Дионис Снейп и эликсир жизни (джен)

Мистер и миссис Снейп проживали в доме номер двадцать три по Крапивной улице, и, по мнению соседей, совершенно не подходили друг другу.

Северус Снейп, глава семейства, был человеком трудным и неприветливым. Говорил он сухо и без улыбки, глядел на всех строго и не любил лишних хлопот. Здоровались с мистером Снейпом неохотно, а некоторые и вовсе сторонились его характера. Темноволосый, угрюмый, с крючковатым носом, безобразно повисшим грушей, он был похож на каракатицу, но ни капельки не стеснялся своего вида.

Работал мистер Снейп, как шептались соседи, аптекарем, поскольку пахло от него всегда странно. Чем-то горьким и въедливым, отчего прохожим иногда приходилось сморкаться. Но мистеру Снейпу, вероятно, его дело нравилось, потому что новую работу он не искал и постоянно возвращался домой к семи вечера.

На автомобили мистер Снейп смотрел с неприязнью, словно они могли вдруг ожить и начать крушить всё подряд. А у соседей, конечно же, было их несколько — самых разных цветов. Разговоров о них было много: когда стоит обратиться к механику, где дешевле заправиться и не пора ли уже перестать сомневаться и приобрести автомобиль и жене? Мистер Снейп, сводя брови, на эти вопросы отвечал равнодушно и точно знал, что автомобиль ему ни к чему. На работу он добирался без спешки и никогда не опаздывал, а в город можно было доехать и на метро. Пользовался он им, правда, редко, зато станции различал без проблем.

Когда кто-то — особенно в период осенних температурных качелей — ловил простуду, к мистеру Снейпу обращались в последнюю очередь. И не потому, что тот не желал помогать или давал плохие советы, а потому, что боялись его беспокоить. Все понимали, что мистер Снейп — человек замкнутый, хоть и весьма кропотливый. Вместо привычных лекарств он рекомендовал пить травяные чаи с облепихой, а если у кого-то заболевал ребёнок, то и вовсе сам наведывался в гости и приносил с собой черничный сироп. Такую заботу соседи ценили и пытались всячески ответить добром. Тот принимал их старания лишь скупой вежливостью, а приятнее не становился ничуть.

Единственной отрадой в жизни этого человека была его жена Лили, рядом с которой мистер Снейп вмиг забывал обо всём. Когда их видели вместе, то замечали, как чёрные глаза, обыкновенно взирающие с упрёком, вдруг становятся светлее, а суровые уголки губ ни с того ни с сего начинают ползти вверх. Во время дождя он ласково укрывал супругу пальто, пряча от её взора покрасневшие руки, зимой — ловил случайно выпрыгнувшие из её карманов перчатки, а летом — почти каждый день дарил самые простенькие букеты. И казалось, что цветы в них так же, как и он сам, дышат восторгом и нежностью. Мистер Снейп был бесповоротно и безумно влюблён.

Миссис Снейп же совсем не походила на мужа и, напротив, обладала открытой душой. Её лицо часто озаряла улыбка, а глаза, словно два изумруда, смотрели с опекой и чуткостью. По утрам она любила работать в саду, где цвели чудесные розы, и желать хорошего дня всем спешащим на работу прохожим. Миссис Снейп не страшила грязь, не могли ей испортить настроение и бесконечные проливные дожди, поэтому сад её в любую погоду выглядел замечательно.

Каждый вечер четверга миссис Снейп проводила вне дома. В эти дни она помогала миссис Рой — бравой основательнице местного благотворительного фонда. Вместе они собирали незаменимые вещи для детей-сирот, упаковывали им сладости, среди которых всегда было несколько коробок шоколадных конфет, и составляли список дел, требующих немедленного участия.

По праздникам миссис Рой приглашала всех желающих сопровождать её в детский дом, и миссис Снейп никогда не отказывалась.

Ребята встречали их с радостью. Они знали о том, что взрослые приезжают с подарками, и поэтому особенно сильно их ждали. И стоило хоть кому-нибудь заметить коробки с конфетами, как все тут же, шумно посмеиваясь и толкаясь, оказывались вокруг них.

От таких сцен сердце миссис Снейп замирало бутоном. Неужели дети могли расти так? Не знать, что такое объятие мамы, не просить папу дочитать вчерашнюю сказку перед сном. Каждый день взирать на одни и те же стены и думать, что мир такой же крошечный, как и их дом. Конечно, могли — миссис Снейп не была глупой женщиной. Однако наблюдать за этим вживую для неё было чересчур больно. Поэтому, возвращаясь домой, она, бывало, роняла кроткие слёзы, тем самым оплакивая судьбы бедных детей.

Ещё миссис Снейп очень любила животных. Она знала клички всех соседских котов и собак. Если кто-то из них забегал к ней в сад, чтобы попросить ласки, то она с удовольствием гладила мягкую шёрстку и спрашивала у них, куда же запропастился хозяин. Но заблудших гостей это не беспокоило, и поэтому они, расположившись у её ног, довольно мурчали или посапывали.

Когда-то у миссис Снейп жила кошка. Неизвестной породы, белоснежная, с позолоченным ошейником, она вызывала у соседей особый интерес. Трогали её осторожно, опасаясь, что та вдруг укусит, и иногда шутливо знакомили со своими питомцами. Но протянула эта красивая кошка недолго и, сильно исхудав, в последние дни своей жизни стала похожа — как бы жутко это ни звучало — на облитую молоком крысу. Миссис Снейп оплакивала её пару месяцев и больше не собиралась никого заводить.

Поговаривали, что в смерти несчастного животного был виноват её муж. Возможно, он случайно просыпал лекарство, а возможно, намеренно подмешал что-то в корм. Все знали, что мистер Снейп был ужасно ревнивым, но жене доверял бесконечно и ни в чём и никогда не посмел бы её обвинить. Он пытался стать лучше, хотя сам не понимал, что для этого надо иметь.

Кто-то спорил, что семья их развалится, что миссис Снейп разобьёт мужу сердце, когда как-никак обнаружится достойный её кандидат. Но потихоньку так говорить перестали, поскольку годы всё шли, а любовь их всё крепла, и, видимо, укрепилась навек.

Когда же на Крапивной улице появлялись новые люди, то поначалу соседям не верили. Крутили головами и — о, пророки! — клялись, что встречали подобные случаи и что вот-вот в доме номер двадцать три станет жить другая семья. Но замолкали они весьма быстро и ядовитые сплетни пускали на другие дела.

И уж совершенно для всех удивительным оказывалось то, что у мистера и миссис Снейп были дети.

Дионис Снейп, крепкий мальчик десяти лет, был ребёнком тихим и вдумчивым. На улице его часто замечали с книгой в руках, особливо держащегося в стороне от шумных компаний. Дионис очень любил читать и порой даже заглядывал в небольшую библиотеку. Там, находясь в окружении чернильной пыли и поломанных корешков книг, он чувствовал себя донельзя счастливым и брал всё, что только попадалось ему на глаза. Располагаясь у крохотных столиков, он с упоением погружался в выдуманный мир путешествий.

Больше всего Дионису нравилось читать про пиратов. Его манили всякие карты и тропы, разные загадки, многие из которых, пробегая по строчкам, он успевал решить сам. Как было бы здорово оказаться в таком приключении! Что-то искать, думать, а может быть, и не спать по ночам. Но на Крапивной улице никак не могли появиться пираты, и поэтому Дионис, с грустью поджимая губы, продолжал встречаться с ними хотя бы на истёртых страничках книг.

Но не стоит думать, что Дионис Снейп был одиночкой. В отличие от отца, вечно хмурого нелюдима, он приветливо улыбался прохожим, и общались с ним гораздо охотнее.

Лучшим другом мальчика был широкоплечий тихоня по имени Найджел Блумфилд. Семья Найджела давно обосновалась на Крапивной улице и с радостью общалась с соседями. Дионис любил проводить время у друга и всегда с удовольствием уплетал пирожные, приготовленные мистером Блумфилдом, толстощёким весельчаком и настоящим любителем кондитерского искусства. Вместе с Найджелом домашнее задание вмиг становилось проще, а игры — в разы интереснее. Мальчики болтали обо всём на свете и абсолютно не представляли свою жизнь порознь.

В школе Найджела почти не хвалили. Учителей раздражала его рассеянность и желание всё сделать как можно скорее. На уроках Найджел откровенно зевал, пересчитывая капельки дождя по стеклу, или рисовал что-то в тетрадях. А Дионис учился отлично, без труда справлялся с заданиями и, если удавалось отыскать время, порой читал дополнительную литературу к занятиям. Вокруг было столько всего любопытного, что его тянуло, пожалуй, почти ко всему. Буквы выводил ровно, вопросы задавал правильно, но вот со счётом у Диониса ладилось через раз. Цифры, подмигивающие ему отовсюду, не желали складываться или вычитаться, уползали от его взгляда, искрящегося изумрудом, доставшимся ему от матери. Миссис Снейп поддерживала его и — с обязательной кружкой чая в руках — по вечерам проверяла домашнее задание сына. Она видела, что его внимание перебегало с одной задачи на другую: яблоки почему-то превращались в ёжиков, а семёрки без палочек роднились с кривой единичкой. Дионис старался изо всех сил, но понимал, что математика ему не подвластна, и, к счастью, мама не принималась его ругать.

Дружба с Найджелом открывала перед Дионисом незнакомые двери. И хотя мальчики не осознавали этого сами, время от времени спорили и проявляли характер. Дионис был добрым, отзывчивым и больше походил на Лили. Однако кроилась в его душе и дурная частичка мистера Снейпа, который, как многие думали — после случая с кошкой, — умело что-то скрывал.

Прошлой осенью родители Найджела подарили сыну новенький плеер. Мальчик был от него в восторге и всюду таскал его в рюкзаке. У Диониса же плеера никогда не было, потому что в свободное время он предпочитал смотреть познавательные передачи по телевизору, а то и просто читать в тишине. Обычно его мама включала по утрам радио, и оно ненадолго развлекало весь дом. Какие-то песенки веселили Диониса, но сам заниматься музыкой он не хотел.

Жить с радио было довольно забавно. Каждый раз диктор поздравлял слушателей с необычными праздниками или вспоминал короткие шутки. По вечерам он рассказывал о погоде на завтрашний день и обещал, что утром непременно вернётся. А когда диктор становился чуть тише и затем вовсе исчезал в пустоте, то по кухне растекалась мелодия. В большинстве случаев она была озорной и протяжной и скакала искрящейся шалостью вдоль родных стен. Миссис Снейп, занимаясь готовкой, иногда подпевала ей ласковым голосом, а её муж, в это время проходя мимо, не мог сдержать улыбки и счастливый смешок.

Когда Найджел показал другу плеер, тот поначалу не понимал его радости. Да, музыка теперь умещалась в ладошку и могла играть столько, сколько угодно душе, но был ли от этого толк? Дионис вежливо изучил подарок друга и, не найдя в нём ничего любопытного, протянул его обратно владельцу. Найджел поражённо поднял брови и заставил плеер играть. Песни тотчас из него выскочили, зазвенели, забились о стены и создали вокруг себя рой диких и чарующих пчёл. Диониса они удивили, а потом и затянули не хуже, чем пиратов заманивает на дно ловушка сирен. По радио он никогда такого не слышал.

До зимы плеер стал для них третьим другом. Они передавали его из рук в руки и довольно скоро оставили на нём много следов. И могло так, наверное, продолжаться и дальше, пока в голову Диониса не пришёл хитрый план.

Ему так понравилась музыка Найджела, что расставаться с ней он был больше не в силах. Дионис напевал её по вечерам, когда друга не было рядом, и часто отстукивал ритм, в тишине дребезжащий по пальцам. Она им владела. Невероятно владела! И он, словно в сумраке, ждал новый день.

Однажды за завтраком Дионис подумал о том, что если Найджел вдруг потеряет подарок родителей, то, конечно же, станет его повсюду искать: в школе, на улице и во всех уголках своей комнаты, не забыв перевернуть рюкзак несколько раз по пути. Когда он поймёт, что тот безвозвратно утрачен, то немножко погрустит, но потом успокоится. Может, миссис и мистер Блумфилд, чтобы утешить сына, даже купят ему что-то другое взамен. Но Найджел продолжит дружить с ним как прежде и не будет знать, почему его плеер пропал.

Да, Дионис попал в сеть корысти, поглощающей его изнутри. Ему было больно от того, что он хотел совершить, но ничего не мог с собой поделать. И поэтому в один декабрьский вечер Дионис, дождавшись, пока его друг убежит помочь своей маме с покупками, с тяжёлым сердцем спрятал чужой плеер в карман.

С тех пор слушать музыку стало невыносимо. Все звуки, которые раньше превращались в приятный ритм, теперь складывались в предательское завывание, отчего у Диониса начинала болеть голова. Найджел, как он и думал, продолжал приглашать его в гости, порой вспоминая о пропаже с тягучей тоской. От его слов Дионису становилось лишь хуже, и никто не мог и предположить, что за вина съедает его по ночам.

Разумеется, Дионис обманывался. Мистер Снейп был человеком весьма проницательным и быстро понял, что с его сыном что-то не так. Когда настал момент разговора, Дионис вдруг боязливо свёл плечи, пару раз хлюпнул и, указав на плеер, уныло лежащий на стопке тетрадей, погрузился в молчание. Мистеру Снейпу не нужны были слова, чтобы осознать, что случилось. И от этого чувства — бесконечно глупого стыда и секрета — Дионис закрыл лицо ладонями, чтобы ненадолго ослепнуть. Он не мог позволить себе встретиться взглядом с человеком, который верил в его доброту. Дионис был зол на себя и не пытался выдавить хоть одно оправдание.

Мистер Снейп, однако, понимающе выдохнул, и от этого выдоха у Диониса задрожали уголки губ. Его всё равно любят! Ему помогут исправиться! Наконец осмелившись поднять голову и увидев темноту родных глаз, Дионис понемногу оттаял.

Когда на следующий день Найджел отыскал на самом дне рюкзака потерянный подарок родителей, Дионис искренне радовался ликованию друга. Вместе они составили список сохранившихся на плеере песен, чтобы убедиться, что всё с ним в порядке и никто не трогал его в эти дни. И хотя Дионис прекрасно знал, что дело их — пустая трата времени, он с двойным удовольствием выводил строчки. И каково же было его удивление, когда на Рождество, он проснулся от давящей боли в затылке. Нырнув рукой под подушку, он обнаружил там квадратную коробочку, внутри которой лежал новый плеер.

Младшую дочь Селену родители любили не меньше. Девочка походила на взлохмаченного воробушка и очень сильно напоминала отца. Такая же темноволосая и немного угрюмая, с тонким носиком, который ещё не успел свернуться в крючок, но непременно обещал сделать это в будущем. В глазах девочки иногда проступали зелёные тени, доставшиеся ей от матери, но чаще всего их скрывала отцовская чернота. Одним словом, Селена не обещала вырасти редкой красавицей, зато обладала задорным умом и миловидной улыбкой.

Её комната была полна кукол: они сидели на полках, ютились в шкафах и веселились на маленькой кроватке, болтая от ветра ногами. Селена учила их хорошим манерам и заплетала им косы. Миссис Снейп любила присоединяться к игре и, порой потерявшись во времени, через пару часов вспоминала о том, что не успела приготовить обед. Тогда Селена, чтобы помочь, чистила лук или обрывала стебельки зелени.

Отрадой для девочки были занятия плаванием. Она бросалась в воду, точно в ней родилась. Ей нравилась прохлада, гуляющая по коже, и щекочущее чувство свободы. Занятия плаванием приносили ей столько радости, что вскоре в саду миссис Снейп появился бассейн.

Он был отнюдь не большим. Осенью в нём засыпали листочки, а весной отважно купались скворцы. Селену они не пугали; наоборот, она мечтала о том, чтобы когда-нибудь покупаться вместе с ними. Но те, не желая дружить с человеком, улетали, важно помахивая переливчатым хвостиком.

Зато Селена прекрасно ладила со старшим братом и часто ходила за ним по пятам. Ей было интересно наблюдать за тем, как он читает книги, почёсывая кулачком нос, как он смешно кривит губы, если на ужин мама ставит тарелки с горячим бататом и свёклой, и как он внимательно следит за её увлечениями.

Когда Селена захотела отправить рисунок русалки на местный конкурс, посвящённый детской фантазии, Дионис предложил сделать для неё золотые кудряшки. Они вместе раздобыли фольгу, приклеили её к бумаге, а затем, убедившись, что всё замечательно держится, стали крепить оставшиеся кусочки на своих волосах. Сперва их заметил отец, отчего его брови тут же поползли вверх, а потом их увидела мама. Не произнеся ни слова, она издала невольное фырканье, которое понемногу превратилось в заливистый смех. Подхватив её радость, дети тоже захохотали, после чего и мистер Снейп также беззаботно растворился в веселье.

Дом под номером двадцать три был особенным местом. Ведь все его обитатели хранили огромный секрет.

Мистер и миссис Снейп, как и их дети, были настоящими волшебниками.

Они умели колдовать, но творили чудеса втайне. У мистера и миссис Снейп были волшебные палочки, а Дионис и Селена для них были пока слишком малы. Окончив школу, предназначенную специально для магов, юные Лили и Северус решили поселиться в районе маглов. Маглами волшебники называли людей, не имеющих склонности к магии. Те же, в свою очередь, жили в уединении и не ведали о секретах волшебного мира, а если и встречали что-то отнюдь удивительное, то старались объяснить это с точки зрения физики.

Однако наука не всегда была способна рассудить их сомнения. Поэтому часть памяти маглов иногда приходилось усыплять заклинаниями, а то и вовсе всецело влиять на их жизнь. Из-за этого многие маглы не любили волшебников и желали им различных напастей и бед.

Такой ярой ненавистницей магии была Петуния Дурсль — родная сестра миссис Снейп. Распознав в себе удивительный дар ещё в робком детстве, Лили с трепетом берегла его где-то внутри, но Петунию её особенность злила. Почему в семье не могли появиться сразу две ведьмы? Почему родителям нужно было гордиться лишь одной из них?

Год за годом обида Петунии съела её доброту. Девочки не понимали друг друга и вскоре перестали общаться совсем. Когда же они подросли и познали материнское счастье, то взаимное чувство недоверия понемногу сменилось тоской и желанием отпустить прошлое.

По праздникам миссис Снейп отправляла сестре открытки и порой даже получала ответ. Петуния писала коротко, сообщала о том, что дела у неё и её мужа Вернона идут хорошо, а сын Дадлик растёт настоящим красавцем. Изредка она присылала фотографии, на которых вся семья Дурслей еле помещалась в объятиях друг друга на большом кожаном диване с двумя псами в руках.

Мистер Снейп, смотря на эти снимки, едва сдерживал смех. Он знал Петунию с раннего детства и никогда бы не подумал, что она решит выйти замуж за такого человека как Вернон. Мистер Дурсль был мужчиной упитанным, с очень пышными усами, расползающимися юбочкой, но глаза его, казалось, наполнены удивительной добротой. Работал он, как писала Петуния, в фирме по производству дрелей и больше всего на свете мечтал о повышении и новом автомобиле.

Дионису муж тётушки Петунии напоминал мистера Блумфилда, и поэтому мальчик был уверен, что, окажись он в семье Дурслей по воле судьбы, его бы с удовольствием приняли как родного.

Но за долгие годы разлуки с сестрой Петуния ни разу не отправила приглашение. Видимо, ей было достаточно и пары слов в год. И если поначалу миссис Снейп огорчалась и надеялась получить его позже, то потом поняла, что не стоит ожидать чудес от человека, скрупулёзно обходящего их стороной.

Мистер Снейп же совершенно не желал налаживать связь с близкими по крови людьми.

Его мать, недавно покинувшая этот мир, тоже была волшебницей, но так и не смогла найти с сыном общий язык. Будучи женщиной скептичного нрава, она не желала принимать его выбор и родниться с Лили. Молодая миссис Снейп казалась ей слишком наивной и глупой, этакой девочкой, не знающей весомых проблем. Однако отношение матери для мистера Снейпа не имело значения: он понимал, что та, хоть и хорошо скрывала, просто-напросто ему сильно завидовала.

Отец Северуса был маглом и, узнав о магических способностях жены после их свадьбы, пришёл в неукротимую ярость. Вмиг для него она стала паршивкой, умело отравляющей жизнь. Он долго требовал оставить его в покое, но та, боясь оказаться с маленьким сыном на улице, терпела крики и обещала ни в коем случае не прибегать к колдовству. Её семья — а они издавна были чистокровными магами — чрезмерно гордилась собой и отказывалась общаться с тем, кто всерьёз решился вступить в грязную связь с человеком, не владеющим чарами. Мать Северуса была разбита.

В мире волшебников для многих огромную роль играл статус крови. Поэтому союзы старались подбирать крайне вдумчиво, не рассчитывая на чувство взаимной любви. Чистокровные маги презирали маглов и считали их недостойными. А мать Северуса же не смогла обмануть своё сердце. Повстречав обычного юношу, она поняла, что только с ним сможет обрести долгожданное счастье. Но этому человеку были чужды её мысли — жертва матери Северуса оказалась напрасна, ведь под конец жизни она осталась одна.

Её смерть, однако, мистер Снейп переживал тяжко. Он прекрасно помнил её тёплые руки, отливающие желтизной, и слегка поджатые губы; помнил, что именно мать открыла для него дивный мир магии, именно она рассказала о месте, где волшебникам всегда рады. Из-за отца мистер Снейп ненавидел своё скверное детство. И лишь Лили, с которой он познакомился ещё мальчиком, помогала ему не отрекаться от воспоминаний о тех годах насовсем.

Мистер и миссис Снейп подружились до поступления в Хогвартс. Так волшебники называют школу, в которой профессора обучают искусству магии и колдовства. Чтобы попасть в Хогвартс, нужно получить письмо от директора, которое присылают по почте совой. Там содержится поздравление с поступлением и список необходимых для учёбы вещей. Например, всем ученикам требуется волшебная палочка, без которой колдовать будет сложно, нужны специальные мантии и котлы. К тому же поступающим надо обладать мужеством, чтобы выдержать все испытания, но об этом письмо, по обыкновению, предпочитает молчать.

О Хогвартсе Дионис начал грезить почти с пяти лет, когда, по словам его мамы, впервые проявил дар волшебника. Помнил он, правда, об этом случае весьма скудно. Миссис Снейп говорила, что тогда он, расстроившись, отключил от досады в доме весь свет. Соседи подумали, что у их семьи произошло замыкание и советовали скорее вызвать мастера для проверки. Но родителям Диониса не нужна была помощь — они прекрасно знали, как с этим быть.

По вечерам, ближе к распространяющейся вмиг темноте, мистер и миссис Снейп водили детей на заброшенное футбольное поле. Фонари там уже не работали, и наслаждающиеся ночным воздухом прохожие к нему забредать не желали. Зато там было много пространства и попутного ветра. Мистер и миссис Снейп брали с собой пару мётел и, забираясь на них, учили сына летать.

У мистера Снейпа со времён школы сохранилась модель «Вихрь», а у его жены — старенький, но вполне сносный «Чистомёт-5». Относились они к ним по-разному, но оба понимали, что Дионис должен научиться обращаться с метлой.

В Хогвартсе полётам учили особенно и даже собирали команды для игры в квиддич. В этой игре свои правила: команды состоят из охотников, загонщиков, вратаря и ловца, у каждого из которых своя цель для победы — в сумме набрать как можно больше очков. Дионис, воображая себя учеником Хогвартса, всем сердцем мечтал обязательно оказаться в игре.

Дионис летал бесподобно, кружа над полями и собирая прохладные поцелуи ветров. В воздухе он ощущал себя птицей, и сам удивлялся тому, что так хорошо ладит с метлой. По совету папы, он бережно полировал её рукоять и очищал от случайно пойманных листиков, мечтая наконец-то оказаться в небе с кем-то ещё.

Мистер Снейп предпочитал держаться от «Вихря» подальше. Лишь однажды Дионис видел его на метле. Когда родители в первый раз привели его на футбольное поле, мистер Снейп на несколько минут ринулся вверх. Выглядел он при этом крайне напряжённо и хмуро. И поэтому мальчик решил, что отцу, наверное, просто неприятно находиться без надёжной опоры, и никогда не просил его полетать с ним вдвоём.

Вместе с папой Дионису больше нравилось изучать зелья. В их доме была отдельная комната, в которой хранились не только разных размеров котлы, черпаки и прочая важная утварь, но и множество необычных вещиц. На стенах висели карты, на которых были нарисованы редкие растения, а в шкафах строились ряды разноцветных колб. На столах же, расставленных там почти по периметру, лежали стеклянные шкатулки. Обычно в них спали какие-то черви или похожие на бабочек существа, но Диониса они нисколечко не пугали. Наоборот, мальчик с упоением ждал, когда папа всё-таки соблаговолит их потрогать. Но время бежало, а заточённые под стеклом невольники никак не оказывались в его руках.

Мистер Снейп был учителем строгим, но понимающим. За неверно подсчитанное количество глаз жуков он принимался объяснять ему математику. За перепутанные стебельки валерианы и тысячелистника он, шумно выдохнув, заставлял сына читать об их форме. Но за разлитое зелье или испорченный ингредиент Диониса ждало наказание. Он помогал папе чистить варёный корень санджуна — ужасно пахнущего можжевельника, от которого долго оставались синие отметины на руках.

Чтобы стать умнее, по вечерам Дионис читал книгу для начинающих зельеваров, подаренную родителями на Рождество. В ней рассказывалось о разнице средневековых и новейших котлов, о том, сколько существует способов заготовок сыпучих, прелых и других ингредиентов и даже о том, как следует подбирать нужное противоядие. Сколько же там содержалось интересного! Картинки, схемы и — можно себе представить! — засушенные листья бадьяна для создания своего первого зелья. Но, обнаружив их на странице под аккуратной плёнкой, Дионис быстро сообразил, что папе бы они не понравились.

На свету края листьев слишком сильно искрились жёлтыми пятнами. Разумеется, они годились для зелья, но лучшего результата с их помощью достичь бы не удалось. И как же быть? Дионису так хотелось порадовать родителей, так хотелось показать им, на что он способен. А ему достался такой нехороший ингредиент… Обречённо обронив подбородок на ладони, Дионис стал думать. Возможно ли это исправить? Но как? Что ему надо сделать, чтобы получить абсолютно другие листья? И вдруг ответ, пружинкой заиграв в мыслях, сам появился у него в голове. Ну конечно! И почему он сразу не догадался?

Отыскав в ящике стола ножницы, Дионис осторожно стал обрезать жёлтые и сухие края. Другое дело! Листья вмиг обрели густой оттенок зелёного и сами начали проситься прыгнуть в котёл. Но Дионис не мог отправиться варить зелье один: он прекрасно знал, что заниматься снадобьями без присмотра — запрещено. И всё же детское любопытство оказалось сильнее, и Дионис решил хотя бы попробовать. Он много раз видел, как папа работает: добавляет основу, проверяет огонь, помешивает, бросает необходимое, выжидает. Это же так просто! Но как только Дионис сам начал браться за дело, то заметил, как его руки стали дрожать. Вода поднялась на два дюйма выше указанного, и поэтому листья бадьяна скрылись на дне. Заканчивал зелье Дионис с трясущимися от обиды губами.

Результат его очень расстроил, однако переживать уже было бессмысленно. Дождавшись папу, он стыдливо повёл его к тому, что должно было послужить его гордостью. Опустив глаза в пол, Дионис стал предвкушать наказания. Мало того, что он без позволения использовал ингредиенты, так ещё и приготовил такую нелепость.

Мистер Снейп ругал сына недолго. И только за то, что ему следовало кого-то позвать. В целом же зелье получилось вполне сносным, и от этой оценки Дионису стало легче дышать.

После подобных занятий мистер Снейп, как правило, помогал сыну с уборкой и сам снимал котлы с огня, опасаясь несчастного случая. Порой миссис Снейп осторожно подглядывала за ними из-за двери и, обязательно похвалив Диониса — даже если тот усердно помешивал сомнительную на вид жижу, — вновь убегала на кухню. В зельях она разбиралась отменно, но после окончания школы варила их не так часто, предпочитая отдавать всё свое время семье. Она доверяла супругу и видела, что у того и без неё получаются прекрасные снадобья. Миссис Снейп всем сердцем гордилась и сыном, и мужем, и дочерью.

В редкие дни на пороге их дома появлялись фигуры, укрытые мантиями. Они придирчиво оглаживали взглядом всё, что творилось вокруг. Соседи считали, что столь странные личности, должно быть, возникали здесь из-за мистера Снейпа. Возможно, он рассказывал им о лекарствах, а возможно, участвовал в каких-то загадочных тёмных делах. Но эти причудливые гости, колдуны и колдуньи — а ими, разумеется, были они, — добирались сюда лишь для того, чтобы прикупить несколько зелий, за что щедро платили семье.

Но больше всего дети любили, когда к ним наведывался дядя Римус. Он с детства дружил с миссис Снейп и, как и вся её семья, тоже был настоящим волшебником. Дядя Римус обладал исключительной мягкостью. Его лицо, покрытое рубцами, о возникновении которых Дионис фантазировал всякие небылицы, каждый раз хранило спокойствие и еле ощутимое озорство. Он был большим любителем выдумок и нередко приносил с собой всякие штучки, от которых у Диониса и Селены сводило от смеха живот.

По выходным миссис Снейп с удовольствием угощала дядю Римуса пирогами, а он — как настоящий джентльмен — помогал ей с работой в саду. Вместе они смеялись, поливали цветы и пили чай, не снимая испачканные в грязи перчатки. Общее дело возвращало их в прошлое, где они были счастливы и не знали забот. Дядя Римус любил вспоминать их школьные глупости, хотя, по словам мамы, в Хогвартсе он многим подавал хороший пример. Поэтому на старших курсах директор прислал ему значок старосты, второй же значок он, не сомневаясь, отдал юной Лили.

Дядю Римуса в школе называли Лунатиком. Наверное, друзья замечали, что он любит бродить по ночам. Однако о том, кто наградил его этим прозвищем, дядя Римус говорил неохотно. Щёки его волновались, а глаза виновато начинали искать что-то по половицам. Дионису было очень интересно узнать о нём больше, но порой истории дяди Римуса прерывал строгий кашель отца. Нельзя сказать, что мистер Снейп относился к нему враждебно, но отчего-то, когда тот приходил в гости, кривил нос и предпочитал допоздна заниматься работой.

Когда дядя Римус оставался с мамой наедине, Дионис замечал, что они часто шептались. Наверное, взрослые обсуждали какой-то секрет. После таких разговоров мама немного грустила, оставаясь одиноко сидеть в тишине. Тогда мистер Снейп, разобравшись с котлами, укрывал её плечи старым пледом и приносил чашку горячей лавандовой гущи с крохотной ложечкой сахара.

Однажды дядя Римус появился на пороге их дома вместе с незнакомкой, укутанной в розовый плащ. Шёл дождь, и несносно завывал ветер, отчего причёска неизвестной дамы больше напоминала солому. Миссис Снейп любезно пригласила их внутрь, а затем поспешно отправилась заваривать чай. Дядя Римус в это время помогал даме повесить плащ, а когда увидел хозяина дома, то оживлённо произнёс имя гости. К тому времени волосы женщины уже не торчали в разные стороны, и она смогла обвести взглядом дом. Мистер Снейп удивлённо посмотрел на неё и, едва кивнув, отправился на кухню к жене.

Чай пили все вместе. Дионис с аппетитом ел второй кусок торта, а Селена, посадив рядом куклу, пыталась накормить её фантиками. Миссис Снейп вежливо задавала гостье вопросы, на которые вместо неё иногда отвечал дядя Римус. Он слегка нервничал, отчего на его лбу стали танцевать небольшие морщины. Дионис никогда не видел его раньше таким.

Перед уходом дядя Римус, помогая спутнице застегнуть плащ, поблагодарил миссис Снейп и послал её мужу улыбку. Однако тот, без труда распознав его план, отчего-то стоял в стороне. После этой встречи о странной незнакомке в розовом больше ни разу не говорили.

Когда Дионису исполнилось пять, родители познакомили его с жизнью волшебников ближе. На его день рождения семья отправилась в Косой переулок, и с тех пор это место стало для него чем-то трепетным.

В Косом переулке Дионис любил каждый неприметный уголок. Здесь можно было купить всё, что пожелаешь, и отовсюду ощутить дыхание магии. Он мог часами стоять у витрин и любоваться гоночными мётлами, летающими книгами и скачущими по стеклу лягушками, сделанными из самого вкусного шоколада. В этом месте он встречал таких же, как он, — маленьких волшебников, удивляющихся самым обычным по меркам их мира чудесам, — и от этих встреч на его душе становилось намного теплее.

Летом Дионис любил проводить время в лавке «Рододендрон», где торговал его папа. Там всегда дремало спокойствие и витали ароматы всевозможных отваров. На витринах спали флаконы, застывшие в самых нелепых формах, а в спрятанных ящичках хранились рецепты. Мистер Снейп был признанным мастером, однако больше всего ему нравилось работать с разновидностью целительных зелий. Он тщательно изучал их состав, сам разрабатывал фон основополагающей смеси и, когда удавалось найти свободную минутку-другую, пробовал соединять сухие ингредиенты в котле.

В лавку любили заглядывать люди абсолютно всех возрастов. Седовласые старички с бородавками, тучные женщины в длинных пальто и усеянных перьями шляпах, тонконогие ведьмы с невероятно прямой спиной и даже подростки, нервно пересчитывающие в дрожащих ладошках галеоны и сикли — монетки волшебников. Но больше всего Дионис обожал наблюдать за одним любопытным семейством.

Их волосы непослушно горели пламенем, а глаза приветливо осматривали товар. Однако одежда этих людей оставляла желать лучшего. На ткани постоянно виднелись заплатки, а оседающая на них пыль быстро съедалась комками. Такие следы — Дионис знал точно — дело рук летучего пороха. Им пользуются все чародеи, путешествующие по каминной сети.

Этим семейством были чистокровные волшебники Уизли, на чьих родительских плечах росли семь детей. Старшие сыновья забредали по случаю и уже окончили Хогвартс, теперь познавая мир, открывшийся им сполна, а младших пока ещё продолжала воспитывать школа.

Дионису нравилось болтать с близнецами, которых звали Фред и Джордж. Осенью им предстояло вновь отправляться на учёбу. Они были такие забавные и вечно пытались запутать людей, называя себя чужим именем. Однажды они подарили Дионису бесконечную ленту, но для чего её использовать он до сих пор не придумал. Она лежала у папы в столе и ждала подходящего часа.

Младший сын Уизли, мальчик по имени Рон, был немного застенчивым. Гуляя по лавке, он старался не привлекать к себе лишнего внимания, а то и вовсе предпочитал болтаться снаружи. Дионис решил, что Рон просто-напросто боится знакомиться, и поэтому никогда не лез к нему с глупым «привет». И мальчика, вероятно, это устраивало — он предпочитал держаться вблизи семьи.

Когда лавка пустовала — а такое всё же случалось, — Дионис скучающе качался на стуле или любил мучить папу вопросами. Тот отвечал на них кратко, но вполне обстоятельно.

Вообще, грусть одолевала Диониса редко. Ведь вокруг было столько знаменательных чудес и людей! К тому же в летнюю пору Косой переулок был переполнен волшебниками — лавку «Рододендрон» посещали всё чаще.

А это лето, однако, обещало быть самым особенным: Дионис первый раз в жизни должен был получить приглашение в Хогвартс.