Всё случится в Детройте (джен)

Дину эта идея не нравится с самого начала. Очень не нравится. И теперь, видя, с каким спокойствием Люцифер разбивает вдребезги все их планы, рушит их последнюю надежду, сколько ужаса плещется в глазах Сэма, что оглядывается на него, смятенный, Дин понимает, что как всегда прав. Она всегда прав.

Но ничего не может сделать, у них нет выбора, и Сэм выкрикивает своё «да».

Вспышка света заливает комнату, и Дин прячет лицо в сгибе руки, чтобы вконец не ослепнуть.

* * *

В здании грохочат взрывы, стрекот автоматных очередей прорезает воздух, но Люцифера это не заботит. Он спокойно проходит в небольшой сад, на миг задержав взгляд на своём отражении в оконном стекле: идеальный белоснежный костюм и умильная мордашка Сэма Винчестера.

Просто ангел во плоти.

Губы дёргаются в усмешке, и Люцифер неспешно идёт между кустами роз, как будто прогуливается. Срывает одну, алую, точно кровь, вдыхает едва уловимый аромат, мнёт нежные лепестки между пальцами, проводит ладонью по стеблю — и острые шипы его сминаются, не оставляя на коже ни царапины, ссыпаются под ноги, словно ненужная шелуха, что портит собой совершенство.

Это приятное чувство — приносить в мир очищение.

Пальцы сильнее сжимаются на тонком побеге, и на миг Люциферу кажется, что он вновь держит в руке свой ангельский клинок, что пронзает сердце Михаила. Не месть, нет — закономерный итог сделанного выбора. В груди разливается удовлетворение.

Крики боли раздаются со стороны здания, им вторит раскат грома. Люцифер втыкает розу в переплетение листьев и стеблей, словно в букет, — та мгновенно прирастает и раскрывается ещё более прекрасная, чем прежде, — а потом медленно оборачивается.

— Я тебя ждал.

Дин Винчестер стоит напротив, лицо его освещают вспышки молний, и в этом блеске оно выглядит неожиданно мягче, чем когда-либо прежде.

— Я знаю, — произносит он спокойно и поднимает кольт.

Люцифер позволяет себе лёгкий смешок, умиляясь этой смелости — или безрассудству?

— Ты никогда этого не сделаешь. Ты не убьёшь Сэма.

— Я знаю, — повторяет Дин и смотрит внимательно, будто хочет заглянуть в самую душу, дотянуться этим взглядом до своего брата. — Я ведь не ты.

Люцифер чуть прищуривается и колет в ответ:

— Верно. Я сделал то, что необходимо.

Повисает тишина. Порыв ветра взметает пожухшие листья, бросая их к ногам, и с небес падают первые капли дождя. Ни Люцифер, ни Дин ни шевелятся, глядя друг другу в глаза.

— Ты не понял ничего, — говорит Дин с расстановкой, впечатывая каждое слово, и в голосе его слышится... сожаление.

Люцифер заинтересованно выгибает бровь — приглашает продолжить.

— Ты отвернулся от тех, кто тебя любил. Ты убил брата. Ты истребляешь человечество, которое твой отец наказал беречь, — не дрогнув, перечисляет Дин. — Ты выбрал не их, а себя.

Люцифер едва заметно нахмуривается, и лицо его теряет всякое выражение.

— Ты в этом мире остался совсем один. Я так не могу. Мне не нужен мир, в котором нет тех, кого я люблю, — твёрдо говорит Дин и бросает кольт на землю.

Люцифер провожает его взглядом, слегка склоняет голову набок, и по губам его скользит улыбка, теперь лишённая каких бы то ни было эмоций.

— Это можно устроить, — задумчиво протягивает он, пожимая плечами, и в голосе его воцаряются лишь безразличие и скука.

Одного удара, стремительного и точного, хватает, чтобы Дин Винчестер оказался на земле, прямо у его ног. Он не сопротивляется, даже пальцем не шевелит, когда Люцифер склоняется над ним и наступает ему на шею ногой в начищенном сияюще-белом ботинке. Только смотрит в ответ прямо в глаза, и взгляд этот трудно прочитать. Ожидание и покорность? Упрямство и затаённый вызов? Люциферу действительно всё равно: этот мальчишка — муравьишка? — лишь противное назойливое насекомое, крошечное и забавное, которое всё пыжится изменить необратимое.

Люцифер усиливает давление на шею и с лёгкостью сворачивает её под хруст ломающихся позвонков.

Он победил.

Хотя…

Люцифер обходит по кругу неподвижное тело, смотрит на остекленевшие глаза, чей невидящий взгляд устремлён на куст кроваво-красных роз — таких прекрасных, но задиристых, — и в груди его зарождается смех. Люцифер запрокидывает голову и смеётся в бескрайнее небо — и оно одно выше него. Он опускается на колено. Предвкушающая улыбка расцветает на губах, и он прикладывает пальцы к виску Дина Винчестера. Позвонки с щелчком встают на место. Дин ошеломлённо моргает и делает судорожный вдох.

Да, он победил. И впереди у него вечность.

* * *

Когда ослепляющее сияние рассеивается, Дин щурит заслезившиеся глаза и оглядывается: и Сэм, и Люцифер лежат на полу не шевелясь. Дину так хочется кинуться к брату. Он дёргается в его сторону, ноги словно сами несут его к нему, но нельзя: надо довести дело до конца, иначе всё зря.

Дин достаёт из кармана кольца, подходит к стене, прикладывает их и, прочитав заклинание, открывает дверь в Клетку. А потом слышит за спиной протяжный полустон-полувздох и бросается к Сэму.

— Сэмми?

— Дин?

Глаза у Сэма осоловелые, зрачок столь велик, что радужки почти не видно, а по вискам льётся пот. Сэм тяжело дышит и с трудом поднимает на ноги даже с помощью Дина. Потом высвобождается из его хватки и смотрит в ответ так, что Дин чувствует, словно портал в Ад разверзается прямо в груди, и туда, бессильно стукнув в последний раз, ухает его сердце.

Сэм делает пару шагов к стене, протягивает руку, и под звуки его голоса, читающего заклинание, портал схлопывается, а кольца приземляются на ладонь.

Отчаяние, горечь и боль потери бьют под дых, и Дин отшатывается, хватая ртом воздух, не в силах, не желая поверить в увиденное.

Сэм дрожащей правой рукой надевает на пальцы левой кольца, которые сразу же подгоняются по размеру. А затем, покачнувшись, оборачивается. У Сэма бледное, почти белое лицо, мокрые прядки липнут к нему, но взгляд неожиданно ясный, хоть и очень усталый.

— Всё хорошо, Дин, это я, — говорит Сэм хрипло, с успокаивающей ноткой.

Его всего трясёт с макушки до пят, и кажется, что эти несколько слов — всё, на что он сейчас способен. А потом повторяет чуть твёрже:

— Это я.

Неверие, облегчение, удивление и подозрение смешиваются в безумный коктейль и обрушиваются на Дина ударной волной так резко, что голова кружится от накативших эмоций, а ноги почти подкашиваются.

— Сэм? — переспрашивает Дин, и сердце подпрыгивает из тех адских глубин куда-то к горлу, сжавшееся в робкой недоверчивой надежде. — Это ты?

Дин смотрит на такие родные черты, в которых сейчас только изнеможение, и его наконец-то накрывает узнавание.

— Как ты?..

— Это моя голова, Дин, — просто откликается Сэм.

— А Люцифер? — настаивает Дин и сам слышит в своём голосе невысказанную мольбу.

Сэм наклоняет голову, словно прислушивается, заглядывает вглубь себя, а потом улыбается через силу слабой улыбкой, в которой, тем не менее, сквозит твёрдая уверенность.

— Он счастлив.