Полюбил гиппогриф единорога (джен)

Что рассказать? Сказку?.. Не знаю я никаких сказок! Если что-то рассказываю, то это чистая, как родниковая вода, правда.

Ладно, счастливчики, только что вспомнил одну историю. Она произошла совсем недавно в Волшебном Лесу. Да, я знаю, что Волшебный Лес называется иначе, но мне лень произносить его длинное название, поэтому я называю его Волшебным Лесом. И каким же ему быть, когда в нем живут магические звери, обладающие не только разумом, но и умеющие разговаривать по-человечески? Нужно только дружить с ними и внимательно слушать, и тогда они поведают много интересного.

Итак, однажды гиппогриф по имени Ральф влюбился в единорожку по имени Сильвия, которая также проживала в этом Волшебном Лесу, хотя это и кажется странным, потому что больше единорогов в нем не было.

Не знаю, как Ральфу удалось влюбиться, возможно, это случилось рано утром, в час, когда Сильвия весело скакала к реке, и ее грива сверкала тысячей бриллиантов. Вероятно, солнечный луч отразился от одной или нескольких капелек росы и попал в самое сердце гиппогрифа Ральфа.

С той поры Ральф не мог найти покоя. Он стал плохо и нерегулярно есть, уделять слишком мало внимания полетам, проводить слишком много времени на вершине холма рядом с гнездом и смотреть на проплывающие облака. И, конечно, писать стихи о Сильвии, его прекрасной возлюбленной. А сочинять он мог только глядя на облака.

Стоит отметить, что у Ральфа имелся приятель — кентавр по имени Арнольд. Он был старше Ральфа на несколько лет, поэтому обладал большим жизненным опытом и знаниями. По крайней мере, он так считал. Однажды Арнольд отправился навестить свой огород на вершине холма, разжиться зеленью и овощами для обеда. Вы думаете, что раз у кентавра есть лошадиная часть тела, то он должен питаться исключительно травой? Это большое заблуждение! У кентавров есть как лошадиная, так и человеческая половина, и одна награждает кентавров лошадиным аппетитом, а вторая — всеядна. Однако из-за наличия лошадиной части у кентавров все же сохраняется склонность к вегетарианству.

Когда Арнольд с корзиной на спине взобрался на холм, он увидел Ральфа. Тот лежал, задумчиво жуя травинку, и напевал: "О, Сильвия! О, скачущая в лесу богиня! М-м-м… Словно ветер нежный, цветы что шевелит…"

— Привет, Ральф! Что делаешь? — спросил Арнольд, неожиданно склонившись над гиппогрифом и заслоняя половину неба.

— Тьфу на тебя, Арнольд, напугал! — со вздохом облегчения, что это все-таки Арнольд, ответил Ральф. — Нельзя же так подкрадываться.

— Ничего я не подкрадывался, — пожал плечами Арнольд, — это ты в последнее время какой-то странный. Никого не замечаешь вокруг, сидишь тут, что-то бормочешь... Надеюсь, ты с моего огорода ничего не таскал?

Арнольд ревниво осмотрел свое хозяйство, но признаков того, что Ральф покушался на урожай, не заметил.

— Я пишу стихи, — скромно потупил взор Ральф, — стихи, посвященные женщине мечты.

— Да неужели? — удивился Арнольд. — И кто же она? Не та ли красавица из гнезда у Синей Пади, или милая малышка из Ведьминого Лога?

— О, нет! — Ральф сделал трагическую паузу. — Я полюбил вовсе не гиппогрифа...

У Арнольда отвисла челюсть.

— Что? Как это — полюбил не гиппогрифа? А кого?

— Сильвия, — сказал Ральф тоном, будто это имя могло дать ответы на все вопросы в мире.

— Силь... А, прости, кто это? — Арнольд выгнул спину и почесал круп. Он часто так делал, когда ему было что-то непонятно. Странная привычка, надо сказать.

— Ну что за вопрос? — возмутился Ральф. — Сильвия! Ведь это великолепная, божественно красивая и грациозная единорожка, которая иногда приходит на нашу просеку, чтобы пощипать сладкий клевер.

— А... Стоп! Единорожка?! Ну ты даешь, брат!

Ральф вместо ответа лишь тяжело вздохнул.

— Ну, а она — что?

— Сильвия? — промямлил Ральф, — она не знает о наших отношениях. Я еще не решился признаться ей в своих чувствах.

— А почему так? — спросил Арнольд, — Хотя подожди, не отвечай. Боишься подойти и признаться ей? Да, я угадал!

— Всё так, Арнольд, — не стал отпираться Ральф. — Я жалкий трус!

— Хм... Ладно, я дам тебе совет, — Арнольд кое-как примостился рядом с Ральфом и доверительно положил ему руку на пернатую шею. — Я кое-что понимаю в кобылах, будь это хоть лошадь, хоть кентавра, хоть единорожка. Открою секрет: сейчас я встречаюсь сразу с тремя девчонками, и они пока не знают, что не единственные!

— С тремя? — не поверил Ральф.

— Такова наша судьба, брат. Мы, кентавры, однолюбы, — сказал Арнольд, тяжело вздыхая. — Женившись, мы остаемся с одним партнером на всю жизнь. Поэтому нам приходится тщательно выбирать, рассматривая все аспекты совместной жизни и пробуя, особенно — пробуя. Арнольд прикрыл глаза и чему-то улыбнулся. — Но всё хорошее заканчивается, и рано или поздно нам приходится принимать решение.

— А поздно — это когда? — спросил Ральф, наивно склоняя набок свою грифонью голову.

— Жеребёнок, — ответил Арнольд одним словом. Ральфу оставалось только понимающе кивнуть, но он так и не понял, как это должно быть связано.

— Но она же из племени единорогов... Это будет трудно.

— Трудно смешать масло с водой, знаешь ли, это я тебе как химик химику скажу. А гиппогрифа с единорогом вполне себе можно смешать, по крайней мере, на пятьдесят процентов у вас одна основа. Кому, как не мне это знать, — добавил он, похлопав себя по крупу.

— Ты же не химик, ты мастер варки эля, — проворчал Ральф.

— А варка эля — это что тебе, не химия? Это, брат, самая настоящая органическая химия! Итак, зная психологию юных кобылок, я тебе советую, не откладывая ни одного часа, немедленно идти к твоей Сильвии и объясниться. И юлить не надо, мы, непарнокопытные, этого ой как не любим. Всё должно быть четко и прямолинейно, мол, люблю тебя, Сильвия, жить без тебя не могу, поскакали вон в те кусты. Ты что, записываешь? Про кусты вычеркни, это еще рано. В общем, ты понял — каварелийский напор, аллюр три креста, будь вежлив и настойчив, пусть Сильвия сразу почувствует в тебе своего седока.