Совершенное несовершенство (гет)

— Дарла! Открой, умоляю… Я ведь знаю, что ты дома!

Голос звучит почти у самой притолоки, и, если я сейчас открою дверь, его силуэт полностью заслонит проем. Ему достаточного легкого пинка, чтобы устранить разделяющую нас преграду, но он стучит так мягко и деликатно, и просит так трогательно, будто он все еще тот Робби, которого я знала двадцать лет назад.

Вот уже три месяца я прячусь от него за этой хлипкой дверью. Я не очень понимаю, почему он возвращается снова и снова, в то время как мне кажется, что я предельно ясно обозначила свою позицию.

— Дарла, я не уйду, пока ты не поговоришь со мной! Я останусь здесь, под твоей дверью, и буду ждать хоть еще двадцать лет!..

Его непрошибаемой упертости позавидовал бы и носорог.

Неужели у него нет более достойного объекта для столь настойчивого преследования? Неужели только потому, что я вовремя опомнилась и не допустила, чтобы все зашло слишком далеко, он теперь никак не оставит меня в покое?.. Что-что он там говорит?..

— ...люблю тебя всю свою жизнь! — Голос Робби звучит глухо, словно он пытается просочиться сквозь щель между дверью и косяком. — Ты всегда была требовательна ко мне, и я не возражал. Но ты ставила для меня посильные задачи, по крайней мере, я понимал, чего ты от меня хочешь. Теперь же я не понимаю ничего... Мы изменились, я знаю, но... Я двадцать лет делал все, чтобы стать лучше — для тебя, только для тебя! Я закончил университет! Я понял, почему ты так сердилась на меня иногда... Я научился драться, меня никто не победит! Теперь тебе не придется стыдиться меня! Дай мне шанс!..

— Что это вы тут шумите, молодой человек? — вдруг раздался строгий голос миссис Баркли из дома напротив.

Это уж слишком. Теперь вся улица будет судачить о непонятных мужчинах, осаждающих мой дом.

— Дьявол тебя раздери, Робби Стоун!!! — Я не хотела кричать, но ярость и смущение образовали кипучую смесь, которую я не в силах была укротить. — Ну почему ты такой настырный?! — Зря я это сказала... В той, прошлой жизни, эту фразу в его адрес я произносила чаще, чем "привет". Перепугавшись, что Робби может воспринять ее, как некий знак капитуляции, я совсем потеряла голову. — Оставь меня!.. — почти в истерике взвизгнула я. — Уходи! Я не хочу быть с тобой, слышишь?!.

Эта очевидная ложь словно отшвырнула его от двери, но он тут же вернулся и, похоже, навалился на нее всем весом.

— Пожалуйста... — взмолился он безжизненным шепотом под аккомпанемент испуганно скрипнувшей дверной коробки.

— Уходи, прошу, — почти так же тихо откликнулась я, привалившись к двери со своей стороны и почти чувствуя жар его большого тела.

На какое-то мгновение перед моим внутренним взором предстал прежний Робби: беспомощный, затравленный чудик с лишним весом, которого только что снова вываляли в грязи.

Но он был прав — мы оба изменились.

Я — девочка-вундеркинд, хоть и несуразная, непривлекательная, непонятно-отстраненная, но подававшая большие надежды, всегда стремившаяся быть не такой, как все, — умнее, успешнее, взрослее... и не оправдавшая ничьих ожиданий, в первую очередь — своих. Я не стала привлекательной женщиной или ценным сотрудником, не сделала решающих открытий.

А он… бывший толстяк-неудачник, вечно влипавший в истории, во многом такой же странный, как и я (но гораздо энергичнее), неожиданно превратившийся в самого прекрасного мужчину во Вселенной. Теперь у него потрясающая фигура, мощная харизма, эффектная профессия.

И мне просто не может быть места рядом с ним.