Тиха украинская ночь... (джен)

Холодный дождь косыми струями хлестал по крыше Малфой-менора, ветер побитой собакой выл под окнами. Но если бы те немногие, что сейчас зябко скукожились в креслах гостиной, могли бы выбирать, они предпочли бы холод и мрак ночи за стенами той ледяной безнадежности, что сковала их в этом доме. В гостиной, слишком большой для столь немногочисленного общества, несколько мужчин и женщин сидели за длинным столом на привычных местах, не смея ни подойти к камину, будто не веря, что огонь может согреть их, ни зажечь еще свечей. Никто не решался посмотреть во главу стола, где возвышалась темная фигура Властелина.

Волан-де-Морт молчал, его взгляд скользил по серым, осунувшимся лицам, останавливаясь лишь на пустых местах за столом. Теперь их стало еще больше. Несколько дней назад не вернулся Гойл — неумный, неуклюжий, но преданный безусловно. Его исчезновение волновало Темного Лорда более остальных: Снейп и Малфой были умны, чтобы попытаться вести в свою игру, а братья Лестрейнджи достаточно смелы и честолюбивы для этого. В верность Розье и Малсибера Волан-де-Морт никогда не верил до конца. Предать могли все! Кроме Гойла... и он не вернулся...

Когда несколько месяцев назад Лорд обрел тело, вернул силу, его слуги, когда-то мечтавшие называться соратниками, змеями приползли и пресмыкались у его ног, молили простить неверие и слабость... или пытались спрятаться, избежать кары за отступничество... но его гнев настиг недостойных. Вот только — Долохов... Волан-де-Морт чувствовал, знал, что тот жив, как живы и те, кого он послал покарать неоткликнувшегося на призыв... Сначала, отправляя Мальсибера и Розье, Темный Лорд посылал палачей к приговоренному... Лестрейнджи были его воинами, готовые сражаться с невесть откуда взявшейся, неизвестной магией... Снейп и Малфой должны были разгадать и понять неведомое волшебство, что посмело бросить вызов самому мощному темному магу... а Гойл был последним, кто еще не боялся...

— Гойл не вернулся. И, — Волан-де-Морт мысленно повторил сложное название, чтобы, не запинаясь, произнести вслух, — в Диканьку, — все вздрогнули, услышав роковое слово, — я отправлю...

Петтигрю втянул голову в плечи, вжался в кресло, еще немного и он крысой юркнет в темный угол. Нарцисса Малфой отчаянно вцепилась пальцами в рукав сына, тот же с безразличной покорностью сидит, не двигаясь, и молча смотрит перед собой пустыми глазами. Лорд разглядывает мальчишку. Трепещущая Нарцисса наклоняется вперед, пытается закрыть собой Драко:

— Мой Лорд... я умоляю Вас... там пропали его отец и крестный... мальчик не справится.

Взгляд Темного Лорда скользит по фигуре женщины, гладит ее лицо:

«Я оставлю тебе сына, Нарцисса, и ты должна быть мне признательна за это... Скоро, очень скоро, я потребую твоей благодарности... холодная, безупречная, прекрасная...»

— Повелитель, — Беллатрисса опустилась перед ним на колени, ревниво вглядывается в лицо кумира и видит в его глазах отражение сестры.

— Да, Белла, — ее преданность тяготит Волан-де-Морта, — на этот раз пойдешь ты. Я хочу знать, что там происходит. Ты — сильная волшебница и верная... Найди их, верни или убей!

* * *

От длительной трансгрессии мутило, и подкашивались ноги. Беллатрисса огляделась: она стояла на залитом ярким солнечным светом дворе, перед деревянным крыльцом приземистого дома, крытого соломой, белые стены его вокруг небольших окошек были расписаны яркими, диковинными цветами и птицами. Белла поплотнее закуталась в мантию-невидимку и бесшумно проскользнула в приоткрытую дверь. Волна чужой магии теплой волною накрыла вошедшую, но Белла, ощутив силу незнакомого волшебства, не чувствовала страха, наоборот — давно забытое чувство покоя и умиротворения, будто услышанная в детстве колыбельная, укачивало ее, прогоняло тревоги и печали.

Возле стола с вышитой скатертью хозяйничала высокая, полногрудая женщина. Темные волосы ее непослушно выбивались из-под цветастого платка, тогда она заправляла их белой, пухлой рукою, клетчатая юбка при каждом шаге обрисовывала широкие бедра, а вышитая сорочка подчеркивала пышную, высокую грудь. Расставив глиняные миски, хозяйка положила на середину стола каравай хлеба, густо посыпав его мелко рубленым чесноком, оглядела все внимательным взглядом, поправила платок на волосах, монисто на шее, она, наклонившись в окно, громко позвала:

— Хлопці, снідати! (1)

Во дворе послышались говор и мужской смех. Пропавшая гвардия Темного Лорда с шутками ввалилась в сени, но под неодобрительным взглядом хозяйки мужчины уже степенно вошли в горницу, поклонились образам и расселись за столом. Беллатрисса с недоумением вглядывалась в знакомые лица — загорелые, округлившиеся. Долохов, Малфой, Снейп, Розье, Гойл, Мальсибер, Лестрейнджи . Как непривычно было видеть их смеющимися, казалось, светящимися довольством и благодушием. Хозяйка достала из печи чугунок, от которого поднимался ароматный пар. Желудок Беллы предательски заурчал. Прятаться более не имело смысла, Белла резко сбросила мантию-невидимку. Разъяренной предстала она перед опешившими сподвижниками:

— Дезертиры! Предатели! Крысы тыловые! Повелитель там один! А вы! Вы! — Белла водила волшебной палочкой от одного к другому, ярость клокотала и требовала выхода.

— Круцио! — Взвизгнула волшебница, но заклинание словно растворилось в магии дома, никого не задев. Беллатрисса крепче сжала палочку.

— Собирайтесь, — глухо потребовала она.

— Куди?! Не пущу!!! — Хозяйка, уперев кулаки в бедра, грозно надвигалась на нежданную гостью:

— Люди добрі, та що ж воно таке коїться! Якась лярва завалилася до чужої хати, та і чоловіка забрати хоче! Ах, ти, паскудо! Я матері твоєї не знаю, та скажу, що дрянь, і сестра, якщо є, також дрянь! І тітка — дрянь. Та бодай твого діда на тому світі чорт з моста спихне, та бодай тобі, стерво, через очі повилазило, а щоб брата твого підняло та гепнуло, а батькові твоєму не побачити онуків...(2)

Ошарашенная такой мощной атакой Беллатрисса было отступила, но тут же с презрительной гримасой уперлась палочкой в грудь хозяйки:

— Не лезь не в свое дело, корова!

Звонкая оплеуха была ей ответом, а палочка жалобно хрустнула в руках. Вскрикнув, женщины вцепились друг другу в волосы. Пинаясь, не переставая честить друг друга последними словами, бурею прошлись они по горнице, сметая на своем пути лавки, нехитрую домашнюю утварь. Все вокруг них кружилось, звенело, разлеталось осколками... После первой попытки разнять их мужчины потирали ушибы и дули на укушенные пальцы. Когда же воительницы, посулив друг другу всяческих напастей, потянулись в пылу перебранки за ухватами, то невольные зрители поспешно, прижимаясь к стенкам, ретировались в сени и, толкаясь в дверях, бросились из хаты вон.

Выбравшись во двор и отдышавшись, мужчины с тревогой оглянулись на дом.

— Может помочь... все-таки? — Задумчиво спросил кто-то.

Антонин прислушался к доносившемуся из хаты шуму, решительно махнул рукою:

— Ні, жінка сама управиться...

— А Белла?

Тут он размышлял дольше и уже не столь уверенно промолвил:

— Солоха... отходчивая...

— Да уж, — мужчины непроизвольно стали почесывать плечо ли, спину ли, куда дотянулась кочергой или коромыслом при первом знакомстве отходчивая хозяйка, — такую еще поискать надо... ведьму...

— Ну, скажем: ведьму найти здесь — невелик труд, — пустился в размышления Антонин, — на любую бабу пальцем укажи да крикни: «ведьма» — не ошибешься... но Солоха, — тут он сделал руками широкие, плавные жесты, повторяя статную фигуру жены, — да и хозяйство...

— Да, хозяйство знатное, — Люциус Малфой с видом знатока оглядел сараи, хлев, ухоженный огород, засаженный разной хозяйственной овощью и кустами смородины и крыжовника, на степенно расхаживающих по двору многочисленных кур с их выводками, уток деловито копошащихся в луже, важного индюка — гордость хозяйки и предмет зависти соседок.

— Знатное, — повторил Люциус.

Из распахнутого окна вылетела расписная макитра и с громким треском разбилась на куски. Мужчины пригнулись, а всполошившиеся птицы стали с опаской подбираться к разлившемуся вареву.

— Ох, та хай тобі грець!(3) Я так понимаю: нечего нам тут делать. Айда на речку, хлопцы! Я с вечера перемет поставил, может, что-нибудь уже и попалось — уху наладим. Сев, ты там на огороде нарви цибули, петрушечки, зелени разной — не тебя учить. А ты, Люц, сбегай до шинкарки да попроси у нее горилки. Она тебе не откажет.

Малфой с самодовольной улыбкой отправился выполнять поручение.

— А она ему даст?

На Розье посмотрели как на несмышленого дитятю:

— Да шинкарка уже все очи проглядела, его дожидаючись. И не даст?!

— Так я про горилку...

— А я про що? Эй, Люц, — Долохов окликнул перелезающего через плетень на улицу Малфоя, — ты на можжевеловых ветках горилку не бери — только запах в нос шибает, а мягкости никакой нет, пусть уж лучше на вишневых косточках.

* * *

День мирно клонился к закату. Солнце посылало последние ласковые лучи свои на застывшие в роскошной неге луга, последними бликами скользило по серебристой поверхности неспешной в течение реки. И тонкий серп месяца в окружении звезд спешил сменить дневное светило, и во всей красе выплыл в густую синеву ночи. Седой туман серыми клоками поднимался над безмятежными водами, призрачной рекой растекался по берегам, струился в сады, пряча в себе и силуэты, и звуки...

Мужчины, умиротворенные дневным отдыхом, поеживаясь от вечерней прохлады, неспешно подходили к дому. Возле плетня, увитого свежими стеблями крученых панычей, остановились в нерешительности. Во дворе было тихо: куры давно уже дремали на насесте, старый дворовый пес несколько раз махнул приветственно хвостом и тут же отправился досыпать в конуру. Мальвы распустили цветы, которые в темноте на фоне белой хаты казались черными. Пахло дорожной пылью, нагретыми на солнце яблоками, под окном терпко и пряно благоухали чернобривцы.

— Вот что, хлопцы, ночевать сегодня лучше на сеновале. Вы ступайте, а я погляжу, что там, — Антонин махнул рукой в угол двора, а сам тихонько направился к хате. Друзья его, шепотом переговариваясь и посмеиваясь, поспешили к ночлегу, а сам он, бесшумно подобравшись к окну, заглянул вовнутрь.

Посреди разгромленной горницы: опрокинутых лавок, побитой посуды, скомканных половиков — за столом рядышком сидели Солоха и Белла. Хозяйка, прижав руки к порванной на груди сорочке, с широко распахнутыми глазами, со многими вздохами и причитаниями слушала печальное повествование гостьи:

— Ой, лишенько!.. А ти що?.. Ти ж моя голубонько... А він?.. Та ти що!.. Ох, як же ці мерзотники нам душу коханням-то на шматки рвуть...(4) — громко всхлипнув, она прижала к себе заплаканную Беллу.

Антонин тихонько отошел от окна, а вслед ему из хаты в тишину и спокойствие ночи зазвучала песня. Солоха глубоким грудным голосом выводила:

— Цвіте терен, цвіте терен, а цвіт опадає.

Беллатрисса, уткнувшись в теплое, мягкое плечо подруги, подхватила тоненьким, дрожащим голоском:

— Хто с любов’ю не знається, той горя не знає...(5)

А на другом конце села шинкарка крепко обнимала своего ненаглядного и в упоительной самоотреченности жарко шептала в ответ на запоздалое признание его:

— Люциусє, серденько моє, так я завжди знала, що ти одружений... та, мабуть, така мені доля, коханий мій...(6)

___________________________________________________

(1)Ребята, завтракать.

(2)Люди добрые, да что же такое делается! Какая-то (кхм...) заявилась в чужой дом и хочет увести мужа! Ах, ты (кхм...)! Я твоей матери не знаю, но скажу, что дрянь, и сестра, если есть, тоже — дрянь! И тетка — дрянь! Да чтобы деда твоего на том свете черт с моста спихнул, чтобы тебе (кхм...) через глаза вылезла (твоя бесстыжесть), чтобы брата твоего подняло и уронило (к земле припечатало), чтобы отцу твоему не увидеть внуков...

(3)Черт побери!

(4)Ой, горюшко!.. А ты что?.. Ты ж моя голубка!.. А он?.. Да ты что!.. Ох, как же эти мерзавцы нам душу любовью-то на куску рвут...

(5)Украинская народная песня, следующий куплет начинается словами:

А я, молода дівчина, горя то зазнала...

(Цветет терн, цветет терн, а цвет облетает,

Кто не ведает любви, тот и горя не знает...

А я, молодая девица, горе то и узнала...)

(6) Люциус, сердце мое, да я всегда знала, что ты женат...Но, наверное, такая мне судьба, любимый мой...

Не уверена, что этот словарик необходим, но на всякий случай:

горилка — водка,

крученые панычи — вьюнок, ипомея,

макитра — большой глиняный горшок,

монисто — бусы, украшение из монет,

цибуля — лук,

чернобривцы — бархатцы,

шинкарка — трактирщица.