Комната ожидания (гет)

Гарри сидел, положив ноги на ее кофейный столик и устроив слева от себя миску с остатками шоколадного мороженого и ложку. На экране телевизора то и дело взлетали в воздух разнообразные здания и машины, превращаясь в пламя и клубы дыма, что в свою очередь вызывало взрывы смеха у обоих зрителей.

— Ладно, а почему загорелась эта машина? — спросила Гермиона.

— В нее же врезался другой автомобиль, помнишь?

— А что, ее багажник был полон нитроглицерина и пороха?

— Вероятно.

— А как машина скорой помощи оказалась в реке?

— Если честно, не помню. О-о, кажется, водителю не очень повезло, — заметил Гарри, поправляя очки на носу. — О, да ладно! Акула? Серьезно? Даже я знаю, что акулы в реках не водятся.

— Нет, это же мутант. Припоминаешь? Несчастный случай в лаборатории.

— Несчастный случай в лаборатории?

— Ага. Там еще лаборатория взорвалась. Повсюду распространились химикаты.

— А, ну да. Конечно. Несчастный случай в лаборатории. Потрясающий фильм. Гермиона, отличный выбор.

— Я решила, что тебе понравится.

Пока шли титры, Гарри вымыл и отправил обратно в буфет посуду.

— Спасибо, — поблагодарила Гермиона. Затем зевнула, потянулась и палочкой выключила телевизор, экран снова стал черным. — Кажется, мой лимит душевных волнений на сегодняшний вечер исчерпан.

— Это? Это все, что ты можешь выдержать? Помнится, ты справлялась с гораздо более волнительными вещами, когда мы, например, разыскивали крестражи.

— И во время тех поисков тебе ни разу не хотелось развалиться на диване в пижаме?

— Это верно. К слову, твоя пижама на удивление ужасна.

— Эта? — уточнила Гермиона, оглядывая свое одеяние. — Это самая удобная одежда, которая когда-либо была известна человечеству.

— Удобная или нет, но на тебе сейчас флисовые голубые штаны с котятами и футболка с надписью «Суккоташ». Где ты вообще это откопала?

— Штаны мне достались от бабушки. Думаю, она сама их сшила, хотя с ней ничего нельзя сказать наверняка. А футболка папина. Не имею ни малейшего понятия, откуда она у него и что означает эта надпись. Знаю лишь, что она широкая и мягкая и что я ходила бы в ней везде и всегда, если бы только могла.

— Что же тебя останавливает?

— Социальные нормы поведения.

— Ну и пусть.

Она запустила в Гарри диванной подушкой. Тот ответил ей тем же, но Гермиона поймала «снаряд» и показала язык, тем самым спровоцировав Гарри шлепнуть ее подушкой по лицу.

— Ой!

— Атака Шлепающей Подушки!

— Очень по-взрослому.

— Это ты начала!

— Да. И. Я. Так же… Закончу это! — воскликнула она, схватив в каждую руку по подушке и зажав между ними голову Гарри.

Он оттолкнул Гермиону от себя, а затем, дернув за запястья, опрокинул на диван. Он пытался удержать обе руки противницы одной ладонью, а другой при этом схватить подушку, но его план провалился. Гермиона вывернулась из его хватки и, возвратив себе оружие, отразила очередные атаки. После непродолжительных хитрых обходных маневров ей удалось свободной рукой достать свою палочку, которую она направила в лицо Гарри.

— Это нечестно! — крикнул он, подняв ладони вверх в знак капитуляции.

— Нечестно? Я ведьма. А ты волшебник. Как это может быть нечестно?

— Логично. Мир?

Она посмотрела на него, прищурившись.

— Клянусь честью Гриффиндора.

— Ну ладно, ладно, — она опустила палочку. — Ты как большой ребенок.

Гарри рассмеялся и рухнул на оставшийся без подушек диван.

— Ребенок? Я видел, что ты вытворяешь с этой штукой.

Гермиона плюхнулась с ним рядом.

— Бойся, Поттер. Бойся.

— Я и боюсь, — он ухмыльнулся и покосился на подругу. Его волосы растрепались сильнее, чем обычно, а лицо в ходе битвы приобрело ярко-розовый оттенок. Гарри поправил свои очки на переносице и аккуратно накрыл ладонь Гермионы своей. — Кхм, я просто хочу сказать, потому что раньше этого не говорил, а следовало бы… Спасибо, Гермиона. За все. За сегодняшний вечер. За последние месяцы. Ты была… лучшим другом, о котором я мог только мечтать.

— Гарри, — она сжала его руку в ответ, — ты не обязан благодарить меня. Это то, что друзья делают друг для друга, разве нет?

— Да. Но я правда так думаю. Я просто… Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Ты бы был в порядке.

Гермиона ожидала, что после этих слов Гарри уберет свою руку, но вместо этого он провел по ее запястью большим пальцем.

— Не уверен, — продолжил он. — Но дело не в этом. Дело в том, что… Я давно так не смеялся и хорошо не проводил время. Так что, спасибо тебе.

— Ты бы сделал для меня то же самое.

— Я надеюсь.

— А я знаю.

Его ладонь все еще лежала на ее руке. Внезапно у Гермионы пересохло во рту.

— Как ты думаешь, — начал Гарри, его голос звучал несколько напряженно, — почему… — он прочистил горло. — Почему… как ты думаешь, мы никогда… не были вместе?

— Гарри…

— Прости. Я… Не должен был…

— Нет, это…

— Я просто…

— То есть…

— Мы… Мы так долго были близкими друзьями. И вместе прошли через многое. И… Я хотел сказать… Ты очень красивая, Гермиона. Это любой видит. Я всегда так думал. Но я… — он ещё крепче сжал ее руку. Его ладонь начала потеть. — Как ты думаешь, почему мы никогда… Не пробовали?

— Ну… — протянула Гермиона, ее ладонь тоже стала влажной, — я думаю, мы просто всегда были заняты чем-то другим. Экзамены. Уизли. Волдеморт.

— Я ничем таким больше не занят.

— Гарри…

— Гермиона, ты мой лучший друг.

— А ты мой, Гарри. Вот поэтому мы никогда и не пробовали.

— А что, если нам суждено быть вместе, но мы так никогда этого и не узнаем? — сейчас Гарри смотрел на нее очень странным взглядом.

— А что, если… Это все разрушит?

— Разве, сказав это, я уже все не разрушил?

— Нет. Мы еще не перешли Слюнный Мост.

— Слюнный Мост? — едва он это повторил, выражение его лица смягчилось, а на губах заиграла улыбка.

— Да. Ну, знаешь. Когда ты пересекаешь Слюнный Мост, с другого его конца дружба видится иначе. Ты уже не можешь вернуться.

— Это какое-то неизвестное мне маггловское выражение?

— М-м-м, нет. Я его сама придумала, — когда была с Роном, добавила Гермиону про себя. Хотя Гарри знать об этом определенно не стоило.

— Ясно, — он развернулся к ней лицом, на этот раз взяв обе ее руки в свои и обхватив пальцами девичьи запястья. — Гермиона? А ты не думаешь, что все это будет выглядеть лучше? С другого конца… кхм… Слюнного Моста?

— Я не знаю, — комната внезапно стала казаться очень тесной и душной. Человек рядом с ней больше не был похож на ее лучшего друга, зато оказался чуть взъерошенным и очень привлекательным молодым мужчиной со странным огоньком в глазах.

— Разве ты никогда не задумывалась об этом?

— Конечно, задумывалась. Как иначе? Ты…

Но не успела она закончить свою фразу, как его губы уже накрыли ее. И это совсем не было похоже на то, что Гермиона представляла себе, когда была подростком или — ей пришлось это признать — гораздо позже. Его губы были мягкие, нежные, немного обветрившиеся, на вкус как шоколадное мороженое. Пальцы Гарри все еще крепко сжимали ее руки и слегка усилили давление, когда он вздохнул. Едва Гермиона издала тихий стон, он отпустил ее запястья, вместо этого обхватив ее лицо. Его язык скользнул по ее нижней губе, на мгновение столкнулся с ее языком и уже в следующую секунду исчез.

Когда поцелуй закончился, Гарри прижался лбом к ее лбу, а затем медленно отстранился. Щетина на его щеке царапнула ее по носу. Гермиона выдохнула, и ей показалась, что она удерживала дыхание на протяжении нескольких часов.

Гарри нервно рассмеялся и взъерошил свои волосы на затылке.

— У тебя запотели очки, — заметила она.

— Да… С ними такое случается.

— Понятно, — Гермиона опустила глаза на котят, которые преследовали клубок ниток на ее пижамных штанах.

— Итак…

— Итак…

— Гермиона… Я… — он снова прочистил горло. — Господи. Прости меня. Я не должен был…

Но до того, как он успел договорить свою мысль, Гермиона притянула Гарри к себе, крепко сжав за предплечья, и их губы снова встретились. Она не до конца понимала, чем руководствовалась в тот момент. Однозначно, не последнюю роль в этом играло любопытство. Она знала Гарри в течение четырнадцати лет, многие из которых пришлись на период их полового созревания. Конечно, она воображала, каково это — целоваться с ним, и, если уж быть до конца честной, — не только это. А еще ей частенько приходилось выслушивать чрезвычайно подробные рассказы Джинни об их с Гарри тесном общении, и, хотя, едва подробности становились чрезмерно пикантными, Гермиона всегда закрывала свои уши руками, крича «Слишком много информации, Джинни!», она зачастую была достаточно заинтригована деталями. И как после этого она могла закончить этот вечер одним лишь недолгим прикосновением губ? Они уже перешли Слюнный Мост. Почему бы теперь не насладится некоторыми видами с другой его стороны?

Но дело было не только в любопытстве. Да, Гермиона думала об этом, будучи подростком, но те же мысли приходили ей в голову и в течение последней пары недель. Ведь теперь они проводили вместе каждые выходные дни, а иногда и ночи; вполне естественно, что в связи с подобной близостью их чувства изменились, разве нет?

Едва Гарри оторвался от ее губ с очевидным намерением уделить внимание челюсти, а затем и шее, Гермиона отстранилась. Одно дело поцелуи, и совсем другое — если он найдет то самое чувствительное местечко на ее ключице.

— Это… приятно. Целовать тебя, — он снял очки, протер стекла концом рубашки и водрузил их обратно.

— Тебя тоже приятно целовать, Гарри, — она улыбнулась ему, тихо хихикнула и заправила прядь волос за ухо. — Это было немного странно.

— Да, — сказал он. Его улыбка походила на ее. — Но приятно.

— Да. Но приятно.

— Думаю… Мне пора. Завтра работа и все дела.

— Точно. Хорошо. М-м-м. Спасибо, что заскочил. Всегда рада тебя видеть.

Гермиона рассмеялись из-за официальности собственных слов и новой абсурдной неловкости, возникшей между ними. Натянутость преследовала их до самой двери, у которой они остановились, по-идиотски краснея.

— Что ж, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — она подошла ближе и быстро поцеловала его в щеку.

— Счастливого Дня Святого Валентина, Гермиона.

— Фактически, — поправила она, вытянув шею, чтобы посмотреть на часы на кухне, — сегодня уже пятнадцатого февраля. Но и тебе того же, Гарри.

* * *

— Не хочешь поужинать?

Гарри задал этот вопрос, стоя на пороге ее кабинета. Собственно говоря, единственной его частью, полностью находившейся внутри комнаты, оказалась лишь голова, ноги же твердо стояли в коридоре, в то время как руки упирались в косяки дверного проема.

— Поужинать? — переспросила Гермиона, выглядывая из-за горы свитков пергамента, угрожающих рано или поздно поглотить весь рабочий стол.

— Ага. Не в смысле — давай поужинаем вместе, а в смысле — давай поедим. Вместе. Ужин для еды. Потому что сейчас время ужина. А мы часто едим вместе. За ужином. Понимаешь?

— А. Да. Уже время ужина?

— Сейчас почти семь.

— Верно. Ладно… Я…

— Гермиона, — заговорил Гарри, наконец полностью зайдя в ее кабинет. — Это не свидание или что-то в этом роде. Я просто…

— Да, я уже догадалась. После замечания «ужин для еды».

— Хорошо. Если только ты, м-м-м, не хочешь…

— Гарри?

— Да?

Его поза и выражения лица были такими напряженными, что Гермиона не смогла удержаться от смешка.

— Давай просто поедим, — сказала она. — На ужине.

Казалось, что по всему его телу прошла волна облегчения.

— Отлично. Буду ждать тебя на выходе.

* * *

В «Трех Метлах» было на удивление многолюдно для вечера среды, особенно для среды после Дня Святого Валентина. Гермиона размышляла: а ведь можно было рассчитывать, что прошлым вечером большинство людей уже удовлетворило свою потребность в подобных заведениях.

— Ну что ж, — протянул Гарри, — может быть, все присутствующие здесь пары тоже всю жизнь были лучшими друзьями, которые прошлой ночью пересекли Слюнный Мост и теперь пытаются понять, как им быть дальше.

Гермиона рассмеялась и подула на горячий суп, чтобы его остудить.

— Бедняги, — заметила она. — Им, наверное, ужасно неловко.

— Наверное, — Гарри приступил к своему жареному цыпленку. Он задумчиво жевал и разглядывал остальных посетителей. — Должно быть, сейчас, ранним вечером, а не поздней ночью, им все представляется совсем в другом свете.

— И они все, вероятно, думают: «Мы что, правда это сделали?»

— Посмотри вон на того парня, — Гарри кивнул в сторону лысеющего джентльмена в голубой спортивной куртке. Он сидел напротив явно нервничающей женщины, вяло ковыряющейся вилкой в своей тарелке с картофелем. — Он, наверняка, спрашивает себя: «Надо ли мне теперь перестать вытирать рукавом рот?»

— А она мучается: «Он что, всегда вот так вытирал рот рукавом?»

— Но вот тот парень, — на этот раз Гарри кивнул в сторону мужчины под шестьдесят, который от души смеялся над рассказом сидящей рядом с ним, активно жестикулирующей дамы, — он думает: «Может ли жизнь быть еще лучше? Кто бы знал, что девчонка, которая все школьные годы помогала мне с домашней работой, как раз та, с кем я собираюсь провести остаток своей жизни?»

— А она думает: «Хорошо, что я помогала ему с домашней работой все школьные годы, иначе неизвестно, где бы он сейчас сидел. И я очень надеюсь, что в данный момент он не размышляет о том, с кем проведет остаток своей жизни, потому что это вопрос с подвохом, который не следует так быстро решать после болезненного разрыва», — Гермиона закончила это предложение, глядя прямо на Гарри, и сделала глоток воды из стакана.

Он положил вилку на стол.

— Гермиона, ты думаешь, мы сделали большую ошибку?

Она прикусила губу, не зная, как на это отвечать.

— Я не думаю, что сейчас мы можем знать что-то наверняка. Нам нужно хорошенько осмыслить произошедшее.

Гарри посмотрел на нее.

— Я больше не знаю, чего хочу, Гермиона, — он начал теребить край скатерти.

— Чего ты хочешь? — переспросила она.

— Да. Не от тебя, я имею в виду. Или… нас. Я просто… Хотел бы прямо сейчас посмотреть в Зеркало Еиналеж, потому что я не имею ни малейшего представления, что мне делать. Сейчас нет ни крестражей, ни войны, ни Волдеморта, ни…

— …Джинни? — подсказала Гермиона.

— Да. Понимаешь? У меня такое чувство, будто я бегаю по кругу. Я больше не знаю, что мне делать. Со своей жизнью.

— Гарри, тебе двадцать четыре года. Немного рановато для кризиса среднего возраста, — она подцепила с его тарелки морковку и отправила себе в рот. Откидываясь на спинку стула и показывая, что уже закончил с ужином, Гарри пододвинул тарелку к Гермионе.

— Если я умру в сорок восемь, то тогда в самый раз, — мрачно заявил он.

— Не будь таким мелодраматичным. Ты проживешь до преклонных лет и, вспоминая это время…

— Я не буду вспоминать это время и смеяться, — он сердито посмотрел на нее.

— Я собиралась сказать, что, вспоминая это время, ты поймешь, что это было началом новой главы в твоей жизни. Ты уверен, что больше не будешь есть морковку? Она очень вкусная.

— Ешь на здоровье, — разрешил он, взмахнув рукой и раздраженно вздохнув. — Что я делаю, Гермиона?

Он взглянул на нее так, будто был на грани того, чтобы начать биться головой об стол.

— Кроме того, что теряешь действительно прекрасную морковку?

— У меня такое чувство, что я разговариваю с Роном, — пробормотал Гарри.

— Ой.

— Мы можем поговорить серьезно?

— Гарри, — она отодвинула его тарелку обратно, — прости, если у тебя создается впечатление, что я веду себя легкомысленно. Это не так. Честно. Просто… Я не знаю, что сказать, чтобы это не прозвучало штампом. Типа: не вешай нос, все наладится, чему быть, того не миновать…

— Точно.

— Гарри, я тебя люблю, — его уши порозовели, и Гермиона слегка улыбнулась. — Это правда. Ты самый храбрый, благородный, замечательный человек, которого я когда-либо встречала. Для меня большая честь и удовольствие быть твоим другом. Я знаю, что сейчас ты чувствуешь себя потерянным, и это объяснимо. Но ты должен понять, что эта ситуация — временная. Ты найдешь выход.

— Или… — начал он, водя пальцем по краю стакана и не осмеливаясь посмотреть собеседнице в глаза, — может быть, мы найдем?

Казалось, нужные слова внезапно испарились из ее головы. Что он хотел услышать в ответ? Что должен был услышать? Что она хотела сказать? Что должна была? Гермиона не знала ответа ни на один из этих вопросов. Единственная верная мысль и вовсе не была похожа на полноценный ответ. Но, озвучивая ее, Гермиона улыбнулась, и улыбка вышла настоящей.

— Может быть.

Март

Ей просто было интересно, что он читает. Вот и все. Вполне естественное для нее желание, потому что, во-первых, она была Гермионой Грейнджер, а во-вторых потому, что он читал одну и ту же чертову книгу каждый день в течение всего прошедшего месяца. И ведь книга даже не выглядела толстой; самое большее — страниц двести. Это была единственная книга, которая ему нравилась? Может быть, он ее вообще не читал, а использовал в качестве реквизита, чтобы не выделяться среди других людей, находящихся в больничной комнате ожидания? Но если дело было только в этом, почему он никогда ее не менял? Принес бы томик с красной обложкой, а не с черной? Хотя, отметила Гермиона, черная действительно подходила к его одежде.

Ни за что на свете она бы не решилась подойти к нему и спросить, что он читает. Сама мысль о разговоре с ним казалась удивительно нелепой. С чего бы ей добровольно вступать в беседу с Драко Малфоем? Но Гермиона очень хотела узнать, что же он читает.

И ничего не могла с этим поделать.

Однажды, поддавшись порыву, она села достаточно близко к нему, чтобы разобрать одно слово из названия: «Сердце».

«Сердце»? Черт побери, что такого может читать Малфой со словом «сердце» в заголовке? Инструкцию по извлечению оного из грудной клетки? Руководство, как жить тем, кто родился без этого органа?

Сведение только об одном слове, тем более таком озадачивающем, лишь раззадорило любопытство Гермионы. Как-то раз она притворилась, что ей нужно завязать шнурки, застыв на опасно близком от Драко расстоянии, в надежде, что это обеспечит ей лучший угол обзора. В другой раз она намеренно заговорила с одним из целителей в нескольких метрах от Малфоя и боковым зрением старалась рассмотреть остальные слова в названии книги. Ни одна из ее попыток не увенчалась успехом, зато теперь она чувствовала себя полной дурой. Если Малфой и заметил ее поведение, то ничем этого не выдал. Он даже не выказывал ни малейшего признака того, что знает, что Гермиона находится с ним в одном помещении.

Подвигом для нее стало то, что ей хватило смелости пересесть на четыре сидения ближе к нему.

Если бы это был кинофильм, подумала Гермиона, то все разрешилось бы довольно просто. Все, что ей нужно было бы сделать, это начать рыться в своей сумочке на входе в комнату ожидания. Она бы ни на что не обращала внимания и столкнулась бы с Малфоем, когда тот, в свою очередь, оттуда бы выходил. Томик бы выпал у него из рук, как и все содержимое из ее сумочки. Гермиона бы пробормотала извинения, собирая свои вещи, а он бы наклонился, чтобы поднять свою книгу, но перед тем, как Драко ее бы забрал, Гермиона бы полностью разглядела название: «Что-то там что-то сердце».

Но, увы, это было не кино. Ей оставалось положиться только на собственную находчивость. Должно же быть заклинание, которое могло бы ей помочь. Возможно, что-то, что на какое-то время обеспечило бы ее выборочным рентгеновским зрением? Гермиона сползла на край сидения и прищурила глаза. Точно. Если бы она нашла способ видеть сквозь руку Драко, но не через книгу…

— На что ты уставилась?

Гермиона слегка подпрыгнула от неожиданности. В конце концов, она не рассчитывала на то, что Малфой ее хотя бы заметит, и уж тем более на то, что он с ней заговорит.

— Я… М-м-м… Ни на что. Ни на что, — она прочистила горло и прислонилась к стене, опустив глаза.

— Ты хочешь сказать, что две эти чертовы недели ты пялилась ни на что на моих коленях?

Она посмотрела на него и поджала губы.

— Да. Именно это я и имела в виду.

Он издал звук, похожий на нечто среднее между рычанием и резким смешком, а затем что-то пробормотал сквозь зубы.

— К твоему сведению, Малфой, — фыркнула она, — мне просто было интересно, что ты читаешь.

Он не удостоил ее ответом, но прикоснулся палочкой к обложке книги. Теперь на ней отчетливо виднелось: «Не твое собачье дело».

— Очень по-взрослому, — сказала Гермиона. Она хотела добавить еще что-нибудь более едкое, возможно, выразить удивление тем, что он написал все слова правильно, но ее прервал подошедший целитель.

— Мистер Малфой? Вы можете пройти.

Он встал, засунул книгу подмышку и, не взглянув на Гермиону, ушел.

* * *

— Да кому какое дело, что там читает Малфой? — спросил Гарри. Он сидел, закинув ноги на ее кофейный столик и уткнувшись носом в журнал о квиддиче.

— Никому. Правда. Я хочу сказать, что ты прав, какая разница, что он читает? Просто я… Как ты думаешь, почему он это от меня скрывает? И когда это ты снова начал читать про Спорт, который Нельзя Называть?

— Не знаю, почему он тебе не сказал. Может, потому что Малфой придурок. Без понятия. И ты можешь больше так не называть квиддич.

— Прекрасно. А то это уже начинало раздражать.

— Знаю. Читать не так уж страшно, если пропускать статьи про Сама-Знаешь-Кого.

— Но мы все еще должны использовать это имя?

— Пока да.

— Если ты настаиваешь, — Гермиона вернулась к своим бумагам. — Знаешь, — заметила она, — когда я предложила тебе прийти ко мне и вместе поработать, я подразумевала, что ты тоже будешь что-то делать.

— Мне, в общем-то, нечего делать, — ответил Гарри, быстро пролистывая несколько неприятных страниц. — Просто я хотел провести время с тобой.

Она улыбнулась ему.

— Это мило с твоей стороны, Гарри.

— Правда? — у него был такой растерянный вид, что Гермиона невольно рассмеялась.

— Конечно, — она шутливо взъерошила ему волосы. Гарри усмехнулся, пожал плечами и вернулся к своему журналу.

Это действительно было мило. Гарри был милым. Он ничего не мог с этим поделать. Не прикладывая особых усилий, он буквально излучал очарование. Придерживал перед ней двери, делился десертом и никогда не забывал отметить, что Гермиона прекрасно выглядит, если она прилагала к этому дополнительные старания, что, говоря по правде, случалось нечасто. Макияж или укладка во время их с Гарри встреч приводили к неловким последствиям. Когда Гермиона впервые пришла к нему в гости в платье, Гарри сказал, что она выглядит чудесно, а следующие за этим полчаса провел, стараясь не смотреть ей в глаза и разговаривая о погоде. Оба вздохнули с облегчением, когда она вернулась к привычным джинсам и свитерам.

У них так и не произошло «того разговора», как это про себя называла Гермиона: того обсуждения, которое бы расставило все по своим местам и прояснило намерения обоих. Была ли она девушкой Гарри? Думал ли он, что она считает его своим парнем? Можно ли было назвать их друзьями с привилегиями? И были ли у этих привилегий ограничения? Ничего из этого они так и не обсудили. Вместо этого они просто… были. Гермиона не знала, избегал ли он «того разговора» намеренно, по тем же причинам, что и она: потому что не хотела нарушать равновесие в их отношениях, потому что ей нравилось все так, как оно было, и потому что, откровенно говоря, она понятия не имела, чего хочет. Поэтому они просто были. Гарри и Гермиона, лучшие друзья, которые время от времени позволяли битвам подушками перетекать в легкий петтинг.

Вышеупомянутые поцелуи и ласки уже не казались такими странными, как это было в самом начале, но все же чувствовалось в них что-то не вполне естественное. Появившаяся неловкость стала еще одной темой для «того разговора», к которому, казалось, никто из них не стремился.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гарри. Он отложил журнал на стол и принялся изучать содержимое ее буфета.

— Можешь приготовить чай?

— Конечно.

Чашка с горячим чаем перенеслась из кухни на стол в гостиной.

— Спасибо, — сказала Гермиона.

— Не за что. Слушай, завтра после работы я собираюсь навестить Луну, пойдешь со мной?

— Извини, Гарри, завтра вечером у меня встреча с библиотекарем из хранилища Визенгамота. Но я загляну к Луне во время обеденного перерыва.

— Ладно, — Гарри вернулся в гостиную, чавкая яблоком. — Передавай привет Малфою.

— Непременно, — усмехнулась она. — Подожди, ты думаешь, что в это время он тоже там будет?

— Когда я прихожу, он всегда там, — Гарри медленно жевал, но вдруг остановился и, нахмурив брови, посмотрел на яблоко. — У этого яблока забавный вкус.

— Он все еще читает ту книгу?

— Что? Не знаю. Что с этим яблоком, Гермиона?

— Хм-м? Ах, да, прости, это вообще-то картофель. Этим утром я практиковала кое-какие заклинания по трансфигурации. Кажется, я напортачила с внутренним изменением.

Гарри проглотил кусок яблока с выражением сожаления на лице, а затем выкинул остаток яблокартофеля в мусорную корзину.

— Ты, Гермиона Грейнджер, напортачила с заклинанием трансфигурации?

— Ну, — начала она, с ожившим интересом возвращаясь к своему перу и пергаменту. — Это было в каком-то смысле экспериментальное заклинание. Наверное, я просто еще не до конца с ним разобралась.

— В каком смысле экспериментальное?

О, ради Мерлина! Почему Гарри внезапно этим так заинтересовался? Будь это домашним заданием от Макгонагалл, он бы выдумал кучу отговорок, лишь бы не обращать на это внимания.

— Экспериментальное в том смысле, что это был эксперимент.

— Это для работы?

— Не совсем.

— А остальные яблоки в порядке?

— Да, — заверила Гермиона, стараясь скрыть облегчение от того, что он, вроде как сменил тему. — Только не зеленое. Оно может быть немного острым.

— Так для чего этот эксперимент? — не отставал Гарри. Он выбрал безобидно выглядящий фрукт сорта Голден Делишес.

— Просто я… Хотела узнать, получится ли у меня зачаровать одну из моих книг, чтобы та выглядела точь-в-точь как книга Драко, тогда я бы смогла как-нибудь их подменить, но трансфигурировать содержимое оказалось довольно сложной задачей. Из-за того, что я не знаю, о чем эта книга, становится практически невозможно изменить страницы. Я практиковалась, пытаясь превратить случайные продукты в яблоки: прятала их в пакет, чтобы не видеть, с чем имею дело. Это могли быть картофель, халапеньо, банан, брокколи, ананас, пастернак, цветная капуста…

— Суть я понял, — прервал её Гарри. — Гермиона, что у вас с этой книгой?

— А теперь, Гарри, повтори свой вопрос еще раз.

— Да, я знаю, что ты любишь книги, но тебе не кажется, что всё это уже немного странно?

Гермиона глубоко вздохнула, собираясь выдать проникновенную речь, но быстро осознала, что ей почти нечего сказать в свое оправдание. Это действительно было немного странно. Возможно, даже более чем.

— Может быть, — признала она. — Я не знаю. Мне просто любопытно. Вот и все. Но ты прав. Это глупо. Я брошу это дело.

— Удивительно, но это яблоко оказалось довольно вкусным. Кажется, с легким привкусом персика, — он принюхался к мякоти и приподнял бровь. — Знаешь, если ты сумеешь сделать так, чтобы лимская фасоль была на вкус как сливочная помадка, это уже станет успехом.

— Я добавлю этот пункт в свое расписание, — улыбнувшись, ответила она.