Тайны Малого двора (гет)

— Твою мать! — раздалось в пустой комнате с пожелтевшими, местами отслоившимися от времени обоями и регулярно падающей штукатуркой. — Блин, блин!

Алина соскользнула со второго яруса кровати, чудом не зацепившись за прут от железного решетчатого дна, на котором вялой килькой развалился одутловатый матрас со сбитой простынью.

— Мал, я тебя грохну! — зевнула она, попутно натягивая разноцветный носок на левую ногу и пытаясь сообразить, успеет ли чего-нибудь слопать.

Мал, в общем-то, был не виноват, но сейчас Алине было жизненно необходимо поорать в пространство. Она опаздывала на второй день конференции. Вчера Мал в последний момент перед началом успел притащить Алину на регистрацию. Идея выслушивать кучу научной лабуды не была блестящей, но у Алины горели сроки по чертежам. Конференция же была легальным способом еще немножко пофилонить, попутно откосив от нескольких пар.

Так что вчера Алина поставила свою размашистую закорючку на какой-то бумаге с печатью для отказников. Такая же печать была и в ее паспорте: «Второй Армии не подлежит, гришом не является». Тогда Алина ещё мысленно скривилась: значит, будут и эти. Гриши не любили отказников, а они платили им тем же. Этакая затяжная холодная война, похожая на бурю в пластиковом стаканчике местной шараги — или на дряблый холодец, готовый желейно затрястись от малейшего тычка вилкой.

Пленарное заседание было назначено на полдень. Алина быстро взглянула на мобильник: без пятнадцати. Нет, поесть ей точно не удастся. Она наскоро расчесалась, перехватив темные волосы шишкой, и показала язык своему отражению.

Под глазами явно шуханского разреза намечались очертания кругов. Смена в «Камине» официально заканчивалась в два, но убирать зал, стойку и кухонные помещения за лишний косарь как-то уже вошло у Алины в привычку, и вот теперь давало свои плоды. Начальник козел, конечно, но жить на что-то надо. Хвала святым, в керамзинской богадельне была программа по адаптации: гуляли слухи, что иные блаженные сироты после выпуска брали займы, считая все деньги льготными.

Ей повезло: общага шла за символическую плату. Жрать, правда, всё равно нормально не выходило: перебивались с макарон на гречку. Тушняк, молочка или овощи — хорошо, если раз в неделю. Мал, ясен красен, тоже скидывался. Брал подработки, ночами развозил заказы. В общем, как-то жили — и ничего.

— Сука, даже кофе не попьешь! — выразив этим всю скорбь от несправедливости мира, Алина запихнула в рюкзак бутылку с водой (вчера так и не допила), сожрала шмат хлеба с кетчупом за минуту — и так же быстро сполоснула зубы пастой, набрав в рот воды.

Желтая водолазка на белый топ, джинсы «гуляй-рванина» («Что на распродаже было, то и взяла, харэ лыбиться!») натягивались уже суетливо. Алина выскочила из комнаты в наполовину застегнутой куртке, хватая мобилку и наушники. Ключ, падла, тоже был против нее — но, после возни секунд на тридцать, все-таки соизволил закрыть эту чертову скрипучую дверь.

Два пролета по лестнице, беглый кивок вахтерше, и вот она уже выскочила на улицу, подставляя и без того смуглое лицо редкому октябрьскому солнцу. Десять минут!

…Она опоздала совсем ненадолго, когда тяжело плюхнулась на заднюю парту поточной аудитории рядом с Малом. Та больше походила на амфитеатр. «Займемте места плебса», — фыркнула Алина про себя. Дежурная, так сказать, шутка.

— Какого хрена ты мне не звонил? — прохрипела она Малу, как только голос стал восстанавливаться. Тот молча показал телефон: пять исходящих. Алина пожала плечами. Ей не хотелось признавать, что именно она вчера поставила мобильник на беззвучный.

— Проехали.

Внизу уже давно кипела какая-то возня: куча людей в униформе, десятки кефт разных орденов и снующие туда-сюда организаторы с затравленным взглядом чихуахуа. Судя по количеству белых воротничков ряда так до четвертого, ждали каких-то министерских шишек — и боялись их до трясучки.

Алина показательно зевнула.

— Интересно, какой паноптикум они на этот раз притащат? — она кивнула на натянутый белый стенд, кафедру со специально встроенным микрофоном, которую использовали раз в пятилетку, и длинный стол из четырех поставленных друг с другом парт.

За столом сидели несколько мужчин и женщин в парадных кефтах с вышивками. В основном — в синем и фиолетовом. От простых смертных эти мажоры отличались очень изящными, до омерзения смазливыми лицами. Вид у некоторых был такой, словно им в нос бил очень неприятный запах. Двое на первом ряду оживленно переговаривались по-новоземски.

— Гриши, — выплюнула Алина, как ругательство. — Чего стоят, кого ждут?

Мал посмотрел на нее так, будто она спросила про дважды два. В вопросах должностей он всегда чувствовал себя как рыба в воде, в то время как Алина с тоской вздыхала, что учить иерархию проклятых буржуинов выше ее сил.

— Так министра же. Без него не начинают. Ну этот, генерал Кириган который, блин!

Последнее междометие было явно обращено к алининой совести. Алина в ответ пробурчала что-то невразумительное и с совестью в таком тоне беседовать отказалась. Фамилия ей не говорила ровным счетом ничего, кроме пары непристойных анекдотов, но озвучивать такое при Мале значило бы свести на нет четверку в зачетке по страноведению.

«Вот сто пудов какой-нибудь жирный хряк с семью подбородками и парой дворцов в Эзстаде!» — досадливо подумала она.

Надо сказать, у Алины насчет монархии была своя позиция. Позавчера, например, они с соседкой еле сбежали от ментов. Граффити на гараже в виде заплывшего царя с ёмким словом «хуйлуша» вышло отменное, но почему-то не понравилось стражам порядка.

Дверь внизу распахнулась, и вошел угрюмый человек во всем черном.

«О! Смотрю, у кого-то день тоже не задался!» — мстительно улыбнулась Алина, глядя на резкость движений фигуры. Тот небрежно — или недовольно? — стягивал пальто и черные перчатки, аккуратно повесив их потом на крючок для гостей.

В аудитории разом воцарилась тишина. А спустя секунду на организаторов накатило такое яростное сиропное оживление, что при взгляде на них делалось тошно.

Министру было где-то за тридцать. За стол гришей он опустился нервно, словно недоумевая, какого черта еще ничего не начато. Слово взял старенький ректор и долго шамкал в микрофон, пока его не сменила лучащаяся акульей улыбкой и безвкусными красными бусами завкафедра. Ее слишком бодрый голос напоминал трели дисковой пилы, и Алине немедленно захотелось закрыть уши.

Потом, слава святым, полегчало. Гриши за столом обменивались встречными любезностями — до тех пор, пока человек в черном не поднял руку. Снова стало тихо, как на кладбище.

Генерал Кириган, кто бы он ни был, скупо ронял слова, не желая затягивать и без того растекшееся мыслию по древу приветствие. Наконец он ленинским энергичным жестом обратился к организаторше. Та, отчего-то покраснев, начала поспешно представлять докладчиков. Алина возвела глаза к потолку и улеглась на парту. Слушать выступления ноунеймов у нее не было никакого желания.

— Меня не будить, не складировать и не кантовать, — отдала она ценные указания Малу, — до перерыва. А там хоть до столовки дойду.

Она зевнула еще раз и сладко положила щеку на локоть, как на подушку. У нее было два часа, и она собиралась провести их с максимальной пользой.

Спустя некоторое время солнце, повинуясь оборотам вокруг планеты, направило свои лучи в аудиторию. Один из них лег прямо на лицо Алины, и та с коротким недовольным звуком отмахнулась, отодвигая его сквозь сон, словно случайно севшую муху.

Луч послушно отполз, нарушив все законы оптики, и устроился на краю парты.

Алина безмятежно спала под мерный бубнеж докладчиков. Ей снился то приют Керамзина, то какие-то солнечные зайчики. Она тихонько посапывала на задней парте предпоследнего ряда, ещё не зная, что черный человек теперь смотрит прямо на нее.

* * *

Ничто не предвещало беды. Соседка Настя, в очередной раз громко посетовала на алинину безалаберность («ты можешь не разбрасывать свои вещи на мой стол?») и ушла в магазин за хлебом, хлопнув дверью. Чертежи неотвратимо нависли над Алиной, несмотря на все отсрочки. Словом, были самые, что ни на есть, обычные семь часов пополудни с хвостиком, когда в комнату неожиданно и громко постучали.

— Откройте! — приказал требовательный мужской голос.

Алина накинула кофту. Бесшумно подошла к двери, осторожно повернула замок. На пороге стояли два рослых амбала в чёрной форме. Один из них привычным отточенным жестом протянул удостоверение.

«Майор В. И. Голицын» — прочла Алина.

— Государево слово и дело, — улыбнулся он. — Нам бы хотелось увидеть Алину Старкову. Четвёртый курс, группа…

Что-то в его доброжелательном тоне отталкивало настолько, что хотелось отмыться с хлоркой

— Я за нее! — попробовала было отшутиться Алина, но в ответ ее смерили таким рентгеновским взором, что на всякий случай пришлось добавить, — могу паспорт показать.

Амбалы не шелохнулись, только кивнули. Низкорослый опер, по-прежнему улыбаясь, придерживал дверь.

«Точно не сантехники. Криков и выстрелов с первого этажа не было. Значит, боевик отменяется», — фыркнула Алина про себя, с подспудным страхом пытаясь понять, что привело сюда этих психов. Чувствуя себя последней идиоткой, она нашарила в папке с документами паспорт. Мелькнула обложка с Цветаевой.

— Вот, — Алина показала фотографию и запоздало спросила, — а вы, собственно, ко мне зачем?

Ей вдруг отчетливо вспомнился один яркий исторический период, когда люди ночами исчезали из своих квартир, оставив все деньги и вещи на растерзание родному государству. Некстати подумалось про весенние оппозиционные митинги против монархического режима, на парочку которых успела сходить и сама Алина, граффити с лицом царя и каждый лайк под неблагонадежными мемами.

— Мы подождем вас внизу. Не волнуйтесь, — мягко произнес опричник, — И собирайтесь-собирайтесь.

— Я никуда не поеду, — нетвердо сказала она, отступая вглубь комнаты. — На каком основании меня задерживают?

Алина испуганно взглянула на окно. Третий этаж, внизу асфальт и пожизненная инвалидность, если повезет. Если не повезет, будет живописное пятно. «Значит, совсем без шансов», — вспыхнуло внутри неожиданной яростью. Алина вдруг вспомнила, что недавно вскипятила чайник, и начала медленно пробираться к нему.

Опер заметил это и недовольно поцокал языком.

— Не надо. Это не арест.

Второй возвел глаза к потолку, как бы сетуя, почему же все при их появлении думают одинаково. Алина даже порадовалась, что в доме закончилось молоко: от такой угрюмой рожи оно бы точно скисло.

— Да ничего с тобой не случится. Ехать пару часов. Один разговор, потом, скорее всего, вернешься, — голос у него был куда грубее, чем у майора Голицына. При виде паники, постепенно проступающей на алинином лице, он устало закончил, — обычно всех возвращают.

Второй поддержал его кивком.

— Мы ведь не изверги, чтобы плохо обращаться с дамой, верно? — миролюбиво обратился он ко второму амбалу. — У вас вполне есть десять минут, чтобы припудрить носик. И, пожалуйста, моя личная просьба: без фокусов.

Затем оба ушли.

«Без фокусов, нахуй! Это что вообще такое?!» — вертелось в голове у Алины, пока она на всякий случай рассовывала по карманам куртки мобильник, паспорт, кошелек и — тут вообще не сомневалась, — удачно приобретенный в свое время складешок на кнопке. «Будет, что предъявить этим гадам при случае», — мысли скакали зло и пьяняще-весело. Уже закрыв дверь, оставила ключ под ковриком: в реальной схватке он был практически бесполезен.

На улице было пасмурно и отчетливо тянуло сыростью. Возле порога, во всю длину ступенек раскинулась глубокая лужа. Кто-то из местных приколистов положил здесь доску: под лужей была яма в асфальте, сантиметров на десять. Коварная доска позволяла пройти по ней два шага, после чего с печальным хлюпаньем топла в пучинах вод, а незадачливый новичок, не оценив прикола, возвращался в общагу злой и с промокшими ботинками.

Алина обошла лужу по периметру — пришлось пройти до самого бордюра, куда еще не могла добраться вода, — и старательно замедленным шагом подошла к черному логану. На боку логана были маскирующие шашечки такси.

«Удачно поставили, гады! Сбокушку, мордой к дороге, чтобы время на разворот не тратить!» — она с ненавистью сплюнула на асфальт.

Вышибалы не отреагировали на это ровным счетом никак. Алина напоследок обвела глазами двор. Раскидистый тополь, встряхивая золотой гривой, чуть покачивался на ветру, словно пританцовывая. Смеркалось. Оранжевые лучи заливали дворик.

— Какая красота, — тихо сказала Алина, обращаясь сама к себе, — и почему я раньше этого не замечала?

Она не ожидала ответа, но вдруг услышала веселый, очень успокаивающий голос из-за тонированных стекол.

— Не каждый день тебя забирают, — дверь машины открылась, и девушка нехотя залезла внутрь.

Рено отъехал почти сразу же, как только амбал захлопнул дверь.

— Я Федор, — представился улыбчивый мужчина в красной кефте, — а это Иван и Влад. Ты на них не обижайся, работа такая. Воды?

Алина нервно мотнула головой и оглядела салон. За рулем был тот самый скользкий тип, который протягивал удостоверение. Второй же детина поспешно натягивал на плечи алую кефту.

«Сердцебиты! Ну нихуя!»

— Ты тоже держи, — Федор извлек откуда-то третью и протянул ее Алине. — Мера предосторожности.

— Интересно, — недоуменно заметила Алина, но кефту все же взяла и даже надела, — вы так и не сказали, куда меня везете.

— В Диснейленд, конечно, — Фёдор подмигнул Ивану. Однако тот, казалось, имел врожденный иммунитет к чувству юмора.

На смену страху пришло странное раздражение. Судя по петляющему навигатору, она едет в какие-то ебеня с тремя мужиками. Двое из них смотрят на нее, как грузчики «Почты Равки» на очередную коробку, а у третьего стенд ап, открытый микрофон. Замечательно! Просто, блядь, прекрасно!

— Все ясно, — резко выдохнула Алина, — я ценный груз. Меня не кантовать!

Она презрительно фыркнула, но никто не обратил внимания, и Алина почувствовала себя глупо. Всегда обидно, когда играешь на публику без выхлопа.

Угрюмый сердцебит, сидевший слева от нее, достал мобильник и что-то неразборчиво сказал в трубку. На том конце линии бросили пару слов приказным тоном, и сердцебит убрал телефон под кефту.

— Оружие с собой? — тем временем, буднично осведомился Фёдор, словно речь шла о какой-нибудь ничего не значащей ерунде. — Ключи, осколки, жвачка-шокер?

— Нет, — чересчур быстро выпалила Алина, мысленно уговаривая себя, что нож — это кулинарный инструмент.

— Врёт.

Федор вздохнул, все так же улыбаясь. В его лице промелькнуло что-то, отдаленно похожее на одобрение.

— А что, отбирать будете? — ощетинилась она. Ответом ей стал смех.

— Нет, — произнес Иван, — но если попытаешься что-то вытащить, тебе остановят сердце.

Алина хмыкнула, оценив честность. Вроде как насильно ее никуда не тащат, но на улице потихоньку темнеет, автомобиль затонирован, и она сидит рядом с сердцебитом. Но оружие можешь оставить при себе, деточка! Никакого насилия!

По улицам они неслись, как ужаленные, не останавливаясь даже на светофорах. За окном все казалось размытым в вечернем свете. Мелькали первые фонари, буднично загорались желтые глаза пятиэтажек. Когда выехали из пригорода, Иван — или Влад, она не запомнила, кто из них кто, — отчитался кому-то по мобильнику.

Впереди густел лес.

Еще около получаса они ехали почти молча, по богом забытой лесной тропинке. На все вопросы о месте назначения Федор то смеялся, то таинственно отмалчивался — мол, погоди, все сама увидишь. Машина теперь шла очень плавно, не подскакивая на камнях, ухабах и рытвинках. За окном почти стемнело, и Алину стало клонить в сон. Она уже начала клевать носом, как вдруг они остановились.

— Дорога перекрыта, — с досадой и испугом доложил кому-то водитель.

Он хотел добавить что-то еще, но впереди послышался странный свист, а через секунду лобовое стекло покрылось трещинами.