Рассвет империи. Часть I: Иногда они возвращаются (джен)

Оби-Ван знал, что Энакина мучают кошмары — вещие, если верить учителю Квай-Гону. Тот говорил, что мальчик наделён даром провидения, который делает его непобедимым гонщиком...

Поэтому, когда Энакин пятый раз за стандартную неделю разбудил его среди ночи, сквозь слёзы повествуя, как его маму пытают злобные тускенские бандиты, он велел ученику одеться и, тихонько пробравшись в ангар, вывел оттуда свой рабочий истребитель. Он, правда, был рассчитан на одного человека — но мальчик маленький, поместится.

Так они, помнится, узнали, что Шми вышла замуж за местного обывателя по фамилии Ларс, Энакин впервые вынес дверь родного дома, а Оби-Вана впервые приняли за одного из свидетелей Дженовы.

* * *

С тех пор прошло десять лет.

Интересных, богатых на события и знакомства — и на кошмары тоже.

Самые разные: и полезные, которые предупреждали о беде, грозящей здесь и сейчас, и бесполезные, которые пугали непонятно-будущим, и просто самые обычные, которые приходят к каждому человеку или ксену, чья жизнь состоит из череды относительно смертельных опасностей.

Постепенно материала накопилось достаточно для разработки более-менее приемлемой схемы, позволяющей определить реальность кошмара и то, относится ли он к настоящему или будущему. Схема включала в себя цветовой код, символы, архетипы и образы, и, по словам магистра-отшельника, в прошлом сошла бы за диссертацию на соискание джедайско-научной степени. По мнению Оби-Вана, куда важнее было то, что схема работала и не раз выручала их с учеником из сложных ситуаций.

Магистр-отшельник был единственным в Ордене существом, способным адекватно, без воплей и гиканья, выслушать и оценить подобную теорию. Остальные немедленно начинали рассуждать об опасности видений, подстерегающей Тёмной Стороне и необходимости тренировки разума. По слухам, магистр был по крови тускеном и потому жил уже безумное количество лет, чуть не дольше Йоды; впрочем, поскольку этих существ без маски не видал никто, ни подтвердить, ни опровергнуть слухи никто и не мог. По другим слухам, он был раскаявшимся ситхом — как Кель-Дрома — и отбывал какое-то особо изощрённое наказание, проживая за первым бюстом из числа Двадцати Утраченных и помогая падаванам с домашней работой. Это, конечно, тоже было недоказуемо.

Хотя Оби-Ван в ситха верил. Магистр-отшельник для правильного и чистого джедая был слишком злоречив и слишком прагматичен, да и недостаточно у него было уважения к Кодексу и лично к Йоде. А главное — недостаточно самоотречённого равнодушия ко всему сущему.

Словом, именно с ним можно было безбоязненно и безнаказанно обсуждать вопросы скользкие и стоящие на грани тёмной стороны.

— Я считаю, — говорил магистр-отшельник, — что даже те сны, которые ты маркируешь бесполезными, на самом деле вполне осмысленны. Просто их надо истолковать.

— Но как?

— Смотри, если считать, как ты пишешь, что это отдалённое будущее, — магистр тряхнул декой, проматывая несколько страниц, и длинным чёрным ногтём выделил нужный абзац, — тогда смысл этих кошмаров оказывается не в демонстрации реальности, ибо её как таковой ещё нет... — он перещёлкнул на другую вкладку и потыкал в пёстрый график. — Вот, видишь? По данным К'Анилии будущее настолько неопределённо, что даже в пределах года мы можем видеть лишь вероятности. Но! Те вероятности, которые мы видим — это вероятности, которые повлияют на некие важнейшие выборы. Сила как бы предупреждает нас...

— То есть, допустим, если Эни уже десять лет видит иногда, как его маму мучают таскены...

— Прилетает на Татуин, вышибает дверь и с криком "Мама, я всех убью"...

— ...садится обедать с родными. А я всегда извиняюсь и чиню дверь, — обиженно заметил Оби-Ван.

— То беда в том, что, вне зависимости от твоих извинений, это неправильная реакция. Теоретически он должен смириться с тем, что это случится и приготовиться встречать это без гнева и отчаяния, со спокойным сердцем...

* * *

Канцлер Палпатин тоже знал, что у Энакина бывают вещие кошмары — и, в отличие от него, легко мог истолковать те из них, которые обещали закованную в белую броню безликую армию или четырёхрукое чудовище с крадеными мечами. Чуть сложнее было с лишённой силы армией безумных чудовищ, но и тут были кое-какие мысли. Может быть, именно поэтому он по-прежнему неизменно-ласково принимал изрядно выросшего мальчика в своих покоях — а может быть, потому, что просто испытывал к нему лёгкую симпатию, чувствовал что-то очень родное и близкое: любовь к гонкам, неприятие обществом, постоянные толки окружающих про внутреннюю неискоренимую тьму... всё это напоминало ему юность.

А ещё Энакин был тот ещё сплетник — сам он, правда, считал свои байки очистительной критикой прогнившего джедайства — а канцлер очень ценил возможность узнать о слабостях и пороках членов совета двенадцати.

— ...и соответственно, Ади Галлия поставила вопрос ребром: уже сколько лет Ки-Ади Мунди с двумя жёнами спит, а результата всё нет. Может, он предохраняется, говорит. Надо проверять.

— И что?

— Ну что, формируют комиссию. Магистр-отшельник уже назвал её "Свечконосцами", в честь какого-то древнего обычая... но вообще, — он шмыгнул носом и вмиг из несколько излишне самоуверенного юнца превратился в застенчивого подростка, — я попросить хотел. Вообще не положено, но может быть... в общем, такое дело...

Дело, каким бы оно ни было, явно было деликатное — и Палпатин отечески, добродушно, ободряюще и вместе с тем чуть насмешливо кивнул, побуждая продолжать.

— Словом, понимаете, на сенатора Амидалу совершают покушения, — наконец родил Энакин. — И совет, в общем, он постановил выделить ей охрану. Вот. Охрану, да. Наверное, это кто-то из совета и будет. Или Сири Тачи...

Он снова умолк, очевидно, набираясь наглости. Помочь ему было естественным движением души:

— Но ты полагаешь, что лучше было бы направить на это задание людей, которые имеют опыт общения с моими соотечественниками и, более того, — лично с сенатором Амидалой?

— Ну, в общем, да, — обрадованно кивнул спасённый. — Я подумал, они, конечно, совет и всё решают... но вы-то всё-таки канцлер. Уверен, они послушаются, если вы прикажете.

— Разумеется, — кивнул Палпатин. — Я выскажу свои пожелания, и совет охотно пойдёт мне навстречу.

Канцлер по мере сил старался научить излишне прямолинейного подопечного выражаться округло и обтекаемо; успех был пока ещё за горами, но он не отчаивался, памятуя, что и сам убил на это искусство немало времени и сил.

Пожалуй, он был даже благодарен Энакину за его просьбу. Сенатор Амидала, по юности и горячности своей, по самую свою красивую шейку влезла в неприятную компанию недо-оппозиции. Словно забыв недавнее прошлое, она яростно ратовала за пацифизм, отказ от армии и невмешательство в дела конфедератов — и это Палпатину решительно не нравилось.

Обнаглевших торгашей вывел на поле большой галактической игры его учитель. Сам из Банковского Клана, он опирался на тех, кого понимал и кем, как ему казалось, мог управлять. По его записям судя, он хотел развязать большую войну, в которой его союзнички легко выиграют, обеспечив ему место у власти. Участью же самого Палпатина было не мешать учителю, занимая почётный, но в сущности бесполезный пост канцлера.

Проблема была в том, здесь их планы разошлись. Овладевший тайнами жизни и смерти Плагиус относительно мирно скончался во сне, а Палпатин остался со званием канцлера-диктатора и последствиями его потрясающих решений, гениальных озарений и вдохновенных прозрений — то есть с обнаглевшими от зажратости конфедератами, охватывающим систему за системой вирусом ксенофобии, гигантскими армиями дроидов, жалкими двумя миллионами клонов на подходе и гигантским долгом перед каминоанцами.

К счастью, были у него и союзники — внутренний круг, достаточно широкий, чтобы включить и прожжённого политикана Амедду, и идеалиста Шатле, и опытного Панаку, и совсем юную Айсан, и беглых мандалорцев Кая и Вида, и клонов древних набуанских героев — Ла Ир, Морица и Арена, и ненавидевшего джедаев Таркина, и юного рыцаря Энакина Скайвокера...

Одни из них устали от бесконечного хаоса в правительстве и жаждали сильной руки, которая сможет навести порядок, другие верили в грядущую светлую Империю, обещавшую мир и процветание, третьи были очарованы личностью сенатора, четвертые — прельщены его деньгами... А Республика была не в курсе, что она — грядущая великая Империя, а потому вместо армии у неё было несколько тысяч джедаев и синяя гвардия, а бои уже давно шли исключительно в сенате и исключительно мирные: за откаты и попилы.

Вопрос был в том, сумеет ли он включить в этот круг ещё и сенатора Амидалу.

И Скайвокер делал положительный ответ возможным.

Так говорила Сила — и, что важнее, так говорил многолетний опыт.

* * *

Было что-то глубоко неправильное и недолжное в том, чтобы после смерти Корде, после нескольких покушений, после идиотского разговора об эффективной форме правления и не менее идиотского поцелуя сидеть в полутёмной гостиной и бездумно смотреть очередную серию "Братьев Кель-Дрома" по неоконченному, но уже ставшему культовым произведению Омара Беренко "Симфония Снегов и Лавы".

На экране головизора плавно покачивалась голая синяя попа Матери Ранкоров в исполнении знаменитой тви'лекки Юны Чу. Ни актрису, ни режиссёров, видимо, нисколько не смущало, что в книге эта героиня была вроде как датомирской ведьмой (в реальности-то её и вовсе не существовало): многочисленные опросы доказали, что синяя попа гораздо привлекательнее обычной белой и даже загорелой, а режиссёры никогда не могут противостоять власти опросов.

— Есть в ней что-то гипнотическое, — задумчиво сказала Падме.

Краем глаза она наблюдала за лицом Энакина. Оно было едва ли не интереснее сериала, а выражение философской скуки на нём дорогого стоило. Судя по всему, Юна Чу оставила его равнодушным — и это было... лестно.

— С шансами, — очнулся он и живо улыбнулся. — Вот мы не знаем, а на самом деле когда показывают эту жо... задницу, передают зашифрованный гипно-сигнал. Ну там, реклама какая-нибудь...

— Скорее «Сериал этот смотреть и дальше хотите вы!», — предположила Падме. — Поэтому он всё более скатывается в маразм, а зрителей всё прибывает!

— И однажды не останется ни сюжета, ни персонажей, только ж... задница на экране сияющем! И вся Галактика будет смотреть на неё, и глаз оторвать не сможет!!! — пафосно прорёк Энакин и загоготал. — Знаешь, я читал, когда-то у нас на Татуине была такая передача, "Все любят гипножабу".

— И что?

— Ну, она была дико успешная. Просто белый экран и гипножаба. Гипнотизирует.

— Прямо посмотреть захотелось...

— А не выйдет. Её закрыли. Усмотрели в названии политическую сатиру на великого-несравненного-офигенного нашего.

— Джаббу?

— Ну да.

Попа исчезла, сменившись милыми созданиями, похожими на помесь ёжика и болотной птицы нуны, только размером с шаака. Так художник-постановщик представлял себе искажённых Тьмой ранкоров. Их Мать, как выяснилось, шла на свидание к любовнику-масасси, чтобы сказать ему о том, что Сила назначила ей в мужья па'ловика. Любовник был похож на помесь виквэя, зверя вампы и, что характерно, опять же ёжика. Явно к ним питал нездоровую склонность или Экзар Кун, или, что вероятнее — всё тот же художник-постановщик.

— Даже странно думать, что ты тоже это смотрел. Ты ведь джедай.

— И что? — удивился Энакин.

— Ну, тут ведь сплошные мирские страсти. Кровь, секс, азарт...

— Зато здесь повествуется о том, как Улик Кель-Дрома пал и восстал. Магистр Винду находит это поучительным, а Йода даже включил в программу обучения юнглингов. Бедняги... — он осёкся, явно оборвав очередную резкость на грани допустимого в разговоре с женщиной, и преувеличенно-внимательно уставился в экран.

Там как раз традиционным для сериала очень внезапным переходом-шторкой действие перенеслось в систему Тета, где голый Сетал зачем-то приглашал Улика Кель-Дрому принять ванну с ним вместе. Возможно, это предвещало очередной акт гомосексуального разврата.

— Бедняги, действительно. Риу и Пуджа как-то тайком от родителей посмотрели пару серий, так ещё несколько недель писались по ночам и ревели, — сказала Падме.

Ей нравилось, когда Энакин забывался и начинал говорить с ней не как с сенатором и бывшей королевой, а как с подружкой. Как с равной. Как... Как с человеком.

(Сетал осторожным движением провёл по груди Кель-Дромы, потом выхватил непонятно откуда нож и, сделав длинный надрез, с довольным видом принялся слизывать довольно узнаваемое варенье: «Мой господин должен быть сильным, если он хочет быть ситхом»).

— Вот и наши юнглинги тоже впечатлились! Главное, их же как учат? Если страшно или плохо — это в тебе тьма бушует, ты сам виноват, ты плохой, надо сидеть и бороться с собой, — Энакин резко скривился. — Хорошо, было человек пять нормальных, которые бежали доставать старших. А другие...

— Надеюсь, обошлось без... без непоправимого?

— Не, никто не повесился, — правильно понял тот. — Даже порезался только один, и ещё одна себя довела до обморока постами да медитациями. Но мучились многие, и мы с ними намучались, пока утешали да успокаивали... да ещё морока была донести до наставников, что не дети плохие, а сериал идиотский и нельзя им его... да ладно, что об этом говорить, дрянь оно и есть дрянь. Давай о чём-нибудь другом?

Не сговариваясь, они потянулись выключить экран, обрывая стоны страсти и боли, и впервые за вечер посмотрели друг другу в глаза.

— Ты джедай, я сенатор, — начала Падме.

В ту ночь Энакину снилась мама и тускенские зомби-дроиды, которые её пытали. Непривычно-чёткий сон давал рассмотреть мельчайшие капли пота на её верхней губе, зреющие капли слёз в уголках глаз, запёкшуюся кровь на месте вырванного с корнем клока волос. А потом всё заслонила тень — чёрная, как дыра, и такая же жуткая. То ли дроид, то ли человек в странной модификации мандалорского шлема... жуть, одним словом. Тяжелой походкой он шёл по пустыне, и на руках у него был отчаянно вопящий свёрток с младенцем внутри. Подойдя к маленькой ферме, он снёс входную дверь, за которой почему-то сидели Клигг Ларс и его сын с какой-то симпатичной девушкой, и заявил:

— Вот. Вы его возьмите, а я отойду на километр и сотру себе память. Потому что иначе вернусь и всех убью. Потому что я шёл сюда и видел Дарт Мола. И Оби-Вана. Глюк, наверное. Так и назовите.

Положив свёрток на стол, чудовище вышло вон, а Энакин проснулся, задыхаясь криком.

Он сознавал, как никогда остро и ясно: надо лететь на Татуин. Он ведь уже два года там не был.

Учитель сказал бы...

Но учителя здесь не было. Он ловил убийцу.

Здесь была Падме.

* * *

— Вот так вот и вышло, Падме. Я всех убил. Я столько раз обещал, Падме. И убил — всех. Женщин, детей...

Энакин плакал у неё на плече и повторял раз за разом: "Я всех убил, Падме".

А она не знала, что с ним делать.

— Там был голос, он кричал мне: "Не делай", но я не мог остановиться, Падме. Как, — он горько усмехнулся, — помнишь, Кель-Дрома, когда Сетал напоил его ситским ядом? Чтобы он стал сильным и смог взойти на трон.

Идиотская отсылка к идиотскому сериалу была как нельзя кстати во всей ситуации, такой же нелепой и странно-невероятной.

— А ведь у меня было видение. Мне говорили, что оно для того, чтобы подготовить меня. А я не был готов. Падме, в другой раз я буду готов. Обещаю.

Он серьёзно посмотрел ей в глаза и повторил:

— В другой раз — никакого "я всех убью". Обещаю.