Любовь со вкусом вины (гет)

Тонкс смотрит немного печально, когда Люпин входит в гостиную.

— Где ты был? — тихо спрашивает она.

Он выглядит крайне смущенным.

— Я… Мне… Мне нужно было кое-что сделать для Ордена. Не бери в голову, уже все прошло. Прости, что не предупредил, не хотел тебя тревожить.

Он натужно улыбается. Тонкс кивает и переводит взгляд в окно. Закат как раз разлился своими самыми яркими красками. Она всегда любила закаты, но сейчас не замечает ни алого зарева у основания солнца, ни апельсиновых полосок, разделивших небо на множество линий. Люпин делает вид, что хочет выпить воды. Она чувствует его напряжение и вину, даже не глядя ему в глаза.

Утром Тонкс слышала, как муж встает и одевается, стараясь её не разбудить. Она приоткрыла глаза и увидела, как он достал из шкафа старый потрепанный саквояж, положил туда пару штанов, несколько мантий, белье, потом подошел к её подушке (она поспешила снова притвориться спящей, стараясь унять гулко бьющееся сердце), постоял около минуты, не решаясь погладить её волосы, и ушел, плотно закрыв за собой дверь. Тонкс снова открыла глаза и поняла, что на этот раз он не вернется.

Значит, она все-таки проиграла.

Тонкс постаралась удержать слезы, но они потекли так быстро и обильно, что не было шанса попробовать хоть как-то их унять.

— Прости, малыш, — пробормотала Тонкс, нежно поглаживая живот. — Мама не должна плакать, но мне сейчас так больно, что нельзя удержаться. Прости. Я постараюсь успокоиться…

Ей показалось, что она почувствовала толчок, но это, разумеется, было невозможно на таком раннем сроке. Тем не менее, Тонкс ощутила прилив поддержки и постаралась утереть слезы рукавом пижамы.

Она честно пыталась привыкнуть к его перепадам настроения. День за днем говорила себе: он не виноват в том, что считает себя недостойным счастья. Его так часто ущемляли и обижали, ему так редко говорили о том, какой он хороший… Но все-таки как тяжело любить такого человека! Если бы только он слушал её, а не свое чувство вины…

Ремус подходит к ней немного робко, запинается о саквояж, стоящий между ними, и тот раскрывается. Он выглядит как маленькая трещина, которая вот-вот разрастется до глубокой пропасти.

— Дора…

— Не говори ничего. Я все понимаю.

Он сглатывает ком в горле, кивает, потом переступает через саквояж и обнимает её. Она утыкается носом в его теплую грудь. От него привычно пахнет тоской.

— Я люблю тебя, — шепчет Ремус.

— Я знаю, — отвечает Тонкс, крепче прижимаясь к нему.

Она не врет. Она правда знает, что он любит её. Только Ремус совсем не понимает, что это Тонкс сделала свой выбор много месяцев назад, а вовсе не он, поэтому его чувство вины максимально неуместно. Она очень ясно представляла, на что идет, и по этой причине готова многое прощать ему. Главное, что сейчас он все-таки вернулся, и она обязана сделать так, чтобы он не повторил своей попытки снова.

* * *

— Дора, ты не можешь уйти! Что ты делаешь? Ты в своем уме? А как же Тедди?

Андромеда пытается поймать дочь за руку, но Тонкс вырывается.

— Ты не понимаешь, мама! Я не могу… Ты не остановишь меня! Пожалуйста, не мешай мне…

— Дора!

Хлопает входная дверь. Андромеда выбегает на улицу, но Тонкс уже не видно — она трансгрессирует прямо в Хогсмид. Теперь уже неважно, услышит ли кто-то… Тонкс мчится прямиком к "Кабаньей голове". Ей немного страшно, она боится опоздать. В кармане мантии она нащупывает маленькую колдографию, но старается не думать об этом. Она попросит у Тедди прощения, когда вернется… А сейчас она должна быть с Ремусом. Она знает, что очень нужна мужу, иначе кто скажет ему, что нельзя умирать?