Молчание громче тишины (джен)

Да, слово — врач страданий человеческих, что в силах душу из недуга вызволить. Менандр

Падма Патил никогда не говорила о своих чувствах. Никогда и никому. Поэтому никто не знал, что она почувствовала, увидев бездыханное тело Фреда Уизли. Никто не знал, что каждый месяц она приходила на могилу Фреда в те дни, когда не было вероятности столкнуться с кем-то из его родственников или друзей. Никто не мог даже догадаться, что Фред был и ее другом.

И даже больше, чем другом. Поначалу она просто плакала. Громко, жалобно, навзрыд. Потом эмоций стало меньше, а плач — тише. Слезы постепенно сменились тихим попискиванием, а затем превратилась в постоянную тишину. За несколько месяцев она не решалась заговорить ни с кем, даже с Ним.

Очередной четверг не был исключением. Уже собираясь уходить, она привычным движением, доведенным до автоматизма, наколдовала у подножия могилы лотос. Ее цветок. И их маленький общий секрет. Погруженная в свои мысли, Падма не заметила, как сзади подошел человек.

— А мы все гадали, кто же оставляет такие прекрасные цветы нашему сыну, — голос говорившего мужчины был спокойным, а в интонации чувствовалась легкая грусть. — Мисс Патил, верно?

— Да... извините за беспокойство, мистер Уизли, сэр, — от неожиданности Падма не сразу смогла сообразить, что нужно что-то ответить. А от долгого молчания слова путались, и получалась бессмыслица.

— Ничего страшного, все в порядке. — Мистер Уизли подошел ближе, и Падма смогла разглядеть его лучше.

Фред любил рассказывать о своем отце. Он всегда называл его добряком. Фред говорил, как отец приносил с работы различные приспособления магглов и с удовольствием рассказывал об их применении. А также о радости отца, когда они с братом помогали ему в изучении или использовании той или иной вещи. Он со смехом рассказывал, как после достижения совершеннолетия они с братом постоянно трангрессировали перед родителями в самый неожиданный момент, и как отец обещал за эти проделки оставить их на ночь один на один с садовыми гномами, без волшебных палочек. Фред любил своего отца, простого, солнечного, в меру серьезного, но с ноткой озорства в глазах. Сейчас же перед Падмой стоял мужчина, хоть и немолодого возраста, но выглядящий намного старше своих лет. В глазах читалась та самая доброта, но теперь уже с нотками нескрываемой горечи. Вокруг глаз засели морщины и почти незаметные синяки. У висков проглядывала седина. Он был одет в простые маггловские брюки и светлую рубашку с коротким рукавом. Его легкая полуулыбка на губах и в уголках глаз вызывала доверие к этому, лично незнакомому Падме, человеку.

— Мисс Патил, простите, не знаю вашего имени, вы уже уходите? — Артур Уизли присел на лавочку, на которой недавно сидела сама Падма.

— Падма. Да, я уже собиралась домой. И не хотелось бы стеснять вас, мистер Уизли, — ее голос чуть дрогнул, когда она произнесла его фамилию.

— Я прихожу сюда именно за спокойствием, но вы нисколько меня не стесняете, Падма. Посидите со мной немного, — он отодвинулся в сторону, как бы приглашая ее. — Мы можем поговорить о нем. Мне рассказывали, что он был отличным другом. Вы ведь были друзьями? Или были в романтических отношениях? Простите меня за бестактность, но они с Джорджем всегда скрывали свои дела любовные. Все бизнес, да бизнес. Вы разговариваете с ним? Я — да...

Падма слышала в его голосе столько грусти и отчаяния и в то же время столько тепла, что не могла отказать ему в этой небольшой просьбе.

— Мы были друзьями. — Присев рядом, она уже хотела сказать, что предпочитает тишину, как знакомый ком слез подступил к горлу, и, закрыв лицо руками, она почувствовала, как ее губы предательски задрожали. Стараясь сдержать слезы, Падма глубоко вдыхала воздух, но от этого дыхание только сильнее сбивалось.

— Падма… — Артур не знал, что сказать. Сейчас рядом с ним сидела девушка, готовая разрыдаться. Незнакомая ему, совсем еще юная девушка, всего на год старше его собственной дочери. Но уже повидавшая столько ужасов, одним из которых была потеря общего для них, важного для них человека. Артур осторожно коснулся плеча девушки — когда-то он так старался поддержать свою Джинни.

— Поплачь. Ничего страшного. Все хорошо. Нужно просто пережить. Плачь, ведь через слезы мы обретаем чистоту. Гони плохие мысли. Ничего страшного, все будет хорошо. — Артур повторял слова поддержки, и Падма не выдержала. Столько времени она держала все в себе, столько сил тратила на то, чтобы никто не увидел ее слез. Может, потом ей и будет стыдно, но сейчас голос Артура Уизли и его рука на ее плече казались пристанищем доверия. Падма заплакала в голос, чего не делала уже давно.

И она заговорила.

Сбиваясь на плач, она рассказала все. Как впервые лично познакомилась с близнецами, зайдя в гости к сестре в башню Гриффиндора на четвертом курсе. Как после знакомства Фред всегда приветствовал ее в Большом зале. Как он обратился к ней за советом по совершенствованию очередной «вредилки», как к представительнице «факультета умниц». Как она навещала его в Больничном крыле после каждого матча по квиддичу, и как впервые позвала его в Хогсмид, а он согласился. Как она радовалась его запискам, появляющимся в самых неожиданных местах, и различным загадкам, приводящих ее к маленьким сюрпризам. Как она ждала его приглашения на Святочный Бал, но он извинялся и говорил, что споры проигрывать нельзя, и что она согласилась пойти с Роном, только чтобы позлить его. Она рассказывала о ночных разговорах в Совиной башне и о том, что Фред всегда приносил с кухни ее любимый пирог с морской капустой, хотя постоянно повторял, что его тошнит от одного только запаха. Как впервые он поцеловал ее в щеку в благодарность за очередную помощь с его «вредилкой». И что он называл Падму «умничка-лотос» и обещал набить себе на пояснице татуировку с этим цветком.

Она говорила долго, срываясь то на плач, то на смех. Пропуская заново все через себя, Падма подошла к тому моменту, когда увидела Фреда в мае, перед началом Битвы. Среди общей паники, охватившей учеников Хогвартса, у них было не больше пяти минут на разговор.

Падма замолчала и посмотрела заплаканными глазами на Артура. Немой мольбой она как бы просила его остановить ее, ибо дальше продолжать не могла. Эта часть воспоминания должна была остаться только с ней. Кажется, Артур все понял. Он посмотрел на нее и еле заметно кивнул, так как слова здесь были лишними. Поднявшись со своего места, Артур подошел ближе к могильной плите и, вытащив свою волшебную палочку, сделал пару взмахов над плитой.

— Подойди сюда... Я подумал, что Фред должен помнить и об этом. — Артур повернулся и улыбнулся Падме самой теплой и ободряющей улыбкой, на которую только был способен.

Осторожно поднявшись, Падма медленно подошла к нему и посмотрела туда, куда недавно была направлена его палочка. Внизу могильной плиты, под именем Фреда Уизли, сухими страшными датами и надписями о любимом сыне и лучшем брате, появилась новая гравировка. Небольшой раскрывшийся лотос, уходящий корнями в основание плиты.

Падма Патил никогда не говорила о своих чувствах. Но сейчас она была рада, что встретила Артура Уизли. Падма с благодарностью посмотрела на него и одними губами прошептала: «Спасибо».

Падма Патил никогда не говорила о своих чувствах. Но сейчас она была счастлива, что кто-то узнал о них, и впервые за долгое время искренне улыбнулась.