Тайны Малого двора (гет)

«Спецборт из Мацейска вылетел в Ос-Альту. Представители Палаты будут в Малом через 4 часа. Удачных переговоров, генерал Кириган», — во всплывшем окошке сообщения показался короткий отчет Зои.

Дарклинг заблокировал экран телефона и машинально взял кофе из подстаканника. Чертовы литславцы, скользкие, как речные ужи, до последнего тянули время. Он должен был выехать из Малого дворца на десять минут раньше, но вместо этого вел сдержанную переписку с посольством Равки в Мацейске.

С легкой досадой генерал Кириган откинулся на мягкое кожаное сидение представительского авто. Эспрессо (вместо завтрака) горчил на кончике языка, заставляя и без того хмурого генерала поморщиться и сглотнуть.

За тонированным пуленепробиваемым стеклом мелькали серые призраки панельных домов, первые этажи которых были занавешены аляповатыми, но удивительно бесцветными вывесками супермаркетов, парикмахерских и аптек. Дарклинг смотрел на них таким же пустым, ничего не выражающим взглядом. От его правого уха тянулся черный закрученный проводок наушника для экстренной связи.

На вид ему можно было дать лет тридцать пять — сорок. В короткую черную бороду и у висков закрались седые нити. Меж густых бровей, над большим, как у сулийца, носом пролегала не то тревожная, не то усталая морщинка. Под мертвыми глазами синели круги, выдававшие, что генерал Второй Армии и по совместительству министр обороны страдал от частых приступов бессонницы.

На одном сидении с ним, по правую руку, сидел опричник в деловом костюме, прячущий под черным пиджаком пистолет. Спереди было еще двое: шофер и сам директор опричнины, Влад Голицын. Все они этим утром сопровождали генерала Киригана в ИМОР, — Институт Министерства обороны Равки, — на международную конференцию, посвященную Малой Науке.

Оторвавшись от меланхоличных городских панелек, Дарклинг поставил стаканчик обратно в подстаканник. Достал из черного делового портфеля папку, еще раз пробегаясь взглядом по своему вступительному слову.

Переговоры с Литславой занимали его тяжелую от недосыпа голову не в пример больше. Конференция для студентов и прессы носила характер красивого жеста. Одного из многих, благодаря которым Дарклинг за последние тридцать лет взрастил вокруг себя ореол миротворца. За этот ореол его любили новоземские газеты, и над ним же ядовито потешались керчийские. Но Литслава — совсем другое дело. Литслава — это второй фронт, наступление. Может, даже мир, которого Равка не знала вот уже два десятилетия.

Солдаты вернутся домой, на крибирской границе заглохнет канонада. Изрытая снарядами земля зарастет травой.

Ближе к центру панельки сменились историческими зданиями, узорчатыми малоэтажками, усадьбами, странноприимными домами. Дарклинг был единственным человеком в Ос-Альте, кто прекрасно мог разобраться в них без экскурсовода. Он помнил их хозяев и постояльцев.

Наконец, за окном начали мелькать составленные в ряд за решетчатым забором гаубицы и танки времен Второй Фьерданской.

— Как дети малые, — раздраженно пробормотал генерал, — Игрушки это им, что ли?

— Vae victis, — Влад Голицин на переднем сидении пожал плечами, — Подъехали, шеф.

Беспрепятственно минуя ворота, машина с черными номерами остановилась у аллеи, ведущей к центральному входу в Институт Министерства обороны Равки. Шофер-опричник вышел из машины, чтобы открыть Дарклингу дверь.

Представителя Совета Министров ожидали несколько человек из ректората и заведующая кафедрой. Крашенная блондинка лет сорока, с отвратительно огромными красными бусами на шее. Генерал нацепил безукоризненно вежливую улыбку и пожал ей руку.

Затем, взметнув полами черной кефты, он зашагал по аллее. За ним, ровно в пяти шагах, следовали Влад и телохранители. У входа в институт Дарклинг не глядя бросил в урну стаканчик из-под кофе и вошел в любезно открытую для него дверь. На ходу он нетерпеливо глянул на наручные часы и снова нахмурился. Конференция должна была начаться уже через пять минут, а пунктуальный министр ненавидел приходить впритык.

«Чтоб их волькры подрали! Литславские паны-господари никогда не умели ценить чужое время».

Под восторженные комментарии заведующей о том, насколько богата история ВУЗа («А то я не знаю!» — подумал раздраженный генерал) и как они все гордятся своими выпускниками, Дарклинг поднялся на третий этаж и вихрем ворвался в аудиторию, где его уже ждали преподаватели, спикеры, гриши и студенты-отказники. Отдав портфель Голицыну, Дарклинг, погруженный в мысли о переговорах, сел за стол гришей рядом с Фёдором и, нацепив, как панцирь, улыбку, окинул взглядом умолкнувшую аудиторию.

Ректор, увидев Дарклинга, пригладил лысину и, прокашлявшись, поприветствовал в микрофон всех участников XI Международной конференции, посвященной борьбе с дискриминацией Малой Науки. Затем его сменила уже знакомая Дарклингу завкафедрой. Защелкали камеры, мигнули вспышки. Несмотря на то, что выступала заведующая, Кириган чувствовал, что взгляды гришей, спикеров и журналистов предсказуемо были прикованы к нему.

В одном из докладчиков он узнал новоземского президента Сообщества Малой Науки, с которым переписывался пару дней назад. Увидев Дарклинга, тот вежливо кивнул, достал телефон и быстро что-то напечатал. Телефон в кармане Дарклинга коротко провибрировал. На экране всплыло сообщение на новоземском керчийском:

«Большая честь видеть вас, генерал Дарклинг. Вы должны быть примером для всех мировых политиков».

Дарклинг быстро напечатал ответ:

«Спасибо за ваши слова, Джеф. Я тоже рад вас видеть. Надеюсь, однажды Малой Науке больше не понадобятся спикеры и заступники».

Наконец, слово предоставили и самому Дарклингу. Еще раз взглянув на часы, он поднялся на кафедру.

* * *

Дарклинг вполуха слушал спикера, возвращаясь мыслями к спецборту, летящему из Мацейска. Через полчаса он рассчитывал сесть в машину и отправиться в Гальчин — военный аэродром, — чтобы встретить представителей Литславы. Врученную ему благодарственную грамоту он благополучно всучил Владу Голицыну, и теперь его пустой взгляд бездумно скользил по аудитории.

Выделенный для конференции зал походил на амфитеатр. Первые ряды, за которыми сидели гриши, — Дарклинг едва заметно кивнул улыбчивому Фёдору, — спикеры и преподаватели, находились на одном уровне с кафедрой и экраном. Окна занавесили плотными черными шторами, чтобы тусклое осеннее солнце не перебивало проектор.

Студенты на первых рядах что-то черкали в тетрадях под увлеченное выступление Джеффри Янга. Те, что сидели на последних партах, листали ленты в телефонах. Какая-то девчонка, кажется, вообще спала. Из-под плотных жалюзи выбивались редкие лучи солнца. Дарклинг снова проверил сообщения. Ничего. Значит, все точно в силе.

Убрав телефон, генерал поднял голову и замер. Для верности он даже потер веки, рассеянно думая о том, что бессонница однажды его доконает. Лучше бы все-таки не воротить нос от таблеток, которые приносит Зоя.

Этого совершенно точно не могло быть. И все же солнечный луч, падающий на лицо уснувшей на последней парте девчонки вдруг подвинулся, словно луч проектора. Дарклинг быстро посмотрел по сторонам, пытаясь понять, видел ли это кто-нибудь еще. Спикер спокойно продолжал выступление, студенты по-прежнему дремали, журналисты все так же стояли за камерами.

«Мне показалось, — с сомнением подумал нахмурившийся Дарклинг, не прекращая высматривать лицо девчонки на заднем ряду. — Ты через это уже проходил, Кириган. Гоняясь за легендами, поймаешь разочарование. Если заклинателя теней я вижу в зеркале, то заклинателей солнца не видел никто».

Не зря самыми ярыми атеистами Кириган полагал не тех, кто никогда не верил в бога, а тех, чья вера была сильна, но угасла, как свеча под стаканом. И все же прагматизм подсказывал: даже крохотная вероятность существования заклинательницы заслуживает проверки. Хотя бы затем, чтобы снова разочароваться — и выкинуть из головы бесполезные иррациональные глупости.

Дарклинг наклонился к заведующей и негромко спросил:

— Вон та спящая Аврора с задней парты — кто она?

— Она? — удивленно переспросила завкафедрой, но увидев требовательный взгляд Дарклинга, ответила. — Алина Старкова, четвертый курс.

Объявили перерыв, и студенты зашевелились. Часы на руке Дарклинга показывали половину двенадцатого. Он бросил еще один короткий взгляд на задние парты и проследовал к выходу. Уже садясь в машину, Дарклинг небрежным жестом подозвал к себе директора опричнины.

— Влад, здесь на четвертом курсе должна учиться некая Алина Старкова. Привезете ее в Малый сегодня вечером. Только не давите, это не арест. Тихо, мирно, без истерик. И досье мне собери на нее по-быстрому.

* * *

Из небольшого частного боинга, без логотипов авиакомпаний на корпусе, по трапу спускались три дипломата из парламентских партий, существующих затем, чтобы ограничивать власть монарха. В Равке их роль выполнял Совет Министров, членом которого являлся Дарклинг, как министр обороны, и уже немолодая Елена Каминская — министр иностранных дел. Ее Кириган заменял, когда дело касалось военной дипломатии.

Отчет Назяленской, который Дарклинг посмотрел по пути из института, сообщал: строгая пожилая женщина (Ангелина Витовская) в красном пиджаке, спускающаяся первой — демократка. Шедший за ней худой, нелепо плечистый и долговязый джентльмен (Ольгерд Можайский) был лейбористом. Последний, энергичный и подвижный тип с круглыми очками на носу (Марк Тротцев) — монархист.

Вежливая улыбка у Дарклинга была одна на все случаи: и для конференций, и для царской семьи, и для дипломатов. Он по очереди пожал им руки, цепко вглядываясь в каждого из них. Демократка, монархист, лейборист, — как начало плохого анекдота, — и каждый из них смотрел на генерала с подозрением, будто опасаясь, что он обчистит их, как ярмарочный карманник.

«Как представители разных партий, они друг друга на дух не переносят», — предупреждали пометки Зои.

«Спасибо, Зоя. Тебя действительно трудно заменить», — ответил Дарклинг, сев в машину. Высшая степень похвалы от человека, которому приходится подчистую менять окружение каждые пару-тройку десятков лет. — «Судя по всему, я им тоже не нравлюсь».

Елена Каминская предпочла бы видеть в роли секретаря минобороны своего сына, Фёдора. Однако наметанный взгляд Дарклинга видел: смешливому сердцебиту пока недостает хватки и целеустремленности. Он здорово умел улыбаться журналистам и царской семье вместо хмурого начальника. Увы, для того, чтобы вести политические дела, нужно было обладать совсем иным набором компетенций.

И Кириган был рад, что однажды в Новокрибирске, на местном оборонном предприятии он заметил Зою Назяленскую.

Вскоре из Гальчина в сторону Малого Дворца двинулись четыре представительские машины, вывозящие министра обороны и его гостей. Дарклинг, поправив воротник кефты, сделал первый ход на мысленной шахматной доске.

* * *

В зале заседаний уже битый час продолжалась война литславских партий. Представители Литславы вежливо попросили Дарклинга дать им время и возможность обсудить договоренности. Дарклинг не возражал, зная, что зал все равно прослушивается, так что ни одно слово в конечном итоге не пройдет мимо его ушей.

Генерал сидел на скамье во внутреннем дворике с ноутбуком на коленях и кружкой кофе в руке. Голицыну понадобилось четыре часа, чтобы отыскать все, что связано со Старковой Алиной — бывшей сиротой из керамзинского приюта, а ныне студенткой ИМОРа, учащейся на картографа.

Ее досье Дарклинг пролистал по диагонали, не слишком интересуясь жизнью какой-то незнакомой девчонки. Приют, интернат, подработки в кафе, интернет-подружки и долги по учебе — все по Егору Летову, как у людей.

Подробнее министр остановился только на результатах школьного теста на способности. На скане справки с синей печатью было подчеркнуто «Способностей не имеет». В паспорте то же самое: «Второй Армии не подлежит, гришом не является».

«Пустая трата времени», — с досадой подумал Дарклинг и закрыл ноутбук. Его мысли тут же снова заняли переговоры. Анжей Лешек, литславский король, явно не горел желанием встревать в чужой конфликт, однако приличия обязывали его хотя бы выразить озабоченность, посылая своему брату дипломатов.

Понять его было можно. Для монархии теперь время тяжелое: восстание Гальего у резиденции Сан-Пабло ещё слишком свежо в памяти людей. Когда кучка бандитов с пулеметами Томпсона могут разграбить королевский дворец, невольно задумаешься, так ли хорошо сидят короны на монарших головах?

Судя по тревожным донесениям Нины Зеник из Западной Равки, генерал Златан охотно увлекался эзстадской историей. Дарклинг потер виски: еще этого не хватало. Фронт и так растянулся на всю фьерданскую тайгу.

В кармане беззвучно вздрогнул телефон. Дарклинг нажал на кнопку в наушнике. Глуховатый голос Ивана отчитался:

— Сделано, господин генерал. Будем через час.

— Как приедете, сразу на проверку, — распорядился Дарклинг. — Не тяните с этим.

Засунув ноутбук обратно в портфель и залпом допив остатки кофе, министр обороны снова направился в зал заседаний.

* * *

— У Литславской короны нет и, в последние тридцать лет, не было претензий к Гертруде Гримьер и ее политике. Будет глупо и нецелесообразно портить отношения сейчас, — на каждом слове долговязый лейборист Можайский для убедительности тыкал пальцем в полированную столешницу.

Дарклинг подавил полный терпения вздох. Он стоял, заложив руки за спину, возле экрана проектора, стараясь ни одним движением случайно не выдать свою усталость или, хуже того, раздражение.

— Пакт о капитуляции, подписанный после Второй Фьерданской, гарантирует литславским судам проход через северное Истинноморе, а также независимые от Фьерды порты на островах Кенст Хьерте, — ровно произнес он в ответ, игнорируя направленные на него взгляды, — Я правильно помню?

— Не понимаю, к чему вы клоните? — пан Можайский пожал своими широкими, как вешалка, плечами, — Право прохода — липовая бумажка. Всем понятно, что Фьерда перекроет море, как только решит, что Литслава представляет угрозу.

Пан Тротцев согласно покачал головой.

— Исключительно верная мысль! — заметил он, подняв палец, а затем снова вернулся подслеповатыми глазами к генералу.

«Еще минута среди этих господ, и здесь появится второй Каньон» — в пустом, как у мертвеца, взгляде Дарклинга не отразилось ни слова из этой мысли, однако пан Тротцев почему-то передумал смотреть ему в лицо.

— Именно поэтому равская корона дает вам право, в случае поражения Фьерды, присоединить один из островов к своей территории, — спокойно продолжил генерал, — Прорубить окно в открытое море, к безопасным торговым путям, к своим военным базам.

— В случае поражения, вот именно, — встрял монархист Тротцев, — А что, если никакого поражения не случится?

На министра он больше не смотрел, зато, судя по беспокойно подрагивающим рукам, вполне отчетливо ощущал на себе его немигающий черный взгляд.

— Ресурсы для военных действий имеют свойство быть конечными, — Дарклинг чеканил слова, бросая их, как монеты на дно сундука, да так, что в воздухе был слышен звон.

— При условии, что их никто не подкидывает, — Ангелина Витовская выступила голосом разума, — Но мы все прекрасно знаем, что Керчия и Эзстада лишатся крупных источников неофициального дохода, если Фьерда проиграет. Вы думаете, Гальего и Штадхолл допустят это?

Крупными источниками неофициального дохода Керчии и Эзстады литславская дипломатка тактично называла трупы его солдат. Дрюскели растаскивали тела, как стервятники, чтобы подороже продать содержимое, пока оно еще не протухло.

— Я думаю, что ни Аарон Гальего, ни керчийская королева не родят фьерданской канцлерше новых солдат. Для того, чтобы винтовка выстрелила, нужны руки, которые будут ее держать, а Фьерда и так скачет от одной демографической ямы к другой.

— А что касается ваших потерь, господин министр? — снова подал голос пан Можайский, сцепляя руки в замок.

— Вот вам факты, пан, — немигающий пустой взгляд Дарклинга переместился на лейбориста. Можайский поежился, но глаза не опустил, — На одного убитого равского солдата приходится десять фьерданских трупов. Фьерданская тайга — общая могила, но именно мы засыплем ее землей . С вашей помощью или без нее, Равка одержит победу. Разница в том, что в случае вашего отказа в Истинноморе вы по-прежнему будете выходить с разрешения Гримьеров.

В зале заседаний повисла тишина. Ее нарушил неловко кашлянувший Тротцев. Для человека его мужества это было завидное упрямство, и все же он, поправив очки, произнес:

— У Литславской короны нет ни одной причины ввязываться в вашу войну, генерал Кириган.

«Эта песня хороша. Начинай сначала».

— Равка борется с террористическими режимами уже несколько десятков лет, — терпеливо напомнил Дарклинг, — Количество наших жертв давно перевалило за сотни тысяч…

— Ваших жертв, — Можайский снова ткнул пальцем в стол, придавая веса своим словам, в надежде добиться того, на что Дарклингу хватало взгляда. — При всем сожалении, нас они мало касаются. На территории Литславы власти уже давно не преследуют гришей.

— Однако фьерданцы не соблюдают ни чужих законов, ни чужих границ, похищая гришей, ваших граждан, на территории вашей страны. И если Литслава позволяет это им, не дает ли она повод думать, что это же позволено и другим? Что литславская корона не в состоянии защитить своих подданных?

Будь у Дарклинга с собой бумажник, он поставил бы тысячу крюге на то, что у каждого литславца в зале в ту минуту вертелась в голове одна мысль на всех. Эзстада — плаха для королей.

— Я думаю, — медленно произнесла Ангела, поднимаясь из-за стола, — Что нам понадобится время, чтобы как следует обдумать ваши слова, генерал Дарклинг.

Едва она договорила, у генерала Киригана в кармане снова завибрировал телефон. Коротко извинившись, он отвернулся и включил наушник.

— Дорога перекрыта! — послышался напряженный голос директора опричнины, а за ним звук удара пули о стекло. Дарклинг мысленно выругался.

К счастью, дипломаты были заняты: они шепотом спорили друг с другом. Поэтому никто из них не заметил, как на лице Дарклинга промелькнуло жесткое беспокойное выражение. Коротко вздохнув, он взял себя в руки и обернулся.

— К сожалению, я буду вынужден вас покинуть. Если вы не против, на сегодня мы закончим.

Распрощавшись с литславской делегацией, он вышел из зала. Едва за ним закрыли дверь, он сорвался по коридору в сторону холла, на ходу включая наушник и приказывая собрать отряд.

Через десять минут у дворцовых ворот генерала ждал черный тяжелый броневик. Едва Дарклинг вскочил внутрь, он сорвался с места, разбрасывая колесами щебенку. Кроме генерала, в тесном кузове были еще шестеро опричников в полной амуниции, с винтовками между колен.

Броневик трясло на лесной дороге. Дарклинг попытался дозвониться хоть до кого-то из тех, кого он послал за девчонкой. Иван и Влад, как назло, молчали. Спустя минут пять тщетных попыток ему ответил сиплый, борющийся с одышкой, голос Фёдора:

— Генерал, дрюскели! Двадцать минут езды от Малого. Пришлите кого-нибудь. Влад ранен... — снова послышался свист пули и связь оборвалась.

— Дьявольщина! — сквозь зубы выругался Дарклинг и нетерпеливо постучал ладонью в окошко водительской кабины. — Давай поживее!

«И как только эти черти оказались так близко к Малому дворцу?».

Ехать и впрямь оказалось тревожно недолго. Об кузов броневика гулко ударила пуля, оставляя вмятину.

Опричники выскакивали по очереди из задней двери — и сразу занимали боевые позиции. Дарклинг спрыгнул последним. Неподалеку от них, съехав на обочину, носом в кусты стоял черный «логан». Его заднее стекло, попорченное винтовкой, было похоже на карту ос-альтского метро. Двери — распахнуты настежь.

Сложив пальцы, Дарклинг осторожно подошел ближе и заглянул в салон. Внутри было пусто, только накидка на заднем сидении была стянута. Будто кто-то изо всех сил цеплялся за нее, пока его за ноги выволакивали из машины.

«Из моей, черт возьми, машины!» — эта мысль уязвила его гордость, как худшее из оскорблений.

Он жестом подозвал двух опричников, и велел следовать за ним в гущу леса. Осенью стемнело рано, и его людям пришлось включить фонари. Дарклинг ступал осторожно, чутко вслушиваясь в лесную темноту. Далеко позади тонул во мгле гул редких автоматных очередей. Едва слышно скрипела амуниция черных солдат. Над лесом каркали потревоженные стаи птиц.

Голые колючие кустарники цеплялись за одежду. Кириган выискивал сломанные ветки и потревоженный слой опавших листьев. Приглушенные лучи налобных фонарей выхватывали тусклыми кругами стволы деревьев.

Вскоре его отряд вышел на небольшую поляну.

— Не двигаться! — крикнул один из опричников, вскинув автомат.

Дарклинг приостановил его жестом. Лучи фонариков скрестились на огромной медвежьей фигуре. Увешанный камуфляжной сеткой дрюскель-фьерданец, дернувшись от испуга, обернулся. Он замер в пяти шагах от них. У его ног, на земле, лежала девичья фигура, завернутая в грязную кефту.

— Демжин! — вскрикнул он, хватаясь за винтовку, но было уже поздно.

Руки заклинателя теней разошлись в стороны машинальным жестом. Тьма заклубилась вокруг него, формируя темный клинок, похожий на бумеранг. Дарклинг послал его фьерданцу. Послышался легкий свист, как от хлыста, и огромный дрюскель развалился на куски, точно пирамидка из кубиков.

Не глядя, Дарклинг перешагнул через то, что от него осталось. Протянул руку девушке, лежащей на земле. Ее волосы были спутаны, одежда перепачкана в грязи, а лицо побледнело от испуга. Она медлила несколько секунд, с недоверием глядя на его ладонь, прежде чем взяться.

В следующий миг Дарклинг мог бы поклясться, что ослеп. Свет, бивший ему в глаза, был так ярок, словно он от небольшого ума заглянул в прожектор. Опричники согнулись, закрывая глаза тыльной стороной перчаток. Налобные фонари на их шлемах треснули и рассыпались искрами.

Пораженный и испуганный, генерал шарахнулся назад, спотыкаясь и расцепляя руки. А затем все пропало. Кругом воцарилась тьма, похожая на тишину, после напалма.

Опричники помогли Дарклингу подняться. Он часто моргал, пытаясь после слепящей вспышки вновь привыкнуть к лесному мраку.

— Что это, нахрен, за цыганские фокусы?! — панически крикнула девчонка. — Я у вас спрашиваю!

Дарклинг смотрел на нее, не в силах поверить в то, что увидел. В мозгу, как крошечный фитилёк пищали, вспыхивали далекие, почти забытые блики свечей на лице иконописной отроковицы. Как наяву, из глубин памяти доносился переливчатый колокольный звон, и застилающий глаза дым от кадила пах монастырским ладаном.

Тьма прожитых веков, гулкий шепот лихорадочных молитв под сводами храма. Кровь, стекающая вязкими ручьями с жертвенного алтаря. Всё это Дарклинг узнал в ту короткую секунду, когда смотрел на перепуганную девчонку, совсем не понимавшую, кто она такая.

— Санкта! — враз охрипший голос дрогнул от совершенно чуждого генералу трепета.