Сука (гет)

Серебром унизаны руки,

Черным бархатом крыто платье.

Ты в сердцах мне бросаешь: «Сука!»,

Разомкнуть не в силах объятья...

Сука? Что же, наверно, правда.

Повинуясь первому кличу,

Я без жалости и азарта

Отдавала тебе добычу,

Я без слёз предавала муке

Сердце, срезанное на взлёте...

Я была настоящей сукой -

Самой лучшей в твоей охоте...

Елена Гармаш

1990 год, январь

Говорят, человек привыкает ко всему. Наглая ложь! Будь это правдой, за годы, проведённые в Азкабане, она давно смирилась бы с дырявой и грязной тюремной робой, натиравшей кожу кое-как обработанными швами и торчащими из них грубыми нитками. Привыкла бы к вони от ведра с нечистотами, каменному мешку с потёками влаги и грибком на стенах, постоянным и пробирающим до костей сквознякам, тощему тюфячку, набитому гнилой соломой и заменяющему ей постель...

Она не обращала бы внимания на клопов и вшей, от укусов которых голова и тело невыносимо зудели, вынуждая её расчёсывать свежие волдыри до образования кровоточащих язв. Появления насекомых в камере-одиночке легко можно было бы избежать: несколько пассов палочкой, парочка очищающих заклинаний. Но кто же будет проявлять заботу о сменившей прежнего арестанта узнице, осуждённой на пожизненное заключение! Наоборот, чем хуже условия содержания, тем справедливее кажется назначенное преступнице наказание. Разве не такова логика тех, кто бросил её сюда гнить заживо?

Если бы только можно было привыкнуть к этому ежедневному кошмару, она не вздрагивала бы каждый раз, когда мимо её клетки проплывал по воздуху дементор и вдруг, остановившись, обхватывал прутья решётки костлявыми, покрытыми струпьями пальцами, шумно втягивал воздух через омерзительный рот… Порождение мрака практически мгновенно реагировало на любую живую эмоцию, стремясь немедленно её высосать, заменив отупляющим волю и разум равнодушием, делающим бессмысленным любое сопротивление.

Нет, привыкнуть к такому было нельзя. Только научиться жить инстинктами и выгрызать зубами из страшной действительности редкие поводы для радости, чтобы не тронуться рассудком.

В детстве она остро жалела, что не родилась мальчиком. Сколько раз ей пеняли на «недостойное» маленькой леди поведение! Сколько раз она на спор с кузенами и сыновьями друзей семьи лихо забиралась на верхние ветви деревьев прямо в платье, обрывая острыми ветками кружева нижних юбок! Или втайне от отца пыталась учиться фехтовать. Она даже в седле предпочитала держаться по-мужски, обхватывая бока лошади туго затянутыми в брюки стройными ногами и презирая полагающуюся для благовоспитанной дамы «амазонку».

Однако, оказавшись в тюрьме, впервые возблагодарила случай за то, что она женщина: немногочисленным узницам, отбывавшим срок в Азкабане, в период ежемесячных недомоганий полагались не только средства гигиены, но и горячая вода. Сколько угодно горячей воды! Немыслимая роскошь, недоступная заключённым-мужчинам.

Эта поблажка позволяла не сойти с ума от отвращения к тому жалкому и отвратительному существу, в которое она превратилась в застенке. В такие дни можно было смыть с себя грязь и пусть ненадолго, но согреться. Когда-то она два раза в день принимала пенную ванну, носила самые дорогие ткани и тончайшее кружевное бельё, а ростовые зеркала, которых было полно в поместье, с удовольствием отражали красивую пышноволосую хозяйку с хищным блеском в глазах и дерзко вскинутым подбородком. Но та счастливица осталась в далёком прошлом. В настоящем у неё не было даже имени — его заменял номер, вытравленный кислотой на тюремной одежде.

Она забыла о том, что такое комфорт, но в каждый из дней, в течение которых природа напоминала ей о женском предназначении, наслаждалась ощущением тепла и долгожданной чистоты. Исступлённо тёрла исхудавшее до прозрачности тело, пока кожа не начинала хрустеть, как накрахмаленные наволочки многочисленных подушек, на которых она спала когда-то так сладко… Намыливала короткие волосы, не успевавшие отрастать до нормальной длины — после того, как её впервые обкромсали перед отправкой сюда, её регулярно стриг Уолден Макнейр. Тот самый, кто клялся в верности Волдеморту и переметнулся на сторону победителей сразу после того, как его могущественный повелитель исчез. Макнейр струсил разделить участь своих более стойких соратников и предпочёл стать ликвидатором Министерства Магии, одним из надзирателей Азкабана и по совместительству тюремным цирюльником.

Подумать только! Этот неотёсанный мужлан, который и в прежнее-то время недостоин был смахивать пыль с её прогулочных туфель, осмеливался сейчас прикасаться к избраннице Лорда, насильно вторгаться в её личное пространство и безобразить её ещё больше! Она понимала, что это не его инициатива, он всего лишь послушно выполнял приказ тех, кто хотел её ещё больше унизить, добавив к пожизненному сроку полное лишение женственности.

«Простите, леди», — каждый раз перед экзекуцией бормотал себе под нос Макнейр, как будто этот ритуал бесполезных извинений мог что-либо изменить. Она презрительно кивала и закрывала глаза. Чувствуя, как в шею впиваются короткие обрезанные волоски, в красках представляла сцену расправы над своим истязателем…

Вот она направляет на него волшебную палочку и с мстительным удовольствием произносит: «Круцио!» Обмочившийся от страха Уолден падает на каменный пол и корчится на нём с раззявленным от невыносимой боли ртом… Ему не хватает воздуха, чтобы перевести дыхание и заорать ещё громче… Он давится криком, и когда боль ослабевает, его выворачивает так, что он готов выплюнуть собственные лёгкие, а затем без сознания падает в зловонную блевоту.

И всё же, несмотря ни на что, она оставалась женщиной… Из той холодной осклизлой бурды, которую на тюремной кухне именовали супом, она вылавливала редкие застывшие капли жира и размазывала его по лицу и губам, не подозревая о том, что на подобные уловки до неё шли многие несчастные ведьмы и магглы, которых жестокая судьба в течение столетий бросала за решётку.

Со временем, наловчившись, она стала процеживать бульон через марлю, отрез которой входил в ежемесячный гигиенический комплект. Потом высушивала, соскребала застывший слой, скатывала его в шарик и спрессовывала с такими же в одну желтовато-серую массу. Получившейся мазью увлажняла и смягчала щёки, лоб и потрескавшуюся от сырости и постоянного холода кожу рук. Здесь, в камере, примитивное косметическое средство казалось ей стократ лучше драгоценных притираний и эликсиров, которыми она пользовалась на свободе.

Эти маленькие хитрости тоже были крохами радости, которые выпадали на её долю. Но их, как и любые драгоценности, нужно было прятать. Скрывать эмоции приходилось под хлипкими щитами волевых усилий, защищаясь от дементоров. Если бы только она была так же сильна в оклюменции, как Снейп!

Она скрипнула зубами, снова вспомнив о нём. Этот двуличный негодяй сумел выкрутиться и остался на свободе. Скользкий, умный, хитрый, коварный… Недаром она всегда чувствовала исходившую от него угрозу и неоднократно намекала о своих подозрениях Лорду. Но её повелитель брезгливо отмахивался от предостережений, ведь она была всего лишь женщиной, которую он не воспринимал всерьёз.

«Ты ревнуешь меня к нему?» — однажды холодно поинтересовался он, дав понять, что недоволен её назойливостью. И ей пришлось прикусить язык и оставить сомнения при себе. Волдеморт был беспощаден в гневе и скор на расправу, не испытывая жалости ни к одной живой душе. Он считал сострадание проявлением слабости и приказывал своим последователям «избавляться от ненужного балласта».

А она так хотела быть рядом с ним! Чтобы понравиться ему, старалась во всём угождать. Вошла в круг тех, кому он доверял, стала его любовницей, презрев статус замужней дамы и привитые матерью понятия о нерушимости брака. Она была одержима им, привязывалась к нему всё сильнее и сильнее, как курильщик опия к наркотику, вот только по-настоящему близкой ему так и не стала, хотя полностью отдала ему свою душу и тело. Лорд держал её в повиновении и на расстоянии, вёл, как сильную, агрессивную псину на строгом поводке — не дёрнуться в сторону, не сбежать…

Если бы только он мог увидеть её сейчас и понять, что она осталась ему верна даже в выпавших на её долю ужасающих испытаниях! Она едва ли не единственная из всех последователей не верила в то, что он погиб, истово ожидая его возвращения… Если бы он только узнал об этом, то, может быть, наконец-то оценил её верность и понял, как много она может ради него вынести?

«Неужели ты стала сентиментальной?» — вкрадчиво произнёс голос, давно поселившийся в её сознании. Этот беспощадный цензор, с которым она то вслух, то про себя часто вела длинные диалоги, принадлежал Снейпу.

«А, это ты? Знаешь же, что терпеть тебя не могу, но заявляешься сюда снова и снова».

«Я думал, ты мне рада. В застенке начинаешь иначе смотреть на многие вещи. И на людей в том числе. Да и перекинуться парой слов со старым приятелем тебе не повредит».

«Приятелем? Не льсти себе! Ты им никогда не был, полукровка! Это только Цисси тебя привечала по непонятной мне причине».

«Посмотри на это иначе: тебе нужно почаще со мной общаться, чтобы не разучиться говорить».

Она хмыкнула и почти кокетливо повела плечом.

«Присаживайся, коли пришёл».

Соткавшийся из воздуха молодой темноволосый мужчина в чёрной мантии опустился на нары. Она поджала ноги, освобождая ему место.

«Как там, на воле?»

«Лучше, чем здесь».

Остановившийся у камеры-одиночки и услышавший слабый голос узницы Макнейр вздохнул: вот уже и заговариваться стала, видения появились. Сумасшествие не за горами. Азкабан способен сломать даже самых сильных мужчин, что уж говорить о женщине! Особенно о такой, как эта, привыкшей к роскоши и поклонению, самой большой проблемой для которой прежде был выбор платья к ужину! Впрочем, безумие для неё, возможно, лучший выход. Не понимать, кто ты и где находишься, проще, чем жить, зная, что уже никогда не увидишь солнечного дня, не вдохнёшь полной грудью свежего воздуха, не ощутишь на губах солёных морских брызг… И Уолден двинулся дальше по коридору.

«Этот слизняк Макнейр тоже успел вовремя отскочить, — с презрением проговорила она и пожаловалась: — Ему доставляет удовольствие меня мучить. Из-за него мои волосы всё никак не могут отрасти… Ты ведь помнишь, какими чудесными они были, Снейп?»

Он молча кивнул.

«Когда Лорд вернётся, я снова хочу быть для него такой же красивой, как раньше. Он придёт за мной, как только сможет».

«Ты не хуже меня знаешь, что этому не бывать».

«Заткнись, маловерный подлец! Он вернётся, я точно знаю. Вытащит меня из Азкабана, а всех усомнившихся в его могуществе уничтожит! И тебя тоже, Снейп! А я посмотрю на то, как ты будешь ползать перед ним на коленях и умолять о пощаде!» — она рассмеялась злым каркающим смехом, и в её простуженной груди что-то захлюпало.

«Пустая угроза, — сухо сказал голос. — Ты веришь, что однажды выйдешь отсюда. Но подумай: зачем ты ему такая?»

«У меня всё ещё осталось моё прекрасное тело. Я помню, как часто ты смотрел на меня там, в мэноре, думая, что я этого не замечаю… Но я была не для тебя… не для тебя, полукровка!..»

Она одну за другой расстегнула пуговицы и потянула в стороны полы тюремной робы. Глядя на полуночного гостя, призывно облизала губы. Она представила, что находится в своей спальне и на миг снова почувствовала прохладное прикосновение атласных простыней к обнажённой спине и тонкий запах духов, каплю которых секундой ранее размазала по запястью…

Правая рука с обкусанными ногтями, огрубевшая и покрытая серыми разводами, медленно заскользила по телу, прихватывая и поглаживая кожу, лаская, спускаясь вниз и заставляя выгибаться от ощущений.

«Ты осталась всё той же шлюхой, что и прежде», — произнёс он, не отрывая горящего взгляда от предложенной бесстыдной картины.

«Смотри, если хочешь, — она коротко хохотнула и широко развела бёдра. — Мне не жалко. Всё равно ни на что большее ты не способен».

«Прикройся, — холодно процедил он. — Ты сейчас безобразна и знаешь это. От твоей былой красоты не осталось и следа. Неужели думаешь, что повелитель соблазнится подпорченным товаром? Твоим высохшим и изъеденным кровососами телом? Что его очаруют гнилые зубы вместо прежней улыбки? Уродливо остриженные волосы? Затравленный взгляд? Что ты можешь ему сейчас предложить?»

«Свою верность».

«Сомнительное достояние, учитывая то, что тебе суждено сдохнуть в этих стенах».

«Ненавижу!»

Она едва не застонала, почувствовав, как на глаза навернулись слёзы бессилия и тоски.

«Ты так хочешь приманить сюда дементоров? Вперёд! После кормёжки этих тварей ты ещё неделю будешь похожа на инфернала. Мёртвая плоть и ни проблеска мысли в глазах».

«Ненавижу! Я ненавижу тебя, Снейп».

«Знаю, — спокойно отозвался голос. — А сейчас спи».

Она покорно повернулась к стене, спиной к решётке. Сцепила ладони, представив, как переплетает свои пальцы с другими, длинными и тёплыми.

У Лорда они всегда были очень холодными, словно температура его тела была на несколько градусов ниже, чем у обычного человека.

Она презирала себя за то, что сейчас представляла не его руки, а чужие. Руки недруга, которые однажды оказали ей помощь. И теперь в минуты, когда ей остро требовалась поддержка, пусть и иллюзорная, выдуманная, память предательски воскрешала их прикосновение. Одновременно невыносимое и врачующее. Как тогда, когда Снейп застал в её лаборатории и в первый и последний раз увидел её слабость, её слёзы….

«Спи!» — требовательно, уже без ехидства и насмешки, повторил его голос.

Она не стала отвечать ему, лишь крепче сцепила пальцы, представив, что Снейп заботливо и осторожно держит её за руку. Он был лицом из её прошлого, служил якорем в настоящем, а острая неприязнь к нему являлась своеобразной точкой отсчёта в заданной в момент ареста системе координат.

Она всё вынесет и дождётся возвращения Тома, который непременно заберёт её отсюда. А потом придёт её великое и страшное время. Она жестоко отплатит всем своим врагам, которые сто раз пожалеют, что родились на свет, когда увидят яростную Немезиду на пороге своего дома. Они будут умолять её подарить им мгновенную смерть, но она отринет милосердие. Сначала они ответят за каждую минуту, проведённую ею в Азкабане и вычеркнутую из жизни.

Она растянула потрескавшиеся губы в жалком подобии торжествующей ухмылки.

Это обязательно случится. Она насытит свой гнев сполна. Будет пить месть по капле, смаковать и растягивать её как можно дольше, словно драгоценное выдержанное вино…

Но потом… потом…

Снейп прав. Сейчас надо спать, чтобы появились силы противостоять обстоятельствам.

Она смежила веки, проваливаясь в очередной мучительный сон об ушедшей жизни, в которой ещё была прекрасной и беспечной Беллатрисой Лестрейндж.

ххх

Беллатриса, Андромеда, Нарцисса… Умные, магически одарённые и очень красивые девушки. Три драгоценных бриллианта в короне древнейшей и богатой семьи Блэк.

Их жизнь была распланирована на годы вперёд. Безмятежное детство, игра в независимость в Хогвартсе, непременно отличная учёба — каждый шаг и поступок должен был доказывать их избранность и превосходство над другими. Потом, после окончания школы, сестёр ждала помолвка с наследниками лучших чистокровных родов из списка «Священных двадцати восьми», замужество, рождение детей, управление большими поместьями.

Но Андромеда, всегда такая скромная и послушная, неожиданно проявила характер и воспротивилась навязанному будущему.

— Я хочу сама выбирать, за кого выйти замуж, — заявила она после помолвки Беллатрисы с Родольфусом Лейстренджем.

Белла тряхнула угольно-чёрными кудрями и смерила насмешливым взглядом так похожую на неё внешне сестру: если бы не каштановый цвет волос Андромеды и другой разрез глаз, их можно было бы легко принять за близняшек.

— Чем тебя не устраивает мой жених? Он богат, с безупречной родословной. Да, он честолюбив, и его весьма привлекает моё приданое. Но будем честны: на месте Руди любому не давал бы покоя мой счёт в Гринготтсе. Зато я заживу собственным домом и наконец-то избавлюсь от родительской опеки. Рожу сына и буду заниматься только собой. Сплошные плюсы!

— Но ты ведь не любишь его, Белл!

— Скорее, это ты забиваешь себе голову глупыми сказками, — огрызнулась Беллатриса. — Или ты не в курсе, что для того, чтобы получить удовольствие от секса с мужчиной, необязательно к нему испытывать чувства? — Она подмигнула и произнесла, стараясь казаться взрослой и опытной: — И потом, я не собираюсь хранить верность Руди до гробовой доски.

— Белла, — ахнула Меда, — что ты такое говоришь! Вы ведь ещё даже не женаты!

— И что с того? Я заглядываю в будущее. Это сейчас Руди свеж и привлекателен. У него хорошая фигура, на него приятно смотреть. Но только подумай, что будет через пять, десять лет? Если он растолстеет, обрюзгнет или перестанет доставлять мне удовольствие, я что, по-твоему, должна буду с этим мириться? Скорее уж я найду себе любовника на стороне. Красивого, пылкого и недалёкого, чтобы знал своё дело и не задавал лишних вопросов. Поэтому все заблуждения о вечной любви, которых ты нахваталась, оставь, пожалуйста, при себе.

— Ты не понимаешь, что делаешь! — Губы Андромеды задрожали от обиды. — Никогда бы не подумала, что однажды ты будешь говорить о чувствах с таким цинизмом!

Беллатриса скривилась и в поисках поддержки повернулась к младшей сестре.

— Цисси, неужели ты тоже рассуждаешь, как она?

— Нет. Против воли родителей я не пойду. Это неразумно. Они гораздо опытнее и лучше знают, кто из женихов подходит нам больше. Поэтому мы обязаны выполнить долг перед семьёй.

— Ну и дуры! — в сердцах произнесла Андромеда. — Это вы сейчас такие смелые, потому что не знаете, с чем потом столкнётесь.

— Искушённая Меда решила поучить жизни старшую сестру! — саркастически протянула Беллатриса. — Если тебе кто-то нравится, так и скажи. Цисси вон давно вздыхает по Малфою…

— Белл! — укоризненно воскликнула младшая сестра. — И вовсе это не так…

— А что сразу — Белл? Не пытайся нас провести, не получится. Руди проболтался, что его белобрысый приятель тоже на тебя давно запал… Он знает, о чём говорит, ведь они тесно общаются с Люциусом.

Вспыхнув, Нарцисса потупила взгляд, погасив промелькнувший в васильковых глазах счастливый огонёк. Светлая прядь волос соскользнула на зардевшуюся щёку.

— Ты самая красивая и предусмотрительная из нас. Даже здесь ты нашла способ соединить приятное лично для тебя с полезным для семьи. Не сомневаюсь, что родители будут в восторге от такого блестящего во всех отношениях союза, — Белла улыбнулась и приобняла сестру за плечи, всего на мгновение почувствовав болезненный укол зависти. — Это только наша бунтарка носится с безумной идеей самостоятельного выбора будущего мужа! Меда, если ты в кого-нибудь втрескалась так, что света белого не видишь, скажи отцу. Может быть, тебя посватают именно за этого парня?

— Ну и втрескалась, вам-то что?

— О-о-о! И кто же этот несчастный?

— Придёт время — узнаете. И ничего ни отцу, ни маме я говорить не буду. Это моё дело — с кем встречаться и за кого выходить замуж. Потому что с этим человеком не им, а мне предстоит прожить до конца дней. Я не хочу, чтобы уже через пару лет меня начало тошнить только от одного взгляда на опротивевшую физиономию супруга.

— Так-так, — Беллатриса нехорошо прищурилась. — Ты хочешь сказать, что вскоре после свадьбы Руди будет вызывать у меня рвотные позывы?

— Я говорю только о себе. Но не дай тебе Мерлин встретить другого и полюбить, будучи замужем! Ты ведь знаешь, что мы не разводимся.

— Всё, замолчи, предсказательница! — Она демонстративно заткнула уши. — Даже слушать не желаю! Это ты сейчас от зависти говоришь, что моим спутником станет такой красавчик!

— Смазливость не равна красоте!

— Не ссорьтесь, девочки! — миролюбиво произнесла Нарцисса и повернулась к нарушительнице спокойствия. — Но ты тоже… Завела такой неприятный разговор в особенный для неё день!

— Прости меня! — повинуясь внутреннему импульсу, Андромеда обняла насупившуюся сестру и извиняющимся тоном сказала: — Я очень хочу, чтобы ты не разочаровалась в своём избраннике. Постарайся его полюбить, Белл. Тогда, возможно, у вас появится шанс стать счастливыми.

…Счастливыми?

Беллатриса часто вспоминала слова сестры после того, как вышла замуж. Первая же ночь с Родольфусом уничтожила все иллюзии относительно того, что им может быть хорошо друг с другом.

Вначале она испытывала приятное волнение и ждала, что с ней вот-вот случится что-то чудесное, запоминающееся, то, что заставит её поутру летать по мэнору как на крыльях и светиться от счастья. Жгучее любопытство и ожидание предстоящего таинства были даже сильнее девичьего стыда. Но когда Руди нетерпеливо стянул с неё бельё, она всё-таки густо покраснела, почти до судороги сжала ноги и попыталась прикрыться ладонями.

Вблизи его тело уже не показалось ей таким привлекательным, как раньше. Без одежды оно не произвело на неё приятного впечатления. Ещё не полное, но уже рыхловатое, с наметившейся будущей жировой складкой, волосатое и остро пахнущее мускусом. Белла украдкой скользнула глазами дальше и вздрогнула от отвращения. Внизу живота у мужа ворочалось и набухало что-то толстое, багровое и перевитое синими венами.

Руди оценивающе посмотрел на жену. В его глазах зажёгся огонёк предвкушения. Он впился губами сначала в одну грудь Беллы, потом в другую. Влажно причмокивая, довольно урчал, как кот, дорвавшийся до лакомства.

— Ты восхитительна, малышка… Какие же они у тебя большие и сладкие! Не могу больше терпеть… Ты сводишь меня с ума!

Он облизал пальцы и несколько раз провёл ими по её лону, заставив Беллу внутренне сжаться. А потом лёг на неё, по-хозяйски надавил на бёдра новобрачной, разводя их в стороны, и, преодолевая её сопротивление и протестующий крик, с силой подался вперёд.

…И что только люди находят в этом утомительном процессе, нелепом и унизительном для женщины, которой приходится терпеть грубое чужое вторжение, боль и бесконечные движения тяжёлого мужского тела?

Было неприятно, мокро и ещё досадно от того, что с ней это тоже произошло. Руди возился и возился на ней, вцепившись в её плечи, и мял слюнявыми губами её губы. Когда она, лёжа с отсутствующим видом, уже почти потеряла надежду на то, что это скоро закончится, он вдруг запыхтел, застонал и отвалился в сторону. По его лицу и телу катился пот, словно муж наконец-то завершил тяжёлую, изнурительную работу.

— Неужели ты совсем ничего не почувствовала, Белл? Ну ничего, в первый раз так часто бывает, — почему-то оправдываясь, произнёс он. — Потом, когда у тебя там… э-э-э… всё подживёт, будет гораздо лучше, поверь мне.

— Надеюсь, что это всё-таки произойдёт, Руди, — едко сказала она. — Если бы трахаться с тобой не требовалось для зачатия наследника, на которого так надеются наши семьи, я с самого начала удовлетворилась бы отдельной спальней.

— Не злись, милая. Тебе пока не хватает опыта и терпения. Но я ни за что не поверю, что всё было так ужасно.

Он смерил её торжествующим взглядом, и Белла внутренне вскипела. А ведь этот сукин сын гордился собой! Гордился тем, из-за чего она, оказавшись на его месте, умерла бы от стыда!

Руди довольно улыбнулся, а она поймала себя на мысли, что ей хочется немедленно принять ванну, смыть с себя собственную кровь, прикосновения мужа, его противный, какой-то пёсий запах и избавиться от тёплого липкого семени, стекающего между бёдер.

Но и через месяц, и через два, и через год ничего в их отношениях существенно не поменялось. Она по-прежнему почти ничего не чувствовала, когда была с ним. Неземного блаженства, о котором писали в книжках и шептались подружки, испытать так и не довелось. Изредка, когда Руди думал не только о себе, но и старался доставить удовольствие и ей тоже, бывало терпимо. Но, право, совсем не стоило того, чтобы выносить без раздражения регулярные ночные визиты супруга в её спальню — отдельную, как она того и хотела.

Ребёнок не спешил появляться на свет, и вскоре Белла поняла, что своей неспособностью выносить младенца она всё больше разочаровывает и Родольфуса, и его родных, и собственную семью.

Между тем Нарцисса предсказуемо вышла замуж за Малфоя. И если бы не трагичная потеря первенца, жизнь младшей из сестёр Блэк была бы лучшей иллюстрацией к популярному пособию для домохозяек «Секреты счастливого супружества». Отдав дань своему горю, Цисси и Люциус предприняли ещё одну попытку обзавестись потомством, и через положенный срок у них родился крикливый и беспокойный мальчуган, который был копией своего отца.

Послушная дочь Нарцисса в очередной раз обошла старших сестёр, выполнив долг перед мужем и родителями. Безупречная, старательная, исполнительная.

Везучая!..

Этого нельзя было сказать об Андромеде. Причина, по которой она скрывала от всех своего избранника, оказалась проста: Тед Тонкс, за которого она вышла вопреки воле родителей, был магглорождённым. В глазах семьи она совершила даже не мезальянс, а измену.

Шокированная её поступком тётя Вальбурга выжгла с семейного гобелена портрет племянницы вместе с изображением собственного сына Сириуса, который предпочёл якшаться с гриффиндорцами и, презирая ценности семьи, ушёл из дома, отказавшись от наследства и первородства. Прежде подобного символического сожжения удостаивались только сквибы, всякую память о которых старались как можно скорее предать забвению.

Меда не горела желанием общаться с родными, и её сёстры тоже отказались от всякого общения с отступницей. Но мягкосердечная Нарцисса, похоже, тайком от остальных всё же изредка писала ей письма, и та отвечала на них — иначе откуда бы миссис Малфой было знать столько подробностей из жизни миссис Тонкс?

Белла не предпринимала попыток встретиться с сестрой. Не только потому, что та предала род и связала жизнь с презренным грязнокровкой. Ей до сих пор были памятны беспощадные слова: «Я не хочу, чтобы уже через пару лет меня тошнило только от одного взгляда на опротивевшую физиономию мужа».

Андромеда, будь она проклята, оказалась права в своём случайно брошенном предсказании! Брак не принёс Беллатрисе счастья, и самыми приятными для неё были те дни, когда Родольфус отправлялся в какую-нибудь поездку. Она догадывалась, что он регулярно похаживает на сторону, но на его измены смотрела сквозь пальцы. Если она не испытывала к нему любви, то откуда было взяться ревности? А ревновать к шлюхам представлялось и вовсе низким и недостойным занятием. Наоборот, её вполне устраивало, что каждый из них жил своей собственной, обособленной от другого, жизнью. При этом оба супруга старательно поддерживали видимость счастливой и добропорядочной пары. Освоить науку лжи, помогавшую надёжно хранить семейные тайны за благообразным фасадом, оказалось легче, чем Белла могла себе представить.

ххх

Том появился тогда, когда она меньше всего ждала каких-либо откровений. Она видела его однажды в родительском поместье, когда закончила пятый курс Хогвартса и приехала домой на летние каникулы. В то время она приняла его за делового партнёра отца.

И вот теперь перед ней был тот же самый человек, который отличался от всех, кого она знала. Её поразило, с каким трепетом и подобострастием к нему относились другие мужчины. Даже гордец Малфой заискивающе ловил каждый взгляд гостя и пытался ему угодить. Они все называли его Лордом, повелителем, господином и вели себя с ним так, словно в Лестрейндж-мэнор с визитом пожаловал сам Мерлин. А он не только спокойно принимал многочисленные знаки внимания, но и вёл себя так, будто имел на них полное право.

Его слегка вьющиеся чёрные волосы были зачёсаны назад, открывая умное, с правильными чертами и жёсткими скулами лицо. Он был одет в безукоризненный тёмно-синий костюм-тройку. Из жилетного кармана спускалась цепочка золотых часов с брелоком в виде руки, сжимающей земной шар из голубой эмали, украшенный бриллиантами. Белла невольно обратила внимание не только на прямую осанку гостя, но и на его ступни, неожиданно миниатюрные для такого высокого человека. Он был худощав, вальяжен и настолько уверен в себе, словно заявлял всем, кто его видел: «Здесь главный — я».

На вид ему нельзя было дать больше тридцати пяти лет, но она чувствовала, что он намного старше. Его выдавали глаза. Большие, тёмные, холодные, бесстрастные, они не могли принадлежать молодому человеку. Под их внимательным и прощупывающим взглядом мгновенно становилось неловко, хотелось поёжиться и обхватить себя руками, как на пронизывающем ветру.

Родольфус подвёл Беллу к гостю и произнёс, отчего-то заикаясь:

— М-милорд, п-позвольте представить вам мою жену...

— Беллатриса, — быстро произнесла она, опередив Руди.

Гость заметил её торопливость, чуть изогнул губы в усмешке и произнёс:

— Весьма рад встрече, миссис Лестрейндж… Беллатриса.

Родольфус потрясённо уставился на них. Гость, словно желая усилить эффект, склонился над рукой Белл и галантно поцеловал кончики её пальцев.

— Счастлива познакомиться с вами, милорд…

— Том, — мягко поправил он. — Поверьте, привилегии обращаться ко мне просто по имени за всё время удостаивались единицы.

— Я польщена, что оказалась из их числа, — пролепетала она, совершенно не понимая, что происходит и как ей вести себя с ним дальше.

— У меня есть некоторые дела в этой части страны, и ваш супруг был столь любезен, что предложил мне немного погостить у вас в поместье. Надеюсь, наша прекрасная хозяйка не будет против моего общества?

— Сочту за честь принять вас… Том.

Он одобрительно улыбнулся, и в её голове прозвучал властный голос, от которого она невольно вздрогнула: «Ты быстро учишься, девочка».

— А ведь мы уже шапочно знакомы с вами… Я запомнил вас, когда навещал вашего отца. Если мне не изменяет память, вы тогда были ещё школьницей.

— С тех пор я немного подросла.

— Вы стали хозяйкой большого поместья. Могу я попросить вас показать мне здешний сад?

— Конечно, с удовольствием.

Он протянул ей руку, и Беллатриса оперлась на неё, поразившись тому, какая холодная у него ладонь. Словно кожа рептилии, спрятавшейся под кустом от солнечного света.

На виду у мужа и его друзей они с Томом вышли из залы. И никто не посмел увязаться за ними.

…Она открыла глаза. С потолка, там, где скапливался конденсат, сорвалась крупная капля и упала ей на лицо. Беллатриса смахнула её левой рукой. На воспалённой коже виднелась потускневшая татуировка: змея, выползающая из ощеренного рта черепа.

Узница нежно потёрла уродливое изображение: она приняла Метку, не колеблясь ни секунды. Разве можно было поступить иначе, ведь этот знак приближал её к Тому, отличал её от всех других женщин, был подтверждением её верности и возникших чувств к нему? К тому моменту она была влюблена в него как кошка. Смотрела шалыми глазами, не обращая внимания на Руди, тщетно пытавшегося дать ей понять, что её поведение уже вызывает вопросы и является непристойным для замужней дамы.

Глупец! Понимал ли этот жалкий человечишка, что она мечтала отдаться Тому с той самой прогулки по саду в мэноре? Рассказывая ему о редких растениях, чувствовала, что у неё сами собой подкашиваются ноги, а внутри разливается приятное, прежде неизведанное ощущение сладкого томления и тепла…

Беллатриса улыбнулась, вспомнив быстрый взгляд, который он на неё бросил, когда они шли рядом по выложенной природным камнем дорожке среди куртин цветущих роз. Она тогда ещё не знала, что он способен читать мысли и чувства другого человека как раскрытую книгу. От него невозможно было утаить ни единого секрета.

Как же он взволновал её при первой встрече! Он был красив и эффектен, но её с детства окружало много интересных внешне мужчин, и их привлекательность была чем-то обычным, даже чем-то самим собой разумеющимся, но никогда не являлась главным. Например, заносчивый кузен Сириус, выглядевший как спустившийся с Олимпа юный бог, вызывал у неё, скорее, раздражение, а не желание любоваться его физическим совершенством…

Нет, в Томе её покорили ум и властность. Он утверждал своё главенство над остальными, хотя ничего для этого не делал. Люди сами чувствовали, что он неизмеримо выше любого из них, и потому знали своё место. Взрослые и влиятельные мужчины вели себя с ним, как собаки, виляющие хвостами и ревниво сражающиеся за внимание хозяина. Они были готовы есть из его рук или, отталкивая друг друга, ловить на лету брошенные им из милости куски.

Она хотела его, как сука в период течки, каждую ночь представляя, что вот-вот откроется дверь и Том войдёт в её спальню. Уверенный, точно знающий, чего хочет, сильный, опытный, страстный… Не такой, как Руди. Тогда она впервые разделит ложе не с опостылевшим супругом, а с желанным мужчиной. Близость с ним будет, конечно же, совершенно невероятной. Она умрёт от наслаждения, а потом, если книжки о любви всё-таки не врут, возродится в его объятиях обновлённой и счастливой…

Но он не торопил события. Казалось, ему нравилось наблюдать за тем, как она тщетно пыталась совладать со своей женской природой и раз за разом проигрывала в этой схватке, с каждым днём всё больше теряя голову и приближаясь к точке невозврата.

— Ты с ума сошла! — в ужасе прошептала Нарцисса, когда Беллатриса, не выдержав происходящих с ней метаморфоз, решилась доверить сестре свою тайну.

— Только не вздумай копировать Андромеду и читать мне нравоучения о том, что я должна хранить верность Руди! Даже от матери я не стала бы выслушивать ничего подобного. Я сейчас сама себе хозяйка. Поэтому, Цисси, не говори о нерушимости брачных уз и прочей белиберде!

— То, с кем ты спишь, не моё дело.

— Вот-вот, и не суйся туда, куда не следует. Следи лучше за своим благоверным.

— Я не о том! — Цисси выглядела не на шутку испуганной. — Что ты вообще знаешь о нём?

— Он живёт в моём доме, и я, в отличие от тебя, ежедневно его вижу и могу наблюдать за ним. Это очень влиятельный, сильный и смелый человек.

— Да нет же, Белл! — Сестре, вечно такой невозмутимой, впервые отказала её выдержка, потому что она в раздражении топнула ногой. — Я так и знала, что Родольфус не счёл нужным тебе ничего объяснять.

— Что ты имеешь в виду? Том… женат?

Она замерла в ожидании ответа. Вот сейчас выяснится, что у него есть семья и несколько детей, и тогда она умрёт от горя, потому что их совместное с Томом будущее, которое она в воображении уже успела нарисовать и распланировать, разлетится вдребезги.

— Он холост, если тебя это так волнует, — нехотя сказала сестра, и Беллатриса почувствовала, что снова может дышать. — Но ты не знаешь, кто он такой. Люциус под большим секретом сказал мне, что у Лорда огромные планы, касающиеся захвата власти в стране.

Беллатриса запрокинула голову и расхохоталась:

— Ого, он ещё и революционер, как какой-нибудь предводитель магглов? Слушай, с такой характеристикой Том ещё больше вырос в моих глазах.

— Зря смеёшься. Он хочет изменить наше общество и сделать так, чтобы магия была уделом элиты. Люциус, все его приятели и знакомые просто помешались на тех идеях, что внушает им кумир… Они постоянно спорят и твердят на своих собраниях, что в результате реформ должны остаться только волшебники с чистой кровью… Ты понимаешь, что это значит?

— Изгнание всех магглорождённых, — она пожала плечами.

— Нет! Речь идёт об их уничтожении, Белла. О физическом уничтожении! Об убийстве всех, чьё происхождение не окажется достаточно безупречным для того мира, который Лорд задумал создать.

Беллатриса с вызовом посмотрела на Нарциссу.

— И чем его планы могут помешать мне в постели с ним? Моя кровь идеальна.

Цисси брезгливо скривила губы.

— Ты ведёшь себя вульгарно.

— Зато ты всегда такая правильная, что от тебя сводит скулы, как от неспелой груши!

— Ладно, решение всё равно за тобой… — голос сестры сделался усталым, словно она исчерпала все аргументы, какие у неё были. — Но подумай об Андромеде, её близких. Если этот человек достигнет своей цели, они все окажутся вне закона.

— Вот и славно. Наша отщепенка наконец-то овдовеет, раскается и вернётся в лоно семьи со своим приплодом-метаморфом.

— Как ты можешь рассуждать об этом с таким равнодушием, Белл?

— Скажи ещё, что ты гордишься незапланированным родством с магглами! Такие, как Тонкс, подобны сорнякам. Они настырные, наглые, лезут везде и глушат своим появлением цветы и полезные растения. Том тысячу раз прав, если хочет избавиться от них!

— Ты одержима им, Белл.

— Одержима? Нет. Я, кажется, впервые полюбила достойного мужчину, а не того похотливого и бесполезного кролика, которого мне подыскали наши предусмотрительные родители. Они, по твоим же собственным словам, хотели мне счастья. Вот только Руди даже ребёнка не в состоянии заделать, не говоря уже о большем! И потому мне всё равно, что ты думаешь о моём выборе. Том — моё будущее. С ним я смогу наверстать то, чего лишилась с мужем.

— Поступай, как знаешь. Я не могу запретить тебе обманываться.

...Беллатриса понимала, что ритуал посвящения не только сделает её своей среди Пожирателей смерти, но и станет переходом к чему-то большему, выведет на новый уровень их отношения с Томом. Уверенность в этом окрепла, когда он поднёс волшебную палочку к её запястью и внимательно посмотрел Белле в глаза. Не приказывал, не давил, просто ждал, что она решит.

Принятие Метки было крайне болезненно, и Белла сама неоднократно видела, как вопил очередной новообращённый, когда зачарованная змея окольцовывала предплечье, навечно впечатываясь в кожу. Руди, например, совершенно по-женски причитал и тоненько скулил, махал рукой в воздухе, словно та была объята пламенем, и он хотел его затушить.

Но Беллатриса знала, что ни за что не уронит себя в глазах Тома. Она должна быть безупречной даже в страдании. И если вытерпеть физическую боль — единственное условие, чтобы быть с ним, то это не преграда, а благословение.

Именно поэтому, поймав его вопросительный взгляд, она утвердительно кивнула и даже не зажмурилась, когда он негромко произнёс заклинание.

Кожу мгновенно взрезали десятки огненных ножей, но Беллатриса не проронила ни звука, только чуть покачнулась и впилась зубами в нижнюю губу, чтобы не потерять сознание и не разочаровать любимого. Он протянул к её лицу руку, большим пальцем стёр выступившую кровь и тут же слизнул алые капли, довольно усмехнувшись.

«Молодец, девочка! — раздался в её голове одобрительный голос. Том часто так общался с ней, если не хотел, чтобы их разговор кто-нибудь слышал. — Ты доказала, что отважнее и крепче многих мужчин. Только ты и Снейп достойно выдержали моё испытание».

Снейп, снова этот Снейп!

Беллатриса готова была возненавидеть угрюмого, нескладного, нелюдимого юношу, который всюду хвостом таскался за Лордом и преданно заглядывал ему в глаза. Он тянулся к нему, как ребёнок, который внезапно обрёл давно потерянного отца.

Про Снейпа говорили, что он, несмотря на очевидную молодость, невероятно талантлив в зельях, а Повелителю требовался собственный алхимик. Видимо, только этим и можно было объяснить тот странный факт, что полукровка сумел войти в круг избранных, и никто не тыкал ему в лицо сомнительным происхождением.

Этих двоих часто можно было увидеть вместе. Лорд что-то рассказывал ему или объяснял, а Снейп ловил каждое слово. Беллатриса видела, что такое неистовое внимание, сопряжённое с обожанием и искренним восторгом неофита, льстило Тому. Он обрёл настоящего ученика, который жадно впитывал всё, чем мог и считал нужным поделиться с ним его наставник.

Уже много позже Беллатриса как-то спросила Тома, почему он позволяет Снейпу гораздо больше, чем всем остальным, не пытается показать, что будет, если тот посмеет пойти против своего хозяина. Вопрос его позабавил, но он неожиданно честно ответил:

— Запугивание работает только со слабаками, чья верность покупается страхом. Но они легко предадут тебя, если найдётся тот, кого они будут бояться ещё больше. А сильного можно удержать рядом только идеей. Он не предаст, пока разделяет твои убеждения и его связывает с тобой общее дело, в которое он верит.

— Значит, Снейп — сильный?

— Он очень полезный союзник, — глаза Тома опасно сузились, — и довольно об этом.

1981 год, ноябрь

Белла находилась в зените своей красоты. Высокая, стройная, яркая. Её голову венчала корона из пышных чёрных кудрей. Но выразительнее всего были руки — изящные, гибкие, подвижные, как у танцовщицы фламенко, с тонкими запястьями. Даже Метка, которую другие посвящённые постоянно прятали под одеждой, как что-то постыдное, не уродовала её предплечье, а выглядела почти украшением, знаком языческой жрицы, допущенной к таинственным и разрушительным знаниям. Белла даже подумывала над тем, чтобы заказать ювелиру массивный золотой браслет с таким же рисунком и носить его на правой руке.

Она была умна, остра на язык, а ещё надменна ровно в той степени, в которой ей позволяли внешность, воспитание и внезапное возвышение в среде самых известных и уважаемых представителей чистокровных родов Британии. О них с Лордом шептались, сплетничали, но она гордо несла звание его женщины, деля с ним не только постель, но и убеждения.

Ряды Пожирателей пополнялись новыми последователями. Сторонников становилось всё больше, а искавшая приключений, адреналина и признания молодёжь получала боевой опыт в столкновениях с мракоборцами, готовясь к более серьёзному противостоянию и тому предвкушаемому дню, когда наконец-то будет отдан приказ взять власть силой. Всё шло просто прекрасно, и они все заранее ощущали себя победителями и властителями нового, совершенного мира для избранных.

А потом Тёмный Лорд пропал.

Он вышел в промозглую октябрьскую ночь, приказав не сопровождать его, и больше не вернулся.

В газетах писали, что перед своим исчезновением он убил Лили и Джеймса Поттеров. Единственный, кто спасся, был их сын Гарри. Никто понятия не имел, что именно там произошло. Говорили, что у малыша на лбу оказалась зигзагообразная отметина, которую оставляет убивающее заклятие. Белла не верила в то, что годовалый ребёнок, будь он даже феноменально одарён магически, мог противостоять могущественному тёмному волшебнику. Тем более что в доме, кроме мёртвых супругов Поттер, больше ничьих тел не нашли.

Но Том словно испарился. Не зная, как объяснить эту загадку и что предпринять, Белла вне себя металась по квартире, которую пришлось снять в Лондоне: прежнее жилище Лейстрейнджей было первым в списке поместий, куда после исчезновения Лорда наведались авроры. Они хватали всех подряд. Часть Пожирателей, напуганных и дезориентированных происходящим, уехала из Британии, а остальные были арестованы и ждали суда. Власти, как пафосно писал «Ежедневный пророк», быстро и успешно «выжигали гнёзда скверны», но всё же Беллатрису, братьев Лейстрейнджей и Барти Крауча-младшего схватить им пока не удавалась.

— Что нам делать, Белла? — Руки хорошенько набравшегося с прошлого вечера Руди ходили ходуном.

— Хочешь спросить, что делать конкретно тебе? Можешь прямо сейчас отправиться в Аврорат и сдаться. Только не забудь сначала сменить подштанники. От тебя смердит страхом.

Она отвернулась от мужа и сжала кулаки. Острые ногти впились в кожу ладоней, но она даже не почувствовала этой боли.

— Ты по-прежнему думаешь, что Лорд жив? — пробасил Рабастан Лестрейндж.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и хмуро наблюдал за тем, как Беллатриса при всех унижала его брата. Но вступаться за него не хотелось, тем более что Руди действительно был трусоват, и сейчас, когда им стоило держаться вместе и поддерживать друг друга, вёл себя не лучшим образом.

— Я не знаю, что вообще происходит Раби! — Она устало потёрла пульсирующие виски. — Сердцем я чувствую, что он жив. Чтобы уничтожить такого мага, нужно обладать сверхспособностями, которых нет ни у кого из ныне живущих. Не думаешь ли ты, в самом деле, что Лорд не справился с ребёнком? Я уже не говорю о том, что мамаша этого пацана — ничем не примечательная магглорождённая колдунья, которой повезло вовремя расставить ноги перед чистокровкой и родить от него сына? По слухам, мелкий Поттер — первый, кто выжил после Авады. Но я не верю в это. Скорее всего, это утка, которую нам умышленно подкинули, чтобы сбить с толку. Никто ведь не знает, где этот мальчишка сейчас. Им выгодно, чтобы мы думали, будто ребёнок уникален настолько, что смертельное заклятие не причинило ему никакого вреда. Я уверена, что он мёртв, именно поэтому его не спешат предъявить широкой публике. Потому что показать некого.

— Может быть, мы все наскучили Тёмному Лорду, и он решил нас бросить? — Родольфус криво усмехнулся и присосался к горлышку бутылки. Винная струйка стекла по его небритому подбородку, и сорвавшиеся вниз красные капли испачкали и без того несвежую сорочку.

— Пей ещё больше, тогда в твою башку придут и не такие мысли, — посоветовала она ему, чувствуя, как внутри у неё всё клокочет от возмущения. И это ничтожество смеет называться её законным мужем?

— Руди, конечно, несёт чушь, но всё-таки, Белла, нам-то что делать? Одно дело гадать, куда пропал Лорд, а другое — точно знать, где он и что с ним сталось.

— Он не мог просто так исчезнуть и совсем не оставить никакого следа. Предположу, что его где-то держат. Возможно, далеко отсюда или, наоборот, совсем близко. Но это явно не изолятор Министерства Магии, иначе «Пророк» уже вовсю трубил бы о победе.

— Хочешь сказать, такое молчание свидетельствует о том, что Орден Феникса затеял свою игру?

Она кивнула.

— Если у кого и могло хватить могущества и знаний, чтобы придумать хитроумную ловушку для Лорда, то только у Дамблдора. Проклятый старик умён и коварен. А среди орденцев много предателей крови, в домах которых найдутся подвалы с таким уровнем защиты, что не снились министерским застенкам. Лорда могут держать именно там. Для каких целей — можно только догадываться.

— Но что именно ты предлагаешь? — раздался звонкий юношеский голос.

Взгляд Беллы смягчился, когда она встретилась глазами с Барти Краучем. Он был самым молодым из них, и она относилась к нему с искренней симпатией, ценя его отвагу и фанатичную преданность своему повелителю.

— Такого невольника, как Лорд, утаить сложно. А одолеть было ещё труднее. Если моё предположение верно, то к его пленению могли быть причастны только самые опытные союзники Дамблдора. Те, которым глава Ордена абсолютно доверяет. Если мы сможем понять, кому по силам было провернуть такую операцию, мы найдём их и выбьем нужную информацию о том, где они его держат.

— Это Лонгботтомы, больше некому, — внезапно произнёс Родольфус, и все удивлённо повернулись к нему.

— С чего ты взял, что это они? — спросила Белла и тут же охнула. — А ведь ты прав, мантикора тебя задери! Пророчество! Ну конечно!

— Что если после Поттеров Лорд решил полностью устранить возможную для себя опасность и отправился за мальчишкой Лонгботтомов, где и угодил в засаду? — рассуждал вслух Рабастан.

— Этих тварей нужно схватить! — Барти возбуждённо облизал тонкие губы. — Я возьму это на себя!

— Мы! — поправил его Рабастан. — Мы возьмём это на себя.

— Я с вами! — Родольфус сделал ещё один жадный глоток из бутылки и посмотрел на просвет, сколько жидкости осталось внутри.

— Нет, Руди. Ты будешь с женой и проследишь, чтобы с ней ничего не случилось. Именно ты отвечаешь за её безопасность!

Белла презрительно поджала губы. Как всё-таки предсказуемы мужчины! Предчувствие драки горячит им кровь, но полностью отключает мозги.

— Вы хотите нынче же похитить двух орденцев? И куда вы собираетесь их притащить? В эту маггловскую квартиру? Хороший план. Самоубийственный.

— У тебя есть другой? И в чём он заключается?

— Нам нужно затаиться. — Белла обвела присутствующих горящим взглядом. — Не пороть горячку и вспомнить о том, что наши портреты сейчас красуются на каждом углу… Надо убедить разыскивающий нас Аврорат, что после начала облавы мы покинули страну. Они должны поверить, что опасность миновала. Человеку свойственно терять бдительность, когда всё вокруг спокойно. Потом мы осторожно установим наблюдение, отследим все перемещения Лонгботтомов, поймём, какие защитные чары висят на их доме. И вот когда они будут ликовать и праздновать победу, мы нанесём неожиданный удар и захватим их врасплох. Они точно должны что-то знать о судьбе Лорда, я в этом не сомневаюсь. Иначе мракоборцы не вели бы себя сейчас так нагло и не хватали бы безнаказанно наших друзей…

Наверное, Том мог бы ею гордиться, подумала Белла, когда план, который она предложила остальным участникам их маленькой группы, полностью сработал. Единственным, что омрачало успех, было то, что мамаша Фрэнка, Августа Лонгботтом, именно в тот вечер забрала внука и отправилась погостить к родственникам, желая предоставить сыну и невестке возможность отдохнуть и остаться наедине.

Мальчишку теперь было не достать, а иначе Невилл стал бы отличным трофеем. Белла хотела сделать Лорду подарок после освобождения, и пусть бы он сам решил судьбу ребёнка. Всё ж таки, в отличие от Гарри Поттера, тот был чистокровным, а Повелитель не раз повторял, насколько высоко ценит «правильное» происхождение и отсутствие магглов и полукровок в роду.

Пленников, которых Инкарцеро Рабастана с ног до головы опутало верёвками, затащили в небольшую пристройку рядом с домом, где хранился разный хлам.

При взгляде на поверженных врагов Белла неожиданно испытала разочарование. Если бы они попались ей в бою, там всё было бы просто и понятно: кто кого. Тот, кто оказался бы ловчее и искуснее в использовании заклинаний, и одержал бы победу. Но сейчас перед ней были два жалких, связанных, безоружных человека.

Белла притянула стул и села на него, закинув ногу на ногу. Руди, Рабастан и Крауч встали за её спиной, признавая за ней право начать допрос.

Годы, проведённые рядом с Лордом, не прошли для Беллатрисы бесследно. Она многому научилась у него, но в первую очередь — видеть людей насквозь. Чувствовать их потаённые страсти, определять слабости, уязвимые места и болевые точки.

Несколько минут она хранила молчание, внимательно разглядывая лица лежащих на полу людей. На скуле Фрэнка красовался свежий кровоподтёк, правый глаз полностью заплыл. Но и одним глазом он смотрел на неё с вызовом и ненавистью.

Храбрец! Вот только надолго ли его хватит, когда придётся отвечать на вопросы? Осознаёт ли он всю серьёзность своего положения? В любом случае супруги Лонгботтом — ценная добыча. Они не только могут владеть интересующей её информацией, но и послужить в качестве заложников при переговорах и дальнейшем торге с Дамблдором.

Алиса, в отличие от мужа, была невредима, но Белла буквально кожей чувствовала исходившие от неё волны ужаса. Ещё бы! Не дура, понимает, что живыми они с Фрэнком отсюда, скорее всего, не выйдут. Хотя… всё будет зависеть от того, что они скажут. Или она больше боится не за себя, а за сына, не зная, где он и что с ним? Вероятно, так и есть. Говорят, материнский инстинкт — сокрушительная сила. Белле оставалось лишь поверить этому на слово, поскольку жизнь лишила её возможности оценить справедливость данного утверждения. Но вот эта паника, порождённая неизвестностью, пожалуй, может сыграть им на руку…

— Ну, кто из вас готов ответить, где вы держите Тёмного Лорда?

На лицах обоих пленников появилось одинаковое недоумённое выражение, словно они не понимали, о чём она спрашивает.

— Я так и думала, что охотников рассказать правду нет. А жаль. Вы сами себе осложняете положение… Повторяю вопрос: где Орден держит лорда Волдеморта, чьё имя вы даже не смеете называть?

— Давно ли подстилка этого ублюдка возомнила себя следователем? — раздался насмешливый голос Фрэнка.

От его фразы глаза заволокло красной пеленой пробуждающейся ярости. Но Белла одёрнула саму себя: ещё не время, нет, сначала они должны всё рассказать.

— Грубо, Лонгботтом. Грубо, глупо и недальновидно. Ты, похоже, забываешь, что это не мы у тебя, а ты у нас в гостях, — ухмыльнулась она.

— Зачем ты с ним церемонишься, Белл?

Рабастан в два шага преодолел разделяющее его с пленником расстояние и несколько раз сильно ударил Фрэнка в живот и грудь. Тот согнулся пополам, закашлялся и выплюнул на пол кровавый сгусток.

— Надеюсь, урок усвоен, Лонгботтом? — Белла наклонила голову к плечу, разглядывая его и гадая, надолго ли у него хватит выдержки сопротивляться истязаниям. — Мои друзья не будут настолько терпеливы с вами, как я. Где Лорд? Что вы с ним сделали?

— Если хочешь увидеть своего хозяина, постарайся как можно скорее сдохнуть, тварь!

— Ч-что? Ты лжёшь, мерзавец! — К горлу Беллы подступила дурнота. Том… мёртв? Не может быть! И, теряя над собой контроль, она истошно взвизгнула: — Круцио!

Тело пленённого мракоборца выгнулось дугой, словно через него пропустили мощнейший электрический разряд. Фрэнка вертело во все стороны, он кричал, царапал ногтями каменный пол, и у него изо рта шла розовая пена. Заклинание, порождённое ненавистью, было достойно ученицы Лорда и получилось такой силы, что опешил даже повидавший многое Рабастан.

— Фините инкантатем! — крикнул он и схватил её за руку. — Эй, полегче, иначе ты превратишь его в овощ слишком быстро, и тогда он нам уже ничего не расскажет!

Алиса с ужасом смотрела на то, что делали с её мужем и рыдала, кусая губы. Она то закрывала лицо руками, чтобы не видеть страшной картины, то отнимала их и тогда начинала мелко трястись.

— Агуаменти! — Родольфус обдал пленника струёй холодной воды, чтобы привести в сознание. Тот застонал и открыл глаза.

Барти склонился над Фрэнком.

— Взгляд осмысленный, значит, соображать может. Но как ты его приложила, а? Нам повезло, что этот мракоборец здоров как бык, — произнёс он после осмотра, и в его тоне послышалось восхищение мастерством Беллатрисы. — Более слабый уже бы мог с катушек слететь.

— Думаешь, тебе повезёт, и мы прикончим тебя быстро? — Рабастан глумливо ухмыльнулся. — Ошибаешься, Лонгботтом! Если будешь упорствовать, мы превратим твои последние часы в такой ад, что ты проклянёшь тот день и час, когда появился на свет! Помоги мне, Барти! Давай-ка улучшим ему обзор!

Вместе с Краучем они сняли с Фрэнка часть верёвок, а потом подвесили его за потолочную балку на связанных руках.

— Пожалуйста, пожалуйста, — Алиса уже кричала в голос, — не мучайте его!

— У тебя есть шанс облегчить страдания мужа, — сухо сказала Беллатриса. — Для этого тебе стоит стать немножко посговорчивей. Где Лорд?

— Мы не знаем! — в отчаянии выкрикнула та. — Никому в Ордене об этом не известно!

— Но он же схвачен, верно?

— Я не знаю… Не знаю… Дамблдор сказал нам, что Тот-кого-нельзя-называть исчез.

— Дрянь!

Белла подскочила к Алисе и со всей силы дала ей пощёчину. Пленница заплакала.

— Я кое-что придумал, — проговорил Рабастан. — Руди, уведи жену. Можете пока отдохнуть в доме.

— Хочешь сказать, что я бесполезен? — вскинулся Родольфус. — Никуда я не пойду и останусь с вами.

— Я хочу сказать, что ты единственный из нас женат, — осклабился Рабастан. — Белла не поймёт, если ты решишь оказать нам помощь.

Взгляд Фрэнка помертвел. Алиса, когда до неё дошёл потаённый смысл сказанного, побледнела как полотно.

— Давай, Руди! Забирай жену и уходи. Это представление только для холостяков, — он демонстративно начал расстёгивать ширинку. — Ну что, милая, развлечёмся? Давно мечтал отыметь бабу-мракоборца. А твой муж посмотрит и поучится, как надо ублажать женщину. Барти! Ты как, присоединишься ко мне?

— Непременно! — Молодой Крауч во все глаза смотрел на пленницу. По его лицу пробежала судорога, рот оскалился, сделав девятнадцатилетнего юношу похожим на бешеного волка.

Белла сама не поняла, что на неё нашло. Но при мысли о том, что сейчас произойдёт, она выхватила палочку и направила её на деверя.

— Не смей! Если кто-либо из вас попытается приставить к ней свой поганый отросток, я убью его на месте, — она обвела опешивших мужчин уничтожающим взглядом. — Можете уединиться в доме и подрочить друг другу, если вам больше заняться нечем.

Глаза Рабастана вылезли из орбит.

— Ты с ума сошла! Опусти палочку! Немедленно!

— Если не хочешь схлопотать Аваду прямо сейчас, застегни штаны и займись делом, — прошипела она. — Ты всё понял?

— Браво, дорогая! — расхохотался у неё за спиной Руди. — А ты та ещё яйцерезка. После такой впечатляющей речи у них обоих не встанет ещё месяц!

Красный от бешенства и унижения Рабастан был вынужден подчиниться, но Белла понимала, что он уступил только её статусу подруги и любовницы хозяина. Он действительно занялся «делом», с яростью испытывая на супругах одно заклинание за другим. Барти и Родольфус не отставали от него, словно стремились доказать ей, что она зря относится к ним, как к слабакам.

Ближайшие несколько часов слились для Беллы в один утомительный гул из стонов и криков пытаемых, действий её спутников и собственных попыток выбить из пленников правду.

Лонгботтомы были сильны, очень сильны! Другие бы уже давно сломались и рассказали всё, что требовалось, но эти упрямцы, избитые, измученные и едва живые, продолжали твердить, что не знают, где находится Волдеморт, и что он просто исчез.

А потом дверь вдруг слетела с петель, раздались чужие голоса, и Белла почувствовала, как неведомая сила сначала выбила из её руки волшебную палочку, а затем подняла в воздух и обрушила вниз. Последнее, что она успела увидеть перед тем, как ударилась затылком об пол и потеряла сознание, был бешено вращающийся искусственный глаз Аластора Грюма, самого беспощадного к Пожирателям смерти мракоборца Британии.

Как выяснилось позже, сноровки и мозгов у подвыпившего Руди хватило только на то, чтобы установить простенькие отталкивающие чары. Живущим поблизости магглам казалось, что в богатом доме у реки бурно празднуют день рождения. Но несколько часов шума, то и дело взлетающие в небо фейерверки и, наконец, различимые даже сквозь громкий шум женские крики возмутили даже самых терпеливых. Кто-то из соседей вызвал наряд, решив, что гости на вечеринке перепились настолько, что дело дошло до поножовщины.

В Аврорате сидели не дураки, и информация из маггловской полиции предусмотрительно и оперативно попадала туда, куда следовало. Когда в сводке засветился адрес Алисы и Фрэнка, на помощь попавшим в беду товарищам бросился возглавляемый Грюмом отряд, состоявший из лучших бойцов Ордена Феникса и мракоборцев.

Пожирателей взяли с поличным. Приговор всем участникам истязаний был скор и суров: пожизненное заключение в Азкабане. Из-за пыток Лонгботтомы непоправимо повредились рассудком. Они остались живы, но все, кто их видел, признавали, что смерть была бы для них лучшим исходом, чем вегетативное существование, на которое они были обречены до конца дней.