Манифест о дружбе полов (гет)

Ночной Хогвартс всегда пробуждал во мне нежный трепет. Молчаливые рыцарские доспехи в темных углах, до которых не дотягиваются мягкие крылья лунного света, огромные окна, желающие вместить в себя весь пейзаж вокруг Школы Чародейства и Волшебства, массивные двери, порой скрывающие самые неожиданные тайны и секреты... Все это поселилось в моем сердце еще в одиннадцать лет; сейчас же я испытываю торжественное облегчение по поводу того, что прогулки вдоль восстановленных несколько лет назад стен не предполагают малозабавных приключений и опасны для жизни в той же степени, как опасно в бункере во время моросящего дождя.

— Доброй ночи, мисс Грейнджер, — встречает меня голос в одном из женских туалетов.

Плакса Миртл всегда улыбается мне чуть лукаво, словно намекая каждый раз, что в памяти ее сохранилась маленькая Гермиона, гордо задирающая носик в ответ на насмешки девочек-слизеринок.

— Здесь все в порядке, — заверяет меня старая знакомая, бледная и полупрозрачная.

— Замечательно, — улыбаюсь я. — Как давно убежали маленькие волшебницы, увлекшиеся гаданием на суженого?

Привидение смеется, на несколько мгновений забывая все горести своей жизни, и сообщает:

— Сорок минут назад, профессор.

Я киваю, стараясь сохранять серьезное выражение лица.

— Хорошо, спасибо за помощь, — отвечаю легким поклоном на реверанс Миртл. — Доброй ночи.

Мое дежурство продолжается, один коридор сменяется другим, но я неизменно знаю, куда мне необходимо повернуть в очередной раз. По привычке провожу кончиками пальцев по одному из самых красивых витражных оконных стекол, на котором витиеватыми буквами написано: «Чтим память всех, кто встал на защиту Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс и отдал свою жизнь за мир для ныне живущих». И вскоре замираю, услышав за углом чей-то шепот.

Я делаю еще пару шагов и заглядываю в нишу, откуда, как подтверждение, доносится девичье хихиканье. Мои глаза, привыкшие к тусклому свету, тут же различают пышную копну рыжих волос.

— Мадлен?

Девочка вздрагивает, чуть было не завизжав, и мой взгляд натыкается на ее большие темно-зеленые глаза. Сейчас я не вижу этого цвета, но отлично знаю, как он завораживает. Мальчик, на голову выше Мадлен, испуганно пятится и озирается в поисках путей отступления.

— Мистер Кортнер, это вы?

Честно говоря, я не очень хорошо знакома с учениками-мальчиками, но в такие моменты в моей голове словно включается автоматический распознаватель лиц и вспоминаются имена даже тех, с кем лишь раз обменялась несколькими словами.

— Да, профессор Грейнджер, — робко отвечает Кортнер и, замешкавшись, добавляет: — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — отвечаю я, слегка поведя бровью. — Не расскажете, чем вы тут занимаетесь?

— Болтаем, — удивительно быстро и смело бросает Мадлен, но все же еле заметно втягивает голову в плечи.

Я медленно поднимаю правую руку и смотрю на циферблат наручных часов.

— Полпервого ночи, мисс Розенталь?

— Самое подходящее время для бесед, — заявляет она.

— Не в школе. И вам, хотите вы или нет, придется с этим смириться.

Я оборачиваюсь к мальчику, оказавшемуся несколько дальше от меня, чем две секунды назад, и размеренно произношу:

— Вы, мистер Кортнер, сейчас же отправляетесь прямиком в свою спальню, а завтра с вами лично побеседует профессор Дикози.

Когда Луи срывается с места, практически на ходу кивая в знак согласия, я возвращаю свое внимание юной мисс Розенталь.

— Итак, что побудило вас, Мадлен, после отбоя выйти из комнат Когтеврана и спрятаться в одном из школьных коридоров ночью со своим однокурсником?

Будучи почти три года знакомой с этой девочкой, я заранее имею в голове несколько вариантов ее ответа на мой вопрос:

«Мне не спалось, и для борьбы с бессонницей я нашла интересную компанию»,

«Я должна была срочно поделиться с Луи одним важным секретом»,

«Мне необходимо было отблагодарить его за помощь с травологией, а днем Кортнер всегда занят».

Или просто...

— Он очень красивый.

Именно это.

— Мадлен, это недостаточно веская причина для нарушения школьных правил.

— Для меня — достаточно.

Розенталь явно храбрится, готовая до потери пульса доказывать свою правоту.

— Он всего лишь поцеловал меня в щечку, — неожиданно говорит она. — Я все понимаю, профессор Грейнджер, и никогда бы...

— Отправляйтесь спать, Мадлен.

— Такого больше не повторится.

— Хотите сказать, вы спрячетесь лучше, и в другой раз я не смогу вас поймать?

По глазам студентки вижу, что попала в самое яблочко детской хитрости.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, профессор Грейнджер.

Мадлен уходит быстрыми шажками, лишь раз оглянувшись и сверкнув в неверном свете луны яркими изумрудами глаз.

Вы не подумайте: так проходит не каждое мое дежурство. Просто мне показалось, что именно этот день (точнее, эта ночь) — то, с чего я должна начать свой рассказ.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Доброе утро, профессор Грейнджер.

— Здравствуйте, профессор Грейнджер.

— Доброе, Кассандра. Здравствуйте, мисс Бранди.

Коридоры Хогвартса заполняются гудящей толпой студентов. Цветные галстуки мелькают перед глазами с такой скоростью, что порой я даже не различаю, с кем здороваюсь.

Спохватываюсь лишь тогда, когда директор, стремясь привлечь мое внимание, повторяет приветствие.

— О, доброе утро, профессор МакГонагалл, — восклицаю я, притормозив так резко, что невнимательный первокурсник налетает на меня и громко ойкает.

— Все хорошо, Гермиона? — интересуется Минерва.

Улыбаюсь и энергично киваю:

— Да, замечательно.

Директор отвечает улыбкой, отчего мне в который раз бросаются в глаза все новые морщинки на милом сердцу лице.

— Загляните ко мне, когда освободитесь, профессор Грейнджер.

Она слегка касается моего предплечья и поворачивается, чтобы продолжить свой путь.

— Хорошо, зайду, — обещаю я.

Минерва МакГонагалл сразу же растворяется в толпе, и я ухожу в свой кабинет.

У двери меня уже ожидают хорошо знакомые третьекурсницы Когтеврана и Пуффендуя.

— Здравствуйте, профессор Грейнджер, — выдают нестройным хором.

— Здравствуйте, девочки.

Я пропускаю учениц в кабинет, включая последнюю, спешащую с противоположной стороны коридора в хвост девичьего ряда.

— Доброе утро, мисс Розенталь.

Мадлен глядит на меня снизу вверх, здоровается и проскальзывает за дверь.

В нашем кабинете очень уютно. Пожалуй, дело в том, что все здесь украшено салфетками, связанными крючком, самодельными игрушками и прекрасными картинами, вышитыми крестиком. В общем, добро пожаловать в кабинет рукоделия.

До конца перемены остается десять минут, и я усаживаюсь за свой стол, чтобы подготовить схемы для вышивания. Юные волшебницы, в предвкушении облизывая губы, размещаются вокруг пуффендуйки Дороти, белокурой девочки с розовыми щеками. Напрягаю глаза в попытке разглядеть, в чем там дело, но безуспешно; лишь замечаю журнальчик размером с половину альбомного листа. Немного переждав, перехожу в наступление.

— Девочки, приготовьте инструменты. Не хочу тратить на это время позже, — настойчиво прошу я.

— У нас все под рукой, — немедленно говорит Дороти и, повинуясь всеобщему давлению, переворачивает страничку.

— Профессор Грейнджер, а почему вы не замужем? — хитро обнажив зубки, интересуется мисс Глория Шерри, черноволосая когтевранка. Для этого она даже отрывается от журнала и глядит на меня через плечо. Остальные девочки также вскидывают головы, и в их глазах легко читается: все как одна прекрасно понимают, к чему клонит их однокурсница.

Жаль, конечно, что до меня пока не доходит. Признаться, не этого я ожидала, когда пыталась выяснить, что же объединяет столь разных особ. Глория тем временем продолжает:

— Хотите, мы подберем вам избранника из списка самых завидных женихов волшебного мира?

Ах, вот оно что! Должно быть, очередной специальный выпуск «Ведьмополитена».

Я поднимаюсь со своего места и изо всех сил сдерживаю улыбку.

— Позволите взглянуть? — спрашиваю я, приближаясь.

Дороти пододвигает мне журнал и приглашает:

— Присоединяйтесь!

Ради меня все возвращаются к первому «завидному жениху», блистающему белоснежной улыбкой девятнадцатилетнему Бенедикту Уоркли.

— Этот слишком молод как для меня, так и для женитьбы вообще, — вставляю я в общий гул обсуждений.

Со мной соглашаются, а очаровательная Молли добавляет со знанием дела:

— Да еще и чертовски богат. Крупная мышеловка для наивных барышень.

Пока под одобрительный шум переворачивается страничка, заинтересованно оглядываю своих учениц. С каждым днем я все больше наслаждаюсь ролью преподавателя.

Следующие — тридцатичетырехлетний миллионер и двадцатилетний игрок в квиддич с идеальным прессом вместо харизмы. Кто-то замечает, что «оба недостаточно хороши для профессора Грейнджер».

— О, это мистер Лонгботтом, который приходил к нам показывать новые виды хромирии сонной, да, профессор? — выдает Глория, указывая пальцем на претендента номер пять.

— Да, я сама приглашала его тогда. Это один из лучших людей, с кем я когда-либо была знакома.

— И...

— О нет, он мне слишком дорог как друг, — тороплюсь заверить я девочек. — К тому же его сердце занято.

На этот раз страница переворачивается под разочарованное мычание, а я успеваю подумать про себя, что совершенно отстала от жизни: молодого человека, изображенного рядом с Невиллом и получившего несколько восторженных комментариев моих подопечных, я вижу впервые.

— Ладно, а этот? — предпринимает попытку Молли. — Джек Мерези. Посмотрите, какие у него скулы...

— Девочки, а это кто?

Они следят за моим взглядом и дружно выдыхают.

— Мечта каждой второй, профессор Грейнджер, — отвечает Глория. — Эти губы, глаза и руки, только взгляните...

— Драко Малфой, да? — перебиваю я.

Дороти склоняет голову набок и заинтересованно щурится.

— Да. А вам он что, понравился?

— У нас тут за ним очередь, — хихикает Молли.

— Нет, — смеюсь я и тяну руку к журналу. Поднеся его поближе к глазам, рассматриваю бывшего слизеринца, восседающего в старинном кресле с большой буквой «М» на подлокотнике и даже с колдографии в «Ведьмополитене» глядящего на весь мир как на огромное недоразумение. — Я с ним знакома. Мы учились вместе.

— Везет... — завистливо тянет Мадлен. — Здесь написано, что он «волк-одиночка». «Приручить такого — все равно что очаровать сотню обычных парней», — читает она, заглядывая в журнал.

Остальные поддакивают.

— Поможете сделать десять копий его колдографии, профессор?

Звенит звонок. Я отдаю «специальный выпуск» хозяйке и ухожу к своему столу.

— Обязательно. А пока... кто-то говорил, что все инструменты под рукой. Вам полминуты на подготовку, леди.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

— Еще раз здравствуй, — приветствует Минерва МакГонагалл, сидя за своим дубовым столом. — Проходи и присаживайся — нужно поговорить.

Такое бывает не так уж часто, но, по правде говоря, довольно регулярно: раз эдак в два месяца.

Я медленно подхожу к нынешнему директору, по пути глядя на портреты бывших. Почти все приветственно кивают. Подбородок профессора Снейпа, как всегда, чуть приподнят, а глаза его сканируют насквозь; я невольно выпрямляю спину. Профессор Дамблдор смотрит так, словно знает большой и очень занятный секрет, глаза его и губы слегка насмешливо улыбаются; я по обыкновению отвечаю ему поклоном.

— Вы же прекрасно знаете, как меня утомили приказы Министерства, имеющие целью «поддержать дружественную обстановку в школе»? Не так ли, Гермиона?

О да. В прошлый раз по одному из приказов мы перекрашивали все стены коридоров в «нейтральные цвета», лишь бы ни один факультет не присвоил отдельные участки Хогвартса.

— Я хорошо с этим знакома, профессор.

Минерва кивает и не торопясь достает из ящика стола какие-то пергаменты. Опустив очки пониже на носу, она спрашивает:

— Знаешь, что они придумали на этот раз?

Я смотрю в смеющиеся глаза МакГонагалл и прямо отвечаю:

— Понятия не имею.

Один из листов директор подносит к лицу, явно собираясь цитировать текст приказа, а второй пергамент протягивает мне. Я забираю, но не рискую взглянуть на него, желая сохранить интригу.

— «...учитывая новые концепции современной программы образования, Министерство Магии приказывает школам Волшебного Мира (синий вкладыш №1) провести мероприятия, направленные на создание (поддержание) дружеских и/или товарищеских отношений между выпускниками разных лет и нынешними студентами. Предупреждая возможные неточности, подтверждаем: решение внутренних организационных вопросов Министерство оставляет за администрацией магических учебных заведений».

Минерва поднимает на меня глаза и, похоже, сталкивается с безграничным скептицизмом на моем лице (должна заметить, в последнее время реагировать на приказы иным образом просто невозможно).

— С каждым приветом из Министерства я все больше жалею, что мы заручились их поддержкой.

— Чувствую нечто похожее, — тихо смеется МакГонагалл.

— Теперь они намекают, а нам следует выполнять в течение одного месяца, — добавляю я.

Директор вздыхает и поднимается, чтобы пройтись по кабинету и прикоснуться ладонью к крыльям феникса, находящегося на закате очередной своей жизни.

— Но заметь, Гермиона, это не самое худшее их распоряжение.

Я охотно соглашаюсь и вдруг вспоминаю о пергаменте в своих руках.

— А это что?

— Я составила списки выпускников последнего десятилетия, которые... — Минерва делает двухсекундную паузу, — ...живы.

Это не совсем то, что должно уточняться, когда речь идет о людях, которым нет и тридцати. Совсем не то.

Но пергамент, несмотря ни на что, содержит невероятно длинный список имен, и я интересуюсь:

— Мы что, позовем всех в один день?

— О, нет, конечно, — отвечает МакГонагалл. — Распределим по годам учебы.

Я киваю и принимаюсь изучать фамилии в списке, стараясь не пропускать ни одной знакомой. Гарри и Джинни Поттеры, словно по зову, находятся сразу же; я вижу имена Рона и Джорджа, попадается фамилия Вуд, потом — Забини, Томас и Паркинсон, Патил, снова Патил, Булстроуд, Смит, Браун, Джонсон, Нотт, Спиннет... Здесь «завидные женихи» — Невилл и Малфой, а также Полумна, записанная как Лавгуд-Финниган.

Невольно ищу некоторые имена, но никак не могу найти, хоть и прекрасно знаю почему. Болезненно щемит сердце — сложно с этим что-то поделать.

— Профессор, а вы уверены, что все придут? — спрашиваю я, стараясь выдержать деловой тон. — Малфой, Забини... — шепчу себе под нос.

— А почему кто-то должен отказаться? — искренне удивляется Минерва. — Мистер Забини и мистер Малфой, к вашему сведению, уже согласились.

Я не могу сдержать пораженное восклицание и замечаю:

— Оперативно вы работаете.

Уголки губ директора приподнимаются.

— Ваш выпуск и те, кто на год старше, — первые на очереди.

Эта встреча, бесспорно, обещает быть интересной. Очень сомневаюсь, что все пройдет мирно и в рамках приличия, однако полностью полагаюсь на прошедшие годы и мудрость повзрослевших сокурсников.

Впрочем, уверена я только в одном: нынешние студентки Хогвартса будут счастливы до умопомрачения.