Впереди — Студёное море (джен)

Где-то между нордом и норд-остом светилось жёлтое солнце, придавленное к Екатерининскому острову длинными узкими облаками. Мелкие волны лениво шлёпали по обшивке пришвартованных к пирсу лодок — «Щуки» и двух «Малюток». Старшина первой статьи задумчиво пялился на дальний берег. На его нарукавном знаке виднелся якорь, обвитый зигзагами ломаных стрел — обозначение радиста или акустика.

— Огоньку не найдётся, «маркони»? — спросил кто-то сзади. — Понимаешь, свою зажигалку до полного нуля разрядил, один сульфат небось остался!

Радист не спеша оглянулся. Ему неловко улыбался полузнакомый электрик со «Щуки».

— Надо будет, так найдём, — он выудил из кармана сработанную из пулемётной гильзы зажигалку. — Держи на память, только смотри, над своей батарейкой не закури. Знаю я вас, чертей, вечно с водородом играете.

— Учи дельфина плавать, благодетель! — радостно ощерился электрик, запаливая самокрутку. — На борту у нас вообще не смолят! В позатом месяце трюмного поймали — такой ему коротыш устроили, до сих пор дым из ушей идёт! А сам чего? Или весь табачок уже на морзянку перевёл? Так могу поделиться!

— Не курю, — хмыкнул радист. — Так что свали-ка, «якоби», под ветер, мне сейчас твоя дымзавеса без надобности.

Электрик спорить не стал, перешёл на запасную позицию и принялся с видимым удовольствием травиться своей махоркой. С зюйда накатился гул моторов, над гаванью прошла в сторону моря пара двухмоторных бомбардировщиков.

— Ишь, разлетались, верхогляды! — буркнул электрик, погасив докуренную цигарку. — И откуда взялись? И чего им неймётся?

— С Ваенги, — ответил радист на риторический вопрос. — А неймётся им того же, чего и нам. Парочку гитлеров к Нептуну в гости наладить.

— Да ну! Несерьёзно! У них же всего-то по одной торпеде на хвост, да и та поскромнее наших будет. Вот мы — другое дело! Шесть аппаратов, десять торпед! Уж вмажем так вмажем!

— Если не промажем, — недовольно буркнул радист. Ему стало немножко обидно за свою «Малютку», у которой аппаратов всего два и перезарядка в походе не предусмотрена. — Летуны частенько кабельтовых с трёх атакуют, а у нас такие дистанции разве что на полигонах. Запустим миль с полутора и молимся, чтоб мимо не прошли…

Электрик надулся:

— Не, это ты брось! Наш брат подводник труса не празднует!

И решив, видимо, подкрепить это утверждение чем-то посолиднее собственных слов, завёл негромким голосом:

— Нет выше долга, чем борьба с врагами,

И нет бойцов подводников смелей!

И нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей!

— Верная песня, — согласился радист. — Правильная. Только летуны-то здесь при чём?

— Ну как же! Мы, подводники, — самые храбрые! Значит, эти верхогляды…

— Смелее нас быть не могут, но и трусливей быть не обязаны.

— А чего ты тогда про дистанцию-то завёл…

— А это не про смелость, это чисто про технику. Что, не было у вас таких случаев, когда гитлера просто не достать? Или когда приходится палить в него наудачу с трёх миль, потому что ближе уже не успеешь подойти? А вот летун на своих ста семидесяти узлах кого хочешь догонит.

— Да им вообще легко, — буркнул недовольный электрик, забыв в раздражении козырнуть термином-другим из своего электрического хозяйства. — Они над любым штормом… — он запнулся. — Ну ладно, шторм и их потрепать может… Но над любой зыбью точно пролетят!

— А ты и под зыбь, и под шторм поднырнёшь, — радист ухмыльнулся. — И будешь на глубине сидеть и компот попивать. Снизу не качает, сверху не каплет, мухи не кусают… Благодать!

— Кислород кончается, батарея разряжается, всплывать приходится, а в каком направлении волна — хрен угадаешь, — подхватил электрик в тон. — И если подставим борт — амба, опрокинет и фамилии не спросит. А мы всё равно выходим!

И снова подкрепил свои слова очередным куплетом:

— Простились мы с родными берегами.

Крепчает шторм, и волны хлещут злей.

Но нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей!

— Да, брат, всплывать в шторм — это серьёзно, — покивал радист. — Вот так и представляю себе: летит это, значит, наш летун-торпедоносец с задания домой, устал как чёрт, сменить его на вахте некому, горючка на исходе, а аэродром вдруг хоп — и закрыт туманом! Хочешь — ныряй в это молоко да разбивай машину, хочешь — с парашютом сигай. Тут-то он и задумается: а как там моя знакомая «Щука» всплывает? Угадала ли поперёк волны?

— Издеваешься, брат «маркони», — фыркнул электрик.

— Не без того, — кивнул радист. — Ты вот что ещё припомни. Мы-то гитлеров из засады бьём, первый выстрел всегда наш. А летуна издалека видно, ему на цель через зенитки идти — и даже маневрировать при этом нельзя. «Боевой курс» называется. Слыхал?

— Ну, нас тоже могут заранее обнаружить…

— Тогда пиши пропало. Уйти, может, и уйдём, а вот атаки не будет.

— Ага… А уж после выстрела как нас гонять да бомбить начинают! Часами, если не сутками! Вон, даже в песне про это куплет есть:

Утоплен враг, идём сквозь сталь и пламя.

Пускай бомбят: посмотрим, кто хитрей!

И нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей!

А этот летучий, он на своих ста семидесяти узлах от кого угодно удерёт!

— Кроме истребителя, от которого ты просто нырнёшь, — напомнил радист. — И вот что ещё не забудь… Сам же спел: «посмотрим, кто хитрей». Тебя не видно, ты прячешься. Тебя гоняют часами, но бомбят по одному и наудачу — авось получится. Летуна обстреливают несколько минут, но все стволы конвоя, от пулемётов до главного калибра, и прицельно, по-зрячему. Так что кому из вас хуже, ещё неизвестно. И вообще, хватит с авиаторами размером торпед меряться!

— Да чего ты вообще этих верхоглядов защищаешь! — возмутился электрик. — Что, сам в авиацию намылился?! Ты же подводник, в конце концов, а не стрелок-радист на бомбовозе!

Помолчав с полминуты, радист ответил:

— Знаешь… Вот ты мне тут песню хорошую спел, а я тебе, пожалуй, сказку расскажу. Про трёх поросят и капитана Григорьева.

— Это какого Григорьева? Кап-три со сторожевиков?

— Нет, просто капитана из минно-торпедного авиаполка.

— А, про этого не слыхал… Ну и ладно. Шуруй полной мощностью на оба вала!

— Было это в прошлом году. Пошли мы как-то на позицию… Ну, куда именно, это неважно. А важно то, что проболтались мы там почти неделю, а поймать никого не поймали. Сам понимаешь: Студёное море — оно большое, а гитлер — он хитрый. Поди знай, в который день и которым курсом он пробираться будет!

— Ну, неделя — это ещё немного! — философски заметил электрик.

— Это вам, «щукарям», немного, а у нас срок автономности — десять суток. Вот, выходило нам возвращаться несолоно хлебавши. Командир недоволен, не любит он без добычи уходить, да и мы все тоже от радости не пляшем. Вот тут я и принимаю депешу из штаба: мол, там-то и там-то ползёт конвой, и надо бы нам его поспрошать, а чего это он вдруг у нас ползает…

— И как, поспрошали?

— А как же! Было нас там поблизости три лодки, вот мы втроём этих гитлеров и пощипали. Транспорт, сторожевик и миноносец утопили.

— Утопили — молодцы, — электрик кивнул. — Это, стало быть, и будут те самые три поросёнка?

— Почти. Ты ж слыхал небось, что командира, который гитлера утопил, адмирал потом поросёнком угощает? Вот тогда и закатили фестиваль сразу с тройной порцией.

— Ясен вольтаж… А при чём тут этот твой Григорьев?

— А наш Григорьев тут при том, что командир в штабе уточнил: откуда, мол, такая точная наводка пришла, да так вовремя? Ему и говорят: это, мол, капитан Григорьев из такого-то и такого-то минно-торпедного весточку прислал.

— Что ж он, Григорьев, сам-то никого не утопил? Или страшно стало на целый конвой лезть?

Радист вздохнул:

— Ну чего ты так летунов не любишь? Что они, жену у тебя увели, что ли? Пустой он шёл, нечем ему было атаковать! Ну а как человек он не жадный, то он с нами координатами добычи и поделился. Ясно тебе? Ну вот. А как наш командир тоже человек не жадный, то он того Григорьева на поросёнка и пригласил.

— И это вся твоя сказка? — хмыкнул электрик.

— Умному достаточно.

— Достаточно для чего? Что, если летуна твой командир свининкой угостил, то этот летун уже и своим стал?

— До чего же упорный нынче электрик пошёл, — заявил радист, глядя в сторону. — И так, и эдак ему толкуешь, а он всё никак частоту не словит. Ладно, коды и шифры в сторону, для особо гальванизированных товарищей объясняю открытым текстом. Это не потому летун свой, что его наш командир поросёнком кормил! Это поросёнком его командир кормил, потому что он свой! Обнаружил гитлеров, помог нам их потопить — значит, вроде нашего сигнальщика стал! В экипаж входит, ясно тебе, умформер ходячий?

— Так бы сразу и сказал, — буркнул электрик под нос и глянул на часы. — А я бы на месте твоего командира всё-таки не стал бы привечать всяких этих, что на воздусях… Ладно, бывай. Мне через двадцать минут на борту быть положено, так пойду, пожалуй. Вдруг у начальства будильник спешит?

— Да попутного ветра! — усмехнулся радист. — Только извини, если тогдашнего командира своего встречу, не стану говорить, что он не прав. Лучше скажу, что ты его песню здорово поёшь.

— Че-его?! — ахнул электрик, подскочив на месте. — Так это ты на лодке самого Ф. ходил?!

— Да я и сейчас на той самой лодке, это командир на повышение пошёл. Ладно, «якоби», хватит эфир засорять! Мне ведь тоже к себе пора.

Двое хлопнули друг друга по плечам и разошлись.

Молотя утренний воздух винтами, прошёл на зюйд одинокий торпедоносец. Солнце ползло к осту, медленно набирая высоту.

* * *

«Малютка» М‑172 погибла в октябре 1943 года. «Щука» Щ‑402 — в сентябре 1944 года. Капитан второго ранга Ф. — в июле 1944 года, вместе со своей лодкой В‑1.

* * *

В морскую глубь на смертный бой с врагами

Идёт подлодка, слушаясь рулей,

И нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей.

Любимые, встречайте нас цветами!

И хоть на свете вы нам всех милей,

Но нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей.