Считаные дни (джен)

14 октября 1981 года. Он был в лесу. Его звали Ремус Люпин. Именно эти факты постепенно всплывали в его памяти. Огляделся: повсюду только деревья, выглядывающие из тумана. Он был один. Ремус выдохнул с облегчением и прикрыл глаза. Этот лес был одним из немногих мест, где оборотням законом было разрешено трансформироваться. Здесь он был и защищён магглоотталкивающими чарами, и маги не могли на него наткнуться. В принципе, всё было предусмотрено, но Ремуса всё равно преследовал страх однажды проснуться рядом с каким-нибудь растерзанным им телом. Было намного легче, когда его друзья были с ним и присматривали за ним в эти страшные дни. Однако это время, к сожалению, прошло, и рядом с Ремусом больше никого не было.

Его немного тошнило, как тошнило всегда после ночи полнолуния. Тяжело дыша, он несколько минут неподвижно лежал на покрытой лесной листвой земле, потому что малейшее движение причиняло боль. Ночью каждая его мышца, каждая его косточка были растянуты, сжаты и вывихнуты до невозможности, чтобы тело смогло принять форму волка. После пробуждения ему в первые часы трудно было даже пошевелиться, и часто проходили дни, прежде чем он снова мог двигаться относительно свободно.

Ремусу пришлось встать. На холодном октябрьском ветру он дрожал не только от холода. Если прожитые годы его чему-то и научили, то это стискивать зубы и, преодолевая боль, упорно делать то, что нужно было делать. Ему удалось, ругаясь про себя и рыча от боли, подняться и принять сидячее положение. Быстро осмотрев себя, Ремус понял, что, по крайней мере, ночью он ни с кем не ввязывался в драку (Ремус знал, что он не единственный оборотень, пришедший сюда для трансформации). Его тело болело при каждом движении, но вроде бы никаких повреждений на нём не было. Разве что левое запястье было болезненно опухшим, и что-то не так было с левым коленом. Ремус подумал, что, может быть, его кости ещё не восстановились после возвращения в человеческий облик, и решил, что он разберётся с этим позже, когда вернёт свою волшебную палочку.

Он с трудом встал и прислонился к ближайшему дереву в поисках опоры, пытаясь вспомнить то место в лесу, где он оставил одежду и волшебную палочку. Как только ему удалось тщательно представить ту поляну, он сразу же оказался на ней, в изнеможении схватил свои вещи и аппарировал дальше — домой, в гостиную, где сразу же рухнул в кресло перед камином.

Несколько мгновений он просто сидел, закрыв глаза, пока звёздочки водили хоровод у него под веками. Он предпочёл бы немедленно лечь в постель и спать, пока эта ужасная слабость не покинет его, но он знал, что если он сначала не позаботится о своих травмах, потом горько об этом пожалеет.

Вздохнув, он схватил волшебную палочку, одним движением разжёг огонь в камине и приступил к лечению больной ноги. После нескольких мгновений колющей боли и тревожных скрежещущих звуков — будь то его кости или стиснутые зубы — мучения закончились. Согнув и разогнув несколько раз ногу в колене, Ремус прислушивался к своим ощущениям. Казалось, стало лучше. Ремус вознёс немую благодарственную молитву мадам Помфри, которая научила его нескольким исцеляющим заклинаниям, когда он учился в школе.

Не зная, что на самом деле случилось с его запястьем, Ремус решил просто перевязать его и позволить ему зажить самостоятельно. По всей видимости, это не займет много времени: быстрое заживление ран было одним из немногих преимуществ оборотня перед больными людьми. Ремус ещё раз оглядел себя, потом пошёл в ванную, помылся, надел свежее бельё и пижаму и наконец почти без сил рухнул в кровать, мгновенно погрузившись в беспокойный сон, наполненный тревожными образами и неопределённым ощущением того, что он одновременно и охотник, и жертва.

— Ремус? Ремус, ты не спишь? — звук знакомого голоса разбудил его. Ремус устало моргнул, пытаясь освободиться от последних нитей сна, который он уже мог вспомнить только наполовину. Солнце ярко светило и уже клонилось к закату.

— Лили? — Ремус не сразу понял, что происходит, и испугался. — Лили! Ты что здесь делаешь?! Что-то случилось?

Он поспешил встать с постели, против чего болезненно воспротестовала каждая клеточка его тела, и опустился на колени перед камином, где лицо Лили парило над последними тлеющими поленьями его огня.

— Нет, — Лили поспешила его успокоить. — Я просто хотела позвонить и узнать, как у тебя дела.

«Позвонить» — это слово из маггловского мира, из детства, всегда было их, так сказать, «внутренней» шуткой. Этим словом они обозначали разговоры через камин посредством летучего пороха. Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз так разговаривали друг с другом, и на то были причины.

— Лили, ты с ума сошла?! — прошипел Ремус. — Летучий порох! Что если они тебя выследят?

— Расслабься, Ремус, каминная сеть в безопасности. Министерство ещё не пало.

— Официально ещё не пало, — поправил её Ремус, — никогда не знаешь, как далеко они уже в него проникли. Лили, ты не можешь позволить себе так рисковать!

— Хорошо, тогда можно мне выйти к тебе?

Ремус поспешно осмотрел комнату. Везде был беспорядок: его вчерашняя одежда валялась на полу, а ещё он помнил, что в раковине на кухне была свалена грязная посуда, накопленная за несколько дней. Всё это немного смущало Ремуса, но в данный момент не имело значения. Взмахом волшебной палочки он закрыл все шторы, чтобы никто не мог заглянуть внутрь с улицы. Затухающий огонь в камине теперь стал единственным источником света в комнате.

— Заходи, но быстро!

Он отошёл в сторону, взмахом палочки убрал одежду и зажёг несколько свечей, надеясь сделать комнату хотя бы немного более уютной.

Мгновение спустя Лили вышла из камина и стряхнула немного пороха со своей мантии на пол.

— Лили, тебе действительно не стоило сюда приходить.

— Ой, ну ты-то хоть не начинай, — протянула Лили, — мне уже Джеймс все уши прожужжал о том, как вокруг опасно. И он тоже не хотел меня сюда отпускать.

— И он прав! У меня ведь и вправду не очень хороший район, и я не удивлюсь, если половина моих соседей окажутся пожирателями смерти или сочувствующими им. Вдруг тебя кто-нибудь заметит?

Мысленно Ремус прошёл через защитные ограждения, которые он создал вокруг своего дома. Пробормотав нужное заклинание, он поспешно ещё раз наложил на свою квартиру запрет на аппарацию, который он ненадолго снимал только в ночь полнолуния. Он очень надеялся, что ничего не упустил.

— Дамблдор вообще строго запретил вам выходить из дома! — добавил Ремус.

— Я знаю, — серьёзно сказала Лили, — но я не могу просто так оставить тебя одного после ночи полнолуния, не проверив, как ты себя чувствуешь. И я знаю, что Сириус к тебе больше не придёт.

Ремус почувствовал, что у него в желудке как будто зашевелилась холодная жаба.

— Ремус, — она обеспокоенно оглядела его сверху донизу, и вряд ли ей понравилось увиденное. — Как ты?

Он пожал плечами, о чём сразу же пожалел. После ночи, проведённой на четвереньках, его плечи всегда особенно болели. — Не хуже, чем обычно… Несколько дней отдыха, немного сна, и я снова буду как новенький.

Ремус криво улыбнулся Лили. Кажется, он никогда не был «как новенький».

— Если ты устал, — быстро проговорила Лили, — и хочешь, чтобы я ушла, пожалуйста, просто скажи мне. Пожалуйста! Я не хочу лишать тебя ещё и сна, я просто хотела убедиться, что ты вернулся домой целым и невредимым.

— Всё в порядке, — вздохнул Ремус, укутываясь в халат, — в последнее время я не очень хорошо сплю. — Он осторожно присел на край кровати и указал на единственное кресло перед камином: — Пожалуйста, присаживайся и оставайся столько, сколько захочешь.

Он не мог отрицать, что её появление, казалось, разом согрело его продуваемую сквозняками квартиру. Тяжесть забот, которые он нёс на своих плечах, значительно уменьшилась. Он не хотел снова оставаться наедине с болью, со своими мыслями, со всей тьмой, таящейся в каждом углу. Он знал, что это было эгоистично с его стороны, он знал, что она подвергает себя опасности, но он хотел, чтобы она осталась.

Лили опустилась в кресло, и жаба в его желудке словно сдулась, уступив место куда более лёгким и тёплым ощущениям.

— Я принесла тебе суп. Может, поешь? — спросила она, и только теперь Ремус заметил сумку в её руках. — Только потом верни контейнеры! Или оставь их у себя, если захочешь использовать… Хотя это всё на самом деле не важно! О, — она порылась в сумке и протянула Ремусу какой-то предмет, — и это тоже для тебя!

Ремус увидел, что Лили даёт ему большой батончик шоколада. Дорогой, из тех, которые, как она знала, ему нравились, но она никогда бы не купила такой для себя.

Ремус не смог скрыть довольную улыбку.

— Лили, ты лучшая!

— Я тоже ем много шоколада, когда у меня месячные, — добавила Лили с озорным блеском в глазах. Ремус слышал эту шутку о сравнении месячных и трансформации в оборотня тысячу раз, она его страшно раздражала, но из уст Лили звучала всё-таки не так противно. Напротив, ему нравилось то заговорщическое чувство общности, которое между ними создавала эта шутка.

С шутливо-осуждающим взглядом Ремус разорвал упаковку, отломил кусочек батончика и протянул его Лили. Она с благодарностью приняла его.

— Как же хорошо! — пробормотал он.

Шоколад на вкус был просто райским. Ремус на мгновение от наслаждения закрыл глаза. Лили задумчиво смотрела на него.

— Серьёзно, Лили, спасибо, что пришла. Я не хотел показаться неблагодарным.

— Нет проблем, Ремус. Мне нужно выходить из дома хотя бы раз в несколько недель.

Измученный тон её голоса заставил Ремуса задуматься. В дни после трансформации он любил впадать в особую жалость к себе, размышлять о том, как ужасно устроена его жизнь, однако он-то был волен идти куда угодно, в конце концов, ему не нужно было жить, зная, что никто иной, как лорд Волдеморт охотится за ним и его семьёй по доносу лучшего друга.

— Как вы вообще с этим справляетесь? — осторожно спросил Ремус.

— С постоянной игрой в кошки-мышки с самым опасным волшебником всех времён? — тяжело вздохнув, спросила Лили. — Ну, кажется, могло быть и хуже. Так-то нам не нужно прятаться в какой-нибудь пещере, мы можем оставаться в собственном доме. Во всяком случае, до тех пор, пока наши обеты остаются в силе, а наши друзья нас не предают.

Она мрачно посмотрела на медленно угасающий огонь. Здесь и находилась болевая точка. Они оба знали, что к этому моменту уже нельзя отрицать, что среди них был кто-то, кто тайно передавал информацию людям Волдеморта.

— Но это всё равно нелегко, — продолжила она, — надоело постоянно находиться в заключении! Джеймс страдает! Ты знаешь, что он не может сидеть сложа руки! Теперь он стал настоящим параноиком, но мы изо всех сил стараемся вести нормальную жизнь, — она сделала паузу, — насколько это возможно.

Выражение её лица смягчилось.

— С появлением Гарри всё стало немного лучше, — добавила Лили. — У меня тут возникла одна мысль, — она внезапно снова повернулась к Ремусу, — мы решили организовать небольшой праздник на Хэллоуин для узкого круга друзей — ничего особенного, сам понимаешь, с годовалым-то ребёнком, но, может быть, ты к нам придёшь?

Ремус знал, что тот самый «узкий круг друзей» может состоять, по сути, только из него, Сириуса и Питера. Джеймс и Лили вынужденно отдалились почти от всех своих других друзей и знакомых. Хоть кто-то посторонний представлял собой большую опасность. С тех пор, как Лили и Джеймс несколько месяцев назад переехали, лишь несколько человек вообще знали их адрес. Ремус испытывал благодарность за то, что принадлежал к этому «узкому кругу друзей», хотя он знал, что сейчас Лили была последним человеком, который всё ещё связывал его с теми, другими. Однако он знал, что остальные его всего лишь терпели.

— Нет, не могу, — Ремус был благодарен судьбе за такое простое оправдание, — Дамблдор отправляет меня в конце октября на север. По-видимому, в течение некоторого времени там собираются новые стаи оборотней — мы подозреваем, что они подчиняются Волдеморту. Дамблдору нужны люди на месте, и он хочет, чтобы я был там как... — Ремус скривился: — как специалист.

— Хорошо, мы перенесём праздник.

— Лили, тебе действительно не нужно об этом беспокоиться.

— Нет, мы перенесём. У нас, знаешь ли, не самый напряжённый график, — Лили пристально посмотрела на Ремуса. — Я хотела бы, чтобы ты к нам пришёл. Пожалуйста!

Он знал, что она в первую очередь хотела сделать ему одолжение, что мысль о том, как он проводил свои дни в одиночестве в этой дыре, удручала её. И, честно говоря, его это тоже удручало.

Ремус грустно улыбнулся:

— Разве я кому-нибудь ещё там нужен?

— Джеймс тоже хочет тебя видеть.

Ремус знал, что это означало, что Лили убедила его, и он неохотно согласился.

— И, кроме того, к тому времени, надеюсь, мы также закончим с заклинанием фиделиуса, и тогда даже у Сириуса больше не останется возражений, — добавила Лили.

— Вы ведь считаете меня шпионом? — хмыкнул Ремус.

Лили помолчала и добавила:

— Сириус считает тебя шпионом, да. А вот Джеймс… Я не думаю, что он серьёзно тебя подозревает, но ты же знаешь, как на него влияет Сириус. А ещё я не знаю, о чём думает Питер, он стал таким молчаливым в последнее время. — Она немного поколебалась, прежде чем продолжить разговор: — Во всяком случае, он не возражает против Сириуса.

Ремус вздохнул:

— Ну, так-то всё это неудивительно. Мы знаем, что есть шпион, и, — он с грустью оглядел свою бедную квартиру, — мы также знаем, кому может пригодиться небольшая взятка, — горько улыбнулся он.

Оба замолчали.

— Ты считаешь меня шпионом? — спросил Ремус с дрожью в голосе.

Лили не спешила с ответом.

— Нет, Ремус, — наконец проговорила она, — я знаю тебя и я не могу поверить, что ты способен на что-то подобное, — она тяжело вздохнула, — опять же, я не могу поверить и в то, что шпион — это кто-то из наших друзей, но всё же Сам-знаешь-кто получил информацию, которую не должен был получить.

Ремуса поразило то, какой грустной она выглядела, как устало звучал её голос. Чего ей стоило жить с этой опасностью, неуверенностью и страхом день за днём?

— Ребята, а вы уверены, что можете доверять Сириусу? — тихо спросил он. Он не мог не подозревать Сириуса после того, как Сириус начал подозревать его, но, возможно, в нём говорила обида. — Вы уже решили сделать его хранителем тайны?

Лили кивнула:

— Да, — сказав это, она выглядела опечаленной и избегала взгляда Ремуса. — Да, мы ему доверяем…

Ремусу тоже было трудно представить, чтобы Сириус когда-либо предал Лили и Джеймса. Что бы ни произошло между Ремусом и ним в последнее время, он должен был признать, что Сохатого и Бродягу связывала непоколебимая, почти священная дружба. И Ремус слишком хорошо знал из всех речей Сириуса, как искренне он ненавидел свою семью и пожирателей смерти и всё, за что они выступали.

Ремус откинулся на спинку кресла.

— Нет, вероятно, вы правы. Сириус — хороший выбор, уверен.

Ремус подумал, что, возможно, шпион вообще не был одним из них, вероятно, это был кто-то из более широкого круга друзей Лили и Джеймса, и именно он выдал Волдеморту нужную ему информацию. Кто ещё это мог быть? Питер, такой мягкосердечный Питер, всегда так восхищавшийся своим другом Джеймсом? Глупость же.

Лили снова кивнула. Её удрученный вид разбивал Ремусу сердце. Несмотря на то, что ему было очень больно от подозрений друзей и от того, что о существовании хранителя тайны он узнал только сейчас, Ремус попытался ей ободряюще улыбнуться.

— Но это же хорошо? Тогда вы скоро снова сможете чувствовать себя в безопасности, жизнь снова станет нормальной.

— Да, наверное, ты прав... — проговорила Лили, вроде бы отбросив сомнения. — К слову. Говоря о нормальной жизни, если мы перенесём праздник, ты придёшь?

Ремус признал поражение.

— Хорошо. Если в тот день меня опять не вызовут в Министерство, — добавил он немного с горечью.

— В Министерство? Зачем? — спросила Лили.

Ремус внезапно осознал, сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз разговаривали друг с другом не на бегу. И с их последней беседы Ремус ни разу не говорил о себе с другим человеком.

Он глубоко вздохнул, прежде чем начать рассказывать. Ему пришлось тщательно подбирать слова, чтобы не начать многословно жаловаться на свою несчастную жизнь.

— Согласно последнему постановлению Министерства, любой, кто внесён в реестр оборотней, — Ремус саркастически ухмыльнулся, — обязан регулярно являться в Министерство и отчитываться о своём местонахождении и своих занятиях. Они думают, что мы только и ждём возможности присоединиться к Волдеморту, и хотят убедиться, что никто не сможет сделать это незаметно.

Ремус был вынужден признать, что беспокойство Министерства было вполне обоснованным. Большинство оборотней на самом деле являлись сторонниками лорда Волдеморта. Правда, как думал Ремус, если бы Министерство так не усложняло оборотням жизнь, таких сторонников было бы намного меньше.

Мрачно он продолжил:

— Конкретный день допроса не объявляется до последнего, так что к нему нельзя подготовиться. Они хотят всех застать врасплох! Всё это так несправедливо! И, чёрт возьми, эти вызовы случаются слишком часто! Я получаю эту грёбаную сову раз в одну-две недели!

Всё возмущение, которое копилось в Ремусе неделями и месяцами, вырвалось наружу.

Опустив взгляд, чувствуя напряжение в каждом ноющем мускуле своего тела от с трудом сдерживаемого гнева, он рассказал Лили о вызовах на допросы, о том, что ему каждый раз приходилось всё бросать и немедленно прибывать в Министерство.

— И это очень мешает поискам работы! У меня ведь будет ещё больше пропусков рабочих дней, которые я не смогу объяснить! Я так устал от бесконечных очередей, от снисходительности сотрудников Министерства и этих унизительных допросов, где со мной общаются как с преступником!

Допросы обычно проводил специалист по легилименции. Однако таких специалистов не хватало, и допрашиваемым приходилось пить веритасерум. Пытаясь выяснить, был ли он в контакте с пожирателями смерти или иным образом нарушил какое-либо из многочисленных правил для оборотней, скучающий чиновник Министерства часто без разбора рылся в мыслях и воспоминаниях допрашиваемого. Если повезёт, всё это заканчивалось относительно быстро, и допрашиваемый мог быть свободным. Но если не повезёт, чиновнику Министерства было особенно скучно, а легилименту хотелось «копнуть» немного глубже, чем было бы необходимо, допрашивающий задавал вопросы, не имевшие ничего общего с законопослушным поведением оборотня. Вопросы, на которые он никогда бы не ответил без магического принуждения, направленные на то, чтобы унизить его или дать допрашивающему узнать какие-нибудь интимные факты, которые потом можно было бы обсудить со смеющимися коллегами во время следующего перерыва на кофе.

Тем не менее, Ремусу даже не потребовалось этих особенно безжалостных допросов, чтобы по пути домой он чувствовал себя грязным и использованным. Ему было глубоко противно само воздействие зелья, пугала готовность его языка давать ответы на любой вопрос без разбора, а также неосторожное прикосновение чужих «рук» к его разуму.

И какой же у него был выбор? Если он откажется соблюдать правила, ему грозит Азкабан. Альтернативой было либо следовать правилам, либо уйти в подполье, навсегда лишив себя всякой надежды на нормальную жизнь. Ему оставалось только надеяться, что война когда-нибудь закончится и недоверие властей немного стихнет.

— Это так мешает поискам работы! — повторил Ремус. — А ещё мешает то, что я на каждом собеседовании должен сразу же указать на свой статус оборотня.

— Поиск работы? — удивилась Лили. — Я думала, ты нашёл хорошее место в компании по борьбе с магическими вредителями.

Ремус горько рассмеялся. Ему самому не понравилось звучание своего смеха, но он ничего не мог с собой поделать.

— Нет, не нашёл. Сейчас можно сказать, что было не самой разумной идеей работать в компании, которая специализируется на обнаружении опасных магических существ… В любом случае, после того, как они сложили два и два, они достаточно ясно дали понять, что я больше не буду у них желанным гостем. И в какой-то момент я не выдержал.

Ремус всё ещё немного сожалел о том, что бросил эту работу. Это была его первая квалифицированная работа за долгое время, и его работодатель относился к нему вполне доброжелательно. Однако Ремус достаточно явно видел, что страх и холодное презрение его коллег, как только они начинали раскрывать его тайну, могли быстро перерасти в открытую вражду или даже физическое насилие, и у него быстро возникло ощущение, что пора уходить. Когда кто-то работал с опасными магическими существами, он должен был иметь возможность полагаться на своих коллег. Всё-таки они и Ремус должны были работать в команде.

Было трудно снова найти сравнительно хорошую работу. Он даже подумывал о том, чтобы отбросить свою гордость и устроиться на работу к магглам, но теперь оборотням это тоже было запрещено делать: риск, связанный со Статутом о неразглашении, был слишком велик.

Что-то в выражении его лица заставило Лили молча подняться из кресла и осторожно сесть к нему на кровать. Она сочувственно погладила его по спине, как часто делала его мать, когда он в детстве изливал ей свою израненную душу.

Вообще, когда Ремусу требовалась «жилетка», он обычно шёл к матери. Его отец, хотя Ремус знал, как сильно он любил его, как много был готов отдать за него, часто запирался в своём кабинете, охваченный горем и чувством вины, из-за которых он не мог себе позволить даже прикоснуться к Ремусу. Несмотря на заверения его родителей, Ремусу всегда было трудно не чувствовать себя каким-либо образом ответственным за переживания своей семьи.

В то время ему было запрещено разговаривать с другими детьми из-за опасений семьи, что он может сказать что-нибудь, что может раскрыть эту страшную семейную тайну, страха новой волны преследований, ещё одного переезда, ещё одного сожжённого моста. Но как бы семья Ремуса ни пряталась в тишине и ни держалась обособленно, рано или поздно соседи что-нибудь слышали или видели, и семья Ремуса была вынуждена попытать счастья на другом конце страны, на новом месте. Однако даже там они знали, что их дни уже сочтены, ведь любой контакт с соседями был бомбой замедленного действия. Или, может быть, как Ремус часто молча думал про себя, гораздо больше он сам был бомбой замедленного действия, перемещаемой из одного места в другое, и никто не хотел становиться свидетелем её взрыва.

Одиночество в те дни часто было тяжело переносить.

Ремус почувствовал, как это старое одиночество, которое было фундаментом, на котором он выстроил свою жизнь как карточный домик, снова протянуло к нему свою длинную тень. Что-то внутри него болезненно сжалось. Он внезапно ощутил, как тяжело давит на него усталость от последних бессонных ночей, он чувствовал себя слабым, беспомощным и одиноким. С его губ сорвался всхлип, вырвавшийся из такой глубины, какая напугала самого Ремуса. Он осознал, как давно никто не гладил его по спине, как он был голоден до малейшего признака привязанности.

Лили крепче прижала его к себе, удерживая, пока его тело сотрясалось от сильных рыданий, которые он больше не мог сдерживать. Её утешительное тепло, её бесконечно благотворная близость охватили его, когда он позволил себе прижаться к ней и заплакать.

Это был не первый раз, когда она видела его плачущим. За годы до того, как Лили пришлось скрываться, они часто встречались по вечерам за бокалом вина и беседовали о сокровенном.

Были вещи, о которых он просто не мог говорить со своими другими друзьями. Для Сириуса, Джеймса и Питера его вынужденная трансформация в волка было своего рода захватывающим приключением, в котором они вместе участвовали. Они всегда относились к его трансформациям с лёгкостью, которая, в принципе, была Ремусу полезна, но никогда до конца не понимали, насколько сильно на самом деле влияет на него эта болезнь. С Лили всё было по-другому. Лили понимала, что значит быть «посторонним», иметь «дурную кровь», не принадлежать сообществу, быть отвергнутой членами своей собственной семьи. На некоторые темы Лили предпочитала говорить не с Джеймсом, а с Ремусом.

Они были нужны друг другу и были рядом друг с другом в те дни, когда Ремус начал осознавать, насколько по-настоящему трудной станет их жизнь без постоянной защиты Дамблдора, а Лили пришлось признаться себе, что отношения с её сестрой Петунией окончательно разорваны. Кроме того, потеря дружбы с Северусом всегда давила на неё тяжким бременем. Ремус это знал, хотя она и не хотела об этом говорить.

Со временем Лили научилась скрывать свою боль и делать вид, что у неё в жизни всё хорошо. У неё был крепкий брак, она создала новую семью и, несмотря ни на что, считала, что живёт счастливо. С годами ей удалось, как всегда удавалось с замечательной простотой, твёрдо сосредоточиться на позитиве и заполнить пробелы во всём, что она потеряла, счастьем, которое она обрела.

Ремус, с другой стороны, никогда не был особенно оптимистичен, и годы не дали ему особых поводов измениться. Оглядываясь назад, он думал, что его пребывание в Хогвартсе было чудесным сном, который снился ему долгих семь лет. Он был под покровительством Дамблдора, рядом с ним были лучшие друзья, о которых он и мечтать раньше не мог, он чувствовал себя защищённым и полным надежд как никогда в своей жизни. Но этот сон закончился с окончанием школы.

Он всегда боялся этого, всегда знал в глубине души, что то невероятное счастье, которое выпало на его долю в Хогвартсе, невозможно удержать, что оно было всего лишь заимствовано, и однажды ему придётся за это расплатиться. Какое-то время он надеялся, что всё может сложиться хорошо, но довольно скоро понял, что «хорошо» уж точно не будет.

После окончания школы все они — Джеймс, Лили, Сириус, Питер и Ремус — присоединились к Ордену Феникса, и в течение нескольких головокружительных недель все его надежды, казалось, оправдались. Вот он, живущий такой жизнью, о которой он и помыслить не мог. У него было законченное образование, друзья, он играл важную роль в организации, борющейся за лучший мир, вместе с людьми, которые принимали его в свою среду и даже умели ценить его особые идеи и вклад. Но вскоре фасад его новой захватывающей жизни начал рушиться, между ним и его друзьями стали появляться всё более глубокие трещины, и за фасадом возникла серая стена, тупик, в который зашло его будущее.

В то время как его бывшим одноклассникам вскоре удалось найти работу и начать самостоятельную жизнь, поиск работы обернулся для Ремуса сплошным кошмаром. Если он и получал какой-либо ответ на свои резюме, то в основном ему предлагали лишь самые низкооплачиваемые вспомогательные должности, причём безошибочно заставляли чувствовать, что он должен быть благодарен за то, что его вообще наняли, что он будет первым, кого уволят в случае необходимости, и последним, кто имел какое-либо право подать заявление о приёме на работу.

И снова старый страх разоблачения в полной мере вошёл в его жизнь. И снова бомба замедленного действия начала тикать, и снова он жил каждый день в ожидании её взрыва. Это ожидание всегда оправдывалось. Рано или поздно правда обнаруживалась, взгляды и замечания его коллег и соседей становились всё более резкими и враждебными, и пора было искать новую работу и переезжать на новое место. Снова и снова он оказывался вынужденным начинать всё заново, в то время как его возможности продолжали сокращаться.

Он начал нуждаться в своих друзьях больше, чем они в нём. Сириус погрузился в работу на Орден. Питер тоже нашёл какую-то хорошую работу, которая оставляла ему мало времени для общения с друзьями. Лили и Джеймс создали собственную семью и были полностью в неё вовлечены, да ещё и работали на Орден. Вначале трое его лучших друзей продолжали сопровождать его в ночи полнолуния. Затем они начали искать причины пропустить очередную ночь, и это стало происходить всё чаще и чаще. В какой-то момент Ремус в ночь полнолуния остался один. Джеймс начал ежемесячно присылать ему деньги, чтобы он не умер от голода. Они оба знали, что Ремус, по-видимому, никогда не будет в состоянии вернуть этот долг, и, несмотря на жгучий стыд, он был благодарен Джеймсу за эти деньги. Тем не менее, Ремус не мог избавиться от горького ощущения, что ему платят за умирающую дружбу.

Он старался не обижаться на них. Разве он не всегда знал в глубине души, что в конце концов все его бросят? Разве он не был убеждён, что для неё было бы лучше держаться от него подальше? Разве он не ожидал всего этого?

Чего он не ожидал, так это того, что безразличие, с которым его друзья начали к нему относиться, перерастёт в мрачные подозрения. Он также не ожидал, что будет настолько больно.

Известие о том, что Лили и Джеймс лично стали мишенью для лорда Волдеморта, потрясло их всех, и Ремус не мог винить их за то, что они беспокоились больше, чем он, за то, что они стали молчаливыми и подозрительными. Тем не менее, ему было больно от того, как быстро их общее недоверие, казалось, обратилось против него. Между ним и остальными возникли трещины, которые Ремус больше не мог преодолеть. Кроме того, по какому праву он должен был им навязываться? Какую помощь он мог им предложить? Что он вообще мог предложить кому-либо ещё, будучи таким мрачным, бедным и несчастным?

Одиночество было ему хорошо знакомо, уже ощущалось как вторая кожа. Однако насколько же тяжело было снова к нему вернуться, испытав такую чистую дружбу и чувство сопричастности!

Однако был один человек, который, несмотря на все веские причины, не отвернулся от него: Лили. Напротив, она искала его компании, по-прежнему иногда разговаривала с ним часами и позволяла ему вдоволь насладиться её просто неисчерпаемым источником человеческого тепла.

Сколько раз Лили нежными словами выводила его мысли, которые так часто закручивались в тёмные спирали, с их проторенной дорожки и направляла в более конструктивное русло? Сколько раз она придавала новое мужество его измученному сердцу, обрывала ростки одиночества и ненависти к себе, которые прорастали в нём, и возвращала ему жизненно важную частичку самоуважения своей безоговорочной привязанностью? Она провела его через бесчисленные часы слабости и показала ему, что на другой стороне есть свет.

Когда он перестал плакать, Лили ослабила объятия и с тревогой погладила Ремуса по бессильным плечам.

— Ремус, я всего этого не знала, — тихо сказала она. — Извини, мне следовало чаще выходить на связь.

— Нет, — всхлипнул Ремус, вытирая лицо рукавом. Его вспышка жалости к себе уже начала его немного смущать. — Нет, у тебя были другие заботы. Прежде всего, вы должны быть готовы отразить нападение и защитить вашу семью. Это важнее, намного важнее!

— Всё это скоро закончится! И снова всё будет как прежде!

Ремус попытался — немного дерзко — улыбнуться. Они оба знали, что это маловероятно, но они также оба знали, что должны в это верить. Это был единственный способ не сломаться в те времена.

— Да, — наконец сказал Ремус. — Будем надеяться!

Затем он встал, и это ему удалось с трудом. Его ноги протестовали от внезапного напряжения, его тело хотело вернуться в постель и просто поспать.

— Но пока светлое будущее не настанет, — продолжил он, — тебе следует вернуться домой, к Джеймсу и Гарри, и оставаться там. — Когда он полностью отдышался, его голос стал более настойчивым. — Вы с Джеймсом какое-то время не были активными членами Ордена, но, судя по тому, что я слышал на последних встречах… Вам, ребята, действительно больше небезопасно выходить из дома. А сюда, — грустно продолжил Ремус, — тебе вообще не следовало приходить. Если Волдеморт обладает хотя бы наполовину такими умом и силой, как мы подозреваем, то его шпионы будут очень внимательно следить за этим местом. Защитные чары Ордена сильны, но не абсолютно надёжны. Пожалуйста, Лили, — добавил он, когда увидел, что Лили собирается ему что-то возразить, — больше не подвергай себя опасности из-за меня! Если с вами что-нибудь случится... я не смогу себе этого простить!

Лили огорченно кивнула и тоже встала.

— Эта война не может длиться вечно. Всё будет лучше…

— Да, — Ремус улыбнулся и положил ей руки на плечи, — но до тех пор...

— Я вернусь домой и буду продолжать прятаться. Ещё увидимся, Ремус, — сказала она и обняла Ремуса.

Когда Лили наконец повернулась, чтобы уйти, Ремус задержал её ещё на мгновение.

— Лили? Спасибо. За всё.

* * *

Неделю спустя недовольный Ремус стоял перед маленьким зеркалом над раковиной, мрачно размышляя, не является ли неприглядность достаточной причиной, чтобы отменить сегодняшний визит на празднование. Он надел свою парадную мантию, которую обычно надевал на собеседования, но нельзя было отрицать, что она тоже видала лучшие дни. Он очень старался выглядеть так, чтобы не создавать впечатление подавленности и заброшенности, которое, как ему казалось, он всё-таки создавал всем своим видом. Поправляя волосы и одежду бесчисленное число раз, он почувствовал неприятное покалывание в животе. Не было ощущения радости от того, что он снова увидит старых друзей. Ему казалось, что он направляется в логово льва. В конце концов, как он подумал, там можно будет хорошо поесть, отвернулся от своего отражения в зеркале, от которого он так или иначе привык испытывать только разочарование, и потянулся за своей волшебной палочкой.

Он ещё раз убедился, что все защитные чары, наложенные на его дом, активны, затем вышел на прохладный октябрьский воздух. Мгновение спустя он оказался в Годриковой впадине и двинулся вниз вдоль ряда домов, пока не остановился перед домом Поттеров. Что-то внутри него болезненно сжалось при его виде. Он заставил себя успокоиться и позвонил в дверь.

Мгновение спустя его встретила сияющая Лили.

— Ремус, заходи! Все наши уже здесь!

Лили отошла в сторону, чтобы впустить его.

— Это может показаться немного неприятным, — предупредила она его, когда он переступил порог, — просто ненадолго остановись.

У Ремуса возникло странное ощущение, что он проходит сквозь занавеску из ледяного желе. В то же время ему казалось, что невидимые пальцы ощупывают его лёгкой призрачной рукой, когда на него обрушивается заклинание против маскировки. Он невольно дёрнулся. Повязка, которую он все ещё носил на запястье, внезапно начала ослабевать, когда заклинание, удерживавшее её на месте, было снято. Затем воздух вокруг него снова задвигался.

— Это и правда ты! — улыбнулась Лили и обняла его. — Мне так жаль, — добавила она тише, — но в эти дни мы должны быть осторожны, чтобы лишний раз не рисковать. К этим ощущениям на входе, в принципе, довольно легко привыкнуть.

Ремус, у которого только начали постепенно проходить болезненные покалывания по коже, в этом усомнился. Он затянул повязку и последовал за Лили по узкому коридору в гостиную Поттеров.

Он почти забыл, насколько велик её дом. Одна только гостиная была больше, чем вся его квартира, и повсюду было такое уютное тепло, о котором Ремус мог только мечтать. Удобная мягкая мебель и длинные ряды книг, фотографий и картинок на стенах с тоской напомнили Ремусу о его пребывании в Хогвартсе. И вот они, трое его бывших лучших друзей, тоже сидели за массивным деревянным столом. Ремус внезапно осознал тишину, повисшую в комнате, и понял, что их беседа была внезапно прервана его появлением.

— Ремус! — воскликнул Джеймс, вставая, чтобы заключить его в дружеские объятия. — Рад, что ты смог прийти!

— Джеймс, — Ремус ответил на объятие, чувствуя, как на него нахлынуло огромное облегчение. Он вспомнил слова Лили о том, что Джеймс не подозревал его, во всяком случае, не активно, и был склонен поверить, что она говорила правду.

Затем его взгляд упал на Сириуса и Питера, которые остались сидеть, и ему показалось, что что-то тяжёлое упало ему в желудок, когда он увидел зловещее выражение на их лицах. Стол внезапно показался ему бесконечно длинным.

— Привет, Ремус, — Сириус поднял руку в знак приветствия. Питер задумчиво посмотрел на него, и его улыбка казалась натянутой.

— Пойдём, садись с нами, — Джеймс взял Ремуса за руку и подвёл его к пустому стулу за большим столом. Ремус почувствовал на себе обжигающий взгляд Сириуса. — Могу я тебе что-нибудь предложить? Сливочное пиво, огневиски?

Ремус обвёл взглядом стол, уставленный бутылками и блюдами с закусками. Его желудок издал предательское урчание.

Джеймс с ухмылкой похлопал его по спине:

— Иди сюда, Лунатик.

Разговор возобновился медленно, немного нерешительно, как будто наощупь, как будто они все вместе пытались пересечь опасные воды в лодке, которой они ещё не совсем научились управлять. Снова и снова Ремус чувствовал, что есть паузы, за которыми скрывается что-то невысказанное, не предназначенное для его ушей. Но всё наладилось. Ремус в основном держался в тени, лишь изредка вставляя замечание, и чуть не задыхался от счастья каждый раз, когда ему удавалось вызвать этим смех у кого-нибудь из своих друзей.

Вечер продолжался, настроение постепенно улучшалось, алкоголь, без сомнения, в этом помогал. Почти всё стало так, как было раньше, Ремус почти смог забыть то ужасное положение, в котором они все оказались, войну и все тёмные сомнения, нависшие над ними. Лишь изредка, когда он слушал Джеймса во время одного из его рассказов, он замечал глубокие морщины беспокойства, которые пролегли на лице его друга. Когда он видел его таким, он не мог не отругать себя за то, что столько раз винил его в отстранённости. Имел ли он право по-настоящему винить Джеймса в том, что тот был подозрительным и неуверенным в себе, что он был восприимчив к подозрениям Сириуса, которые в итоге также проистекали из его лихорадочной заботы о его лучшем друге? Мог ли он винить кого-нибудь из них за то, что перед лицом трагедии, нависшей над Поттерами, у них были другие приоритеты, чем у периодически воющего на Луну друга? Он был не единственным, кому в прошлом году пришлось в жизни нелегко.

— Как продвигается поиск работы, Ремус? — внезапно спросил его Питер, отрывая его от мыслей. Ремус ценил то, что Питер хотел больше вовлекать его в разговор, но в то же время с некоторым беспокойством почувствовал, что все четыре пары глаз направлены на него, и ему стало жарко.

— Лили говорила, что ты снова потерял свою последнюю работу…

— Да, — кивнул Ремус, наблюдая за своим бокалом, который он вертел в пальцах, — пока не повезло. С июня я обязан указывать свой статус оборотня при подаче заявления о приёме на работу, это... ну никак не увеличивает мои шансы.

Ремус попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой.

— Вот засранцы! — с таким хорошо знакомым Ремусу негодованием воскликнул Джеймс. — Все эти новые законы о борьбе с оборотнями меня по-настоящему бесят! Чего они надеются этим достичь?

— Ребят, а вы читали сегодня утром «Ежедневный пророк»? — мрачно спросил Сириус. — Десять оборотней перешли на сторону Волдеморта! Десять! И это уже слишком долго продолжается! Я не могу винить людей за то, что они беспокоятся!

— Может быть, — Ремус заметил, что его голос звенит. Возможно, он выпил немного больше вина, чем следовало бы, — если бы нам просто дали возможность построить свою жизнь легальным путем, не так много из нас почувствовали бы необходимость искать альтернативы…

Ремус пожалел о своих словах, как только произнёс их. Он почувствовал, как на него все задумчиво посмотрели, и воздух вокруг него как будто сгустился. Ремус прикусил язык. Почему, чёрт возьми, он сказал «нам»? Разве это не прозвучало так, как будто он оправдывался в каких-то своих поступках? Сириус и Джеймс быстро переглянулись. Молчание стало совсем уж неловким.

— Ну что ж, я продолжаю отправлять резюме, — хрипло заключил Ремус, одним глотком осушив свой бокал.

Была поражена болевая точка — новая зона на морской карте их разговора, очерченная красным. Разговор с трудом возобновился, осторожно переходя в безопасные воды, и Ремус почувствовал, что лишился своего с трудом заработанного в нём места. Теперь говорили в основном без него, затрагивая темы, связанные с событиями и людьми, о которых он ничего не знал, и на этот раз он сознательно держался на заднем плане. Он задавался вопросом, сколько ещё вина он мог бы выпить, чтобы это не стало слишком заметным.

Пока Сириус, Джеймс и Питер, смеясь, вспоминали весёлую историю об их общем друге, которого Ремус знал лишь мимолётно, Лили наклонилась к нему и начала с ним отдельный разговор. Она попросила его рассказать ей о последних собраниях Ордена, от которых им с Джеймсом теперь приходилось держаться подальше. Она, должно быть, уже многое знала из рассказов Сириуса и Питера, но Ремус, тем не менее, выполнил её просьбу. Он был благодарен ей за то, что она пыталась вовлечь его в разговор, но в то же время не мог скрыть, как ему теперь неудобно вести светские беседы. Она, казалось, заметила это и начала больше рассказывать о себе, о Гарри, который в те дни составлял большую часть её мира, о его успехах в питании твёрдой пищей, о его первых попытках заговорить. Ремус почувствовал, как его охватывает ласковое тепло в голосе Лили. Взволнованный — он определённо был немного пьян — он слушал её и чувствовал, как его настроение снова начинает улучшаться.

— А где Гарри? — спросил Ремус. — Он уже спит?

— Да, — ответила Лили, — он спит наверху в своей кроватке. Ты хочешь его увидеть?

Увидев улыбку Ремуса, Лили встала и показала ему путь наверх.

Джеймс, который до этого момента, казалось, был полностью поглощён разговором с двумя другими друзьями, внезапно прислушался.

— Ты уверена, Лили? — осторожно спросил он её. — Я думаю, нам не следует его будить.

Ремус, не глядя, знал, что Сириус внимательно наблюдает за ним.

Лили бросила на Джеймса слегка раздражённый взгляд.

— Мы будем вести себя очень тихо, он даже не заметит, что мы там. Ремус так давно не видел Гарри! Пойдём, — она протянула руку Ремусу, и он радостно схватился за неё.

Поднимаясь по лестнице в детскую Гарри, он старался игнорировать взгляды, которые следовали за ним из гостиной, и разговор, который возник в приглушённых тонах, как только он вышел из комнаты.

— Извини, Ремус, — прошептала ему Лили, осторожно закрывая за ними дверь, — настроение немного напряжённое. Никто из нас больше не знает, кому ещё можно доверять. Но я знаю, что Джеймс всё ещё очень ценит тебя. Ты бы слышал, как он ругался, когда я рассказала ему, как ты потерял свою последнюю работу!

Ремус кивнул с грустной улыбкой. Каким бы ни было напряжение между ними, чувство справедливости Джеймса, по крайней мере, оставалось непоколебимым, если только речь не шла о Северусе Снейпе. Северус Снейп… Ремус не ожидал, что Снейп действительно присоединится к пожирателям смерти. Он часто задавался вопросом, выбрал бы Северус этот путь, если бы Ремус и другие не были так жестоки к нему в школьные годы. На этот вопрос нельзя было ответить, но Ремусу было трудно не чувствовать себя трусливым соучастником, когда он об этом думал. Он знал, как много Северус значил для Лили в её детстве. Предположительно, именно это вывело из строя столь точный моральный компас Джеймса. Ремус с содроганием подумал, как бы он сам себя чувствовал, если бы когда-нибудь открыл свои чувства Лили или кому-нибудь из своих друзей. Пока они стояли здесь одни в комнате Гарри, освещённой лишь небольшим ночником, было так легко представить себе другое будущее, в котором Джеймсу отводилась лишь незначительная роль. Как бы он ни пытался отбросить эту мысль, он все же чувствовал её близость, и это его возбуждало.

Лили подкралась к кроватке Гарри и с такой любовью посмотрела на него, что у Ремуса сердце едва не разорвалось на части. Она осторожно поманила его.

— Он крепко спит, — прошептала она, улыбаясь.

Ремус посмотрел на Гарри, годовалого малыша, укутанного в одеялко с узором из маленьких мётел и золотисто-блестящих снитчей, которое мог выбрать только Джеймс. Гарри беззаботно похрапывал, как будто никакая сила в этом мире не могла причинить ему вред. На лице Ремуса появилась улыбка. Он был странно тронут полной беззащитностью и в то же время полным доверием этого маленького человека судьбе.

Пока они стояли возле кроватки, Лили продолжала с любовью тихо рассказывать Ремусу о последних достижениях Гарри, сверкая глазами, — на его первый день рождения Сириус подарил ему игрушечную метлу, и Гарри, к большому огорчению кошки, тут же начал на этой метле летать, а его словарный запас теперь увеличивался с каждым днём…

Лили убрала с лица вьющуюся прядь волос, а Ремус почувствовал острый укол сожаления. Ему всегда нравились дети, их энергия, их слепая вера в мир, их чёткая, хотя часто и запутанная логика, которые ещё не были ограничены узкими рамками взрослой жизни. Какая это была важная задача, какая огромная привилегия — иметь возможность указать путь в мир и в свою собственную жизнь этому маленькому человечку! Он всегда любил детей и всегда хотел их иметь. Но в то же время он знал, что у него никогда не будет всего этого.

Какую жизнь он мог обеспечить семье? Кто бы захотел разделить с ним его жалкое существование на обочине общества, постоянные переезды, оскорбления, одиночество? Помимо того, что он не хотел такой судьбы ни для одной женщины, он тем более не мог обречь на это ни в чём не повинного ребёнка. Разве он сам не знал лучше всего, каково это быть всегда другим, всегда чужим, никогда не иметь возможности оставаться на одном месте достаточно долго, чтобы завязать настоящие дружеские отношения и чувствовать себя где-то как дома, постоянно жить в страхе, что кто-то может раскрыть семейную тайну? Волна гнева захлестнула его, смыв тщеславную фантазию, которую он всё ещё лелеял несколькими минутами ранее. На смену ей пришло чувство отвращения к себе, которое почти подавило Ремуса. Он стоял в комнате с младенцем, за жизнью которого охотился опасный массовый убийца, чья власть повергла в ужас всю страну, и с матерью, которая вопреки всему пыталась спасти своего сына от этой участи, и не знала ничего лучше, как в очередной раз пожертвовать собой, и должен был взять себя в руки, но это у него не получалось.

Он внезапно осознал, что довольно долго молчал. Однако Лили, увлечённая рассказом о сыне, казалось, не заметила этого. В те времена все были задумчивыми и немыми.

— Он действительно становится всё больше похож на Джеймса, — наконец сказал Ремус, просто чтобы заполнить тишину. Он хотел сказать куда больше и то, что было трудно выразить словами. Как сильно у него разрывалось сердце при мысли о том, что кто-то может что-то сделать с Гарри, как сильно он восхищался её мужеством и настойчивостью, как ему было жаль, что ей, что именно ей, пришлось оказаться в такой ситуации, которая всё больше походила на ад… Ремус не смог ничего из этого сказать.

Лили подняла глаза, и видеть не относящуюся к нему любовь в её взгляде было для Ремуса отдельной пыткой.

— Да, — ответила она с нежностью, — когда он станет старше, мне придется как-то пометить их обоих, чтобы отличить друг от друга.

Ремус и Лили неловко переглянулись.

— Всё будет хорошо, — он сам знал, насколько по-дурацки прозвучали эти слова. Тем не менее, Лили с благодарностью кивнула ему. Он хотел бы обнять её, но что-то его сдерживало. На какое-то время они снова погрузились в молчание.

Наконец Лили нежно коснулась его руки (знала ли она, как много значили для него эти маленькие жесты?) и повела его обратно к двери.

— Пойдём, — сказала она с грустной улыбкой, — давай вернёмся в гостиную.

— Я думаю, — тихо сказал Ремус, ненадолго задержав её на лестничной площадке, — будет лучше, если я вернусь домой.

Лили с грустью посмотрела на него.

— Ты уверен? Не стоит слишком зацикливаться на словах Сириуса, я думаю, что он...

— Нет, — прервал её Ремус, плотнее запахивая мантию, чтобы выйти на вечерний холод. — Всё нормально. И вообще мне пора. Спасибо, что пригласили.

Она снова прижала его к себе и сочувственно погладила по руке. Затем они вместе спустились вниз.

После довольно неловкого расставания с остальными Ремус оказался на улице октябрьской ночью, и резкий ветер показался ему более тёплым, чем атмосфера внутри дома. Он с содроганием вспомнил о своей маленькой квартире со сквозняками, которая его ждала, и, немного пошатываясь, покинул защищённую территорию, чтобы аппарировать домой. Он чувствовал себя более несчастным, чем до своего визита.

* * *

1 ноября 1981 года Ремус проснулся рано утром в обшитом деревом гостиничном номере на севере Англии. Его ждал долгий день. Сегодня он и другие члены Ордена, находившиеся здесь же, наверху, попытаются выследить бродячие стаи оборотней и выяснить, сотрудничали ли они с Волдемортом, как предполагалось. Работа Ремуса заключалась бы в том, чтобы поговорить с ними, возможно, предложить им более выгодную сделку. Однако, по всей вероятности, это привело бы к драке. Это было неприятное задание, потому что зачастую эти люди часто были не убеждёнными пожирателями смерти, а просто отчаявшимися, доведёнными до крайности людьми, у которых оставалась только одна надежда на улучшение их жизни. Ремус надеялся, что сможет проникнуть к ним, но у него не было иллюзий. По убеждению или от отчаяния целые стаи оборотней, которые подчинились воле лорда Волдеморта, были опасны, и работа орденцев заключалась в том, чтобы устранить эту опасность. Всё, что для этого требовалось, должно было быть сделано.

Ремус, умываясь и одеваясь, подумал, что он был бы очень рад, если бы это задание было выполнено и он снова смог вернуться домой. Он не мог сказать, что ему было комфортно среди других членов экспедиции, с которыми он был лишь шапочно знаком и которые знали его как оборотня. Но были вещи поважнее, чем его собственный комфорт.

Когда Ремус спустился по лестнице в столовую, чтобы позавтракать, к его большому удивлению там его ожидал шум бурного торжества. Было пять часов утра. Что здесь происходило? Сбитый с толку, Ремус оглядел комнату, где добрых двадцать человек — некоторые из них были другими членами экспедиции, а другие — неизвестными ему гостями отеля, про которых он не мог себе объяснить, что могло так рано согнать их с постели — безудержно пили и веселились с покрасневшими от слёз и смеха лицами. Казалось, все они впали в дикий и немного недоверчивый восторг. Пока ещё не до конца проснувшийся Ремус, задаваясь вопросом, не продолжает ли он спать, попытался разобраться в происходящем, и тут из толпы внезапно вырвался коренастый мужчина и бросился к нему. Ремус узнал в нем мистера Бриджфорда, ещё одного члена экспедиции, хотя и не члена Ордена. Волшебник, смеясь, сунул Ремусу в руку бокал с шампанским. Ремус непонимающе уставился на него.

— Сам-знаешь-кто-мёртв! Будем праздновать! — крикнул ему краснолицый Бриджфорд, слегка покачиваясь в такт музыки. Очевидно, он уже был сильно пьян. — Всё кончено! Война окончена!

К полному изумлению Ремуса мужчина обнял его, пролив половину своего напитка из бокала.

— Волдеморт… побежден?

— Да! Да!!! Точно, всё кончено! — воскликнул Биджфорд, смеясь и хватаясь уже за бутылку сливочного пива. — Ночью рискнул связаться не с теми людьми, и теперь всё кончено. Он мёртв, мистер Люпин, мы свободны!

Бриджфорд ещё раз яростно хлопнул Ремуса по спине, а затем повернулся, чтобы снова погрузиться в шумиху вечеринки. В другом конце комнаты кто-то выпустил из своей палочки фейерверк мерцающих звёзд под крики и аплодисменты толпы.

Ремус стоял как вкопанный пока его ошеломлённый разум работал на полную мощность, пытаясь осмыслить эту невероятную новость. Могло ли это быть на самом деле? Ремус едва осмеливался доверять словам этого человека, но что бы ещё побудило весь отель устроить такое торжество в пять утра?

— Здесь, — сказал голос рядом с его ухом. Это была Эммелин Вэнс, которая знала Ремуса по собраниям Ордена и которая собиралась руководить сегодняшней операцией. Она вручила ему номер «Ежедневного пророка». Прямо на первой странице крупными буквами было написано: «САМИ-ЗНАЕТЕ-КТО ПОБЕЖДЁН — ВСЯ ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ПРАЗДНУЕТ» — в окружении множества движущихся фотографий веселящихся ведьм и волшебников. В правом нижнем углу была помещена ссылка на статью на странице 17 «Празднование и Статут о секретности: на что следует обратить внимание?».

В то время как компания позади них разразилась радостным и более чем просто громким, пением, Ремус почувствовал, как дикая радость начинает распространяться в нём, как лесной пожар. Могло ли это быть правдой? Кошмар закончился? Остальные уже узнали об этом? Узнали ли уже Лили и Джеймс, что опасность миновала? На его лице появилась ухмылка. Волдеморта больше не было! Ремусу захотелось танцевать от радости.

— Он действительно умер, — Ремус оторвал взгляд от «Ежедневного пророка» и ошеломлённо уставился на Эммелин. Он никогда не чувствовал такого облегчения. — Всё кончено!

Охваченный внезапным порывом, Ремус рассмеялся и заключил жилистую ведьму в крепкие объятия.

— Что теперь? — спросил он. — Мы всё ещё идём к оборотням сегодня, несмотря ни на что?

Эммелин покачала головой. Её лицо было слишком серьёзным, что показалось Ремусу странным, учитывая хорошие новости. Эммелин была известна своей компетентностью.

— Операция сорвана. Как только они услышали эту новость, стаи разбежались и скрылись. Мы не будем их искать. Операция закончена. Она положила руку Ремусу на плечо и наклонилась ближе к нему, чтобы продолжить более тихим голосом: — Ремус. Прочтите статью полностью. Может быть, вам надо сесть. Она ещё раз похлопала его по плечу и удалилась.

Ремус почувствовал, как внутри него зарождается небольшой укол страха. Что-то в её голосе ему совсем не понравилось.

Он сел за стол немного в стороне от шума и начал читать. При этом он почувствовал, как что-то внутри него начинает опасно рушиться.

Нет. Невозможно. Этого не могло быть. Этого не должно было быть.

Факты из статьи обрушивались на него, как удары кулаками. Дикое счастье, которое он испытывал ещё мгновение назад, исчезло, поглощённое бездонной пропастью, внезапно разверзшейся у него под ногами. Шум праздника доносился до него только приглушённо, его уши были как будто набиты ватой. Он не мог в это поверить, ему пришлось перечитывать статью несколько раз. Но её содержание не изменилось. Волдеморт был мёртв, это правда. Мертвы были и Лили, Джеймс и Питер. Сириус был в Азкабане. Дамблдор отвёз Гарри в безопасное место, про которое знал только он сам. Как это могло быть правдой? Как мог существовать мир, в котором всё это было правдой? Мир, в котором больше не было Джеймса и Лили? Питера? Мир, в котором Сириус?.. Ремусу казалось, что этот мир разлетелся на тысячу осколков. Ему казалось, что он сам разлетелся на тысячу осколков. Вот и сейчас он стоял среди всего этого мусора, тщетно пытаясь своими онемевшими руками собрать кусочки воедино во что-то, что снова обрело бы смысл.

Всё казалось нереальным, как во сне, который разом превратился в ужасный кошмар. Он медленно поднялся, как будто находился под водой, и неуклюже направился к лестнице обратно в гостевые комнаты. Он не мог оставаться здесь, среди всех этих гуляющих людей…

Он краем глаза заметил, как Эммелин Вэнс обеспокоенно смотрит на него из другого конца комнаты. Что-то в его внешности заставило её протиснуться к нему сквозь толпу, она схватила его за локоть, что-то спросила, но он не смог разобрать её слов. Всё это не имело никакого смысла. Каким-то образом ему удалось отмахнуться от них — он не хотел сейчас говорить, не мог сейчас говорить — и пробраться вверх по лестнице обратно в свою комнату. Он закрыл за собой дверь и довольно долго просто стоял, уставившись в пустоту неподвижным взглядом, в ушах звенело, как будто он только что пережил взрыв бомбы.

Вся улица разрушена, дюжина магглов погибла, от Питера Петтигрю остался только один палец. Хороший, бедный Питер... Сириус… У Сириуса был…

Он перечитал статью ещё раз, ещё раз пробежался глазами по именам своих друзей, которых теперь он больше никогда не увидит. Ещё раз перечитал. И ещё раз перечитал, ведь что ещё можно было сделать в мире, который потерял всякий смысл и разум, за что ещё он мог цепляться?

Лили и Джеймс… Как это могло быть? Он же недавно видел их всех! Он хотел бы навестить их, отпраздновать вместе с ними, обнимать их, смеясь, плача... и плача...

Наконец-то пришли слёзы. Ощущение свинцовой тяжести в руках потянуло его на пол, его ослабевшие ноги подкосились, он упал и свернулся калачиком, как раненое животное. Его лицо исказилось в беззвучном крике, подобном воплю, который не мог вырваться наружу, и вместо этого был обречён бесконечно звучать в нём. Это было болезненное, бессмысленное эхо агонии. После оцепенение сошло с него, оставив его наедине с болью, от которой перехватывало дыхание.

Вначале он беззвучно плакал, но затем потерял над собой контроль. Он услышал шум за своей дверью, кто-то стучал, разные голоса выкрикивали его имя. Ему было всё равно. Мир за этой дверью едва существовал для него, он больше не узнавал его, он потерял всякий смысл. То, что было, было болью, бессильной яростью, удушающим отчаянием, бездонной пропастью, которая всё расширялась и расширялась, и в которую падало всё остальное.

В то время как вся Великобритания праздновала, что мир снова становился безопасным, Ремус горевал среди осколков своего мира. В конце концов, ему придётся взять в руки все эти осколки и собрать их воедино. И на это уйдут одиннадцать лет.

Но сейчас он плакал как ребёнок.