Когда цветут камелии (гет)

Хо медленно, тяжело брёл вдоль береговой линии, оставляя позади небольшую деревню. Было ещё слишком рано, первые лучи солнца едва-едва показались над горизонтом, заставляя тёмное небо бледнеть до лилового оттенка. Жители только просыпались, начиная новый день. Вдалеке хлопнула деревянная створка, по двору крайнего дома деловито прошёлся петух, хлопая крыльями, потянуло дымком от разожжённого очага. Здесь Хо нашёл приют в последние несколько лет. Здесь его уважали. Здесь он приносил пользу — хотя и не все бы с этим согласились. Ему здесь нравилось. Но сегодня был особенный день, и Хо чувствовал себя совершенно потерянным, одиноким и чужим.

Он шёл всё дальше,а за ним на мокром песке тянулась неровная цепочка следов, такая же глубокая, как шрамы на его сердце. Наконец Хо остановился у самой кромки воды, зябко кутаясь в простую хлопковую накидку. Он отстранённо наблюдал, как накатывающие волны лижут носки грубых башмаков. Когда-то его туфли были мягкими и удобными, украшенными серебряными пряжками и сшитыми на заказ по его мерке. Когда-то он носил одежду из самых дорогих тканей, не вычурную, но призванную подчеркнуть его высокий статус. Когда-то — целых три года назад — он был другим человеком.

Хо криво усмехнулся, подставляя лицо колкому весеннему ветру, и с жадностью втянул влажный, солёный воздух, ещё холодный, но уже напоённый запахом молодой зелени. Обещанием перемен и надеждой. Надеждой, которую Хо так и не сумел вытравить из глубины души. Да и хотел ли? С приближением даты она крепла, напоминала о себе с новыми силами, с той же неотвратимостью, с которой возвращаются стаи перелётных птиц, переждавших долгую зиму, или распускаются на крутых склонах неподалёку дикие камелии, кажущиеся обманчиво хрупкими на фоне могучих сосен.

Хо рассеянно покрутил цветок в руке и оторвал несколько лепестков. Те дрогнули под порывом ветра, но упрямо остались лежать на раскрытой ладони, тонкие, безжалостно смятые, но стойкие даже перед лицом стихии. Хо покачал головой и бросил бледно-розовые, почти белые лепестки в мутную после ночного дождя воду, наблюдая, как они медленно ложатся на поверхность. Он знал, что не обладает их природной силой, поэтому страшился того дня, когда его надежда не оправдается.

Он неторопливо обрывал камелию и не думал — или старался не думать — о тех воспоминаниях, что причиняли боль, но которые он не желал забывать.

Вдалеке, там, где водная гладь сливалась с небом, разгоралась полоса света. Где-то в долине протрубил горн пастуха, отдаваясь эхом. Рыбаки на своём узком челноке медленно выходили в устье, суеверно переговариваясь вполголоса, чтобы не спугнуть удачу. Хо не обращал внимания — он терпеливо ждал.

— Сэнсэн⁽¹⁾, Хо-ну⁽²⁾! — сонную тишину раннего утра прорезал звонкий голос. — Сэнсэн, Хо-ну!

Хо с шумом выдохнул, расслабляя плечи, — значит, ещё не сегодня — и обернулся. Девочка, лет десяти, в испачканной, надорванной на локте куртке и засаленных соломенных сандалиях, стремительно спустилась по крутой насыпи, размахивая свёртком над головой. Она ловко перепрыгнула небольшой каменный порог и побежала прямиком к Хо, постоянно оскальзываясь и разбрасывая вокруг тяжёлый, мокрый песок. Уже почти добежав, она споткнулась, едва не упав, но Хо успел схватить её за плечи и помог удержаться.

— Осторожнее, Сунни, — ласково попенял он.

— Прошу прощения, я… просто хотела скорее, — запыхавшись, пробормотала она.

Сунни согнулась, упёршись в колени, и хватала холодный воздух открытым ртом, пытаясь отдышаться.

— Не стоит торопиться, иначе однажды можешь запутаться в собственных ногах.

— Хорошо, — серьёзно согласилась девочка.

Она выпрямилась, степенно поправила прилипшие ко лбу волосы и протянула Хо свёрнутый лист:

— Для вас, сэнсэн.

— Уверена? — по-доброму усмехнулся он, выбрасывая изувеченный цветок в воду и принимая послание. — От кого?

— Проезжий всадник велел отдать учёному мужу.

— И ты сразу решила, что это для меня?

Несмотря на своё нынешнее меланхоличное настроение, Хо не мог удержаться от поддразнивания. Бойкая и смышлёная Сунни была его любимицей.

— Конечно! — удивлённо воскликнула та. — Вам же должны были передать письмо сегодня.

Пальцы Хо дрогнули, и приметная красная печать с оттиском камелии неровно треснула. Сунни продолжила, всматриваясь снизу вверх ему в лицо пытливым взглядом:

— Вы получаете только два письма в год. Всегда в одно время: сегодня, а ещё в самом конце осени. Вы у нас уже три года, значит, это шестое. А сами никому не пишите.

— Да, шестое, — монотонно согласился Хо.

Первое письмо доставили спустя пару месяцев после того, как он обосновался в деревне. Хо долго странствовал по стране, заметая следы от возможных преследователей. Он даже подумывал пересечь границу, но не сумел себя заставить. Казалось, если покинуть королевство⁽³⁾, то оборвётся последняя тонкая ниточка их нерушимой связи. Но Сунни ошиблась: он всё же отправил одну короткую записку с единственным вопросом. Вот только ответ пришёл нескоро, да и вовсе не от изначального адресата. Во всяком случае, Хо упрямо продолжал надеяться именно на это.

— Тебе нравится наблюдать за людьми, — отметил он уже совсем другим, острым, даже немного резким тоном.

— А разве что-то ещё достойно внимания? — Сунни дёрнула плечом.

— Много что.

Хо перевёл взгляд на письмо и с преувеличенной осторожностью развернул, словно боялся, что бумага в любой момент может осыпаться пеплом в его руках. Забыв о невольной зрительнице, он скользнул по ровным строкам, выведенным приметными синими чернилами. Он с нетерпением ждал её стихи каждый день, хотя и понимал, что получит только в определённый срок. Но сейчас было нечто необычное — короткая приписка. Сердце Хо пропустило удар, а потом забилось с невероятной скоростью, словно стремилось вырваться из груди.

— Сэнсэн, у вас такое странное выражение, — задумчиво протянула Сунни.

Хо вздрогнул и на мгновение зажмурился, пытаясь совладать с собой:

— Что ты говоришь, дитя?

— Нет, правда, — настаивала она, шагнув ближе. — Я заметила. И грустное, и счастливое одновременно. Очень странно.

Хо хотел было отмахнуться, но внимательно вгляделся в наивные карие глаза, смотрящие на него с беспокойством. Он не привык так просто и открыто обсуждать свои переживания ни с кем. А уж особенно с ребёнком. Но почему-то именно сейчас нестерпимо захотелось разделить тяжкую ношу хоть с кем-то. И, как ни странно, Хо, не сомневался, что деревенская девчонка, которую он обучал грамоте, поймёт. Даже вопреки своему юному возрасту. Возможно, не всё, но самое главное. А большего Хо и не просил.

— Сунни, хочешь, я расскажу тебе одну историю? — неожиданно предложил он.

Она восторженно вскрикнула и энергично закивала, хлопая в ладоши.

— У вас чудесные истории! И вы так интересно рассказываете! — Сунни аж на месте подпрыгивала от нетерпения.

— Я бы не назвал эту чудесной, — мягко умерил её энтузиазм Хо с печальной улыбкой. — Она может тебя расстроить.

— Это из-за неё вы грустите? — мгновенно посерьёзнев, спросила Сунни и бесстрашно добавила: — Тогда я хочу её услышать.

— Она длинная. Давай устроимся поудобнее, — Хо указал на выбеленный временем ствол поваленного дерева.

Они сели рядом. Небо над их головами окрашивалось в ярко-алые цвета разгоравшегося рассвета. Солёный ветер трепал тёмные волосы Сунни, а Хо впервые за долгие три года ощущал лёгкость на душе.

— Жила-была в Ханъяне⁽⁴⁾ девушка, — размеренно начал он, — из древнего, но опозоренного янбанского⁽⁵⁾ рода.

— Опозоренного? — нахмурилась Сунни. — Как так?

— Её отца, чиновника среднего ранга, осудили за вольнодумство, когда она была примерно твоего же возраста.

— И что с ней стало?

— Ей повезло. Её взял на воспитание дальний родственник — человек влиятельный, но весьма прогрессивных взглядов.

— Как её звали?

Хо замялся на секунду, но тут же презрительно фыркнул: прошло несколько лет с тех пор, как он покинул столицу, но вбитые нормы поведения по-прежнему имели над ним власть. Называть личные имена неприлично! Но в его ситуации именно это было безопаснее всего, как раз потому что мало кому они были известны. Даже если предположить, что Сунни поделится с кем-то его историей.

— Соён, — прошептал он на одном дыхании, чувствуя, как болезненно сжимается сердце.

— Милое имя, — одобрила Сунни и с живым любопытством продолжала допытываться: — А какой она была?

— Удивительной. Необычайно красивой и невероятно сильной духом. И очень умная. А ещё смелая и дерзкая. Она любила читать книги — неподобающее, совершенно возмутительное занятие для женщины — и писала синими⁽⁶⁾ чернилами стихи на ханмун⁽⁷⁾. Соён прекрасно осознавала, что иные слова способны быть опаснее самого острого клинка.

— Но почему? — непонимающе нахмурилась Сунни.

— Правильно подобранные слова вдохновляют людей на поступки, превращаясь в великие деяния. Не всем они приходятся по вкусу.

Сунни, словно завороженная, придвинулась ближе, наглядно подтверждая высказанную мысль: она с готовностью впитывала каждое слово учителя, а глаза её ярко блестели.

— Там же жил молодой следователь Саганвона⁽⁸⁾. Его звали Гёнхо, — он невесело усмехнулся, и, перехватив озадаченный взгляд своей маленькой слушательницы, подмигнул ей. — Он честно и добросовестно исполнял долг, хотя и не всегда соглашался с методами системы. Но он слишком сильно жаждал заслужить одобрение и любовь отца, сурового и строгого чиновника высокого ранга.

— Глупец, — заявила Сунни, скрещивая тонкие ручки.

— Почему? — опешил Хо.

Они никак не ожидал такого категоричного осуждения, казалось бы, вполне обоснованных мотивов. Да ещё и так скоро.

— Вы же образованный, сэнсэн, сами знаете. Любовь или есть, или нет, но её нельзя заслужить.

— Наверное, ты права, дитя. Но больше не перебивай, — дождавшись кивка, он продолжил: — В тот год зима в Ханъян пришла рано…

1) Сокращение от сэнсэним — учитель

Вернуться к тексту

2) Самовыдуманный суффикс, делающий имя более мягким и дружелюбным на слух

Вернуться к тексту

3) Ещё королевство. Лишь в 1897 году король Коджон провозгласил Корею империей, а себя императором

Вернуться к тексту

4) В эпоху династии Чосон (1392-1910) — официальное название столицы Кореи (будущий Сеул)

Вернуться к тексту

5) Привилегированное сословие в традиционной Корее.

Вернуться к тексту

6) В действительности ничего предосудительного в этом не было. Просто синие чернила были дороже остальных, поэтому использовались редко. Но в глазах консерваторов любое отступление от традиционного чёрного цвета могло казаться вольностью или даже вызовом.

Авторское допущение.

Вернуться к тексту

7) Кореизированная форма китайского письменного языка, официальный письменно-литературный язык средневековой Кореи. Был «мужским» письмом. В эпоху Чосон подавляющее большинство женщин не владело ханмуном.

Женщины иногда писали втайне — особенно на хангыле, который считался «низким, бытовым письмом».

Хангыль — корейский фонетический алфавит, созданный в XV веке.

Однако встречались и исключения. Хо Нансольхон (1563-1589), художница и поэтесса эпохи Чосон, писала стихи на ханмун

Вернуться к тексту

8) Один из трёх реально существовавших орган цензуры и надзора: Сахонбу, Саганвон и Хонмунгван.

В основном Саганвон выполнял роль «морального контролёра» при дворе, следя за соблюдением конфуцианских принципов. Но ещё его чиновники следили за «чистотой мысли и слова», особенно в текстах, обращённых к королю или публике.

Вернуться к тексту