Звезда должна сиять! (гет)

У каждого человека есть своя бездна. Это доктор Леонард Маккой знал, как никто. Отдавая себя в распоряжение Звёздного флота, он думал, что взрывает мосты между ним и стремящейся сожрать его бездной горькой обиды и одиночества. Впрочем, очень скоро, а именно в шаттле, куда поместили новобранцев, он заподозрил, что, отбившись от одной бездны, попал под магнетическое влияние другой. С глазами цвета неба. Или Вселенной.

И то и другое пугало Маккоя до чёртиков. Что, однако, не помешало поступить на службу и продолжить общение с обладательницей тех самых небесных глаз. Общение, которое помогло отринуть груз прошлого и взвалить на не успевшие толком расправиться плечи новый… И этот новый груз казался чуть более сладким своей тлеющей надеждой и манящим теплом, даже дружеские крохи которого заставляли сердце простого сельского доктора биться чаще, опровергая патологическую окостенелость. Рядом со светочем Джейн Кирк доктор Леонард Маккой, метко названный ею же Боунзом, парадоксальным образом чувствовал себя живым. Он честно не хотел, ведь быть живым — означает страдать, но был не в силах отказаться от этого сладкого яда.

Сегодняшняя звёздная дата не стала исключением, и Леонард, разумеется, не забывая честно и ответственно исполнять прямые служебные обязанности, тайно и самозабвенно предавался страданиям. Да, прямо на мостике, где, как всегда, было особенно оживлённо. Ещё бы не было, ведь это — начало миссии, и не какой-нибудь! «Энтерпрайз» летел во вражеский сектор галактики, чтобы арестовать преступника. Такого ещё не было.

Вся альфа-смена в полном составе толпилась вокруг капитана, получая приказы, ценные и особо ценные указания, а иногда и просто лучезарные улыбки, которые капитан Кирк щедро раздавала направо и налево, несмотря на крайнюю серьёзность ситуации.

Казалось, никто, кроме Маккоя, не замечал её оценивающих сканирующих взглядов из-под пушистых полуопущенных ресниц, направленных на окружавших её мужчин, смущая и заставляя их надеяться. Конечно, Маккой знал, что это не так — в том смысле, что всё все замечали. Просто давно привыкли и не обращали внимания, лишь привычно сочувствовали очередной жертве кирковского обаяния и красоты.

Джейн Кирк не переделать. Её никогда не интересовали серьёзные отношения, она не мечтала выскочить замуж, завести детей, дом с белым заборчиком и собаку — предел мечтаний каждой нормальной женщины, по мнению большинства мужчин. Всё, чего хотела неординарная, великолепная, восхитительная, самая молодая и едва ли не единственная женщина-капитан Звёздного Флота Джейн Тиберия Кирк — это летать, командовать экипажем звездолёта, ввязываться во всевозможные авантюры, время от времени надирать задницы клингонам. И всё это у неё уже было. Так что ей мог предложить какой-то там гипотетический муж? Да просто любой мужчина? Только своё тело и пару восхищённых взглядов, чтобы потешить самолюбие героической капитанши.

Маккой ревниво следил за каждым её движением, каждым заинтересованным взглядом, брошенным мимоходом на едва ли не любого пробегавшего мимо молодого (и не очень) человека. Да и не только человека — ксенофобией Джейн никогда не отличалась (Маккой с содроганием вспоминал их студенческие годы, а также то количество побеждённых инопланетных болезней, по которым можно было подготовить не одну научную статью), хотя сегодня мимо шныряли по большей части всё-таки люди.

Но больше всего Маккоя бесила даже не излишняя легкомысленность капитана сама по себе (можно подумать, будь Кирк мужчиной, его бы это волновало меньше!), а то, что именно ему приходилось врачевать разбитые не только физически, но и метафорически сердца.

Раны — что? С ранами разобраться не проблема, особенно с современными способами лечения и диагностики. А вот личная жизнь — вернее сказать, беспорядочная личная суета капитана, — это жесть. Потому как никакая она не личная, если выходит за пределы каюты. И речь вовсе не о том, что Кирк — знатная любительница секса в нестандартных местах. Хотя и это имело место быть (Уши Леонарда покраснели. Он вспомнил, как однажды не вовремя отправился на склад). Но главное, что все всё знали просто потому, что Джейн даже не пыталась скрывать своих похождений и новых интересов. Едва ли не на каждом члене экипажа проверяла свои женские чары. Наверное, это было непрофессионально, но почему-то Джейн всё прощалось.

Вот только пациентов с разбитыми сердцами у Маккоя меньше не становилось. Мириться с этим было всё сложнее. В конце концов, Маккой никогда не был психологом, и это вовсе не его обязанность — склеивать и сращивать разбитые сердца очередных идиотов, неосмотрительно влюбившихся в синеглазую красотку-капитана. И ведь знали же прекрасно, что это всё несерьёзно, просто флирт или ни к чему не обязывающий секс. В любом случае ни о каких длительных устоявшихся отношениях с Джейн Кирк речи идти не могло. У неё в жизни была и остается одна единственная любовь. Как известно, королева Елизавета была замужем за Англией, Кирк — за «Энтерпрайзом».

Все это знали, но всё равно велись на бьющее свежей волной очарование, надеялись, мечтали. Не все, разумеется, но всегда находился очередной безнадёжный романтик, который искренне считал, что вот он — тот единственный, кто закрепится на этой вершине! А потом все они неизбежно шли к Маккою, опустив головы. Несли коньяк, джин или виски (тут были варианты) и плакались в жилетку лучшему другу бессердечной капитанши, которой хрен пойми что ещё надо, ведь каждый готов был ради неё на все, а она не оценила.

«И чего вот ей, скажите, доктор, ещё не хватает? Что я сделал не так? Помогите, скажите ей, что я её люблю до смерти!» — лились стенания ему в уши, а алкоголь в стакан. Вот так, не щадя собственного организма, доктор спасал других, сглаживая острые углы очередного расставания. Не корабль с исследовательской миссией, а какой-то дурацкий сериал на канале для домохозяек!

Конечно, ничего из этих пьяных излияний Маккой никогда не озвучивал Джейн. Что толку? Она честно никому из поклонников ничего не обещала. Никогда. Даже предупреждала на берегу, что это всё несерьёзно. Потому-то и говорить ей что-то — только биться о глухую стену из непробиваемого непонимания. «А что такого? Все взрослые люди! Всё по обоюдному желанию!» Поморщится только да отмахнётся. Нет уж! И так нервов не хватало на разгребание последствий, чтоб ещё стать рыцарем и сражаться с ветряными мельницами, как какой-то идиот в одной древней книге.

Самое поразительное: по мере того как горе заливалось чем-нибудь горячительным, сердца постепенно склеивались, и волшебным образом зла на Джейн никто не держал. Чары, не иначе! Капитана экипаж очень любил. И не только в том самом, пикантном смысле… С именем Джейн готовы были умереть. Некоторые и умирали, правда это было только в самом начале. С тех пор как Джейн стала капитаном, она из кожи вон лезла, собой рисковала, но не позволила погибнуть ни одному из членов экипажа «Энтерпрайза», чем очень гордилась. Тем больнее по ней ударила недавняя смерть адмирала Пайка.

Правда в том, что капитан Кирк переживала за каждого, как бы ни старалась скрыть это за флёром извечного оптимизма. Маккой видел взлёты и падения этой чудесной звезды, светила флота посреди планет. Нет уж, не будет он ей ничего говорить… Пусть лучше и дальше разбивает невольно сердца, если ей это нужно.

Правда, самые несчастные всё-таки переводились с «Энтерпрайза», чтобы хотя бы попытаться забыть роковую красавицу, её лучезарную улыбку и бездонные синие глаза. Маккой вздохнул. Порой он слишком хорошо их понимал.

Но Джейн не могла себя изменить. А может, просто не считала нужным. Она кокетка, ей так весело, это её способ не сходить с ума в окружающем их подчас безумии, справляться с чудовищными физическими и моральными перегрузками. И да, чёрт возьми, она честна с каждым из своих постельных мальчиков! Так их про себя называл Маккой, втайне гордясь, что сумел удержаться на краю и не стать одним из них. Теперь он лучший друг, он рядом. Его плечо, да что там! — любая не участвующая в размножении часть тела в полном её распоряжении. Всегда.

Не пересчитать тех дней и ночей, когда он всклокоченным сгустком энергии бежал ей на помощь. Даже если ей просто нужно было выплакаться. Особенно если ей нужно было выплакаться. Потому что такой видел её лишь он, да и то всего пару раз. Обычно всё лечилось дозой этанола и беседой. Или с помощью его медицинских навыков, ведь он всё-таки врач, а Джейн Кирк — его самый частый пациент. Доктор умел абстрагироваться и не воспринимать тело Джейн иначе, чем собственно тело. Вряд ли кто-то другой наблюдал за торчащими из этого самого тела наружу внутренними органами или переломанными костями. В такие минуты трудно любоваться красотой изгибов бедер и совершенством груди.

Маккой не понимал, что его бесит больше — сексуальная раскрепощенность капитана или её неуёмная любовь к опасным приключениям, как правило заканчивающимся в медотсеке на его операционном столе? Если выбирать между этими двумя дурными привычками, то сексуальная раскрепощённость, пожалуй, всё же получше. Она хоть для жизни не так опасна.

Но боже мой! Как же ему хотелось хоть на одну ночь стать для неё не просто другом, увидеть, как зажигаются звёздочки-огоньки предвкушения в темнеющих почти до состояния космической бездны глазах, узнать, наконец, каковы на вкус эти идеально очерченные пухлые губы.

Она так близка… И в то же время далека. А ещё, и это просто кошмар, она невыносимо тактильна — может запросто приобнять, поправить ему причёску, шепнуть что-то на ухо и убежать, чтобы ночь провести с очередным другим, не ведая, к каким чертям срывается его самообладание всякий раз, когда она позволяет себе эти «пустячки».

Потому что (уж самому-то себе он может признаться) практически с самой первой встречи, с первого курса академии Маккой мечтал только о Джейн, видел её во сне, засыпал и просыпался с её образом в душе и именем на устах. Это было мучительно, больно, но и сладко тоже. Жена отобрала у него всё после развода. Кости вот оставила. Что ж, значит, Леонард полюбил Кирк каждой косточкой. А кости — более прочная материя, чем сердце и тем более эфемерная душа. Ему ли не знать? Их отношения напоминали ему танец — танец на его собственных костях. Хорошо, что он врач и знает, как быстро и качественно залечить переломы, даже метафорические, чтобы продолжить это болезненно-нужное действо, где его костям хватало хотя бы и дружеского тепла, чтобы быть более счастливым человеком, чем до встречи с ней. Или он только пытался себя в этом убедить.

Леонард никогда не говорил ей о своей любви, оставаясь другом, верным и надёжным. Любовники сменяли друг друга с чудовищной скоростью, порой оставляя о себе недолгое напоминание в виде аллергии («Несовместимые биологические виды, Джейн! Меня рядом может и не быть!»), и лишь он неизменно оставался рядом. Лучше так, чем стать очередной однодневкой, а потом просить о переводе, не в силах забыть то, чего, по сути, и не было, лишь показалось, пригрезилось, приснилось. Нет уж. Рискнуть ради эфемерного шанса, что ради него Джейн изменится, остановится, рискнуть полным доверием и любовью, пусть и дружеской, он не может. Ведь Леонард получил прививку от наивности ещё от Джослин — его когда-то горячо любимой, а теперь искренне ненавидимой бывшей жены.

Задумчиво глядя на новый объект интереса капитана — новенького смазливого сотрудника научного отдела Кэрола Уоллиса, внезапно переведенного на «Энтерпрайз» в день вылета самим адмиралом Маркусом, Маккой уже жалел несчастного юношу, явно поддающегося немыслимому очарованию Джейн.

А ведь было ещё обстоятельство, которое высверливало мозг Маккою с напором хирургической дрели образца двадцать первого века. «Энтерпрайз» Джейн вернули буквально на днях, потому что назначенный вместо неё капитаном Кристофер Пайк погиб во время теракта, устроенного Ханом, за которым они, собственно, сейчас и летели в клингонский сектор галактики.

И вот вроде бы только что Джейн потеряла близкого человека — наставника, заменившего с некоторых пор отца, которого у неё не было с самого рождения, — а всё равно смотрит на подтянутую задницу этого юного научного светила! Как! Хотелось крикнуть во весь голос: «Джейн, милая, очнись уже! У нас миссия! У нас клингоны прямо по курсу! Неизвестно, выберемся ли мы оттуда живыми, а ты пялишься на свежее мясо!» Но Джейн всё равно! Несмотря ни на что, она находит время строить глазки этому новенькому.

Это невыносимо!