Грехов моих разбор (гет)

Впервые мир рухнул, когда мне было всего одиннадцать.

Том из дневника оказался сволочью, Гарри Поттер — героем, но нечто общее имелось у обоих. Глупая рыжая девчонка по имени Джинни не интересовала ни одного, ни второго. Хитро притворяясь «жилеткой», Том плёл свою паутину, а благородный Гарри полез бы в его логово и за любой другой «мухой».

Вытащил из Тайной комнаты, передал матери и забыл. Не окажись я сестрой его друга — наверное, не вспомнил бы никогда. Даже в больничное крыло ко мне не заглянул. Досадно, ждала его почему-то. Хогвартс всю ночь гудел и праздновал, одна я, чувствуя себя не то преступницей, не то последней дурой, боялась высунуть нос из палаты.

Следующий год выдался немногим лучше: без кошмаров, но и без надежды. Раньше Том волей-неволей подбадривал, и сама верила, что стоит надеть новенькую, с иголочки, мантию, и «Мальчик-Который-Выжил» заметит меня. Так дурёха ж деревенская, что взять?

Мамочкины увещевания слушала: будь умничкой, будь лапочкой, подпиши Гарри открыточку, счастье приходит к тому, кто умеет ждать... Эх, мама-мама! Жаль, никто тебе не подсказал, что хорошие девочки вышли из моды, когда твоя долгожданная доченька лежала в колыбели.

Если бы не добрый совет Гермионы, так бы, может, и осталась бы примерной скромницей, отягощенной дедовской моралью и, как следствие, несчастной.

Нечаянным тот разговор, разумеется, не назовёшь. Нашей гостье явно надоели мои бесконечные жалобы на жизнь. Но мне чуть ли не до смерти нужно было кому-то выговориться, а тут такой случай: лето, каникулы, до приезда Гарри и поездки на чемпионат мира целые сутки, а мы с Гермионой делим одну спальню. О чем ещё болтать в полутьме двум подружкам, как не о мальчиках?

Гермионе мои страдания показались высосанными из пальца, что, собственно, ею не особо и скрывалось. У магглорожденных — я замечала — с чистотой нравов и общением как-то проще: без лишних комплексов и далеко идущих планов.

Наши сразу: кто родители? Незамедлительно припомнят родственников до седьмого колена и определят — тут уж как повезет — общего прадеда или прапрадеда. И непременно напомнят: ты, девочка, волшебница и должна с достоинством носить гордое имя своей семьи. А оно — даже не сомневайтесь — у всех чистокровных гордое.

Когда я призналась, что родители с радостью благословили бы наш с Гарри союз, Гермиона — точно, не вру! — посмотрела на меня, как на ненормальную.

Только и выдохнула:

— Джинни, какое замужество? Тебе едва исполнилось тринадцать!

— Уже тринадцать, — возразила я. — Чистокровные семьи, бывает, и раньше сговариваются.

— Даже так? Кто-то из твоих братьев уже обручен?

— Нет. Но мы несколько... отличаемся от других чистокровных, — не хотелось произносить «осквернители крови». — И потом, за сыновей мама беспокоится не так, как за меня.

— Тогда какие проблемы? Если у вас так принято, — Гермиона заговорила без малого пренебрежительно, тоном человека из другого мира, — пусть твой отец поговорит с опеку...

Она смолкла на полуслове и испуганно покосилась на дверь.

— С его маггловскими родственниками, что ли? — с усмешкой спросила я, не дождавшись продолжения.

— Извини, Джинни, — виновато шепнула Гермиона, отведя взгляд от дверной ручки. — Глупость сказала.

— А говорить об этом с самим Гарри глупость ещё большая, — добавила я.

— Это точно, — согласилась Гермиона.

— Так что остаётся одно — ждать и...

— ...глупить дальше.

— А совет «встречаться с мальчиками» — это, по-твоему, не глупить? — непримиримые нотки в голосе Грейнджер начали раздражать. — Когда мама имеет в виду парней, она всегда говорит: «Джинни, не наделай глупостей!»

— Хорошо, Джинни, — Гермиона натянула повыше одеяло, давая понять, что разговор окончен. — Забудь всё, выкинь этот разговор из головы, слушайся маму с папой, жди у моря погоды, и да поможет вам Мерлин!

Теперь её назидательно-снисходительный тон звучал, как издевка. Как это воспринимать? Ясно же, что она не верит ни в какую мерлинову помощь.

— Не могу... с мальчиками, — тихо пробормотала я, глядя в темноту. — Гарри обо мне плохо подумает.

Наверное, её тяжёлый вздох означал, что Гарри нет и не будет никакого дела до девчонки, сохнущей от надуманной любви. Но об этом Гермиона деликатно умолчала.

— Послушай меня, Джинни! — она вдруг резко поднялась с подушки. — Встречаться — не значит виснуть на шее. Можно просто дружить: делать вместе уроки, говорить о книгах, играть в квиддич, наконец. Посмотри на нас!

Я, помнится, скептически хмыкнула: где вторую такую неразлучную троицу взять?

— Мне кажется, — продолжала Гермиона, оставив моё «хм-м-м» без ответа, — Невилл был бы не прочь пообщаться с тобой поближе.

— О, я заметила. Но, понимаешь... тут такое щекотливое дело, — снизила голос до шёпота, — в моём присутствии у мальчика начинает так заплетаться язык, что он не может связать и двух слов.

— Джинни, он просто стесняется или...

— ...по уши в меня влюблён, — подхватила я и, опережая возможные вопросы, твердо добавила: — Правду выяснять не хочу. Предпочитаю притвориться кем угодно и чем угодно: глупенькой овечкой, стриженым кустиком, ночным горшком, тапком, совком, веником...

Сдавленный смешок Гермионы прервал поток моих откровений.

— Бедный Невилл, — тихо посочувствовала она. — Ничего-то ему не светит.

— Похоже на то. Но начинать не стоит, так?

Мне понимающе кивнули.

Наверное, от жалости к несчастному Невиллу в голове сами собой начали складываться строчки, и я забормотала.

— Солнце сядет и взойдет, на реке растает лед, лето красное пройдет, лист осенний упадет, стужа зимняя вернётся, но к весне сурок проснётся, фыркнет, носом поведёт...

— ...снова таять лед начнёт, — добавила Гермиона, когда пауза затянулась.

— Нормально, годный стихоплёт, — одобряющий жест рукой и жгучее желание сменить рифму. — И всё по кругу повторится, но вот любви не приключится.

Гермиона рассмеялась неожиданно громко.

— А ты, Джинни, оказывается, оптимистка!

Та, которая весь год собирала себя по кусочкам? Очень интересно.

— Почему?

— Сама же утверждаешь, что Невиллу нипочём не дождаться счастья, сидя на берегу, но, тем не менее, на что-то надеешься, когда речь заходит о Гарри. Честно: не понимаю.

— Влюбишься — поймёшь, — хмуро пообещала я, глядя, как тщательно Гермиона поправляет подушку.

Невозмутимая, целеустремленная, рациональная до мозга костей мисс Грейнджер. Право, дорогая, тебе бы мои проблемы...

Но на ус, однако, её слова намотала.