Обхохочешься (гет)

Замечали, господа... И к кому это я обращаюсь? Обхохочешься, говорю с множеством невидимых сущностей... Так вот, замечали ли вы, что любой сюжет удобнее всего начинать утром? Точку ставить можно когда угодно, а вот начинать — именно утром, когда весь мир — ну хорошо, какая-то его часть — просыпается и куда-то движется. Утром кажется, что любой трамвай способен отвезти в светлое будущее, а не к какому-нибудь мистеру Гринвуду в контору.

Хотя для многих возможность у него работать — да вообще хоть где-то работать — светлое будущее само по себе. Вот сейчас в трамвае меня окружают, наверное, счастливчики — а с такими усталыми и злыми лицами, потому что счастья своего не понимают. Все худые, в поношенной одежде. Кому повезло меньше, тем и за трамвай нечем заплатить. Когда уже закончится этот, как говорила бабушка, растреклятый кризис? Хм, но если подумать, и тогда мы мало кому окажемся нужны. А какая разница, Гринвуд приходует или другой слюнявый урод? Он хоть аккуратно это делает. Юбку и белье мне не пачкает, пуговки на блузке все на месте, чулки целые — а то ищи потом новые или ходи в рванье! Во всем можно найти светлые стороны.

Одного не понимаю: чего он ко мне прицепился? Невелика я красотка. То есть, конечно, среднего роста, тонкая, как молодая березка, с вьющимися волосами цвета темного шоколада, пухлыми губами цвета малины и глазами оттенка апрельских сумерек. какими только словами себя не похвалишь мысленно, чтобы не переживать, что нос длинный, а грудь надо в микроскоп рассматривать.

Но по-моему, дело вовсе не в том, как я выгляжу. Просто мистер Гринвуд хочет... ну... ощущать власть. Рыльце-то в пушку, страшно порой, наверное. Заодно снимает, стресс, с живой-то девкой приятнее, чем... Но почему он до дома дотерпеть не может? Женатый ведь. Мда, заболталась я с вами, господа множественные невидимые сущности, а ведь мне пора уже выходить.

Аккуратный домик в один этаж, с хорошеньким крыльцом и с лепниной непохож на окружающие здания, высоченные и помпезные, виднеется вдали. Мое рабочее место. Далековато работодатель мой спрятался от гнева трудящихся: от трамвайной остановки еще двадцать минут пешком. Напрямую через парк было бы десять, но там сейчас ночует много тех, кто потерял уже всё. Им неважно, чьим кошельком поживиться.

А ведь в парк хочется, там так красиво сейчас... Золотая листва меж черных стволов, золотая листва на крышах старых беседок, в воде пруда... Уток, наверное, бродяги уже сожрали всех.

Офис у нас с совершенно неприметном домике, что лишний раз убеждает меня: мистеру Гринвуду есть, что скрывать. Хотя, может, он просто жадина и не хочет много платить за аренду. В конце концов, он и дурынду вроде меня нанял, потому что я просила меньше, чем другие. По крайней мере, своему приятелю, когда тот заглянул, он говорил именно так, а я за перегородкой, разумеется, подслушала.

На собственном автомобиле добираться, разумеется, быстрее, чем на трамвае: едва войдя, чувствую запах его сигарет и одеколона, замечаю высокую, довольно тяжеловесную фигуру. Услышав, что я вошла, мистер Гринвуд оборачивает ко мне одутловатое, гладко выбритое лицо.

Ах этот полный упрека взгляд под названием:"Мисс Уайтхилл, я устал ждать свой кофе!" Да иду уже, тороплюсь. Какой запах сейчас будет, как мне захочется хоть глоточек, но, скотина прижимистая, хоть бы раз угостил.

Сидит он тут с партнером, мистером Ричером; тот еще постарше, потолще, кабинет отдельный, секретарша своя. Надеюсь, меняться у них не принято. Уже год работаю, вроде ничего такого не было.

Получив кофе, мистер Гринвуд дает мне поручения. Выпивая по глоточку, роняет между ними:

— На твоем столе два пакета документов. Тот, что слева, отвезешь в Уголовный суд Восточного района. Это по мистеру Хокингу. Тот, что справа — в Западный. Отправишь письмо Гундерсону, адрес подписан. Вернешься — в двух экземплярах перепечатаешь заявление об обжаловании для Уайтинга. И купи какую-нибудь газету с криминальной хроникой.

Ладно, не так уж много. Правда, дождь начался, на улицу совсем не хочется. Погреться бы еще полчасика... И выпить горячего, да. Но ведь не даст. Зато впереди полдня относительной свободы — без его рыбьих глаз и пыхтения над ухом, без ожидания, что вот сейчас он встанет и запрет дверь... Хотя это-то обычно вечером бывает. Может, и сегодня не минует. Ладно, живешь-то не то, что одним днем, а одним часом. Так что хватаешь сумку со всеми документами и поскорее выбегаешь.

Дождь мелкий, авось шерстяные жакет и берет не промокнут. озираюсь: на улице ведь вечно что-то интересное происходит. Какие звери меня сегодня порадуют?

О, эмансипантки на митинг подтягиваются. Обойти подальше: мало ли, что выкинут, да и полиция их не любит. И чего ради надрываются? Это избирательное право мне нужно, как мистеру Гринвуду — желтый слон: я даже газет не читаю, ну кроме криминальной хроники, по его заданию. Там ведь такие же мерзкие рожи. А нормальных прав, какие вправду могли бы пригодиться, нам все равно не дадут. Ну например, сжать посильнее челюсти, когда мистер Гринвуд заставляет ласкать его ртом.

Побежать поскорее на трамвай, пока эмансипантки провода ему не оборвали.

НУ вот, хотя бы Восточный район позади. В судах сейчас все равно перерыв на ланч, ну и мне можно перекусить. Стакан чая, булочка с сыром, свободный уголок в забегаловке — что еще нужно? Не беда, что здесь сами стены насквозь пропахли дешевым вином. Пьяницы придут вечером.

В окно замечаю мальчика-газетчика. Ох, я же не купила Гринвуду газеты, как он просил! Мальчик, миленький, не уходи, пожалуйста, очень мне не хочется бросать чай недопитым. И я его не брошу: мистер Гринвуд сам мог бы дойти до газетчика, нужен же ему моцион, а я и так худенькая, на меня никто не и не смотрит. Да может, оно и к лучшему...

О, не перевелись еще на свете настоящий мужчины! Мальчик, должно быть, внял моим мысленным мольбами стоически мокнет под все еще моросящим дождем, выкрикивая:

— Криминальные новости! Мэттью Клементайн арестован по обвинению в бийстве любовника своей жены! Спешите узнать! Мэттью Клементайн арестован!

Хм, уж не тот ли это Клементайн с завода, на котором работал папин приятель, Джимми Брайт? Его начальник. Из-за его придирок Джимми уволили, и пару месяцев назад, не найдя работы, тот однажды вечерком взял и повесился. Ну что ж, если Клементайн тот самый, есть справедливость на свете. Что сделал другим — то и сам получай.

Прямо настроение стало лучше, да и дождь вроде прекратился, погодка разгуливается. Может, пройти одну остановку пешком?

Ну и о чем, как вы думаете, я узнала, вернувшись в контору? Мистер Гринвуд взялся защищать этого Клементайна! Это оказался тот самый, с автомобильного завода, причем кто-то из начальства. Важная шишка, заплатят много. Одна только загвоздка: виновен почти наверняка.

Мотив железный: красавица-жена изменила ему с молодым сотрудником, которому Клементайн предоставлял протекцию. Да так лихо изменила, что даже ушла. И этот ублюдок, без жалости выкидывавший людей на улицу, не стерпел, видно, что с его величеством так обошлись. Вызвал героя-любовничка ночью на берег Аррели и застрелил в упор. Револьвер в от же день, когда обнаружили труп, выловили в реке — завернутым в пиджак Клементайн. А ботинки Клементайна были все в грязи.

Нет, и почему я говорю "почти"? Какие тут сомнения-то, правда? Но так как мистер Гринвуд — человек аморальный, конечно, он за деньги и не такого убийцу ангелом небесным выставит.

Завтра, значит, отправимся к этому Клементайну на свидание и беседу. А пока мне надо перепечатать заявление для Кайтинга... Эй, мистер Гринвуд, зачем вы запираете дверь? Вам что, приспичило прямо сейчас?

Ну точно.

— Убери с моего стола документы и ложись на спину.

Хотя бы не сзади. Не знаю, что противнее — когда сзади или ртом. На спине еще ничего. Быстро переношу документы к себе на стол, поднимаю широкую черную юбку и ложусь. Остальное ему нравится делать самому... Ну, наверное, нравится, потому что лицо у него остается какое-то протокольное. Словно прошение составляет. Да я на него особенно и не смотрю. Лежу себе, как на врачебном осмотре, и вспоминаю, есть ли что у нас с отцом на ужин. Хоть бы доплачивал мне мистер Гринвуд за услуги, о которых не сообщил предварительно! Шутка, конечно: какой дурак будет платить за то, что можно поручить даром? Обхохочешься.

Ладно, сейчас он закончит, перепечатаю заявления — и домой. Там поужинать, посуду вымыть — и все, можно отдохнуть. День прожит.