Неразлучные (джен)

Грандиозный план срыва экзамена по Защите от тёмных искусств оказался на пороге провала.

А виной всему то, что у Филча были глаза на затылке, уши на стенах и какое-то невообразимое, сродни охотничьему, чутьё. Весь учебный год ребятам как-то удавалось водить его за нос: если бы не досадное стечение обстоятельств, старик в тандеме с Амбридж так и не разгадали бы секрет Выручай-комнаты. Но теперь везение грозило закончиться.

Фред и Джордж не успели донести до гостиной Гриффиндора последние заготовки для фейерверков. Вездесущий завхоз со своей пронырой-кошкой нагрянул так внезапно, что времени хватило только отлевитировать своё магическое добро в ближайшую каморку, а самим деваться было некуда — туда и один бы не поместился. Оставалось только окно.

Не самая удачная мысль, учитывая высоту в несколько этажей. Но отбой был пять минут назад, правила в Хогвартсе ужесточились до предела, а близнецы давно состояли у инспектора на контроле. Назвать Долорес Амбридж директором язык не поворачивался. Попасться в коридоре накануне дня сдачи пятикурсниками СОВ, очевидно что-то замышляющими — уж у Филча на это была чуйка! — допрос в кабинете Розовой жабы был им обеспечен. Не что чтобы Фреду и Джорджу было что терять... но попрощаться со школой они собирались с блеском. Завтрашний день все точно должны были запомнить. Амбридж — в особенности. И никто не сорвёт им подготовку. Даже если придётся ради такого дела рискнуть здоровьем.

Близнецы затаили дыхание, повиснув на стене замка. Оконная рама позволяла крепко вцепиться пальцами, а вот ноги едва доставали до эркера — скользили по гладкому камню, не находя опоры. В таком положении долго продержаться было сложно, но Фред и Джордж готовы были проверить себя на прочность. В застывшей тишине безветренного вечера оба напряжённо вслушивались: что там происходит в коридоре?

— Кошка точно нас видела, — одними губами прошептал Джордж.

— Филчу она об этом не доложит, — в том же духе ответил ему Фред.

Хотя по школе и ходили слухи, что старик буквально понимает речь миссис Норрис, рассказывающей ему о всяческих проделках учеников, на деле в это верилось мало. Всё, на что она была горазда, это подать сигнал громким мяуканьем или привести Филча за собой. Но поведать о том, кого и что сама видела... вряд ли.

Шаркающие шаги завхоза приближались к окну. В буйных рыжеволосых головах близнецов сейчас вертелась одна мысль: только бы тот не решил прикрыть ставни или выглянуть наружу. Тогда пиши пропало.

— Ну что, моя хорошая? Видишь, нет тут никого, — прозвучал совсем рядом непривычно ласковый голос Филча.

Кошка что-то мурлыкнула в ответ — как показалось близнецам, совсем не по-доброму. И тут же раздался резкий скрежет когтей по каменной кладке. Пушистая заноза взобралась прямо на подоконник! И сейчас во все свои красные, как свежая кровь, глазищи уставилась вниз — на братьев, свисающих со стены, словно флагштоки. Кажется, в её кошачьем взгляде плескалось поистине человеческое ехидство, присущее тому, кто с полным хладнокровием решал чужую судьбу. Стоит миссис Норрис подать голос, и к гадалке не ходи — Филч всё-таки проверит, что там на окне вызвало у неё любопытство...

Отдалённый грохот, чем-то похожий на падение сразу нескольких школьных парт в одном из кабинетов, прервал леденящий душу момент истины.

— Пивз, соплохвостово ты отродье! — не своим голосом заорал уже заранее разъярённый Филч и спешно зашаркал обратно по коридору.

Миссис Норрис ничего не оставалось, как спрыгнуть с подоконника и последовать за хозяином.

— Быстро! Она может вернуться, — скомандовал Фред.

Подтянувшись выше, он крепче обхватил оконную раму и подал руку брату, помогая тому перебраться на подоконник. И сам легко залез бы следом, но всё решила какая-то секунда. Хватило неудачно выбившегося из каменной кладки кирпичика, чтобы подошва соскользнула и Фред мгновенно полетел вниз. Джордж даже не успел отреагировать — его рука схватила воздух, а брат уже висел над пропастью, неуклюже уцепившись обеими руками за спасший его эркер. Точнее, за голову удачно торчащей на том же эркере гаргульи.

— Ты чего творишь, Фредди?! — только и смог воскликнуть Джордж, лихорадочно шаря по карманам в поисках волшебной палочки.

Оставил в гостиной, гаргулья его раздери!

Фред тем временем не мог дотянуться до своей в кармане — руки и так стремились соскользнуть с неудобной опоры. Отпусти он одну, и удержаться будет невозможно. А Джордж никак не мог дотянуться до него. Ситуация казалась тупиковой.

— Палочки с собой нет! Я сейчас попробую пониже спуститься и вытащить тебя, — сказал Джордж, наполовину высунувшись из окна и оценивая примерную высоту.

— Не достанешь, скорее вперёд меня лепёшкой на земле окажешься. Не лезь даже! Из наших кого-нибудь позови! — прокричал Фред.

— А ты тут продержишься?

— Да продержусь, конечно, ты, главное, столбом не стой, — с деланой убеждённостью заверил Фред.

Но Джорджу верилось не особо.

Повернувшись, он быстро оглядел коридор, словно надеясь на внезапно снизошедшее чудо. И вот что удивительно: надежда тщетной не оказалась. Они здесь были не одни. Только на этот раз нагрянули не Филч со своей кошкой, что к лучшему. У стены притаилась чья-то одинокая фигура. Или скорее тень, пытавшаяся с этой стеной слиться. Девочка, чьё имя упорно отказывалось всплывать у Джорджа в памяти. Да сейчас это было и неважно. А вот галстук в зелёную полоску у неё на шее... наверное, важно. Это совсем некстати в их положении. Но хоть противного значка Инспекционной дружины Джордж на её мантии не заметил. Да и плевать, слизеринка — не слизеринка. Тут его брат на волоске от гибели висит — в прямом смысле!

— Эй, ты! Сюда, скорее! — Джордж сделал подзывающий жест рукой, не скрывая волнения в голосе.

Могла и не послушать. Слизеринка ведь.

Но нет. Тень отделилась от стены и бесшумно приблизилась. Ею оказалась худощавая девчонка с тёмными волосами и каким-то потухшим пустым взглядом. Джордж её, конечно, раньше видел, но вряд ли пересекался и разговаривал. Не помнил ни имени, ни фамилии, но почему-то настигла мысль: да, это та самая слизеринка, которая... которая чем-то примелькалась ему. Чем-то выделялась и отдалённо закрепилась в памяти, хотя причина тому начисто вылетела из головы. Без разницы. Важнее было то, что в руке она держала палочку — то, что нужно!

— Быстрее, наколдуй верёвку или что-нибудь такое! Фред висит за окном, сейчас вниз свалится! — прокричал Джордж и для пущей убедительности добавил: — Бездействие, если что, равняется соучастию!

— Соучастию в чём? — донёсся снизу голос Фреда.

— В убийстве, конечно! — отозвался Джордж, проверяя беспокойным взглядом, насколько крепко его брат держится за несчастную гаргулью.

— А убивает меня, значит, мой бестолковый братец, который палочку забыл в гостиной. Лучше бы ты голову там забыл!

— Вот выберешься, тогда и ругай меня на чём свет стоит, — огрызнулся совсем разволновавшийся Джордж. — А ты чего стоишь? — обратился он уже к девчонке.

Та почему-то не подходила ближе к окну, но и убежать не стремилась. Взгляд её тревожно метался по сторонам, рука, сжимавшая палочку, заметно подрагивала. Но в остальном она оставалась недвижимой, как статуя. Неживой кусок камня. Только нервно закушенная губа выдавала присутствие какой-то непонятной эмоции, рвущейся наружу из застывшей на месте безымянной девочки. Кажется, она совсем не злорадствовала над бедой близнецов Уизли, но и помогать не собиралась. Что за неведомый барьер ей мешал? Ведь счёт шёл на секунды!

— Да что с тобой?! Неужто вы, «зелёные», до такой степени оскотинились, что...

Джордж, не завершив свою фразу, уже готов был подскочить к девчонке, чтобы вырвать палочку у неё из рук.

Как вдруг что-то быстро мелькнуло в воздухе и оказалось у Джорджа в руке. Он успел смутно осознать: она сама перебросила ему собственный магический инструмент с паническим выражением в глазах. Одновременно со взмахом руки что-то светлое, похожее на листок бумаги, выпало у неё из рукава мантии. Но Джордж на девочку уже не смотрел. В одну секунду он наколдовал верёвку, петлёй затянувшуюся на поясе Фреда, и благополучно затащил брата на подоконник. Пара минут у них ушла на то, чтобы отдышаться, похлопать друг друга по плечу и разразиться смехом облегчения.

— Вот это да...

— Угораздило же тебя!

— Удивил так удивил, братец...

Им не впервой было выходить сухими из воды, но такая передряга обещала запомниться надолго. Есть что внукам рассказать в старости... А завтра вообще весь Хогвартс будет стоять на ушах. Сомнений не было: раз удалось избежать Филча и даже смерти, всё обязательно получится, усилия даром не пропадут. Вместо завтрашнего экзамена всех ждало фантастическое представление. Теперь следовало забрать из каморки припрятанные там заготовки для фейерверков и побыстрее ретироваться в свою гостиную.

И только сейчас, более-менее придя в себя, Джордж осознал, что держит в руке чужую палочку. А её хозяйка бесследно исчезла, словно проходящий сквозь стены призрак или случайное видение. Она так и не произнесла ни единого слова. Почему-то отказалась помогать, но зато доверила чужаку — да что там, гриффиндорцу, недругу! — свою волшебную палочку. Как это понимать вообще? Джордж бы наверняка убедил себя в том, что эта странная девчонка ему привиделась. Словил галлюцинацию на ровном месте. Если бы не прямое доказательство её недавнего присутствия.

— А кто в итоге-то моим спасителем оказался, Джорджи? — наконец поинтересовался Фред, кивая взглядом на палочку, что тот вертел в руках.

Тёмную как смоль, гладкую и прямую, без единого завитка или неровности — словом, абсолютно ничем не примечательную.

— Не поверишь — слизеринка какая-то. Имени не помню. Вот, убежала куда-то.

— Ну, про это я догадался: ты же что-то там про подлость зелёных кричал... Отобрал, значит, палочку? — Фред усмехнулся. — Небось она и побежала Амбридж жаловаться. Или Снейпу.

— Да нет, отбирать не пришлось. Сама мне в руки кинула! И смылась.

Теперь Фред выглядел озадаченным. Поведение незнакомой ему слизеринки не укладывалось в голове. И тут же зажёгся внутри огонёк азарта: почему бы не разузнать, что двигало этой девчонкой? И кто она вообще такая. А начать стоило с вопроса о том, где её теперь искать.

Внимание привлекло что-то белеющее в полутьме на полу коридора. Джордж первым поднял вещь, оказавшуюся листом пергамента, что торчал из незапечатанного конверта. Но Фред бесцеремонно выхватил у него находку. Повертел перед глазами, зажёг на своей палочке Люмос, но вынуть листок и утолить интерес и пробежаться по строчкам почему-то не спешил.

— Что там? Небось, любовное письмецо какое-нибудь, — предположил Джордж.

— А письмецо она в такое время могла нести только в одно место — в совятню, — логически рассудил Фред. — Что ж, тогда я сбегаю туда и заодно верну ей это, — он забрал чужую палочку из рук брата. — А ты доставай всё из кладовки и дуй в гостиную, пока Филч тут опять не разгулялся. И смотри ничего не растеряй по дороге.

Джордж как будто хотел что-то возразить, но сразу же передумал, махнув рукой.

— Хватит с меня на сегодня приключений, — решил он. — Ты сам Филчу не попадись, пока по совятням бегать будешь.

На том и разошлись.

* * *

Флора Кэрроу с непроницаемым лицом сидела на маленьком деревянном топчане, уставившись в стену. Пожалуй, со стороны её можно было принять за сгорбленную под весом собственной хмурости гаргулью. Серую, как безжизненный камень, из которого она, собственно, и выточена. Это была чистая правда: Флора всегда олицетворяла собой серость. Поначалу — вынужденно, а позже слилась, сроднилась с этим убогим тусклым цветом, всегда незаметным за массой ярких красок вокруг. Флора стала серостью, потому что воли пробиться сквозь неё была начисто лишена.

Вот и сейчас: похоже, её жизнь планомерно рушилась, а она даже не могла встать и попытаться что-то с этим сделать. Сидела здесь, в тихом закутке замка, и слушала мягкий шелест совиных перьев да ворчливые переговоры сидящих на жёрдочках птиц между собой. Кто-то из них ухал, кто-то отрывисто посвистывал. Каждая — со своей интонацией. Рябой сычик Флоры — или, вернее сказать, её и сестры, один на двоих — даже не обращал на неё внимание. Бесшумно дремал, то чуть приоткрывая щёлочки жёлтых, как янтарь на свету, глаз, то окончательно опуская веки. Вечно спокойный и полусонный, равнодушный к происходящему вокруг и поразительно невозмутимый, не всегда реагирующий даже на проскочившую мимо мышь. Характером он походил на Флору, ведь внешне и она была такой. Даже если где-то внутри бушевала буря, гремели громы и сверкали молнии. Неважно.

В Хогвартсе ты не за тем, чтобы проявлять характер.

Флора, похоже, вовсе забыла, как это делается. Первая же попытка наглухо провалилась. Она потеряла письмо, которое могло привести к катастрофе. Которое вообще никогда не должно было стать ни написанным, ни отправленным. Но чаша терпения, наполнявшаяся год за годом, внезапно оказалась не бездонной. После очередной ссоры с сестрой Флора приняла решение — неслыханная для неё дерзость. И теперь за это расплачивалась. Даже не находя в себе воли вернуться в тот коридор, потребовать назад свои потери: две важнейшие вещи — палочку и письмо. Если второе, конечно, нашли. А в этом у неё сомнений не было.

Она слышала о братьях Уизли. Да вся школа о них слышала и ещё не раз наверняка услышит. По забавному совпадению — тоже близнецы, на чём общее с ними у сестёр Кэрроу заканчивалось. Во-первых, гриффиндорцы. Во-вторых, страшные задиры и хулиганы. Это они подрались с Малфоем на поле для квиддича и запихнули Монтегю в Исчезательный шкаф: бедолага до сих пор валялся в Больничном крыле. Перейти таким дорогу — последнее, чего хотелось бы Флоре. Возможно, страх и заставил её в совершенно идиотском порыве бросить рыжему свою палочку, чтобы тот сумел спасти нерадивого братца. И, испугавшись своего же порыва, по-глупому сбежать восвояси, обронив письмо. Почему было не положить его в карман? А потому, что паранойя!

«Вдруг меня поймают в коридоре после отбоя и решат проверить карманы?»

Откуда у Флоры возникла такая мысль, она даже самой себе не могла объяснить. Видимо, мозг слишком привык продумывать наперёд всяческие щекотливые ситуации и выдвигать не всегда удачные их решения. Именно так научили Флору: следовать навязчивым опасениям, загонять себя в капкан вечного страха перед неизвестным будущим.

В её случае и правда многое было неясно. Всё могло измениться в одно мгновение. И говоря «всё», Флора вовсе не преувеличивала. Она имела в виду как минимум свою жизнь.

«Ну что я могла сделать? — вертелись в голове оправдания, как будто она прямо сейчас стояла перед кем-то грозным — в голове упорно рисовались образы родителей! — и ждущим немедленных объяснений. — Это выглядело так, будто я желаю тому Уизли подохнуть. Он же висел за окном. Мог разбиться. Об этом бы непременно узнали!»

И по всей школе разнеслась бы весть, как Флора Кэрроу отправила другого ученика на верную смерть... Или его братец придушил бы её раньше. А всё равно сама виновата: после отбоя надо сидеть в спальне и не высовываться, чтобы в неприятности не попасть. Не окажись бы её в том коридоре...

«Но ведь хорошо, что оказалась? Иначе...»

Флора впервые задумалась в таком ключе. Отмела собственную выгоду и представила себе судьбу человека, повисшего на стене высоченного замка. И его брата, чуть не потерявшего своего близнеца. Будь на их месте она и Гестия, Флоре очень хотелось бы, чтобы кто-то оказался рядом.

«Но мы ведь никогда не влезаем в проблемы! — вспышкой молнии сверкнуло в голове. — Мы делаем всё возможное и невозможное, чтобы их избежать. Не нарушаем школьных правил, не высовываемся из толпы, не привлекаем к себе внимания. Не заводим дружбы и связей... Намертво сливаемся со стеной и друг с другом».

Флоре стало тошно от собственных размышлений. Сейчас она как никогда остро чувствовала: за годы в Хогвартсе такое существование её доконало. Да и Гестии оно было не в радость, как бы та ни старалась поддерживать свою излюбленную иллюзию контроля.

Волна раздражения подкатила к груди. Может, всё и к лучшему? Даже если их страшный секрет раскроется таким образом. Просто отправить письмо родителям было изначально провальной идеей, возникшей на эмоциях, подпитанной преимущественно силой гнева. Мать разорвала бы это послание, едва успев прочесть, выжгла бы Адским огнём бумагу и развеяла пепел по ветру. Отец бы разочарованно цокнул и сдержанно заметил, что они вырастили дуру. Затем всё станет по-прежнему, без изменений в невыносимой череде школьных дней, разве что за каникулы удастся выдохнуть, да и те длятся жалкую пару месяцев. В Хогвартсе им учиться ещё целых три года — для Флоры это звучало как вечность.

А вот если содержание письма с подачи хулиганистых близнецов Уизли назавтра станет известно половине школы... тогда пути назад уже не будет.

Во что же превратится её жизнь, можно лишь гадать.

Флора вздохнула — или скорее протяжно взвыла, — спрятав лицо в ладонях.

Несколько сов озадаченно ухнули со своих жёрдочек.

А затем рядом раздалось красноречивое покашливание, явно принадлежавшее не птице.

Флора встрепенулась, поднимая голову. В дверном проёме совятни стоял рыжий Уизли — один из тех самых близнецов. Но явно не тот, который спасал висящего над пропастью брата. У того глаза были другие. Флора успела подметить, хотя до сегодняшнего дня ни разу с братьями близко не сталкивалась. Что-то именно в глазах отличалось: то ли выражение, то ли форма, то ли всё сразу. Перепутать было невозможно. Будь у Флоры больше времени, она нашла бы куда больше различий, без сомнений. Уизли стали бы для неё такими же непохожими, как стиль одеяний профессора Снейпа и Амбридж. Какой-то подсознательный навык у Флоры был заточен под то, чтобы без труда улавливать разницу, на первый взгляд казавшуюся незначительной. Может, просто они с Гестией настолько одинаковы, что любые другие близнецы сразу кажутся разными?

Флора поняла: сейчас перед ней Фред Уизли. Потому что до этого она столкнулась именно с Джорджем. Помнила, как он назвал по имени брата, в тот момент висевшего за окном.

Привстав с топчана, она по привычке сложила руки за спиной. Была уверена: со стороны у неё пустой, ничего не выражающий взгляд. В точности такой же, как у сестры. Они множество раз вместе отрабатывали его перед зеркалом. Не только взгляд. Мимика, манеры, жесты. Вплоть до поворота головы. Всё должно быть синхронно. Неотличимо для окружающих. Как две равные части одного целого.

Зная, что её эмоции разобрать нереально, Флора ощущала себя в безопасности.

— Ты и есть та самая девчонка? — спросил Фред.

Обычная Флора ограничилась бы лёгким кивком в ответ. Но сейчас она пребывала не в духе. Сегодня всё пошло не по плану и её действия — в том числе.

— А ты и есть тот самый мальчик, чудом не сломавший себе все кости?

Фред не скрыл удивления — его брови взметнулись вверх.

— Как ты поняла? Я ведь...

— Один из близнецов? — сдержанно хмыкнула Флора. — Это не значит, что вас не отличить.

— Мы абсолютно разные, — согласился Фред, — только другие этого не замечают. Бывает, даже родная мать перепутать может. А с тобой мы, кажется, даже не разговаривали ни разу.

— Это не помеха. Я сама близнец, вот только мы с сестрой по-настоящему одинаковые, — Флора ощутила, как невольно наливается тяжестью льда её голос. — Кажется, даже сами себя перестаём различать. А вы так... немного похожи.

Кривоватая улыбка вышла похожей на оскал: улыбку они с Гестией, как правило, не тренировали. В не не было нужды. Поэтому губы Флоры сопротивлялись этому спонтанному движению, настолько оно для неё оказалось непривычно.

Фред как-то весь посерьёзнел, уловив, видимо, её настроение.

— Ага, так вы те сёстры Кэрроу со Слизерина. Припоминаю. Только... — он прищурился, оглядывая её со всей внимательностью.

— Не можешь понять, кто я?

Флора лишь слегка приподняла бровь, в остальном сохраняя на сей раз бесстрастное выражение лица. Это она умела лучше всего.

— Нет, если вас поставить друг с другом рядышком, я точно увижу разницу, а так, конечно...

— Не увидишь, — Флора с ленцой качнула головой. — Только если мы сами того не захотим.

— Готов поспорить, что...

— Я Флора, — перебила она. — Не Гестия. Если тебе это о чём-то говорит.

— О, теперь я знаю не только вашу фамилию, но и имена. Будем знакомы, значит, — неожиданно дружелюбным тоном заключил Фред. — И на правах знакомства ты мне поведаешь, что это за выступление с волшебной палочкой устроила там, в коридоре.

— А зачем? — с неожиданным для себя равнодушием отозвалась Флора. — Ты ведь уже сам всё понял, — она кивнула на зажатый в руке Фреда конверт, только что вынутый им из кармана. Заодно с её палочкой. — Знаю, что прочитал.

Вид письма, от которого зависело так много, всколыхнул внутри новый прилив жгучего волнения, что поднималось всполохом пламени и тут же неприятно оседало холодной волной, сковывая в лёд все внутренности. Но ни один мускул на лице Флоры не дрогнул. Многое, чего она так страшилась ранее, уже случилось. А станет ли хуже, решалось здесь и сейчас. Раз Фред всё-таки заявился сюда, как будто бы с намерением вернуть её вещи, резкий поворот событий с оглаской её тайны на всю школу откладывался. Появлялись варианты. Но вот то, что этот Уизли сдержал своё любопытство и не сунул нос в чужие секреты... нет, Флора не была настолько наивной.

Ответный взгляд Фреда подтвердил её догадку. Видимо, она озвучила своё предположение с такой уверенностью, что путей для отступления ему не осталось. А может, он и не собирался ничего скрывать. Дерзости на то вполне могло хватить.

— Прочитал, ну а кто бы на моём месте нет? — совершенно бесстыже ухмыльнулся Фред, и что-то в его выражении лица на ничтожный миг показалось Флоре... очаровательным, а оттого обезоруживающим? Ей почему-то было сложно сердиться. — Но я, честно говоря, подумал, что это какой-то прикол. Шутка. Ну знаешь, как на первое апреля, хоть сейчас и июнь.

Ответом ему послужило многозначительное молчание.

«Ты дурак?» — хотелось спросить Флоре, но она сдержалась.

Какая ещё шутка? В письме говорилось о серьёзных вещах, о том, что в одночасье могло изменить репутацию, а значит, и судьбу целой семьи — целого чистокровного рода волшебников!

Флора вновь покосилась на конверт. Может, стоило подыграть, назвать это дурацким розыгрышем, забрать письмо и разойтись? Но что-то подсказывало: нет, Фред вовсе не глуп. Он уже всё понял, нетрудно было сопоставить поведение Флоры в коридоре с написанным. Он отрицал скорее от удивления. Ну да, ведь подобного ещё не случалось за всю историю Хогвартса!

— Значит, всё-таки правда... Ну да, ты ведь поэтому и... — Фред, растеряв все слова, покачал головой, округлил глаза, задумчиво отведя взор куда-то в сторону и пару раз цокнув языком — словно пробовал на вкус невероятную информацию. — О-бал-деть.

А у Флоры в голове замелькали ею же написанные строчки.

«Дорогие мама и папа. Я устала притворяться волшебницей. У меня больше нет ни сил, ни желания строить из себя ту, кем я не являюсь, жить в постоянной тревоге, что всё раскроется и меня с позором выгонят из Хогвартса. Каждый день здесь — испытание. Каждое утро начинается со страха. Вся моя жизнь — сплошной обман. Это невыносимо тяжело. Самое грустное в этом то, что я чувствую: мы с сестрой начинаем ненавидеть друг друга. Мы прикованы друг к другу, как вечные узницы без собственного «я». Моё присутствие только портит ей жизнь, душит её, лишает свободы. Моё присутствие в этой школе вообще не имеет смысла. Я твёрдо решила: хочу уехать домой. Навсегда. Заберите меня отсюда, если в вас есть хоть капля сочувствия к своей дочери-сквибу».

Даже интересно стало, как такое воспринималось со стороны?

Вновь обратив внимание на Фреда, она распознала в его глазах что-то сродни восхищению. Внезапно. Не жалость, не снисходительность, не брезгливость к обделённому удачей несчастному сквибу, едва заслужившему топтать ту же землю, что и волшебники. А почему-то восхищение. Словно Флоре хоть в чём-то можно было позавидовать. Словно она каких-то высот достигла. Что за странные ребята эти Уизли?

— Ну что, теперь расскажешь кому-то? — как бы невзначай поинтересовалась Флора.

— Расскажу? Нет, это не в моих интересах. Я готов сохранить твой секрет. — Фред как будто бы не шутил, а Флора старалась не показать явного облегчения. — И взамен попрошу самую малость.

Флора не удивилась: а кто бы на его месте упустил шанс получить выгоду? Особенно когда становишься свидетелем столь важной семейной тайны. Она уже начала подсчитывать в уме примерную сумму. Которая явно будет исчисляться не в кнатах и сиклях. Именно так обычно решались сделки в чистокровном обществе. За сохранение репутации, за сокрытие всяческих тёмных делишек — за всё выкладывались золотые галлеоны. Благо с этим у семьи Кэрроу проблем не наблюдалось.

— Какую же? — для вида поинтересовалась Флора.

— Ты расскажешь мне, как, чёрт подери, вы всё это провернули!

— Что?

— Да-да, именно расскажешь. Каким образом ты, будучи сквибом, продержалась в этой школе... сколько? Четыре года? Да это ведь уму непостижимо! Обвели всех вокруг пальца и не попались! Я знаю, что их отсеивают ещё на распределении по факультетам. Ни разу ещё ни один сквиб не попадал на учёбу. Ну ладно, допустим, как-то получилось, а дальше? Уроки магии, все эти взмахи палочкой, экзамены, в конце концов! Не может быть, чтобы тебя не раскрыли. Или твоя семья как-то договорилась с... не знаю, с вашим деканом? С самим Дамблдором? Тебя покрывают?

Флора выставила вперёд ладонь: поспешная болтовня Фреда с опережающими друг друга догадками начала выводить её из равновесия. Не то чтобы раздражать... скорее сбивать с толку. Сама наглухо закованная в броню сдержанности и подчёркнутого спокойствия в любой ситуации, она не привыкла к такому яркому выражению эмоций. Они, как крошечные молоточки, выстукивали нетерпимый бешеный ритм по её вискам.

То, что Фреда заинтересовала в первую очередь её история, а не материальная выгода, конечно, стало сюрпризом. Флора всегда думала, что ажиотаж может вызвать сам факт, напечатанный на первой полосе какой-нибудь газеты, но не трудности, с какими кто-то сталкивается во имя сохранения тайны.

Чистокровная семья с длиной рода, уходящей в столетия, обманула всех и засунула в школу чародейства и волшебства сквиба! Да, это похлеще новости о родственниках-Пожирателях, загремевших в Азкабан. Флора знала, что последователей Того-Кого-Нельзя-Называть среди почтенных чистокровных семейств куда больше, чем оглашалось. Просто не все в своё время попались. На деловых связях и репутации в кругу своих это, как правило, не отражалось. А вот рождение сквиба, такого, как она, считалось из ряда выходящим событием, чёрным пятном ложившимся на честь и достоинство родовитой семьи волшебников. Подобный вопиющий инцидент обязательно вёл к пересудам на тему, что кровь, оказывается, не такая уж чистая да бережёная, как семейство пыталось преподнести. Случайным недоразумением такое не выставишь, сколько ни старайся.

Известно Флоре было и то, что ни в одной семье из Священных двадцати восьми за несколько последних поколений не рождалось сквибов. Как ни странно, даже у Уизли, негласно носивших статус низменных предателей крови. Исключение составили только Кэрроу. Хотя вот что забавно: официально для всех вокруг они ведь по-прежнему оставались чисты и прозрачны, как стёклышко. Но Флора была уверена, что ни одно другое семейство из престижного списка не хранило такую грязную тайну. Никому другому не удалось бы так филигранно, как выразился Фред, обвести всех вокруг пальца. А объяснение было простым.

Флора родилась не одна. Это и стало причиной сразу всего. Началом и концом. Её проклятием и спасением. Ядом и противоядием.

С этого и стоило начать, раз уж Фреду так захотелось её истории. Флора ни разу и ни с кем не делилась секретами. Даже маленькими. И внезапно поймала в себе острую потребность выговориться. Хоть кому-то. Даже не другу — а друзей у неё никогда не было и не предвидится. Почему бы не использовать подвернувшуюся возможность с выгодой и для себя?

— Как нам удалось так долго всё скрывать? — Флора приступила к своему рассказу. — Нет, дело не в преподавателях и не в директоре. Они ничего не знают. Связи, конечно, многое решают, но так рисковать моя семья не собиралась. Договориться и мечтать не стоило. Так что всё своими силами... Ты прав: никто другой бы так не смог. Просто нас с сестрой двое. И мы одинаковые. Догадываешься, к чему я клоню?

Гестии приходилось делать всё за двоих. Демонстрировать на уроках заклинания, когда вызывали Флору. Родители сделали многое, чтобы невозможно было заподозрить подмену. С малых лет научили близняшек всегда одинаково одеваться и обуваться, одинаково же расчёсывать волосы, подстригавшиеся строго по одной длине. Не отличались даже их голоса. Хотя у Гестии он от природы был ниже на полутон, она сумела подстроиться под сестру. Волшебные палочки у них, конечно, тоже были одинаковые: от сердцевины до дерева, ни на дюйм не длиннее и не короче.

Ни однокурсники, ни преподаватели не могли определить, кто из сестёр Кэрроу, собственно, кто.

Флора, конечно, знала, что характеры у них, как ни крути, разные. Гестия, более жёсткая и упрямая по натуре, на самом деле скрывала ранимость под маской вечного холода: она крайне болезненно относилась к отстаиванию своей правоты, внутренне искала одобрения и согласия. Даже если внешне того не показывала. Себя Флора порой видела слабохарактерной на фоне сестры, но со временем поняла, что её медлительность и даже в чём-то вялость сослужили хорошую службу, обращаясь в невозмутимость. Взрослея, она многое разучилась принимать близко к сердцу. То, что могло рассердить или возмутить Гестию, оставляло её равнодушной. Она ничего и никому не желала доказывать.

Но все эти скрытые перипетии характеров сестёр Кэрроу оставались для окружающих недоступными. Для всех остальных они были двумя молчаливыми, замкнутыми девочками, ничем не примечательными и выбиравшими исключительно общество друг друга. Не отдельные личности, а просто отражение друг друга.

Флоре доводилось слышать всякое.

«Они какие-то высокомерные».

«Похоже, им совсем с нами не интересно».

Попытки других слизеринцев сдружиться, как и научиться различать их, закончились ещё где-то на первом курсе. Им ничего не оставалось, как принять, что сёстры Кэрроу вот такие — обособленные, — и естественный интерес к близняшкам другие ребята быстро утратили. Ведь Флора с Гестией никому своим поведением не мешали. За всё время учёбы никто не вспомнил бы и раза, чтобы они оказались замешаны в конфликте. В помощи по мелочам тоже не отказывали: без проблем могли поделиться с кем-то запасным пером или одолжить учебник. Но в жизнь свою не впускали.

Такой образ благовоспитанных, но отстранённых девиц, которых мало заботит происходящее вокруг, взялся не из воздуха. Его ещё до поступления в Хогвартс тщательно продумали родители и нацепили на девочек, как мантию — наглухо застёгнутую и пришитую к плечам.

Если другие дети впервые собирались в школу, как на праздник, то у Флоры и Гестии велась подготовка к боевым испытаниям, не меньше.

Первым заклинанием, которое они — точнее, Гестия — разучили, ещё будучи детьми, стала облегчённая версия Конфундуса. На тренировки ушло всё лето девяносто второго. Этот хитрый приём был необходим для тех случаев, если сёстрам на уроке велят сотворить заклинание сразу друг за другом. Колдовала только Гестия, но со стороны должно было казаться, что одна сестра сменяла другую. Ещё сложнее было запутать окружающих, если им приказывали колдовать в паре. Для сотворения такого обмана требовалось больше энергии на чары.

— Нет же, Гестия, — ворчал отец, наблюдая за попытками сестры. — Палочкой нужно вести аккуратно и плавно, едва заметно. Самым кончиком. А не размахивать ей, как сигнальным факелом!

Позже Флора догадалась, что именно Конфундусом кто-то обманул Распределяющую шляпу, чтобы та не распознала в ней сквиба. Возможно, не сами родители, но некто по их наводке, имеющий доступ в замок? Полезные связи у семейства Кэрроу имелись. А последующее молчание стоило либо чека на крупную сумму, либо банально — Обливиэйта. Во время поступления в Хогвартс она об этом вообще не задумывалась. От сестёр требовалось только одно.

— У Шляпы обе проситесь на Слизерин. Отказать она не должна. Главное, требуйте чётко, твёрдо. Но если вдруг случится такое, что одну отправят не туда... вторая ставит ультиматум, что хочет только на один факультет с сестрой, и никак иначе. Поняли?

К счастью, Шляпа оказалась сговорчивой и даже долго не раздумывала над обеими. Флора и Гестия по-детски наивно порадовались, что всё получилось, и даже мысли не допустили, чем для родителей может быть чреват их обман. Обычным нарушением правил такое не назовёшь. Это уже тянуло на преступление закона. Ведь по закону сквибам запрещалось обучение в Школе чародейства и волшебства. Возможно, кто-то из них умолял сделать исключение и принять их в Хогвартс наравне с другими ребятами. Ведь для любого ребёнка это трагедия — приехать учиться магии, а затем услышать, что ты не волшебник, отправляйся-ка домой. Но правила есть правила. Как сказал ранее Фред, в истории не было случаев, чтобы сквиб попал на учёбу в Хогвартс.

В детстве ей это казалось несправедливым. Родителям приходится нервничать, попутно накручивая и своих детей, придумывать какие-то хитроумные планы, чтобы Флора поступила в школу и затем оттуда не вылетела. Им, то есть тем, кто издалека верховодил, придумывая законы, жалко, что ли, просто разрешить? Разве от них убудет что-то?

С возрастом Флора поняла, что ограничения существуют не просто так. Врождённое отсутствие способностей к магии не лечилось, за сотни лет этой проблеме не придумали разрешения. Обратное утверждали только всякие шарлатаны. И сквибу не было никакого смысла семь лет проводить в Школе чародейства и волшебства, развивая в себе комплекс неполноценности, пока на каждом шагу другие ученики творили магию. Ей было тяжело смириться с тем, что она никогда не будет такой, как однокурсники. Как Гестия, которой многое давалось легко и успешно. Разнообразные заклинания, красивые, яркие, шумные, только так слетали с кончика её палочки. Казалось, она совершенствуется в своих умениях день ото дня.

По заклинаниям, трансфигурации и защите от тёмных искусств — самой опасной тройке дисциплин, где требовалось больше всего практики с волшебной палочкой, — у Гестии стояли сплошные «Выше ожидаемого» с более редкими, но всё же регулярно мелькающими «Превосходно». У Флоры, разумеется, тоже. Сестра, как ей казалось, без особых сложностей могла выйти в круглые отличницы по этим предметам, но сильно выделяться родители им запрещали.

— Не привлекайте внимания. Будьте стабильными хорошистками, этого более чем достаточно.

Понимая, что Гестия вынуждена трудиться за обеих, Флора старалась компенсировать свою бесполезность, налегая на историю магии, астрономию, травологию. По вечерам она увлечённо чертила сразу две карты звёздного неба, часто дописывала за сестру конспекты или эссе — это было вполне честно. Зарывшись в учебники, Флора всё меньше внимания обращала на сестру, отрабатывавшую эффектные пассы волшебной палочкой. Порой было полезно сосредоточиться на себе и своих умениях, даже если они казались ничтожными в сравнении с настоящей, но увы, неподвластной Флоре магией.

Скандал разразился на пасхальных каникулах второго курса, когда подходило время выбирать дополнительные предметы. Два из пяти предложенных: уже было понятно, что сёстры остановятся на минимуме. Маггловедение по понятным причинам отпадало, и выбор сужался до четырёх. О том, чтобы принять решение самостоятельно, без участия родителей, не шло даже и речи.

Их мать, Патришия Кэрроу, не терпела споров и возражений. Ей стоило больших трудов сдерживаться и подбирать спокойные слова. Флора иногда удивлялась, почему с началом учёбы она стала реже отправлять их в свою комнату, не позволив даже закончить мысль. Потом поняла: мнительность делала мать неуверенной. Она попросту боялась, что дочери, как свойственно импульсивным детям, что-нибудь вытворят ей назло. Например, выберут не те предметы. Как потом это разгребать?

— Я хочу прорицания! — топнула ногой Гестия, сурово сдвинув тонкие брови и для пущей убедительности скрестив на груди руки.

В такие моменты разница в характерах сестёр проглядывалась очевиднее. Дома им разрешалось побыть самими собой, не подстраиваясь друг под друга. И этим кратким периодом освобождения от пут близняшки пользовались, как говорится, на всю катушку.

— А я — уход за магическими существами. Ну пожалуйста! — заныла Флора нудным протяжным голоском, не сводя взгляда с матери.

Лицо Патришии, однако, оставалось абсолютно непроницаемым. Она даже бровью не повела.

— Исключено. Вы выберете нумерологию и изучение древних рун. Самые безопасные дисциплины, где нет нужды колдовать.

Такой вердикт был полным разочарованием. Флору тянуло к животным, а Гестию увлекли гадания с той поры, как ей попалась книга о них. На каникулах она чуть ли не каждый день пыталась что-то предсказать то по чаинкам, то по кофейной гуще. И огорошила Флору открытием, что линии на руках у них, оказывается, отличаются, а значит, и судьба будет разной. Ни нумерология, ни древние руны сестёр совершенно не интересовали. Более того, в школе кто-то из старших обмолвился, что последние — предмет невероятно сложный и не каждый отличник захочет над ним ломать голову. Уход за магическими существами и прорицания звучали куда интереснее.

— Но ведь изучать животных — это не колдовство? — робко попыталась возразить Флора. — Мы там будем просто за ними ухаживать, кормить...

— До той поры, пока тебе не велят палочкой захлопнуть клетку с каким-нибудь разбушевавшимся кентавром или разжечь огонь для саламандры. Да мало ли заклинаний используется в работе со зверями!

— Ну, значит, вместо меня это сделает Гестия. Как и всегда, — насупилась Флора.

— Дорогая, но ведь кентавров в качестве животных вообще не изучают на этих уроках, — вставил реплику отец. — Они же, видите ли, разумные. Мнят себя равными людям. Какие уж там клетки!

— Это имеет какое-то значение? — ледяным тоном отозвалась Патришия. — Флора, этот предмет тебе не подходит. Я сказала, выберешь древние руны и нумерологию. Будешь спокойно делать переводы по словарям и эссе писать. Палочкой не придётся махать. Этого вам хватает и на других уроках. Зачем лишний раз судьбу испытывать?

— А прорицания чем не угодили? — встряла Гестия.

— Гестия, — не сдержав вздох раздражения, принялась с нарочито медленной расстановкой слов объяснять мать, — твоя сестра — сквиб. У неё нет и не может быть таланта к прорицаниям.

— По правде говоря, и у далеко не у всех волшебников он бывает, — снова вклинился отец. — Но ты права, да-да. Преподаватель может придраться, заподозрить что-то. Я этот предмет выбрал в своё время, а вела его строгая ведьма, дотошная... за неверные толкования по каким-то камням и веткам⁽¹⁾ оценки снижала только так. Правда, прорицания в Хогвартсе сейчас другая ведёт, я слышал. Какая-то Трелони. Но кто там знает, что у этих гадалок на уме? Лучше от них подальше держаться. Не зря же ясновидящими зовутся. Видят больше других, значит, а это уже опасно.

— Ну вот Флора пусть и выбирает другое, а я хочу прорицания, у меня к ним есть талант! — продолжала спорить Гестия, всё больше хмурясь — даже щёки от гнева побагровели.

— Гестия, — мать подняла негодующий взгляд к потолку, — сколько раз повторять? Вы с Флорой всегда должны быть только двоём. Везде и всюду. Ты должна быть на подхвате в случае чего. Даже если речь идёт о предметах, где, на первый взгляд, не требуется колдовство палочкой. Мало ли какая ситуация возникнет? Ведь вероятность всегда остаётся, пусть даже ничтожная. Разделяться вам тоже нельзя. В глазах других вы как одно целое. Будут видеть по отдельности — начнут подмечать разницу. Задавать ненужные вопросы. Почему это одна вдруг выбрала прорицания, а другая — нет? Задумаются о ваших особенностях, затем и различать научатся. Заметят в какой-то момент, что колдует всегда одна. А ты понимаешь, что если раскроется секрет Флоры, позор падёт на всех. На всю нашу семью, включая тебя.

Гестия не опустила голову, пока слушала эту тираду. Напротив, что-то злое и непримиримое, глубоко затаённое мелькнуло в её обыкновенно равнодушном взгляде. Но возражений у сестры больше не нашлось. А Флора тонула в чувстве вины, разбавляемом лишь глухим перестуком собственного сердца. Отчего-то ей сделалось стыдно. Захотелось сжаться до состоянии крошечной песчинки или вовсе исчезнуть, стать невидимой.

— Судьбу испытывать и правда не стоит, это ни к чему хорошему не приводит, — подвёл итог разговору отец, чопорно поправив накрахмаленный воротник. — Ну, мы закончили? У меня через полчаса встреча в Лютном с поставщиком.

Флора не могла не заметить кричащее противоречие. Они все на самом деле только и делали, что наглейшим образом испытывали судьбу. С того самого дня, как она впервые оказалась в Хогвартсе. Только вслух об этом говорить не стоило. Новая волна только-только утихомирившегося гнева матери в таком случае была обеспечена.

Был ещё особый предмет, который отличался от других и иной раз вызывал у Флоры больше волнения, чем пресловутая «тройка». Зельеварение. Поначалу сёстры не ожидали от него проблем, ведь для работы над зельями палочка требовалась редко. Куда важнее было знание ингредиентов, пропорций, времени приготовления. Всё это требовало в первую очередь памяти и усидчивости. Профессор Снейп спрашивал строго, приходилось без устали штудировать конспекты и параграфы в учебниках. С первого же урока стало понятно, что с их деканом не забалуешь. Сёстры добросовестно выполняли домашние задания, заучивали рецепты эликсиров назубок — не придраться. Но Флору каждый раз не покидало ощущение, что Северус Снейп что-то знает.

Порой она ловила на себе его пристальный взгляд, а потом гадала — то ли ей показалось, то ли сама что-то надумала. Снейп ведь на многих смотрел строго и въедливо. По глазам мог определить, знает студент урок или поленился вечером открыть учебник. К гриффиндорцам у него была особая любовь, гонял их только так. К своим обычно не придирался, но лености и глупости не выносил в любом случае.

— Да-а-а, Снейп — тот ещё фрукт, — высказался Фред, слушавший рассказ Флоры с такой увлечённостью, что всё остальное, включая время и пространство, будто перестали для него существовать. — Тяжко вам, наверное, с таким деканом.

Флора пожала плечами. Временами она действительно побаивалась Снейпа. Гестия на попытку обсудить это только отмахивалась: «Не надумывай себе лишних проблем и просто учись». Разговоры об учёбе, как замечала Флора, её вообще раздражали. Пока всё шло своим чередом, согласно плану, Гестия отгораживалась от неё глухой стеной, будто малейшая эмоция могла пошатнуть с трудом выстроенный карточный домик — символ равновесия их намертво переплетённых жизней.

Но Флору не покидали мысли, что из всех преподавателей Хогвартса именно Снейп что-то подозревал. Может, потому, что видел их чаще остальных? Или сам по себе был более наблюдательным. Но пару раз Флора готова была поклясться, что... по какой-то неведомой причине декан содействовал им, сёстрам Кэрроу.

Однажды на зельеварении, пока Гестия писала на доске заданный рецепт какой-то волшебной микстуры, Флора, оставшаяся наедине с их общим котлом, ошиблась с ингредиентом. Зелье резко вскипело, пошло пузырями и пеной, а затем густой буро-зелёной жижей полилось через край на стол. По обонянию ударили гнилостные миазмы испарений. Флора убавила огонь, подкрутив фитилёк, и беспомощно схватилась за тряпку, тут же понимая тщетность своего порыва. Зелье за какие-то считанные секунды наполовину залило стол и не думало останавливаться. Но воспользоваться палочкой она не могла.

А Снейп вместо того, чтобы отчитать её, молча убрал зелье, одним взмахом очистив стол, и как ни в чём не бывало продолжил урок.

В другой раз, велев доброй половине учеников рассчитать компоненты для зелья по пропорциям, Флору и Гестию почему-то отправил покрывать котлы специальным защитным составом. Пока другие движениями палочек распределяли порошки, зёрна и лепестки на кучки, сёстры орудовали кисточками по дну и стенкам котлов. Хотя... кто-то в это время вообще до блеска натирал тряпкой классную доску. Можно ли было считать подобный выбор профессора каким-то знаком, неясно.

Но самое интересное случилось на экзаменах.

Экзамены для Флоры представляли отдельную головную боль. Там запутать всех было сложнее. На каждом предмете было по-разному. Кто-то из профессоров вызывал студентов строго по списку, кто-то давал возможность самостоятельно разбиваться на группы и заходить в кабинет по три-пять человек. Флоре и Гестии приходилось всё узнавать заранее и продумывать план действий. На их первом курсе все экзамены в конце года, кроме СОВ и ЖАБА, были отменены вовсе — такой вот внезапный подарок от Дамблдора студентам в связи со счастливым концом той жуткой истории с чудовищем из Тайной комнаты. Родители, узнав об этом, и порадовались, и огорчились.

— Вселенная точно подаёт знак, что мы всё делаем правильно. Такие вещи просто так не случаются, — сказала мать.

— Только в следующем году им всё равно придётся пройти через экзамены, — заметил отец. — Лучше бы уже сейчас поняли, что их ожидает и как нужно действовать.

— Станут постарше, поумнее, будет легче. А на первом курсе могли бы и сплоховать. Хорошо, что пронесло.

В последующие годы экзамены по заклинаниям, трансфигурации и защите от тёмных искусств стали для сестёр Кэрроу настоящим боевым крещением. Как они только ни изворачивались! Проще всего было, если вызывали не по списку. Тогда Гестия просто оба раза шла сдавать экзамен за сестру. Сначала это даже приносило ей удовольствие: лишний раз показать свои способности и защитить честь семьи, не вызвав ни у кого подозрений. Но потом, как заметила Флора, ей начал надоедать такой расклад. Выбора не было, но Гестия нашла для себя лазейку. Как-то раз безапелляционно заявила сестре, что историю магии за обеих пойдёт сдавать та. С профессором Бинсом это было проще простого: внимательностью и дотошностью он не отличался ни на грамм. Гестия без труда могла сдать предмет на высший балл, но считала его нудным и вгоняющим в сон, потому и позволила себе лениться, не уделяя должного внимания билетам. Флора спорить не стала и блестяще сдала историю за себя и за Гестию.

Хуже всего бывало, когда на экзамене присутствовали и письменная, и практическая часть, да ещё и студентов вызывали по очереди. В таком случае, пока один демонстрировал свои навыки заклинаний, другой в это время дописывал ответы на вопросы. «Перепутаться» становилось крайне проблематично. Флоре, которая по списку шла перед Гестией, однажды пришлось принять зелье для высокой температуры и улизнуть в Больничное крыло. Конечно, в кабинет после этого под её видом возвращалась уже сдавшая свой экзамен Гестия. Выкручивались, как могли, и это, на удивление, срабатывало.

Пока в один момент во время экзамена по трансфигурации из кабинета не высунулась Макгонагалл, объявив, что их однокурсник с Хаффлпаффа упал в обморок от нервного перенапряжения, и пока двое других ведут его к мадам Помфри, пусть побыстрее заходят следующие. Её цепкий взор, танцующий по лицам столпившихся в коридоре студентов, некстати остановился на сёстрах, листавших в уголке один учебник на двоих.

— Вот вы, мисс Кэрроу, — она поманила их пальцем, — давайте-давайте.

Заходить в кабинет вдвоём было категорически нельзя! Флора точно выдала бы себя, тут даже Конфундус был бессилен: Гестия пока не владела таким мастерством, чтобы сбивать опытную ведьму с толку больше, чем на несколько секунд. У Флоры всё резко похолодело внутри. Может, изобразить обморок? Или притвориться, что резко заболел живот? Пожалуй, это покажется подозрительным. Макгонагалл её раскусит!

Спасение явилось, откуда не ждали. Внезапно нарисовавшийся рядом профессор Снейп объявил, что несколько его студентов должны срочно перенести новые котлы и помочь убраться в кабинете, где экзамен по зельеварению сдавал младший курс. Там по вине кого-то из бестолковых учеников произошла крупная авария с зельем. Даже не дав Макгонагалл времени на возражения, он быстро перечислил фамилии нужных ему учеников Слизерина:

— Вы, вы и вы. Мисс Кэрроу тоже, — он красноречиво посмотрел именно на Флору, хотя и не называл её имени.

Той дважды повторять не пришлось: плавно отделившись от сестры, она последовала за деканом, стараясь не слишком торопиться и не веря в снизошедшую на неё удачу.

Опять же, это легко было принять за стечение обстоятельств. Везучесть Флоры в совпадениях. Происшествие со взрывом какого-то зелья и правда случилось, только совсем не крупное, как оказалось. Можно было обойтись и помощью одного студента.

«Но если бы попросили только меня... привлекло ли бы это ненужное внимание?» — думала Флора.

Макгонагалл тоже была человеком разумным и проницательным. Правда, не настолько, чтобы различать сестёр Кэрроу, в этом Флора была уверена. Но кто знает, не мелькали ли у неё изредка какие-то подозрения, что одна выдаёт себя за другую, делая всё за неё? Конечно, на присутствие в школе сквиба это прямо не указывало. Вдруг одна просто умная и старательная, а другая — безалаберная и ленивая? Вот и приходится прилежной ученице выручать сестру.

Время шло, и у них получалось справляться вопреки всем препятствиям. Так и дожили до четвёртого курса. Но чем старше становились близняшки, тем сильнее в них пробуждался зов к самобытности. У каждой постепенно развивался свой вкус в одежде, украшениях, не говоря уже про еду. Смешно сказать, даже за завтраком в Большом зале они не чувствовали свободы! Если Флора начнёт постоянно накладывать себе яичницу с беконом, а Гестия — тосты с фасолью, то рано или поздно их кто-то да различит их по любимому блюду. До такой степени доходила паранойя у матери, перед каждым отбытием в Хогвартс проводившей им чёткий инструктаж. Приходилось хотя бы для вида чередовать выбор пищи, но фасоль в томатном соусе Флора всё равно даже ко рту не подносила, оставляя лежать на тарелке: один вид этого месива её отвращал. А Гестия готова была поглощать его ложками.

— Я хочу надеть замшевые туфли с ремешком, они больше гармонируют с этим платьем, — говорила Гестия, крутясь перед зеркалом накануне очередного отъезда в Хогвартс.

— А мне кажется, оно лучше смотрится с лаковыми балетками, — призадумалась Флора. — Может, каждая обуем что хочет? И те, и те чёрные, со стороны никто не различит.

— Мать сразу заметит, — покачала головой Гестия. — И обвинит нас в невнимательности. Нет уж, давай будет по-моему. А лаковые туфли выгуляем уже в школе как-нибудь.

Конечно же, вся одежда и обувь у сестёр была в двойном экземпляре. Ничто и никогда не покупалось по одному. Особенным разочарованием стал Святочный бал в прошлом году. Сёстры спорили до посинения, потому что хотели облачиться в платья разной длины и фасона.

В конце концов всё решила мать, прислав им два одинаковых тёмно-зелёных балахона — мрачноватых даже для Слизерина и делавших по-подростковому угловатые фигурки ещё более нелепыми. У Флоры так испортилось настроение, что даже пропал запал ругаться с Гестией по поводу причёски. Забыв о том, что хотела распущенные, завитые по образцу из «Ведьмополитена» волосы, она сделала себе такой же зачёсанный гладкий пучок, как у сестры. Напоследок, правда, не удержалась от вопроса:

— Неужели не видишь, что у нас с забранными волосами нос смотрится чуть ли не вдвое длиннее?

Гестия надменно пожала плечами.

— Мне нравится, и точка.

Флора стерпела, но перед самым выходом из гостиной демонстративно сняла заколки, отпустив две прядки по бокам лица. Так нос смотрелся аккуратнее, да и причёска — не такой скучной и строгой. Хватило и убогих одёжек. Они ведь на бал шли, а не на корпоратив в министерстве. Гестии пришлось сделать то же самое, а затем она полвечера косилась на сестру волком и разговаривала с ней сквозь зубы.

Флора однажды поймала себя на мысли, что её бесят сёстры Патил. Не то чтобы они вызывали искреннюю злобу, скорее досадное непонимание. Хотелось подойти к ним и спросить: «Зачем вы носите одинаковую одежду? Вы ведь даже не похожи. Вас только слепой перепутает, а для любого человека со зрением очевидно, насколько вы разные. Зачем тогда эти жалкие попытки искусственно слиться друг с другом? Ходить под ручку в этих тошнотворно идентичных розовых кофточках? Какой в этом смысл?»

Она быстро поняла, что проблема не в сёстрах Патил. Они могли одеваться одинаково по сотне разных причин, ни одна из которых Флору по-настоящему не заботила. Проблема крылась в ней самой — в тяжести всего накопленного, да так и не выплеснутого; собиравшегося в какой-то отвратительный чёрный сгусток, отравлявший её ядом изнутри. А ещё — в вынужденности и отсутствии права на волю.

— Вот и продержались до четвёртого курса, Мерлин нам помоги, — завершила свой рассказ Флора.

Фред какое-то время молчал, подбирая слова. Она по глазам видела, как много раздумий в одночасье заняли его голову. Неутомимость и разговорчивость сошли на нет, уступив место пугающей тишине. Подобное спокойствие всегда казалось Флоре обманчивым. Как будто вот-вот случится что-то плохое. Сразу вспоминалась излюбленная цитата матери про затишье перед бурей.

— Да, теперь я понял... — глубокомысленно протянул Фред. — Вы какие-то уникумы, иначе и не скажешь. Постоянно как на иголках. Жесть! Даже не подурачиться, не выкинуть что-нибудь этакое... Словом, мы с Джорджем за неделю такой жизни зачахли бы. Свалили бы нафиг из этой школы. Кстати, именно это мы и собираемся сделать.

— Что же вас так не устраивает здесь? — не могла не удивиться Флора.

По-моему, для этих близнецов, в отличие от них с сестрой, учёба в Хогвартсе была сплошным раздольем.

— Режим розовой дурынды Амбридж — ну просто Азкабан отдыхает! Что в нём может устраивать? Да и вообще мы не видим смысла эти ЖАБА сдавать. На СОВ и то еле-еле баллы наскребли. Зачем зря мучиться? Будущее мы себе и без аттестата устроим. Получше, чем у многих, да-да. А за завтрашний сюрприз на экзамене нас один фиг из школы вытурят. Поэтому лучше гордо уйти... точнее, улететь самим!

— Что за сюрприз?

— Вот завтра все и узнаете. Когда пятый курс будет сдавать Защиту от тёмных искусств.

Флора не стала допытываться, рассудив, что сохранить интригу даже интересно.

— А родители вас не заругают за такое?

— Мать будет долго орать. Но когда нас это останавливало? Поорёт и успокоится, — усмехнулся Фред.

Флора поймала себя на том, что завидует. Дико. Ей никогда не приходилось чувствовать себя так, словно море по колено. А близнецы Уизли этим жили. Безнаказанностью, свободой и, судя по всему, полным ощущением безграничной воли над своей судьбой.

Фред вручил Флоре её палочку и конверт.

— Как договорились. Твой секрет я унесу с собой в могилу.

— Как и твой брат, конечно, — добавила Флора.

Ей слабо верилось, что Фред упустит возможность поделиться тем, что узнал, с Джорджем. У близнецов друг от друга нет секретов, это закон. Для кого вынужденный, для кого — добровольный, но закон, продиктованный госпожой Вселенной.

Фред с кристальной честностью кивнул.

— И напоследок вопрос... а что тебя всё-таки заставило написать это письмо? Четыре года вы как-то жили, учились. И вдруг ты просто решила всё закончить для себя? Все усилия под хвост Филчевой кошке? Не жалко?

«Жалко, наверное», — подумала Флора, понимая, что письмо, скорее всего, уже не отправит.

Сегодня у неё случился срыв. Полёт на волне эмоций. А началось всё с Гестии. Сестра становилась всё более нервной, пока шли экзамены, копила в себе напряжение, как котёл с закипающим зельем. И наконец сорвалась, высказав Флоре всё своё негодование по поводу того, как ей надоела такая жизнь. А в конце расплакалась, чего с ней никогда ранее не случалось. Флора по-настоящему испугалась: на миг ей показалось, что Гестия действительно тронулась умом. Но потом она вдруг сказала нечто действительно странное.

— Я во всём виновата. Я сделала тебя такой, вот и расплачиваюсь за это.

Она тут же осеклась, будто пожалев о неосторожных словах, но Флора твёрдо стояла на своём, решив допытаться, в чём же дело. Что она имела в виду? И Гестия поведала ей всю правду, однажды подслушанную ей у родителей. Которые точно так же, как и их дети, спорили, ругались, обвиняли друг друга, попутно вспоминая былое.

Правда состояла в том, что они не были обычными близнецами.

Родители рано начали подозревать, что с Флорой что-то не в порядке. Когда Гестию уже вовсю одолевали приступы выбросов стихийной магии — необычайно мощной и очевидной, у Флоры не предвиделось даже маленького всплеска. Конечно, её потащили по целителям, которые выносили разные вердикты: кто-то советовал подождать, кто-то — готовиться к худшему. Родители аппарировали с ней на осмотр в отдалённые уголки за границами Англии, обходя стороной местные больницы, чтобы ни в коем случае не допустить ненужных слухов. Находили каких-то продвинутых целителей, обещавших чуть ли не по одному волоску пациента составить полную картину его реальных и потенциальных недугов. В конце концов чета Кэрроу убедилась, что Флора — сквиб. Поделать с этим ничего было нельзя, только принять и думать, как быть дальше.

Но родители — в особенности мать — терзались поиском причин. Почему? Почему именно в их семье, поколениями берёгшей чистоту крови? Имевшей в родословной сильных и способных магов? Тем более, Флора и Гестия были близнецами. Идентичными от ноготков до макушки. Как случилось, что волшебница — лишь одна из них?

Было перечитано бесчисленное множество книг и свитков, пока Патришия Кэрроу не нашла какую-то старую историю о близнецах, один из которых родился сквибом, другой — волшебником. Автор, будучи одержимым до науки и разгадок всяческих тайн учёным, провёл целое исследование и нашёл предположительный ответ — внезапно в мире магглов. Там были известны случаи о необычных близнецах, ещё в утробе связанных особенной связью благодаря общей плаценте. Через неё их сосуды соединялись, и один близнец буквально начинал высасывать жизнь из другого, лишая его необходимого притока крови. Второй в таком случае мог родиться хилым и слабым, а мог и не родиться вовсе — умереть ещё в утробе, отдав все силы другому. Но у волшебников всё обстояло несколько иначе. Если один близнец, связанный с другим сосудами, вытягивал из того магию вместо крови... второй рождался сильным и здоровым. Но увы — сквибом. Расплатившись магией за жизнь.

— У девочек... у них ведь была одна плацента на двоих, мне об этом сказал колдомедик. — Гестии хорошо запомнились слова матери, прозвучавшие как приговор.

— Ну и зачем об этом думать? Случилось всё, как случилось. Мы ничего не изменим, — отозвался отец, не скрывая усталости от темы разговора. — Что у нас сегодня на ужин, кстати? Горелым пахнет, эти бездарные эльфы опять недоглядели мой любимый морковный пирог?

А Гестия впоследствии много думала. И, похоже, не могла смириться с тем, что более жадным близнецом оказалась она, испортив этим жизнь и себе, и сестре.

Тогда Флора и приняла решение.

«И так несладко было, а теперь ещё хуже. Не хочу, чтобы Гестия винила себя, глядя на меня. И сама не хочу винить её. Не хочу, чтобы мы ненавидели самих себя и друг и друга за то, какими родились».

Однако собственный рассказ, обратившийся вереницей красочных воспоминаний, заставил Флору переосмыслить что-то. Задуматься, стоит ли оно того — сдаться на полпути? Или лучше выдержать, закончить школу назло всему миру? Стать первым сквибом в истории, выпустившимся из Хогвартса, пусть даже об этом никто не узнает? А в конце долгого и сложного пути поблагодарить сестру за всё, что она сделала. И себя не забыть поблагодарить тоже.

— Знаешь, я передумала насчёт письма. Это был временный порыв, — призналась она Фреду.

— Вот это одобряю! — Тот, кажется, едва удержался, чтобы по-свойски не хлопнуть её по плечу. — Если продержалась эти несколько лет, продержишься и до конца. Стержень в тебе есть. Это мы с Джорджем балбесы. А вы сестрички разумные. Далеко пойдёте вдвоём.

«Или по отдельности. Но это будет уже после школы», — подумала Флора.

— Знаешь, меня ведь твой рассказ тоже на мысли натолкнул... Я на уроках столько не думал за все годы учёбы, как сейчас. Вспоминаю, как на третьем курсе не дал Джорджу отбить тот коронный бладжер... такой лихой удар мог выйти, а я всю славу и аплодисменты с трибун себе забрал. Вот почему я раньше об этом не думал, а теперь думаю? Может, я его вообще подавляю чаще обычного?

Флора пожала плечами, невольно улыбнувшись.

— Думаю, вы, как братья, всегда можете поговорить и разобраться.

— Нам и разговаривать много не нужно, у нас какое-то космическое понимание но мысленном уровне. Но вдруг у него какие-то обиды на меня, а я и не знаю? Надо будет спросить, — решил Фред.

А потом они вместе подожгли неотправленное письмо и завороженно смотрели, как оно съёживается, чернеет и догорает в окончательно сгустившейся тьме совятни.

На последнем издыхающем огоньке и появилась внезапно она.

Гестия стояла на пороге, во все глаза глядя на сестру. На её лице читалась непривычно богатая смесь эмоций: от страха и волнения до облегчения. Но стоило ей заметить, что Флора не одна, бледное вытянутое личико Гестии тут же застыло в твёрдой маске. Хищной, недоброй. Она сделалась похожей на свирепого ястреба, защищавшего собственного птенца.

— Ты что тут делаешь? Я тебя повсюду ищу, — она подошла к Флоре, хватая её за рукав и не переставая при этом недоверчиво коситься на Фреда. — Отбой когда был, помнишь?

Флора лишь устало кивнула.

— Мне нужно было прийти в себя.

Гестия за руку повела её прочь, и всю дорогу до гостиной Слизерина они молчали. Но всё же ладонь Гестии источала знакомое уютное тепло. Рядом с ней было спокойнее, чем в одиночку. В тонких, но необычайно цепких пальцах, сжимавших руку Флоры, чувствовалась опора.

Напоследок она не удержалась от оглядки на Фреда, который одним безмолвным движением губ пожелал ей удачи.

— А я за наш разговор даже не вспомнил, что ты как бы слизеринка, а я — гриффиндорец, — сказал он ей, поджигая пергамент, хранивший страшную тайну семьи Кэрроу. — Представляешь? А ещё у нас имена на одну букву начинаются. Это явно добрый знак. Как знать, может, потом ещё свидимся. Когда ты закончишь школу и похвастаешься аттестатом. Добытым в яростной борьбе у самой судьбы!

Флора дала себе твёрдое мысленное обещание пройти этот путь до конца. От первого до седьмого курса. Надежда, что всё получится, крепла в ней, как и вера неугомонного Фреда в светлое будущее.

---

1) Разделы прорицаний: гадание по руническим камням и ксиломантия (гадание на ветках и коре деревьев).

Вернуться к тексту