О человеке и волке (джен)

Занялось холодное утро, серое и сырое — свет едва брезжил, а воздух можно было резать ножом. Пробиваясь сквозь наползающие облака , раннее солнце льдисто сверкало на мокрых улицах Лондона.

Скверное было утро. С этими мыслями Аластор Хмури прокладывал себе дорогу сквозь толпу, то слегка редеющую, то плотную — люди в этот ранний час, как и он, спешили на работу. Холод ночи впитался в каждое здание, каждый камень этого города, и от этого у Хмури скрипели кости и ныло правое колено, предсказывая, что дальше будет ещё и дождь.

Остановившись на углу, Хмури привычно почувствовал на себе любопытствующий взгляд. Справа от него стоял молодой человек, спрятавшись под пальто, плащом и навесом. Он ждал, когда можно будет перейти дорогу, и глаза его рыскали туда-сюда, постоянно возвращаясь к Хмури.

Юноша вспыхнул, встретившись взглядом с объектом своего любопытства. Хмури только фыркнул и перешагнул через бурлящую дренажную канаву, пробираясь между машин.

Люди постоянно на него пялились так, будто никогда раньше не видели шрамов. Хотя особо удивляться тут было нечему: грубый шрам на верхней губе давно превратил его рот в вечную ухмылку, а уж теперь, когда волосы стали напоминать старую щётку, а чёрные глаза над рябыми щеками глубоко запали, даже сам Хмури не видел ни одной привлекательной черты в своей внешности

Но он давно смирился с эстетическими издержками своего образа жизни. Мало кому из авроров удавалось сделать такую карьеру, не пожертвовав несколькими пинтами крови и долей самолюбия. Интересно, стал бы тот молодой человек так на него таращиться, если бы знал, что стоит рядом с ловцом тёмных магов? Хотя, наверное, он бы очень сильно удивился и тому, что стоит рядом с волшебником. Магглы бывали такими забавными.

Тучи полностью закрыли солнце, и начало слегка моросить. Хмури пристроил палочку в кармане поудобнее и оглянулся. Спина отозвалась недовольным хрустом, зато он убедился, что за ним никто не идёт. Было ещё слишком рано, чтобы иметь дело с потенциальными злоумышленниками. Собственно говоря, ему было ещё слишком рано практически для чего угодно. Хмури уже не помнил, как выглядит без мешков под глазами. Сове, которая принесла ему приказ срочно явиться в штаб-квартиру Аврората, очень повезло убраться подобру-поздорову. Но утро принесло с собой работу, и теперь разлёживаться не стоило.

Прежде чем он добрался до Министерства, полило как из ведра.

* * *

Когда Хмури, с которого текло ручьями, вышел из лифта, его шаги отдались гулким эхом в пустой штаб-квартире Аврората. Никаких очевидных признаков светопреставления не наблюдалось, и он снова задумался, почему его вытащили из постели.

Выругавшись и пнув мусорную корзину у входа, он сгрёб со стола несколько стопок бумаг — только после этого стало видно, что у него есть стол, а не только колченогий стул рядом с горой свитков и папок. Он сгорбился, бормоча себе под нос, в крохотном закутке, носившем гордое звание «кабинета».

Пока Хмури сушил насквозь промокшие волосы, из-за угла появился человек.

— Промок до костей?

Алан Броуди был высок и когда-то, возможно, красив. Но сейчас его внешность неумолимо сдавала позиции в борьбе с возрастом, сидячей жизнью и любовью к сладостям. Он возглавлял Отдел Контроля и Регулирования Магических Существ, который нередко привлекал авроров к работе над самыми скверными делами по своему профилю. Кажется, большая часть таких дел в итоге ложилась на стол Хмури.

— Что на этот раз? — резко спросил Хмури, сбрасывая плащ и швыряя его на покосившуюся вешалку. Несколько капель воды попали Броуди в лицо, и Хмури с трудом подавил мстительную ухмылку.

Броуди промокнул щёку платком.

— Прелестно. Ты что, сначала оделся, а потом забыл об этом и полез в душ? — Он ткнул пальцем в плащ Хмури, с подола и рукавов которого уже натекла лужица.

— Идёт дождь, а я шёл пешком.

— У тебя же есть лицензия на аппарацию? Я знаю, что ты бываешь большим оригиналом, но это, кажется, обязательное требование для авроров.

Хмури посмотрел на него, вытаскивая палочку — короткую и жёсткую, дуб и сердечная жила дракона. Куча различных инструментов для определения тёмной магии, извлечённая из карманов, загромоздила стол, гудя, жужжа и пуская искры.

— Зачем ты меня вызвал, Броуди?

Алан втянул живот, протиснулся мимо огромного шкафа, занимавшего большую часть отсека, взял с полки один из трёх сломанных вредноскопов и начал вертеть его в руках.

— На самом деле, это должно быть обязательным требованием, — продолжил он, делая вид, что ничего не слышал. — В конце концов, мы должны заботиться о своей репутации. Кто будет уважать Министерство, если один из ведущих сотрудников Отдела по Охране Магического Правопорядка приходит в таком виде, будто добирался на работу вплавь?

Хмури потёр глаза.

— Я не люблю аппарировать в такую рань. Видал я волшебников посильнее тебя, которых расщепляло просто из-за усталости. Чего тебе надо?

— Я так и думал. Ты же тот самый Аластор Хмури, который считает, что за ним гоняется каждая собака, и поэтому отказывается подключать свой дом к каминной сети. Чего я не понимаю, так это почему ты думаешь, что кто-то полезет к тебе домой? Ты в открытую ходишь по улицам без всякой защиты, когда слишком сильно устаёшь, чтобы аппарировать.

Теперь Броуди откровенно ухмылялся. Для начальника отдела он слишком сильно любил поддевать своих коллег.

На его несчастье, данный конкретный коллега не находил в этом ничего забавного.

— Броуди, во имя Мерлина! Не говори, что ты поднял меня с постели в мой единственный выходной за три грёбаных недели, чтобы отпускать плоские шуточки и критиковать мои методы передвижения! Ты бы не вызвал меня просто так, прекращай валять дурака и переходи уже к этому чёртову делу! Постоянная бдительность! И внимание!

Броуди глупо моргнул и даже слегка покраснел.

Хмури ждал, безуспешно пытаясь вспомнить дыхательные упражнения, которым его когда-то учила мать.

— Ну? Говори, чего надо, или убирайся к чёртовой матери из моего кабинета! А я пойду домой!

В одно мгновение Алан Броуди превратился в воплощение делового подхода — мантия разглажена, тёмные усы ощетинены.

— Мне нужен был аврор, и я в первую очередь подумал о тебе. Я знаю, что тебе приходилось иметь дело с оборотнями.

— Верно.

Всплески темномагической активности по всей стране касались всех отделов Министерства. Авроров всё чаще и чаще привлекали для консультаций по тем делам, которые обычно не входили в их компетенцию. Предполагалось, что это должно облегчить общий груз самых тяжёлых случаев и подавить распространение слухов, даже если для авроров всё обычно кончалось необходимостью опять запачкать руки. Совсем недавно, в прошлом месяце, с Аластором консультировались по делу об убийстве двух маггловских девочек. Это было не первое его дело о нападении оборотня — и наверняка не последнее.

Хмури не надо было напоминать, что накануне было полнолуние. Он и так понимал, к чему всё идёт.

— Что, ещё один ребёнок?

Броуди запустил побелевшие пальцы под мантию и вытащил оттуда омерзительно толстую папку, которую протянул Хмури.

— Да. Нападение прошлой ночью к северу от Кардиффа, рядом с Таффс Уэлл.

— Думаете, это тот же самый, что и в прошлом месяце?

— Кажется… да.

Хмури замер над полуоткрытой папкой, глядя, как Броуди, уставившись куда-то ему в живот, переминается с ноги на ногу.

— Кардифф, говоришь? — Аластор на мгновение задумался. — В этом районе большое магическое поселение.

— Верно. — Алан стиснул зубы. — Мальчик волшебник.

— Так, это что-то новенькое. Почему вы считаете, что это тот же оборотень? Они обычно не меняют своих привычек.

— Дело касается одного из наших людей, Аластор.

Это определённо было что-то новенькое. Хмури молча смотрел, как Броуди разглаживает мантию, бегая глазами туда-сюда. Все следы шумного веселья исчезли, как не бывало, и Аластор задумался, насколько оно было искренним.

— Отец ребёнка — мой сотрудник, один из тех, кто расследует убийства, случившиеся в прошлом месяце. — Броуди вздохнул и опустился на стул. — Мы думаем, что на мальчика напали намеренно, для случайного совпадения всё слишком подозрительно.

Хмури зарычал и скрипнул зубами. Оборотень, убивший двух маггловских девочек, которые играли с бенгальскими огнями при полной луне — это одно дело. Но оборотень, который нападает из мести — совсем другое. Теперь он понимал, почему вызвали именно его.

Алан, кажется, собрался с духом.

— Я хочу, чтобы ты отправился в Мунго. Мальчик пережил нападение, но наверняка ещё не пришёл в себя. Поговори с его родителями, посмотри, что они тебе расскажут.

Голос у него дрогнул, и Хмури понимал почему — близнецам Броуди было пять лет.

— Потом отправляйся на место преступления. Подразделению по Поимке Оборотней пригодится любая информация, которой ты сможешь с ними поделиться. Тебе там расскажут всё, что нужно знать об этом деле.

— И что ещё мне нужно знать?

Алан вздохнул.

— Просто… просто поговори с родителями, посмотри, что они скажут. Я хочу, чтобы ты посмотрел на ситуацию свежим глазом.

— Броуди, я не люблю, когда меня используют втёмную! — рявкнул Хмури. — Если ты ищешь кого-то, кто полезет в такую историю без всякой подготовки, то не на того напал! — Он сунул папку под нос Броуди.

— Ты слишком бурно реагируешь. Ты вполне готов. Мне просто нужна новая перспектива. Хочу посмотреть, сможешь ли ты придти к тем же выводам, что и мы.

— Ну хорошо…

На самом деле это звучало не слишком многообещающе. По-прежнему было очень похоже, что Хмури предполагается использовать втёмную. Он заглянул в папку.

— Лайелл Люпин…. Он работает с явлениями нечеловеческих духов, так? Разобрался с тем боггартом в Статулли несколько лет назад.

— Верно.

— А какое отношение он имеет к уничтожению оборотней?

Броуди провёл рукой по лицу.

— В отделе по регистрации оборотней… э-э… не хватает народу. Попробуй, найди кого-нибудь, кто согласится там работать. Я позвал Люпина, он человек умный и трудолюбивый, — Алан на мгновение замолчал и с отвращением покачал головой. — Я думал, он будет полезен.

— Самобичеванием делу не поможешь. Люпин взрослый человек. Если ему не нравилась работа, он мог отказаться. Как ты думаешь, почему среди нас так мало семейных?

— Мальчику всего четыре года, Аластор.

На мгновение повисла тишина. Хмури нашёл в папке маленькую фотографию, прикреплённую к краю страницы — сравнительно недавний чёрно-белый снимок. Маленький мальчик смотрел на него большими тёмными глазами из-под копны вьющихся волос. Аластор вздохнул.

— Я даже не знал, что у него есть сын, — пробормотал Броуди.

Они смотрели, как малыш на фотографии продолжает улыбаться и махать в камеру.

На другом конце офиса ухнула сова, возвращая обоих мужчин к действительности.

— Ладно, — сказал Алан, вставая и снова разглаживая мантию. — Тебе лучше идти.

Хмури кивнул, захлопнул папку, взял плащ и собрал вещи. Немного подумав, он пошарил в стопках на своём столе, нашёл ещё одну папку и сунул её под мышку вместе с той, что принёс Броуди. Мрачно кивнув Алану, он вышел из закутка.

Когда он направился к лифту, который шёл в Атриум к каминам, Броуди тихо и с самым серьёзным видом окликнул его.

— Аластор, будь осторожен с этим делом. В смысле — даже больше, чем обычно. Мы не знаем точно, был ли маленький Люпин целенаправленно выбранной жертвой, но я уверен, что мальчик не должен был остаться в живых. Я сомневаюсь, что тот оборотень, который напал на него, будет в восторге, если узнает об этом.

Самому Хмури это тоже уже приходило в голову. Странно, но мысль, что в кои-то веки кто-то разделяет его паранойю, не доставила того мстительного удовольствия, на которое он надеялся.

— Постарайся, чтобы тебя не убили — это плохо скажется на нашем имидже, — Алан попытался улыбнуться, но улыбка мгновенно померкла и исчезла.

Кивнув на прощание, Броуди затерялся в лабиринте перегородок

* * *

С раннего детства Аластор Хмури ненавидел больницу св. Мунго. Воспоминания о ранениях, с которыми его сюда привозили, и подозрительный запах стерильной чистоты совершенно не настраивали на оптимистичный лад. Когда он подошёл к регистратуре, где сидела за столиком волшебница средних лет, по спине невольно пробежал противный холодок.

Он достал аврорский значок и предъявил привет-ведьме.

— Аврор Хмури. Мне нужны Люпины.

Привет-ведьма посмотрела на него, потом её густо накрашенные глаза скользнули по значку. В тусклом больничном свете сверкнула серебром и золотом эмблема.

— Палата сто четырнадцать. Последняя дверь налево, напротив палаты Дай Ллевелин, — торопливо сказала она. — Его только что перевели из реанимации в отдельную палату.

Можно было не спрашивать почему

Поднимаясь по шаткой лестнице на второй этаж, Хмури остановился на полпути, ещё раз заглянул в папку с делом и просмотрел личные данные потерпевшего.

— Мать маггла, — пробормотал он себе под нос.

Это, конечно, осложняло дело. Убитая горем мать — это всегда тяжело, но если эта мать, к тому же, не понимает толком, что происходит с ребёнком? Что ж, придётся решать проблемы по мере поступления.

Добравшись до второго этажа, он увидел, что коридор совершенно пуст. Висевшие на стенах портреты тихо похрапывали в своих рамах. Ни один даже не шевельнулся, когда Хмури направился к палате сто четырнадцать.

Последняя дверь налево оказалась закрыта, а изнутри не доносилось ни звука. Он постучал, и по пустынному коридору разнеслось резкое, царапающее нервы эхо. Хмури ещё не успел опустить руку, как дверь открылась.

Он помнил Лайелла Люпина как маленького сдержанного человека с глазами и волосами неприметного коричневого цвета. Ещё до прихода в Министерство Люпин создал себе репутацию, преследуя призраков по всей стране, и был признанным экспертом по явлениям нечеловеческих духов. Он был умнее большинства и к тому же обладал здравым смыслом — два качества, которые Хмури редко, к сожалению, приходилось видеть в одном человеке.

Но дверь ему открыл совсем не этот человек.

Министерский сотрудник с пальцами в чернилах и в очках, которые вот-вот свалятся с кончика носа, исчез. У этого человека были глубоко запавшие глаза за стёклами очков и торчащие во все стороны волосы, будто он только что вскочил с постели. Он был одет по-маггловски: бежевые слаксы и шерстяной джемпер, так перекрученный, словно его надевали второпях. На едва видном из-под джемпера воротнике рубашки и под ногтями запеклась кровь.

Это был не тот Лайелл Люпин, которого знал Хмури. Это был кто-то другой, какой-то самозванец — слабый, измотанный, с трудом стоящий на ногах. Это был отец, который выглядел так, словно ни разу не присел с тех пор как принёс своего окровавленного умирающего ребёнка в больницу.

Быстро собравшись с мыслями, Хмури сделал глубокий вдох.

— Простите за беспокойство, но мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Меня зовут Алас…

— Аластор Хмури. Я помню, мы встречались, — перебил Люпин, не глядя ему в глаза.

— Хорошо, — буркнул Аластор. — Хотел бы сказать, что рад новой встрече, но… при таких обстоятельствах…

Люпин слабо кивнул, нервно сжимая дверную ручку. Хмури почти что читал его мысли: может быть, если он просто захлопнет дверь перед носом аврора, то сможет отгородиться от всего этого, и оно как будто бы не случится. А может быть, наоборот — страшнее всего ему было остаться в этой палате, наедине с напоминанием о случившемся.

Дверь не закрылась, а наоборот, распахнулась, и Люпин отступил в сторону.

— Тогда входите, пожалуйста.

Аластор вошёл в палату вслед за ним. Это было маленькое и очень мрачное помещение. Обшитые дубовыми панелями стены не отражали холодный свет, который лился из хрустальных шаров в центре потолка. Крошечное окно было закрыто от дождя, а жалюзи наполовину опущены.

Справа от двери рядом с кроватью сидела женщина, но Хмури едва заметил её. Его взгляд был прикован к маленькой фигурке под одеялом.

Ремус Люпин выглядел ещё меньше, чем на фотографии. Он терялся на огромной кровати, часть крохотной фигурки скрывалась под одеялом. Его плечо и рука были туго сдавлены повязками, живот и грудь по самую шею тоже покрывали бинты, по которым угрожающе расползалось пятно. Мальчик крепко спал, время от времени вздрагивая всем телом. Лежащие на лбу рыжеватые волосы казались тёмными, пепельно-бледное личико покрылось испариной от лихорадки.

Хмури заметил глубокие царапины у него на щеках, синяки на подбородке и повязки на кистях обеих рук. Он с мрачным удовлетворением кивнул — малыш пытался сопротивляться.

У него за спиной Люпин тихо закрыл дверь, потом подошёл к кровати, встал в изножье и указал на сидящую на стуле женщину:

— Моя жена Хоуп.

Это была очень красивая женщина, но сейчас она выглядела измученной и худой. Её голубое платье покрывали пятна. Хмури узнал те же тёмные глаза и изящное телосложение, которые он видел на фотографии Ремуса. Как и её муж, она была бледнее полотна, а на щеках виднелись следы недавних слёз.

Аластор вежливо кивнул, хотя она не поднимала головы. Он ничего не сказал — сказать было нечего.

Он оторвал взгляд от неподвижного тела Ремуса Люпина и посмотрел на его отца, который тихо стоял у постели, глядя на сына. Лайелл положил руки на спинку кровати и инстинктивно цеплялся за неё так, будто от этого зависела его жизнь.

Лайелл отвёл взгляд от ребёнка и встретился глазами с Хмури. Под ошеломляющим горем Аластор увидел вызов — вызов, который побуждал его задавать вопросы, допрашивать, копаться в этом печальном деле с профессиональной отстранённостью, словно едва начавшуюся маленькую жизнь лежащего на постели мальчика не сломали, не разорвали, не изуродовали до неузнаваемости, кое-как склеив потом куски волшебным скотчем.

Хмури много раз видел убитых горем родителей, слишком много — и с опытом это совсем не становилось легче.

— Прошу прощения. Я не хочу вам мешать. Но мне нужно задать вам несколько вопросов. Я должен знать, что произошло прошлой ночью.

Ответа он не дождался.

— Всё, что вы расскажете, может нам пригодиться. Всё что угодно.

Люпин по-прежнему молчал.

Хмури вздохнул, чувствуя, что начинает злиться.

— Я понимаю ваше горе, — медленно произнёс он. — Но, чтобы поймать этого монстра, мне нужна та информация, которая есть у вас. Что бы это ни было.

Люпин опустил голову. Некоторое время он нервно ломал пальцы, а потом сунул руки в карманы. Он открыл рот, закрыл его, снова открыл и снова закрыл, так и не издав ни единого звука.

Наконец, он покачал головой. Волосы упали ему на глаза, а очки сползли на самый кончик носа.

— Я не могу, — еле слышно пробормотал он.

Аластор чуть не зарычал. Ему пришлось напомнить себе, что, если он заколдует обезумевших от горя родителей за то, что они слишком мало помогают следствию, это дурно скажется на имидже Аврората.

— Я хотел бы проявить к вам сочувствие, — проговорил он сквозь зубы, глядя Люпину в глаза. — Я думаю, после случившегося вы этого заслуживаете. Но предупреждаю: не испытывайте моё терпение. Ваш сын — не первая жертва этого оборотня, а самая недавняя. Так что предавайтесь горю в своё свободное время, чёрт возьми! Иначе следующий ребёнок, которого убьёт этот выродок, будет на вашей совести!

Люпин посмотрел на него — стёкла очков увеличили неожиданно навернувшиеся слёзы до гигантских размеров. Его лицо исказила гримаса горечи и презрения к себе.

— Вы думаете, я этого не знаю? — огрызнулся он. — Я понимаю, что поставлено на кон! Но я не могу… Это я виноват… — его голос снова дрогнул, а дыхание сорвалось на всхлип.

— В чём вы виноваты?

Но Люпин по-прежнему не отвечал. Он просто покачал головой и отвернулся.

Хмури зарычал и открыл одну из папок, которые принёс с собой из Министерства. Найдя в самом низу то, что искал, он швырнул на кровать фотографии.

Люпин в ужасе посмотрел на снимки, и в лице у него не осталось ни кровинки.

На первой фотографии были две маленькие девочки. Одной было лет девять, вьющиеся колечками волосы спадали до пояса, а над россыпью веснушек сияли орехово-карие глаза. Её младшей сестре было примерно шесть. Держась за руки, они стояли в снежном поле позади своего дома. Снимок был неподвижен, и девочки навсегда застыли в том мгновении — с румянцем на щеках и улыбками на устах.

Но это была только одна фотография.

Остальные были сделаны месяц назад в тихих холодных подвалах больницы св. Мунго. На этих, магических фотографиях было только одно слабое движение — облачко пара изо рта фотографа, которое колыхало нитяные локоны младшей сестры. Детей почти невозможно было узнать — заломленные под невозможными углами конечности, зияющие раны на груди и шее и обнажившиеся кости. Лица девочек были по-прежнему неподвижны — на этот раз их навеки заморозила смерть.

Хмури молча наблюдал, как Люпин борется с тошнотой.

— Этих девочек убили месяц назад, — сказал Аластор. — Их похитили из сада у собственного дома, а тела нашли только через три дня. Их родители никогда не узнают, что на самом деле случилось с детьми. Им придётся поверить, что девочки заблудились где-то очень далеко от дома и умерли от ночного мороза. Они проведут остаток своих дней, зная, что в этой истории что-то не так, просыпаясь по ночам в холодном поту, потому что во сне они опять слышали, как кричали их дочери, когда их утаскивали в темноту. Они даже не видели тела своих детей.

— Я знаю! — закричал Люпин. Его жена вздрогнула, но не подняла головы. — Я знаю, — повторил он уже тише. — Вы думаете, я первый раз вижу эти снимки? Я только их и видел последний месяц, только о них и думал!

Хмури почувствовал, как на глаза начинает опускаться красная пелена.

— Тогда почему вы не хотите что-нибудь сделать?

— Я не могу! Вы не понимаете!

— Я всё прекрасно понимаю. — Аластору хотелось схватить этого человека за грудки и как следует встряхнуть. — Я понимаю, что ты слабак и трус!

У Люпина тряслись плечи.

— Вы правы, конечно, вы правы…

— Проклятье! Не говори мне, что я прав! — зарычал Хмури. — Докажи мне, что я неправ, идиот! Ты что-то знаешь, иначе на твоего сына не напали бы. Скажи мне, что ты знаешь, что ты выяснил, а я найду этого зверя и разберусь с ним.

— Дело не в этом… — совсем тихо произнёс Лайелл.

— Тогда скажите, в чем дело.

Но Люпин снова замкнулся. Теперь он только с безнадёжным видом качал головой, сжимая и разжимая кулаки в карманах.

Хмури с отвращением фыркнул и собрал с кровати фотографии.

— Ну хорошо, — сказал он. — Если вы не хотите говорить, что ж, я не могу вас заставить. Но я хочу, чтобы вы подумали об этих девочках. Вы и ваш сын в лучшем положении, чем эта семья. Ваш мальчик ранен, он изменился, но всё же он жив. У вас есть надежда. У этих девочек и их родителей её нет.

Аластор остановился и тяжело выдохнул.

— Но вы предпочитаете сидеть здесь и жевать сопли. Вы слишком заняты собой и своим самобичеванием, чтобы поднять зад и как-нибудь исправить положение.

У Люпина из глаз текли слёзы.

— Ничего уже не исправишь. — У него тряслись плечи, он закрыл лицо руками и зарыдал.

Хмури отвёл взгляд.

* * *

Больничная палата была всё такой же тёмной и мрачной, дождь всё так же барабанил в окно, а обтрепавшаяся по краям дырка на юбке никуда не делась. Всё вроде бы было таким же, как раньше, но Хоуп Люпин знала, что её мир уже никогда не будет прежним.

Она нежно погладила маленькую ручку, которую сжимала в своих ладонях. У него такие красивые руки, ловкие и проворные. Когда он подрастёт, у него будет прекрасный почерк. Ещё и пяти нет, а уже умеет писать алфавит, своё имя, названия своих любимых животных и персонажей книг. Хоуп знала, что когда он пойдёт в школу, то быстро научится и всему остальному.

Но так было раньше.

Было так тяжело помнить, что эта маленькая ручка совершенно неподвижна и туго забинтована, что кровь слишком быстро просачивается через повязки на теле. Было так легко просто забыть, что после прошлой ночи Ремус, её маленький Ремус, может никогда не очнуться.

А теперь этот человек, это злой уродливый маленький человек хотел, чтобы они обо всём рассказали. Он хотел знать, как всё случилось. Как на её сына напал оборотень и укусил его.

Оборотень. Она чуть не вздрогнула от этой мысли.

Хоуп уже давно — ей хватило всего одного дня после того памятного летнего полдня, когда её ещё звали Хоуп Хоуэлл, а её молодой и эффектный жених сказал ей, что он волшебник — смирилась с тем, что в мире есть вещи, которые она никогда не поймёт до конца. Вещи, которых, как она впитала с молоком матери, нет на свете — но они всё же были. Не только волшебники и заклинания, но и тёмная магия, проклятия, привидения, упыри и чудовища. И оборотни.

Хоуп принимала как данность, что если она не волшебница, то все те ужасные и опасные вещи, которыми наполнен мир её мужа, не могут ей повредить. И чем больше она читала, узнавала и понимала об этом мире, тем боле надеялась, что Ремус не унаследует магический дар отца. Иначе как она сможет защитить его? Лайелл всегда будет рядом, чтобы отогнать чудовищ, но что если в один прекрасный день он окажется далеко? Что ей тогда делать?

Почти три года она утешалась этой мечтой, а потом её маленький сын заколдовал свои игрушки так, что они танцевали по всей гостиной, когда по радио передавали Рэя Чарльза.

И теперь этот проклятый, будь он трижды неладен, волшебный мир снова пытался ей навязаться — а в процессе пострадал её сын.

«Оборотней не бывает!» — не умолкая, кричала ей разумная, немагическая часть её существа. Однако она видела его, видела своими собственными глазами — как она могла им не верить? Оборотней не бывает, но, с другой стороны, волшебников тоже не бывает. Любящая жена и мать — а именно эта сторона натуры доминировала в ней в последние годы — подсказывала ей, что надо просто прекратить бесконечные диспуты с собой и принять вещи такими, как есть.

Лайелл продолжал тихо плакать у окна, а ворчливый мужчина — Хмури, припомнила она — заговорил снова, призывая Лайелла помочь ему. Но Хоуп знала, что её муж не станет этого делать. Лайелл был слишком горд или напуган, или, возможно, слишком стыдился произошедшего, чтобы признаться, почему с ним случилось такое.

Хоуп Люпин знала, что её мир никогда не будет прежним, что всё изменилось и ей больше не удастся прятаться в скорлупе своего неведения, как она делала когда-то. События прошлой ночи разбили эту скорлупу вдребезги.

Поэтому Хоуп Люпин сделала то, что сделала бы любая обезумевшая от горя мать, на которую снизошло озарение. Она сделала то, чего не мог её муж.

Она даже не поняла, что говорит, пока Аластор Хмури не посмотрел на неё тяжёлым взглядом.