Лесная колыбельная (джен)

Среди бескрайних дремучих лесов, окружённое плотным кольцом вековых сосен, елей и иных деревьев, раскинулось княжество, Вечнолесьем прозванное. То вотчина князя Бронислава-Защитника. Суровый потомок древних воителей, испокон веков сражавшихся с нечистью лесной, сейчас Бронислав неспокоен был. Стоял на часовой башне града своего, раскинувшегося, по обыкновению, на холме, да вдаль глядел. Князя, в чьих жилах та же ярь текла, что предков его на борьбу поднимала, предчувствие одолевало. Ох, не зря знамения им были посланы: три дня кряду волки на Луну выли, да вороны сурово голосили у терема княжьего. То ли о беде упреждали, то ли беду наводили. Впрочем, и без этих знаков, незнамо кем ниспосланных, знал Бронислав, что нечисто дело, добром может не кончиться. Тяжесть на сердце лежала, а разум ответы сыскать пытался. Да не было их, ответов-то. Бронислав поёжился — не спасал шерстяной плащ, наброшенный небрежно поверх кольчуги, от ветра, лютующего на башне. Да уж, даже здесь не щадит природа, насылая холода такие в конце лета... Да и туман треклятый, который месяц уже не сходивший ни днём, ни ночью, стелившийся по земле да весь град опоясывавший. Поправил свой меч, бликующий, словно Чернобога око, от редких солнечных лучиков, покрепче Бронислав, да закутался плотнее в плащ, думу думая горькую.

Не всегда Вечнолесье словно боролось против своих обитателей. Да, непросто здесь жилось. Даже солнечный свет был редким гостем — так плотно смыкались кроны деревьев. Вот и пробиралось солнышко ясное робким зайчиком. День был короток, а ночь длинна. Казалось, даже само время иначе течёт в границах княжества. Впрочем, хватало в лесах окрестных и нечисти разной, досаждающей. Не зря издавна боролись с ней люди. Всякое ведь в лесах да чащобах чудится: туман свивается тёмными серыми кольцами в животных непонятных, слишком живых. Может, то Марена пряжей своей морок наводила — как шептались самые старые знахарки. Привыкли к тому люди, да и земля здесь особенная. То тут, то там скрывались холмики курганов древних да жертвенников. Знал Бронислав, что предки его и жертвы кровавые, бывало, приносили. Да и в битвах вечных с духами лесными остались многие воины в этих лесах непогребёнными. Иногда Брониславу чудилось, что обращались они к нему незримо у жальников, о тризне да упокоении вопрошая. Может, в этом всё дело? Пропиталась земля кровью, а то ж не водица, силу в себе несёт. И добрая ли сила аль губительная будет — одному Триглаву ведомо. Может, вконец обозлился Святобор, что в землях его ведутся сражения постоянные? Вот и пошло всё наперекосяк. И начали леса становиться врагом злейшим.

Вспомнилось, как совсем недавно пытливо выспрашивал у старейшего волхва, что же за лихо их одолевать стало.

— Сколько руны не раскидывал, требуху не сжигал, — седовласый волхв головой качал, — будто туманом мне что-то закрывает очи. Не вижу, али не кажут мне боги ответов на твои вопросы, князь. Одно лишь дозволили разузнать — лихо то в чащобах затаилось, старое это зло, с родом твоим связано. Вспомни, князь, что в свитках старых расписано рукой предка твоего, Бронислава-Охотника! Знал он, видать, что за лихо затаилось да в сей час пробудилось.

— Как? — раненым медведем рычал князь, — Отчего не можешь ты больше сказать? Найди способ правду вызнать!

Но сколько ни бился, сколько ни требовал ответов — всё бесполезно было. Бессилен был волхв, вынужден был Бронислав отступить. Хоть и чувствовал, что правда есть в словах старейшего — ходили слухи, что Бронислав-Охотник, в честь которого и назван был сам князь нынешний, рода основатель, страшное что-то сделал, чёрное. За что потом и искупал и пред людьми, и пред богами. Однако так давно было дело, что и вспомнить-то никто не мог. Все разное говорили. Да и в свитках тех не было ничего, самолично просмотрел всё Бронислав. Символ лишь запомнился странный, меленько-меленько начертанный в самом конце одного из свитков: лебедь, взлетающий над дубом. И его Бронислав запомнил, потому что неясной тревогой он в сердце отзывался. Словно виноват в чём...

Вернулся в настоящее князь Бронислав, снова думами к граду своему стольному оборотившись. Наткнулся взгляд его на тёмную полоску реки, да и догадку новую привнёс. Реки здесь слишком медлительны да черны, обрамленные серым мхом берегов, всегда были, а теперь же течение их будто нашёптывает слова Велеса, резкие, смущающие, душу тревожащие. Неужто бог-супротивник силу набирает?

С трудом отвоёванные редкие лесные полянки, заговорённые ведуньями, позволяли выращивать ячмень, репу, да другие немногочисленные дары Земли-матушки, пропитание обеспечивающие. Леса тоже кормили — охота сильно подсобляла, не только мясом, но и шкурами обеспечивая. Но и только. Трудно было жить в землях этих, однако подданные его не торопились с места сниматься, в поисках лучшей доли. Да и куда пошли бы? «Живём в пекле, да бежать некуда», — шептались старики украдкой. Да, слышал Бронислав, что раньше лес большим другом людям был, а потом будто закрылся одним разом, охладел. Правда, сам он не помнил такого, всё предания, из уст в уста передаваемые людьми старыми. Он застал уже именно такой край, где лес помощником не был, но и врагом — тоже. Не хотелось, чтобы в его княжение окончательно выжили их чащобы. Ведь правы старики: некуда идти им. Со всех сторон за лесами соседние княжества, отнюдь не горящие желанием предоставить новый дом пришельцам. Более того, доходили до Бронислава слухи: зубоскалили соседи, над бедами их потешаясь. Нет, такие соседи хуже ворогов. Впрочем, и жизнь на чужбине, будь она и прекрасна, не прельщала: любили обитатели Вечнолесья свой дом, как бы ни было тяжко порой. Здесь даже не выросли, а будто бы вросли в землю, прикрепились крепко корнями, прикипели. Да, народ его постарался сильно, отвоевав своё поселение.

Бронислав невольно залюбовался раскинувшимся перед ним видом: посад, где располагались дома ремесленников да жителей, посты дружинников вдалеке, несколько дорог, ведущих сквозь тёмную ширь лесов к соседним княжествам... Огонь, сияющий на капище, поддерживаемый постоянно. Сказывают, что когда-то его преподнёс в дар предкам Бронислава сам Сварог по просьбе Перуна, благословив на житие в крае этом, становлении здесь города главного, названного в честь события этого Светлояром, и на сдерживание нечисти лесной. Да, Вечнолесье было небольшим, но красивым краем, в котором жили мужественные и трудолюбивые люди, не привыкшие сдаваться.

Пусть и немногословны они, зато делами еженощно показывают силу и характер. Стойко переносят трудности и лишения жизни. Князь нахмурился — переносили. В последнее время совсем опасно стало в землях подвластных. Чувствовал Бронислав, что не привычная нечисть лесная грозила им. Другое что-то. И ладно бы, дело было только в дружиннике, что пост свой самовольно оставил, да в чащобы ушёл. Случалось здесь такое — пропадали люди, да, не без этого в краях, где и днём, и ночью видят люди не только туманные страшилки, а и вполне реальных русалок, леших, да прочих лесных соседей. Может, и дружинника закружили длинноволосые девушки-русалки, да и в топи заманили голосами сладкими. Хотя дружинники, как и все в округе от мала до велика, носят, не снимая, обереги, да и в одежду вязь узлов-заговоров вплетают... Да, раньше пропадали в чащобах люди, но только те, кто себя не поберёг или забывчивым был. А в дружинниках своих Бронислав уверен был. Был... И в дружиннике пропавшем, богатыре Святозаре. Славный малый — силач и храбрец, каких поискать. Самолично видел, как тот волка разрывал, да на медведя в одиночку хаживал. А теперь и не знает, можно ли доверять. Очам да разумению своему прежде всего. Ведь казался Святозар воином храбрым и надёжным, а посему выходило, что и его одурманили да сманили. Да и не расспросишь теперь — так и не нашли ведь. Шлем только в болотах отыскать сумели, слизью покрытый, будто его болотник облизнул.

Бронислав снова тяжко вздохнул: пропавшим дружинником отнюдь не ограничилось дело. Скорее, это было приближение к верхушке чего-то ужасного. Всё чаще люди поговаривать стали, что тьма, наползающая из лесов, когда Ярило солнце уводил, вела себя как живая. Жаловались многие, прошения подавали: пугало их то нечто, что, казалось, начинало смыкаться вокруг Светлояра, ровно как туман тот. Да и сам Бронислав чувствовал это. Предпринятые меры, защиты ради, не сильно помогли. Чуть спокойнее стало, когда велел он в каждый дом внести частичку сварогова огня, да обряд защитный раньше времени провести: знаки обережные на стенах обновить, кровью жертвенного петуха и пеплом трав сожжённых напитав. Но этого явно мало было, чтобы страх укоротить, мужеством вновь сердца наполнить. Даже дети малые плакали, особливо по окраинам посада — чудились им лица страшные, рогатые, в окнах ночами тёмными.

Ещё и волхвы смуту начать удумали: возомнили, что надобно Велеса вызвать, мол, если светлые божества не справляются, не защищают, надобно к другой стороне обратиться. Вот и ещё одна причина не верить полностью словам старейшего. Вдруг всё это игры какие, ловушки организованные? Категорически воспротивился этому Бронислав, суровыми карами пригрозил тогда смутьянам, с ним и жена даже согласилась, Ружена-знахарка. А ей Бронислав всецело доверял несмотря на перешёптывания и толки в городе, мол, волос бабий долог, а ум короток. Впрочем, немного было пересудов, что Князь с женой советоваться удумал: одни побаивались Ружену — всем известна была сила её наговоров, хотя зло лютое не творила, не её это было вовсе. Но стоило лишь взглянуть своими очами тёмными Ружене на перешёптывающихся, недовольных, как те разом приумолкали. Другие же Ружене обязаны были — жизнью своей или семейных своих. И искренними тёплыми взглядами провожали, коли случалось ей в посаде показаться. Но волхвы на особом положении. Такие могут и бурю поднять. Одну смуту подавил в самом начале князь, но сколько таких ещё таится в тени? Вот и Ружена не слишком волхвам доверяет. Пожалуй, одному только Велемудру, наставнику Добрыни, сына и наследника Бронислава.

При мысли о жене улыбка осветила усталое, вымотанное бессонными ночами в поисках ответов лицо. Бронислав сердцем чувствовал: Ружена с ним на одной стороне, незримо поддерживает, даже вдали находясь. Опора настоящая, такой и должна быть княгиня. Вот только и она не ведает, что происходит. Но Бронислав сдаваться не привык, до победного будет решение искать. Если понадобится — поднимет дружину, да и возглавит битву с Тьмой, чем бы та ни оказалась. Может, и голову сложит, зато защитит своих, долг свой исполнит. Или же уведёт всё же людей, коли выхода другого не будет. В отличие от своего отца, Бронислав считал, что иногда разумнее отступить, но сохранить жизни.

Не успел отвести взор от края родного да далей лесных, как почувствовал Бронислав движение за спиной. Взгляд через плечо бросив, узрел воина своего славного, воеводу Храбра. Стоял тот почтительно, голову склонив, не решаясь думы князя прервать.

— Что, Храбр, дело пытаешь? — развернувшись, вскинул голову Бронислав и сказал внушительно, — Говори же!

— Сиятельный Князь Бронислав, доложить разрешите! — степенно, как и заведено было, начал Храбр, лицо его, шрамами испещрённое, решимости полно было. — Воины волнуются, говорят, что дело делать надо. Лихо в лесу, тени сгущаются. Негоже ждать, пока гром грянет. Раз и навсегда пора дать бой врагу неведомому.

Да и сам Бронислав чуял, что роптать начинают люди. Решения не было, но делать что-то придётся. Либо действительно пойти в чащобы да всё разом вычистить, либо бежать непонятно от кого, либо наблюдать постепенно, как его подданные медленно погибают. Недолго травы заговорённые отпугнут это нечто.

— Уж не смерти ли ищешь? — вопрошал Бронислав нахмурясь. — Гибельным дело быть может. Впрочем, дело молвишь. Поди, дружине волю мою объяви: пусть сборы будут, завтра с рассветом выступим мы в чащобы лесные, лихо изрубить или голову сложить. Готовы все должны быть ко времени тому. Да посты проверь, смотрящих предупреди, чтоб начеку были. Смурно на душе — близко тьма сгущающаяся.

— Нам ли бояться? — серьёзно спросил Храбр, — Побывали мы во многих сражениях, долгий путь прошли. — а затем в голосе его смешинка мелькнула, — Да я б лично эту нечисть из леса метлой повымел, коли не боялся бы у девок лесных подмётки позаимствовать!

— Ступай уже, балагур, — махнул рукой Бронислав. Но на сердце потеплело: верные его воины, вон и Храбр шутить пытается, князя своего веселить.

С поклоном отступил от него верный Храбр:

— Волю твою, князь, выполню, дружину подготовлю.

Что ж, пожалуй, кончилось его время одиночества на башне. Выбирался он туда, голову чтобы проветрить, надеясь, что буйные ветра ответ дадут. Настало время спуститься да за дела взяться, люди от него действий ждут, а не стояния столбом. Да прежде к Ружене зайдёт, да и Добрыню проведает — шустрый мальчонка, глаз да глаз за ним, присмотреть надобно, чтобы не посмел отцова завета ослушаться да чащобы пойти изучать. Десять зим уже парню минуло, ловкий да храбрый, из лука стреляет — любо-дорого посмотреть. Молит едва ли не ежечасно: отпусти да отпусти, мол, батюшка, в лес. Обещается сыскать да сразить тьму. Поберечь мальчонку надо, его же блага заради.