закрыта.

Словно от их встречи в реальности исчезло какое-то волшебство... Он узнал, что она не совсем человек? Нет, он и раньше знал. Она рассказывала ему о своих чарах, он даже дал несколько ценных советов. В письмах с ним было тепло и спокойно.

Почему же теперь она вовсе не чувствует этого тепла? Почему они оба скручены невидимой пружиной и не могут говорить ни о чем, кроме дела?

Химера издевательски выдыхает клуб пламени ей прямо в лицо, Флер вздрагивает и кидает косой взгляд на Билла. Заметил ли? Заметил и ободряюще кивнул.

Флер мучительно хочется вцепиться в его руку, сжать его пальцы и точно знать, что она не одна посреди этой чужой страны и чужих традиций. Последнее время ей вообще хочется странного, провести рукой по его волосам, накрутить на палец длинную рыжую прядь... Она запрещает себе об этом думать.

С треском рушится какая-то балка и с грохотом отскакивает от щита, пролетая совсем рядом с ее головой.

— Отойди ближе к столу, — вполголоса говорит Билл.

Флер ловит его слишком сосредоточенный взгляд, обращает внимание на слишком напряженную неестественную позу. Что-то не так.

— Увеген? Здесь я замыкаю контуг, — уточняет она.

— Быстро.

Флер подчиняется и старательно вспоминает весь свой гардероб по цветам — позволяет отвлечься от смутной паники, от которой екает в животе и во рту становится кисло.

Когда все начинается, она как раз доходит до сиреневого шелкового платья с очень смелым декольте — идеальное платье для свиданий и соблазнений. Жаль, соблазнять некого. Разве что того симпатичного заказчика, который попросил распутать мудреную сеть проклятий на неприметного вида сундучке, что так и стоит невредимый где-то в дальнем углу хранилища. Очень смертельных проклятий. Такие лучше не трогать, если не хочешь, чтобы помимо тебя вымерли еще пара миллионных городов. Однако заказчик был очень убедителен в глазах гоблинов.

Билл предложил использовать схему Прометея. Простую, опасную, но очень эффективную в подобных случаях. Двое работают под сферой адского пламени, прикрытые особым щитом. Один держит щит, второй распутывает проклятья, которые, высвобождаясь, сгорают в пастях огненных химер. Нужно быть профессионалом своего дела и не бояться огня.

Флер совсем не чувствовала себя профессионалом, когда сделала шаг вперед, вызываясь добровольцем. Билл не хотел брать ее сюда, не хотел, но знал, что она его не подведет, и все равно ей гордился. Она видела эту взрывную смесь в его взгляде. Он впервые за долгое время смотрел на нее с такими живыми чувствами, и это стоило того, чтобы оказаться в огненном аду.

Видела бы ее сейчас мама, мрачно думает Флер. Хотя лучше бы не видела и никогда об этом не узнала. Она, нежный безобидный цветочек, держит мощнейший по силе щит, пока её учитель ювелирно распутывает сложную вязь проклятий, один узел за другим.

И возможно, они действительно здесь сгинут.

— Билл! Почему пламя позеленело?

Зеленый огонь теперь похож на кислоту, пламенными волнами стекающую по щиту.

Когда он оглядывается, она, наконец, видит на его лице то, чего хотела. Страх. За неё, конечно. Сам он, кажется, не боится ничего. А еще злость и решимость.

— Одно из проклятий вошло в реакцию и теперь меняет свойства адского огня! — кричит он. — Держись ближе к столу, Флер! И держи щит! Еще хотя бы три минуты! Продержишься?

Три? Ей-то казалось, что еще как минимум несколько веков. Флер даже удивлена, что до сих пор еще не выдохлась. Как будто что-то подпитывает ее силы.

Она кивает и делает три осторожных шага к столу. Странный приказ, но сейчас не время задавать дурацкие вопросы. А стол красивый, лакированный, из красного дерева, весь покрытый замысловатой резьбой. Она еще удивлялась, почему Билл наотрез отказался выносить его из кабинета и велел строить полусферу защиты, взяв его за смысловой центр, однако сейчас незаметно прислоняется к нему бедром, радуясь, что можно дать ногам хоть немного отдыха.

— Стойку держи! — Билл всегда все видит, даже когда не смотрит. — Одними руками не удержишь!

Отдых заканчивается, не начавшись.

— И что тепегь? — как можно более деловито спрашивает Флер, оглядываясь на клубы черного дыма, пронизанные красными молниями. Почти как гроза, только адская.

— Подождем, — Билл подходит ближе и по-свойски похлопывает рукой по массивной столешнице. — Я боялся, что такое случится, но до сих пор проносило. Нужно дождаться, пока чары адского огня не развеются или хотя бы не ослабеют. Щит можно больше не держать.

— Но…

— Он удержит, — Билл кивает на стол. — В нем такой заряд, что минимум на неделю хватит. Люблю старинную мебель гоблинской работы!

— Ничего себе, — Флер бережно проводит дрожащими пальцами по лакированной поверхности: гладкая и теплая, и отчего-то вспоминается шелк. Темное отражение ее руки скользит по дереву, пока его не перекрывает другое. Пальцы бережно касаются пальцев, едва заметной дрожью отзываются в груди. Она доверчиво раскрывает руку, открывая ладонь, и его пальцы невесомым касанием вырисовывают видимый только ему одному узор.

— Подарок Крукхара, — Билл делает шаг еще ближе и теперь стоит совсем рядом с ней, глядя на нее с высоты своего роста. И взгляд его такой же теплый, как когда-то его письма. — Почему же ты пошла со мной, Флер?

— Больше было некому, — говорит она, внимательно рассматривая вывязанные узоры на его пуловере. Красивые… Она бы хотела уметь так вязать. Никогда раньше не хотела.

— Неправда, — он приподнимает пальцем ее подбородок. — Но это неважно. Важно другое, почему я вообще взял тебя сюда?

От этого прикосновения в ней все замирает, и на мгновение Флер кажется, что она готова на что угодно, что бы он ни пожелал. И в тот же миг до нее доходит смысл его слов.

— Я… — она запинается. — Я все испогтила?

— Нет, — теплые пальцы медленно проводят от подбородка по шее, оставляя за собой раскаленный след. — Ты отличная помощница. Очень сильная. Я спрашиваю себя, чем я, черт меня побери, думал, когда потащил тебя сюда? Я должен был беречь тебя. Не должен был позволять этого! Не тебе!

Флер возмущенно дергает головой, сбрасывая его руку. Внутри все ноет от неожиданной обиды.

— Знаешь, я уже не девочка, — говорит она и силой прикусывает губу, чтобы не расплакаться. — Если я тебе лишь мешала, то скажи пгямо! Не надо всего этого!

— Я должен опекать тебя, а не тащить за собой в пекло, — тоскливо произносит он. — Какой я после этого учитель? Ты еще нежный цветочек. Тебе не нужно знать того, что для меня давно уже стало привычкой.

Флер резко оборачивается.

— Я не такая неженка! — шипит она разъяренной кошкой. — Я сама решила приехать в эту чегтову Англию! Сама решила пойти по твоим стопам! И пойду! С тобой или без тебя! Почему ты такой? С чего ты взял, что должен опекать меня? С чего ты взял, что мне вообще нужна твоя опека?

Ложь. Наглая беспринципная ложь. Она совсем не рвется в бой, и ей не нравятся опасности и заигрывания с смертью. И кухню иногда она бы предпочла куда охотней каких-то мудреных заклятий. Но с ним любая опасность кажется чем-то неважным, захватывающим и совсем не страшным.

— Потому что я знаю, что должен нести ответственность за тех, кого увлек на этот путь! — кричит он в ответ. — Я повел тебя за собой! Я советовал тебе книги, помогал тебе учиться, поощрял делать успехи! Если с тобой что-то случится, то это будет моя вина! Я заигрался, Флер! Заигрался в твоего учителя.

— Ты так в меня не вегишь? — упавшим голосом спрашивает Флер.

Она, конечно, и сама в себя не сильно-то верит, но от него слышать это как-то особенно больно.

— Я верю, что ты сможешь все, чего бы ни захотела, — уже тише отзывается он и протягивает к ней руку. — Но я знаю, что на самом деле ты не такая боевая, какой хочешь казаться. Я лишь мучаю тебя…

— Да! Ты меня мучаешь! — Флер закусывает губы чуть ли не до крови. — Почему ты практически не общался со мной помимо занятий? Почему стал таким холодным? Куда девался добрый друг и вдохновитель? Он газочаровался во мне?

Билл молчит, опустив голову, и за волосами не видно даже выражения его лица. Флер молчит тоже, и ей кажется, что пламя за барьером обращается в лед.

— Не таким уж другом он оказался, — он медленно поднимает голову, и глаза его блестят болезненно и безумно. — И не таким уж добрым… Прости, Флер! Раз уж сегодня мы взялись друг друга разочаровывать, то прости за признание. Добрый друг больше не в силах существовать!

Ей так хочется ляпнуть какую-нибудь глупость, выкрикнуть кучу гадостей в его адрес, но она, завороженная этим отчаянием на его лице, поступает по-другому. Одним движением оказывается совсем близко к нему и касается сжатых в ожесточении губ.

И эта пружина наконец срывается. Он прижимает ее к себе резко, почти грубо, и целует так отчаянно, словно через секунду их обоих не станет.

Его волосы, оказывается, чуть заметно вьются и на ощупь совсем мягкие. Флер сжимает их в ладони, чтобы не потерять себя вовсе. Она целовалась не раз, но никогда еще не испытывала такого упоения. Ему будто ничего не нужно делать, чтобы она забыла про все и желала только его. Его поцелуев, его прикосновений, его смеха, его рук, которым она готова позволить решительно все.

Не потому ли, что и он стал нечаянной жертвой чар? Эта мысль как ведро холодной воды на голову.

— Нет! Не надо! Билл! Билл, нет! — она отталкивает его и смотрит с раскаянием и жалостью.

Несчастный, он страдает из-за этой чертовой крови внутри нее. Он никогда бы не пожелал ее, если бы не вейловские чары, не так ли?

— Прости! — он, задыхаясь, сжимает ее руку. — Прости меня, Флер! Я не должен был…

— Все хогошо, — не своим голосом отвечает она, глядя на языки пламени, освещающие их лица. — Я все понимаю. Ты не виноват. Это все я, всегда я… — и голос все-таки срывается в рыдания. — Пгости...

— За что? — он обескураженно касается ее щеки. — Я напугал тебя, я виноват перед тобой…

— Я и тебя околдовала, — Флер всхлипывает, и слезы катятся из глаз без остановки. — Пгости меня, Билл! Я должна была понять… Я сдегживала их, правда сдергживала!

— Флер, — он с силой отводит ее ладони от лица. — Флер! Да послушай же меня! На меня не действуют твои чары! Я же разрушитель проклятий! Неужто ты думаешь, что на меня можно воздействовать чарами обаяния, тем более такими слабенькими?

— Что?

— Если бы на твоем месте была чистокровная вейла, то у нее еще имелся шанс подкосить мою защиту. У тебя это просто не получится! Ты из-за этого расплакалась? Глупая!

Флер утыкается лицом в его свитер, все еще всхлипывая.

— Я испугалась, что околдовала тебя, и твои чувства, они не настоящие… Они всегда не настоящие!

— Не в этот раз, цветочек, — Билл вздыхает и обнимает ее, нерешительно, некрепко, словно давая шанс в любой момент вырваться. — Я проверил это первым делом. Но нет, это мое собственное. И я… мне очень жаль, что я напугал тебя. Я не должен был, прости меня!

— Я не испугалась, — бормочет Флер даже прежде, чем думает. — То есть… я боялась, что твоя воля, что я тебя вынудила…

— Так я тебе не противен? — голос у него хриплый, а Флер неожиданно осознает, в какой позе они находятся и что она сморозила. Впрочем, кто сказал, что это плохо?

— Я бы не сказала, — не без лукавства шепчет она. — Я-то давно влюблена в тебя, Уильям Уизли… И лучше бы тебе не знать, сколько я успела о тебе нафантазиговать, пока мы были связаны лишь письмами.

— Иногда реальность оказывается лучше фантазий, — Билл проводит рукой по ее спине, очерчивая подушечками пальцев каждый позвонок. — Сейчас ни одному из нас некуда бежать, Флер. Нас никто не видит и не ждет. Поэтому лучше бы тебе не провоцировать меня, пока я не забыл, что я джентльмен.

— Ну что ж, — Флер улыбается чуть лукаво и последние слова выдыхает практически ему в рот. — Тогда не будь им!