Любви вся логика покорна (гет)

— Трудно поверить, что можно умереть от одиночества.

— Не трудно, если знаешь, что это такое.

Оригинальный ЗП, 1 сезон, 9 серия: Джим, Боунз

Доктор Лесли Маккой почти закончила составлять ежеквартальный отчёт о психоэмоциональном состоянии экипажа Энтерпрайза. Не то чтобы психология входила в поле её научного или практического интереса, но в условиях, когда ты начальник медицинской службы уже три года выполняющего специальную миссию звездолёта, выбирать особо не приходится. Нужные сертификаты были обновлены незадолго до отлёта, а обязанности вписаны в должностную инструкцию.

Психоэмоциональное состояние экипажа в условиях длительных миссий становится ведущим фактором успеха — именно такой тезис содержится в черновике статьи Маккой. Однажды та её опубликует, если, конечно, не свихнется сама в этом дурдоме посреди космоса. Да, собственное психоэмоциональное состояние доктора было далеким от идеального, но это мог на время поправить скотч, принятый в приятной компании. Или ром, или что покрепче — зависело от ситуации, в которую их экипаж втягивало фирменное везение Джима.

Сегодня, впрочем, закончить отчёт никак не удавалось. И виновен был в этом один остроухий гоблин вулканского происхождения. Вот уж о ком составлять отчёт нужды не было — если брать в расчёт его слова об отсутствии у него эмоций. Но Лесли уже достаточно знала этого зеленокрового засранца, чтобы однозначно утверждать: тот не был в порядке. И причина тому самая что ни на есть эмоциональная! Как бы этот логикопоклонник не утверждал обратное.

Недавнее расставание с лейтенантом Ухурой (короткий, но бурный роман, в который едва ли можно было бы поверить, не будь весь экипаж его живым свидетелем!) далось Споку тяжелее, чем он желал показать. Это проявлялось и в усиленной бдительности коммандера — вся смена альфа едва ли не на цыпочках ходила, — и в его повышенной раздражительности, и в особенной въедливости в правила. В общем-то, мало кто сейчас не избегал веящего безнадёгой общества старшего помощника... который мало того, что отчаянно сублимировал расставание работой, проявляя невиданное даже для него, всегда делающего максимум, рвение, так ещё и упрямо отрицал этот факт!

Только Джим и пытался как-то вытянуть их зеленокрового приятеля. В шахматы зазывал играть, дискурсы устраивал, но и его не хватало надолго. Капитан хоть и держался достойно, но, увы, зелёная тоска Спока была сильнее. И это влияло на экипаж. На весь — не только на Кирка, что тоже расстраивался, ощущая бессилие, на Ухуру, что ощущала вину и неловкость, — но и на всех остальных, что страдали из-за испортившейся погоды в этом чертовски ограниченном стенами Серебряной леди пространстве.

И доктор Лесли Маккой задавала себе уже не первый день вопрос: а оно ей надо? Вмешиваться? Как врач она обязана была отреагировать, вызвать на беседу, прописать антидепрессанты, ещё что-то сделать, и как друг Джима Кирка, и как подруга Ухуры, но как человек...

Оно ей надо? Спок с самого начала явил себя форменной занозой в заднице. До тошноты бесил её своим безукоризненным следованием правилам, сверхценным мнением по любому вопросу и особенно выводящей из себя снисходительностью к ним, к людям! К толпе алогичных существ, что сами не ведают, что творят. Будто дети, да. На этом фоне особенным поводом для изумления служило то, как Джим умудрялся находить со Споком общий язык... Хотя то Кирк. Он невозможный, сам по себе. Если кто и мог, то лишь он один. Ухура вон не справилась.

И Маккой, связанная с капитаном дружескими отношениями так же, как и Спок, не могла не взаимодействовать с ним сильнее необходимого и предписанного им обоим по долгу службы. Кирк — это их клей. Но сейчас требовалось взаимодействие без прокладки в виде Джима. И вот оно ей надо, а?

Лесли поморщилась. Её жизнь и так была полна трудностей, зачем ослажнять ещё сильнее?! Впрочем, и не вмешаться она не могла. Не только потому, что так требовал долг врача, или потому, что, случись что со Споком, её лучший друг расстроится, а потому, что, возможно, она совсем сошла с ума, но временами ей казалось, отчасти она понимала этот чёртов остроухий компьютер. И это пугало Маккой. Как и то, что в последнее время Спок не казался ей самым хладнокровным и безмоциональным живым существом в Галактике. Скорее уж одиноким и несчастным.

А уж и в первом, и во втором Лесли эксперт. Её жизнь напоминала дурной роман. За автора с именем пахал ни один литературный негр, а потому там было понамешано всякого. Её воспоминания, если представлять жизнь как поток, никак не складывались в цельную личность. В метафорическом смысле она их разделяла. Первые годы — счастье, безмятежность, ласковые ладони мамы, веселые игры с папой, что постоянно придумывал или прятки, или бейсбол, ничуть не расстраиваясь появлению у него девочки... И мог чередовать спорт с импровизированным кукольным театром или даже игрой в доктора.

Глупо, но в папе и правда пропал актер. Потому что, когда у него болела голова, Лесли с серьезным видом шла заваривать ему чай, а потом гладила по волосам, он всегда широко улыбался и делал вид, что всё прошло.

С мамой так, увы, не работало. Отец пропал в проклятом космосе. Мама сначала просто тосковала, а потом заболела и умерла. И Лесли ничего не смогла сделать. И медицина того времени — тоже. Маккой до сих пор и жалела её, и не могла простить. За то, что та даже не боролась. За то, что бросила её...

Лесли воспитал дедушка. Замечательный дедушка. Но он был далеко не молод, много болел. Потому-то Лесли и начала изучать медицину. Ей очень хотелось хоть чем-то помочь последнему оставшемуся у неё близкому человеку.

Скорее, у неё получилось наоборот. Когда тот умер, Лесли уже заканчивала мед. И да — у неё было достаточно знаний и знакомств, чтобы побороться за него. Только вот нужна ли была та борьба? Спустя две недели реанимации старший коллега серьёзно поговорил с ней, и только тогда Лесли подписала согласие. Но осознание того, что тогда, по юности, с верой в лучшее, она из эгоистичных соображений, своим нежеланием отпустить причинила дополнительные страдания, навсегда оставило на ней отпечаток.

Из-за этого, когда спустя много лет её отец почти чудом нашелся (космос наигрался и выплюнул!) и почти сразу слег с неизлечимым заболеванием, Лесли решилась на эвтаназию. Сама сделала укол. Выплакала все глаза, ещё раз прокляла космос и звёзды за то, что заставили переживать её потерю дважды, и отпустила. Лишь затем, чтобы узнать, что спустя полгода будет найдено лекарство... А папа... он бы протянул в муках эти полгода.

Поэтому Лесли до дрожи в ладонях (неприемлемой для врача) боялась оглядываться назад. Это невыносимо. Поток её жизни, разделяемый резкими спадами, порогами и точками бифуркации, слишком быстр и жестоко холоден.

Каждая её привязанность в конечном итоге оборачивалась болью. Счастье было недолгим, а вот страдания били в упор. Её брак с Мираком принёс много радости, почти счастья... Этого нельзя забыть. Какое-то время Лесли была в мире и покое сама с собой и мужем. Не стала бы она абы от кого рожать... Нет, она любила его. Тем ужаснее был разрыв: измена, ложь и критическая точка непонимания. Она лишилась близкого человека, но что самое ужасное — ещё и дочери.

Мирак сказал, ты замужем за медициной, тебя редко застанешь дома, ты плохая мать, и напряг свои связи, способности чёртового юриста... Так Лесли лишилась опеки над Джоанной. После этого всё дальнейшее, казалось, было лишено смысла.

Маккой не наложила на себя руки только потому, что не хотела, чтобы Мирак потом похвалялся, что он был прав, что бывшая была сумасшедшей. Не хотела, чтобы Джоанна стыдилась её. Поэтому она кардинально изменила жизнь.

Записалась в Звёздный Флот, хотя боялась космоса до дрожи... Иррационально, но так на ней отложилась и история с отцом, и какой-то глубинный необъяснимый страх осознания — как же мал человек в сравнении с той пугающе бесконечной бездной космоса... Как легко в ней потеряться.

И вот там-то Лесли встретила своё солнце. Страдающее похмельем, излишней самоуверенностью, нахальное и очень юное. Джим Кирк определённо стал её спасательным кругом. Вопреки, а не благодаря. Он тоже был глубоко несчастен внутри и одинок, но при этом во внешнее пространство транслировал вовсе не злобу, не маскировал боль под сарказм, он был искренним, настоящим, а ещё умудрялся улыбаться и шутить, будучи в полном дерьме. Светил даже тогда, когда сам был похож на отбивную.

Лесли решила взять над ним шефство вовсе не из сострадания и потому что парню реально часто нужна была медицинская помощь... А просто потому, что рядом с ним было не так паршиво жить. Что-то теплое в душе поднималось, и становилось менее гадко. Она снова ощущала себя нужной.

Вот так, держась друг за друга, они и не утонули в царящем вокруг безумии. И Лесли не могла и не хотела проверять, что будет, если однажды сучка-судьба лишит её и Кирка. Наверное, она просто кончится — и всё. Пшик, вспышка сверхновой — и останутся не просто кости, а холодная мёртвая звезда.

Самое интересное — хоть их в чем только в Академии и не подозревали, но они с Джимом никогда не задумывались друг о друге в сексуальном плане. Кирк — неисправимый романтик, а по факту бабник, у неё после Мирака внутри всё было выжжено и отсутствовало доверие к мужчинам как к биологическому виду. Эта дружба — единственный возможный для неё вид отношений. Если бы они переспали, это испортило бы всё то светлое и доверительное... Да и какое там влечение? Она латала его столько раз и в каком только дерьме не видела — не было влечения. Только глубокая приязнь к личности и признательность, что даже в самом обдолбанном виде Джим не лез к ней как к женщине.

Маккой и сама давно не думала о себе в таком ключе. Она врач и человек. А женщина... Вспоминала об этом раз в месяц, не чаще. Всю романтику в ней выжгла жизнь, сарказм стал щитом. Лучше быть своей для мужчин, составляющих основу Звёздного флота, чем снова собирать себя по частям.

Но временами находила грусть. И одиночество кольцами тяжеленной змеи ложилось на грудь, не давая вздохнуть. Если даже такому, как Спок, захотелось любви, то ничего удивительного, что и Лесли порой ощущала жажду почти невозможного в своём сердце... Это Джим — вечный искатель приключений, открытий — ему хватало этих впечатлений, а в глубине души у Маккой всё так же жила девочка, мечтающая о крепкой семье и любви. Тоскующая по дочке.

Она обвиняла как-то Спока, что он не боится смерти лишь потому, что ещё сильнее боится жизни. Толкала его к Ухуре. Но... правда в том, что и сама Лесли больше боялась жизни и того, какого дерьма та может принести вместе с собой. Боялась рискнуть, вот и жила наполовину включено. Жила тем, что помогала Джиму, Скотти, Пашке и всем остальным, потому что, будучи занятой, убегала от самой себя и своих несчастий.

Спок и Ухура расстались вовсе не потому, что тот бесчувственный компьютер. Пожалуй, Маккой должна признать это. Межкультурные коммуникации прекрасно работали, пока страсть была сильна, но та стихла, и осталось множество противоречий, к которым Ухура, как сильная и независимая, оказалась не готова. Спок тоже оказался не готов к постоянному поиску компромиссов. А теперь страдал — и даже Джеймс Ходячий-Заряд-Позитива Кирк не смог тому помочь.

А вот Лесли с её набором препаратов и остаточных знаний психологии (человеческой, а не вулканской, стоит отдельно отметить!) сможет! Ага, как же... Но и наблюдать, как тот невзначай проверяет на крепость различные предметы на корабле, уже выше её сил. В конце концов, этот гоблин остроухий силен, а ну как пробьёт — привет, разгерметизация, радиация и лютый холод с вакуумом. Ну, это Лесли утрировала. Она всё ещё боялась космоса, да. Хоть и безвылазно находилась в нём уже три года кряду.

А ещё она точно так же всё ещё побаивалась Спока до недавнего времени. Мало ли что может сотворить тот, кто мерит всё исключительно логикой. А ещё Лесли ему завидовала, в чём не признается никогда. Потому что тот мог позволить себе не чувствовать и не страдать... Как оказалось, это была ошибка. И теперь это будило в Маккой совершенно новую незнакомую гамму чувств. Из них полнее всего получалось идентифицировать любопытство и сострадание.

Да, ей в самом деле захотелось узнать того получше. Ведь было нечто человеческое спрятано под броней. То, что Спок отрицал, но что они, знавшие его больше пяти лет, уже научились отличать. И если в вулканце было человеческое, а Маккой хоть и не могла исцелить собственную душу, но неплохо поднаторела в исцелении друзей... то почему бы ей не попробовать помочь и Споку?

В конце концов, она ничего не теряла. В крайнем случае будет и дальше шипеть разные саркастические колкости в его сторону и закатывать глаза, говоря Джиму, что его старпом — невозможный сверхкомпьютер. Но, если получится... в окружающем её мире станет заметно меньше страдания. И ещё... это существенный прорыв в науке!

* * *

— Боунз, мне кажется, ты седеешь! — феерично выдал Джеймс Кирк после того, как они успели немного разомлеть, приговорив на двоих бутылочку Ромуланского эля (не в свою рабочую смену).

Лесли, которая пригласила его, чтоб поговорить о Споке (в кои-то веки, да!), аж подавилась. Она любила Джима, но, право, каков нахал!

— Сам попробуй поработать врачом — и посмотрим, что случится с тобой! — прошипела она, мысленно закипая ещё больше.

Женщинам такое не говорят. И Кирк это прекрасно понимал, просто не считал её таковой. Что ж, и в этом виновата она, более того, это Лесли устраивало до недавнего времени... Что творилось с ней сейчас — непонятно. Решительно.

— Ладно... Зачем ты так? — Кирк аж голову в плечи вжал, видимо, лицо у неё было очень красноречивым, раз бравый капитан пошёл на попятную. — Просто... заметил вдруг. А так ты очень красивая, может, покрасишься?

— Ради кого? — неожиданно брякнула Маккой, чувствуя, что краснеет.

Красивая, блин... Сказанёт тоже. Красавицей Лесли никогда не была. Даже в лучшие годы всего лишь хорошенькой. Ни тебе длинных ног от ушей, ни фигуры идеальной, как у Ухуры. Обычная она, а теперь ещё и жилистая и одновременно худощавая. Морщины вот — и те лицо тронули как отражения пережитых многочисленных эмоций. Она старше Кирка, младше Спока, но тот вулканец... Они долго не стареют, засранцы остроухие. И почему она вечно про него думала, а? Ах, да... помочь хотела. Только зачем Джима позвала? Он же не сумел... Так и на что надеется? Или просто хотела потянуть время и успокоиться? Очень на то похоже. Маккой вздохнула. Это не укрылось от Кирка.

— Ради себя! — ответил тот неожиданно. — Ну и, возможно, того, кто тебе нравится... Лес... — он пьяно качнулся ближе, обдав её забористым амбре. — Ты только скажи, кто он. Я поговорю... Ик! — он собрался чуть. — Прискачет в лучшем виде при полной парадке к медотсеку!

— Уверен? — неожиданно для себя улыбнулась Маккой. Её и правда поражала эта непрошибаемая упертость, с которой Джим выгрызал у судьбы все новые и новые шансы — для себя, для них всех, для корабля... Но он всё-таки не всесилен.

— Да! — ударил кулаком себя в грудь Кирк. — Говори, кто он! Я капитан, твой друг и позабочусь, чтоб ты была счастлива!

— Спок, — чувствуя, что трезвеет, проронила Лесли, наблюдая со смешинкой и легкой грустью, как вытягивается лицо друга.

— Это... — Джим не находил слов. — Неожиданно, — и он выпил полный стакан эля. — Мне нужно больше времени для анализа! — и с этими словами Кирк, покачиваясь, встал и направился к себе.

Лесли проводила его странным взглядом. Ну вот и зачем сказала? Теперь Джим будет ломать голову почём зря — ведь остроухий совершенно точно и близко не видел в ней пару... Да и она — зачем сказала, что неравнодушна, а?! Тем более, что это неправда. Неправда же?! Отчего-то Маккой не была так уж уверена. Рассердившись, она придвинула бутылку и вылила в себя остатки прямо из горла. Она не леди. Ей можно.

* * *

Спустя три дня Маккой всё ещё не нашла в себе силы преступить через барьер и отправиться достукиваться до человеческой половины Спока, чтоб та или исцелилась, или же спряталась и не ломала им их робота... Это сказывалось не лучшим образом на психоэмоциональном... ну вы поняли! Только вот Лесли так и не смогла себя заставить.

А ещё она всё гадала, запомнил ли Джим её слова. Во всяком случае, он общался с ней как обычно и ни словом, ни жестом не намекнул, что теперь знает «страшную тайну». С одной стороны, Кирк был не настолько пьян, чтобы забыть... С другой, мозг Джима мог, защищаясь, подретушировать этот момент. Конечно, это ведь шок-контент — узнать, что твоя старшая подруга безнадёжно влюблена в твоего друга и ты обещал ей устроить личную жизнь. Кобаяши Мару пройти было проще.

Но гадания прервали. Смена завершилась, а вот бюрократия — нет, она вечна, но медитацию Лесли над бумажками, совмещенную с гаданием, прекратил непосредственно объект дум. Коммандер с лёгким стуком зашёл к ней.

Маккой вспыхнула. Чтобы Спок — да пришёл к ней сам на своих двоих? Да ни в жизнь, если Кирку не угрожает опасность... Не угрожает же?

— Чем обязана? — спросила она, отчаянно надеясь, что Джим в порядке и ничего не сказал этому гоблину, иначе... Кирк будет не в порядке, но уже потому, что она так решила.

— Доктор, мне нужен совет, — сказал Спок несколько... неуверенно?

Маккой приподняла брови: нет, ей показалось — где Спок и где неуверенность?! И всё же смысл слов постепенно достигал её разума. Совет! Её совет нужен этой ходячей энциклопедии!

— Тогда мне нужно выпить, — тихо сказала Лесли и свернула пробку стоящему в шкафчике виски. Опорожнила половинку стакана и только потом повернулась к терпеливо ожидавшему Споку. — Какой совет?

— Женский, — не мигая, произнёс тот, заставляя Маккой пролить виски.

— Чего? — уставилась она на него.

— Вы женщина. Мне нужен совет от женщины, — нисколько не смутился тот, всё так же безотрывно глядя на неё. — Не сочтите за труд.

— Логично, — пробормотала Лесли. — Но почему я? На этом корабле ещё пятьдесят восемь женщин!

— Доктор, я провёл расчёты. С вероятностью две целых пятьдесят три сотых к одному мне можете помочь только вы. Ваш опыт, специфические навыки, а также дружба с капитаном послужили ключевыми аргументами, — спокойно выдал этот... невозможный.

— Мистер Спок, — Маккой тяжело вздохнула. — Раз уж целых две целых и пятьдесят три сотых, то рассказывайте, что от меня требуется. Хотя, признаться, вы меня интригуете: женский совет для вас, ещё и от меня... Не думала, что вы видите во мне кого-то, кроме раздражающего нелогичного доктора с острыми, прямо как ваши уши, шутками.

— Вы не раздражаете, — ей показалось или губы вулканца насмешливо дёрнулись. — Наши взгляды не всегда совпадают по многим вопросам, однако это не значит, что я вас не уважаю. Что же до того факта, что вы женщина, то это биологически очевидно, и так вы не заявляли об ином, то логично предполо...

— Так, хватит! — остановила этот поток Лесли, чувствуя, как усиливается тикание в мозгу: ещё немного — и она взорвётся. — Выкладывайте, что у вас там!

— Ваше высказывание нелогично, доктор, но предположим, я понял эту несовершенную метафо...

— Ближе к делу! — Лесли закипала, ей хотелось... да много чего хотелось. Только раздражение крепло, пришлось напоминать себе, что она, вообще-то, хотела этому остроухому помочь пережить то, что переживала его человеческая часть. Поэтому нужно терпимее быть к вулканцу и его закидонам.

— Лейтенант Ухура. Мы расстались две недели назад, — проинформировал её Спок, всё ещё не обнажая сути.

— Об этом уже весь экипаж в курсе. А я здесь при чём? Могу прописать антидепрессанты или составить карту вашего эмоционального состояния, если вы, конечно, не отрицаете сегодня наличия у себя эмоций, — нет, всё-таки чувство врачебной этики в этот момент несколько оставило её.

— Было бы нелогичным отрицать возвращение моих чувств, доктор. Но антидепрессанты или заполнение карточек мне не помогут.

— А что же тогда поможет? — Лесли и правда хотела знать. Волшебной пилюли не существует. Особенно от любви. С ней даже хвалёная вулканская логика справиться не сумела. Иначе бы не пришёл к ней, они не вели бы сейчас столь странный разговор.

— Откровенный разговор. Если исключить то, что невозможно, все, что останется, должно быть истиной, — пространно заметил Спок.

— А ещё ближе к делу? — вздохнула Маккой, чувствуя, что истина не просто где-то рядом, а находится за этими острыми ушами, которые всё никак не скажут главной цели своего визита. Поскольку у Лесли была прекрасная фантазия, тем удивительнее, что она не могла придумать ни одного логичного или хотя бы похожего на него объяснения.

— Вы верно заметили, что моё состояние последние дни было далеким от норматипичного. Но как и все сделали единственный возможный вывод на основе имеющихся у вас фактов.

— А он неверный? — то, что Маккой ещё хоть что-то понимала, было сверхстранно. — И вы, мистер Спок, не были расстроены из-за вашего расставания?

— Вы знали, что инициатором разрыва отношений был я? — вулканец всё ещё не прояснил, и поэтому Лесли уже готова была зубами скрежетать. Терпеть она не могла подобные раскачки... А ведь привычным способом всё не решить: Спок не пьёт. Это ведь нелогично — добровольно дурманить разум и вредить внутренним органам.

— Это можно было предположить. Но теперь вы жалеете и думаете, как вернуть Ухуру?

— Нет, я не желаю возвращать Ухуру, — Спок моргнул — и это было первое его движение за десять минут.

— Тогда чем ты недоволен, гоблин остроухий? И при чём тут я?! — взорвалась Лесли. — Всё ж как ты хотел!

— Доктор, наши уровни понимания расходятся, но не настолько катастрофично. Я расстался с мисс Ухурой, потому что осознал, что меня привлекает не эта женщина.

— Спок! — охнула Маккой. — В гомосексуа... Погоди. Не эта женщина? — что-то она переставала понимать. Точнее, тонкая нить связи с реальностью становилась всё слабее.

— Ваши органы слуха работают правильно, доктор. Так как я больше не отрицаю своё влечение к женщинам, к человеческим женщинам, а также и связанных с этим иных чувств, то будет правильным сказать...

И вот тут-то Спок замер и всё так же не мигая глядел на неё. Лесли же в это время завороженно смотрела в его глубокие тёмные глаза и напряженно думала, когда же слова «человеческие женщины», «влечение» и «чувства» в одном предложении этого остроухого гада стали задевать в ней какие-то полузабытые струны. Вот что он творил? Где тут его возлюбленная логика?

— Сказать, что я был рад узнать от капитана, что вы испытываете ко мне что-то, кроме раздражения, за совершенно обоснованные указания на нормы устава и неотступного высказывания неприкрытой правды и гласа логики.

Лицевой нерв у коммандера чуть дёрнулся. Впрочем, вскоре ей стало не до разглядывания его скул. Что-что он только что сказал? За привычным ворохом сложных конструкций Лесли показалось, что она услышала...

— Вы рады?! С чего бы?

Всё-таки не надо было говорить такое Джиму. Даже в шутку. Теперь всем троим неловко. И всё же почему он рад, а, гад зелёнокровый? Ещё и мнётся как девица на выданье. Нет, правда!

— Потому что, доктор, вы меня восхищаете. Нельзя искать логики в эмоциях, как и эмоций в логике. Наши мнения, бывает, не совпадают, но и это ценно, понимание всё же приходит, и оно становится более полным и совершенным. Моя логика, ваши эмоции — из этого получились бы сбалансированные отношения. Лейтенант Ухура совершенна во многих отношениях, но мне, как оказалось возможным выяснить только эмпирическим путём, нужно не это. И я рад, что вы не отрицаете с порога в эксцентричной манере, что это совершенно невозможно.

— Спок, ты... — кажется, Лесли начинала понимать. Джим всё же сдержал обещание и каким-то образом преподнёс ей Спока, настолько, насколько это возможно, готовенького. И вот что же теперь с ним делать! Он ведь не лжёт... Иначе в мире не останется совсем ничего постоянного.

— Доктор, я понимаю, вам нужно подумать. А также понимаю, что мои откровения далеки от традиций людей относительно ухаживаний, но я такой, как есть, и вы, кажется, неприемлите попытки выдать желаемое на действительное сильнее, чем кто-либо.

— Верно, Спок... Упади ты на колени с цветами, я бы положила тебя в наблюдательную палату, дав успокоительного, — поёжилась Маккой.

— Хорошо, что мы так хорошо друг друга понимаем, доктор, — и Спок неожиданно улыбнулся. Но не губами. Глазами. Лесли неожиданно заметила, как крохотные лучистые искорки вспыхнули в темноте его радужки. И это вызвало внутри неё смешанные чувства. Может, и правда попробовать? Чем вулканцы не шутят? Да ничем. Они вообще никогда не шутят. Хотя у Спока была вполне человеческая мать... Кто знает?

— Тавтология? Вы, верно, шутите? — Лесли тоже улыбнулась. По-человечески. Губами. В конце концов, они оба потеряли столь много, что у них почти ничего не осталось. Кроме Джима и этого корабля, что болтался посреди космоса.

— Что вы, доктор, всего лишь показываю, что имею не столь много общего с компьютером, как вы недавно сказали, — бровь Спока поднялась ровно на миллиметр, но Лесли заметила.

— Так докажи! — Маккой ему не девочка, чтоб тянуть бесконечно... Особенно, если это не смешная вулканская шутка, а потому она притянула через стол к себе замершего изваянием Спока и поцеловала... промазав и попав в нос, потому что в этот самый момент дверь отворилась, и на них очумело уставилась голова Джима! Которая, осознав увиденное, тут же скрылась.

Маккой хотела было отодвинуться, догнать Джима и высказать всё, что о нём думает, а также о том, что не нужно спешить выполнять всё то, что просит пьяная женщина, но ей не дал Спок, внезапно не отпустивший, а только сильнее притянувший и втянувший её в уже настоящий поцелуй.

На следующий день об этом не вспоминали. Потому что жизнь — она здесь и сейчас. И надо жить и наслаждаться этим моментом, не давая прошлому отравлять настоящее. Ну, а будущее... Оно не определено.