День Зимнего Солнцеворота (джен)

Бамс!

Окно задребезжало, но выстояло. Стоило бы разузнать имя поставщика этого дивного горного хрусталя. Вдруг когда-нибудь обзаведусь собственным домом, и мне понадобится стеклить окна.

Ба-бамс.

Доставать замёрзший нос из-под двух одеял очень не хотелось, но двойная атака снежково-стрелковых войск заставила меня выползти из кровати.

Распахнув залепленные створки, я впустила морозный воздух в комнату, и он кольнул мои щеки.

— Эй, негодники, вам мало леса в Догеве?

Один из негодников, пацан лет семи, уже занёс снежок над головой, чтобы пальнуть в направлении своей соперницы, которая стояла аккурат под моим окном и походила скорее на снежную бабу, чем на маленькую вампирку. Занесённый снежок дрогнул.

— Она нарочно сюда побежала!

— Госпожа Вольха, — невинным голоском прощебетала девочка. — он меня всё утро гоняет. А вы можете сколдовать так, чтоб его проучить?

Я посмотрела в хитрющие глазки проказницы, затем увидела спрятанный от соперника за спиной снежок. Простенькая формула — и орудия обоих хулиганов мигом стекли по варежкам в сугробы под ногами. Предупредив возмущённые возгласы, я пригрозила:

— Брысь! И чтобы больше не нарушали покой спящей ведьмы — она может и по-настоящему разозлиться!

Я поспешила закрыть окно и поскорее прошмыгнула в кровать, которая ещё хранила моё тепло. Натянув на голову сразу оба одеяла, я свернулась калачиком, предвкушая ещё полчасика дрёмы.

Бамс!

Я застонала.

Бамс!

— Сейчас как выйду, мало не покажется!

Бамс!

Удары наносились с поразительной точностью, полностью залепив моё окно белой пеленой. Это вызвало некоторые подозрения, и я, обернувшись одеялами, словно коконом, зло потопала "показывать", да побольше.

Створки вновь распахнулись, и подозрения подтвердились. Довольная клыкастая ухмылка Лёна подействовала ободряюще — то есть пробудила желание выползти из дома и самой накостылять ему снежками по затылку.

— Как будто сумеешь меня догнать, — наглая улыбка стала шире.

— А кто мне вчера сказал как следует выспаться?!

Я перегнулась через раму и заметила детишек, что стояли чуть поодаль и с открытыми ртами наблюдали за представлением. Видимо, раньше в Догеве подобного не видывали: чтобы Повелитель долины вампиров нарушал покой разъярённой ведьмы. Что ж, хотят представления — на здоровье. Я запустила в сугроб парочку молний — не настоящих, но эффектных, — и дети с восторженным визгом побежали безобразничать в другое место.

Лён как ни в чём не бывало отвечал:

— Полдень уже. Миновал час назад. Хватит дрыхнуть, пойдём елку наряжать!

— Что? — я рассмеялась. — Это ещё зачем?

— Традиция. Жду тебя на кухне.

Я покачала головой и поспешила собираться.

Ещё с середины опаденя деревянные домики вампиров пропитывались ароматом специй: с приближением зимы, в Догеве согревались пряными напитками. На травяном отваре днём, а вечером иногда и на сладковатом вине.

Крина, немолодая, пухленькая и очень дружелюбная вампирка, у которой я квартировалась в свои приезды, уже накрыла на стол и беседовала с Лёном о всяких пустяках. Он выглядел расслабленно и безмятежно, светлые пряди чуть волнистых волос разбросались по плечам, резко контрастируя с тёмно-коричневым свитером. Даже этот предмет гардероба вампирам приходилось вязать под себя, оставляя на спине неизменные прорези для широких кожистых крыльев, коими обладали все представители мужского пола. Правда, зимой о них легко позабыть, так как под шубами и дублёнками свёрнутые в аккуратные валики крылья совсем незаметны. Лучшая пора года, чтобы вести торговлю с ничего не подозревающими людьми, главное, прикрыть клыки накладными бородой и усами.

— Доброго дня, соня! — она улыбнулась и поспешила налить мне согревающий отвар.

Я невнятно промычала в ответ и, широко зевнув, села за стол. Разве я виновата, что вампирам, в отличие от меня, достаточно четырёх часов сна?

— А Лён сказал, что ты никогда елки не наряжала!

Крина кивнула в сторону ящика со всякой всячиной на соседнем от Лёна стуле. Я рассмотрела вязаных человечков, хрустальные шарики и шишечки, катушки с алыми и золотыми лентами и расписанные деревянные фигурки.

— Зачем наряжать дерево, ветви которого используются во время погребений?

Я-то подумала, Лён пошутил.

— Серьёзнее некуда, — отозвался он. — Тебе же это не мешает делать из ели лежаки, когда ночуешь на свежем воздухе.

— Это практично. Но сегодня же праздник! При чём тут дерево, которое напоминает о смерти?

— Глупости. Ель — вечнозелёное растение, значит, напоминает о перерождении и продолжении жизни. Мы их украшаем, чтобы проявить уважение к природе, и надеемся, что весной она нас одарит в ответ.

— А-а-а, — протянула я. — А мы дома омелой украшаем — по школе на каждом шагу висит.

— Растение-паразит? — Лён поднял брови и усмехнулся. — Очень в духе людей. И ели не подвешивают. Где они растут — там и украшают.

— А в детстве в селе мы делали соломенных пауков и цепляли их под потолком хаты, — протянула я, не обращая внимания на колкости.

— Кого подвешивали? — Лён посмотрел мне в глаза, пронзительно и прямо.

Я смиренно вздохнула и позволила ему перерыть мои воспоминания. Абсолютному телепату для этого потребовалось всего несколько секунд.

— Не похоже на пауков, — он сощурился. — Скорее, на пособие по геометрии.

Крина подложила в вазочку на столе домашнего печенья с колотым лесным орехом.

— Вольха, ты выучила слова гимна?

— Выучила, выучила, — проворчала я, макая печенье в чашку и оставляя в ней большую его часть.

Откушав завтрак, перетекающий в обед, я укуталась потеплее, и мы отправились исполнять странный догевский ритуал.

Уже на улице я убедилась, что Лён и Крина не единственные с причудами, и многие ели около домов уже были украшены игрушками и лентами. Вокруг других всё ещё суетились жители, раскрасневшись от лёгкого мороза. Поскольку даже городская часть Догевы напоминала лес гораздо больше, чем город, запасы украшений должны были занимать подавляющую часть жилплощади местного населения.

— Не нужно украшать каждое дерево, — отозвался Лён. — Скорее, каждый житель старается украсить хотя бы одно.

Поймав мой сердитый взгляд, он виновато улыбнулся.

Для Лёна не читать мысли — всё равно что не слушать, когда говорят прямо над ухом. Он умел от них закрываться и старался сдерживаться, когда мы общались, но это стоило усилий. Я, конечно, тоже иногда использовала заклинание от телепатии, но действовало оно недолго, а регулярная поддержка чар требовала немало магического резерва.

Когда мы подошли к Дому Совещаний, в пристройке к которому Лён и жил, дорогу нам перегородила Келла. Верховная догевская Травница пребывала в скверном расположении духа всю неделю, так как подготовка к празднеству требовала от неё немало усилий, не говоря о возросшей необходимости во всевозможных снадобьях от простуды для стариков — до трёхсот лет вампиры обладают поразительной регенерацией и почти не болеют.

— Повелитель! Вот вы где, — Келла злобно зыркнула в мою сторону, убирая под шапку выбившийся локон чернильно-чёрных волос. — На южной границе возник вопрос с таможенными пошлинами, опять гномы пытаются сбыть…

Её взгляд упал на коробку с игрушками в руках Лёна, потом она перевела его на самого Повелителя, а потом на меня.

— Вольха, если ты ещё и сумеешь заставить его сплясать венесский гопак на завтрашнем празднике, честное слово, я тебе подарю настойку везения на клыке дракона.

Я живо заинтересовалась, так как подобное снадобье стоило больше, чем вся моя жизнь.

— Я и по доброй воле спляшу, если ты составишь мне компанию, — ехидно отозвался Лён. — Передай, чтобы гномы проезжали и ждали в Доме Совещаний, разберёмся.

Травница скривилась, но кивнула и убежала по своим важным делам.

— А почему?..

— Потому, что я уже лет пятьдесят не наряжал ёлки.

— А почему?..

— Потому, что не хотел. Вольха, не цепляйся, иначе прицеплю тебя на макушку во-о-он того дерева.

— Подумаешь, как будто я не знаю формулу левитации, — обиженно пробурчала я.

— Ночью прицеплю.

Я скривилась. Лёна пронять магией крайне непросто, потому что он тут же вскрывал в сознании лазейки — ночью левитацией беспрепятственно пользовались только некроманты, а стихийным магам вроде меня приходилось ожидать рассвета или рисковать раскваситься в лепешку.

— Иногда мне кажется, что тебе не семьдесят, а семь.

— Я всегда говорил, что вампиры медленнее взрослеют.

— Даже с перебором, — пробурчала я.

Мы подошли к одной из елей неподалёку от его жилища. Дерево было молодым, не очень высоким — Лён мог при желании дотянуться до макушки.

Он поставил ящик на снег, и мы приступили к украшению. Оказалось, игрушки подбирались не просто так: ленты символизировали единство с близкими, деревянные плоские фигурки — то, что желаешь получить в следующем году, хрустальные изделия притягивали абстрактные явления, будь то доброта, честность или красота.

— А ещё мы оставляем на ели память.

Он бережно достал две маленькие разукрашенные фигурки из олова: белого волка и изящную птицу, напоминающую то ли сокола, то ли коршуна.

— Дом, в котором жили родители, разграбили, когда прорвали линию обороны, но кое-что в нём всё же нашлось. Келла сохранила, а когда я немного подрос, мы вместе вешали их на ёлку.

Он протянул мне птицу, и я бережно обхватила её ладонями, чувствуя, насколько эта игрушка бесценна. У меня от родителей не осталось ничего.

Лён повесил волка на ветку, которая колыхнулась под новой тяжестью, и остатки снега, что мы еще не смели, бесшумно опали на землю. Я повесила птицу рядом.

Мы постояли, погруженные в свои мысли. Затем Лён протянул мне катушку с лентами, и мы принялись обматывать ель.

— Крина тебя научила нашим гимнам? Вечером мой слух усладит твоё неземное пение?

— Боюсь, вечером твой слух решит покинуть ритуальную поляну и убраться из Догевы, — проворчала я.

— Всё так плохо?

— Лён, ты же слышал, как я пою. Тем более, как я могу исполнять гимн, слова которого не понимаю? Ваш старинный язык делает из праздничной песенки древнее проклятье. Крина мне пыталась переводить на Всеобщий, но там что ни строчка, то "вот это так сразу и не скажешь", "вот тут несколько смыслов", "вот этот символ связан с древней легендой, но что-то я её подзабыла", и так далее.

— Ничего себе праздничная песенка! В этом гимне главный смысл сегодняшнего действа.

— Что поэзия вампиров призвана прожечь человеку мозги?

— Нет, что всё плохое нужно оставлять в прошлом и встречать Новый год без обид и огорчений.

— Тоже мне, — я фыркнула. — Я и без этого всегда всё оставляю в прошлом. Зачем лишний раз терзаться мыслями о глупостях и расстраиваться по пустякам?

Лён пожал плечами и скрылся от меня за деревом, развешивая ленту с обратной стороны.

— Ты не донимала меня с вопросом о распределении уже три недели, — сказал он, вновь приблизившись.

Я пожала плечами.

Гранит науки мне оставалось грызть всего ничего: в Догеве я проходила практику и писала диплом, а весной меня поджидал государственный выпускной экзамен. Поэтому самым насущным вопросом, что решал мою судьбу, было место работы после окончания Школы. На вольные хлеба образованных магов так просто не отпускали: сначала нужно было два года отмучиться, трудясь на всеобщее благо по усмотрению школы. И я очень хотела приносить это благо Догеве, поэтому уже который месяц доставала Лёна: отправит ли он именной запрос. Но в последнее время я поумерила пыл.

— Ты же сам говорил, что он у тебя в печенках сидит, — я пожала плечами, отводя взгляд.

* * *

Три недели назад

Первое заснеженя

Зима в Догеве, решив уподобиться её осмотрительным и пунктуальным обитателям, пришла ровно в свой первый день. Накануне пронизывающий северный ветер согнал серебристые тучи, и утром всё оказалось припорошено снежными крупинками.

Но до тонкого белого покрова мне было далеко.

— Нашла?

Голос Келлы, уносимый ветром, звучал гулко и отдалённо.

— Уже вижу!

Верховная Травница панически боялась высоты, поэтому, высмотрев зорким вампирьим взглядом редкую хвойную омелу на верхушке сосны, поручила её сбор подручной магичке — то есть мне.

Я с детства хорошо карабкалась по деревьям, как и по заборам, оврагам и сараям. С земли эта сосенка казалась пустяковой, однако воспарив с помощью заклинания левитации саженей на пять, я старалась вниз не заглядываться.

Перенеся ногу на сук повыше, я полезла наверх. Сосна была старой и суховатой, поэтому следовало быть настороже — вдруг придется повторить заклинание левитации, только спонтанно и на обратном пути.

— Почти на месте!

На одной из ветвей близ ствола я рассмотрела шарик с бледными ягодами.

— Ветки толщиной больше пальца не бери!

— Помню, — проворчала я, подтянувшись повыше.

— А? — прокричала Келла.

— Помню!.. Ай!

Я действительно чуть не свалилась с дерева, когда почувствовала, как кто-то отгрызает мой безымянный палец. Оказалось, что это всего лишь белка — шкодница уже сидела поодаль, вертя хитрой рыжей мордой.

— Ты там скоро? — поторопила меня Келла, и я застонала.

Но вскоре редкая омела для снадобий была собрана в поясную сумку, и я, пробормотав заклинание и трижды взмолившись, чтобы формула не перепуталась, оказалась на земле.

Келла тут же вцепилась в мой пояс, подтянув меня к себе, и жадно запустила руки в содержимое.

— Замечательно! А этот зачем сорвала? Вон какой просохший. А этот хорош…

Она резко потянула сумку наверх — я едва успела поднять руки.

— Спасибо, малышка, если ещё запримечу — я тебя разыщу.

И тут же унеслась в ей одной известном направлении.

— Рада стараться, — не слишком радостно пробурчала я и в сердцах пнула лежащее рядом бревно.

Стало только хуже, так как к покусанному безымянному пальцу на руке прибавилась боль в мизинце.

Я побрела в сторону дома, надеясь, что правильно помнила дорогу. Перемещение по Догеве — дело не для слабонервных, так как пространство вытворяло в ней невообразимые вещи. Вся долина пронизана сетью портов, позволяющих мгновенно переходить из одной точки в другую. Самое паршивое, что магия эта работала так деликатно и внезапно, что можно провалиться в порт и не заметить, особенно если и вход, и выход находились среди лесной чащи. С другой стороны, это помогало перемещаться по всей Догеве без значительных временных потерь.

Дороги здесь тоже были не из простых: они сокращали путь в десятки раз. Вот так пройдешь по тропинке в одну сторону часок, но если вздумаешь в обратном направлении с неё сойти — домой рискуешь не вернуться.

Такое пространственное безобразие звалось эффектом черновика. Штука удобная, но только если знать, как пользоваться. Именно это явление я исследовала в своей дипломной работе, которая, хвала богам, была уже написана. Почти. Так, одну страницу переписать, другую подредактировать — до защиты времени навалом. А практическое исследование я завершила ещё месяц назад.

Чем ближе День Зимнего Солнцеворота — тем меньше настроения корпеть над записями. А теперь, когда выпал снег, хотелось лишь предаваться безделью, закутавшись в плед и согреваясь тёплым отваром из шиповника.

Расслышав впереди пронзительный женский крик, я оступилась, споткнулась о поваленный сук и, картинно махая руками, вприпрыжку ринулась вперед.

Не зря же я донимала Лёна последние месяцы, настаивая, что Догеве просто необходима Верховная Ведьма наравне с Травницей и Старейшинами. Жители уже давно просекли, что мои способности можно использовать на благо сельского хозяйства, для исцеления хворей скота и решения всевозможных бытовых проблем. Проявить себя в более достойных задачах мне удавалось не часто, и упустить подобную возможность я не могла.

— Кого убивают?

Я ввалилась на поляну близ одного из домиков и замерла.

Две вампирки стояли друг напротив друга: у одной в руке острые ножницы, у другой — широкий нож. Увидев меня, они умолкли. Та, что с ножницами, явно смутилась, и я заметила, что её ноги опутаны толстой веревкой. Вторая источала немую ярость.

— Что-то случилось? — стараясь сохранить спокойствие в голосе, спросила я.

— Эта бесстыжая обгладывает мою собственность! — вампирка потрясла ножом.

Я решила, что прибор предназначался для готовки — на коренастой женщине был надет перекосившийся фартук. От её фетровых тапочек к крылечку деревянного домика на тонком снежном настиле тянулись тёмные следы.

Вампирка с ножницами, что стояла ближе, тощая и слегка сутулая, обернулась и затараторила.

— Это мой кустарник! Я его сажала! Каждый заснежень я собираю ветви для украшений, а эта поджидает, чтобы подстроить очередную мерзость.

Я обернулась на густые заросли остролиста с красными крапинками.

— Это больше не твоя территория! Повелитель приказал тебе убираться отсюда!

— Предложил переехать, о чём я не жалею! С такой истеричной соседкой хоть на край света сбежишь!

— Могу подбросить до границы.

— Ты отродясь на лошади не сидела!

— А я пенделем!

— Стойте, стойте! — я сделала шаг вперед и замахала руками. — Весь сыр-бор из-за нескольких веток кустика?

— Осквернения чужой территории!

— Я посадила эти кусты!

— Не только ты.

Женщины сверлили друг друга недобрыми взглядами. У тощей глаза округлились и казались совсем чёрными. Коренастая медленно приблизилась.

— Я тебе говорила не раз и не два. Мне хватает, что я вижу твою поганую рожу в городе. Не приближайся к моему дому.

— Мой дом тоже здесь.

— Больше нет.

Я заприметила за паутинками ветвей второй домик, ощущая себя в полной растерянности. Конечно, и вампирам свойственны нормальные чувства, вроде злобы, ехидства и негодования, но подобные сцены были редкостью, так как местный этикет призывал не проявлять неприязни к ближнему столь публично. А всеми конфликтами, которые его нарушали, занимался Лён.

— Ты всё равно его не продаёшь, вампирка на сене!

— Не твое собачье дело.

Она надвинулась на оппонентку, которая, запутавшись в веревках, ойкнула и повалилась на землю.

— Моё дело — оберегать, что мне дорого.

— А ещё забывать, что дорого мне!

У меня была доля секунды, чтобы понять, что происходит. Вампиры при желании способны двигаться намного быстрее людей, но я увидела занесённую руку, матовый блеск лезвия и свист разрезанного воздуха.

Успела. Моя вскинутая ладонь отбросило лезвие лёгким энергетическим импульсом. Оно перекрутилось несколько раз и воткнулось в промозглую землю.

Повисло давящее молчание.

Мы все понимали, что нож проткнул бы ногу лежавшей вампирки, не отбей я его. Конечно, благодаря регенерации подобная рана зажила бы гораздо быстрее, чем на человеке, но это, без сомнений, пересекало черту.

Несостоявшаяся метательница сплюнула, развернулась и быстрым шагом направилась к дому.

Я проводила её ошалевшим взглядом и, как только дверь с глухим стуком затворилась, разогнав сидящих на крыше ворон, присела рядом с почти пострадавшей.

— Ты в порядке?

Вблизи она казалась совсем юной. Осунувшееся лицо, впалые щеки, большие печальные глаза. Хотя с возрастом вампиров никогда нельзя быть уверенным. Келла тоже выглядела как юная дева, хотя была старше меня в десять раз и нередко вела себя как старая карга.

— Как тебя зовут?

— Эльна.

Она принялась распутывать веревку длинными изящными пальцами. Я поспешила на выручку.

— А я Вольха.

— Знаю.

— Это она тебя так? — я подула на ноготь, который чуть не оторвался, когда я попыталась распутать особенно капризный узел.

— Протянула заговорённую эльфийскую веревку между кустов, а я и не заметила, — рассеянно пробормотала Эльна. — Я всегда зимой украшаю дом остролистом, а эти кусты мы сажали вместе с мужем. Только он погиб на войне в первый год после нашей свадьбы.

Я пробормотала невнятные слова сочувствия.

Война с людьми закончилась семьдесят четыре года назад — но для вампиров это не так много, поэтому для жителей долины она до сих пор отзывалась саднящими ранами в сердце.

Распутав Эльну, мы поднялись и отряхнулись.

— Почему она так тебя невзлюбила? — я оглянулась за наглухо захлопнутую дверь.

Эльна заметно смутилась и неохотно проговорила, тщательно подбирая слова.

— Мы росли по соседству, вот здесь. Жевена старше, и считала меня занозой в мягком месте, потому что ей часто поручали приглядывать за детишками. Мы никогда не ладили, а как повзрослели, всё стало совсем худо.

— И Лён… То есть Повелитель, предложил тебе переехать?

Она кивнула.

— Пойду я, — Эльна с сожалением осмотрела кустарник.

— Эй, погоди.

Я воровато оглянулась на дверь и обошла заросли так, чтобы оказаться от неё подальше. Несколько простых формул, щелчок пальцев — и аккуратные веточки с колкими листиками да нарядными бусинками оказались у меня в руках.

Лицо Эльны озарилась улыбкой.

— Спасибо! — она тоже нервно оглянулась на дверь.

Бережно взяв ветви и сложив в узкую корзинку, подвешенную через плечо, она поспешила прочь. Я увязалась следом и, когда место происшествия скрылось за деревьями, заговорила:

— Эльна, а ты не думаешь, что стоит рассказать Повелителю о том, что произошло? Жевена могла тебя серьезно ранить. Вы, конечно, народ живучий, но бросаться ножами — это перебор.

Она устало закрыла глаза.

— Перед каждым Днем Зимнего Солнцеворота я нарываюсь на этот скандал. Не думаю, что стоит обременять Повелителя этим пустяком.

— Но он же и сам узнает.

— Может, и узнает. А может, и нет, если не попадаться ему на глаза и особенно громко не думать о случившимся. Думаю, Жевена тоже позаботится об этом, — Эльна покосилась на меня. — Ты же ему не скажешь?

Я замялась.

— Стучать не буду. Но такие поступки не могут сходить с рук.

— Они и не сходят, — устало ответила Эльна. — Она до конца жизни будет переваривать свой яд, даже если бы ей удалось меня им отравить. Что ж, мне сюда.

Мы остановились у тропинки: налево она вела в город, направо — знать не знаю. Даже зимой дорожки в Догеве были аккуратные и утоптанные, хотя мостили их только в центральной части.

— Мне в город, — я махнула в противоположном направлении.

— Постой.

Эльна взяла небольшой пучок ветвей остролиста и протянула мне:

— Вот, украсишь у себя. Скоро праздник, нужно поднимать настроение.

Я с благодарностью приняла ветви и, почувствовав, что в носу защипало, поскорее попрощалась и убежала домой.

* * *

В Догеве День Зимнего Солнцеворота начинался ночью.

Украсив ёлку, Лён отправился разбираться с гномами и готовиться к ритуалу. Я тоже поспешила собраться, предвкушая необыкновенное действо.

С заходом солнца жители всей долины начали стягиваться из домиков в сторону одного из полей, которое отвели под ритуал в этом году.

Мы с Криной оделись потеплее и завернули с собой пледы. Перед выходом она зажгла от печного пламени две маленьких свечки и поместила их в особые хрустальные пиалы с толстыми донышками. Мы вышли в уличный сумрак и направились к месту таинственного действия.

Жители стекались отовсюду, каждый держал в руках мерцающий огонёчек своего жилища. Громко разговаривать было не принято, поэтому шагающие на расстоянии компании лишь кивали соседям и знакомым с тёплыми улыбками и шёпотом беседовали между собой.

Над горизонтом со стороны запада меж пятен серебристых облаков ещё виднелся изрезанный панцирь синего неба. Сумерки сгущались, но пока не переросли в непроглядную темень. Самая длинная и последняя ночь в уходящем году томно приближалась.

Путь, благодаря искривлённому пространству, занял около получаса, и когда мы подошли к полю, у меня захватило дух.

С дороги открывалась широкая низина — глазами не объять, — по всей её территории были расчищены от снега места для кострищ. Против обыкновения, это были не просто точечные островки для хвороста и дров, сваленных в центре, а искусно выложенные изгибы в виде рун. Лён рассказывал мне, что каждый год тщательно подбирались слова, призванные притянуть удачу, процветание, плодородие или мир. Только древний язык вампиров не похож на Всеобщий — в нем есть понятия, содержащие тончайшие грани и оттенки, переводом которых может оказаться целое предложение.

Вблизи кострища напоминали лабиринт с широкими проходами и утоптанными снежными дорожками. Я заворожённо шла за Криной, и вскоре мы остановились на свободном пространстве. Даже здесь вампиры не толпились, а вставали на уважительном расстоянии друг от друга. От синевы неба не осталось и следа: тьма разлилась во все стороны света, но повсюду мерцали свечи, то замирая на месте, то улетая вдаль, следуя плавной поступи вампиров, ещё расходившихся по пространству.

Время словно остановилось. Сложно было сказать, сколько мы простояли на месте. Я смотрела на удивительную догевскую свечу в своих ладонях — пламя ровное, тягучее, защищённое пиалой от зимнего ветра.

Крина легко коснулась меня локтем, выводя из транса. Я проследила за её взглядом и увидела, как со стороны дороги к нам приближаются силуэты — Старейшины, Келла и Лён, который замыкал процессию и последним подходил к кострищам. Повелитель, на плечах которого лежала ответственность за долину, замыкал нить жителей, что несли своё тепло, и оберегал их от всего, что произошло за прошлый год.

Лён спустился в низину и скрылся из виду, и вскоре с того края поля раздался шёпот. Слова подхватывались жителями и, словно рябь по полевым колосьям, разнеслись во всех направлениях.

— Алльмен вид сеттен, алльмен вид бегренн, алльмен вид…

"Алльмен" означало искреннюю благодарность, прорастающую из самого сердца. Я посмотрела на свое маленькое пламя, которое, казалось, прочувствовало торжественность момента и легко затрепетало в моих руках. А может, моё волнение вызвало неконтролируемую магию?

Я зашептала себе под нос, тихо и неразборчиво:

— Алльмен вид магия, алльмен вид друзья, алльмен вид Догева, алльмен вид Лён, алльмен вид Крина…

Крина перечисляла мне накануне многие из слов и их значений, которые принято произносить в момент благодарственного ритуала. Я спросила, насколько их использование строго регламентировано и можно ли благодарить за, скажем, особо любимую пару шерстяных носков или лишь за возвышенные материи. Крина улыбнулась и ответила, что если благодарность идёт от сердца, она будет скреплять ритуал. Вот я и решила, что Догева не дрогнет, если я искренне произнесу слова, понятные мне.

Впереди начало разрастаться свечение. Мы с Криной, как и остальные жители, открутили донышки пиал и поднесли наши огонёчки к кусочкам бересты, которые вмиг подхватили пламя.

Медленно отойдя от кострища, мы наблюдали, как повсюду разгорался огонь. Высокие и бойкие лепестки затанцевали, глубже погружая в ощущение нереальности от происходящего. А после началось движение.

Откуда вампиры знали, в какую сторону идти, было совершенно непонятно, но разреженная толпа слаженно отправились вышагивать по лабиринту.

Шествие протекало внутри каждой из рун, причём требовалось не просто ходить, но и петь. Начали с того самого единственного гимна, которому меня обучила Крина. Я охотно присоединилась к звучанию тысяч голосов, радуясь своему посильному участию.

Было непонятно, как всем удавалось оставаться столь умиротворёнными. От танцующего пламени и от всеобщего единства меня охватила эйфория, и я была рада, что могу дать ей выход в пении, пусть и не очень складном.

Гимн был длинным, сложным, но, исполненный посреди огромного пылающего поля, звучал поразительно красиво. Хор голосов под аккомпанемент треска древесины, жители, которые вышагивали друг за другом, по-прежнему держа в руках ритуальные свечи.

Я распевала строки, которые до конца так и не поняла. Но вспоминала слова Лёна о том, что гимн призван оставить всё плохое в уходящем году и помочь встретить новый с чистого листа. Тогда мне показалось, что мой лист не так уж плох, чтобы всё с него счищать, но сейчас я начала понимать, что он имел в виду.

Гимн завершился, и начался новый, который я не знала. Какое-то время мы с Криной шагали внутри одной руны, потом перешли в другую, а затем в третью. После неопределённого времени она предложила выйти из пламенного лабиринта и сделать перерыв.

Вокруг действа по периметру поля расположились вампиры, расстелив пледы. Повсюду стояли предусмотрительно заготовленные чаны с тёплыми отварами, исключительно безалкогольными. На простеньких деревянных столах возвышались горы пирогов — символы солнца.

Взяв по кусочку пирога и чашке с напитком, мы устроились на пледах, поставив на них пиалы от свечей, которые к этому моменту потухли. Вышагивать и распевать предстояло до рассвета, а поскольку ночь эта была длинной, можно было прерываться на отдых.

Пирог оказался замечательный, с ягодной начинкой, которая брызнула во все стороны, стоило его надкусить. Крина, готовая ко всему, нашла в кармане салфетки, и я со смешком наблюдала, как вампирка аккуратным движением счищает тёмно-бардовые капельки с подбородка. В свой первый приезд в Догеву я, как и большинство людей, считала, что вампиры питаются только плотью и кровью, разумеется, человеческой. Страшно подумать, сколь много можно потерять, доверяя лишь байкам и предрассудкам.

Крина, перекусив, пожелала вернуться в строй, а я решила ещё немного посидеть и понаблюдать за ритуалом со стороны.

Действо передо мной открывалось воистину магическое, и это без единого заклинания. Я заворожённо смотрела на костры и на вереницы жителей, ощущая внутри самый что ни на есть "алльмен". Просто за то, что сижу и наблюдаю нечто настолько удивительное.

— Отлыниваешь? — произнёс Лён прямо над моим ухом.

От неожиданности я подскочила.

— Мог бы просто засунуть мне снежок за шиворот, — проворчала я.

— Что за настроение — эта ночь не для обид, — пожурил он меня, присел рядом и тихо рассмеялся. — Ладно, прости. Ты так глубоко погрузилась в раздумья, что я не удержался.

— Что лишь говорит о твоём скверном характере, — я улыбнулась в ответ.

— Возможно. Но ты меня простишь, потому что я принёс вот это.

Лён протянул мне кусочек пирога.

— Я уже поела.

— Но ты не ела этот. Просто поверь, его делала Агелья, помнишь её заварные пирожные на ужине по случаю приезда делегации дриад?

Без лишних слов я выхватила кушанье — невообразимое блаженство. Я аж замурчала от удовольствия, а Лён шутливо почесал меня за ухом. Вывернувшись, я постаралась откусить и от его порции — но получила щелчок по носу.

— Ишь какая, своё не доела, а уже объедает голодного вампира.

Какое-то время мы просидели молча, наслаждаясь едой и видом.

— Как тебе? — тихо спросил Лён.

Я задумалась.

— Пожалуй, только сейчас я поняла, зачем нужен ваш мудрёный язык. На Всеобщем такое и не опишешь, — я покосилась на него. — Тебе, наверное, это всё привычно?

Лён медленно покачал головой.

— Сегодня единственный момент в году, когда я нахожусь среди сотен голосов, но слышу их не в перебивающем шуме, а в унисоне. Не передать, как это прекрасно. Пойдём?

Я кивнула, а он взял меня за руку и вновь вовлёк в диковинный танец, среди пламени и песнопений.

Ночь выдалась не слишком холодной. Восточный ветер степенно тянул за собой мягкие облака и лишь слегка подёргивал пламя за яркие кончики. Благодаря эффекту черновика можно было предугадать погоду в некоторых частях долины и узнать, где проводить торжественный ритуал, чтобы он не прервался из-за непогоды.

Шествие и пение замирали лишь на миг, когда один гимн перетекал в последующий. Удивительней всего было самое начало: один из вампиров запевал первые строки, а стоящие рядом подхватывали, и постепенно пение расползалось по всему полю.

Даже не зная слов, я ощущала себя частью действия, оно затягивало и увлекало за собой, как речной поток. Никто не вышагивал в одиночку, так как это было время единства всех жителей долины. В начале вечера они вставали рядом с домочадцами и близкими. Потом, после перекуса и паузы, перемешивались, находили друзей, соседей, дальних родственников.

Мы с Лёном долго шагали бок о бок, держась за руки. Его мягкий баритон над моим ухом действовал несказанно умиротворяюще. Закончилось всё тем, что я начала дремать прямо на ходу, повиснув на его руке. Лён, деликатно меня придержав, дождался окончания гимна и провел до пледов и пирогов.

По пути я увидела Жевену. Она шла в компании другой вампирки. Её твёрдые черты лица словно охватила надменная горечь. Я подумала об Эльне, и моё сердце кольнула печаль.

Взбодрившись тёплыми напитками и подкрепившись, мы вернулись в строй, прихватив с собой Келлу. Лён решительно запретил мне спать, сославшись на то, что я и так провалялась чуть ли не до обеда, — но этой ночью необходимо было присутствовать.

Несмотря на убаюкивающий эффект песнопений, мне одновременно казалось, что я наполняюсь силой. Отдалённо это напоминало соприкосновение с магическим источником, когда в моменте ты замираешь и просто позволяешь энергии течь. Думать ни о чём не хотелось, просто быть — как и сказал Лён.

Костры по-прежнему поднимались высоко, так как в них постепенно подбрасывали поленья. Причём делали это все подряд, да так аккуратно и незаметно, что мне в какой-то момент начало казаться, что они столь же бесконечны, как и эта ночь.

Но даже самая длинная ночь в году когда-нибудь заканчивается. Спустя, казалось, тысячи гимнов, песнопения стали бодрее, голоса громче, поступь быстрее. Лён взял меня под руку и потянул вперед. Я была всего лишь жалкой ведьмой и выносливостью вампира не обладала, поэтому устала страшно, и если бы не его крепкая рука, точно бы свалилась, как мигнувшее полено в костре поодаль.

Но весёлый мотив словно подталкивал, возвращая ощущение эйфории, — когда силы на пределе, но ты продолжаешь идти вперед. Гимн закончился внезапно, все замерли и посмотрели на восток.

В небо над горизонтом начал прокрадываться лазурный всплеск. По-зимнему матовый, слегка припорошенный по верхнему краю облаками, но ясный и прозрачный.

Костры к этому моменту уменьшились: языки пламени танцевали на уровне моих коленей. Со всех сторон поля завиднелись взлетающие искры, и вампиры начали произносить:

— Аггавар тоймен, аггавар веельхен, аггавар ольсат…

Все поблизости достали из кармана порошок и мелкими щепотками отправляли его в огонь.

Лён тоже принялся бросать смесь в пламя, приговаривая заветные слова, но тихо и неразборчиво.

Я запустила руку в карман.

Первая щепотка:

— Аггавар…

Я запнулась. Что я хотела сжечь в остатках пламени вместе с уходящим годом? Я покосилась на Лёна, который выглядел невероятно серьёзным, даже ожесточённым. Он редко что-либо выплёскивал наружу, скорее, взваливал на свои плечи. И тем не менее груз ответственности его не придавливал, он мужественно с ним расправлялся и принимал.

Но что взять с беспечной особы вроде меня?

Я бросила ещё одну щепотку, зашевелила губами, но ничего не произнесла. Искры взметнулись рыжим вихрем и исчезли.

— Аггавар…

В глазах защипало. От дыма, разумеется. Хотя кого мне обманывать? Каждый занят собой.

Неужели у меня нет ничего, что хотелось бы оставить позади? Самое страшное я уже пережила много лет назад, и, благодаря Лёну, кошмары меня почти не посещали.

Лён. Этот гхыров телепат. Он бы узнал, что меня гложет, перерыл бы самые пыльные уголки подсознания и вытянул наружу то, что не следовало.

Я бросила в пламя ещё щепотку.

Вдруг в моей памяти всплыло лицо моего однокурсника из третьей подгруппы. Этот придурок украл у меня доклад по неестествознанию прошлой весной — я пылала праведным гневом почище этого костра. Дурацкий ритуал. Я же ни разу не вспоминала об этом за эти месяцы. Или вспоминала?

А в позапрошлом семестре Учитель влепил мне кол по практической магии. Мне! Это же мой основной предмет! И за что? Ну перепрактиковалась я, ну выбила окна в аудитории. Так она ж предназначалась для практических занятий, кто ж знал, что заговор от разрушений не спасёт от непутёвых адепток.

А вот на экзамене по телекинезу меня уделали аж двое однокурсников, оставив третьей на потоке. Ну и ладно! Чем плохо быть третьей? Пятёрку свою я получила. Преподаватели были довольны. Но вот этот пасс, который перепутала… И самое обидное, что сложное заклинание выполнила без единой помарки, а в простецком так глупо опростоволосилась.

Я бросила ещё щепотку.

Летом из-за меня над Догевой пронёсся небольшой ураган. Я всего-то хотела помочь с урожаем, но попутала векторы и переборщила. Никто не пострадал, и Лён ничего не сказал, но всё равно было обидно. Вдруг он всё же не возьмет меня на стажировку после выпуска? Вдруг я недостаточно хороша?

Да нет, помогала с урожаем я всё же чаще, чем мешала. И Келла меня повадилась запрягать в свои дела. Как в тот раз, когда я перевернула у неё дома чан с успокоительной настойкой. Всё бы ничего, но она пролилась на заготовки из дорогущей чешуи драконов. Что на это сказала Келла, я не услышала, потому что с позором удрала куда подальше, на ходу бросив извинения.

Но до чего глупо об этом беспокоиться! У всех бывают неудачи, у меня побольше, чем у многих. Но и успехов полно, особенно на магическом поприще. Так чего переживать из-за ерунды? Вот я и не переживаю. Совсем.

На ладони осталась небольшая щепотка. Что я больше всего хотела оставить в прошлом? Беспокойство о прошлом.

Я бросила её в огонь.

Только тут я заметила, насколько посветлело. Многие стояли молча и по-прежнему смотрели на восток. Я уставилась на лёгкую возвышенность, на далекий холм и тёмную нить лесного массива, серую из-за оголённых ветвей и синюю из-за елей. Прямо над кромками деревьев разливался жемчужный свет. Он прибывал постепенно, словно кто-то на небесах разливал на землю сияющий эликсир.

Когда меж облаков выглянул первый луч солнца, я зажмурилась. Тепла, как и положено зимой, он не давал, и всё же я почувствовала, как мягкое сияние покрывает мои веснушки.

— Ты в порядке?

Лён мягко коснулся моего предплечья. Он выглядел уставшим, но всё ещё непоколебимым. Я сама взяла его под руку, и мы медленно пошли прочь.

С первыми лучами солнца ритуал длинной ночи завершился. Всё так же степенно вампиры возвращались домой.

Я захватила плед и пиалу от свечи и вместе с Лёном направилась в город.

Начинался самый короткий день в году, и его принято было проводить в тишине и размышлениях. Было странно видеть такую огромную толпу и не слышать ни гомона, ни криков. Кто-то тихо перешёптывался, но большинство сохраняли молчание, которое после песнопений звучало не менее впечатляюще.

Лёну приходилось подстраиваться под мои заплетающиеся ноги и периодически придерживать, чтобы я не навернулась. Около площади перед Домом Совещаний мы попрощались и направились каждый к себе.

Крина уже готовилась ко сну. Тепло улыбнувшись, она помахала рукой и полезла на печь.

Я пошла в комнату и присела на кровать. Тихо скрипнула пружина. Дело было не только в закрытых окнах — да и вообще никто по улицам не шастал — я нутром чуяла, что всё погрузилось в сон.

Тишина самого короткого дня окутала долину.

Конечно, вампиры в основном использовали это время не для благословенных медитаций, а для здорового сна, и я последовала их примеру. Тем более что моему организму требовалось больше отдыха, а я хотела восстановить силы перед вечерним празднеством.

Пока я переодевалась, каждый шорох казался громче положенного — а может, я просто прежде так не прислушивалась?

Забравшись под одеяло, под которым было пока что прохладно, я сжалась в комочек и уткнулась носом в стену.

Странный этот ритуал. Вот живешь ты с философией "всё плохое прочь", в ус не дуешь, а тут заставляй себя вспоминать, перекручивать. Мне что, одного раза мало?

Я шмыгнула носом.

Лён бы сказал: раз достала, значит, где-то оно лежало. Телепата не проведешь. Он всё вытянет наружу, даже тогда, когда ты его об этом не просишь.

* * *

Второе заснеженя

В Доме Совещаний собралось много народу. На приёмах в Догеве я бывала не раз: Лён охотно меня приглашал, чтобы я скрашивала унылые дипломатические или официальные сборища. А если повезёт, ненароком устраивала развлекательные представления из-за своих скудных познаний вампирьего этикета, экстремальной неуклюжести или непосредственного желания поразвлечь и себя, и Повелителя.

Но в этот день в помещении разлилась неприятная тишина, вязкая и подавляющая. Лён сидел в центре на предназначенном ему высоком кресле, облачённый в белую хламиду, вид у него был бесстрастный и отрешённый, как и подобает верховному судье. Совет старейшин, Келла и еще с десяток вампиров и вампирок, избранных для решения важных вопросов, выстроились по левую сторону. Я стояла справа в компании поменьше — там, где подобает быть свидетелям. По периметру зала в ожидающем молчании замерли десятки жителей.

Эльна и Жевена стояли перед Повелителем на соответствующем расстоянии, потупив взгляды. Эльна — бледная как полотно — само олицетворение людских баек о вампирах. Щеки Жевены напротив покраснели, ладони сжались в кулаки.

— К ответу призывается Вольха Редная, свидетель вчерашнего происшествия, — проговорил один из Старейшин.

Я вышла вперед. Каждый шаг отзывался гулким эхом.

— Вы вчера присутствовали во время ссоры между Жевельеной кор Солльвин Д’аммельен и Саэльной инн Ралльдэст Гуоллен?

— Да.

Лён смотрел на меня всё так же беспристрастно, как и на остальных, и мне вдруг стало очень неуютно. Я привыкла видеть в его серых глазах тёплую иронию, которая согревала и давала ощущение надёжной опоры рядом. Глаза Повелителя, всепроникающие и далёкие, заставили моё сердце сжаться в нелепой и неуместной детской обиде.

— Что произошло вчера днём около дома Жевельены кор Солльвин Д’аммельен?

Я пересказала диалог, насколько могла припомнить детали — ничего, Лён все досконально узнает. Запнувшись, я описала и брошенный нож, и обрезанный мной куст.

Конечное решение оставалось за Лёном, и ему не надо было ничего слушать, но разбирательства по важным вопросам проводились публично, чтобы все могли узнать, что произошло, а Повелитель подтверждал, что сказанное — правда. В его присутствии никто не осмеливался врать, а если язык подводил провинившегося, он сухо пересказывал случившееся, считывая воспоминания.

— К ответу призывается…

Я пропустила очередное зубодробительное имя мимо ушей, и вперед вышел пожилой вампир. Конечно, по человеческим меркам он был ещё очень даже ничего, лишь тоненькие ниточки морщин на лбу да легкая седина в тёмной шевелюре.

— Вы стали свидетелем пожара сегодняшней ночью?

— Да.

— Что произошло с бывшим домом Саэльны инн Ралльдэст Гуоллен?

— Я проснулся от больной ноги — поскользнулся накануне. Смотрю, рдеет за окном. Странно, думаю, до рассвета далеко, да и не видать его сквозь чащу. Потом услыхал треск и догадался. Поспешил на улицу, позвал других соседей, — он кивнул на свидетелей, стоящих рядом со мной.

Слушание продолжалось. Расспрашивали о каждой подробности всех, кто застал пожар.

Я смотрела на Эльну. Ей необходимо было говорить первой, и дело шло туго. Она едва выдавливала из себя каждое слово, и в итоге Лён просто проговорил факты, на что ей оставалась пролепетать сдавленное "да".

Жевену опрашивали следом, она тоже отвечала глухо, но, в свою очередь, от злости и трещащей с похмелья головы. Говорила кратко и путано, поэтому и в её случае Лёну пришлось самостоятельно озвучивать неприглядные подробности. Отрицать она не смела — да и всем всё было ясно.

От пожара пострадали лишь старый нежилой дом да пара мелких сосенок. Однако для Догевы подобное событие, как и метание кухонных ножей в ближнего, было из ряда вон. Преступность в долине практически отсутствовала, а жители гордились тем, что дома могли чувствовать себя в безопасности, когда за его пределами их поджидали охотники за "клыкастыми тварями".

И если при желании инцидент с ножом ещё можно было замять, хотя я и в этом сильно сомневалась — слишком Лён заботился о благополучии своих сограждан, — то умышленный поджог, пусть и не на трезвую голову, стал поводом для публичного разбирательства.

Когда все высказались, Лён, Келла и расширенный Совет Старейшин отправились в соседнее помещение для обсуждения. Точнее, все отправились для обсуждения, а Лён, чтобы выслушать дискуссию и принять самостоятельно то решение, которое посчитает справедливым. И все его безропотно примут.

Вернулись они минут через пятнадцать. Лён прошествовал к своему креслу, но остался стоять.

— Я, Повелитель Догевы, Арр’акктур тор Ордвист Ш’эонэлл, — его голос казался таким ледяным, что я поёжилась, — приговариваю Жевельену кор Солльвин Д’аммельен к году бескорыстного служения на благо долины. Если за ней будут замечены агрессия в сторону любого жителя или порча чужого имущества, приговор сменится на пожизненное изгнание.

Жевена так и не подняла глаза, но я заметила, как её плечи слегка расслабились.

В Догеве с трепетом заботились о том, чтобы население не уменьшалось. У вампирок и три ребенка рождались редко, а война, пусть и завершившаяся десятки лет назад, сильно скосила население всех долин. Поэтому смертные приговоры здесь не практиковали, бичевания считали варварством, тюрем в долине тоже не имели, а самым страшным наказанием считалось изгнание. Такой вампир был обречён скрываться среди людей или вымаливать приют в других долинах или среди иных рас. Но кто захочет пригреть преступника?

— Также я принимаю следующее решение, — Лён продолжил: — Саэльна инн Ралльдэст Гуоллен должна покинуть долину по истечении недели.

Я так вытаращилась на него, не веря своим ушам, что чуть не пропустила окончание приговора:

— Сегодня утром я говорил с Повелителем Волии, он согласился принять её у себя.

Все, включая Старейшин и расширенный Совет, изумлённо уставились на Лёна. Я перевела взгляд на Эльну: она в ужасе смотрела на своего Повелителя и, кажется, едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Я почувствовала, что у меня в груди наконец пробуждается то, что способно воспламенить этот всепоглощающий холод. Сжав кулаки и почувствовав кольнувшее ладони тепло магического пламени, я сделала шаг вперед.

— Но, Лён…

По Дому Совещаний прокатился возмущённый шёпот. На лице Лёна ни один мускул не дрогнул, я же едва удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Повелитель, — мой голос заглушил недовольное бормотание. — Саэльна инн… инн… всего лишь вернулась за ветвями кустарника, чтобы украсить свой новый дом к празднику. Она уже была вынуждена покинуть место, где выросла. А теперь ей предстоит уехать из родной долины, когда она даже ничего не сделала?

Половина присутствующих смотрела на меня с открытыми ртами, остальные таращились почище Эльны. Лишь Келла выглядела так, словно едва сдерживалась, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Я же сдерживалась, чтобы не махнуть на них рукой. Несправедливое решение Лёна унесло моё оцепенение.

— Вольха, ты бы хотела оспорить моё решение? — Лён произнёс это спокойно, но я увидела, как в его глазах блеснули знакомые мне искры.

Щёки мои потеплели, но я не отступила, напротив, сделала ещё шаг вперед.

— Повелитель, мне кажется, несправедливо подвергать столь суровому приговору пострадавшего.

— Началу ссоры способствовали обе, а пострадал лишь дом, в котором сорок лет никто не живёт. А благодаря твоей реакции ноги Саэльны также оказались целы и невредимы. Моё решение касается не утешения пострадавшего, а благополучия долины.

— Но…

— Возьмёшь на себя ответственность за то, что многолетний конфликт исчерпает себя сам и в следующий раз не зайдёт ещё дальше?

Я нахмурилась.

Мне не хотелось с ним спорить. Точнее, поспорить как раз очень хотелось, но не в огромном зале, переполненном вампирами, которые нервно переступали с ноги на ногу, шушукались и не могли уразуметь, почему их неприкосновенный Повелитель поддержал мой беспредел, а не вышвырнул ведьму вон.

Наедине я бы как высказала всё, что думаю. Подкрепив громом и молниями, чтобы не расслаблялся.

Но громом прозвучало не моё заклинание, а голос Лёна:

— А не переоцениваешь ли ты свои магические способности? И прими во внимание, Вольха, что наедине и я не стану сдерживаться в выражениях. Но моё решение всё равно останется неизменным.

Если бы я не почувствовала, что проваливаюсь под землю от стыда, я бы точно запустила в него пару-тройку разрядов. Найдя в себе выдержки ровно на то, чтобы коротко кивнуть, я вернулась на своё место и больше не поднимала глаз. Однако ощущала на себе взгляды всех присутствующих.

Кажется, я умудрилась собрать больше возмущенного внимания, чем обе подсудимые.

* * *

Проснувшись, я расслышала из кухни приглушенные голоса. Кажется, я поспала всего несколько часов, но чувствовала себя бодрой, несмотря на бессонную ночь. Видимо, ритуал всё же придавал живительной силы. А заслышав из-за двери тёплый баритон Лёна, я поспешила выбраться из кровати и пойти на разведку.

Он сидел на стуле, откинувшись на спинку, и выглядел отдохнувшим и расслабленным. Крина расположилась напротив и, завидев меня, ласково улыбнулась. Но тут мой взгляд упал на середину стола.

— Где ты её раздобыл?!

Солома была именно такой, как надо, крепкой, но гибкой — аккуратные трубочки ровного светлого цвета. Совсем как его волосы.

— У Повелителя полно связей, — Лён хитро сощурился.

Я не могла поверить своим глазам. Иглы и нити тоже были на месте.

— И сколько моих воспоминаний ты перерыл без спросу?

— Немного. Нашел в Догеве консультанта: Маора, жена одного из фермеров — полукровка. Её мама делала этих ваших пауков — вот она и поделилась добровольно технологией.

— А я совсем не помню уже, — разочарованно проговорила я.

— Ничего, напомню, — Лён серьезно посмотрел на меня, и я тут же почувствовала, как его взгляд проникает так глубоко, куда я сама уже давно не осмеливалась заглядывать.

— Да и не давалось мне никогда рукоделие, — я опустила взгляд.

— Мне тоже, — усмехнулся Лён, — а вот Крина — мастерица.

— А что ты здесь делаешь? — опомнилась я. — Сам же рассказывал, что в этот день все примерные вампиры сидят по домам и думают о жизни.

— Все примерные вампиры проводят этот день рядом с близкими. А мне одному в Доме Совещаний прикажешь торчать? Раньше я навещал Келлу в короткий день.

— А теперь она что?

— Вышла по нужде на минутку, — раздался за моей спиной надменный голос.

Келла прошествовала под моим изумлённым взглядом и опустилась на стул напротив.

Мне не понадобилась телепатия, чтобы догадаться: она скорее бы сварила пару чанов зелий, чем торчала бы тут со мной, занимаясь плетением из соломки.

— Отрезвительных, — развеселился Лён. — Завтра на них будет отменный спрос.

Келла покачала головой.

— Мы будем лепить этих членистоногих?

— Не совсем, — терпеливо сказала я. — Это украшение так называют, потому что пауки плетут паутину, которая собирает на себя всё плохое, что пробирается в дом. Вот и соломенный оберег подвешивают к потолку, чтобы он охранял от напастей. Кажется, начать следует вот с чего.

Я потянулась за нитками и соломой, пытаясь припомнить, как я делала их в детстве. Научиться толком не получилось, я тогда больше путалась под ногами, но Лён доставал из моих воспоминаний движения рук моей мамы и старшего брата — ему особенно хорошо удавалось любое рукоделие.

Я почувствовала, что Лён на меня смотрит.

— Эй! — он схватил моё запястье. — Не туда. Аккуратнее.

Он поправил нить, которой я чуть не спутала несколько соломок. Лёну плетение давалось неплохо, Келле тоже, хотя она продевала нить с таким видом, словно предпочла бы перебирать лапки сушёных пауков — от этого была хоть какая-то польза. У Крины получалось лучше всех. Ее пухлые пальчики ловко перебирали соломки, сгибали нежно и точно, соединяли слаженно и красиво. Ей мы доверили плетение самой большой и центральной фигуры оберега.

Постепенно разговор перешёл от моих невнятных пояснений и чётких инструкций Лёна к воспоминаниям о том, как Келла застала маленького Лёна за украшением ёлки около её дома всеми ингредиентами для зелий, что он в этом доме нашёл. Она попросила его подождать, пока занималась пациентами, а юный Повелитель решил не терять время даром. Крина и Келла вспомнили празднования Дня Солнцеворота до войны, когда в долине жителей было в пять раз больше, а беловолосых Повелителей — больше тысячи. Келла рассказала, как в её детстве на долину налетел небывалый снегопад, и она на следующий день отправилась выкапывать снежную пещеру. Та удалась на славу, но в итоге обвалилась, и Келла чуть не околела, пока взрослые не пришли на помощь.

Я улыбалась и тоже вспоминала. Вспоминала печь, на которой было тепло спать даже в зимнюю пору. Вспоминала, как однажды перед Колядами разукрасила лицо сажей так, что все в селе приняли меня за демона и гоняли вениками, пока дядя не вступился. С громким хохотом он умывал меня снегом и говорил, что с такими девочками никакие демоны не страшны. Вспоминала, как ловко мой старший брат перебирал соломки. Когда его дразнили, что это дело для девчонок, мама посылала всех к Лешему и говорила: если руки растут откуда надо — человек не пропадёт.

— Расскажи и остальным, как тебя метёлками гоняли, — Лён тоже посмеивался.

Я рассказала. А потом про то, как вешала омелу и, пока лезла на окно, свалилась, ухватившись за горшок, который умудрился налезть на мою голову. Снять не получилось — пришлось бить. Хорошо, не чугунный был.

— Темнеет, — сказала Келла. — Надо собираться.

Паука мы доделали. Оберег получился не таким огромным, как в некоторых селянских хатах, но он всё равно был мне дорог. От самой крупной фигуры в исполнении Крины на нитях свисали ромбовидные подвески помельче, которые сделали мы вместе.

— Повесишь в нужный угол? — поинтересовался Лён.

— А можно его на ёлку? — спросила я. — Где и твои игрушки висят?

Он слегка удивился, а затем тепло мне улыбнулся.

Келла тут же убежала по делам: оставить празднование Нового года без своего контроля было выше её сил. Лён также удалился домой переодеться и привести себя в порядок.

Я замерла у шкафа. Мороз кусал несильно, но всё же кусал — ничего нарядного не наденешь. Потом мой взгляд упал на веточки остролиста, все ещё зеленевшие в банке на столе. Я решила, что без помощи Крины не обойдусь, и она охотно пришла на выручку: заплела мои лохмы в красивые косички, закрепив несколько аккуратных листиков по длине, а от себя добавив красную ленту в тон ягодам.

Выслушав заверения в моей неотразимости, что было далеко от истины, я захватила паука и побежала к Лёну.

С заходом солнца настроение на улицах разительно отличалось от чинного шествия прошлой ночи. Дети носились туда-сюда, поедая сласти. Взрослые перебрасывались поздравлениями или беспечно болтали, к окружным полянам подтягивалось всё необходимое для праздника, чтобы есть, пить и развлекаться.

Я проскользнула внутрь пристройки к Дому Совещаний, и Лён тут же вышел мне навстречу, почуяв моё приближение.

— Готова?

Я кивнула. Затем покачала головой.

— Лён, это… В общем… Ну, мне надо с тобой поговорить.

Он смиренно кивнул и пригласил меня пройти в столовую.

Покои Повелителя не могли похвастаться изысками — я видела гораздо более зажиточные дома в Догеве. Обстановка аскетичная, мебель добротная, изящная, но неброская, украшений практически нет. Столовая и вовсе совмещена с кухней.

— Ты не думаешь, что, будучи первым лицом долины, достоин иметь хотя бы гостиную?

— Зачем? Для приёмов? Их мне и в главном помещении по горло хватает. А в этой части дома я гостей нечасто принимаю.

Лён отодвинул стул, и я присела на краешек.

— Меня же принимаешь.

— Ты и в спальню мою вваливаешься как к себе на постой, обойдёшься без гостиной.

Я скрестила руки на груди и поудобнее устроилась на стуле. Разговор угас, не начавшись.

— О чём ты хотела поговорить? — Лён сжалился и сделал шаг навстречу.

Я бросила на него взгляд исподлобья.

— Скажи честно: ты не хочешь, чтобы я после окончания школы стала догевской ведьмой?

Он пристально на меня посмотрел.

— Почему ты так решила?

— Почему ты так и не ответил, отправишь ли запрос в Школу на молодого мага?

— Чтобы не расслаблялась. Диплом дописала?

— Но сейчас же праздник! — от возмущения я растеряла все мысли, которые до этого старательно складывала в аргументированную речь. — Новый год! Ярмарка! Гуляния! Что здесь, что в Стармине! Даже в Школе сейчас каникулы, Лён, какой диплом?!

Моя бессвязная тирада его развеселила, но не обезоружила.

— До защиты осталось всего ничего, — он изогнул бровь.

— Куча времени! Успею! Это ты ещё не знаешь, как я курсовую три года назад за четыре дня накатала, — я поморщилась, а потом прикусила губу. — То есть все-таки отправишь?

Лён выдохнул.

— Защити диплом, желательно на пятёрку — тогда и поговорим. Мне тоже абы кто здесь не нужен.

Я потупилась.

— Считаешь, я переоцениваю свои способности?

Он ответил не сразу.

— Считаю, недооцениваешь свой потенциал.

Мы вновь провели некоторое время в молчании, я старательно отводила взгляд.

— Лён, знаешь что?

— М-м?

— Меня задело то, что ты тогда сказал.

Он выдохнул, и мы оба почувствовали, как незримый лёд, что холодил нас вот уже несколько недель, тронулся.

— Знаю.

— А говорил, не знаешь.

Он улыбнулся, но как-то печально.

— Но и ты меня застала врасплох.

— Что, правда?! — я опешила.

— Конечно.

Я почувствовала ком в горле.

— Прости, что не доверилась тебе. Просто, понимаешь, как бы это сказать…

— Если ты видишь перед собой несправедливость, то не можешь промолчать?

— Вроде того. Только теперь я чувствую себя полной идиоткой.

— В первый раз, что ли? — хитро прищурился Лён, а я поморщилась.

— Теперь все в Догеве думают, что никудышная из меня магичка.

— Брось, с чего бы? Из-за моих слов? Я же сказал "переоценивать", — он покачал головой. — Здесь все знают, на что ты способна. Но всё же многие считают, что тебе следует поднатаскаться в нашем этикете, раз уж ты приросла в Догеве и, похоже, намертво.

— Самостоятельно возьмёшься за моё образование? — с недоверием проговорила я.

— Ещё чего. Чтобы лишить себя всевозможных сюрпризов? Я же говорил, что приглашаю тебя в Дом Совещаний, чтобы посмотреть на представления — а то сплошная тоска эти официальные приёмы.

— То был не приём…

— Н-да, — нервный смешок Лёна говорил о том, что и ему представление на разбирательстве показалось не самым удачным моим номером. — Ладно, уговорила. Будет тебе этикет. Сдам на съедение Келле.

Под мои протестующие вопли он потянул меня к выходу.

* * *

Третье заснеженя

Я не избегала Лёна, просто после разбирательства навалилось много дел. Вечером ему было всё равно не до меня, поэтому я помогла Крине по хозяйству, впервые за полгода разложила вещи в шкафу — из комьев в стопочки, — села за диплом, правда, через полчаса встала, полистала книгу.

Я не избегала выходов на улицу, просто холодно что-то стало, неуютно. Лучше спрятать свой нос в тепле дома.

Наутро дел тоже оказалось невпроворот. Пациенты пожаловали с просьбами о магическом излечении — я очень надеялась, что косые взгляды мне просто померещились. По крайней мере, желающих излечиться от рук неполноценной магички не убавилось. Крине моя помощь оказалась не нужна — она засобиралась в гости, а я в тот день жаждала одиночества. Исключительно для разнообразия: эти разбирательства такие утомительные.

Решив, что дома меня Лён станет искать в первую очередь, я окольными путями направилась к Келле. Её жилище стояло в отдалении от дороги и всех, кто мог подействовать ей на нервы. Припорошенный снегом домик издали напоминал игрушечный.

Я громко постучала и, заслышав в ответ неопределённое мычание, распахнула дверь.

— Вольха?

Келла выглядела удивлённой. Она, конечно, знала, что это я к ней пожаловала — вампиры такое сразу чуют — но, видимо, не ожидала меня увидеть.

— Я тут подумала, может, тебе помощь какая нужна? Зима вон, простуды, эпидемии…

Келла хмыкнула, как хмыкала только Келла.

— А Лён упоминал, что вы сегодня собирались на северные пруды, — она помешивала в котелке варево, которое разносило по комнате приятной хвойный аромат.

— Это мы так, обсуждали вероятность, — я присела на стул.

— Неужели? — она обернулась и засунула стеклянную палочку в нужный кармашек фартука. — Боишься его после вчерашнего?

Она скрестила руки на груди и испытующе засверлила меня своими чёрными глазами.

— Чего-о-о?! Боюсь?! Да было бы кого! — я аж подскочила, потом потупилась. — Просто не хочу на пруды — холодно сегодня.

Келла закатила глаза и вернулась к побулькивающему вареву.

— Вот и скажи ему, что не хочешь, а не кипяти мне мозг.

— И скажу. Просто подумала, может, ты опять редкую омелу заприметила и тебе нужна неоценимая помощь одной магички?..

— Вольха, — ответила Келла, не оборачиваясь. — Брысь отсюда.

Я сердито засопела, задрала нос повыше, чтобы продемонстрировать все жалкие остатки собственного достоинства — пока Келла и их в своё зелье не добавила, — и гордо промаршировала прочь.

В Догеве практически невозможно было оказаться посреди толпы, но так же сложно было и оставаться в полном одиночестве, если только не бродить по отдалённым чащам. На моём пути то и дело попадались жители, они или вежливо кивали, или весело махали, или дружелюбно приветствовали. Но мне хотелось замотаться шарфом по самые уши.

А потом я подумала об Эльне. Со вчерашнего вечера мои мысли неизменно возвращались к ней, потому что я хорошо понимала, каково это — лишиться дома. И вдруг мне стало жутко совестливо: забиваю себе голову всякой ерундой, беспокоясь о таком пустяке, как чужое мнение. Вот ей сейчас по-настоящему худо.

Мороз с утра стоял несильный, но я ежилась, стараясь покрепче закутаться. Ноги в сапогах заледенели, пальцы на руках покраснели, а варежки я забыла в шкафу, где вчера прибиралась. Без них всё равно не погуляешь.

Лён поджидал меня возле дома с запряженными Вольтом и Белкой.

— Ты хочешь любоваться прудами в полночь?

Он протянул мне варежки.

— Может, вообще не хочу.

Лён вздохнул.

— В таком случае, хорошего дня, — в его голосе прорезались столь не свойственные ему резкие нотки.

— Нет, погоди, — я ухватила его за куртку, когда он уже было потянул Вольта за узду. — Давай поедем.

Лён подсадил меня на Белку, и мы спокойной трусцой направились на север долины. Точнее, Вольт вышагивал важно и степенно, его стройные ноги чернильными полосами рассекали снежную тропу, пока моя Белка еле поспевала следом.

День выдался приятный, облачная пелена над головой перестала походить на пуховой купол и разрезалась на облака. Низкое солнце умудрилось просочиться в прорези и красиво освещало припорошенные снегом луга, прогалины и перелески, что попадались на нашем пути.

— Хорошая погода, — Лён нарушил гнетущее молчание. — Повезло. Под зимнем солнцем пруды будут особенно хороши.

Он, конечно, оказался прав. По широкой низине распластались покрытые льдом мелкие прудики и озёра, каждое своей каплеобразной формы, словно сверху кто-то сбросил расплавленное стекло, а оно вмиг застыло, коснувшись мёрзлой земли. На косых лучах солнечного света лёд становился то золотистым, то матово-белым, а резкие тени падали тёмной синевой.

Мы спешились и подошли к наклонённому камню. Лён накинул на него прихваченное покрывало и протянул мне флягу. Я медленно потянула ещё тёплый чай со специями.

— Хочешь меня о чём-нибудь спросить?

Я хотела не спросить, а ответить, желательно жутко остроумно, но подходящая колкость всё не шла мне на ум.

— Хочу, — тихо отозвалась я.

— Слушаю.

— А сам не знаешь?

— Нет, хочу тебя услышать.

Я вздохнула. Как же иногда его сложно понять: порой подхватывает мысли, даже не замечая, а иногда выуживает слова, несмотря на сопротивление.

— Лён, почему ты изгнал Эльну из Догевы?

— Я не изгнал её. Я настоял на переезде в другую долину.

— Одно и то же!

— Нет. Изгнание для вампира — чуть ли не смертный приговор. А Эльна отправится в Волию, потому что там живут её брат с семьёй, с которыми она поддерживает хорошие отношения.

Я уставилась на него.

— Почему ты вчера это не сказал?!

— Все и так знают.

Несмотря на морозный воздух, мои щёки ощутимо потеплели. Лён продолжал:

— Она всё равно не хочет уезжать — я это понимаю. Но у Жевены все близкие в Догеве, ей не на кого было бы опереться. Это моё решение меня не радует — но так будет лучше.

— Но ты уверен, что они бы не пришли к перемирию со временем?

— Если и после моего приказа они устроили такое — уверен. Эльна тоже за годы вражды не раз проявляла характер.

Я понимающе кивнула. Слово Лёна в Догеве — закон. Ему подчинялись беспрекословно, и он крайне ответственно относился к каждой брошенной реплике. Поэтому он ни с кем в долине близко не общался, кроме разве что Келлы. И лишь одна непутёвая адептка, которая вытворяла, что ей в голову взбредёт, и не признавала авторитетов, сумела стать ему близким другом.

Лён улыбнулся.

— Не только поэтому, но ты нос не задирай — отдерут.

Я тут же задрала нос повыше.

Лён негромко рассмеялся.

— А что случилась между Эльной и Жевеной — тайна?

Он мигом погрустнел и медленно проговорил, подбирая слова:

— Нет, не тайна. Они выросли по соседству и уже тогда друг друга невзлюбили. Жевену постоянно просили посидеть с младшим братом и Эльной, которые были одного возраста, ей это никогда не нравилось. Всё стало ещё хуже, когда детки подросли, влюбились и поженились. Младший брат перестал быть для неё докучливым малявкой, а превратился в завидного жениха, которого не хотелось отдавать гадкой соседке. А потом началась война.

От вытянувшегося из-за облаков луча солнца Лён зажмурился и прикрыл глаза рукой.

— Люди прорвали оборону Догевы. Жевена, Эльна, несколько других женщин прятались в погребе вместе с детьми, откуда им наказали не выходить. Но прошло двое суток, а за ними так никто и не явился. Была зима, дети стали замерзать, и Эльна вышла, чтобы отыскать больше одежды и одеяла. В лесу её обнаружил отряд всадников — людей. На подмогу пришли наши, среди которых был и её муж, брат Жевены. Он оторвался от своих и попытался увести Эльну, но людей было больше, они разделились, отправились в погоню. И он, защищая жену, погиб.

Лён замолчал, и мы вместе уставились на переливающиеся от солнца заснеженные луга и заледеневшие озёра. Я смотрела на белые просторы, но перед глазами вставали веточки остролиста с алыми жемчужинами ягод и окроплённые кровью сугробы.

— И она не смогла ей простить?

— Нет. И не думаю, что сможет. Несмотря на детские шалости, она любила брата больше всех на свете и до сих пор отчаянно винит Эльну в его смерти.

Всё утро я провела в переживаниях из-за своего выступления на вчерашнем разбирательстве. Какая же это была глупость и ерунда.

— Мне так жаль.

Лён пристально посмотрел на меня сверху вниз, взгляд его потеплел.

— Мне тоже. И что пришлось принять такое решение. Но так будет лучше.

Я покорилась и кивнула в ответ.

Тем вечером мы мало разговаривали, но прогулка выдалась невероятно красивой. Когда я совсем окоченела, но постеснялась в этом признаться, Лён вспомнил, что на вечер у него запланированы важные государственные дела, и мы двинулись в обратный путь.

Теперь моё представление на слушании казалось не благородным, а нелепым. Ничего, не впервой. Просто не буду забивать себе голову неприятной ерундой, и там найдётся место для более важных вещей. Буду усиленно заниматься практикой целительства, диплом допишу, дочитаю книги, что прихватила с собой из Стармина, выучу новые заклинания. К выпускному экзамену начну готовиться, в конце концов.

Но потом в памяти всплыли слова, брошенные Лёном в Доме Совещаний.

Я замотала головой. Зачем зря расстраиваться: мало ли что этот вампирюга про меня скажет — разве это должно меня волновать?

Мы уже въехали в город, и я поняла, что Лён на меня пристально смотрит.

— Что? — беспечно бросила я.

— Точно больше не хочешь ни о чём со мной поговорить?

— Зачем, ты же и так всё знаешь, — нарочито поддразнивая, ответила я.

— Не знаю, — Лён оставался серьёзен.

— Ну а я тем более не знаю.

* * *

Перед тем, как отправиться на празднование Нового года, мы подошли к украшенной ели и повесили паука рядом с оловянными волком и птицей. Облака вновь укрыли небо низким одеялом, и с него мягко и плавно сыпались редкие неровные снежинки. Лёгкий оберег покачивался на ветру, и маленькие крупинки пролетали прямо сквозь соломенный каркас. Я посмотрела на Лёна.

— Спасибо, что напомнил мне о них.

— Ты сама вспомнила, вчера днём.

— Я про остальное — воспоминания, которые уже занесло кучей многолетнего снега.

Он улыбнулся.

— Вот видишь, и от "наглых перерывателей подсознания" бывает прок.

— Немножко, — признала я, хитро улыбнувшись в ответ. — Лён, ты заберешь потом его себе?

Он слегка удивился, но тут же ответил:

— Конечно.

Мы уже повернулись, чтобы зашагать прочь, но я задержалась на миг и оглянулась на соломенное чудо.

— Знаешь, не всё получается отпустить, даже если очень постараться.

— Знаю, — отозвался Лён. — Будем просто помнить.

Мы зашагали по едва выпавшему снегу и вскоре вышли на главную площадь.

Основное место для гуляний отводилось на нескольких лесных прогалинах близ центра Догевы, но куда ни глянь — везде был праздник. Многие пели, но уже не тягучие гимны, а залихватские тролльи частушки: мамаши без особого толка закрывали чадам уши, а я вспомнила о запасе отрезвляющего зелья в доме Келлы. Многие успели запастись яствами и устраивали пикник где попало.

Дети носились, увешанные разноцветными лентами — это должно было развеселить Доброго Духа, который утром принесёт им подарки, а взрослых милует крепким здоровьем: ведь если дети счастливы и довольны, значит, в дом придёт благополучие.

Молодые вампиры, разбившись на парочки, то хохотали, то хихикали, а то и устраивали танцы под аккомпанемент замёрзшего лютниста — или вообще под дуделку сомнительного качества.

Однако, если приглядеться, все вели себя цивилизованно и чинно. По-догевски, иными словами. В главных местах для торжества еды и напитков — теперь уже алкогольных — было навалом, но никто не толпился, не буянил. Алкоголь брал вампиров не так быстро, как людей, да и распивали они в основном тёплое вино с пряностями.

Меня, конечно, унесло от первой же кружки, поэтому всё казалось ярче, а весёлые разговоры гулко отдавались в ушах.

В многочисленных лавочках раздавали кушанья, предусмотрительно разделив их на небольшие порции и надев на палочки, чтобы было удобно поедать прямо на месте: где мясо, где картошечка, где засахаренные яблоки, груши и персики.

— Лён, я никогда прежде не ела персики зимой!

— Ты и ёлку никогда прежде не наряжала, — он закатил глаза, уминая свою порцию.

— Вот ты где! — раздался недовольный голос за нашими спинами. — Прохлаждаетесь, пока я с ног сбилась!

Келла сощурилась, но я увидела, что её губы подрагивают в улыбке.

— Прохлаждаемся в праздник? Как это мы посмели? — не слишком сварливо отозвался Лён.

— Келла, что случилось?

Она вздохнула.

— Ничего нового. Два ожога, три обморожения — ничего, к утру будут как новенькие. Один старичок забыл, что после трёхсот лет алкоголь действует не так мягко, забрался на сосну, а потом с неё свалился. Вольха, посмотришь его утром? Перелома нет, но вывих ноги сильный. Сейчас он в полной отключке, поэтому, так уж и быть, не стану портить тебе веселье.

— Посмотрю, конечно, — я на пару с Лёном давилась от смеха.

— Ладно, малышня, — она покачала головой, не оценив нашей насмешки над непутёвым пострадавшим. — Развлекайтесь.

— Передохни и ты хоть немного.

— Келла! — к нам подбежала запыхавшаяся Крина. — Там сын пекаря опрокинул на себя котелок с горячим вином — видимо, хотел хлебнуть, пока папаша отвернулся.

Келла возвела руки к небесам и поспешила исполнять свой долг.

Я покосилась на Лёна.

— А Повелителю не нужно быть на страже правопорядка в столь бесшабашный час?

— Я и стою, — Лён обвёл руками свой силуэт, а потом указал на лоб. — А главное, слушаю. И не я один, смотри.

Я проследила за его рукой и поняла, что он указывал на рассеянных в толпе вампиров в форме стражей, которые общались и смеялись вместе со всеми, но даже я заметила, что держались они по струнке.

— Бедолаги, даже в такой день не расслабиться.

— Ничего, в следующем году развлекутся. А ты, между прочим, будешь подменять Келлу.

Возмущение, которое я хотела разыграть, сменилось недоумением, затем пониманием, затем радостным воплем и попыткой задушить одного невыносимого вампира в крепком объятии. Лён рассмеялся мне на ухо, а потом поставил на землю.

— Ты это серьёзно?

— А у меня есть шанс от тебя избавиться?

Я усердно замотала головой, безрезультатно пытаясь согнать с лица идиотскую улыбку.

Мы повернулись к гудящей толпе.

— Сегодня никакого унисона?

— Полный кавардак.

— Тогда слушай это.

Я посмотрела ему в глаза, он ответил столь же пристальным взглядом, а потом склонил голову. К моему изумлению, он выглядел смущённым.

— Да, Вольха… И ты меня прости. Я не хотел тебя обидеть, просто человеческая наглость, пусть и с благородными намерениями, не перестаёт меня удивлять, — он улыбнулся, сверкнув клыками.

Теперь смутилась я.

— Если честно, я сама удивилась, что стану так из-за этого переживать. Мне всегда казалось, что обидчивость и злопамятность не входят в длинный список моих недостатков.

— Не входят, уж в этом вопросе можешь на меня положиться: ты самое незлопамятное существо из всех, что я встречал. Но совсем ничего не принимать близко к сердцу может только тот, у кого сердца нет, — он взял мою руку. — Пойдём, сейчас будет представление с огнём — как раз по твоей части.

Лён потянул меня в гущу событий, я даже не позаботилась разобраться, куда именно.

Мы заворожённо смотрели на догевских ловкачей, которые перекидывали горящие факелы и раздували пламя красивыми фигурами — и всё это без щепотки магии! Затем отправились на магическое представление: кто-то из вампиров привёз из столицы чудесный морок, заключённый в специальный прибор из обсидиана, хрусталя, амулетов и сложнейших чар. Дорогущая штука, показывающая красивое зрелище всего лишь раз, но оно того стоило.

А потом настало время встречать Новый год. В прямом смысле: все дружно отправились на дорогу, пересекающую долину с востока на запад. У многих жителей были с собой тонкие бубны, не больше двух пальцев в диаметре, чернильного цвета, с золотистыми колокольчиками по периметру.

В какой-то миг все замерли и повернулись на восток. Я знала, что сейчас от границы поедет страж, звеня своим бубном, пока не услышит ответный звон первого, кто стоит в цепочке.

Всё затаились. Дети, каждый с бубном, вставали на цыпочки. Я тоже приподнялась, как только расслышала звон. И тут мои ноги оторвались от земли: из-за выпитого вина я не сразу поняла, что это Лён слегка приподнял меня над макушками окружающих. Я весело рассмеялась, увидев, как лавина веселых играющих в бубны вампиров подбиралась к нам, потом захлестнула и покатилась вперед. Это произошло так быстро и резко, что не успела я оглянуться, как уже стояла на земле посреди звенящей и смеющейся толпы. Кажется, впервые за всё время, проведённое в Догеве, мне пришлось повысить голос, чтобы сказать Лёну на ухо:

— Никогда бы не подумала, что у вас может быть так шумно!

— Только одну ночь в году.

Он тоже тепло улыбнулся, а потом обхватил моё лицо ладонями и поцеловал меня в макушку.

— С Новым годом, Вольха!

Я решила, что голос повышать не обязательно — Лён и так всё слышит и знает.

Приобняв друг друга за талию, мы отправились вместе со всеми праздновать до самого утра.