Прямо по курсу - мечта (джен)

Рассказ Муми-мамы

Лето в тот год выдалось холодным и дождливым, как будто на острове побывал злой волшебник и украл тепло. Будь его воля, он бы наверняка прихватил с собой и солнце, но солнце оказалось сильнее волшебных чар. В редкие погожие дни оно неуклюже выкатывалось из-за туч и, раскинув свои горячие лучи во все стороны, согревало продрогших обитателей острова. Правда, длилось это недолго. Через какое-то время небо снова темнело, с моря начинал дуть сырой прохладный зюйд-вест, а дома, холмы и деревья пропадали под стеной дождя.

Все лето я гостила у бабушки. Ее старый домик, уютный, но немного покосившийся от ветра, стоял на самом берегу. Можно было любоваться морем днем и ночью, завороженно слушать, как оно шумит, и ждать, не сводя глаз с горизонта.

"Кого ждать?" — удивленно спросите вы. Нет, не сказочного принца, как Гафса, которая проводила у моря каждый отпуск, не пиратов с сундуком, полным сокровищ, как Хомса, что жил по соседству, и не торговцев, продающих шелк и сладости, как Филифьонка, давняя приятельница бабушки. Хотя я с детства слыла романтичной натурой, повод для ожидания у меня был совершенно другой. Весной мои родители отправились в кругосветное путешествие, и мы до сих пор не получили от них ни одной весточки, отчего сердце было не на месте.

— Не грусти, дорогая, — сказал на прощанье папа, а мама молча погладила меня по голове и, громко всхлипнув, высморкалась в платок. — Ты слишком юна, чтобы поехать с нами, это путешествие может быть чуточку опасным. Здесь тебе будет спокойно. Дыши свежим воздухом, купайся в море, ешь бабушкину стряпню и набирайся сил.

Но я все равно грустила, и непонятно, что меня печалило сильнее: то ли разлука с мамой и папой, то ли моя юность, не позволившая мне отправиться с ними. Я стояла на берегу и со слезами на глазах смотрела на их лодку, которая с каждой минутой становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в черную едва различимую точку и не исчезла в туманной дымке. А я в тот момент, когда она исчезла, твердо решила: если у меня однажды появятся дети, я никогда не буду запрещать им путешествовать, куда бы они ни собрались: на пикник, в горы или на край света. Ведь юность создана для приключений. С этим была согласна даже моя старенькая бабушка. Она ходила по дому с палочкой, носила очки и все время куталась в вязаную шаль, но с любовью вспоминала свои юные годы, наполненные яркими событиями, новыми знакомствами и романтическими историями.

— Когда долгое время живешь возле моря, перестаешь ценить его красоту, — сказала как-то раз Гафса, увидев меня гуляющей по берегу в одиночестве. Дождь прекратился, уступив место теплому закатному солнцу, и я с наслаждением грелась в его лучах.

— Тогда почему вы каждый отпуск проводите здесь? — спросила я. — Не лучше ли уехать на курорт или разбить палатку в лесу? Или вы правда ждете, когда прибудет сказочный принц?

Гафса недоуменно хмыкнула и, заметив тучу, что проплывала мимо, на всякий случай раскрыла зонтик.

— Мой отпуск длится ровно десять дней, — произнесла она отстраненно, словно не расслышав ни одного вопроса. — Задержись я хоть на пару часов, море перестанет быть праздником, оно войдет в привычку. А это самое страшное, что может случиться, — привыкнуть к тому, что любишь. Превратить мечту в обыденность.

— Я здесь с конца весны, — смущенно призналась я, — и кажется, море такое же, как и прежде. А может, и нет. Я как-то не задумывалась об этом.

— С конца весны? — Гафса округлила глаза. — Слишком долго для столь юной леди.

Она глянула в мою сторону свысока и, не закрывая зонтика, зашагала к домику, который на время отпуска снимала у одного пожилого хемуля.

В тот вечер бабушка усадила меня к камину и напоила горячим чаем с мятой, рецепт которого нашла в своих заметках под названием "Безошибочные домашние средства лечения". Аромат, исходивший от чашки, согревал и успокаивал. Я блаженно вытянула лапы у огня и наблюдала за танцующими оранжевыми язычками, что устроили неравную борьбу с сухими поленьями.

— Мятный чай — лучшее средство от хандры, — сказала бабушка, улыбнувшись. — То, что нужно для самого последнего муми-тролля на свете.

— Эй, бабушка! Что ты такое говоришь! — возмутилась я, чуть не расплескав чай. — Мама с папой обязательно вернутся.

— Конечно вернутся, — кивнула бабушка. — Но много ли ты знаешь муми-троллей, кроме своих родителей?

Я лишь молча пожала плечами. Это правда, не считая мамы, папы и бабушки, я ни разу в жизни не встречалась с муми-троллями.

— Вот и я о том же, — ответила бабушка на мое молчание. — Хемули, филифьонки, хомсы и гафсы буквально на каждом шагу, а муми-троллей нет, будто и не было никогда. А ведь раньше они жили везде: кто в изразцовых печах в людских жилищах, кто в собственных домах. В долинах, в горах и у моря, в самых разных уголках земли. А теперь... Перевелись муми-тролли на свете, вот что я тебе скажу.

Бабушка тяжело вздохнула, села в кресло-качалку и, натянув на себя свой старенький выцветший плед, прикрыла глаза. А я загрустила пуще прежнего. Мало того, что родители не взяли с собой в кругосветное путешествие, так еще и это. Думаете, легко мне было признать себя самым последним муми-троллем на свете? Страшно подумать! Моя юность, оказавшаяся абсолютно никчемной и никому не нужной, грозила закончиться, едва начавшись. Что если у меня никогда не будет семьи, детей и уютного дома, который я могла бы обставить как душе угодно? Не будет свадебных фотографий, бесед за чашкой послеобеденного кофе, праздничных ужинов и клубничных грядок в огороде... Я представила свою дальнейшую безрадостную жизнь на этом острове, где мне, возможно, придется встретить старость в компании угрюмых бабушкиных соседей (и самой бабушки, если она вдруг передумает умирать), и чуть не заревела в голос как маленькая.

На мое счастье в эту минуту из щели под плинтусом выглянула крохотная серая мышь и отвлекла меня. В начале лета я, маясь от скуки из-за затянувшегося дождя, прикормила мышиную семью, и теперь они — то вместе, то друг за другом — каждый день наведывались за провизией.

— Представляешь, я самый последний муми-тролль на земле, — тихо, чтобы не разбудить бабушку, пожаловалась я, угостив мышь хлебом.

— Счастливая, — пропищала мышь. Она взяла угощение обеими лапками, откусила кусочек и принялась жевать.

— Что? — удивилась я. — Самый последний муми-тролль, понимаешь? Одна на всем белом свете.

— Говорю же, счастливая, — повторила мышь и, отложив еду, пояснила: — Если бы я была самой последней мышью на свете, мне бы наверняка досталась целая горбушка, а так — всего лишь кусочек. — Она бросила грустный взгляд на оставшийся хлеб и вздохнула. — Старшие братья и сестры постоянно задирают меня, я вечно теряюсь в толпе, никто не замечает несчастную маленькую серую мышь. А ты... Одна в своем роде. Не такая как все. Особенная. Завидная жизнь. Не жизнь, а кладовая, набитая припасами.

Сказав это, мышь доела угощение, поблагодарила и исчезла под плинтусом, а я погрузилась в раздумья.

"Может, быть единственной в своем роде не так уж и плохо? — размышляла я. — Стану известной на весь мир, прославлюсь, буду вести дневник или писать заметки в газету об уникальности муми-троллей. А потом куплю дом. Разве последний муми-тролль на земле не имеет права купить себе дом? Красивый, с голубой крышей, с изразцовой печью посреди уютной гостиной... Интересно, что лучше: купить дом или построить его собственными лапами?"

Я думала об этом весь вечер и остаток лета, потеряв покой и глотая мятный чай чашку за чашкой, пока в один прекрасный и на удивление солнечный день не произошло кое-что неожиданное.

Увидев солнце сквозь маленькое тусклое окошко своей комнаты, я поспешила в гостиную. Вдруг бабушка еще спит и не знает, что дождь закончился. Но бабушка не спала. Она сидела за обеденным столом и разбирала почту, которую из-за непогоды не приносили больше месяца. В толстом свертке обнаружилось несколько газет и журналов, открытка к дню летнего солнцестояния от бабушкиной подруги, старухи фрекен Снорк, и долгожданное письмо от мамы с папой, датированное первым августа. Они слали нам горячий привет, заверяли, что чувствуют себя хорошо, что кругосветное путешествие идет по плану, и обещали вернуться домой не раньше следующего лета.

— Вот видишь! — просияла бабушка, глядя на меня из-под очков, и я захлопала в ладоши от радости. — А ты боялась, что их съела акула. Это все почта. Никогда не приходит вовремя.

Она еще раз прочла письмо, полюбовалась открыткой и стала читать газеты.

— Послушай, что пишут, — воскликнула бабушка через какое-то время. — Вот это новости! Одна страшнее другой. Гроза морей капитан Филифьонк Кривая Лапа вернулся. Пиратский корабль под его началом разгромил хемулевскую королевскую флотилию... Какой кошмар! Пираты потеряли всякий стыд... На острове Самодержца во время свадьбы Шнырька и Зверюшки Сос неизвестные устроили беспорядки. Говорят, что это была забастовка против ущемления жилищных прав невесты, ведь жених проживает в банке из-под кофе... Мир сошел с ума! В банке из-под кофе можно разве что хранить булавки или настаивать средство от муравьев... Массовый побег из сиротского дома Хемулихи. Дурной пример непослушного муми-тролля оказался заразительным... Уму непостижимо! Молодежь совсем от лап отбилась... Слушай дальше...

Но я не слушала. "Дурной пример непослушного муми-тролля", — звенело в голове, и казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от волнения.

— Муми-тролль! — Я подбежала к столу и тронула бабушку за плечо. — Они написали про муми-тролля! Значит, я не самая последняя на свете, есть и другие. Что если в сиротском доме Хемулихи не один, а целая сотня муми-троллей? Ну или хотя бы дюжина...

Бабушка удивленно посмотрела на меня.

— Наивное дитя, — сказала она. — Неужели ты не знаешь, какие сказки сочиняют в наших газетах? Скорее всего, это просто опечатка или выдумка для привлечения читателей.

— Но, бабушка...

— Ну откуда в сиротском доме муми-тролли, дорогая? — засмеялась бабушка. Она махнула лапой и, вздыхая и охая, перебралась в кресло-качалку. — Ни у одного родителя лапа не поднимется отдать муми-тролля в приют. Это же не хемуль и не детеныш мюмлы. Это муми-тролль! Самое милое и безобидное существо на земле.

И бабушка, довольно улыбнувшись, задремала, убаюканная солнечными лучами, щедро залившими гостиную. А мне, пока она спала, в голову пришла потрясающая идея. Отбросив все страхи и сомнения, поддавшись неожиданному порыву, я решила отправиться на поиски других муми-троллей. Я больше не могла сидеть сложа лапы. Я не могла делать вид, что все в порядке, пока муми-тролли живут в сиротских домах. Я должна была действовать. А еще во мне проснулась жажда приключений, словно выглянувшее из-за туч солнце разбудило ее. Чем я хуже мамы и папы? Я уже достаточно взрослая, чтобы отправиться в собственное настоящее путешествие. Это лучше, чем стоять на берегу, тщетно ожидая перемен и проливая слезы. Я не знала, какой путь меня ждет, но была уверена, что приняла правильное решение.

Первым делом я собрала свою сумку, положив в нее самое необходимое: теплый свитер, бутерброды с ветчиной, папин старый компас, таблетки от головной боли, книгу "Лучшие кулинарные рецепты", любимую пудреницу, вазочку для карамелек и много-много других полезных вещей.

Когда сборы были закончены, я накормила мышей, осторожно укрыла бабушку пледом, взяла сумку и, прослезившись на пороге, выскользнула за дверь.

Только не подумайте, что я ушла не попрощавшись. Я была хорошо воспитанной внучкой и оставила бабушке записку.

"Прощай, бабушка, — написала я на клочке бумаги. — Не сердись на меня. Я отправляюсь на поиски таких, как я. Потому что мне очень грустно быть последним муми-троллем. Когда-нибудь я вернусь, и ты узнаешь, что нас еще много на свете. Береги себя. Твоя внучка.

P.S. Мыши, что живут под полом, едят два раза в день".

Выйдя из дома, я по привычке ожидала увидеть пустынный берег, но увидела совсем другую картину. Солнце уже подсушило уставший от дождя остров, и его обитатели высыпали на улицу. Кто-то играл в догонялки на песке, кто-то купался, кто-то просто гулял по берегу, наслаждаясь теплой погодой. Крики чаек смешивались с гомоном самых разных существ. На остров постепенно возвращалась жизнь.

Скоро я заметила Гафсу в соломенной шляпе. Она сидела на стульчике прямо у моря и мрачно наблюдала за Хомсой, который пытался спустить лодку на воду. Еще одной молчаливой зрительницей была Филифьонка. Она дрожала как осиновый лист, несмотря на теплое платье и шапочку, и сжимала в лапах бесформенный узелок. Наверное, простудилась в дождь, подумала я и стала вспоминать, есть ли в моей сумочке лекарство от простуды. Но, когда я подошла ближе, Филифьонка не выглядела больной, скорее всего, она волновалась или была чем-то напугана.

— Добрый день! — поздоровалась я, приветливо оглядев странную компанию. — Чудесная погода, не так ли?

— Чудеснее не придумаешь, — не очень вежливо ответила Гафса и кивнула в сторону Хомсы: — Полюбуйтесь на это безрассудство! Отправляться в плавание на такой маленькой лодке — дурная затея.

— Других не имеем, — пробурчал Хомса, пожав плечами, и продолжил готовиться к отплытию.

— Пираты отправят ее на дно в первую же минуту, — не унималась Гафса. — Вы слышали, что случилось с хемулевской королевской флотилией? В живых остался всего один хемуль, и тот онемел от страха.

— Что ж, придется рисковать, — вздохнул Хомса. — Клад сам себя не найдет. И вообще. Может, я и сам хочу стать пиратом...

— Позвольте узнать, куда вы направляетесь? — спросила я.

Хомса оставил лодку в покое и принялся рассказывать.

— Я нашел на карте Остров Всякой Всячины. Говорят, там можно отыскать все что угодно. Блокноты, швейные машинки, одеяла из гагачьего пуха, рамки для фотографий и фруктовые коктейли со льдом. А еще любые клады и сокровища. Чего там только нет. Бери сколько хочешь, никто тебе слова против не скажет.

— Интересно, а муми-тролли там есть? — взволнованно воскликнула я.

Хомса почесал затылок.

— Вполне возможно, — сказал он. — Почти наверняка. Как же без муми-троллей? Там даже педали от велосипеда есть. Значит, и муми-тролли найдутся.

— Возьмите меня с собой, пожалуйста, — попросила я. — Мне очень нужно. Обещаю вести себя хорошо. Не спать допоздна, не петь по ночам и вступить в бой с пиратами, если потребуется. В моей сумке полно бутербродов и даже компас есть. Папин, настоящий.

— Бутерброды — это прекрасно, — одобрил Хомса. — Отплываем через десять минут.

Гафса презрительно фыркнула и закатила глаза.

— Еще одна сумасшедшая! Не надейтесь, что пираты пощадят вашу юность...

— Да что вы заладили, милочка! — перебил ее возмущенный писклявый голос. Он принадлежал Филифьонке, которая все это время лишь молча слушала и наблюдала. — Все пираты да пираты. Как будто кроме пиратов других тем для разговора нет. К вашему сведению, я в юности мечтала уплыть с пиратами. И теперь мечтаю. Если пираты помогут найти моих родственников, которые уже два года не отвечают на письма, я первая взойду на их корабль. Уж лучше пираты, чем несуществующий сказочный принц, которого вы ждете на берегу целыми днями.

Гафса позеленела от злости. Пораженная тирадой Филифьонки, она шумно выдохнула, всплеснула лапами и, почему-то передумав отвечать, стала собирать вещи.

— Может, поплывете с нами? — предложила я, пожалев ее. — Вы ведь так любите море.

Глаза у Гафсы на секунду загорелись, а потом снова погасли. На мордочку вернулось презрительное выражение.

— Сегодня последний день моего отпуска, — произнесла она, — и я хочу провести его в тишине и покое.

Она взяла стульчик, надвинула шляпу на глаза и пошла вдоль берега, не обращая внимания на волны, которые окатывали ее лапы, словно затеяли с ними веселую игру.

Хомса между тем спустил лодку на воду, и я села в нее, бережно положив рядом свою сумку. Голова у меня кружилась: то ли от легкого покачивания, то ли от волнения, то ли от всего сразу.

— Чего же вы ждете? — закричал Хомса, обращаясь к Филифьонке. Та растерянно стояла на берегу, прижав к груди узелок. Вид у нее был жалкий. — Садитесь скорее! Волна поднимается. Кажется, вы ищете родственников?

Филифьонка радостно закивала.

— Ну вот! — сказал Хомса. — Вы ищете родственников, эта юная особа ищет муми-троллей, а я ищу клад. Лучшей компании вам не найти.

И Филифьонка наконец решилась. Она ступила в воду, схватилась лапой за корму, и Хомса помог ей забраться в лодку.

— Почему вы дрожите? — спросила я, когда Филифьонка уселась рядом со мной.

— Я ужасно боюсь пиратов, — призналась она.

Я раскрыла рот от удивления.

— Как же так? Вы сказали, что встреча с пиратами всегда была вашей мечтой.

Филифьонка наклонилась к моему уху и прошептала по секрету:

— Я придумала это специально, чтобы проучить Гафсу. Все гафсы — невыносимые зазнайки. — Лапки Филифьонки по-прежнему тряслись, а в глазах горели беспокойные огоньки. — Если быть откровенной до конца, я и море не люблю. Мокрое, холодное и такое шумное, что хочется закрыть уши лапами... — Она немного помолчала. — Вот бы вернуться на берег. Но теперь уже поздно...

Да, было слишком поздно. Лодка, управляемая Хомсой, уже несла нас по волнам, и берег с каждой минутой становился все дальше и дальше. Я смотрела то на своих спутников, то на выцветшую на солнце крышу бабушкиного дома, то на далекий горизонт, сулящий неизвестность, и не верила своим глазам. Так началось мое самое первое настоящее путешествие.

Мы находились в открытом море уже несколько дней. Филифьонка постепенно перестала дрожать и часами рассматривала фотографии родственников, которые отыскала в своем узелке. Хомса ловко орудовал веслами, болтая без умолку о сокровищах. Я молча слушала, только успевая доставать из сумки бутерброды. Увы, бутерброды заканчивались со скоростью света, а вот берега, к которому можно пристать, чтобы пополнить запасы, по моим ощущениям, не предвиделось еще очень долго.

Курса у нас не было. Мы плыли куда глаза глядят. Папин компас оказался сломан. Хомса безуспешно тряс его и держал на ладони, пристально глядя на заветную стрелку в надежде, что она заработает, но она не заработала. Сам Хомса понятия не имел, где находится Остров Всякой Всячины, куда он так отчаянно стремился. На второй день нашего плавания выяснилось, что карта с координатами острова была напечатана в юмористическом журнале под редакцией коллектива хемулей, и, скорее всего, этого удивительного места, где можно найти что угодно, вообще не существовало, либо оно было скрыто от любопытных глаз.

— Подумаешь. — Хомса ничуть не расстроился, когда я вычислила, что карта, возможно, фальшивая, и сообщила ему неприятную новость. — В мире полно островов с сокровищами. Рано или поздно найдем то, что нам нужно. Пираты же находят. И мы найдем. Чем мы хуже пиратов?

— Мне кажется, мы чуточку лучше, — с улыбкой сказала я и внесла рациональное предложение: — Давайте возьмем курс на дом Хемулихи. — Хомса удивленно вскинул брови, взглянув на меня. — Ну надо же с чего-то начинать. Это сиротский дом, откуда сбежали муми-тролли. Он не должен быть слишком далеко, иначе в газете не написали бы об этом. Хемули любят лесную местность. А еще долины. Точно, долины! Редко встретишь долину, где бы не было ни одного хемуля. Но начать нужно с сиротского дома, определенно.

— Сиротский дом? Вы хотите усыновить ребенка? — состроив жалостливую гримасу, спросила Филифьонка. — Как мило. Но что вы будете делать, если и другие подкидыши захотят, чтобы вы стали их мамой? Неужели усыновите всех сразу?

— Не знаю, — честно ответила я. — Мне бы сперва найти хоть какого-нибудь муми-тролля, а дальше видно будет.

— Понимаю, — вздохнула Филифьонка и любовно погладила лапой фотографию своей племянницы. Сама она тоже не знала, куда лучше плыть. Ее родственники были разбросаны по всему свету, постоянно меняли место жительства и ужасно не любили отвечать на письма.

Так мы и носились по волнам, гонимые ветром и поддерживаемые своими зыбкими мечтами, пока не увидели на горизонте большое черное пятно. Пятно с каждым часом росло и совсем скоро стало напоминать огромный плавучий дом или необитаемый остров, затерявшийся посреди океана.

— Земля! — обрадовался Хомса и стал грести еще быстрее. Подзорной трубы у него не было, поэтому он не мог как следует рассмотреть надвигающееся на нас пятно. — Земля прямо по курсу! Приготовиться к высадке на берег! Будьте осторожны, там может быть опасно. Не заговаривайте с незнакомцами, не раскрывайте никому наших планов, не смейтесь, когда...

— Хомса! — Я перебила его и потрясла за плечо. — Хомса, остановитесь! Это не земля. Это корабль. — Мое сердце ушло в пятки, когда я поняла, с кем нам предстояла встреча в открытом море. И я с трудом вымолвила: — У него паруса черные...

— Пираты, — всхлипнула Филифьонка и схватила меня за лапу.

— А? — Хомса издал странный звук, словно потеряв дар речи. Он бросил весла и уставился на пиратский корабль.

На палубе царила суета. Кто-то важный в треуголке с пером зычным голосом отдавал приказы, матросы бегали и кричали, а выдвинутые наполовину пушки угрожающе скрипели. Ветер раздувал черные паруса, гордый и величественный нос разрезал шипящие темные волны. Все происходящее казалось мне сном.

Скоро корабль поравнялся с нашей лодкой, и ее едва не перевернуло накатившей волной.

— Попрощайтесь с жизнью! — расхохотался матрос с крысиными усами, направив на нас штуку, очень похожую на ружье, и я, не помня себя от страха, закрыла глаза.

"Вот и закончилось мое путешествие, — с грустью подумала я. — Никаких тебе муми-троллей, никакой юности, полной романтических приключений, никакого дома с голубой крышей. Бедная бабушка, бедные мама с папой, они не переживут этого позора".

Я услышала странный щелчок и уже приготовилась умереть, но не умерла. Открыв глаза, я убедилась, что Филифьонка и Хомса в порядке. Одна все так же дрожала, а второй молча смотрел на пиратов со смесью страха и восторга в огромных глазах.

— Взять живыми! — снова приказал кто-то важный, и нас подняли на борт вместе с лодкой, окружив со всех сторон и оглядев с головы до лап, словно мы были сделаны из золота. Старый еж с перевязанной головой так жадно рассматривал мою сумку, что я испугалась, как бы он не отобрал ее и не разбил пудреницу. Между тем бобер в грязной, побелевшей от морской соли рубахе выхватил у Филифьонки узелок, разорвал его, и на палубу посыпались бесчисленные фотографии, открытки и гипсовые безделушки.

— Ой! — заплакала Филифьонка, прикрыв рот лапой. Бобер разочарованно потряс косматой головой.

— Женщина на корабле — к беде, — с раздражением произнес он, — а если их две, даже представить страшно... Кракен их раздери! Капитан, что будем делать?

И тут я увидела капитана. Тот самый важный тип в треуголке с пером, что кричал громче всех, вышел вперед и уставился на нас, сверкая черными глазами. Походка у него была нетвердая, он немного приволакивал лапу и морщил рот, как будто движения причиняли ему боль. Кроме треуголки, капитан был облачен в изрядно потрепанные бриджи, жилет и камзол, а сам он, судя по всему, относился к роду филифьонок: такой же высокий, худощавый, с острой вытянутой мордочкой и хитрыми глазками.

— Что еще за пресноводных моллюсков притащило? — громко спросил капитан, и команда за его спиной разразилась смехом.

— Филифьонк Кривая Лапа? — как можно увереннее произнесла я, крепко вцепившись в сумку. — Это вас называют грозой морей?

Капитан довольно ухмыльнулся, шевельнув длинными усами.

— Капитан Филифьонк Кривая Лапа! — уточнил он и, напустив на себя важный вид, добавил: — Да, именно так меня называют. Гроза морей! В честь моего корабля. И это прекрасно! Каждый настоящий пират должен гордиться своим громким именем! А ты кто такая? Откуда знаешь обо мне?

Я, набравшись смелости, ответила:

— Я юный муми-тролль женского пола, а это мои друзья. Мы путешественники. А знаю я о вас из газеты. Только ленивый не обсуждает ваши подвиги. Признаться, они мне не очень по душе, но кто я такая, чтобы судить грозу морей.

— А она смелая! — присвистнул капитан Филифьонк, и я подумала: а что, если этот капитан приходится родственником нашей Филифьонке, отчего мне вдруг сделалось смешно.

— Просто за последние несколько дней я столько раз слышала о пиратах, что почти перестала их бояться. — Я посмотрела капитану в глаза. — Позвольте обратиться к вам с просьбой?

— Говори! — разрешил капитан Филифьонк, выдержав небольшую паузу.

— Если вы все-таки решите нас убить, исполните, пожалуйста, наше последнее желание.

— И какое ваше последнее желание? — Капитан Филифьонк изобразил удивление.

— Найти Остров Всякой Всячины, — неожиданно для всех заговорил Хомса. Его глаза лихорадочно блестели, как будто он был болен. — Мне уже не суждено, но, может, хотя бы вам повезет. Говорят, там сокровищ видимо-невидимо. У меня и карта есть.

— И моих родственников, — добавила Филифьонка, обратив на капитана печальный взор. Она раскрыла ладонь, на которой лежал маленький гипсовый хемуль, и шумно шмыгнула носом. — Но если вам не удастся никого найти, оставьте этот сувенир себе на память, ведь мы с вами одного вида, так что почти родня.

— И у меня есть небольшая просьба, капитан Филифьонк Кривая Лапа, — дождавшись своей очереди, произнесла я. — Я не буду просить вас искать муми-троллей, сдается мне, для пиратов это пустая трата времени. Но я попрошу вас съесть оставшиеся бутерброды. Мне бы не хотелось, чтобы они испортились. — Я вынула из сумки два последних бутерброда и показала капитану. — Вот! Масло растаяло, а ветчина еще свежая. Я сама готовила. В то утро, когда сбежала от бабушки, чтобы отправиться в свое первое настоящее путешествие.

Бобер в грязной рубахе недовольно фыркнул.

— Капитан, это уже переходит всякие границы! — резко сказал он. — Что за чушь они несут! Разделаемся с ними побыстрее — и дело с концом!

— Молчать! — рявкнул капитан Филифьонк. — Тишина на палубе! — И вновь обратился ко мне, хохотнув в усы: — Ну, давай сюда свое угощение! Если не понравится, так и быть, попрощаетесь с жизнью все трое.

Но ему понравилось. Капитан с аппетитом проглотил оба бутерброда, облизнулся и вынес вердикт:

— Вкусно!

У меня вырвался вздох облегчения. Филифьонка на радостях достала очередную безделушку, а Хомса нервно икнул.

— Муми-тролль женского пола, говоришь? — рассмеялся капитан Филифьонк и приветливо потрепал меня по плечу. — Теперь будешь Муми-пираткой. — Я залилась краской от смущения. — С завтрашнего дня займешь должность кока, а то стряпню нашего повара есть невозможно. А ты что умеешь делать? — обратился капитан к Филифьонке. Она не сразу сообразила, что он говорит с ней, и я ткнула ее лапой в бок. — Может, стрелять из ружья, или чинить паруса, или заряжать пушки?

— Нет, капитан, ничего этого я не умею, — призналась Филифьонка. — Но я умею и очень люблю убираться. Круглые сутки готова драить полы, вытирать пыль и мыть посуду. Это так успокаивает.

— Хорошо! Работы у тебя будет много. Матросы совсем запустили хозяйство.

— Простите, капитан, — сказала Филифьонка. — У вас на корабле есть пауки? Дело в том, что я ужасно боюсь пауков, еще сильнее, чем пиратов.

— Пауки? — сквозь смех произнес капитан. — Пауков нет, только крысы. Господин боцман, разместите дам в отдельной каюте, и проследите, чтобы они ни в чем не нуждались. А для Хомсы приготовьте гамак. До тех пор, пока наши гости не решат сойти на берег и покинуть нас, "Гроза морей" будет их домом.

— А как же карта, капитан? — поинтересовался Хомса. — Не хотите взглянуть?

— Ах да, карта! Как же я мог забыть! Дамы сбили меня с толку своей болтовней. Давайте ее сюда, мой юный друг! Сейчас мы ее прочтем. Господин штурман, будьте так любезны, расскажите нам, как найти сокровища. Давненько мы не держали в лапах золота...

Штурманом был бобер в грязной рубахе. Он взял у капитана карту и погрузился в дешифровку с головой.

Мы с Хомсой переглянулись. На душе у меня было тревожно. Если пираты поймут, что карта фальшивая и Острова Всякой Всячины не существует, нам не сдобровать. Я внимательно следила за каждым движением штурмана, но ничего особенного не произошло. Закончив изучать карту, он произнес несколько дежурных фраз, значение которых мне было неизвестно, и капитан Филифьонк с торжествующим видом направился к штурвалу.

— Лево руля! — отдал он приказ рулевому. — Держим курс на Остров Всякой Всячины!

И запел во все горло пиратскую песню:

— Йо-хо... грянем вместе!

Чёрт сбежал от нас в Ад.

Йо-хо... прочь от песни,

Что поёт пират...

Жизнь на пиратском судне оказалось вполне сносной. Не считая того, что каждое утро мне приходилось вставать к плите и готовить обед на всю команду. Овсянку, лимонный пудинг, запеченные ребрышки, оладьи с клубничным джемом, торт со взбитыми сливками... По словам капитана Филифьонка, еще ни один кок не радовал их столь разнообразным меню. Бабушкина книга с рецептами здорово меня выручала. Стряпая для пиратов, я представляла, как однажды смогу угостить чем-нибудь вкусненьким муми-троллей, которых отыщу на острове Всякой Всячины, и на душе становилось тепло.

— Молодец, Муми-пиратка! — хвалил меня капитан, вытирая усы после сытного обеда. — Ты замечательный повар. Проси, чего хочешь.

А я лишь смущенно пожимала плечами. Чего мне было желать? Вместо того чтобы отправиться на корм рыбам, я плыла к своей заветной мечте на всех парусах. Разве это не счастье для муми-тролля, который еще недавно был самым последним муми-троллем на свете, а теперь приобрел друзей и совсем скоро встретится с теми, кого так долго искал?

Я часто выходила на верхнюю палубу и смотрела вдаль, туда, где в серой призрачной дымке море соединялось с небом. Пахло солью и свежим ветром, и в мою юную голову в эти минуты приходили волнующие мысли.

"Интересно, где сейчас тот непослушный муми-тролль, сбежавший из дома Хемулихи и подавший другим подкидышам дурной пример. Может, он так же, как и я, путешествует по морю, преодолевая трудности и сомнения. Или ищет клад, или строит дом, или просто мечтает по ночам, считая звезды на темном бесконечном небе".

Порой я чувствовала такую сильную близость с этим неизвестным муми-троллем, что на глаза наворачивались слезы и мне казалось, будто мы знакомы с ним тысячу лет.

Капитан Филифьонк чувствовал мое волнение. Как-то раз, когда я стояла, ежась на ветру, погруженная в грезы о, возможно, вымышленном муми-тролле из газетной колонки новостей, он подошел ко мне со стаканом рома в лапе и сказал:

— На вот, Муми-пиратка, выпей глоток, согреешься. Хорошая штука ром. Исцеляет от недугов, избавляет от тоски, согревает в промозглые дни.

Ром был крепко выдержанным и обжигал горло не хуже острого перца, но я послушно пригубила.

— Ух, какой крепкий! — засмеялась я, утирая слезы. — Это вам не мятный чай по бабушкиному рецепту.

— Скучаешь по бабушке? — спросил капитан Филифьонк.

— Да. Но большего всего по дому. По ощущению твердой земли под лапами. Все-таки море — не моя стихия. Муми-тролли не любят холод и сырость. Холод и сырость для них — хуже всего на свете. А у вас есть дом, капитан?

Капитан Филифьонк помолчал, глядя на беспокойные волны, которые с шипением ударялись о борт "Грозы морей".

— Для пирата существует лишь один дом — пиратский корабль.

Я понимающе вздохнула. Когда-то бабушка рассказывала мне, что моряки погибают вместе с кораблем. Значит, и пираты тоже. От этой мысли стало немного грустно.

— Все пройдет, Муми-пиратка, — сказал капитан Филифьонк, — все переменится, вот увидишь. Юность ускользает слишком быстро, а вместе с нею наши тревоги, сомнения и бесплодные мечты.

— Что же тогда остается? — недоуменно спросила я.

— Привычка. Кто-то называет это любовью.

— Одна моя знакомая Гафса говорила, что в мире нет ничего страшнее привычки. И что море всегда должно быть праздником.

— Тот, кто говорит подобное, никогда по-настоящему не знал моря.

Команда, в отличие от меня, не разделяла философских настроений своего капитана. По вечерам пираты собирались на палубе, пили ром и пели веселые пиратские песни. А еще вспоминали свои славные приключения, устраивали дуэли на шпагах и мечтали о сокровищах. Мечтали так громко, что, казалось, мои несчастные уши вот-вот оглохнут. А уж как они любили поесть... Я с трудом успевала подносить им закуски во время посиделок — пираты сметали все подчистую, облизывая довольные мордочки и нахваливая своего новоиспеченного кока.

И как же хорошо, что я догадалась положить в сумочку таблетки от головной боли. После употребления рома пираты почему-то ужасно болели и были опухшими, словно их покусал кракен. Лишь мои волшебные пилюли помогали им вернуться к жизни.

Хомса тоже участвовал во всеобщем веселье. Глаза его горели, когда кто-нибудь из команды рассказывал о сражениях и добытых кладах. Он целыми днями учился фехтованию и всерьез подумывал стать пиратом.

— Если бы не Остров Всякой Всячины, я бы прямо сейчас пошел в матросы, — сказал Хомса, жуя приготовленный мной гренок.

— Что мешает тебе сделать это? — не на шутку удивилась я. — И при чем тут остров?

Хомса наклонился ко мне и заговорщически прошептал:

— Боюсь, что увижу сокровища и забуду обо всем на свете.

Филифьонка говорила то же самое. Она так полюбила мыть полы на корабле, что почти не расставалась со шваброй и совсем перестала бояться пиратов, но стоило ей вспомнить об Острове Всякой Всячины, мордочка ее сразу грустнела.

— Что, если я найду родственников, а они будут против моей пиратской жизни? — спрашивала Филифьонка, растерянно хлопая блестящими глазками.

Я, не совсем уверенная в том, что нужно обязательно искать того, кто не хочет быть найденным, приободряла ее:

— А вы не рассказывайте им о своей пиратской жизни. Плохие новости лучше сообщать в последнюю очередь или не сообщать вовсе.

Видимо, только я одна мечтала как можно скорее сойти на берег и встретиться со своей мечтой. Убедиться в том, что я не самый последний муми-тролль на свете, казалось мне намного важнее моря, веселых песен и опасных приключений.

Между тем желанный остров был все ближе и ближе. По расчетам штурмана, от несметных сокровищ нас отделяло несколько морских миль. На горизонте виднелась земля. Команда уже начала обсуждать швартовку, но в эту минуту произошло нечто необычное.

Я услышала незнакомое слуху жужжание, похожее на непрерывные электрические разряды. Вода по левому борту резко вспенилась и зашумела. Филифьонка вскрикнула, отшатнувшись, словно увидела морское чудовище. Кучка пиратов во главе с капитаном мрачно смотрела за борт, переговариваясь.

— Что случилось, капитан? — испуганно спросила я. — За нами гонится королевский флот?

— Хуже, — рассмеялся капитан Филифьонк, поправляя треуголку. — С королевским флотом хотя бы можно подраться. Это хатиффнаты. Никчемные и странные существа.

— Бр-р-р, — вздрогнула я, увидев наконец тех, кто потревожил нас. Хатиффнатты были точь-в-точь как белые продолговатые грибы, только с глазами и короткими лапками. Они медленно плыли по морю, часто вспыхивая, ударяя друг друга током и поднимая волну.

— Наверняка ищут грозовую тучу, — произнес боцман, старый еж с перевязанной головой, — они питаются электричеством.

— Кто-то говорит, что они пьют пиво и ведут разгульную жизнь, — заметил Хомса.

Филифьонка озадаченно хмыкнула.

— Может, поэтому они такие грустные?

— Твоя правда, фру Филифьонка, — согласился боцман. — Лучше бы они пили ром. Пиво пьют неудачники.

Мы еще долго следили за проплывающей мимо вереницей хатиффнатов, пока у нас над головами не раздался зычный голос капитана:

— Свистать всех наверх! Прямо по курсу Остров Всякой Всячины. Приготовиться к швартовке!

Пираты начали бегать и шуметь. Я была вне себя от радости. Сердце мое трепетало, а лапы, соскучившиеся по земле, онемели, словно побывали в ледяной воде.

— Не волнуйся, Муми-пиратка, — успокоил меня капитан Филифьонк, похлопав по плечу. — Найдем мы твоих муми-троллей. Если нужно, из-под земли достанем, слово пиратского капитана!

Это был удивительный остров. В сто раз удивительнее всех островов, которые я когда-либо видела. Он утопал в зелени и цветах и сплошь состоял из больших и маленьких гор. Только это были неправильные горы. Они скорее походили на кучи, созданные из самых разных вещей.

Чего здесь только не было. Книги и диваны, альбомы с почтовыми марками и трубочки для напитков, изразцы и шариковые ручки, обертки от шоколада и сам шоколад. А еще детские качели, песочные часы и баночки из-под варенья. Будто все хемули мира перевезли сюда свои бесчисленные коллекции и оставили тлеть под открытым небом.

Хемулей и хемулих здесь тоже была целая куча. Они дежурили у ворот, сидели возле каждой горы, очевидно, охраняя накопленное добро, угощали желающих прохладительными напитками и сдавали напрокат лодки.

— Не желаете прокатиться, дамы и господа? — спросила Хемулиха, сидящая на берегу.

— Нет, спасибо, — ответил капитан Филифьонк, — у нас есть свой корабль. — И он указал лапой на пришвартованное к причалу судно. — Полюбуйтесь, "Гроза морей"! Наша гордость!

Но Хемулихе это, похоже, ни о чем не говорило. Она чуть заметно усмехнулась, накинула на плечи шаль и стала наливать себе кофе из термоса.

Тем временем Хомса обнаружил табличку с названием острова.

— Смотрите! — закричал он. — Кажется, мы ошиблись координатами. Это не Остров Всякой Всячины.

Мы в изумлении поспешили к табличке у центральных ворот. Она выцвела на солнце, издалека нельзя было разобрать ни одной буквы.

— Остров Всего, — прочитала я, подойдя ближе, и растерянно оглянулась.

— Правильно, — проворчал пожилой Хемуль-привратник. — Только чудак мог назвать этот остров Островом Всякой Всячины. Я три года боролся за то, чтобы его переименовали, и добился своего! С места не сойду. Не дам сменить табличку.

— А разве это не одно и то же? — воскликнула Филифьонка, задумчиво поправив съехавшую набок шапочку.

Мы с пиратами в недоумении переглянулись и беззвучно, чтобы не расстроить Хемуля-привратника, прыснули, закрыв рты лапами.

Дорога, ведущая вглубь острова, петляла между кучами дырявых спасательных жилетов, тюбиков с солнцезащитным кремом и подушек, набитых гусиным пером. Я шла и смотрела во все глаза, боясь в этой головокружительной пестроте пропустить муми-троллей. Но муми-троллей не было видно. Навстречу нам попалось всего несколько прохожих: три важных ежа, две тощие крысы и один улыбчивый детеныш мюмлы. Они несли в лапах всякую всячину: мыльные пузыри, сахарную вату, картину "Филифьонка в лесу" и консервный нож.

— Если бы я имел голос в вопросе переименования острова, — сказал боцман, — я бы назвал его Островом Всякого Хлама.

Штурман засмеялся в короткие седые усы.

— Посмотрю я на тебя, — пошутил он, — когда ты во время кораблекрушения останешься без дырявого спасательного жилета.

— Проглотили черную метку, оба! — оскалился на них капитан Филифьонк. — Типун вам на язык! "Гроза морей" вас всех переживет.

И тут мы увидели некую странную особу, похожую на нашу Филифьонку. На голове у нее тоже была шапочка, лапки слегка дрожали, а на мордочке, словно маска, застыла печаль. Филифьонка сидела возле горы с грязной посудой и старательно чистила ее щеткой.

— Скажите, пожалуйста, — обратилась к ней наша Филифьонка, — вы случайно не моя родственница?

Другая Филифьонка вздрогнула и сложила лапы в умоляющем жесте:

— О, только не это, прошу, — сказала она. — Никаких родственников! С тех пор, как я совершила путешествие на край света, чтобы увидеть троюродную сестру своего покойного мужа, а она меня даже на порог не пустила, я избегаю родственных связей.

Наша Филифьонка понимающе кивнула, а потом села рядом и предложила другой Филифьонке свою помощь.

— Вот и я думаю, — призналась она, взяв в лапу щетку, — может, не стоит навязываться и искать с ними встречи. В конце концов, они ведь даже не отвечают на мои письма. Эх... Ладно, давайте не будем о грустном. Вы любите гипсовые сувениры? У меня в узелке завалялась парочка...

И обе Филифьонки с жаром погрузились в беседу. Они без остановки болтали о современном искусстве, о засолке грибов и об эффективных способах борьбы с пауками.

Пока я их слушала, лихорадочно соображая, где бы мне отыскать муми-троллей, пираты нашли сокровища. Вдоль звонкой прозрачной речушки, заросшей густым кустарником, лежали горы несметных богатств. Золотые и серебряные монеты, рубины, черные и белые жемчужины переливались на солнце всеми цветами радуги. Я взяла в лапы небольшой рубин и чуть не ослепла от его красоты.

— Тысяча чертей! Где же мы раньше были... Настоящие? — задыхаясь от восторга, промолвил боцман.

Он набрал пригоршню золота и показал капитану Филифьонку, будто предлагая убедиться, что оно не фальшивое.

— Само собой, — немного обиженно ответила Хемулиха, что охраняла сокровища. — На этом острове все настоящее.

Капитан Филифьонк покачал головой и усмехнулся.

— И вы хотите сказать, что мы можем взять эти сокровища просто так, бесплатно?

— Совершенно верно. Правда, вам нужно оставить что-нибудь взамен. Это может быть любая, даже самая простая вещица, будь то пачка какао или носовой платок.

— Э-э-э! — разочарованно протянули матросы. — Так неинтересно.

— Почему? — удивилась я. — Вы ведь мечтали найти сокровища!

— Вот если бы мы могли украсть эти сокровища, — пояснил капитан Филифьонк, — рискуя получить пулю в лоб или угодить на виселицу, тогда да, совсем другое дело. А так... Скука. Никакого азарта! Жизнь пирата, дорогая моя, — это непрестанная цепь сражений.

— Что скажете, Хомса? — поинтересовалась я, заметив Хомсу, который задумчиво перебирал лапами перламутровые жемчужины. — Вы нашли, что искали? Если хотите, можете взять сколько угодно сокровищ, достаточно оставить взамен ваш свисток или карту из хемулевского журнала.

Хомса поднял на меня затуманенные глаза и улыбнулся.

— Что-то не хочется. Пойду лучше взгляну на модели пиратских кораблей. По правую лапу от нас, там, где бьют фонтаны, разместилась целая флотилия.

Хомса вприпрыжку побежал к фонтанам. Я растерянно посмотрела ему вслед.

Действительно, на большой поляне под сенью могучих деревьев лежала груда игрушечных пиратских кораблей. А слева, всего в нескольких шагах, я заметила кое-что, что заставило мое сердце забиться чаще.

— Муми-пиратка, кажется, это то, что ты ищешь, — сказал капитан Филифьонк, легонько подтолкнув меня вперед.

— Муми-тролли! — зачарованно прошептала я.

Но чем ближе я подходила, тем сильнее меня накрывало разочарование. Это была всего лишь гора вязаных игрушек в виде муми-троллей. Мягкое белоснежное облако с хвостиками и блестящими бусинками вместо глаз.

— Как же так? — Я взяла в лапы одну игрушку, повертела ее и заплакала. — Неужели я действительно самый последний муми-тролль на свете?

— Команда! — капитан Филифьонк был тут как тут. Пираты столпились вокруг него в полной готовности исполнять приказ. — Я не могу выносить женских слез. Прочесать остров! Быстро! Найти муми-троллей, всех до единого, и привести сюда!

Пираты бросились врассыпную, чтобы охватить каждый участок острова.

— Спасибо вам, капитан, — улыбнулась я, вытерев слезы. — Что бы я без вас делала.

— Не стоит благодарности, Муми-пиратка, — важно ответил капитан Филифьонк, шевельнув усами. — Пиратское братство — наша семья.

Пока мы с капитаном разговаривали, к нам подошла пожилая Хемулиха, охранявшая игрушки.

— Конечно, подслушивать нехорошо, — сказала она, — но, кажется, вы говорили о муми-троллях...

— Да, — оживилась я. — Вам что-то о них известно?

Хемулиха напустила на себя всезнающий вид.

— Разумеется. Племянница моей подруги держала сиротский дом для муми-троллей. В прошлом году там было не меньше тринадцати малышей. Я видела их собственными глазами.

— О, наверное, это муми-тролли, о массовом побеге которых писали в газете. А где находится этот дом?

— В долине хемулей, но боюсь, что муми-троллей вы там не найдете. После того, как они сбежали, племянница моей подруги решила закрыть сиротский дом (слишком нервное это дело, знаете ли — воспитывать подкидышей) и на его месте основать вечерний клуб для филифьонок и крыс.

— Как жаль! — вздохнула я, обрадованная, что сиротский дом Хемулихи — не выдумка и что где-то, возможно, совсем рядом есть те, кого я ищу. — Кто же будет учить несчастных муми-троллей уму-разуму?

— Жизнь, моя милая, — сурово отозвалась Хемулиха, сдвинув брови. — Жизнь — лучший учитель.

Как вы уже догадались, дорогие читатели, пираты возвратились ни с чем. Они перевернули Остров Всякой Всячины (ой, простите, Остров Всего) вверх дном, но не нашли ни одного муми-тролля. И мы были вынуждены продолжить путь.

На корабль вернулись все, кроме Хомсы и Филифьонки. Оба решили остаться. Хомса встретил единомышленников и занялся моделированием пиратских кораблей, а Филифьонка так крепко подружилась с другой Филифьонкой, что стала называть ее сестрой. Мы тепло попрощались с ними и пообещали писать друг другу три раза в год.

Отплывать без добычи, когда она сама шла в лапы, среди пиратов считалось дурным знаком, поэтому команда, включая капитана Филифьонка, набила карманы золотом и рубинами, оставив взамен всякую мелочь: кто медную монету, кто мешочек из-под табака, кто обглоданную рыбью кость.

Я тоже не осталась без добычи, взяв с собой на память вязаного муми-тролля. Я положила его в сумку, а в качестве замены отдала Хемулихе, охранявшей игрушки, вазочку для карамелек. Все равно она была без надобности. Пираты с "Грозы морей" не любили карамельки.

— Возьмем курс на Долину хемулей, проверим близлежащие острова, заодно по пути ограбим какое-нибудь судно или разорим гавань, — поделился со мной планами капитан Филифьонк. — А дальше — как карта ляжет, как перст судьбы укажет. Выше нос, Муми-пиратка! Никуда не денутся твои муми-тролли. — Он весело присвистнул, надвинул треуголку на лоб и, прихрамывая, зашагал к причалу. — Ох и проголодался же я! Жду не дождусь твоего коронного пирога с сардинами.

Грандиозные планы капитана Филифьонка испортила непогода. Который день штормило, и "Гроза морей" сбилась с курса. Осень преследовала нас, как королевская флотилия, раз за разом чиня препятствия и объявляя войну, будто решила наказать за пиратство и слишком смелые мечты.

Дождь лил не переставая, холодный ветер пронизывал до костей. Казалось, что в мире исчезло все живое. Мы плыли в полном одиночестве, сопротивляясь стихии. Редкие острова, что встречались на нашем пути, опустели. Скорее всего, их обитатели сидели сейчас в своих уютных домах, устроившись возле горящих печек, и с блаженными улыбками на мордочках говорили: "Как хорошо, что мы не плывем на корабле".

Мои шансы найти муми-троллей стремились к нулю. Потому что ни один уважающий себя муми-тролль не высунет носа на улицу в такую ужасную погоду. Да что там муми-тролль! Даже морра побоится выйти из дома, если у нее, конечно, есть дом. Сама я все время куталась в плед, отчего стала похожа на свою бабушку, хотя и он не спасал меня от озноба. Градусник и микстура от кашля стали моими лучшими друзьями.

Иногда, в минуты особой печали, когда пираты напивались допьяна и затягивали грустную песню о сундуке мертвеца, мне чудилось, что мы никогда не выберемся из шторма. Что наш корабль будет носиться по бушующим волнам до конца времен, ну или до тех пор, пока не кончится ром. Тогда я спускалась в камбуз и начинала варить кашу, чтобы отвлечься от грустных мыслей и хоть как-то прийти в себя.

— Хуже шторма может быть только штиль, — сказал капитан Филифьонк, заглянув в мою каюту, когда ветер усилился. По подсчетам штурмана, сила ветра превысила восемь баллов. Корабль сильно качало, палубу уже вовсю заливала вода. — Шторм — это борьба, а штиль — верная гибель. Без паники, Муми-пиратка!

Капитан приказал отдать паруса и якорь, и команда, шумя и переговариваясь, побежала наверх. Меня неудержимо влекло вслед за ними. Хотелось взглянуть стихии в глаза, ощутить ее невероятную мощь, проститься наконец с глупыми юношескими мечтами. Безрассудство, скажете вы, и будете правы. Но бывают в жизни такие дни, когда тянет на отчаянные поступки. Когда что-то сладко щемит в груди, и ты словно по наитию чувствуешь приближение новой жизни. И я поддалась порыву. Не расставаясь со своей сумочкой (вдруг кому-то могли понадобиться зонтик, пластырь или увлажняющий крем для лапок), я выглянула на верхнюю палубу.

Кругом была вода. Из черного неба лились безудержные реки. Они соединялись с шипящими, словно тысяча змей, волнами и захлестывали несчастный корабль со всех сторон. Ветер рвал паруса, пожирая их вместе с надломленными мачтами. Что-то сильно ударило слева, "Гроза морей" накренилась, и через борт хлынул холодный могучий поток. Судно терпело бедствие.

— Покинуть корабль! — услышала я сквозь шум воды и крики пиратов голос капитана Филифьонка и побежала к корме, чудом увернувшись от падающей мачты. Я еще ни разу в жизни не тонула в море и не знала, как это делается.

Я спасалась как могла. После очередного удара волны от кормы отвалилась доска, и я вцепилась в нее лапами. На несколько секунд меня утянуло под воду вместе с сумочкой, но скоро я вынырнула, совладала с доской и начала отчаянно грести. Рядом со мной так же лихо гребли пираты. Кто-то, как и я, плыл на досках, кто-то цеплялся за деревянные бочки.

— Хорошо, что мы выпили весь ром, — сказал боцман, обнимая бочку.

Шторм налетел с новой силой. Тонущий корабль и качающиеся на волнах пираты становились все дальше, и я закричала что есть мочи:

— Капитан Филифьонк Кривая Лапа, прощайте!

— Прощай, Муми-пиратка! Держи курс на сушу! — раздалось в ответ, и ветер понес меня дальше.

Кажется, я плыла целую вечность. Мокрая, продрогшая до костей, голодная и бессильная перед стихией. Темнота накрыла меня с головой, мне стало страшно и одиноко. Чудилось, что по соседству со мной гребут десятки холодных морр. Тяжело вздыхают, воют, шипят и ревут на разные голоса.

"Как бесславно закончилась моя жизнь!" — горько плакала я, прижимая к себе промокшую сумку, словно в ней заключалось спасение. Моя наивная детская мечта отправилась на дно вместе с "Грозой морей". Я не нашла ни одного Муми-тролля. Муми-троллей больше нет. А если и есть, то какое им дело до плывущей сквозь штром несчастной Муми-пиратки?

И тут я вспомнила бабушку. Немного ворчливую, неуклюжую, но очень добрую. Было бы здорово сейчас сидеть с ней на кухне и пить горячий мятный чай. Но об этом не могло быть и речи. Все, что мне оставалось сейчас, — это покорно плыть по ветру на хлипкой дощечке в надежде увидеть желанный берег. И я заплакала пуще прежнего.

Через какое-то время из-за тучи выглянула Луна, и я увидела землю. Берег был уже совсем близко, но волны затеяли со мной опасную игру. Они то подбрасывали меня, то уносили назад. Мне стало страшно.

Вдруг я услышала голос:

— Я здесь!

Впереди мелькнула чья-то белая мордочка, которая показалась мне очень знакомой (вы не поверите, это была мордочка самого настоящего муми-тролля). От неожиданности я выпустила доску из лап. Огромная волна подняла меня, и через секунду я оказалась в объятиях своего спасителя.

Это был не просто муми-тролль, это был очень симпатичный муми-тролль мужского пола. Он вытащил меня на берег. А я, вместо того чтобы поблагодарить его за свое чудесное спасение, ужасно разволновалась.

— Где моя сумка? Спасите же мою сумку! — стала причитать я.

— Вы держите ее в своих лапках, — сказал муми-тролль.

— Ах, так она при мне! — воскликнула я. — Какая радость...

Я тут же открыла ее, порылась в ней немного и достала пудреницу.

— Кажется, морская вода испортила пудру, — огорченно сказала я.

Муми-тролль улыбнулся и галантно заметил:

— Неважно, вы и без нее прекрасны.

Я взглянула на него и, покраснев с головы до лап, наконец-то поняла, что произошло. В эту бесценную минуту сбылась моя мечта. Несмотря на пережитый шторм, я была очень счастлива. А вот о том, что случилось после, позвольте скромно умолчать и оставить повод для новой увлекательной истории, которую я однажды непременно расскажу.