Последняя из рода (гет)

— Вы красивые, но пустые, — продолжал Маленький принц. — Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это её, а не вас я поливал каждый день. Её, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Её загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для неё убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»

Не то чтобы Астарион не мог позаботиться о себе сам. Спасибо его дерьмовой жизни и столетиям рабства. Но как же это было приятно, когда кто-то делал это за него, то есть, вернее было бы сказать, ради него. Понимаете? Когда кто-то пачкает руки кровью ради вас. Это просто восхитительное чувство, если вы спросите Астариона. Правда! У него даже кровь бурлит от такого редкого удовольствия. Ну что за великолепный дар!

Ария — тифлинг, но в отличие от Калрах куда более скромного телосложения, можно даже сказать миниатюрного. Её кожу расчерчивают чернильные пятна тату, а разноцветные глаза сияют драгоценными камнями даже в неярком свете костра. Она вертит в руках лёгкий посох с достоинством и спокойствием какого-нибудь великого архимага. Если бы не её пепельная кожа, так контрастирующая со всем привычно человеческим, то её не боялись бы даже дети.

Идеальная маскировка.

Ария не особо горюет о несчастной певичке без голоса. Она даже тело не пытается спрятать. Только сидит и задумчиво старается оттереть руки, потому что запёкшаяся кровь забивается под острые когти и въедается в рукава. И это «так раздражает, Астарион, зато у меня для тебя есть плащ с таким полезным зачарованием».

В основание её посоха вмонтировано лезвие, и Арии вполне хватает сил снести голову гоблину им одним быстрым ударом. Чтобы вы понимали, у взрослых мужчин не всегда достаточно сил или ловкости для того, чтобы отсечь голову от туловища. Астарион впечатлён. Он почти очарован тем, с какой кажущейся простотой она это делает, как она хладнокровна и беспристрастна. Почти безэмоциональна.

Опасность Арии столь неочевидна и тонка, что люди ведутся на дешёвую картинку и просто брезгливо отшатываются от тифлинга. Они думают, что она украдёт их кошелёк, хотя опасаться стоит того, что Ария предпочтёт сделать с их трупами. Ни морали, ни принципов, ни каких-то ориентиров, кроме отчаянного желания выжить. Голая честность.

Ария не даёт гурцу закончить свой монолог о сбежавших вампирах и стоимости тушки Астариона, её рука взметается вверх быстрее, чем кто-либо успевает среагировать. Молния танцует на её пальцах, и одного разряда прямо в лицо оказывается достаточно, чтобы охотник свалился, дёргаясь в конвульсиях, и то самое лезвие завершило начатое.

Быстро, чисто и красиво.

— Ты в порядке? — Ария поворачивается к нему, невинно улыбаясь.

Астарион в восторге.

Ария выбирает очень странные способы ухаживаний. Не то чтобы он возражал. Правда. Просто разве всё не должно быть наоборот? Нет, он, конечно, не очень похож на принца на белом коне, но всё же? А как же все эти архетипы из романов и бардовских песен? Или?.. О боги! Да это Астарион здесь прелестная дама.

Интересно. Нет, правда, интересно. Как всё к этому пришло?

Астарион говорит, что хочет увидеть сокровища некроманта? Ария буквально вышибает магическую дверь. Это вообще как? Астарион пристально смотрит на Гейла, но тот только пожимает плечами, мол, не спрашивай. У этой женщины должно быть действительно интересное прошлое, если так реагирует даже маг, трахавший саму магию.

Астариону почти хочется сравнить её с верной псиной, когда Ария приносит ему сапожки дверганки, но к сапожкам прилагаются ножки самой Туллы, поэтому драконица кажется лучшей метафорой. Ария пожимает плечами — мол, за спасение надо платить или не просить его. Звучит справедливо, разве нет? Да и кровью они почти не заляпаны. Зато какое зачарование полезное. Ну просто прелесть! Давно Астариону никто не делал таких продуманных подарков.

Астарион заранее сочувствует каждому бандиту, которого они встречают на пути. Ой, да кого он обманывает, конечно нет. Вообще ни секунды. Он абсолютно наслаждается всем происходящим. Арии каким-то образом удаётся определить самого здорового среди всей шайки и выцепить его параличом, чтобы после преподнести Астариону в качестве завтрака или ужина.

Признаться честно, за Астарионом ещё никогда так продуманно не ухаживали.

А потом она приносит ему кинжал из коры суссура. Кто-то должен сказать женщине, что у мужчины может не выдержать сердце от таких подарков. В конце концов, не всё сразу. Плащ с крайне редким зачарованием, ботинки с быстрым шагом, а теперь кинжал из легендарного дерева.

Боги, Астарион действительно стал девицей из бардовских песен.

Впрочем, если она продолжит столь рьяно его защищать, то он даже не против. В конце концов, его изначальная цель же и заключалась в этом, да? Всё просто идёт по плану, да?

У Арии мало общего с рыцарем в ореоле святости из тех же историй. У неё кривая улыбка, больше похожая на оскал, ни грамма доброты, но зато уйма упрямства. Вместо доспехов — странная мантия чёрного цвета с символами на неизвестном языке. Вместо меча — куда более изощрённая магия. Да и подарки не тянут на букеты алых роз и все драгоценности мира.

Астариону всё равно нравится. И он, кажется, тоже, как какая-то глупая принцесса, влюбляется. Что за ирония. Шутка судьбы, не иначе.

Проклятые земли — отдельная тема, хорошо? Астарион ненавидит то, насколько уязвимым он себя чувствует под взглядом демона, как его бросает на эмоциональных качелях весь диалог с Юргиром. Шэдоухарт зовёт его истеричкой (и меняет причёску после расставания с быв… богиней), так что не ей судить, не так ли?

Ария делиться с ним собственной слабостью. Она едва ли не рычит, когда рассказывает о сжимающей горло жажде. Астарион кое-что знает об ошейниках и чужой, подавляющей воле. Он знает её гнев. Он знает страх, спрятанный где-то на самом дне разноцветных глаз.

У него нет для неё покоя, но Ария покорно позволяет связать себя путами. Она скалится и рычит, точно дикий зверь. Астарион думает не убить ли её быстро, милосердно, как бешеную псину, на которую она сейчас так похожа. В руках Арии даже могущественная магия превращается в детскую игрушку, но она не может разорвать простые путы? Такая деградация, не характерная для иллитидской личинки. Демоны Арии куда более опасные и хитрые твари.

Подозрения скребутся на самом краешке его сознания. Они такие нерешительные и пугающие, словно стесняющиеся постучать в двери и прошептать своё страшное наблюдение.

Ария ничего не помнит на утро. С первыми лучами рассвета жажда покидает её, как истлевает вампирская плоть на солнце. Так же быстро и болезненно. Она слегка пошатывается и сжимает зубы, чувствуя, как каждая мышца отвечает вспышками боли и колющими иголочками.

Она выглядит в равной степени злой и усталой. Когда она рассказывает о дворецком и кровавых условиях, подозрения в голове Астариона превращаются в горящие сигнальные огни. Такая жажда, такое поклонение смерти… Он понятливо молчит. Всё это дело уже воняет большой божественной кучей дерьма, добавлять в этот коктейль ещё и Баала хочется ещё меньше.

Есть какая-то первобытная жестокость в её злости за его обман и в том, как она убивает Апостола Миркула. Нет, правда. Астарион уверен, что молния, расчертившая воздух, такая же, как та, что сверкала во взгляде Арии. И… возможно, ей не стоило так активно и агрессивно пинать тело Торма после его смерти, добавляя к этому проклятия, бросая взгляды на него?

Окей, Астарион знает, что облажался. Обманывать человека, который был столь открыт к нему, который — блять — заботился о нём, который защищал его от команды и перед командой… Астарион знает, окей?! Он сам перечислял все эти бесчисленные причины в своей голове, когда искал оправдание для молчания. С каждым касанием, с каждым взглядом, с каждым подарком ему почему-то… почему-то… становилось всё хуже. Иронично, что эти самые причины и побудили его в конце концов рассказать.

После убийства Кетерика Торма Ария все ещё злиться на него, но её обжигающая и физически опасная сторона, кажется, успокаивается достаточно для того, чтобы приблизиться к нему без убийственных намерений и молний между пальцами.

— Я понимаю, — говорит она неожиданно той ночью. — Правда. Ты хотел выжить. Мы были незнакомцами, которые просто хотели найти спасение и объединились в команду исходя из наших корыстных целей. Это нормально.

Ария говорит холодно и логически верно, обращаясь к разуму, но это не мешает ей кипеть под всей этой оболочкой.

— Возможно, я даже иногда подозревала тебя в этом, но… — она переводит на него взгляд. — Я влюбилась в тебя. Я потеряла память, осталась один на один с бесконечной борьбой с самой собой, и какого-то чёрта влюбилась в тебя, как какая-то потаскуха из самой захудалой таверны. Мне хочется сжечь тебя.

— Оставь эту прерогативу солнцу, darling, — отвечает Астарион, привычно вытягивая ласковое обращение, и Ария издаёт горький смешок.

Как будто в ней что-то есть, что-то безмерно хрупкое и живое; что-то, что реагирует колокольным звоном на эту незатейливую ласку; что-то, что оказывается достаточно сильным, чтобы заглушить вечную жажду крови. Как будто она… Как будто Ария просто живой человек, у которого есть сердце. Ей хочется смеяться от этого неожиданного и отвратительного открытия.

Она просто обнимает Астариона.

Просто обнимает. Без всякого подтекста. Это не часть прелюдии. В этом даже нет ничего сексуального. Они оба похожи на один большой синяк после встречи с Катериком Тормом. Ария обнимает его. Невыносимого, высокомерного вампира, который обманул её и использовал. Обнимает и обещает убить, если он выкинет что-то ещё такое снова.

Астарион и не знал, что объятия бывают такими тёплыми, такими лёгкими и такими правильными.

Врата Балдура сулят всем им встречу с прошлым. Как будто какое-то неведомое божество(а) решило(и), что именно здесь их пути должны будут сойтись в одной точке. «Всё стремится к своему завершению, — говорит Император в одном из его снов. — Судьба в том числе».

Это не обнадёживает. Астариону нравится говорить о встречи с Касадором, о мести, которой он жаждет вот уже двести лет, но какая-то его часть, та самая, что крысой сжимается и пытается забиться в угол, боится этого каждой клеточкой своего естества. Страх — это правильно. Это механизм защиты.

Когда он видит Касадора снова, ничто, кажется, не может заставить его сдвинуться с места. Его ноги прирастают к месту, на котором он стоял, и вся его воля уходит на то, чтобы не поддаться голосу, вопящему в его сознание; чтобы не упасть и не начать молить о прощении. Память услужливо напоминает, что если он будет достаточно убедителен, то его смерть будет быстрой, что Астариону больше не придётся мучиться. Если он просто послушает хозяина, если…

Ария не разменивается на разговоры. Запах озона следует за цепной молнией прямо над плечом Астариона. Он слышит крики упырей словно сквозь вату. Касадор раздражённо отшатывается, растворяясь в тенях.

Астарион не понимает, что тонет, пока сильная рука Арии не хватает его за плечо, пихая себе за спину. Вокруг них раскрывается неуязвимая сфера, а копьё Шэдоухарт вспыхивает так же ярко, как солнце в небе. Свет заполняет всю площадку, и не остаётся теней, в которых можно было бы скрыться.

Наступает полдень.

Астарион понимает, что может дышать, он крепче сжимает кинжалы и отказывается бояться снова.

— Ты потеряешь часть эмоций, если сделаешь это, — просто говорит Ария в ответ на его просьбу.

Она не отказывает и не пытается читать ему морали.

— Откуда тебе знать?! — огрызается Астарион, всё ещё жадно желая взять всё, что ему причитается.

Он выдержал двести лет рабства и вечность пыток не ради одного жалкого убийства. Он заслужил грёбанную компенсацию! Что-то взамен!

— В свитке написано, — пожимает Ария плечами, как будто это какая-то мелочь. — Скорочтение, помнишь?

Она ничего больше не говорит, ничего не обещает и не пытается его убедить. Она выложила перед ним все карты, теперь решение за ним.

Правда в том, что Астарион так и остаётся той дамой в беде, той принцессой из кабацких песен, которая жаждет спасения и которая любит принца. Даже если принц на самом деле ещё большее чудовище, чем заточивший её в башне папаша. Зато его любимое чудовище.

Впервые за двести лет почувствовав что-то, Астарион больше не хочет это терять. Да и было бы печально, если бы её новые подарки оставили бы его равнодушным, да?

Ему просто надо поставить точку. Чёртовы боги и их чувство юмора!

Ария входит в магический круг, окружающий площадку в храме Баала, лёгкой походкой. У Астариона что-то едва дрожит внутри. Её посох слегка покачивается в руках, а сама она выглядит расслабленной и лёгкой на подъем. Орин скалится и в её нечеловеческом взгляде есть что-то пугающее даже для него. Эта искра безумия, непреодолимой жажды, которая ведёт её, как Бог — слепого. В этом нет ничего разумного.

Ария ухмыляется Орин. Самая бесполезная из её братьев и сестёр, неспособная следовать ни одному чёртовому плану без лишних отступлений. У Арии зубы сводит от одной только мысли, что эта идиотка смогла подгадать момент и подловить её. И как только мозгов хватило и это не испоганить?

У Арии старые счёты. Астариону и всем остальным только и остаётся, что отойти в сторону. Кровавая песочница детей Баала предстаёт перед ними во всей красе.

Огромная тварь застывает на месте, пригвождённая и непонимающая, что происходит. Её рёв и скулёж всё, что сопровождает эту сцену. Она бесцельно взмахивает всеми своими конечностями, словно пытается ухватиться за что-то. И бешено вращает головой, всё больше паникуя и теряясь в пространстве. Орин сама не замечает, как острые когти оставляют раны на её теле. Это больше похоже на акт самоистязания, чем на бой двух последних детей Баала.

Ухмылка Арии сияет ярче солнца.

— Тупая сука, — сплёвывает она, наблюдая, как эфемерные твари пожирают Орин изнутри, разваливают её на части⁽¹⁾.

Это ядовитое торжество не покидает Арию и после того, как пламя охватывает израненную тушу. Чтоб наверняка. Эта гордость, эта ухмылка, когда она говорит Баалу идти нахуй. Нет такой силы в мире, что наденет на неё ошейник. Никто и никогда больше не будет указывать ей, что делать.

— Надо мной больше нет нитей, — смеётся Ария, и так и падает на холодные плиты с улыбкой.

Астарион бросается к ней, напуганный и ошарашенный, неспособный здраво оценивать происходящее. Всё происходит, будто в замедленной съёмке, понятно? Вампирское зрение во много раз лучше и острее человеческого. Астарион видит в какой момент, как её лицо сводит судорогой; он видит, как драгоценные камни превращаются в дутое стекло; он видит, как грудь перестаёт совершать едва заметные движения, и крепкая хватка рук слабеет. Астарион слышит даже в окружающем гуле, слышит, с каким звуком лезвие посоха соприкасается с камнем, как смешивается металлический звон и глухой деревянный стук.

Астарион застывает в этом моменте. В этой секунде. Ему кажется, что оно длится вечность и всё никак не пройдёт.

Весь мир сжимается до одной точки. И взрывается.

Астарион тонет и не может сделать вздоха. И нет руки, что вытянула бы его на поверхность.

Найти всё, чтобы сразу же потерять. Какая ирония. Какая насмешка. Как лирично, всё идёт точно по сюжету какой-нибудь истории. И где же чудо, которое должно быть дальше? Герои ведь не умирают, да? Их всегда кто-нибудь спасает. История не может существовать без своего героя! Астарион не может! Какая девица в беде без рыцаря.

Чуда не случается — приходит Иссохший. Астарион думает, что в последнее время встречает слишком много богов. Больше, чем ему хотелось бы, чем стоило бы встречать за всю жизнь.

Ария открывает глаза. У неё всё такая же широкая ухмылка, только вечный безумный блеск исчез из глаз. Астарион смеётся, чувствуя себя лёгким, как пёрышко. Он словно пьян и разрушен одновременно. В один момент вселенная взорвалась и собралась заново.

Слишком много для одного маленького, глупого вампира, который вечно нуждается в спасении. Просто слишком. Ария гладит его по щеке, как какое-то испуганное животное, и предлагает найти в храме достойный его ужин.

Бааловой жажды больше нет, но её кровавые методы заботы о нём не меняются. Астарион не может перестать смеяться.

1) Убийственный фантазм: испугать существо ужасными видениями. Оно каждый ход получают психический урон, не может двигаться, имеет помеху бросков атаки и проверок характеристик. В игре я так Орин и победила. Просто стояла и смотрела, пока здоровье не упало достаточно сильно, чтобы мне хватило пары ударов. Не недооценивайте проклятья.

Вернуться к тексту