Привычка рожать (гет)

— Подумала, что ты должен знать.

Рон во все глаза смотрел на Паркинсон и не мог вымолвить ни слова. Не дождавшись реакции, та добавила:

— Мне ничего не нужно. В смысле, родители всё возьмут на себя. Ты можешь вообще забыть об этом. Я просто подумала… — она осеклась, раздражённо передёрнула плечами и, резко повернувшись, вышла.

— Стой! — Рон наконец отмер. — Паркинсон!

Он выбежал в коридор, но тут же был подхвачен потоком курсантов. Дежурный дал звонок, и все ринулись в главный зал аврората — на первый в их жизни общий сбор.

Выступления Кингсли Рон не услышал. Он машинально отмечал основное («Тренировочный лагерь… нормативы… распределение…»), а в голове набатом били два слова, произнесённые Паркинсон.

…То, что восьмой курс был плохой идеей, стало ясно почти сразу. После войны и работ по восстановлению Хогвартса многие выучили программу по тёмным силам и чарам на практике и едва ли могли выжать из курса что-то новое. Зато напряжение сохранялось, как и тоска при виде пустых мест за столами. Почему-то никто их не занимал.

Словом, восьмикурсникам в Хогвартсе было и тошно, и тесно. Кое-как они дотянули до Рождества и, разумеется, на вечеринке жутко напились. Рон поссорился с Гермионой и пошёл бродить по школе.

Где-то там он и наткнулся на Паркинсон — она курила маггловские сигареты. Кажется, Рон сделал ей замечание. Кажется, она его послала. И совершенно не понятно, как они оказались в пустом кабинете. Там, на ледяном столе, и случилось то, что случилось.

Наутро Рон чуть не поседел от ужаса. К счастью, Паркинсон сделала вид, что ничего не было. Может, не помнила или же предпочла не помнить, что трахнулась не просто с гриффинорцем, а с презренным Уизли. А Рон — о, Рон был не настолько глуп, чтобы рассказать всё Гермионе. Совесть, конечно, мучила, но тут всем желающим предложили сдать экзамены экстерном, и Рон занырнул в учёбу. Постепенно он убедил себя, что это ему приснилось, и почти уже забыл, как вдруг…

«Я беременна».

Вяло хлопая выступающим, Рон судорожно соображал, что же теперь делать. Хотя сначала стоило во всём разобраться. Его ли это ребёнок? Ясное дело, не его! Раз уж Паркинсон с такой лёгкостью трахается с посторонними. Но зачем тогда пришла? Чтобы испортить ему первый день в академии? Бред, Моргану твою наперекосяк, ну какой же бред, всё это!..

— Ты чего? — прошептал Гарри в перерыве между речами.

— А чего? — буркнул Рон.

— Ты уже минут двадцать стоишь на моей ноге.

После церемонии они засели в пабе и Гарри, конечно, всё из него вытянул. Услышав потрясающую новость, помолчал, а потом подозвал официантку.

— Мы возьмём всю бутылку, спасибо.

В целом Гарри был с ним согласен: будь это враньём, Паркинсон бы не явилась и, тем более, не отказалась бы от всего.

— Разве что решила сыграть на чувствах? — Гарри прищурился на него сквозь стакан с огневиски. — Чтобы совесть тебя загрызла и чтобы ты сам прибежал. Ты теперь завидный жених.

— А что? Она могла! — оживился Рон. — Слизеринцы, мать их!

— Значит, нужно всё проверить. И, Рон…

— А?

— Надо рассказать Гермионе.

От этой перспективы Рон моментально протрезвел. Тем более, Гермиона должна была вот-вот подойти.

— Так может, не о чем рассказывать? — жалобно спросил он. — Если Паркинсон всё наврала…

— Тогда надо убедиться.

— Точно! Пойду прямо сейчас!

— Эй, куда? — Гарри тоже вскочил. — Куда собрался-то?

— В адресное бюро! А потом к Паркинсон! — крикнул Рон на бегу. — Ты будь здесь и Гермионе скажи… Ну, придумай чего-нибудь, ладно?

Как ни странно, адрес особняка в Лондоне ему выдали. Странно — потому что на карточке Паркинсонов (белоснежной, с золотым тиснением) стояла пометка «только при особых обстоятельствах». Хотя после войны многое поменялось, да и кто бы, чёрт подери, сказал, что у него не особые обстоятельства?!

Пробыв там несколько минут Рон начал понимать, почему Паркинсон всё-таки явилась к нему. Имей он таких родителей, вообще всё бы делал наперекор. Мамаша смотрела на Рона сквозь лорнет, словно ждала, что он вот-вот нассыт на ковёр. Папаша был не лучше. Он сразу утащил Рона в свой кабинет и даже не предложил сесть.

— Насколько я понимаю, вы не состояли с моей дочерью ни в каких отношениях, помимо, хм, известных, — процедил он, разминая сигару. — Следовательно, вы не заинтересованы в каком бы то ни было их продолжении.

— Но…

— Тем более, — Паркинсон повысил голос, — содержание ребёнка вам явно не по карману.

И смерил Рона издевательским медленным взглядом. Тот сжал кулаки и шагнул вперёд.

Они бы, наверное, подрались, если бы на шум не прибежала Панси («Уизли, ты что здесь делаешь?!»). В результате Рон проорал: «Только попробуйте отобрать у меня права на ребёнка!», и, нарушая все правила приличия, аппарировал прямо из кабинета.

Хорошо хоть, барьера не было, а то расплющился бы, папаша…

«Права на ребёнка», с ума сойти! И откуда всё это повылазило? Ведь если разобраться, Паркинсон предлагал наилучший вариант: Панси выходит замуж за какого-то купленного жениха, ребёнок будет как бы от него, никто ничего не узнает, и можно спокойно жить дальше.

Поправочка: можно было. Теперь-то он уже заявил, что собирается быть самым настоящим отцом.

Идиот!

Однако мысль о том, чтобы пойти на попятный и прогнуться под этих… этих… В общем, никак нельзя. И на данный момент это значило одно.

Надо было объясниться с Гермионой.

Когда Рон, абсолютно выжатый и несчастный, вывалился из камина в Норе, у него было лишь одно желание: лечь спать и забыть обо всём хотя бы до утра. Тогда можно всё спокойно обдумать и крохотной частичкой души понадеяться, что ребёнка всё-таки нет или что он не от него…

Рон уже шагнул к лестнице, как вдруг понял, что в доме стоит аномальная, гнетущая тишина. Стараясь ступать бесшумно, он прокрался на кухню и остолбенел: вся семья была в сборе, даже помятый с дороги Чарли. Он слегка улыбнулся Рону, да ещё Флёр, перестав на миг полировать ноготки, послала воздушный поцелуй. Остальные молча смотрели на него. Артур и непривычно тихая Молли держались за руки.

— Ну давай, братишка, — начал Билл. — Рассказывай.

— Э-э… Что рассказывать?

— Всё, — весомо сказал Перси и ткнул пальцем в часы Молли. — Мы уже выяснили, что это не мы.

— И что Гермиона тут ни при чём, — мрачно поддержала Джинни.

Рон смотрел на часы и чувствовал, как слабеют коленки. На циферблате поблёскивал золотистый треугольник — кончик проклюнувшейся стрелки.

Новый член семьи Уизли.

* * *

Скандал был коротким, но бурным. Закончился он, когда Джордж, перекрывая гвалт, взвыл:

— Да вы дайте сначала ему родиться, а потом уж решайте, что делать!

— Точно! — Рон благодарно посмотрел на брата. — Может, он ещё и…

— Что-о? — взвилась Молли. — Рональд Уизли, ты что, надеешься, что с ребёнком что-то случится?!

— Нет, что ты! — возмутился тот и подумал, что было бы неплохо. И тут же возненавидел себя за эту мысль.

— Но Паркинсон… — простонала Джинни. — Неужели никого другого не нашёл?

— Да не искал я! И чего ты ноешь, жениться-то я на ней не собираюсь!

— А я немного знаю этого Паркинсона, — сказал Билл. — В банке часто бывает. Странно, что он вообще с тобой разговаривать стал.

— Попробовал бы он меня прогнать!

— Так до чего же вы договорились? — подал голос молчавший доселе Артур.

От этого тихого вопроса Рон смутился сильнее, чем от хоровой ругани.

— Да не до чего, — буркнул он. — Я просто сказал, что это и мой ребёнок тоже и что я буду отцом.

— Вот и хорошо, — так же спокойно сказал Артур и указал на часы. — Он — или она — будет и нашим ребёнком, Уизли, что бы там Паркинсоны себе ни думали. С остальным разберёмся потом.

Билл и Флёр синхронно кивнули. Чарли подмигнул. Перси пожал плечами. Джордж усмехнулся. Джинни схватилась за голову. Молли вздохнула.

— Значит, решили, — резюмировал Артур и, поднявшись, вышел.

Скоро где-то в отдалении заработал миксер, и всем стало понятно, что сегодня Артура в его любимом сарае лучше не беспокоить.

Рон немного послушал миксер, а потом побрёл наверх, к себе.

Утро принесло облегчение в виде новости о том, что первокурсники аврорской академии май и всё лето проведут в тренировочном лагере, чтобы подтянуть физподготовку и, заодно, облагородить пару городков, потрёпанных Пожирателями, — Кингсли отличался редкой практичностью. Проживать можно было в лагере. Рон с радостью уцепился за эту возможность и за всё время не выбрался ни в Нору, ни, на всякий случай, в Лондон.

Гарри был недоволен и даже назвал его трусом, с чем Рон в душе согласился. Вслух же сказал, что раз от Паркинсон вестей нет, то и напрашиваться не стоит. Он тренировался как одержимый, чтобы вечером сразу упасть и заснуть. Эта терапия принесла неожиданную пользу: по итоговым результатам Рон превзошёл всех на курсе и удостоился похвалы. Хотя обрадовало это куда меньше, чем могло бы. В свободное время Рон писал письма Гермионе, и та всегда отвечала, сначала суховато, потом — всё сердечнее.

От Паркинсон по-прежнему не было ни слуху ни духу вплоть — вот же подлая натура! — до дня его возвращения. Принесённая совой записка была короткой: «Я в Мунго».

Рон бросил сумку в прихожей Норы и, отмахнувшись от расспросов Молли, шагнул в камин.

* * *

— Она немножко не доходила, — любезно пояснила дежурная целительница. — Но всё хорошо, не волнуйтесь.

У Рона пересохло в горле.

— Так она чего… Она уже… Того? — жалко пробормотал он.

— Она не того, она рожает. — Целительница явно забавлялась. — Во-он там. Эй, вы куда, стойте! Вам туда нельзя!

Рона мягко выдворили в холл, где, натыкаясь на стены, уже бродили несколько парней — взъерошенных, с беспомощностью в глазах. Постепенно они сбились в стайку вокруг немолодого солидного мага, который ждал спокойно и только прикладывался время от времени к фляжке. Эта фляжка сразу пошла гулять среди «друзей по счастью». Рон тоже глотнул крепкой душистой настойки и отправил Гарри патронуса.

— Что, уже? — выпалил Гарри ещё из аппарационного потока.

— Да. Нет. Н-не знаю. — Рон ткнул дрожащим пальцем в сторону отделения. — Там. Рожает.

— А-а, — глубокомысленно сказал Гарри и потянулся к фляжке.

Вскоре они сунулись в отделение с вопросом не надо ли чего и были с позором изгнаны. Потом Рон не мог вспомнить, кому пришла идея использовать мётлы, но собирался он недолго: вычислив на пару с Гарри подходящие окна, взмыл вверх…

— Деточка, это не твой ли муж там? — спросила целительница, вливая в Панси кроветворное пополам с заживляющим. Та с трудом повернула голову и, увидев за стеклом пьяно сосредоточенную физиономию Уизли, прохрипела:

— Он мне не муж.

И заснула.

* * *

Мальчик, семь фунтов.

Эти слова утром всплыли в сознании Рона и теперь повторялись в Норе на все лады. Повторялись радостно и в то же время смущённо — казалось, члены семьи никак не могут решить, стоит ли это событие отмечать и если да, то как.

Для Рона вопрос не стоял. Он даже навещать Паркинсон в Мунго боялся. Одно дело — думать, что где-то когда-то у тебя будет ребёнок, и совсем другое — знать, что он уже есть, что он реален. Нежеланный ребёнок от чужой… От Паркинсон!

В конце концов Уизли (в один голос с Гарри) заявили, что это свинство с его стороны. Молли пригрозила, что пойдёт в больницу сама и его потащит за ухо, и Рон сомневался, что это шутка. Он купил букет, зачем-то коробку пирожных и перенёсся в Мунго.

Для того, чтобы в холле столкнуться с Паркинсон.

— Ты куда?

— Меня выписали.

— Уже? Но ведь всего три дня прошло!

— Так и выписывают, если всё в порядке.

Рон смотрел на её бледное лицо, на мантию, в которую влезли бы ещё две Паркинсон. Как минимум. Куда угодно, только не на кулёк в её руках. Спохватившись, протянул букет и неуклюже пробормотал:

— Вот, тебе.

Паркинсон вздохнула.

— Уизли, у меня руки заняты. Пойдём лучше.

— Да, ладно… А куда… А твоих родителей не будет, что ли?

— Нет. Не будет. — Она взяла горсть летучего пороха и поудобнее перехватила «кулёк». — Запоминай адрес.

— Что за адрес?

Но Паркинсон уже исчезла.

Потоптавшись, Рон сунул букет мимопроходящей целительнице, зачерпнул пороха и без запинки повторил адрес. Его память на курсах всегда хвалили.

* * *

— Что это?

— Квартира, которую я сняла.

Рон огляделся. По сути это была одна большая комната, от которой отгородили маленькую спальню и кухню. Оставшееся являло собой одновременно и прихожую, и гостиную. Мебель была, но разномастная и убогая. Из кухни доносилось тоскливое капанье — подтекал кран.

Паркинсон тоже разглядывала квартиру, словно впервые видела.

— Зато недорого, — буркнула она и прошла в спальню. Рон поплёлся следом.

На кровати младенец казался совсем крохотным. Он еле слышно посапывал. Рон разглядел на головёнке не волосы даже — намёк на них, но этот намёк, несомненно, был рыжим.

— И что же теперь? — спросил он, в первую очередь самого себя.

— Понятия не имею, — отрешённо ответила Паркинсон.

Младенец мяукнул во сне. Паркинсон ткнула Рона локтем, и они, пятясь, вышли.

В кухне Рон первым делом завернул вентиль осточертевшего крана, а потом запустил пальцы в волосы и как следует подёргал.

— Так, ты… ты хоть знаешь, как с ним обращаться?

— Вроде того. — Паркинсон тяжело опустилась на скрипучий стул. — В Мунго показали. Но я заберу у родителей Мисси, она ещё меня нянчила.

— Ми… А, домовика, что ли? Хорошо, это хорошо. — Рон закружил было по кухне, но тут же наткнулся на стену. — И деньги ведь нужны, да? — спросил он у засаленного полотенца. — Чёрт, до моей первой стипендии ещё месяц.

— Деньги есть. Хватит на первое время.

Рон живо обернулся.

— Откуда у тебя деньги?

— Не твоё дело.

— То есть как это не моё? — Рон навис над ней и сгрёб за руку. — Откуда, спрашиваю?

— Пошёл ты.

— Паркинсон…

— Да продала кое-что из украшений! — прошипела та. — Доволен?!

— Я… да. — Рон разжал пальцы. — В смысле, извини.

— Если уж собираешься меня в чём-то подозревать, то, может, сразу сдашь в свой аврорат? — морщась, она растирала запястье. — Там хоть кормить будут.

Рон промолчал. До него только теперь начало доходить, во что он ввязался.

Похоже, до Паркинсон дошло то же самое. Она взяла со стола пустую солонку, повертела в руках и нерешительно сказала:

— Может, имя выберем?

— Ага, давай, — обрадовался Рон. Выбор имени — прекрасная тема и повод забыть о будущем, которое нависало над ними, как айсберг. — Есть идеи?

— Вообще-то нет, — несколько удивлённо ответила Паркинсон. — Я не думала над этим.

— И я, — признался Рон и предложил: — Что если… Уинстон?

По настоянию Гермионы он летом штудировал маггловскую современную историю.

Паркинсон вытаращилась на него.

— Что это за имя такое? И как уменьшительно звать?

— Нормальное имя! Ну, Винс, наверно.

— Нет уж. Уинстон Уизли — звучит по-идиотски.

— Ничего не… Как ты сказала? Уизли?

— Ну да, как же ещё-то.

— Так у него будет моя фамилия?

Паркинсон вперила в него пронзительный взгляд.

— Само собой, Уизли, у него будет твоя фамилия. Даже такой… даже ты должен понимать, что после войны ребёнку лучше носить твою фамилию, чем мою.

— А, ты в этом смысле.

— А ты что себе возомнил? — фыркнула Паркинсон. — Как насчёт Рэймонда?

— Чего! — взвился Рон. — Рэймонд?! Только через мой труп!

Паркинсон прищурилась.

— …Рэймонд Уизли, прошу, — прогнусил гоблин и протянул им перо. Они расписались — сначала Паркинсон, потом Рон. Гоблин специальной кисточкой намазал Рэю ладошку чернилами и приложил к ней пергамент. Получившийся отпечаток вспыхнул голубыми искрами, они рассыпались по пергаменту и впитались в него, словно капли воды. Гоблин посыпал строчки песком, стряхнул и протянул свидетельство Рону.

— Поздравляю, — безо всякого выражения сказал он.

Рон сжал пергамент в потной ладони.

Он стал отцом. Теперь — официально.