Dotted Helix  (джен)

Ей трудно было определить, в чём именно заключался его недостаток, в чём была

разница между ним и ею, но она всё же ощущала и этот недостаток, и эту разницу.

Теодор Драйзер*

Винегрет не только на столе. Он повсюду. На обоях, на щеках раскрасневшейся тётушки и её ярком платке. Стены и все горизонтальные поверхности покрыты толстым слоем мещанства. Душераздирающая клеёнчатая нарядность. Мещанство увяло в горшке с кактусом, но проросло снова, как феникс, из пыли, пепла и сухой земли. Проросло геранью, цветёт и пахнет винегретом. Им же отдаёт разливаемое тёткой сладкое вино «Изабелла».

Изабеллой Влад мысленно называет барышню с календаря, который батя приклеил на дверь туалета лет пятнадцать назад. От времени молочно-белая кожа Изабеллы пожелтела, волосы впитали запах сигаретного дыма. Батя зовёт её Ниночкой. Ниночка немного похожа на маму. Наверное, это хорошо. Только Ниночка не стареет.

Мама, в своей комнате, смотрит на ноуте Влада черно-белые фильмы. Мама любит европейский артхаус и старый голливуд. Пошлость, пожелтевшая от времени, как сортирный календарь, приобретает ностальгическую матовость, перестаёт быть пошлостью. Влад скачал маме «Сестру Керри» с Лоуренсом Оливье. Наверное, это слишком. Мама будет плакать. Мама и так всё время плачет. Смолоду проводы, лишние поводы, жалят как оводы, разве такого ты — ждал?

Любимое место в доме — балкон. Там можно курить и плевать на всё. Восемнадцатиэтажка, единственная в городе, на вершине холма — районная крыша мира. Когда Влад был ребёнком, холм казался чуть ли не Лысой горой. У подножия была устроена детская площадка. Раскачиваясь на качельках, Влад представлял, что его дом — космический корабль. Межгалактическая станция. С наступлением темноты окна шахматно зажигались сквозь разноцветные занавески, было и правда похоже. За холмом перелесок. Зубчатый, как забор с десяток китайских стен. Таинственный и непроглядный в сумерках, дырявый и просвечивающий днём. Ещё дальше, за перелеском — река. Чёрная лента. Там местная спортивная школа устраивает соревнования по гребле. Хорошая база, даже московские приезжают на сборы. Влада батя записал в секцию ещё до того, как тот научился не то что плавать — ходить. Так потомственных дворян с рождения зачисляют в гвардию, чтобы стаж шёл и чин рос. К тринадцати годам Влад уже был почётным гребцом. Время исчислялось километрами. По соседству располагалась секция художественной гимнастики. Гимнастка Маруся (Муся, как она себя называла) в обтягивающем трико смотрелась весьма художественно. Садилась на шпагат и не только, ярко красила губы, умудрялась носить папину тельняшку и курить папины папиросы больше по-французски, чем по-нижегородски. Когда накануне выпуска Влад бросил наконец спортшколу, огрёб от отца по полной. Единственным оправданием стало поступление в московский институт. Вот стою значит, держу весло. Прощай, орудие! Прощайте, тренер. Вспоминайте иногда вашего студента.

Влад выпустил колечко дыма. Столпы дыма впереди приветственно дрогнули. Ветер. Трубы градообразующего металлургического завода на свету всасывают кислород, чтобы потом выплёвывать ядовитые радужные пары. «Антифотосинтез».

Там действовал антропогенный фактор.

Там брызгали слюною штуцерА.

Постанывал химический реактор,

Страдая несварением с утра.

Там в воздух поднялись микрочастицы.

От них не продохнуть. Там полный мрак.

Там грезил о цветах и певчих птицах

Уснувший на работе техномаг.

Влад химик. Учится на четвёртом курсе. ВУЗ средненький, но по батиным меркам, Влад чуть ли не Ломоносов. Кстати, институт носит славное имя Михайло Васильевича. Там собрались все не поступившие на химфак Университета Ломоносова. День народного единства выпал в этом году на пятницу, и Влад решил на три дня смотаться к родителям. Завтра он возвращается в Москву. Больше всего на свете Влад боится после защиты диплома проснуться инженером-технологом на градообразующем предприятии «Шпалобурга». Да, заводчане делают шпалы. И рельсы. Чтобы уже никогда никуда по ним не уехать.

*«Сестра Керри».