День Зимнего Солнцеворота (джен)

Бамс!

Окно задребезжало, но выстояло. Стоило бы разузнать имя поставщика этого дивного горного хрусталя. Вдруг когда-нибудь обзаведусь собственным домом, и мне понадобится стеклить окна.

Ба-бамс.

Доставать замёрзший нос из-под двух одеял очень не хотелось, но двойная атака снежково-стрелковых войск заставила меня выползти из кровати.

Распахнув залепленные створки, я впустила морозный воздух в комнату, и он кольнул мои щеки.

— Эй, негодники, вам мало леса в Догеве?

Один из негодников, пацан лет семи, уже занёс снежок над головой, чтобы пальнуть в направлении своей соперницы, которая стояла аккурат под моим окном и походила скорее на снежную бабу, чем на маленькую вампирку. Занесённый снежок дрогнул.

— Она нарочно сюда побежала!

— Госпожа Вольха, — невинным голоском прощебетала девочка, — он меня всё утро гоняет. А вы можете сколдовать так, чтоб его проучить?

Я посмотрела в хитрющие глазки проказницы, затем увидела спрятанный от соперника за спиной снежок. Простенькая формула — и орудия обоих хулиганов мигом стекли по варежкам в сугробы под ногами. Предупредив возмущённые возгласы, я пригрозила:

— Брысь! И чтобы больше не нарушали покой спящей ведьмы — она может и по-настоящему разозлиться!

Я поспешила закрыть окно и поскорее прошмыгнула в кровать, которая ещё хранила моё тепло. Натянув на голову сразу оба одеяла, я свернулась калачиком, предвкушая ещё полчасика дрёмы.

Бамс!

Я застонала.

Бамс!

— Сейчас как выйду, мало не покажется!

Бамс!

Удары наносились с поразительной точностью, полностью залепив моё окно белой пеленой. Это вызвало некоторые подозрения, и я, обернувшись одеялами, словно коконом, зло потопала "показывать", да побольше.

Створки вновь распахнулись, и подозрения подтвердились. Довольная клыкастая ухмылка Лёна подействовала ободряюще — то есть пробудила желание выползти из дома и самой накостылять ему снежками по затылку.

— Как будто сумеешь меня догнать, — наглая улыбка стала шире.

— А кто мне вчера сказал как следует выспаться?!

Я перегнулась через раму и заметила детишек, что стояли чуть поодаль и с открытыми ртами наблюдали за представлением. Видимо, раньше в Догеве подобного не видывали: чтобы Повелитель долины вампиров нарушал покой разъярённой ведьмы. Что ж, хотят представления — на здоровье. Я запустила в сугроб парочку молний — не настоящих, но эффектных, — и дети с восторженным визгом побежали безобразничать в другое место.

Лён как ни в чём не бывало отвечал:

— Полдень уже. Миновал час назад. Хватит дрыхнуть, пойдём елку наряжать!

— Что? — я рассмеялась. — Это ещё зачем?

— Традиция. Жду тебя на кухне.

Я покачала головой и поспешила собираться.

Ещё с середины опаденя деревянные домики вампиров пропитывались ароматом специй: с приближением зимы, в Догеве согревались пряными напитками. На травяном отваре днём, а вечером иногда и на сладковатом вине.

Крина, немолодая, пухленькая и очень дружелюбная вампирка, у которой я квартировалась в свои приезды, уже накрыла на стол и беседовала с Лёном о всяких пустяках. Он выглядел расслабленно и безмятежно, светлые пряди чуть волнистых волос разбросались по плечам, резко контрастируя с тёмно-коричневым свитером. Даже этот предмет гардероба вампирам приходилось вязать под себя, оставляя на спине неизменные прорези для широких кожистых крыльев, коими обладали все представители мужского пола. Правда, зимой о них легко позабыть, так как под шубами и дублёнками свёрнутые в аккуратные валики крылья совсем незаметны. Лучшая пора года, чтобы вести торговлю с ничего не подозревающими людьми, главное, прикрыть клыки накладными бородой и усами.

— Доброго дня, соня! — она улыбнулась и поспешила налить мне согревающий отвар.

Я невнятно промычала в ответ и, широко зевнув, села за стол. Разве я виновата, что вампирам, в отличие от меня, достаточно четырёх часов сна?

— А Лён сказал, что ты никогда елки не наряжала!

Крина кивнула в сторону ящика со всякой всячиной на соседнем от Лёна стуле. Я рассмотрела вязаных человечков, хрустальные шарики и шишечки, катушки с алыми и золотыми лентами и расписанные деревянные фигурки.

— Зачем наряжать дерево, ветви которого используются во время погребений?

Я-то подумала, Лён пошутил.

— Серьёзнее некуда, — отозвался он. — Тебе же это не мешает делать из ели лежаки, когда ночуешь на свежем воздухе.

— Это практично. Но сегодня же праздник! При чём тут дерево, которое напоминает о смерти?

— Глупости. Ель — вечнозелёное растение, значит, напоминает о перерождении и продолжении жизни. Мы их украшаем, чтобы проявить уважение к природе, и надеемся, что весной она нас одарит в ответ.

— А-а-а, — протянула я. — А мы дома омелой украшаем — по школе на каждом шагу висит.

— Растение-паразит? — Лён поднял брови и усмехнулся. — Очень в духе людей. И ели не подвешивают. Где они растут — там и украшают.

— А в детстве в селе мы делали соломенных пауков и цепляли их под потолком хаты, — протянула я, не обращая внимания на колкости.

— Кого подвешивали? — Лён посмотрел мне в глаза, пронзительно и прямо.

Я смиренно вздохнула и позволила ему перерыть мои воспоминания. Абсолютному телепату для этого потребовалось всего несколько секунд.

— Не похоже на пауков, — он сощурился. — Скорее, на пособие по геометрии.

Крина подложила в вазочку на столе домашнего печенья с колотым лесным орехом.

— Вольха, ты выучила слова гимна?

— Выучила, выучила, — проворчала я, макая печенье в чашку и оставляя в ней большую его часть.

Откушав завтрак, перетекающий в обед, я укуталась потеплее, и мы отправились исполнять странный догевский ритуал.

Уже на улице я убедилась, что Лён и Крина не единственные с причудами, и многие ели около домов уже были украшены игрушками и лентами. Вокруг других всё ещё суетились жители, раскрасневшись от лёгкого мороза. Поскольку даже городская часть Догевы напоминала лес гораздо больше, чем город, запасы украшений должны были занимать подавляющую часть жилплощади местного населения.

— Не нужно украшать каждое дерево, — отозвался Лён. — Скорее, каждый житель старается украсить хотя бы одно.

Поймав мой сердитый взгляд, он виновато улыбнулся.

Для Лёна не читать мысли — всё равно что не слушать, когда говорят прямо над ухом. Он умел от них закрываться и старался сдерживаться, когда мы общались, но это стоило усилий. Я, конечно, тоже иногда использовала заклинание от телепатии, но действовало оно недолго, а регулярная поддержка чар требовала немало магического резерва.

Когда мы подошли к Дому Совещаний, в пристройке к которому Лён и жил, дорогу нам перегородила Келла. Верховная догевская Травница пребывала в скверном расположении духа всю неделю, так как подготовка к празднеству требовала от неё немало усилий, не говоря о возросшей необходимости во всевозможных снадобьях от простуды для стариков — до трёхсот лет вампиры обладают поразительной регенерацией и почти не болеют.

— Повелитель! Вот вы где, — Келла злобно зыркнула в мою сторону, убирая под шапку выбившийся локон чернильно-чёрных волос. — На южной границе возник вопрос с таможенными пошлинами, опять гномы пытаются сбыть…

Её взгляд упал на коробку с игрушками в руках Лёна, потом она перевела его на самого Повелителя, а потом на меня.

— Вольха, если ты ещё и сумеешь заставить его сплясать венесский гопак на завтрашнем празднике, честное слово, я тебе подарю настойку везения на клыке дракона.

Я живо заинтересовалась, так как подобное снадобье стоило больше, чем вся моя жизнь.

— Я и по доброй воле спляшу, если ты составишь мне компанию, — ехидно отозвался Лён. — Передай, чтобы гномы проезжали и ждали в Доме Совещаний, разберёмся.

Травница скривилась, но кивнула и убежала по своим важным делам.

— А почему?..

— Потому, что я уже лет пятьдесят не наряжал ёлки.

— А почему?..

— Потому, что не хотел. Вольха, не цепляйся, иначе прицеплю тебя на макушку во-о-он того дерева.

— Подумаешь, как будто я не знаю формулу левитации, — обиженно пробурчала я.

— Ночью прицеплю.

Я скривилась. Лёна пронять магией крайне непросто, потому что он тут же вскрывал в сознании лазейки — ночью левитацией беспрепятственно пользовались только некроманты, а стихийным магам вроде меня приходилось ожидать рассвета или рисковать раскваситься в лепешку.

— Иногда мне кажется, что тебе не семьдесят, а семь.

— Я всегда говорил, что вампиры медленнее взрослеют.

— Даже с перебором, — пробурчала я.

Мы подошли к одной из елей неподалёку от его жилища. Дерево было молодым, не очень высоким — Лён мог при желании дотянуться до макушки.

Он поставил ящик на снег, и мы приступили к украшению. Оказалось, игрушки подбирались не просто так: ленты символизировали единство с близкими, деревянные плоские фигурки — то, что желаешь получить в следующем году, хрустальные изделия притягивали абстрактные явления, будь то доброта, честность или красота.

— А ещё мы оставляем на ели память.

Он бережно достал две маленькие разукрашенные фигурки из олова: белого волка и изящную птицу, напоминающую то ли сокола, то ли коршуна.

— Дом, в котором жили родители, разграбили, когда прорвали линию обороны, но кое-что в нём всё же нашлось. Келла сохранила, а когда я немного подрос, мы вместе вешали их на ёлку.

Он протянул мне птицу, и я бережно обхватила её ладонями, чувствуя, насколько эта игрушка бесценна. У меня от родителей не осталось ничего.

Лён повесил волка на ветку, которая колыхнулась под новой тяжестью, и остатки снега, что мы еще не смели, бесшумно опали на землю. Я повесила птицу рядом.

Мы постояли, погруженные в свои мысли. Затем Лён протянул мне катушку с лентами, и мы принялись обматывать ель.

— Крина тебя научила нашим гимнам? Вечером мой слух усладит твоё неземное пение?

— Боюсь, вечером твой слух решит покинуть ритуальную поляну и убраться из Догевы, — проворчала я.

— Всё так плохо?

— Лён, ты же слышал, как я пою. Тем более, как я могу исполнять гимн, слова которого не понимаю? Ваш старинный язык делает из праздничной песенки древнее проклятье. Крина мне пыталась переводить на Всеобщий, но там что ни строчка, то "вот это так сразу и не скажешь", "вот тут несколько смыслов", "вот этот символ связан с древней легендой, но что-то я её подзабыла", и так далее.

— Ничего себе праздничная песенка! В этом гимне главный смысл сегодняшнего действа.

— Что поэзия вампиров призвана прожечь человеку мозги?

— Нет, что всё плохое нужно оставлять в прошлом и встречать Новый год без обид и огорчений.

— Тоже мне, — я фыркнула. — Я и без этого всегда всё оставляю в прошлом. Зачем лишний раз терзаться мыслями о глупостях и расстраиваться по пустякам?

Лён пожал плечами и скрылся от меня за деревом, развешивая ленту с обратной стороны.

— Ты не донимала меня с вопросом о распределении уже три недели, — сказал он, вновь приблизившись.

Я пожала плечами.

Гранит науки мне оставалось грызть всего ничего: в Догеве я проходила практику и писала диплом, а весной меня поджидал государственный выпускной экзамен. Поэтому самым насущным вопросом, что решал мою судьбу, было место работы после окончания Школы. На вольные хлеба образованных магов так просто не отпускали: сначала нужно было два года отмучиться, трудясь на всеобщее благо по усмотрению школы. И я очень хотела приносить это благо Догеве, поэтому уже который месяц доставала Лёна: отправит ли он именной запрос. Но в последнее время я поумерила пыл.

— Ты же сам говорил, что он у тебя в печенках сидит, — я пожала плечами, отводя взгляд.

* * *

Три недели назад

Первое заснеженя

Зима в Догеве, решив уподобиться её осмотрительным и пунктуальным обитателям, пришла ровно в свой первый день. Накануне пронизывающий северный ветер согнал серебристые тучи, и утром всё оказалось припорошено снежными крупинками.

Но до тонкого белого покрова мне было далеко.

— Нашла?

Голос Келлы, уносимый ветром, звучал гулко и отдалённо.

— Уже вижу!

Верховная Травница панически боялась высоты, поэтому, высмотрев зорким вампирьим взглядом редкую хвойную омелу на верхушке сосны, поручила её сбор подручной магичке — то есть мне.

Я с детства хорошо карабкалась по деревьям, как и по заборам, оврагам и сараям. С земли эта сосенка казалась пустяковой, однако воспарив с помощью заклинания левитации саженей на пять, я старалась вниз не заглядываться.

Перенеся ногу на сук повыше, я полезла наверх. Сосна была старой и суховатой, поэтому следовало быть настороже — вдруг придется повторить заклинание левитации, только спонтанно и на обратном пути.

— Почти на месте!

На одной из ветвей близ ствола я рассмотрела шарик с бледными ягодами.

— Ветки толщиной больше пальца не бери!

— Помню, — проворчала я, подтянувшись повыше.

— А? — прокричала Келла.

— Помню!.. Ай!

Я действительно чуть не свалилась с дерева, когда почувствовала, как кто-то отгрызает мой безымянный палец. Оказалось, что это всего лишь белка — шкодница уже сидела поодаль, вертя хитрой рыжей мордой.

— Ты там скоро? — поторопила меня Келла, и я застонала.

Но вскоре редкая омела для снадобий была собрана в поясную сумку, и я, пробормотав заклинание и трижды взмолившись, чтобы формула не перепуталась, оказалась на земле.

Келла тут же вцепилась в мой пояс, подтянув меня к себе, и жадно запустила руки в содержимое.

— Замечательно! А этот зачем сорвала? Вон какой просохший. А этот хорош…

Она резко потянула сумку наверх — я едва успела поднять руки.

— Спасибо, малышка, если ещё запримечу — я тебя разыщу.

И тут же унеслась в ей одной известном направлении.

— Рада стараться, — не слишком радостно пробурчала я и в сердцах пнула лежащее рядом бревно.

Стало только хуже, так как к покусанному безымянному пальцу на руке прибавилась боль в мизинце.

Я побрела в сторону дома, надеясь, что правильно помнила дорогу. Перемещение по Догеве — дело не для слабонервных, так как пространство вытворяло в ней невообразимые вещи. Вся долина пронизана сетью портов, позволяющих мгновенно переходить из одной точки в другую. Самое паршивое, что магия эта работала так деликатно и внезапно, что можно провалиться в порт и не заметить, особенно если и вход, и выход находились среди лесной чащи. С другой стороны, это помогало перемещаться по всей Догеве без значительных временных потерь.

Дороги здесь тоже были не из простых: они сокращали путь в десятки раз. Вот так пройдешь по тропинке в одну сторону часок, но если вздумаешь в обратном направлении с неё сойти — домой рискуешь не вернуться.

Такое пространственное безобразие звалось эффектом черновика. Штука удобная, но только если знать, как пользоваться. Именно это явление я исследовала в своей дипломной работе, которая, хвала богам, была уже написана. Почти. Так, одну страницу переписать, другую подредактировать — до защиты времени навалом. А практическое исследование я завершила ещё месяц назад.

Чем ближе День Зимнего Солнцеворота — тем меньше настроения корпеть над записями. А теперь, когда выпал снег, хотелось лишь предаваться безделью, закутавшись в плед и согреваясь тёплым отваром из шиповника.

Расслышав впереди пронзительный женский крик, я оступилась, споткнулась о поваленный сук и, картинно махая руками, вприпрыжку ринулась вперед.

Не зря же я донимала Лёна последние месяцы, настаивая, что Догеве просто необходима Верховная Ведьма наравне с Травницей и Старейшинами. Жители уже давно просекли, что мои способности можно использовать на благо сельского хозяйства, для исцеления хворей скота и решения всевозможных бытовых проблем. Проявить себя в более достойных задачах мне удавалось не часто, и упустить подобную возможность я не могла.

— Кого убивают?

Я ввалилась на поляну близ одного из домиков и замерла.

Две вампирки стояли друг напротив друга: у одной в руке острые ножницы, у другой — широкий нож. Увидев меня, они умолкли. Та, что с ножницами, явно смутилась, и я заметила, что её ноги опутаны толстой веревкой. Вторая источала немую ярость.

— Что-то случилось? — стараясь сохранить спокойствие в голосе, спросила я.

— Эта бесстыжая обгладывает мою собственность! — вампирка потрясла ножом.

Я решила, что прибор предназначался для готовки — на коренастой женщине был надет перекосившийся фартук. От её фетровых тапочек к крылечку деревянного домика на тонком снежном настиле тянулись тёмные следы.

Вампирка с ножницами, что стояла ближе, тощая и слегка сутулая, обернулась и затараторила.

— Это мой кустарник! Я его сажала! Каждый заснежень я собираю ветви для украшений, а эта поджидает, чтобы подстроить очередную мерзость.

Я обернулась на густые заросли остролиста с красными крапинками.

— Это больше не твоя территория! Повелитель приказал тебе убираться отсюда!

— Предложил переехать, о чём я не жалею! С такой истеричной соседкой хоть на край света сбежишь!

— Могу подбросить до границы.

— Ты отродясь на лошади не сидела!

— А я пенделем!

— Стойте, стойте! — я сделала шаг вперед и замахала руками. — Весь сыр-бор из-за нескольких веток кустика?

— Осквернения чужой территории!

— Я посадила эти кусты!

— Не только ты.

Женщины сверлили друг друга недобрыми взглядами. У тощей глаза округлились и казались совсем чёрными. Коренастая медленно приблизилась.

— Я тебе говорила не раз и не два. Мне хватает, что я вижу твою поганую рожу в городе. Не приближайся к моему дому.

— Мой дом тоже здесь.

— Больше нет.

Я заприметила за паутинками ветвей второй домик, ощущая себя в полной растерянности. Конечно, и вампирам свойственны нормальные чувства, вроде злобы, ехидства и негодования, но подобные сцены были редкостью, так как местный этикет призывал не проявлять неприязни к ближнему столь публично. А всеми конфликтами, которые его нарушали, занимался Лён.

— Ты всё равно его не продаёшь, вампирка на сене!

— Не твое собачье дело.

Она надвинулась на оппонентку, которая, запутавшись в веревках, ойкнула и повалилась на землю.

— Моё дело — оберегать, что мне дорого.

— А ещё забывать, что дорого мне!

У меня была доля секунды, чтобы понять, что происходит. Вампиры при желании способны двигаться намного быстрее людей, но я увидела занесённую руку, матовый блеск лезвия и свист разрезанного воздуха.

Успела. Моя вскинутая ладонь отбросило лезвие лёгким энергетическим импульсом. Оно перекрутилось несколько раз и воткнулось в промозглую землю.

Повисло давящее молчание.

Мы все понимали, что нож проткнул бы ногу лежавшей вампирки, не отбей я его. Конечно, благодаря регенерации подобная рана зажила бы гораздо быстрее, чем на человеке, но это, без сомнений, пересекало черту.

Несостоявшаяся метательница сплюнула, развернулась и быстрым шагом направилась к дому.

Я проводила её ошалевшим взглядом и, как только дверь с глухим стуком затворилась, разогнав сидящих на крыше ворон, присела рядом с почти пострадавшей.

— Ты в порядке?

Вблизи она казалась совсем юной. Осунувшееся лицо, впалые щеки, большие печальные глаза. Хотя с возрастом вампиров никогда нельзя быть уверенным. Келла тоже выглядела как юная дева, хотя была старше меня в десять раз и нередко вела себя как старая карга.

— Как тебя зовут?

— Эльна.

Она принялась распутывать веревку длинными изящными пальцами. Я поспешила на выручку.

— А я Вольха.

— Знаю.

— Это она тебя так? — я подула на ноготь, который чуть не оторвался, когда я попыталась распутать особенно капризный узел.

— Протянула заговорённую эльфийскую веревку между кустов, а я и не заметила, — рассеянно пробормотала Эльна. — Я всегда зимой украшаю дом остролистом, а эти кусты мы сажали вместе с мужем. Только он погиб на войне в первый год после нашей свадьбы.

Я пробормотала невнятные слова сочувствия.

Война с людьми закончилась семьдесят четыре года назад — но для вампиров это не так много, поэтому для жителей долины она до сих пор отзывалась саднящими ранами в сердце.

Распутав Эльну, мы поднялись и отряхнулись.

— Почему она так тебя невзлюбила? — я оглянулась за наглухо захлопнутую дверь.

Эльна заметно смутилась и неохотно проговорила, тщательно подбирая слова.

— Мы росли по соседству, вот здесь. Жевена старше, и считала меня занозой в мягком месте, потому что ей часто поручали приглядывать за детишками. Мы никогда не ладили, а как повзрослели, всё стало совсем худо.

— И Лён… То есть Повелитель, предложил тебе переехать?

Она кивнула.

— Пойду я, — Эльна с сожалением осмотрела кустарник.

— Эй, погоди.

Я воровато оглянулась на дверь и обошла заросли так, чтобы оказаться от неё подальше. Несколько простых формул, щелчок пальцев — и аккуратные веточки с колкими листиками да нарядными бусинками оказались у меня в руках.

Лицо Эльны озарилась улыбкой.

— Спасибо! — она тоже нервно оглянулась на дверь.

Бережно взяв ветви и сложив в узкую корзинку, подвешенную через плечо, она поспешила прочь. Я увязалась следом и, когда место происшествия скрылось за деревьями, заговорила:

— Эльна, а ты не думаешь, что стоит рассказать Повелителю о том, что произошло? Жевена могла тебя серьезно ранить. Вы, конечно, народ живучий, но бросаться ножами — это перебор.

Она устало закрыла глаза.

— Перед каждым Днем Зимнего Солнцеворота я нарываюсь на этот скандал. Не думаю, что стоит обременять Повелителя этим пустяком.

— Но он же и сам узнает.

— Может, и узнает. А может, и нет, если не попадаться ему на глаза и особенно громко не думать о случившимся. Думаю, Жевена тоже позаботится об этом, — Эльна покосилась на меня. — Ты же ему не скажешь?

Я замялась.

— Стучать не буду. Но такие поступки не могут сходить с рук.

— Они и не сходят, — устало ответила Эльна. — Она до конца жизни будет переваривать свой яд, даже если бы ей удалось меня им отравить. Что ж, мне сюда.

Мы остановились у тропинки: налево она вела в город, направо — знать не знаю. Даже зимой дорожки в Догеве были аккуратные и утоптанные, хотя мостили их только в центральной части.

— Мне в город, — я махнула в противоположном направлении.

— Постой.

Эльна взяла небольшой пучок ветвей остролиста и протянула мне:

— Вот, украсишь у себя. Скоро праздник, нужно поднимать настроение.

Я с благодарностью приняла ветви и, почувствовав, что в носу защипало, поскорее попрощалась и убежала домой.

* * *

В Догеве День Зимнего Солнцеворота начинался ночью.

Украсив ёлку, Лён отправился разбираться с гномами и готовиться к ритуалу. Я тоже поспешила собраться, предвкушая необыкновенное действо.

С заходом солнца жители всей долины начали стягиваться из домиков в сторону одного из полей, которое отвели под ритуал в этом году.

Мы с Криной оделись потеплее и завернули с собой пледы. Перед выходом она зажгла от печного пламени две маленьких свечки и поместила их в особые хрустальные пиалы с толстыми донышками. Мы вышли в уличный сумрак и направились к месту таинственного действия.

Жители стекались отовсюду, каждый держал в руках мерцающий огонёчек своего жилища. Громко разговаривать было не принято, поэтому шагающие на расстоянии компании лишь кивали соседям и знакомым с тёплыми улыбками и шёпотом беседовали между собой.

Над горизонтом со стороны запада меж пятен серебристых облаков ещё виднелся изрезанный панцирь синего неба. Сумерки сгущались, но пока не переросли в непроглядную темень. Самая длинная и последняя ночь в уходящем году томно приближалась.

Путь, благодаря искривлённому пространству, занял около получаса, и когда мы подошли к полю, у меня захватило дух.

С дороги открывалась широкая низина — глазами не объять, — по всей её территории были расчищены от снега места для кострищ. Против обыкновения, это были не просто точечные островки для хвороста и дров, сваленных в центре, а искусно выложенные изгибы в виде рун. Лён рассказывал мне, что каждый год тщательно подбирались слова, призванные притянуть удачу, процветание, плодородие или мир. Только древний язык вампиров не похож на Всеобщий — в нем есть понятия, содержащие тончайшие грани и оттенки, переводом которых может оказаться целое предложение.

Вблизи кострища напоминали лабиринт с широкими проходами и утоптанными снежными дорожками. Я заворожённо шла за Криной, и вскоре мы остановились на свободном пространстве. Даже здесь вампиры не толпились, а вставали на уважительном расстоянии друг от друга. От синевы неба не осталось и следа: тьма разлилась во все стороны света, но повсюду мерцали свечи, то замирая на месте, то улетая вдаль, следуя плавной поступи вампиров, ещё расходившихся по пространству.

Время словно остановилось. Сложно было сказать, сколько мы простояли на месте. Я смотрела на удивительную догевскую свечу в своих ладонях — пламя ровное, тягучее, защищённое пиалой от зимнего ветра.

Крина легко коснулась меня локтем, выводя из транса. Я проследила за её взглядом и увидела, как со стороны дороги к нам приближаются силуэты — Старейшины, Келла и Лён, который замыкал процессию и последним подходил к кострищам. Повелитель, на плечах которого лежала ответственность за долину, замыкал нить жителей, что несли своё тепло, и оберегал их от всего, что произошло за прошлый год.

Лён спустился в низину и скрылся из виду, и вскоре с того края поля раздался шёпот. Слова подхватывались жителями и, словно рябь по полевым колосьям, разнеслись во всех направлениях.

— Алльмен вид сеттен, алльмен вид бегренн, алльмен вид…

"Алльмен" означало искреннюю благодарность, прорастающую из самого сердца. Я посмотрела на свое маленькое пламя, которое, казалось, прочувствовало торжественность момента и легко затрепетало в моих руках. А может, моё волнение вызвало неконтролируемую магию?

Я зашептала себе под нос, тихо и неразборчиво:

— Алльмен вид магия, алльмен вид друзья, алльмен вид Догева, алльмен вид Лён, алльмен вид Крина…

Крина перечисляла мне накануне многие из слов и их значений, которые принято произносить в момент благодарственного ритуала. Я спросила, насколько их использование строго регламентировано и можно ли благодарить за, скажем, особо любимую пару шерстяных носков или лишь за возвышенные материи. Крина улыбнулась и ответила, что если благодарность идёт от сердца, она будет скреплять ритуал. Вот я и решила, что Догева не дрогнет, если я искренне произнесу слова, понятные мне.

Впереди начало разрастаться свечение. Мы с Криной, как и остальные жители, открутили донышки пиал и поднесли наши огонёчки к кусочкам бересты, которые вмиг подхватили пламя.

Медленно отойдя от кострища, мы наблюдали, как повсюду разгорался огонь. Высокие и бойкие лепестки затанцевали, глубже погружая в ощущение нереальности от происходящего. А после началось движение.

Откуда вампиры знали, в какую сторону идти, было совершенно непонятно, но разреженная толпа слаженно отправились вышагивать по лабиринту.

Шествие протекало внутри каждой из рун, причём требовалось не просто ходить, но и петь. Начали с того самого единственного гимна, которому меня обучила Крина. Я охотно присоединилась к звучанию тысяч голосов, радуясь своему посильному участию.

Было непонятно, как всем удавалось оставаться столь умиротворёнными. От танцующего пламени и от всеобщего единства меня охватила эйфория, и я была рада, что могу дать ей выход в пении, пусть и не очень складном.

Гимн был длинным, сложным, но, исполненный посреди огромного пылающего поля, звучал поразительно красиво. Хор голосов под аккомпанемент треска древесины, жители, которые вышагивали друг за другом, по-прежнему держа в руках ритуальные свечи.

Я распевала строки, которые до конца так и не поняла. Но вспоминала слова Лёна о том, что гимн призван оставить всё плохое в уходящем году и помочь встретить новый с чистого листа. Тогда мне показалось, что мой лист не так уж плох, чтобы всё с него счищать, но сейчас я начала понимать, что он имел в виду.

Гимн завершился, и начался новый, который я не знала. Какое-то время мы с Криной шагали внутри одной руны, потом перешли в другую, а затем в третью. После неопределённого времени она предложила выйти из пламенного лабиринта и сделать перерыв.

Вокруг действа по периметру поля расположились вампиры, расстелив пледы. Повсюду стояли предусмотрительно заготовленные чаны с тёплыми отварами, исключительно безалкогольными. На простеньких деревянных столах возвышались горы пирогов — символы солнца.

Взяв по кусочку пирога и чашке с напитком, мы устроились на пледах, поставив на них пиалы от свечей, которые к этому моменту потухли. Вышагивать и распевать предстояло до рассвета, а поскольку ночь эта была длинной, можно было прерываться на отдых.

Пирог оказался замечательный, с ягодной начинкой, которая брызнула во все стороны, стоило его надкусить. Крина, готовая ко всему, нашла в кармане салфетки, и я со смешком наблюдала, как вампирка аккуратным движением счищает тёмно-бардовые капельки с подбородка. В свой первый приезд в Догеву я, как и большинство людей, считала, что вампиры питаются только плотью и кровью, разумеется, человеческой. Страшно подумать, сколь много можно потерять, доверяя лишь байкам и предрассудкам.

Крина, перекусив, пожелала вернуться в строй, а я решила ещё немного посидеть и понаблюдать за ритуалом со стороны.

Действо передо мной открывалось воистину магическое, и это без единого заклинания. Я заворожённо смотрела на костры и на вереницы жителей, ощущая внутри самый что ни на есть "алльмен". Просто за то, что сижу и наблюдаю нечто настолько удивительное.

— Отлыниваешь? — произнёс Лён прямо над моим ухом.

От неожиданности я подскочила.

— Мог бы просто засунуть мне снежок за шиворот, — проворчала я.

— Что за настроение — эта ночь не для обид, — пожурил он меня, присел рядом и тихо рассмеялся. — Ладно, прости. Ты так глубоко погрузилась в раздумья, что я не удержался.

— Что лишь говорит о твоём скверном характере, — я улыбнулась в ответ.

— Возможно. Но ты меня простишь, потому что я принёс вот это.

Лён протянул мне кусочек пирога.

— Я уже поела.

— Но ты не ела этот. Просто поверь, его делала Агелья, помнишь её заварные пирожные на ужине по случаю приезда делегации дриад?

Без лишних слов я выхватила кушанье — невообразимое блаженство. Я аж замурчала от удовольствия, а Лён шутливо почесал меня за ухом. Вывернувшись, я постаралась откусить и от его порции — но получила щелчок по носу.

— Ишь какая, своё не доела, а уже объедает голодного вампира.

Какое-то время мы просидели молча, наслаждаясь едой и видом.

— Как тебе? — тихо спросил Лён.

Я задумалась.

— Пожалуй, только сейчас я поняла, зачем нужен ваш мудрёный язык. На Всеобщем такое и не опишешь, — я покосилась на него. — Тебе, наверное, это всё привычно?

Лён медленно покачал головой.

— Сегодня единственный момент в году, когда я нахожусь среди сотен голосов, но слышу их не в перебивающем шуме, а в унисоне. Не передать, как это прекрасно. Пойдём?

Я кивнула, а он взял меня за руку и вновь вовлёк в диковинный танец, среди пламени и песнопений.