Комната ожидания (гет)

Октябрь

Гарри стоял перед ее камином. И вместо того, чтобы посмотреть подруге в глаза, был полностью поглощен пристальным изучением сажи на своих руках и облачка пыли, поднимавшегося от рукавов.

— Гарри?

Он занялся своими очками: дышал на линзы, снова и снова протирал стекла краем своей рубашки.

— Гарри?

Он покачал головой и поджал губы, его взгляд все еще был направлен в пол, в то время как пальцы упорно оттирали несуществующую грязь с оправы. Она сделала несколько шагов, мягко вытащила очки из рук друга и прошептала очищающее заклинание.

— Вот, держи, — произнесла она, возвращая очки. Он не сделал ни единого движения, чтобы их взять, пришлось положить их на кофейный столик.

— Я сделал это, — сказал он.

— Может, присядешь?

Запрокинув голову, он внимательно изучал потолок, то и дело потирая левой рукой щетину над верхней губой. Она взяла его за локоть и повела по направлению к дивану.

— Я сделал это, — повторил он, опустившись на подушки.

— Было… тяжело?

Он закрыл глаза и кивнул, левая ладонь сжалась в кулак и прижалась к губам.

— Я сказал ей, что видел их. Я соврал. Соврал, Гермиона. Но я сделал это. И ты… ты была права. Ты была чертовски права. Это сработало. Она даже ничего не отрицала.

— Мне жаль, Гарри. Гарри, мне так жаль.

Он медленно покачал головой и уставился на очки, лежащие на столике.

— Четыре месяца. Вот сколько это продолжалось. Четыре месяца, — конец фразы был почти неслышен.

— Мне так жаль, — снова повторила она.

— Я знал, что все эти поездки скажутся на нас, но чтобы так? Чтобы она… и с ним? С каким-то жалким менеджером по экипировке?..

— Гарри… — она гладила его по спине, выписывая ладонью круги между острых лопаток.

— Все это… так… хреново, — он сложил пальцы домиком, уткнувшись побелевшими подушечками в лоб.

— Все наладится, — произнесла она самым убедительным тоном, на который только была способна. Но голос дрожал, дыхание сбилось, и еще до того, как к ней пришло осознание происходящего, оба они расплакались, их плечи начали синхронно вздрагивать, а руки крепко сцепились.

Декабрь

— К черту Уизли, — произнес Гарри. В его плане хорошенько напиться наметился значительный прогресс. — К черту их самих и их печеную картошку, и их рождественские свитера, и двухъярусные кровати тоже к черту!

— И Селестину Уорлок туда же, — добавила Гермиона. В начале вечера она с подозрением отнеслась к намерениям Гарри, но довольно быстро осознала всю их прелесть.

— Ага, и ее. К черту — нет… На хер Селестину Уорлок! — Гарри чокнулся бокалами с Гермионой и осушил свой.

— И их волосы, — сказала она, с громким звоном поставив пустую емкость на стол.

— И их гребаные волосы. Ага. Хорошо подмечено, — он вновь подлил им алкоголь.

— Я все равно не хотела, чтобы у моих детей был такой цвет волос, — поднеся к свету свой бокал с огневиски, Гермиона начала вращать его между большим и указательным пальцами.

— Я тоже, — тут же поддержал Гарри. Затем продолжил, уже мягче: — А может, и нет. Потому что у моей мамы тоже были рыжие волосы. Ты знала? — он присоединился к ее тщательному изучению, прищурив сначала левый, а затем правый глаз.

— Знала.

— На что мы вообще смотрим?

— Цвет похож. Когда держишь его на свету вот так.

Он опустил бокал и вылил напиток в горшок с цветком. Гермиона сделала то же самое, но тут же начала рыться в сумке в поисках палочки.

— Гарри, это плохо для растения, посмотрим, смогу ли я…

— Не трудись. Это она отдала мне его. Невилл подарил ей этот цветок на день рождения, но она решила, что не сможет за ним ухаживать, и отдала мне. На хрен его, — Гарри равнодушно отпихнул горшок.

— Бедный цветок, — посочувствовала Гермиона. — Это всего лишь безобидный фапелосис… пефанопсис… феленопсис… Черт. У тебя есть еще что-нибудь выпить?

— Орхидейное вино, кажется.

— А оно какого цвета?

— Лавандового.

Едва только произнеся это, он закрыл рот ладонью и горестно уставился на Гермиону. Но та вместо того, чтобы разрыдаться, рассмеялась. Не до конца понимая почему, Гарри присоединился к ней.

— Тогда… лучше… не стоит, — выдавила она, пытаясь отдышаться.

— Думаю, не стоит, — согласился он.

— Как мудро с твоей стороны, Гарри, — она шутливо толкнула его в плечо. — Ох, у меня теперь живот болит. Я сто лет так сильно не смеялась.

— Это все ты начала. Можно подумать, я бы обратил хоть какое-то внимание на цвет огневиски, если бы ты об этом не сказала. Серьезно. Мы оба знаем, что я и близко не такой наблюдательный. И, может быть, твой живот болит в связи с тем фактом, что бутылка огневиски почти наполовину пустая.

— Наполовину полная.

Они озадаченно посмотрели друг на друга, а затем вновь рассмеялись. И на этот раз от хохота свалились с дивана на пол, где несколько минут спустя застыли с красными лицами и слезящимися глазами, время от времени фыркая.

Гарри поднялся на колени и неуклюже пополз к бару со спиртным. Внимательно изучил его содержимое, затем издал триумфальное «Ага!» и взмахнул бутылкой.

— Клеверный бренди! Есть возражения против зеленого?

— Может, лучше переключиться на кофе? — предложила Гермиона, все еще валяясь на полу. — Потолок выглядит ужасно нестабильным.

— Как насчет компромисса? — предложил Гарри, поднимая подругу на ноги. — Я налью его в кофейные кружки.

— Гарри…

— Да ладно, Гермиона. Сегодня ведь Рождество, — он протянул ей выпивку.

Она принюхалась к напитку.

— Фу. Пахнет прелой травой.

— Твое здоровье, — Гарри поднял кружку и залпом выпил её содержимое. Слабо ухмыльнувшись, Гермиона последовала примеру друга.

Январь

— Новый год, новая ты. Во всяком случае, так утверждает «Еженедельник Ведьмы». Давай с этого и начнем.

— С каких это пор ты… — начал Гарри.

— Прежде, чем ты спросишь, с каких пор я читаю «Еженедельник Ведьмы», я скажу тебе, что это началось в больнице Св. Мунго, пока я вчера ждала, когда меня пропустят к Луне.

— Как она?

— Гораздо лучше. И, кстати, уверена: ей будет приятно, если ты её навестишь, — заметила Гермиона, чарами поднимая кучу грязных вещей из угла комнаты.

— Знаю. Я просто… Не хочу столкнуться там… С кем-нибудь.

— Гарри…

— Нет. Не сейчас.

— Ладно. Но, знаешь, — сказала она, заклинанием очищая зависшую в воздухе одежду, — это скорее я могу наткнуться на… кого-нибудь… а не ты. Твой… кто-нибудь… уехал играть в квиддич к черту на куличики. Мой… кто-нибудь… работает двумя этажами ниже меня.

— Значит, ты уже сталкивалась со своим кем-нибудь. И, — добавил Гарри, роясь в кипе бумаг, — у тебя было на два месяца больше времени, чем у меня, чтобы с этим справиться.

— Да. И сейчас всё не так неловко, как раньше. Особенно как в тот день, когда он заявился с засосом на шее размером с мандарин. Вообще-то, эту отметину можно было спрятать с помощью косметики. Или дезиллюминационных чар. Не то чтобы я ожидала от него таких познаний. — Гермиона пробормотала себе под нос что-то еще. — Куда мне положить эти вещи?

— Хм, вот туда, — откликнулся Гарри, указывая на тот же самый угол, в котором они и были найдены.

Гермиона закатила глаза и аккуратной стопкой сложила вещи в комоде.

— Где твоя остальная обувь?

— Чего? — Гарри разложил на полу свои бумаги: перед ним расположились фотографии, письма и газетные вырезки.

— Обувь, — повторила Гермиона. — Я хочу её рассортировать, но нашла только две пары.

— А зачем мне больше двух пар обуви? — поинтересовался Гарри, все еще погруженный в свое занятие.

— Как глупо с моей стороны было спрашивать такое, — она почистила ботинки и перешла к другой части его гардероба. — Позволь мне уточнить, — обратилась к другу Гермиона, — у тебя только две пары обуви, но при этом — две, четыре, шесть, семь комплектов формы для квиддича?

— Выкинь ее, — отозвался Гарри.

— Что? — она показалась из чулана.

— Выкинь, — повторил он, на этот раз громче. — Форму. Выкинь ее.

— Я так и поняла. Но я не собираюсь ничего выбрасывать, только потому что… Что-то горит? — Гермиона выглянула в гостиную, где над маленьким костром возвышался Гарри. — Гарри!

Тот поднял одну руку, давая понять, чтобы подруга не приближалась, в другой он держал палочку, контролируя размер и мощность пламени. Едва огонь поглотил последнюю бумажку, Гарри направил струю воды на тлеющие угольки и заклинанием убрал все следы горения.

— Я думала, так делают только девочки, — заметила Гермиона.

— Я тоже.

— Тебе стало легче?

— В некотором роде.

— Хорошо, — она вернулась в чулан и добавила: — И мы не будем выбрасывать твою квиддичную форму.

— Она мне не нужна. Квиддич разрушил мои отношения, — возразил Гарри.

— Нет, это Джинни разрушила ваши отношения. Многие звезды квиддича не изменяют своим половинкам.

— Назови хоть одну.

— Гарри, — укорила Гермиона, появляясь в гостиной, — я едва ли смогу назвать хоть какую-то звезду этого вида спорта.

— Вот именно.

— Это не значит, что ты прав. Ты все равно когда-нибудь снова захочешь поиграть.

— Вот тогда и куплю себе новую. Может, ты всё это куда-нибудь пожертвуешь? Продашь на аукционе или где-нибудь еще? А выручка пойдет на благотворительность?

Гермиона тяжело вздохнула:

— А ты хитер, Поттер. Ты же знаешь: на такое предложение я не смогу сказать «нет».

— Такой вот я. Хитрый Поттер.

— Это ты сейчас так пошутил?

— Не уверен. А было смешно?

— Не совсем.

— Тогда ладно. Слушай, делай с формой, что хочешь. Я пойду немного подышать воздухом. И еще кое-что… Ты не могла бы… — Гарри вскинул глаза к потолку и провел рукой по волосам, приводя их в привычный взъерошенный вид. — Ты не могла бы разобраться со вторым ящиком в этом комоде? На нем дезиллюминационные чары. Их можно легко снять.

— Конечно.

— Спасибо, — выдохнул он, засунул руки в карманы и вышел за дверь.

Гермиона некоторое время наблюдала за ним из окна спальни. Гарри стоял спиной к дому, глядя на маленький садик. Она хотела было подойти и узнать, не хочет ли он о чем-нибудь поговорить, но затем решила, что сейчас другу лучше немного побыть одному. Поэтому она вернулась к порученному ей заданию: второй ящик комода.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шептала она, открывая его. — Пожалуйста, пусть здесь не будет никаких секс-игрушек. Или ее нижнего белья. Или фотографий, — казалось, что ящик был наполнен носками, но сложены они были слишком аккуратно, что свидетельствовало о наложенных дезиллюминационных чарах, о которых Гермиону и предупреждали. Зажмурившись, она сняла заклинание. — Или домашнего видео, — она приоткрыла один глаз. — Или чего-нибудь вроде… Ох, Гарри, — теперь в ящике не было ничего, кроме одной маленькой черной коробочки.

Любопытство заставило ее заглянуть внутрь: кольцо было простым, но изящным: окруженный прямоугольными гранатами, в центре сверкал бриллиант квадратной огранки. Гермиона захлопнула коробку, положила ее в сумку и присоединилась к Гарри на крыльце.

Теперь тот сидел на перилах, болтая ногами в нескольких дюймах от земли. Он не позаботился о согревающих чарах, поэтому, устроившись рядом, Гермиона наложила заклинание на них обоих.

— Гарри?

— Да?

— Я видела его. Мне жаль. Оно прекрасно.

— Ага.

— Когда ты купил его?

— Год назад. Все ждал подходящего момента.

— Ох.

На прошлой неделе выпал снег. Серо-бурые снежные кучи основательно обосновались в углах сада. Голые ветки поскрипывали на ветру. Несмотря на согревающие чары, Гермиона поежилась.

— Что ты хочешь, чтобы я с ним сделала?

— Что угодно. Я… Я просто не хочу его снова видеть. Хорошо?

— Хорошо.

Она придвинулась к другу поближе и обняла его за плечи.

— Когда-нибудь эта боль пройдет. Обещаю.

Гарри ничего не ответил, лишь опустил голову ей на плечо.

Февраль

— Я не собираюсь сегодня напиваться.

— Но ведь…

— Мне все равно, что сегодня день Святого Валентина. Сегодня еще и вторник. А я не собираюсь идти завтра на работу с похмельем, Гарри.

— Если ты не в курсе, для этого существуют специальные зелья, — усевшись на край рабочего стола подруги, Гарри кидал комки из пергамента в мусорную корзину.

— Они на меня неправильно действуют. С желудком справляются, а вот голове нисколечко не помогают. Завтра мне нужно быть здесь в семь тридцать утра. И прекрати переводить пергамент подобным образом.

— Ладно, ладно, — пробормотал Гарри. Он перенес комки бумаги обратно на стол и при помощи палочки стал расправлять их в воздухе. — Пусть так. Все равно мысль о клеверном бренди не так уж сильно меня привлекала.

— Фу.

— Ну хорошо. А что ты предлагаешь?

— Пойдем в «Дырявый Котел» и подцепим кого-нибудь.

— Гермиона… — мятый лист внезапно перестал разглаживаться и упал обратно на стол.

— Ладно, мы не должны специально задаваться целью найти кого-то, но можно хотя бы…

— Я к этому не готов.

— Гарри, прошло уже почти четыре месяца.

— Знаю. Я просто… Может, в следующие выходные, идет?

— Идет, — она отправила документы в стопку и разложила перья в аккуратную линию. — Что скажешь насчет того, чтобы навестить Луну, а затем отправиться ко мне? Можно поесть мороженого, а я снова наколдую телевизор. Найду какой-нибудь дурацкий боевик, без грамма романтики и с кучей взрывов.

По лицу Гарри расползлась широкая ухмылка.

— Звучит отлично.

Он сложил вместе наполовину расправленные свитки пергамента и отдал их Гермионе.

— Эм, прости за это. Не смог полностью… — начал было он, но, едва только раздался стук в дверь, замолчал. Гермиона заметила, как помрачнел друг, и перевела взгляд в сторону, откуда раздался звук.

— Гермиона… у меня сова от… О… кхм… Гарри, — запинаясь, произнес Рон, с его лица тут же сошла вся краска. — Привет. Привет, Гермиона. Гарри. Я…

— Рон, — перебила Гермиона, вставая и идя через кабинет. — У тебя для меня почта?

— Не для тебя… Просто… от Кингсли… он… Эм… Хочет, чтобы я нашел контрзаклятие к этому сглазу и… Я… Знаешь, я лучше зайду попозже. Кхм. Извини, — он выскочил из кабинета и поспешил прочь.

— Да уж, это вовсе не было неловко, — пробормотала Гермиона.

— Гермиона, и у него хватает наглости просить у тебя помощи с подобной хренью? — выплюнул Гарри, его глаза метали молнии. — У него хватило гребаной совести… — он широко взмахнул руками.

— Да, Гарри. Все в порядке. Правда. Мы кое-что обсудили…

— Вы, твою мать, кое-что обсудили, — он почти кричал, — и теперь он имеет право просить у тебя…

— Слушай… Я знаю, что сейчас ты меня не понимаешь и, быть может, никогда не поймешь, но все нормально. Какое-то время назад так не было, но сейчас все нормально.

— Почему же тогда он выскочил отсюда как…

— Из-за тебя и его сестры, — уверенно ответила она. — Знаешь, а давай улизнем с работы пораньше. Пойдем к Луне. Ты как?

Он бросил еще один злобный взгляд в сторону двери. Гермиона положила ладонь на его рукав: Гарри посмотрел сначала вниз на руку, а затем вверх — на подругу.

— Неужели… Неужели ты, Гермиона Грейнджер, только что предложила уйти с работы раньше положенного?

— У тебя лицо цвета помидора, — хмыкнула она.

Он с трудом выдавил улыбку:

— Ладно, пойдем.

* * *

Когда они добрались до больницы Св.Мунго, Луна спала. Дежурный целитель сообщил, что снотворное зелье прекратит свое действие через двадцать минут, поэтому друзья решили подождать.

— Хорошо, что она спит, — пробормотала Гермиона. — На прошлой неделе она бодрствовала почти пятьдесят часов подряд.

— Когда, по их мнению, Луна сможет вернуться домой?

— Никто ничего точно не знает. Самое раннее, что я слышала, апрель, но это все только предположения.

— А что с Ксенофилиусом?

— Примерно то же самое.

— Они должны были заблокировать ту область или предпринять что-то еще. Господи.

— Ну, сейчас та территория вне зоны доступа. Министерство применило все возможные меры защиты. Никто больше не забредет по ошибке на поле с ядовитым плющом в поисках морщерогого кизляка, — заверила она, усаживаясь на длинную скамью и придвигая к себе стопку журналов.

— Бедная Луна, — Гарри тщательно осмотрел помещение, прежде чем притулиться рядом.

— Гарри, ее здесь нет.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Гарпии сейчас играют в Германии.

— Она запросто может сюда аппарировать.

— Гарри…

— Они с Луной друзья.

— Вы с Луной тоже друзья. Поэтому сиди здесь и жди, когда твоя подруга проснется, чтобы ты смог с ней повидаться.

Он сложил руки на груди и, глубоко вздохнув, прислонился к стене. Стоило кому-нибудь войти в комнату ожидания, Гарри всякий раз замирал, расслабляясь лишь тогда, когда выяснялось, что это не Джинни. Гермиона же полностью погрузилась в последнюю статью из «Еженедельника Ведьмы», решив игнорировать исходящую от друга нервозность.

— Хочешь пройти тест и узнать, какой ты из вкусов драже «Берти Боттс»? — спросила она, предлагая Гарри журнал. — Я, очевидно, рисовый пудинг.

— Ха, — откликнулся он.

— Возможно, это и не самый интересный вкус, но и не ушная сера или еще что похуже… На что ты смотришь? — она проследила за его взглядом, устремленным на Драко Малфоя, который только что уселся на скамью в дальнем конце комнаты.

— Интересно, что он здесь забыл, — протянул Гарри.

— Я видела его здесь три дня назад. И за неделю до этого. Здесь находится его мать.

— Что с ней произошло?

— Без понятия.

Когда Гарри взял журнал, Гермиона украдкой взглянула на Драко. На нем была та же одежда, что и три дня назад, хотя, откровенно говоря, у него мог быть целый шкаф доверху набитый черными брюками, черными свитерами и черными пальто. Малфой сидел, прислонившись головой к стене, руки сложены на коленях. Если он и заметил, что на него смотрят, то виду не подал.

— Здесь написано, что я валлийский гренок, — сообщил Гарри, передавая журнал Гермионе.

Не успела та поделиться своим мнением на этот счет, как подошел целитель:

— Мистер Поттер? Мисс Грейнджер? Вы можете пройти к мисс Лавгуд.

— Пойдём, Пудинг, — сказал Гарри.

— Как ты меня сейчас назвал?

— Пудинг. Как «рисовый пудинг». Помнишь? Тест?

— Да, точно. Конечно. Что ж, после вас, Гренок.

— Тьфу. Давай больше никогда так не говорить.

— Согласна.

Гарри улыбнулся и взъерошил свои волосы. Пока они шли за целителем к палатам пациентов, Гермиона еще раз посмотрела на Драко. «Если он заметит, — сказала она себе, — я обменяюсь с ним вежливыми кивками».

План не пригодился, Малфой так на них и не взглянул.

Гарри сидел, положив ноги на ее кофейный столик и устроив слева от себя миску с остатками шоколадного мороженого и ложку. На экране телевизора то и дело взлетали в воздух разнообразные здания и машины, превращаясь в пламя и клубы дыма, что в свою очередь вызывало взрывы смеха у обоих зрителей.

— Ладно, а почему загорелась эта машина? — спросила Гермиона.

— В нее же врезался другой автомобиль, помнишь?

— А что, ее багажник был полон нитроглицерина и пороха?

— Вероятно.

— А как машина скорой помощи оказалась в реке?

— Если честно, не помню. О-о, кажется, водителю не очень повезло, — заметил Гарри, поправляя очки на носу. — О, да ладно! Акула? Серьезно? Даже я знаю, что акулы в реках не водятся.

— Нет, это же мутант. Припоминаешь? Несчастный случай в лаборатории.

— Несчастный случай в лаборатории?

— Ага. Там еще лаборатория взорвалась. Повсюду распространились химикаты.

— А, ну да. Конечно. Несчастный случай в лаборатории. Потрясающий фильм. Гермиона, отличный выбор.

— Я решила, что тебе понравится.

Пока шли титры, Гарри вымыл и отправил обратно в буфет посуду.

— Спасибо, — поблагодарила Гермиона. Затем зевнула, потянулась и палочкой выключила телевизор, экран снова стал черным. — Кажется, мой лимит душевных волнений на сегодняшний вечер исчерпан.

— Это? Это все, что ты можешь выдержать? Помнится, ты справлялась с гораздо более волнительными вещами, когда мы, например, разыскивали крестражи.

— И во время тех поисков тебе ни разу не хотелось развалиться на диване в пижаме?

— Это верно. К слову, твоя пижама на удивление ужасна.

— Эта? — уточнила Гермиона, оглядывая свое одеяние. — Это самая удобная одежда, которая когда-либо была известна человечеству.

— Удобная или нет, но на тебе сейчас флисовые голубые штаны с котятами и футболка с надписью «Суккоташ». Где ты вообще это откопала?

— Штаны мне достались от бабушки. Думаю, она сама их сшила, хотя с ней ничего нельзя сказать наверняка. А футболка папина. Не имею ни малейшего понятия, откуда она у него и что означает эта надпись. Знаю лишь, что она широкая и мягкая и что я ходила бы в ней везде и всегда, если бы только могла.

— Что же тебя останавливает?

— Социальные нормы поведения.

— Ну и пусть.

Она запустила в Гарри диванной подушкой. Тот ответил ей тем же, но Гермиона поймала «снаряд» и показала язык, тем самым спровоцировав Гарри шлепнуть ее подушкой по лицу.

— Ой!

— Атака Шлепающей Подушки!

— Очень по-взрослому.

— Это ты начала!

— Да. И. Я. Так же… Закончу это! — воскликнула она, схватив в каждую руку по подушке и зажав между ними голову Гарри.

Он оттолкнул Гермиону от себя, а затем, дернув за запястья, опрокинул на диван. Он пытался удержать обе руки противницы одной ладонью, а другой при этом схватить подушку, но его план провалился. Гермиона вывернулась из его хватки и, возвратив себе оружие, отразила очередные атаки. После непродолжительных хитрых обходных маневров ей удалось свободной рукой достать свою палочку, которую она направила в лицо Гарри.

— Это нечестно! — крикнул он, подняв ладони вверх в знак капитуляции.

— Нечестно? Я ведьма. А ты волшебник. Как это может быть нечестно?

— Логично. Мир?

Она посмотрела на него, прищурившись.

— Клянусь честью Гриффиндора.

— Ну ладно, ладно, — она опустила палочку. — Ты как большой ребенок.

Гарри рассмеялся и рухнул на оставшийся без подушек диван.

— Ребенок? Я видел, что ты вытворяешь с этой штукой.

Гермиона плюхнулась с ним рядом.

— Бойся, Поттер. Бойся.

— Я и боюсь, — он ухмыльнулся и покосился на подругу. Его волосы растрепались сильнее, чем обычно, а лицо в ходе битвы приобрело ярко-розовый оттенок. Гарри поправил свои очки на переносице и аккуратно накрыл ладонь Гермионы своей. — Кхм, я просто хочу сказать, потому что раньше этого не говорил, а следовало бы… Спасибо, Гермиона. За все. За сегодняшний вечер. За последние месяцы. Ты была… лучшим другом, о котором я мог только мечтать.

— Гарри, — она сжала его руку в ответ, — ты не обязан благодарить меня. Это то, что друзья делают друг для друга, разве нет?

— Да. Но я правда так думаю. Я просто… Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Ты бы был в порядке.

Гермиона ожидала, что после этих слов Гарри уберет свою руку, но вместо этого он провел по ее запястью большим пальцем.

— Не уверен, — продолжил он. — Но дело не в этом. Дело в том, что… Я давно так не смеялся и хорошо не проводил время. Так что, спасибо тебе.

— Ты бы сделал для меня то же самое.

— Я надеюсь.

— А я знаю.

Его ладонь все еще лежала на ее руке. Внезапно у Гермионы пересохло во рту.

— Как ты думаешь, — начал Гарри, его голос звучал несколько напряженно, — почему… — он прочистил горло. — Почему… как ты думаешь, мы никогда… не были вместе?

— Гарри…

— Прости. Я… Не должен был…

— Нет, это…

— Я просто…

— То есть…

— Мы… Мы так долго были близкими друзьями. И вместе прошли через многое. И… Я хотел сказать… Ты очень красивая, Гермиона. Это любой видит. Я всегда так думал. Но я… — он ещё крепче сжал ее руку. Его ладонь начала потеть. — Как ты думаешь, почему мы никогда… Не пробовали?

— Ну… — протянула Гермиона, ее ладонь тоже стала влажной, — я думаю, мы просто всегда были заняты чем-то другим. Экзамены. Уизли. Волдеморт.

— Я ничем таким больше не занят.

— Гарри…

— Гермиона, ты мой лучший друг.

— А ты мой, Гарри. Вот поэтому мы никогда и не пробовали.

— А что, если нам суждено быть вместе, но мы так никогда этого и не узнаем? — сейчас Гарри смотрел на нее очень странным взглядом.

— А что, если… Это все разрушит?

— Разве, сказав это, я уже все не разрушил?

— Нет. Мы еще не перешли Слюнный Мост.

— Слюнный Мост? — едва он это повторил, выражение его лица смягчилось, а на губах заиграла улыбка.

— Да. Ну, знаешь. Когда ты пересекаешь Слюнный Мост, с другого его конца дружба видится иначе. Ты уже не можешь вернуться.

— Это какое-то неизвестное мне маггловское выражение?

— М-м-м, нет. Я его сама придумала, — когда была с Роном, добавила Гермиону про себя. Хотя Гарри знать об этом определенно не стоило.

— Ясно, — он развернулся к ней лицом, на этот раз взяв обе ее руки в свои и обхватив пальцами девичьи запястья. — Гермиона? А ты не думаешь, что все это будет выглядеть лучше? С другого конца… кхм… Слюнного Моста?

— Я не знаю, — комната внезапно стала казаться очень тесной и душной. Человек рядом с ней больше не был похож на ее лучшего друга, зато оказался чуть взъерошенным и очень привлекательным молодым мужчиной со странным огоньком в глазах.

— Разве ты никогда не задумывалась об этом?

— Конечно, задумывалась. Как иначе? Ты…

Но не успела она закончить свою фразу, как его губы уже накрыли ее. И это совсем не было похоже на то, что Гермиона представляла себе, когда была подростком или — ей пришлось это признать — гораздо позже. Его губы были мягкие, нежные, немного обветрившиеся, на вкус как шоколадное мороженое. Пальцы Гарри все еще крепко сжимали ее руки и слегка усилили давление, когда он вздохнул. Едва Гермиона издала тихий стон, он отпустил ее запястья, вместо этого обхватив ее лицо. Его язык скользнул по ее нижней губе, на мгновение столкнулся с ее языком и уже в следующую секунду исчез.

Когда поцелуй закончился, Гарри прижался лбом к ее лбу, а затем медленно отстранился. Щетина на его щеке царапнула ее по носу. Гермиона выдохнула, и ей показалась, что она удерживала дыхание на протяжении нескольких часов.

Гарри нервно рассмеялся и взъерошил свои волосы на затылке.

— У тебя запотели очки, — заметила она.

— Да… С ними такое случается.

— Понятно, — Гермиона опустила глаза на котят, которые преследовали клубок ниток на ее пижамных штанах.

— Итак…

— Итак…

— Гермиона… Я… — он снова прочистил горло. — Господи. Прости меня. Я не должен был…

Но до того, как он успел договорить свою мысль, Гермиона притянула Гарри к себе, крепко сжав за предплечья, и их губы снова встретились. Она не до конца понимала, чем руководствовалась в тот момент. Однозначно, не последнюю роль в этом играло любопытство. Она знала Гарри в течение четырнадцати лет, многие из которых пришлись на период их полового созревания. Конечно, она воображала, каково это — целоваться с ним, и, если уж быть до конца честной, — не только это. А еще ей частенько приходилось выслушивать чрезвычайно подробные рассказы Джинни об их с Гарри тесном общении, и, хотя, едва подробности становились чрезмерно пикантными, Гермиона всегда закрывала свои уши руками, крича «Слишком много информации, Джинни!», она зачастую была достаточно заинтригована деталями. И как после этого она могла закончить этот вечер одним лишь недолгим прикосновением губ? Они уже перешли Слюнный Мост. Почему бы теперь не насладится некоторыми видами с другой его стороны?

Но дело было не только в любопытстве. Да, Гермиона думала об этом, будучи подростком, но те же мысли приходили ей в голову и в течение последней пары недель. Ведь теперь они проводили вместе каждые выходные дни, а иногда и ночи; вполне естественно, что в связи с подобной близостью их чувства изменились, разве нет?

Едва Гарри оторвался от ее губ с очевидным намерением уделить внимание челюсти, а затем и шее, Гермиона отстранилась. Одно дело поцелуи, и совсем другое — если он найдет то самое чувствительное местечко на ее ключице.

— Это… приятно. Целовать тебя, — он снял очки, протер стекла концом рубашки и водрузил их обратно.

— Тебя тоже приятно целовать, Гарри, — она улыбнулась ему, тихо хихикнула и заправила прядь волос за ухо. — Это было немного странно.

— Да, — сказал он. Его улыбка походила на ее. — Но приятно.

— Да. Но приятно.

— Думаю… Мне пора. Завтра работа и все дела.

— Точно. Хорошо. М-м-м. Спасибо, что заскочил. Всегда рада тебя видеть.

Гермиона рассмеялись из-за официальности собственных слов и новой абсурдной неловкости, возникшей между ними. Натянутость преследовала их до самой двери, у которой они остановились, по-идиотски краснея.

— Что ж, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — она подошла ближе и быстро поцеловала его в щеку.

— Счастливого Дня Святого Валентина, Гермиона.

— Фактически, — поправила она, вытянув шею, чтобы посмотреть на часы на кухне, — сегодня уже пятнадцатого февраля. Но и тебе того же, Гарри.

* * *

— Не хочешь поужинать?

Гарри задал этот вопрос, стоя на пороге ее кабинета. Собственно говоря, единственной его частью, полностью находившейся внутри комнаты, оказалась лишь голова, ноги же твердо стояли в коридоре, в то время как руки упирались в косяки дверного проема.

— Поужинать? — переспросила Гермиона, выглядывая из-за горы свитков пергамента, угрожающих рано или поздно поглотить весь рабочий стол.

— Ага. Не в смысле — давай поужинаем вместе, а в смысле — давай поедим. Вместе. Ужин для еды. Потому что сейчас время ужина. А мы часто едим вместе. За ужином. Понимаешь?

— А. Да. Уже время ужина?

— Сейчас почти семь.

— Верно. Ладно… Я…

— Гермиона, — заговорил Гарри, наконец полностью зайдя в ее кабинет. — Это не свидание или что-то в этом роде. Я просто…

— Да, я уже догадалась. После замечания «ужин для еды».

— Хорошо. Если только ты, м-м-м, не хочешь…

— Гарри?

— Да?

Его поза и выражения лица были такими напряженными, что Гермиона не смогла удержаться от смешка.

— Давай просто поедим, — сказала она. — На ужине.

Казалось, что по всему его телу прошла волна облегчения.

— Отлично. Буду ждать тебя на выходе.

* * *

В «Трех Метлах» было на удивление многолюдно для вечера среды, особенно для среды после Дня Святого Валентина. Гермиона размышляла: а ведь можно было рассчитывать, что прошлым вечером большинство людей уже удовлетворило свою потребность в подобных заведениях.

— Ну что ж, — протянул Гарри, — может быть, все присутствующие здесь пары тоже всю жизнь были лучшими друзьями, которые прошлой ночью пересекли Слюнный Мост и теперь пытаются понять, как им быть дальше.

Гермиона рассмеялась и подула на горячий суп, чтобы его остудить.

— Бедняги, — заметила она. — Им, наверное, ужасно неловко.

— Наверное, — Гарри приступил к своему жареному цыпленку. Он задумчиво жевал и разглядывал остальных посетителей. — Должно быть, сейчас, ранним вечером, а не поздней ночью, им все представляется совсем в другом свете.

— И они все, вероятно, думают: «Мы что, правда это сделали?»

— Посмотри вон на того парня, — Гарри кивнул в сторону лысеющего джентльмена в голубой спортивной куртке. Он сидел напротив явно нервничающей женщины, вяло ковыряющейся вилкой в своей тарелке с картофелем. — Он, наверняка, спрашивает себя: «Надо ли мне теперь перестать вытирать рукавом рот?»

— А она мучается: «Он что, всегда вот так вытирал рот рукавом?»

— Но вот тот парень, — на этот раз Гарри кивнул в сторону мужчины под шестьдесят, который от души смеялся над рассказом сидящей рядом с ним, активно жестикулирующей дамы, — он думает: «Может ли жизнь быть еще лучше? Кто бы знал, что девчонка, которая все школьные годы помогала мне с домашней работой, как раз та, с кем я собираюсь провести остаток своей жизни?»

— А она думает: «Хорошо, что я помогала ему с домашней работой все школьные годы, иначе неизвестно, где бы он сейчас сидел. И я очень надеюсь, что в данный момент он не размышляет о том, с кем проведет остаток своей жизни, потому что это вопрос с подвохом, который не следует так быстро решать после болезненного разрыва», — Гермиона закончила это предложение, глядя прямо на Гарри, и сделала глоток воды из стакана.

Он положил вилку на стол.

— Гермиона, ты думаешь, мы сделали большую ошибку?

Она прикусила губу, не зная, как на это отвечать.

— Я не думаю, что сейчас мы можем знать что-то наверняка. Нам нужно хорошенько осмыслить произошедшее.

Гарри посмотрел на нее.

— Я больше не знаю, чего хочу, Гермиона, — он начал теребить край скатерти.

— Чего ты хочешь? — переспросила она.

— Да. Не от тебя, я имею в виду. Или… нас. Я просто… Хотел бы прямо сейчас посмотреть в Зеркало Еиналеж, потому что я не имею ни малейшего представления, что мне делать. Сейчас нет ни крестражей, ни войны, ни Волдеморта, ни…

— …Джинни? — подсказала Гермиона.

— Да. Понимаешь? У меня такое чувство, будто я бегаю по кругу. Я больше не знаю, что мне делать. Со своей жизнью.

— Гарри, тебе двадцать четыре года. Немного рановато для кризиса среднего возраста, — она подцепила с его тарелки морковку и отправила себе в рот. Откидываясь на спинку стула и показывая, что уже закончил с ужином, Гарри пододвинул тарелку к Гермионе.

— Если я умру в сорок восемь, то тогда в самый раз, — мрачно заявил он.

— Не будь таким мелодраматичным. Ты проживешь до преклонных лет и, вспоминая это время…

— Я не буду вспоминать это время и смеяться, — он сердито посмотрел на нее.

— Я собиралась сказать, что, вспоминая это время, ты поймешь, что это было началом новой главы в твоей жизни. Ты уверен, что больше не будешь есть морковку? Она очень вкусная.

— Ешь на здоровье, — разрешил он, взмахнув рукой и раздраженно вздохнув. — Что я делаю, Гермиона?

Он взглянул на нее так, будто был на грани того, чтобы начать биться головой об стол.

— Кроме того, что теряешь действительно прекрасную морковку?

— У меня такое чувство, что я разговариваю с Роном, — пробормотал Гарри.

— Ой.

— Мы можем поговорить серьезно?

— Гарри, — она отодвинула его тарелку обратно, — прости, если у тебя создается впечатление, что я веду себя легкомысленно. Это не так. Честно. Просто… Я не знаю, что сказать, чтобы это не прозвучало штампом. Типа: не вешай нос, все наладится, чему быть, того не миновать…

— Точно.

— Гарри, я тебя люблю, — его уши порозовели, и Гермиона слегка улыбнулась. — Это правда. Ты самый храбрый, благородный, замечательный человек, которого я когда-либо встречала. Для меня большая честь и удовольствие быть твоим другом. Я знаю, что сейчас ты чувствуешь себя потерянным, и это объяснимо. Но ты должен понять, что эта ситуация — временная. Ты найдешь выход.

— Или… — начал он, водя пальцем по краю стакана и не осмеливаясь посмотреть собеседнице в глаза, — может быть, мы найдем?

Казалось, нужные слова внезапно испарились из ее головы. Что он хотел услышать в ответ? Что должен был услышать? Что она хотела сказать? Что должна была? Гермиона не знала ответа ни на один из этих вопросов. Единственная верная мысль и вовсе не была похожа на полноценный ответ. Но, озвучивая ее, Гермиона улыбнулась, и улыбка вышла настоящей.

— Может быть.

Март

Ей просто было интересно, что он читает. Вот и все. Вполне естественное для нее желание, потому что, во-первых, она была Гермионой Грейнджер, а во-вторых потому, что он читал одну и ту же чертову книгу каждый день в течение всего прошедшего месяца. И ведь книга даже не выглядела толстой; самое большее — страниц двести. Это была единственная книга, которая ему нравилась? Может быть, он ее вообще не читал, а использовал в качестве реквизита, чтобы не выделяться среди других людей, находящихся в больничной комнате ожидания? Но если дело было только в этом, почему он никогда ее не менял? Принес бы томик с красной обложкой, а не с черной? Хотя, отметила Гермиона, черная действительно подходила к его одежде.

Ни за что на свете она бы не решилась подойти к нему и спросить, что он читает. Сама мысль о разговоре с ним казалась удивительно нелепой. С чего бы ей добровольно вступать в беседу с Драко Малфоем? Но Гермиона очень хотела узнать, что же он читает.

И ничего не могла с этим поделать.

Однажды, поддавшись порыву, она села достаточно близко к нему, чтобы разобрать одно слово из названия: «Сердце».

«Сердце»? Черт побери, что такого может читать Малфой со словом «сердце» в заголовке? Инструкцию по извлечению оного из грудной клетки? Руководство, как жить тем, кто родился без этого органа?

Сведение только об одном слове, тем более таком озадачивающем, лишь раззадорило любопытство Гермионы. Как-то раз она притворилась, что ей нужно завязать шнурки, застыв на опасно близком от Драко расстоянии, в надежде, что это обеспечит ей лучший угол обзора. В другой раз она намеренно заговорила с одним из целителей в нескольких метрах от Малфоя и боковым зрением старалась рассмотреть остальные слова в названии книги. Ни одна из ее попыток не увенчалась успехом, зато теперь она чувствовала себя полной дурой. Если Малфой и заметил ее поведение, то ничем этого не выдал. Он даже не выказывал ни малейшего признака того, что знает, что Гермиона находится с ним в одном помещении.

Подвигом для нее стало то, что ей хватило смелости пересесть на четыре сидения ближе к нему.

Если бы это был кинофильм, подумала Гермиона, то все разрешилось бы довольно просто. Все, что ей нужно было бы сделать, это начать рыться в своей сумочке на входе в комнату ожидания. Она бы ни на что не обращала внимания и столкнулась бы с Малфоем, когда тот, в свою очередь, оттуда бы выходил. Томик бы выпал у него из рук, как и все содержимое из ее сумочки. Гермиона бы пробормотала извинения, собирая свои вещи, а он бы наклонился, чтобы поднять свою книгу, но перед тем, как Драко ее бы забрал, Гермиона бы полностью разглядела название: «Что-то там что-то сердце».

Но, увы, это было не кино. Ей оставалось положиться только на собственную находчивость. Должно же быть заклинание, которое могло бы ей помочь. Возможно, что-то, что на какое-то время обеспечило бы ее выборочным рентгеновским зрением? Гермиона сползла на край сидения и прищурила глаза. Точно. Если бы она нашла способ видеть сквозь руку Драко, но не через книгу…

— На что ты уставилась?

Гермиона слегка подпрыгнула от неожиданности. В конце концов, она не рассчитывала на то, что Малфой ее хотя бы заметит, и уж тем более на то, что он с ней заговорит.

— Я… М-м-м… Ни на что. Ни на что, — она прочистила горло и прислонилась к стене, опустив глаза.

— Ты хочешь сказать, что две эти чертовы недели ты пялилась ни на что на моих коленях?

Она посмотрела на него и поджала губы.

— Да. Именно это я и имела в виду.

Он издал звук, похожий на нечто среднее между рычанием и резким смешком, а затем что-то пробормотал сквозь зубы.

— К твоему сведению, Малфой, — фыркнула она, — мне просто было интересно, что ты читаешь.

Он не удостоил ее ответом, но прикоснулся палочкой к обложке книги. Теперь на ней отчетливо виднелось: «Не твое собачье дело».

— Очень по-взрослому, — сказала Гермиона. Она хотела добавить еще что-нибудь более едкое, возможно, выразить удивление тем, что он написал все слова правильно, но ее прервал подошедший целитель.

— Мистер Малфой? Вы можете пройти.

Он встал, засунул книгу подмышку и, не взглянув на Гермиону, ушел.

* * *

— Да кому какое дело, что там читает Малфой? — спросил Гарри. Он сидел, закинув ноги на ее кофейный столик и уткнувшись носом в журнал о квиддиче.

— Никому. Правда. Я хочу сказать, что ты прав, какая разница, что он читает? Просто я… Как ты думаешь, почему он это от меня скрывает? И когда это ты снова начал читать про Спорт, который Нельзя Называть?

— Не знаю, почему он тебе не сказал. Может, потому что Малфой придурок. Без понятия. И ты можешь больше так не называть квиддич.

— Прекрасно. А то это уже начинало раздражать.

— Знаю. Читать не так уж страшно, если пропускать статьи про Сама-Знаешь-Кого.

— Но мы все еще должны использовать это имя?

— Пока да.

— Если ты настаиваешь, — Гермиона вернулась к своим бумагам. — Знаешь, — заметила она, — когда я предложила тебе прийти ко мне и вместе поработать, я подразумевала, что ты тоже будешь что-то делать.

— Мне, в общем-то, нечего делать, — ответил Гарри, быстро пролистывая несколько неприятных страниц. — Просто я хотел провести время с тобой.

Она улыбнулась ему.

— Это мило с твоей стороны, Гарри.

— Правда? — у него был такой растерянный вид, что Гермиона невольно рассмеялась.

— Конечно, — она шутливо взъерошила ему волосы. Гарри усмехнулся, пожал плечами и вернулся к своему журналу.

Это действительно было мило. Гарри был милым. Он ничего не мог с этим поделать. Не прикладывая особых усилий, он буквально излучал очарование. Придерживал перед ней двери, делился десертом и никогда не забывал отметить, что Гермиона прекрасно выглядит, если она прилагала к этому дополнительные старания, что, говоря по правде, случалось нечасто. Макияж или укладка во время их с Гарри встреч приводили к неловким последствиям. Когда Гермиона впервые пришла к нему в гости в платье, Гарри сказал, что она выглядит чудесно, а следующие за этим полчаса провел, стараясь не смотреть ей в глаза и разговаривая о погоде. Оба вздохнули с облегчением, когда она вернулась к привычным джинсам и свитерам.

У них так и не произошло «того разговора», как это про себя называла Гермиона: того обсуждения, которое бы расставило все по своим местам и прояснило намерения обоих. Была ли она девушкой Гарри? Думал ли он, что она считает его своим парнем? Можно ли было назвать их друзьями с привилегиями? И были ли у этих привилегий ограничения? Ничего из этого они так и не обсудили. Вместо этого они просто… были. Гермиона не знала, избегал ли он «того разговора» намеренно, по тем же причинам, что и она: потому что не хотела нарушать равновесие в их отношениях, потому что ей нравилось все так, как оно было, и потому что, откровенно говоря, она понятия не имела, чего хочет. Поэтому они просто были. Гарри и Гермиона, лучшие друзья, которые время от времени позволяли битвам подушками перетекать в легкий петтинг.

Вышеупомянутые поцелуи и ласки уже не казались такими странными, как это было в самом начале, но все же чувствовалось в них что-то не вполне естественное. Появившаяся неловкость стала еще одной темой для «того разговора», к которому, казалось, никто из них не стремился.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гарри. Он отложил журнал на стол и принялся изучать содержимое ее буфета.

— Можешь приготовить чай?

— Конечно.

Чашка с горячим чаем перенеслась из кухни на стол в гостиной.

— Спасибо, — сказала Гермиона.

— Не за что. Слушай, завтра после работы я собираюсь навестить Луну, пойдешь со мной?

— Извини, Гарри, завтра вечером у меня встреча с библиотекарем из хранилища Визенгамота. Но я загляну к Луне во время обеденного перерыва.

— Ладно, — Гарри вернулся в гостиную, чавкая яблоком. — Передавай привет Малфою.

— Непременно, — усмехнулась она. — Подожди, ты думаешь, что в это время он тоже там будет?

— Когда я прихожу, он всегда там, — Гарри медленно жевал, но вдруг остановился и, нахмурив брови, посмотрел на яблоко. — У этого яблока забавный вкус.

— Он все еще читает ту книгу?

— Что? Не знаю. Что с этим яблоком, Гермиона?

— Хм-м? Ах, да, прости, это вообще-то картофель. Этим утром я практиковала кое-какие заклинания по трансфигурации. Кажется, я напортачила с внутренним изменением.

Гарри проглотил кусок яблока с выражением сожаления на лице, а затем выкинул остаток яблокартофеля в мусорную корзину.

— Ты, Гермиона Грейнджер, напортачила с заклинанием трансфигурации?

— Ну, — начала она, с ожившим интересом возвращаясь к своему перу и пергаменту. — Это было в каком-то смысле экспериментальное заклинание. Наверное, я просто еще не до конца с ним разобралась.

— В каком смысле экспериментальное?

О, ради Мерлина! Почему Гарри внезапно этим так заинтересовался? Будь это домашним заданием от Макгонагалл, он бы выдумал кучу отговорок, лишь бы не обращать на это внимания.

— Экспериментальное в том смысле, что это был эксперимент.

— Это для работы?

— Не совсем.

— А остальные яблоки в порядке?

— Да, — заверила Гермиона, стараясь скрыть облегчение от того, что он, вроде как сменил тему. — Только не зеленое. Оно может быть немного острым.

— Так для чего этот эксперимент? — не отставал Гарри. Он выбрал безобидно выглядящий фрукт сорта Голден Делишес.

— Просто я… Хотела узнать, получится ли у меня зачаровать одну из моих книг, чтобы та выглядела точь-в-точь как книга Драко, тогда я бы смогла как-нибудь их подменить, но трансфигурировать содержимое оказалось довольно сложной задачей. Из-за того, что я не знаю, о чем эта книга, становится практически невозможно изменить страницы. Я практиковалась, пытаясь превратить случайные продукты в яблоки: прятала их в пакет, чтобы не видеть, с чем имею дело. Это могли быть картофель, халапеньо, банан, брокколи, ананас, пастернак, цветная капуста…

— Суть я понял, — прервал её Гарри. — Гермиона, что у вас с этой книгой?

— А теперь, Гарри, повтори свой вопрос еще раз.

— Да, я знаю, что ты любишь книги, но тебе не кажется, что всё это уже немного странно?

Гермиона глубоко вздохнула, собираясь выдать проникновенную речь, но быстро осознала, что ей почти нечего сказать в свое оправдание. Это действительно было немного странно. Возможно, даже более чем.

— Может быть, — признала она. — Я не знаю. Мне просто любопытно. Вот и все. Но ты прав. Это глупо. Я брошу это дело.

— Удивительно, но это яблоко оказалось довольно вкусным. Кажется, с легким привкусом персика, — он принюхался к мякоти и приподнял бровь. — Знаешь, если ты сумеешь сделать так, чтобы лимская фасоль была на вкус как сливочная помадка, это уже станет успехом.

— Я добавлю этот пункт в свое расписание, — улыбнувшись, ответила она.

Гермиона не осознавала, насколько сильно возросло ее любопытство, пока на следующий день не поняла, что она активно выглядывает Драко Малфоя в больнице и, что казалось еще более пугающим, была немного расстроена, не обнаружив его там.

Это никуда не годилось. Если бы он, черт бы его побрал, просто сказал ей название этой дурацкой книжки, она бы сразу забыла об этой нелепой одержимости — не то слово, Гермиона! — нелепом любопытстве и занялась бы своей жизнью.

— Луна, как ты себя сегодня чувствуешь?

— Намного лучше, спасибо. Оттенок барвинка тебе очень идет.

Гермиона посмотрела на свой красный кардиган и штаны цвета хаки.

— Э-э, спасибо.

— Напоминает мне о Северном Полюсе, — добавила Луна, мечтательно вздохнув. — Там славно в это время года.

— Никогда там не была.

— Тебе стоит туда съездить. Сможешь посмотреть на штырехвостов.

— Звучит заманчиво, — заметила Гермиона, взбивая подушку Луны. — Кажется, я припоминаю, как читала про штырехвостов, когда…

— О, я сомневаюсь. Их имя невозможно напечатать. Оно сразу же исчезает со страницы.

Гермиона уже собралась было задать пару уточняющих вопросов, но заметила, какой уставшей выглядит подруга.

— Ты смогла поспать? Гарри говорил, что…

Луна заметно оживилась при упоминании его имени.

— А он зайдет попозже? Мне хотелось бы продолжить наш разговор о вафлях.

— Мне казалось, он говорил… э-э-э… о вафлях?

— Да, — Луна опустила голову на подушку и закрыла глаза, ее голос упал до шепота. — Когда мы разговаривали в последний раз, он высказал о них крайне любопытное замечание.

— Тебе нужно отдохнуть. Гарри зайдет позже, и вы сможете вернуться к этому разговору.

Луна сонно улыбалась, Гермиона укрыла ее одеялом и вышла из комнаты.

Так как Луна заснула почти сразу же после ее прихода, Гермиона решила зайти в магазин подарков и купить подруге цветы. По пути она сделала небольшой крюк и, оказавшись в коридоре с палатами пациентов, пошла по нему вперед вместо того, чтобы отправиться прямиком к лифту. Оглянувшись, чтобы сориентироваться, она совершенно случайно бросила взгляд на квадратное окошко палаты, находящейся справа от нее.

У Гермионы не было никаких причин для того, чтобы стоять и смотреть туда в течение целых тридцати секунд. Ее совершенно не касалось, кто находился в этой комнате, или что случилось с пациенткой, или кто был ее посетителем, или что этот посетитель делал в тот самый момент, когда Гермиона заглянула внутрь. Было даже несколько невежливо с ее стороны оглянуться назад, пока ноги несли свою хозяйку вперед, и еще более невежливо — остановиться, наскоро сотворить дезиллюминационные чары и возвратиться к окну, в надежде на то, что еще пару секунд она останется невидимой.

А всё потому, что там была она: книга, открытая в его руках, название которой все равно не было видно из-за его тонких бледных пальцев. Гермиона проследила глазами от книжного корешка до его губ, пытаясь понять, что Малфой говорит. Взглянула на Нарциссу, которая лежала неподвижно и казалась почти безмятежной, с лицом бледнее простыни.

Почувствовав внезапный укол вины из-за своего шпионажа, Гермиона отошла от окна, сняла чары и быстро зашагала по направлению к лифту.

* * *

— Простите, что я немного припозднилась, мисс Ирвин, — сказала Гермиона, разворачивая свиток пергамента и доставая перо. Библиотекарь отмахнулась от ее извинений и сделала здоровый глоток кофе из кружки, напоминающей двухлитровый кувшин.

— Ничего страшного, Гермиона. Я знаю, как они-и-и тебя-я-я загру-ужа-а-а-ю-ют, — женщина попыталась сложить из последних двух-трех слов коротенькую песенку, что выглядело уже не просто странным, а невероятно раздражающим.

— Еще как, — согласилась Гермиона. Однако она не упомянула о том, что ее опоздание никак не связано с работой в Министерстве, зато очень даже связано с тем, что она перерывала прошлые выпуски «Ежедневного Пророка», безуспешно пытаясь узнать, что же все-таки произошло с Нарциссой Малфой.

— Я достала документы, которые ты запрашивала. Можешь сделать копии, но, как ты знаешь, оригиналы должны оста-а-а-аться зде-е-е-есь! — вывела очередную трель мисс Ирвин.

Гермиона поблагодарила библиотекаря и вскользь подумала: сколько же времени человек должен провести среди пыльных свитков и кип поеденных молью и временем документов, чтобы свихнуться окончательно.

Вопреки первоначальным ожиданиям бумаг оказалось не так много, и Гермиона закончила работу намного раньше задуманного. Запихивая копии себе в сумку, она решила пойти домой и сделать еще пару записей.

Но вместо того, чтобы последовать собственному плану, Гермиона оказалась в полупустом вестибюле больницы Св.Мунго… Чтобы дождаться Гарри, естественно. Время для посещений почти истекло, и он — Гарри — скоро должен был здесь появиться.

Она сидела в бордовом кресле у центрального выхода и делала вид, что читает свиток пергамента, постоянно поглядывая поверх него.

Он — не Гарри — вышел из лифта и пошел прямо по направлению к ней и выходу. Гермиона не успела спрятаться за документом; он заметил, что она на него смотрит.

Я должна поздороваться. Слегка улыбнуться. Вежливо кивнуть. Вместо этого Гермиона вновь уткнулась в свои записи. Она ожидала, что он, как обычно, ее проигнорирует.

Не в этот раз.

Когда Гермиона снова позволила себе отлепиться от пергамента и посмотреть наверх, ее взгляду предстала серебряная пряжка ремня, затем черный джемпер, острый подбородок, спинка носа и наконец серые глаза, прожигающие дыру на ее лице.

— Что ты делала у палаты моей матери сегодня днем? — резко спросил он.

— Я… — у Гермионы внезапно пересохло во рту. Он что, видел, как она смотрела? Неужели дезиллюминационные чары не сработали?

— Только не надо мне врать.

— Я не собиралась врать тебе, Малфой, — на самом деле, именно это она и собиралась делать. — Я просто немного свернула по пути в сувенирный магазин. Я не хотела…

— Я, черт возьми, так и знал, что это была ты.

— Это вышло случайно. Я не собиралась…

— Грейнджер, оставь меня в покое. Я ведь не слишком многого у тебя прошу?

— Слишком многого? У меня? Разве можно говорить о «слишком многом», когда дело касается тебя, Драко Малфой, того самого мальчишки, что…

— Я не тот самый мальчишка, Грейнджер. И я прошу у тебя всего лишь не совать свой чертов нос в мои дела!

Она была уверена, что после этого заявления он развернется и уйдет, но он остался. Малфой ждал, что она даст обещание? Извинится? Может быть, она должна была сделать и то, и другое. В конце концов, она действительно вторглась на частную территорию. Но следующий вопрос уже сорвался с ее языка:

— Что с ней произошло? С твоей мамой?

Драко сузил глаза.

— Как то, что ты сейчас делаешь, хоть отдаленно похоже на то, что ты не лезешь в мои дела?

Прежде чем она успела придумать достойный ответ, он повернулся к ней спиной и гневно вылетел из здания.

— Что это сейчас было?

Она обернулась и обнаружила стоящего рядом Гарри.

— О, Гарри! Когда ты пришел?

— Только что. Так что произошло у тебя с Малфоем?

— О… Ничего. Просто Малфой был самим собой.

— Ха. О чем вы говорили?

— Да в общем-то ни о чем. Просто обменялись оскорблениями. Сам понимаешь. Как Луна? Вы закончили свою дискуссию о вафлях?

Гарри озадаченно посмотрел на подругу, а затем застенчиво улыбнулся.

— Не могу поверить, что она тебе рассказала. Но да, закончили.

— Поделишься?

— Я расскажу тебе о вафлях, если ты расскажешь, что у тебя произошло с Малфоем.

Гермиона задумчиво пожевала ноготь, изучила потолок, потопала каблуком по полу.

— Ладно, ты выиграл. Ужин?

— Идет! — согласился он и предложил ей локоть.

Апрель

— Гарри, ты должен перестать психовать каждый раз, когда сюда заходит Рон. Или выходит. Или проходит мимо тебя. Это надо прекратить. Он ведь тебе ничего не сделал.

Гарри еще глубже вжался в свой стул. Гермиона отвернулась от дверного прохода и скрестила руки на груди, стараясь смягчить свой тон.

— И сядь нормально, ты надеешься, что стул тебя проглотит целиком? Этого не случится, — о да, это прозвучало гораздо дружелюбнее. Она любила Гарри, но иногда мечтала, чтобы он хоть немного позволил ей поработать в тишине и спокойствии.

— Гермиона… — промямлил Гарри, словно одиннадцатилетний мальчик, которого она встретила много лет назад.

— Гарри, вы же были лучшими друзьями! Это уже просто смешно! Если я смогла пережить это…

— Но как? Как у тебя получилось? Я не понимаю…

— Послушай, Гарри… Сейчас действительно не время и не место для этого разговора, но раз уж ты начал, то давай об этом поговорим. Да, Рон мне изменил. Мы все это знаем. Но… — она замолчала, чтобы сдуть прядь волос с лица. — Но я отчасти понимаю, почему он так поступил.

— О чем ты? Не может быть никаких оправданий для…

— Он просил меня выйти за него замуж, Гарри. Трижды. И я отказала. Трижды. Мне следовало отпустить его, но я не могла. Он был разочарован. Я несправедливо обошлась с ним… Давая ему ложные надежды, хотя и знала, что у нас никогда ничего не получится. Поэтому я понимаю, почему он сделал то, что сделал. Возможно, с точки зрения морали это было не самым верным решением, но и… Это не полностью его вина. И мы всё обсудили, Рон и я. Мы извинились друг перед другом и пожелали друг другу всего хорошего, и знаешь что? Сейчас у нас все нормально. Может, и не идеально, но нормально. И я хочу, чтобы у вас тоже все было нормально.

Гарри смотрел на нее, буквально разинув рот:

— Он… просил тебя выйти за него?

— Да.

— Трижды?

— Да.

— Почему он не говорил мне об этом?

— Не знаю. Спроси у него. Если ты когда-нибудь решишь снова с ним разговаривать.

— И ты отказала ему?

— Трижды.

— Но какого черта…

— Потому что я не хотела выходить за него замуж, Гарри.

Он уставился на нее так, будто ее ответ был самой нелепой и нелогичной вещью, которую он когда-либо слышал.

— Я… Я не могу сейчас здесь находиться, — пробормотал он, а затем развернулся и ушел, избегая ее взгляда.

Гермиона хотела было пойти за ним, но вспомнила о том, где находилась — на рабочем месте, — и с головой зарылась в горы пергаментов, занимавших собой весь стол.

* * *

Гарри не ответил ни на одну из ее сов, поэтому она подумывала просто аппарировать в его гостиную и потребовать, чтобы он прекратил быть таким… Да кем бы он ни был… Но вместо этого она решила дать ему еще время. Он придет к ней, когда будет готов. Может, ему нужна еще пара дней, чтобы во всем разобраться.

«Но почему, — спросила она себя, засовывая ноги в ботинки, — я иду в Св.Мунго, когда у меня выдался свободный вечер в пятницу?»

Чтобы навестить Луну, конечно.

Правда? Навестить Луну, значит? Вообще-то время для посещений закончится через двадцать минут.

Она знала.

Ты не собираешься идти к Луне.

Глупости. Конечно, я собираюсь к Лу… Ну, хорошо. Не собираюсь. Я иду туда, потому что должна кое-что сказать… ему.

А совы было бы недостаточно?

Очевидно нет.

* * *

Сначала Гермиона собиралась проскользнуть в комнату ожидания в расстегнутом пиджаке, делая вид, будто она выходит оттуда в то же время, что и он, но затем отвергла этот план как слишком неестественный. Лучше было просто сделать то, что она задумала.

Двери лифта открылись. Драко вышел из него, глядя прямо перед собой. Гермиона была уверена, что он ее даже не заметил, и это казалось довольно странным, учитывая тот факт, что помещение было почти пустым. Она сделала несколько шагов влево, рассчитывая, что тогда Малфой либо врежется в нее, либо ему придется ее обойти. Любой из вариантов означал, что Малфой должен осознать ее присутствие.

Но вместо этого он остановился и сердито на нее посмотрел.

— Что ты здесь делаешь?

— Я…

— И даже не притворяйся, что это хоть как-то связано с Лавгуд. Часы посещения закончились, и ты не создаешь впечатление человека, который выходит из больницы.

— К твоему сведению, я…

— Грейнджер, что тебе от меня нужно?

— От тебя? Почему ты…

— Ты меня преследуешь, Грейнджер.

— Я не преследую тебя, Малфой. Я просто… — она вздернула подбородок и уперла руки в бока, отказываясь сдаваться под его пристальным взглядом.

— Что? — прошипел он. — Ты просто что? Чего ты хочешь?

— Послушай, я… — заговорила она. Ей показалось, что язык неожиданно распух до невероятных размеров. — Я...

Он издал рычащий звук и отвернулся. Прежде чем она осознала, что делает, Гермиона схватила его за руку.

— Малфой.

Драко замер на месте и посмотрел на ее кисть, бледно-розовую на фоне черного рукава. Она отдернула ее, как только его губы начали изгибаться в широкую презрительную ухмылку.

— Ты трогаешь меня, Грейнджер? — в его голосе не было ни ярости, ни отвращения, наоборот, казалось, его искренне позабавило это наблюдение. Это разозлило Гермиону так сильно, что она решила еще крепче за него ухватиться.

— Да, я действительно трогаю тебя, Малфой. Или, по крайней мере, твою одежду. Это тебя беспокоит?

— Безмерно, — ответил он.

— Тебе не повезло. Тогда это, — сказала она, передвигая ладонь от его рукава к обнаженной коже запястья, — должно быть еще неприятнее.

Его глаза расширились, а затем сузились. Ноздри затрепетали.

— Убери свою руку, Грейнджер.

Она сомкнула пальцы вокруг его запястья.

— Не можешь вынести прикосновения грязнокровки, Малфой?

— Иди на хер, — он высвободился из ее хватки.

— Отлично, — ее пальцы дрожали. Она переборола внезапное желание прижать их к своей щеке. Малфой снова собрался уходить, и Гермиона выпалила: — Я просто хотела извиниться, понятно?

— Извиниться? — то, как он мог смеяться над ней одним взглядом, выводило из себя.

— Да. За свою назойливость. За сим обещаю оставить тебя в покое.

Он выдавил короткий, резкий смешок.

— В этом мне твоя помощь не нужна, Грейнджер.

Она не знала, что на это ответить. Какая-то непонятная часть ее хотела вновь вцепиться ему в руку.

— Мы закончили?

Ей нужно было ответить «да», или «определенно», или «мне всё равно, Малфой». Не было ни одного приемлемого объяснения тому, почему она вместо этого произнесла:

— Не хочешь выпить со мной кофе?

Он окинул ее непроницаемым взглядом, одернул пиджак и произнес:

— Конечно, нет.

Эхо его шагов разносилось по вестибюлю, пока он шел от нее прочь.

Гарри протянул ей розовую гвоздику. Гермиона прикусила щеку и попыталась выглядеть строго. То, что он не мог смотреть ей в глаза, было чрезвычайно милым.

— Гермиона, мне очень жаль, — сообщил он своим ботинкам. — Я не должен был так выбегать из твоего кабинета. И игнорировать всех твоих сов. Просто я... — он взъерошил свои волосы, как только она взяла протянутый цветок. — Просто… мне надо было многое обдумать.

— Всё в порядке, — Гермиона призвала вазу и, наполнив водой при помощи заклинания, устроила ее на скатерти.

— Просто было очень необычно все это слушать. Сначала я решил: это потому, что никто из вас ничего мне об этом не рассказывал.

— Ну... — начала она.

— Но это нормально, Гермиона. Правда, — он наконец-то на нее посмотрел. — Это ваше личное дело. И я понял, что меня это вообще не должно касаться. Мы можем присесть?

— Конечно.

Они оба уселись на свои привычные места на диване. Чуть согнувшись, Гарри уперся локтями в колени.

— Это всё Джинни, Гермиона. И то, что я считал, что мы поженимся, а Рон, похоже, о вас думал точно так же. И я... Я странно себя почувствовал, узнав об этом.

— Гарри…

— Я понимаю, что для тебя ненормально выслушивать такое. Но я все еще думаю о ней, Гермиона. И я просто хотел быть честным с тобой.

— Гарри, все в порядке.

— Я просто хотел быть честным, — повторил он.

— Я это ценю.

— Но еще я думал о тебе, Гермиона. Много думал.

— Спасибо, что сказал это, Гарри. И спасибо, что был со мной честен, — она приподняла его подбородок, их глаза встретились, и они оба улыбнулись. — Мы — это хорошо. Какими бы эти «мы» ни были. И мне нравится, что ты можешь говорить со мной о таких вещах. Даже если они и звучат немного странно. Поэтому продолжай в том же духе, ладно?

— Да, да, хорошо.

Она несильно щелкнула его по лбу и откинулась на спинку дивана.

— Тебе… сложно видеть меня с Роном?

— Ты имеешь в виду... ревную ли я?

— Что-то в этом роде.

— Нет, нет, совсем нет, — он выгнул бровь. — А должен?

— Не думаю.

— Не думаешь?

— Я имею в виду не то, что у тебя есть причина ревновать меня именно к Рону, а то, что стал бы ты ревновать меня к кому-то еще? Если бы ты меня с кем-то увидел.

— А-а. Ясно. Я… Наверное, да. Ну, если бы ты целовала его, обнимала. Думаю, да, я бы ревновал. А если бы ты меня с кем-то увидела — стала бы ревновать?

— Может быть. Честно говоря, я никогда о таком не думала.

— Никогда?

— Неа.

— Ага.

— Ага, — согласилась она. Гермиона хотела было рассказать ему о своей встрече с Драко в пятницу вечером, но почему-то передумала. — Не хочешь пройтись? Сегодня хорошая погода.

— Но на твоем диване так удобно, — возразил он, вытягиваясь и упираясь головой в стенку.

Гермиона рассмеялась, встала и подала руку Гарри. Тот схватился за предложенную ладонь и позволил поднять себя с подушек.

— Пойдем, — поторопила она, и он, протестующе вздыхая, поплелся за ней к двери.

* * *

— Они сказали, что выпишут меня на следующей неделе, — сообщила Луна. — И моего отца тоже.

— Это же чудесно, Луна. Просто потрясающе, — Гермиона с улыбкой смотрела на подругу.

— Здорово, — согласился Гарри. — И ты отлично выглядишь. М-м-м… Намного более здоровой.

— Спасибо, Гарри, — Луна вздохнула и снова откинулась на подушки. — Я очень надеюсь, что меня отпустят и я смогу попасть на Черный Бал в Св.Мунго. После всего того, что они сделали для меня и моего отца, я бы не хотела пропустить такое мероприятие. А вы идете, ведь так?

Гермиона призвала свой ежедневник и начала активно пролистывать страницы:

— Напомни еще раз, пожалуйста, когда он состоится?

— Я почти уверена, что он будет в четверг. Или в пятницу. В один из дней, в названии которых есть буква «т». Возможно в субботу. Будет очень приятно увидеть тебя, Гарри. Вас обоих. И всех остальных тоже.

— Мы придем, Луна, — Гарри аккуратно сжал ладонь подруги. — В любой день. Можешь на нас рассчитывать.

— Я не внесла его в свое расписание, но я, конечно же, сделаю всё, чтобы выделить… — Гермиона запнулась, поймав нетерпеливый взгляд Гарри. — Ну конечно же, я приду, — поправилась она, кивая головой для убедительности. — Конечно же.

Луна слабо улыбнулась, прикрыла глаза и пробормотала:

— Отлично.

Гермиона взглянула на часы.

— Что ж, мне нужно возвращаться в офис. Позднее совещание и всё такое. А ты выглядишь усталой, Луна, поэтому, наверное, нам с Гарри стоит...

— Я останусь еще немного, — откликнулся Гарри. Его ладонь все еще обхватывала пальцы Луны. — На работе сейчас нет ничего срочного. Так что я лучше задержусь.

— Ясно. Тогда увидимся завтра. Доброй ночи, Луна. Мне просто не терпится встретиться с тобой у тебя дома, а не в этой палате.

— Всем нам, — прошептала Луна.

* * *

Это точно нельзя было назвать слежкой, потому что она случайно — совершенно случайно — встретилась с ним на выходе из палаты Луны. В конце концов, они оба шли в одну и ту же сторону. Поэтому у него не было никаких законных оснований обвинять ее в чем-то кроме того, что их планы на день были похожи. Она попыталась ему об этом сообщить, но он и слушать не стал. Они стояли перед лифтом и сверлили глазами дверцы. Гермионе показалось, что Малфой обдумывал вариант с лестницей. Да и ладно. Пусть делает, что хочет. Уж она точно не даст ему сбить себя с толку.

— Твою мать, Грейнджер, я же, кажется, сказал тебе оставить меня в покое.

— Слушай, Малфой, как только Луну выпишут отсюда, могу тебя уверить, такого больше не повторится. Луна почти здорова, так что осталось уже недолго.

— Мои поздравления, — пробормотал он.

Внезапно Гермионе стало не по себе. Ну вот как она могла быть такой невнимательной? Луна-то скоро отсюда выйдет, а вот его мать всё еще… ну… страдала от чего-то, чем бы это что-то ни было.

— Как она? Твоя мама? — спросила она.

— Без изменений.

Эти два коротких слова ее удивили. Она не ждала ничего, кроме очередного «Не твое собачье дело, Грейнджер». Но этот ответ — и тоскливая грусть в его голосе — был очень тревожным.

— Мне жаль.

Он пожал плечами и продолжил изучать дверцы лифта. Сжал челюсти и переступил с одной ноги на другую. Внезапно Малфой глубоко вздохнул и произнес:

— Почему ты пригласила меня выпить кофе на прошлой неделе?

Негромкий звук оповестил о том, что лифт прибыл, и двери открылись. Они оба вошли в кабину и замолчали, окруженные незнакомыми людьми. Когда лифт остановился в холле больницы, все пассажиры вышли, а Драко и Гермиона зашагали в ногу позади всей толпы.

— Ну так?

— Что, ну так? — конечно, она понимала, о чем он спрашивает.

Она остановилась. Во-первых, ей нужна была секунда, чтобы обдумать свой ответ, а во-вторых, ей хотелось узнать, остановится ли он. Драко замер рядом.

— Потому что я хотела узнать, не выпьешь ли ты со мной кофе, придурок.

— Это не ответ.

— Нет, ответ.

Он раскрыл было рот, но тут же закрыл его, затем сложил руки на груди:

— Полагаю, всё это очень веселит тебя и твоих дружков.

— Я не смеюсь над тобой, Драко, — она так сильно сжала ремешок своей сумки, что побелели пальцы.

— Ну что ж, — проговорил он с непроницаемым выражением лица. — Давай выпьем кофе.

Гермиона нахмурилась, прищурила глаза и совсем не так дружелюбно, как собиралась, проговорила:

— Хорошо.

* * *

Они молча вышли из больницы и все так же, ни слова не говоря, дошли до кафе, расположенного за углом. В полной тишине направились к столику. И кроме нескольких фраз, сказанных официанту, не проронили больше ни звука, устраиваясь на своих местах. По первости такое безмолвие Гермиону обнадеживало, в конце концов, это только лишний раз доказывало, что им с Малфоем просто не о чем друг с другом говорить. А потом ей стало некомфортно. Она собиралась предоставить ему возможность начать диалог первым, но, похоже, Драко ничуть не смущало то, что они так и продолжат сидеть, даже не раскрыв ртов.

Когда принесли кофе, Гермиона поняла, что больше ни секунды так не выдержит.

— Мы пришли сюда для того, чтобы помолчать? — спросила она.

— Я жду, когда тебя прорвет и ты набросишься на меня с вопросами, Грейнджер.

— Малфой, я же сказала, что больше не полезу не в свое дело. И я не собираюсь ни о чем тебя спрашивать.

— Очень на тебя не похоже.

Она наблюдала, как он положил один, второй, третий кусочек сахара в свою чашку, а затем вылил туда почти полпинты молока.

— Я думала, мы выпьем кофе, — проговорила Гермиона и наклонила свою кружку так, чтобы ему был виден плескавшийся там черный напиток. Малфой не только ничего не ответил, но даже не взглянул на нее. Осмелев, она добавила:

— Если ты собрался пить это, нам стоило пойти в «Сладкое королевство».

— Я и не предполагал, — проговорил он, сделав глоток, — что ты обладаешь таким утонченным вкусом, Грейнджер. Пожалуйста, просвети меня относительно других мест, где можно выпить хороший кофе. Мои познания так убоги. И я с безмерным удовольствием…

— Меня тошнит от твоего сарказма.

— Я рад.

— Ну и как на вкус твоя сладкая дрянь?

— Именно так, как мне нравится.

— Я просто счастлива за тебя.

Очевидно, утомившись содержательным обсуждением кофе, они опять замолчали. Гермиона изучила интерьер заведения за левым плечом Драко, затем за правым, потом снова занялась своей кружкой. Он, казалось, был полностью поглощен рассматриванием своих ногтей.

— Итак, — наконец выдавила она, набравшись смелости и взглянув ему прямо в глаза.

— Итак? — он встретил ее взгляд, и через какое-то время Гермионе стало не по себе и немного… неловко.

— Да, итак.

— Ты так пытаешься начать беседу?

— Лучше уж так, чем как ты — никак.

— А почему я вообще должен пытаться начинать общение?

— А почему ты позвал меня выпить кофе, если не собирался со мной разговаривать?

— А я не звал. Это ты меня позвала.

— На прошлой неделе. Однако, сегодня позвал ты.

— Я не звал. Я просто сказал «Давай выпьем кофе», а ты согласилась. Это не было приглашением.

— Отлично, теперь мы играем со словами, да? Ты такой... уф-ф… Ладно. Ты меня не звал. Но ты должен признать, что именно ты выступил инициатором этого.

— Я должен? — его брови взлетели так высоко, что, казалось, еще чуть-чуть, и они потеряются в волосах.

— А знаешь что? Мне всё это не надо, — Гермиона скомкала салфетку и засунула ее в свою почти пустую кружку.

Когда она начала отодвигать стул, Драко произнес:

— Тем интереснее вопрос, зачем на прошлой неделе меня позвала ты.

— Это не интересно, — вслед за салфеткой она отправила в кружку ложечку и замерла. — Это очевидно. Во мне на мгновение проснулось сочувствие к тебе, и я подумала, что тебе может быть приятно выпить с кем-то кофе. Представляешь, какой идиоткой я была? Неважно, не отвечай.

Драко достал еще один кусочек сахара и положил его в свою чашку.

Гермиона презрительно фыркнула, придвинула стул к столику и отправила мусор в корзину.

— Спасибо за не приглашение меня на кофе, Малфой, — проговорила она. — Без сомнения, это был очаровательный вечер.

— Так, значит, ты не возражаешь?

Милее всего Гарри выглядел тогда, когда старался быть серьезным: волосы привычно растрепаны, рубашка на размер больше, чем нужно, руки сжаты в карманах джинсов. Он стоял, облокотившись на стул перед ее столом, и явно опасался, что ему придется в срочном порядке делать ноги из ее кабинета.

— Ну конечно, нет. Я думаю, это чудесно, что ты поведешь Луну на Черный Бал в Св. Мунго. Я же помню, как она была счастлива, когда сопровождала тебя на вечеринке у Слагхорна. И ей пришлось пройти через многое… Она заслужила отправиться на вечер под руку с самым очаровательным мужчиной.

— Очаровательным?

— Ага. Почему нет? — Гермиона улыбнулась и потянулась за пером, надеясь, что друг поймет намек и покинет ее кабинет. Ну вот почему он всё время стремился обсуждать с ней такие вопросы в рабочее время, хотя после работы они виделись почти каждый вечер?

Гарри выдохнул с облегчением:

— Спасибо, Гермиона.

— О чем речь? Неужели ты волновался, что я скажу «нет»?

— Не то чтобы… Я не знаю. Может быть. Я решил, что мне нужно спросить.

— Ну что ж, мне приятно. Теперь, когда мы выяснили, что я не против, а у меня куча…

— А с кем пойдешь ты? Хочешь, я узнаю у Невилла, свободен ли он?

— Я уверена: он пойдет с Ханной, Гарри. Они встречаются уже несколько месяцев.

— Точно, точно. А что насчет Симуса? Я думаю, он…

— Гарри, всё в порядке. Мне не нужна пара. Все наши друзья будут там, и просто здорово повеселиться со всеми ними.

— А вот это наводит меня на одну мысль, — Гарри с решительным видом уселся на стул.

Мерлин.

— Гарри? Есть хоть малейший шанс, что это подождет до шести вечера? Или до семи? У меня дел по горло.

Он окинул взглядом кучи пергаментов на ее столе и, похоже, вспомнил, что они действительно находятся на работе.

— Да, конечно, — он поднялся на ноги. — Увидимся у тебя?

— Разумеется. До встречи, Гарри.

Но стоило только Гермионе вернуться к своим документам, как в ее дверь постучал Рон:

— Гермиона? Прости, что беспокою…

— Рон, я отвечу на твой вопрос по поводу порошка амаранта в ближайшее время. Мне просто нужно...

— Я не за этим. Можно войти?

Она издала полурык-полувздох и бросила перо на столешницу:

— Давай, заходи. Но если ты займешь больше трех минут моего времени, я тебя прокляну и ты лишишься ноги.

— М-м-м. Ясно. Слушай. Я знаю, это звучит странно, но… ну…

— Две минуты и сорок секунд, Рон. Тебе ногу не жалко?

— Я собираюсь на бал в Мунго. С Лавандой.

— Отлично. Я так и думала. Это всё?

— Ну, нет… Видишь ли… М-м-м… ну…

— Две минуты и пятнадцать секунд.

— Вы с Гарри пара?

— Пара?

— Ну да... Вы... вместе?

— Вместе?— Гермиона чувствовала себя идиоткой, повторяя за ним его же слова, и хотя мысленно она уже десятки раз прокручивала в мозгу этот диалог, так и не смогла придумать достойный ответ.

— Вы пойдете на Черный Бал вместе?

А вот это стало облегчением. Честный ответ — лучший ответ.

— Нет. Гарри идет с Луной, а я — сама по себе.

Рон выглядел так, будто у него камень с души свалился:

— Слава Богу. Джинни бы не пережила.

— А Джинни там тоже будет?

Рон посмотрел на свои часы, на свои ноги, затем опять на часы.

— Твои ноги в безопасности. Просто ответь мне.

— Да, она собирается пойти.

— С тем придурошным менеджером?

— С кем? С Келвином? Нет, она уже давно его не видела. Они идут с Дином — как друзья. Но знаешь, я уверен, что она скучает по Гарри. А он не ответил ни на одну ее сову.

Гермиона расправила плечи:

— А Гарри и не обязан отвечать…

— Я знаю, Гермиона. Но она чувствует себя виноватой. И скучает по нему. Это гложет ее уже несколько месяцев. А теперь они встретятся друг с другом впервые за долгое время, и я знаю: для нее будет очень много значить, если ты убедишь его поговорить с ней. Что было бы плохой идеей, иди вы туда вместе.

Гермиона всеми силами пыталась сохранить невозмутимое выражение лица, осмысляя услышанное.

— Я подумаю, что я могу сделать, — наконец, произнесла она.

— Вот и отлично. Спасибо, Гермиона. Ты просто сокровище. А теперь, думаю, мне стоит уйти, пока ты не передумала насчет моих ног.

— Очень мудро, Рон, — она с трудом заставила себя улыбнуться и палочкой закрыла дверь за своим посетителем.

Ей понадобилось время, чтобы хоть как-то сосредоточиться на своих рабочих свитках.

* * *

Гарри был полностью поглощен тем, что происходило на экране. Он убедил Гермиону посмотреть еще один идиотский боевик, заверяя, что, прежде чем они вернутся к начатому в ее кабинете разговору, было бы неплохо изучить пару дюжин взрывающихся вертолетов.

Гермиона была совершенно не против. В конце концов, она все еще не имела ни малейшего понятия, что ей делать с той информацией, которую на нее вывалил Рон. С одной стороны: во-первых, возможно, Гарри было бы только лучше, если бы он, наконец, поговорил с Джинни; во-вторых, Джинни все еще считала Гермиону своим другом, раз просила поговорить с Гарри. Разумеется, это же чего-то да стоит? С другой стороны: во-первых, благотворительный бал в больнице Св. Мунго вряд ли можно было назвать лучшим местом для выяснений отношений; во-вторых, Гарри был ее парн… ее... другом? Ее партнером по ту сторону Слюнного Моста? Гарри что-то для нее значил, и разве она не должна была злиться от одной только мысли о возможности свести его с бывшей подружкой, подружкой, которая была для него всем и с чувствами к которой он до сих пор не разобрался? По идее, должна. Но злилась ли?

Гермиона посмотрела на Гарри. Всполохи на экране отражались в линзах его очков.

Он засмеялся и хлопнул в ладони.

— И когда это вертолет оснастили тепловыми ракетами? — поинтересовался он, и с его губ сорвался кусочек попкорна.

— М-м-м, думаю, это произошло на военной базе, — ответила она, отметив про себя место на ковре, куда приземлилась кукуруза.

— Ох, точно.

И все же Гермиона немного злилась. Ну конечно, злилась. А почему, собственно, нет? Она прислонилась к его плечу. Гарри похлопал ее по ноге, а затем рассмеялся:

— Ну твою ж мать! Просто гениально!

— Что именно?

— «Похоже, нам придется спалить несколько мостов… до основания». Да это ж идиотизм! Кто вообще это написал? Школьник?

— Похоже на то.

Она прикрыла глаза и представила себе целующихся Гарри и Джинни, пытаясь уловить в себе нотки ревности. Ей было грустно от того, как Джинни с ним обошлась. Но ревность? Нет.

Тогда она представила себе, как уже сама ласкает Гарри, стараясь почувствовать… хоть что-нибудь. Но к ее ужасу, чувства шевельнулись лишь в тот момент, когда вместо Гарри ей вдруг почему-то привиделся Драко Малфой.

Да с чего вообще ей это пришло в голову?

— Мда... Утром ему будет больно, — сообщил Гарри. Человек на экране — Гермиона упустила, кто это такой — боролся со всполохами пламени.

— Это точно.

Драко Малфой. Гермиона воображала, как целуется с Драко Малфоем. Да что за…

— Что? Да как он выбрался? — счастливо миновав пожар, герой фильма бежал по улице.

— Я думаю, он прыгнул в реку, когда его вертолет взорвался.

И эти самые образы Драко Малфоя вызвали в ней больший отклик… чем когда-либо вызывал реальный Гарри. Ну и что всё это значит?

— Он как-то слишком сух для человека, который только что прыгнул в реку. И как вообще он умудрился так быстро доплыть до берега?

— Без понятия.

Да ничего это не значит. Или значит? Но что?

— А откуда взялся этот мотоцикл? — в голосе Гарри звучало веселье. — И где он раздобыл ключи от него?

— А я знаю, да?

Это означало, что она и Гарри — это неправильно. Именно так. Так должно было быть. Потому что если при мысли о поцелуях с самым непривлекательным мужчиной она испытывала больше волнения, чем при поцелуях с Гарри, это могло означать только то, что они с Гарри друг другу не подходят. Вот и всё. Ее мозг просто подкинул ей картинки с самым непривлекательным мужчиной на свете, чтобы продемонстрировать именно это. И наверняка Гермиона почувствовала бы то же самое, если бы представила себя с кем-то другим… например… с целителем, который специализируется на противоядиях от темных ядов и с которым она случайно столкнулась в лифте. Вот так. Ну разумеется, если бы она вообразила себя, целующейся с ним, она бы ощущала те же эмоции.

— Ну еще бы! Ясное дело, он легко смог перепрыгнуть с этого чертового мотоцикла на феррари. Который, в свою очередь, помчался, едва только взорвался его вертолет.

— Некоторые мотоциклы могут быть очень быстрыми. Артур Уизли, вроде, как-то пытался разогнаться.

Воображаемая Гермиона и воображаемый целитель вовсю целовались. Результатом этого стал румянец, но ничего хотя бы отдаленно напоминающего эмоциональный отклик не было и в помине.

— Господи, и пистолет все еще стреляет… И это после пожара и реки.

— Отличная штука. Мало что с такой сравнится.

Мерлин.

«Полагаю, это научит тебя не играть с едой», — выдал герой фильма.

— Что? Что?! — закричал Гарри. — Да что это вообще значит-то? Это имеет хоть какой-то смысл?

— Не думаю.

В этом не было никакого смысла.

Когда по экрану побежали титры, Гарри отнес пустую миску из-под попкорна на кухню. Гермиона выключила телевизор и пошла налить себе стакан воды.

— Интересно, у этих сценаристов были редакторы? Знаешь, такие люди, которым платят за то, чтобы они проверяли тексты на наличие логики и смысла.

— Похоже, хорошие редакторы им не попадались. Если, конечно, они вообще с ними сотрудничали.

Гарри отправил посуду в раковину и присоединился к Гермионе за кухонным столом.

— Гермиона, мы можем поговорить начистоту. Я знаю, о чем ты думаешь.

Ее сердце стукнуло особенно сильно.

— Правда?

— Да. И нам нужно это обсудить. Слушай, это не такая уж и проблема. Я просто… Слушай, Луна рассказала мне, что к ней приходила Джинни.

Джинни! Точно.

— Да? — Гермиона очень старалась ничем не выдать своего облегчения.

— Ага. Вообще-то, она частенько там бывала. Просто старательно меня избегала. В общем, Луна сказала, что Джинни собирается на Черный Бал и хочет поговорить со мной, если я не возражаю.

— Ох, — значит, Джинни попросила Рона поговорить с ней, а сама обратилась к Луне. Она однозначно знала, как подойти к делу.

— Да… И я… я хотел бы знать, как к этому отнесешься ты.

— Ну, — начала Гермиона, — полагаю, всё зависит от тебя, Гарри. Если ты хочешь с ней поговорить, поговори.

— А тебя это не заденет? Если мы поговорим?

— Может быть, чуть-чуть. Но для тебя же это важно, прояснить свои чувства и все в таком духе. Так что, я считаю, что если ты хочешь, то должен с ней поговорить.

— Ты уверена?

— Да. Но знаешь, я хочу, чтобы ты и с Роном поговорил. Это неправильно, что вы рассорились. Ладно?

— Одним махом двух зайцев, да?

— Именно.

— Гермиона, спасибо тебе за то, что понимаешь меня. Ты лучшая, — он взял ее за руку и сжал тонкие пальцы. Гермиона стиснула его ладонь в ответ и притянула Гарри ближе. Их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга.

Отклик, черт побери! Искра!

Она зарылась пальцами в его волосы, затем обвела подушечкой линию его челюсти.

Ничего.

Прижалась губами к его рту, чувствуя, как Гарри резко выдохнул.

Абсолютно ничего.

Он улыбнулся и погладил ее по плечу.

— Мне лучше пойти, — проговорил он. — Увидимся завтра на работе.

Однозначно ничего. Черт.

— Доброй ночи, Гарри.

* * *

В палате Луны было тесновато. Чжоу, Гарри, Невилл и Ханна пришли помочь Луне собрать вещи и проводить подругу домой. Вместо того, чтобы присоединяться к толпе в комнате, Гермиона вызвалась остаться и помочь Рону доставить в дом Лавгудов Ксенофилиуса.

Она с нетерпением посмотрела на часы. Ну и где носит Рона? Он же сказал, что придет в шесть. Что ж… Это же была комната ожидания. Вот ей и придется подождать.

На середине статьи в «Еженедельнике Ведьмы» Гермиона поняла, что кто-то стоит прямо рядом с ее стулом.

— Я думала, ты появишься еще пятнадцать минут назад, — проворчала она, отправляя журнал в стопку на столике.

— Не припомню, чтобы сообщал тебе о своих планах, Грейнджер.

В животе похолодело, во рту стало сухо, а сердце забилось в груди, как ненормальное. Из-за чего? Из-за Малфоя?

— Меня ждала, не так ли?— поинтересовался он. В его глазах промелькнуло странное выражение.

Да. Из-за Малфоя. Мерлин.

— Я приняла тебя за другого человека, — выдавила Гермиона.

— Прости, что разочаровал.

— Ага, конечно.

То, что он стоял спиной к свету, создавало вокруг него странный ореол. Она тоже поднялась на ноги, желая разрушить этот световой эффект и перестать смотреть на Драко снизу вверх.

— Почему ты все еще здесь? — спросил он. — Я думал, твою подругу уже выписали.

— Да. Я помогаю Рону отвезти домой Ксенофилиуса.

— Так это Уизли опаздывает?

— Твои дедуктивные способности просто поражают.

— Я это уже говорил.

— Малфой, что ты здесь делаешь?

— То же, что и всегда, Грейнджер.

— Я имею в виду, почему ты стоишь передо мной, а не в комнате ожидания.

— А ты разве не в комнате ожидания? Стоя перед тобой, я как раз в комнате ожидания и нахожусь.

— Ладно, неважно, — она закатила глаза и скрестила руки на груди, затем постаралась смягчить свою позу. — И как… она?

Он раздраженно фыркнул.

— Почему ты пытаешься делать вид, что тебе не плевать?

— Потому что мне…

— Вот только не говори, что тебе действительно есть какое-то дело — я точно знаю, что тебе начхать и на меня, и на мою мать.

— Тогда почему я интересуюсь, Малфой?

— Да потому что тебе вечно надо сунуть нос в чужие дела. Потому что тебе не терпится рассказать своим дружкам, что Нарцисса Малфой мертва.

Гермиона тихонько выдохнула и дотронулась до его рукава.

— Драко…

Он стряхнул ее ладонь со своей руки.

— Она не мертва, Грейнджер. Я просто излагал суть.

— Суть? Ты сказал, что твоя мать мертва, чтобы донести до меня свою мысль? Как непохоже на Драко Малфоя, которого я знала все эти годы. Тебе не надо идти по своим делам?

Гермиона вытянула шею, оглядываясь кругом в поисках Рона. Ну где же он?

Осмотревшись, она снова встретилась взглядом с Драко, который все еще стоял напротив, пристально в нее всматриваясь. Она предположила, что он обдумывает язвительный ответ, и уже открыла было рот, чтобы опередить Малфоя, когда он произнес:

— Хочешь увидеть ее?

— Ты только что… Погоди… Что ты только что сказал?

— Ты хочешь увидеть ее? Мою мать?

— Ты имеешь в виду… в ее палате?

— Да, Грейнджер. Я предполагаю, что когда ты ее увидишь, то удовлетворишь свое любопытство и, наконец-то, оставишь меня в покое.

— Только если ты этого хочешь, Драко.

— То, что я хочу, редко имеет значение, — пробормотал он и, развернувшись, зашагал в сторону коридора. Гермиона восприняла это как приглашение и последовала за ним.

Это смешно. Мне нужно ждать Рона. Зачем я вообще это делаю? Неужели я действительно такая назойливая?

Но это было не любопытство, не назойливость и не что-то подобное. Еще два месяца назад она могла бы объяснить происходящее своей любознательностью. Сейчас же Гермиона была вынуждена признать, что она в некотором роде… беспокоилась. Было ли это правильным словом? Да не может такого быть.

Он придержал перед ней дверь. Гермиона кивнула в знак благодарности и остановилась у изножья кровати.

Нарцисса совершенно не выглядела как та женщина, которую Гермиона встречала в Косом переулке величаво проплывающей в сопровождении толпы нагруженных пакетами и коробками домовых эльфов. Она была абсолютно не похожа на ту женщину, которая крепко держала своего сына в Большом Зале после финальной битвы. Сейчас она была хрупким белоснежным телом, накрытым тонким больничным одеялом.

Драко подошел к окну и поднял жалюзи.

— Еще не до конца стемнело. Знаю я эти твои закаты.

Гермионе потребовалась пара секунд, чтобы понять: сейчас он разговаривает не с ней. Она было открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли с языка.

— Я кое-кого привел к тебе. Надеюсь, ты не против.

— М-м… Здравствуйте, миссис Малфой, — пробормотала Гермиона, отчаянно надеясь, что ее голос не слишком дрожит. — Она может… слышать нас?

— Вероятно нет.

— Ясно, — она совершенно не понимала, куда девать руки и на что смотреть.

— Ее шкатулка с драгоценностями была проклята, — проговорил он.

— Ох.

— И это всё? «Ох»? Ты не хочешь знать, что это было за проклятие? Кто ее проклял? — Малфой стоял к ней спиной, поправляя матери подушки.

— Это не мое дело, — мягко откликнулась Гермиона. Ей хотелось знать, что это было за заклинание и кто его наложил, и она ничего не могла с этим поделать. Но она была уверена, что спрашивать не стоило. Драко тем временем выровнял фотографию, на которой был запечатлен вместе с матерью, пододвигая изображение ближе к Нарциссе. На снимке белобрысый малыш решительно полз за игрушкой-снитчем, а молодая Нарцисса смеялась и хлопала в ладоши. Гермиона сделала несколько неуверенных шагов по направлению к Малфою.

— Драко, мне очень жаль. И я говорю серьезно.

Он что-то пробормотал в ответ, но она не разобрала, что именно, а переспрашивать посчитала неуместным. Драко сел в единственное кресло, оставив Гермиону стоять по другую сторону кровати. Не зная, что делать, она наложила освежающие чары на поникшие цветы на тумбочке Нарциссы. Драко проследил за ее действиями, но промолчал.

— Полагают, что это сделал мой отец.

— Полагают? — глупый вопрос, но у нее не было ни малейшего представления о том, что еще можно сказать. Гермиона не могла понять по тону голоса Драко, что тот думает. Он злится? Согласен? Хочет, чтобы согласилась она?

— Да. Доступ к шкатулке был у очень ограниченного числа лиц.

— Ох.

— Знаешь, он ушел. Почти перед самой ее болезнью.

— Куда он направился?

— Ни малейшей гребаной идеи.

— Он не…

— Нет.

— Ох.

— Целители считают, что если бы они получили палочку, которой было наложено проклятье, они бы смогли понять, как его снять.

— Закон Корригана, — они изучали его на пятом курсе чар. В качестве дополнительного задания Гермиона написала об этом вопросе эссе длиной в четыре фута.

— Именно.

— А что насчет Правила Дорси? — целый фут ее работы был посвящен именно этой подтеме.

— Он не умер. Пока еще.

— Как ты можешь знать наверняка?

— Я бы узнал.

Она не стала ничего уточнять.

— Кроме того, — добавил он, — правило Дорси гласит, что смерть того, кто проклял личную вещь со злонамеренными целями, позволит быстрее снять заклинание, если воспользовавшийся им маг испытывал перед кончиной угрызения совести.

Она помолчала, обдумывая сказанное.

— А что насчет Исключения Миллстоуна?

— Применимо только к непреднамеренным проклятиям.

— Но что если это было непредна…

— Не было. В любом случае, они это тоже испробовали. Не помогло.

— Ох.

Она взглянула на Нарциссу, чьи белоснежные волосы разметались по подушке, а грудь мерно вздымалась и опускалась. Женщина выглядела так, словно могла проснуться в любой момент.

Гермиона подошла к Драко, который достал книгу — ту самую книгу — из внутреннего кармана пиджака. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не дернуться в попытке увидеть название или заглянуть внутрь. Вряд ли он сделал это специально, но если и так, она не хотела выдавать свой интерес. Вместо того, чтобы пялиться на книгу, Гермиона не сводила глаз с его лица.

— Мне нужно идти, Драко. Но… спасибо за то, что пригласил меня сюда.

Он внимательно посмотрел на нее и чуть качнул головой — она решила, что так он пытается оценить ее искренность. Малфой нахмурился, плотно сжал губы и кивнул, а затем снова вернулся к книге. Гермиона сделала один шаг, потом еще один, пока не встала рядом с Драко. Не задумываясь над причинами своего поступка, она вытянула руку и осторожно провела ладонью по его волосам. Он, напрягшись, замер, не меньше неё самой удивленный этим порывом. Но уже через несколько секунд позволил себе снова откинуться на спинку стула так, чтобы его плечо чуть касалось ее тела. Гермиона не имела ни малейшего представления, как долго она стояла там, перебирая пальцами такие мягкие на ощупь пряди, чувствуя, как его плечо упирается ей куда-то в подреберье, пока Малфой не отстранился и не прошептал:

— Иди, Грейнджер.

Она отняла руку от его головы и положила ладонь на его плечо, чуть сжала и пробормотала слова прощания. По пути в комнату ожидания Гермиона поднесла к носу рукав рубашки, удивляясь тому, как же сильно впитался в ткань запах шампуня Драко.

Луна однозначно наслаждалась происходящим. Ее наряд был причудливым, но впечатляющим: белоснежное платье-футляр, расшитое сверкающими синими звездами. Разумеется, Луна всегда носила похожие вещи, и ей было неважно, что Бал назывался «Черный». Хотя, оглядевшись, Гермиона заметила нескольких гостей в разноцветных одеяниях. Большинство мужчин облачились в черный, но то тут, то там встречались волшебницы, выбравшие красный, синий, зеленый, розовый или даже белый для сегодняшнего вечера.

Гермиона же решила, что раз формат мероприятия подразумевает определенный цвет, то ей стоит надеть черное платье, что она и сделала — с фигурным декольте и юбкой воланами. Скорее всего, она бы в любом случае остановила свой выбор именно на нем, но все же чувствовала себя глупо, раз не знала, что на самом деле это Черный-Бал-Но-Возможны-Варианты.

Гарри и Луна чуть неуклюже кружились в вальсе на танцполе, то и дело останавливаясь, когда кто-то из гостей подходил к ним, чтобы выразить свое восхищение внешним обликом Луны или скоростью ее выздоровления. Глядя на них, Гермиона улыбалась и размышляла о том, надо ли ей чувствовать ревность. Потому что она ее не ощущала, частично из-за того, что Луна выглядела очень счастливой, частично из-за того, что она сама была слишком увлечена разглядыванием лиц вокруг.

У него не было никакой явной причины находиться здесь. Насколько ей было известно, сегодня на балу не присутствовало ни одного бывшего Пожирателя Смерти. Было глупо предполагать, что только из-за того, что все это время она видела его в госпитале, у него появится хоть какой-то повод поучаствовать в этом благотворительном мероприятии, купив билет на Бал. Подумать только! Малфой, жертвующий что-то на благотворительность, особенно на помощь тем, кто не делает различия в чистоте крови. Со стороны Гермионы было полнейшей нелепостью искать его, но все же она снова и снова осматривала толпу, время от времени даже вставая на носочки.

— Я тоже еще ее не видел, — проговорил Гарри, внезапно появившийся рядом. Он махнул рукой Луне, когда та направилась в сторону компании бывших когтевранцев.

— Что? — переспросила Гермиона. Она указала на свои уши и пожала плечами, хоть музыка и не была слишком громкой.

— Джинни. Я ее еще не видел, — повторил Гарри.

— Ах да, конечно. Я тоже.

— Ты отлично выглядишь, — добавил Гарри.

— Спасибо, Гарри, — она улыбнулась. — Но ты это уже говорил.

— Но это правда. Твоя… э-э-э… бретелька, — он указал на бретель бюстгальтера, сползшую с правого плеча Гермионы.

— Что за черт, — проговорила она, возвращая лямку на место. По каким-то причинам ее нижнее белье вело себя этим вечером ужасно: несмотря на наложенные чары, поправлять бюстгальтер приходилось каждые пять минут. Может, она ошиблась с заклинанием? Надо же было сначала сделать палочкой четверть круга, а потом дважды коснуться кончиком? Или наоборот?

— У тебя же нет под рукой «Швейных чар», верно?

Гарри осмотрел себя и грустно покачал головой:

— Прости, должно быть оставил книгу в другом костюме.

— Поганец, — она хлопнула его по руке.

Он улыбнулся и снова посмотрел по сторонам.

— Почему бы тебе просто не выкинуть всё это из головы? — произнесла Гермиона. — Уверена, она найдет тебя, если ты этого захочешь.

— С чего это ты заговорила как сфинкс?

— Гарри, это не загадка. Это скорее…

— К слову о загадках, а он что здесь делает?

Она поняла, о ком говорит Гарри, еще до того, как посмотрела в ту сторону.

— Кто? — уточнила она. И вот как он тут оказался, а она даже не заметила?

— Малфой, — Гарри кивнул в сторону входа. Драко, облаченный в элегантную черную вечернюю мантию, стоял, прислонившись к дальней стене зала, и с выражением скуки на лице потягивал вино. Гермиона постаралась издать звук, который бы иллюстрировал ее безразличие и раздражение. К сожалению, вышло что-то, похожее на кашель. Гарри несколько раз похлопал ее по спине и вручил стакан с водой.

— Ты в порядке? — уточнил он.

— Да, спасибо, — Гермиона сделала глоток и улыбнулась.

— Г-гарри?

Они оба подпрыгнули от неожиданности. Будучи увлечены Малфоем, они не заметили той, кто сейчас стоял прямо за спиной у Гарри.

— Здравствуй, Гермиона.

— Здравствуй, — она кивнула Джинни, но смотрела на Гарри, который, в свою очередь, держался на удивление хорошо.

— Мы можем поговорить, Гарри? Пожалуйста.

Он взглянул на Гермиону, которая всем своим видом пыталась показать: «делай, что должен, Гарри, но ради бога, не создавай впечатление, будто ты спрашиваешь моего разрешения, чтобы не делать ситуацию еще сложнее, чем она есть».

— Хорошо, — согласился Гарри. Он повел Джинни из зала, оставив Гермиону наедине со своим стаканом воды.

Она сделала еще один глоток, пытаясь решить, стоит ли ей присоединиться к большой группе друзей, которая включала в себя Рона и Лаванду. С одной стороны, ей, скорее всего, будет неловко лицезреть Рованду вместе, особенно теперь, когда Лаванда всячески убеждала всех называть их пару именно так. Но с другой стороны, это было ничем не хуже, чем стоять в одиночестве, перекатывая между пальцами стакан.

Или, рассуждала Гермиона, она могла бы просто поговорить с Драко.

Это было глупо. Но она шла прямо к нему. Мерлин. Но она же хотела этого, разве нет?

Он не выглядел ни удивленным, ни обрадованным ее появлением. Однако, одним глотком допил свое вино.

— Грейнджер, — поприветствовал он.

— Малфой.

Он окинул ее взглядом, после чего вернулся к своему бокалу. У Гермионы было такое ощущение, будто где-то в животе появился каток, на котором катаются крошечные человечки.

— Не думала увидеть тебя здесь, — заметила она. Они оба взяли по бокалу вина с проплывающего мимо подноса.

— Я не планирую долго задерживаться. Просто хотел показаться.

— Не пожелал разочаровывать армию своих обожателей?

— Именно.

— Да ты ж, наверное, даже на письма своих фанатов не отвечаешь, — Гермиона цокнула языком.

— Вместо этого я высылаю фотографию. Восемь на десять. Это именно то, чего они ждут.

— Такую маленькую?

— Совам слишком сложно нести снимки размером с постер.

— Понятно, — она собиралась поинтересоваться, есть ли у него в гардеробе вещи другого цвета, а затем решила просто сказать, что Драко хорошо выглядит. Обдумав оба варианта, она спросила:

— Если серьезно, Малфой, что ты здесь делаешь? Не похоже, чтобы тебе здесь нравилось.

— Меня попросили прийти, Грейнджер, — он сделал большой глоток.

— Попросили?

— Руководство больницы.

— Ну конечно, — откликнулась она. — Они всё же называют крыло в твою честь.

— Не в мою, нет.

— И что это значит?

Драко ничего не ответил, лишь указал рукой на баннер, который украшал собой всю дальнюю стену.

— «Черный Бал в больнице Св. Мунго», — прочитала Гермиона. — И как это связано… — она замолкла, когда кусочки пазла собрались в ее голове. Название не имело никакого отношения к цвету. А вот девичья фамилия его матери была Блэк — черный.

— Дошло, наконец, да?

— Я думала, что имя Блэков не приветствуется на фамильном древе Малфоев, — сказала она, закатив глаза.

— Времена меняются, — Драко допил свое вино.

— Да, похоже на то, — Гермиона последовала его примеру.

Пару минут они в полной тишине наблюдали за танцующими. Луна пыталась вести смущенного, но решительно настроенного Дина в каком-то импровизированном танце. Рон и Лаванда медленно покачивались в объятиях друг друга, несмотря на то, что оркестр играл бодрую музыку. Невилл и Ханна, раскрасневшиеся и смеющиеся, кружили друг друга.

— Почему просто самому не пожертвовать деньги? — наконец спросила Гермиона.

Музыка стала громче, и Малфою пришлось чуть вытянуть шею, чтобы услышать, что она говорит. Гермиона снова смогла уловить запах его шампуня.

— Людям нравятся события такого рода, — он пожал плечами.

— Ясно, — да ничего ей не было ясно. Она вообще не понимала, что происходит. Ее голова поплыла, и Гермиона не могла винить в этом вино, она выпила всего один бокал, да и то, неполный. Она задумалась, мог бы Малфой пригласить ее на танец.

— Ты здесь с Поттером? — спросил он.

— Нет.

— С Уизелом?

— Нет.

— С кем тогда?

Музыка зазвучала чуть тише, и им стало лучше слышно друг друга. Он немного отодвинулся, и Гермионе вдруг нестерпимо захотелось невербально увеличить громкость.

— Откуда такое любопытство?

— Забавно, что это спрашиваешь ты, учитывая то, как активно ты за мной следила.

— Я не следила за тобой, Малфой.

— Да неважно, — он поставил свой пустой бокал на подоконник, затем повернулся к ней и пренебрежительно вздохнул. — Я попрошу прислать тебе фото.

Она устроила свой бокал рядом с его и уперла руки в бедра.

— Я настаиваю на постере. Воспользуйся двумя совами в случае необходимости.

На его лице промелькнуло то, что можно было бы назвать улыбкой:

— Тебе обычную позу?

— Угрожающий вид, руки скрещены?

— Именно так леди любят больше всего.

— Я возьму два.

— В одежде или без?

Она выдержала его взгляд, решив не показывать, что его вопрос хоть сколько-нибудь ее смутил.

— На твое усмотрение.

— Тогда получишь оба варианта.

— Прекрасно, — она отрывисто кивнула.

Он тоже кивнул, и тут его взгляд метнулся куда-то вправо. На ее щеках расцвел жаркий румянец, едва Гермиона поняла, что по ее плечу ползет бретелька от бюстгальтера. И, прежде чем она могла сделать хоть что-то, чтобы это исправить, его ладонь уже была на ее локте. Двумя пальцами Малфой аккуратно подцепил лямку, подтянул ее и подоткнул под рукав платья.

Она открыла было рот, чтобы поблагодарить, или извиниться, или пошутить, но поняла, что в настоящий момент не в состоянии издать ни звука. Казалось, его пальцы оставили на ее коже горячий след. Гермиона сглотнула, подняла на Малфоя глаза и обнаружила, что он пристально смотрит на ее губы.

О, нет. Просто нет. Потому что он — Драко Малфой, а она — Гермиона Грейнджер, и у нее, вроде как, что-то непонятное с Гарри Поттером.

— Постеры, значит, — выдавила она, ее голос звучал слишком глухо и напряженно. — И когда мне их ждать?

Он моргнул и напрягся, как если бы его застукали за чем-то неподобающим, но быстро расслабился и, похоже, не был больше склонен к продолжению шутливой пикировки.

— Завтра, — проговорил он. — Может быть, в понедельник. Все зависит от сов.

— Хорошо.

— Я ухожу, Грейнджер, — сказал он, — мое время вышло, — и, не дожидаясь от нее ответа, с хлопком аппарировал.

Гермиона глубоко вздохнула, желая, чтобы смущение, и легкое головокружение, и… другие чувства… покинули ее тело вместе с выдыхаемым воздухом.

Безрезультатно.

В другом конце зала она заметила Джинни, которая быстро подошла к Дину, прошептала парню что-то на ухо и ушла — на лице девушки блестели слезы. Дин окликнул ее, затем отправился следом за ней с таким видом, словно это было последнее, что бы ему хотелось делать. Решив, что Гарри, скорее всего, всё ещё где-то снаружи, Гермиона вышла из здания, радуясь свежему прохладному воздуху, овевавшему ее разгоряченную кожу.

Она нашла его сидящим на широком бетонном уступе, который обрамлял здание, — Гарри смотрел на пруд с карпами. Не дожидаясь приглашения, она устроилась рядом.

Гермиона внимательно присмотрелась: Гарри был явно расстроен, но, судя по всему, держал себя в руках.

— Итак, — начала Гермиона, — как всё прошло?

— Если честно, я не знаю.

— Ох, — она перевела взгляд на пруд. Несколько крупных оранжевых рыбин подплыли к самой поверхности.

— А ты знал, что некоторые карпы-кои живут до двухсот лет?

— И живут отличной здоровой жизнью, — откликнулся Гарри.

Гермиона рассмеялась и толкнула его плечом:

— Не ерничай.

— И в мыслях не было. Я даже сейчас немного им завидую. Как же им, наверное, просто. Плавай, ешь, плавай, ешь. Звучит просто фантастически.

— Всё прошло так плохо?

Он вздохнул и зажал ладони между коленями:

— Не то чтобы. Я не знаю. Она извинялась, конечно, и хотела, чтобы я ее выслушал. Хотела знать, почему я ей не отвечал на письма. Потом она захотела узнать, почему я даже не читал их. Затем она, вроде как, начала опять плакать и извиняться. Знаешь, это всё было странно. Потому что мне было… мне было всё равно. Я думал, что не будет, но было.

— Тебе было всё равно, что она извиняется?

— Не совсем. Я имею в виду, мне было приятно это слышать. Ну знаешь, я был рад, что она извинилась, потому что должна была. Но… это ничего не изменило. Ни то, как я себя чувствую, ни то, как я себя чувствовал раньше.

— То есть что сделано, то сделано?

— Что-то в этом роде, — он рассеянно взъерошил волосы. — Затем она спросила, вижу ли я с ней свое будущее.

— С ней?

— Ну да... Сможем ли мы когда-нибудь быть вместе.

— Ох.

— Я сказал нет.

— Наверное, именно поэтому она была так расстроена, когда я видела ее в зале.

— Ага, — Гарри подобрал листок, который лежал на уступе. Он покрутил черенок в пальцах, а затем начал теребить края.

— И никакая часть тебя не хотела ее вернуть? Не было никакой ностальгии?

— Нет, Гермиона.

— Это из-за нее или из-за нас?

— Из-за меня, наверное.

— Хорошо.

— Я имею в виду… Ты знаешь, если бы этот разговор состоялся четыре месяца назад, я бы подумал об этом, но сейчас, это как… Эта мысль просто не пришла мне в голову. Это было... странно думать об этом. Обо мне и ней.

— Иногда сердце раньше чувствует то, на что потом дает добро разум, — проговорила Гермиона. Луна выглянула из-за облака, и ее серебряное отражение в пруду было похоже на большую монету.

— Думаю, это правда, — согласился Гарри. — Это… У тебя так было… ну, на день Святого Валентина? Твое сердце… м-м-м… чувствовало что-то ко мне в отличие от твоего разума?

Гермиона ощутила, как стянуло грудь. Она вытерла влажные ладони о бедра. Куда же заходит их разговор?

— Я не знаю. О чем именно ты спрашиваешь?

— Я не уверен.

— Гарри, — проговорила она, высвобождая из его пальцев многострадальный листок. — Давай будем честны друг с другом, хорошо? — лист упал в пруд, и несколько любопытных карпов тут же к нему бросились.

— Хорошо, — он тоже вытер руки о штанины. — Ты первая.

— Я первая? И почему я должна быть первой?

— Потому что я только что прошел через эмоциональное потрясение, которые длилось несколько месяцев, — ответил он.

— Ну что ж. Слушай, Гарри, — Гермиона хотела, чтобы Гарри к ней повернулся, но потом поняла, что ей будет проще, если она не будет на него смотреть, — я не думаю… что мы… подходим друг другу. В этом смысле. Ты понимаешь?

Он так сильно выдохнул, что она испугалась, что Гарри свалится с уступа.

— Мне... Мне правда жаль, Гарри, — она коснулась его руки.

— Нет, Гермиона, я… На самом деле я рад это слышать. Даже очень, — он накрыл ее ладонь своей и сжал ее пальцы.

— Правда?

— Я всё думал, как бы тебе об этом сообщить.

Она игриво толкнула его в бок:

— И ты трусливо заставил меня сказать это первой, чтобы я думала, что разбиваю тебе сердце?

Он решительно тряхнул головой.

— Да, именно так.

По непонятным причинам им вдруг стало очень смешно. Они хохотали до слез. Гермиона выпустила его руку и вытерла глаза.

— Ну что ж, это однозначно можно считать наименее мучительным разрывом, который у меня когда-либо был. А что насчет тебя?

— Тоже. Пока что. Но я не думаю, что кто-нибудь еще будет веселиться до слез, когда я его брошу.

— А ты меня и не бросал, Гарри Поттер. Благодаря твоей трусости, официально заявляю, что тебя бросила я.

— И кому ты это заявляешь? Об этом никто не знал.

— Да неважно. Я же знаю. И ты знаешь. И только это имеет значение, — она улыбнулась своему другу и взлохматила ему волосы. — Пойдем, Луна, наверное, ищет тебя. А мне ты всё еще должен танец.

Гарри ухмыльнулся ей в ответ:

— Договорились.

В понедельник сова разбудила ее еще до того, как прозвонил будильник.

Это была не Хедвиг II, не Эррол и не Сычик. Гермиона никогда раньше ее не видела: золотистая, величественная, постоянно прихорашивающаяся — эта птица просто должна была принадлежать Малфою. Она выронила на стол пакет и раздула грудку. Гермиона вытащила из миски орешек и протянула его сове. Та лишь одарила Гермиону таким взглядом, словно ей предложили использованную салфетку.

— Привыкла к говядине «Веллингтон»?

Птица презрительно ухнула и вылетела в окно.

Присланный пакет был слишком мал для постера. И это было хорошо. Не то чтобы Гермиона рассчитывала получить от Малфоя нечто подобное, но сама идея развернуть подписанную фотографию размером с плакат, на которой мог быть изображен обнаженный парень… это было слишком. И совершенно не имеет значения то, куда именно Гермиону прошлой ночью завело воображение прежде, чем она заснула. Она совершенно точно не была готова к таким посылкам в понедельник в семь утра.

Возможно.

В любом случае. Это оказалась не фотография. Это была книга.

Поправка. Та самая книга.

«Волшебник с мохнатым сердцем». Между страниц лежала записка.

Грейнджер, постеры закончились. Надеюсь, этого будет достаточно. По каким-то неведомым причинам это любимая книга моей матери. Лично я считаю ее полной чушью.

ДМ.

Гермиона повертела томик в руках. Тот выглядел слишком новым, чтобы быть именно тем экземпляром, который Драко носил с собой каждый день в больницу. Похоже, Малфой купил ей эту книгу. Но почему? И что это вообще за роман?

Было бы совсем неправильно отпроситься с работы по причине мнимой болезни и провести весь день за чтением. Особенно учитывая тот факт, что, судя по всему, на это требовалось не больше пары часов. Так что почему бы всего лишь немного не задержаться? Кто вообще стал бы обращать на это внимание?

Гермиона налила себе полную кружку чая и с книжкой в руках свернулась калачиком на диване.

«Полная чушь» — это, наверное, было слишком сурово. «Волшебник с мохнатым сердцем» не отличался особо замысловатым слогом, но был достаточно хорошо и увлекательно написан. Роман основывался на пересказе «Колдуна с мохнатым сердцем» из сборника барда Бидля, но заканчивался гораздо лучше. В оригинальной истории безымянный маг использовал Темные искусства, чтобы оградить себя от любви, считая это чувство слабостью. Однако, услышав, что его слуги смеются над тем, что он так и не женился, волшебник решил пригласить в свой замок красивую молодую ведьму, чтобы убедить ее выйти за него замуж. Колдун соблазнял девушку любовной поэзией, но та хотела увидеть его сердце прежде, чем соглашаться на брак. Волшебник отвел ведьму в подземелье замка, где и показал своё сердце, сморщившееся и покрывшееся мехом от того, что оно было извлечено из тела. К радости девушки, колдун вложил сердце в свою грудь, не ведая того, что сердцем уже полностью завладела Темная магия. Под воздействием Темных сил мужчина вырвал из груди своей невесты ее бьющееся сердце и вложил в свою грудную клетку. После чего кинжалом вырезал свое мохнатое сердце, тем самым убив себя. Рассказ заканчивался тем, что оба главных героя лежали мертвые на полу подземелья, а маг сжимал в своей безжизненной руке оба сердца.

В этой же версии прекрасная ведьма (Фелиция) расплакалась, впервые увидев сморщенное сердце Тёмного колдуна (Малькордо). И ее сочувствие исцелило внешний облик поврежденного органа, девушка же поклялась не бросать волшебника до тех пор, пока его сердце полностью не оправится. Следующие несколько месяцев они провели в замке вместе. Понемногу, шаг за шагом, Малькордо начал открываться Фелиции, делясь с ней своими надеждами, страхами и радостями. Когда они проверили сердце в следующий раз, оно выглядело совершенно обычным. Ведьма пообещала выйти замуж за Малькордо, если тот сможет вложить сердце в свою грудь. Он пытался, но не сумел: Темная магия исчезла не до конца. И колдун был так разочарован, что разрыдался, признавая свою любовь к Фелиции. Как только мужчина произнес заветные слова, его сердце начало биться, и колдун смог вернуть его в свое тело. Влюбленные впервые поцеловались и на следующий же день сыграли свадьбу.

В чем-то Драко был прав — это была чушь: безнадежно мелодраматическая ерунда, как в общем-то и все подобные романтические истории. Но Гермионе казалось, что она понимает, почему это была любимая книга Нарциссы Малфой. Было легко провести параллели с самой Нарциссой и Люциусом, к тому же нельзя было отрицать очарование печального, погруженного в раздумья и эмоционально неполноценного Малькордо — волшебника, который сам обрек себя на одиночество и которого любовь прекрасной и доброй Фелиции смогла сделать снова цельным.

* * *

Гермиона ошиблась в одном: кое-кто все же заметил, что она опоздала на работу. К счастью для нее, это был Гарри, а не ее начальник.

— Гермиона Грейнджер, — с упреком проговорил он, отхлебывая кофе из кружки, когда Гермиона ворвалась в свой кабинет. — Неужели я появился на работе раньше, чем ты?

— Я за тебя рада, — пробормотала Гермиона. Она схватила перо и принялась с остервенением просматривать кучи скопившихся на столе записок.

— Я собирался позвать тебя на обед, но похоже…

— Я буду работать, — оборвала она друга.

— Я вижу. Тогда на ужин? Я, Луна и, может, кто-нибудь еще собираемся пойти выпить чего-нибудь в «Три метлы».

— Не знаю пока. Может быть, я все еще буду занята… Но я постараюсь прийти. Ничего не обещаю.

— Ладно, ладно, — Гарри поднял руки, соглашаясь. — Но четверг — вечер кино, договорились?

— Конечно. У меня есть настоящий шедевр с Николасом Кейджем — венец его актерской карьеры.

— Я не уверен, что полностью тебя понял, но если ты имеешь в виду, что будет куча взрывов, нелепости и фастфуда, то, конечно, я приду, — Гарри несколько раз ласково похлопал ладонью по дверному косяку, прежде чем оставить Гермиону наедине с ее документами.

По крайней мере, она так решила.

— Гермиона? — опустив голову, позвал Гарри.

— М-м-м? — может, если она не будет на него смотреть, он все-таки позволит ей приступить к своим делам?

— Ты не против, если мы пригласим Рона?

Гермиона почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке:

— Это будет просто здорово.

* * *

Несмотря на опоздание, уже к шести часам вечера она выполнила почти всё, что было нужно. Этому поспособствовало то, что Гермиона просмотрела нужные документы еще в воскресенье, то, что она проработала весь обеденный перерыв, и, конечно, то, что в шесть пятнадцать ей нужно было кое-куда попасть.

Было ли это странным, что она так хорошо знала его распорядок? Знала, что в 6-15 он сделает перерыв на ужин, а уже в 6-45 вернется в больницу, где и пробудет до девяти вечера — до закрытия? Конечно, в этом не было ничего необычного, рассуждала Гермиона… Она сидела в той же самой комнате ожидания в течение стольких месяцев. Наверняка Малфой был в равной мере осведомлен о ее распорядке, если хоть на секунду допустить, что она занимала его мысли в той же мере, в какой ее собственные — крутились вокруг него. Разумеется, предполагать подобное было глупостью, потому что раз уж ей казалось нелепым интересоваться им, то уж ему-то и подавно было просто смешно обращать на нее внимание.

Не менее нелепым с его стороны было послать ей эту книгу, а с ее — провести все утро за чтением романа и теперь стоять в холле больницы, не имея для этого ни малейшей веской причины.

Но она стояла. И в 6-17 двери лифта открылись, и из кабины вышел он.

Драко смотрел себе под ноги и явно совершенно не интересовался тем, что происходит вокруг. И этот факт разбил вдребезги ее маленькую фантазию, в которой он и она встречаются взглядами и радость озаряет его лицо, пока он идет по направлению к ней.

В реальности Малфой просто прошел мимо, и Гермионе пришлось бежать за ним следом, чтобы дотронуться до его плеча.

Когда Драко повернулся, на его лице был не пригрезившийся ей восторг, а откровенная враждебность. Он быстро крутанулся и так сильно схватил ее запястье, что теперь ее рука неестественно и болезненно выгибалась.

— Ой, Малфой!

По мере узнавания выражение его лица смягчилось, уступив, наконец, место легкому раздражению, кажется? Сожалению? Он выпустил ее руку.

— Ну и какого черта ты так крадешься за мной, Грейнджер?

— Больно, — она потерла запястье, глядя на Малфоя.

— Если бы я знал, что это ты, я бы так не сделал.

— Это извинения?

— Если ты хочешь, чтобы это были они.

— Хочу.

— Тогда это извинения.

— Отлично.

— Отлично.

Они смотрели друг на друга пару мгновений, после чего Драко вздохнул и проговорил:

— Я думал, твою подругу выписали на прошлой неделе.

— Выписали.

— Ну и что ты тут тогда делаешь?

— Я хотела поблагодарить тебя за книгу.

— Могла бы послать сову, — он принялся с интересом изучать свои ногти.

— Знаю.

— Почему не послала?

Гермиона пожала плечами.

— Ты идешь ужинать?

— Что, если да?

— Тогда я иду с тобой.

Он отвлекся от созерцания пальцев и посмотрел на нее с долей недоверия и веселья.

— Ты в этом уверена?

— Да, — она крепко сжала челюсти.

— Ну что ж, хорошо, — коротко кивнув, Малфой направился к выходу.

Моргнув несколько раз, она поспешила за ним следом.

Войдя в ресторан, Драко без остановок прошел к столику в полутемном уголке зала. На столе уже стоял бокал вина и красовалась полная сервировка.

— Драко, здесь уже кто-то сидит, — заметила Гермиона.

— Да. И ты мешаешься, — откликнулся он.

— Оу, — она отодвинула стул от соседнего столика и без приглашения уселась.

Элегантный, щедро напомаженный официант появился перед ними через секунду.

— Мистер Малфой, как обычно?

— Да.

— Принести леди меню? — поинтересовался он, поворачиваясь к Гермионе.

— Мне то же самое, — ответила она.

— Очень хорошо, — официант вежливо улыбнулся и исчез.

— Как часто ты сюда приходишь ? — спросила она.

— Каждый вечер.

Отблески свечей делали круги под его глазами темнее, а волосы светлее, от чего Драко выглядел значительно старше своих лет. Гермионе вдруг очень захотелось коснуться его ладони.

— Я прочитала книгу.

— Я так и думал. Полная чушь, правда?

— Почему ты мне ее послал?

Он начал выкладывать столовые приборы по размеру.

— А разве это не очевидно, Грейнджер?

— Если бы это было очевидно, я бы не спрашивала, Малфой, — Гермиона добавила свою салатную вилку к его экспозиции.

— Спрашивала бы, если бы туго соображала, — ее вилка заняла свое место в ряду.

— Я не туго соображаю.

Малфой закатил глаза.

— Не продолжай, — проговорила она. Ее ложка присоединилась к остальным приборам.

— Я хотел, чтобы ты оставила меня в покое. Как я и просил тебя все эти месяцы.

— Твой план провалился, — Гермиона протянула свой нож для масла.

— Похоже на то.

Драко отложил нож на должное место.

— «Полная чушь» — это слишком сильно, — заметила она. — Это было не так уж и плохо.

Драко фыркнул и разложил свои ножи и вилки в изначальном порядке, вернув Гермионе ее приборы. Официант принес тарелки с рисом, рыбой и овощами. Налив вина в бокалы, он пожелал приятного аппетита и с легким поклоном удалился.

— Так вот, значит, что такое «как обычно», — Гермиона изучала поданное блюдо. — Выглядит полезно.

— Это жалоба?

— Вовсе нет, — она попробовала кусочек неизвестной ей рыбы. — Довольно вкусно. Почему ты считаешь, что книга ужасна?

Драко сделал глоток вина, прочистил горло и процитировал:

— «Фелиция взглянула на ссохшееся, мохнатое сердце Малькордо. Там, заключенное в хрустальном ларце, оно совсем не выглядело похожим на кусок плоти в ее собственной груди. Нет, это сердце было ужасно — увядшее и отверженное, забытое и истощенное Темной магией. Фелиция взглянула на Малькордо, человека, лишенного сердца, не испытывающего эмоций. Приходилось ли ему горевать? Или радоваться? Познал ли он силу любви? Насмешка на его лице явно говорила, что нет. Собственное сердце Фелиции было переполнено такой жалостью к этому сломленному мужчине, что она разрыдалась».

— Вау, да ты выучил наизус… — начала Гермиона, но Драко, похоже, вошел во вкус. Взмахнув вилкой, он продолжил.

— «И сердце — искореженное чудовищное сердце — начало слегка подрагивать, как будто слезы Фелиции были исцеляющим зельем. “Довольно, Фелиция”, — произнес Малькордо, его зычный голос эхом отскочил от темных стен подземелья. “Нет, Малькордо, — ответила Фелиция. — Этого недостаточно. Но это только начало. Начало для нас, для тебя, для твоего израненного сердца”.»

Сделав изящный пасс вилкой, Драко опустил прибор в тарелку. Гермиона вежливо зааплодировала.

— Полная чушь, — резюмировал он.

— Сколько раз ты читал это, если можешь так легко цитировать текст?

— Не знаю. Я уже сбился со счета. Я могу подхватить его с любого места. Хочешь знать, что было на Фелиции в ту ночь, когда Малькордо наконец признался ей в любви?

— Бордовое платье с черным бархатным поясом, черные же бархатные туфли и черный бархатный бант в волосах.

— Но-но, ты забыла про черные кружевные перчатки, которые она сняла, чтобы коснуться его квадратного подбородка, покрытого легкой щетиной.

— И правда, как я могла забыть?

— Полная. Чушь.

— Но почему твоей матери это так нравится?

— Без понятия. Во всем остальном ее вкус намного лучше, — Малфой отправил в рот еще одну порцию риса и отставил тарелку. — Мой отец ненавидел эту книгу. Если он видел ее, то тут же сжигал. У матери в тайнике был целый запас экземпляров.

— Почему он так ненавидел эту историю?

— Кто ж знает?

— Ну, может быть…

— Да, давай, выдай мне анализ взаимоотношений моих родителей. Мой отец — это колдун с мохнатым сердцем, а мать — наивная юная ведьма, жаждущая любить и быть любимой.

— Я никогда…

— Все было не так, Грейнджер, — пробормотал он, сверля взглядом дальнюю стену. — Всё было намного сложнее, чем ты можешь себе представить.

Гермиона подождала, пока Малфой опять на нее посмотрит.

— С людьми всегда так.

Официант снова появился и убрал тарелки со стола. Драко отложил салфетку и поднялся на ноги.

— А как же счет?

— Мне пришлют.

— Я бы хотела заплатить… — она достала свою сумку, но Драко махнул рукой.

— Забудь об этом.

— Хорошо, я... м-м-м, тогда спасибо за ужин.

— Неважно. Ты идешь обратно в больницу?

Она была готова поспорить: он очень старался, чтобы его голос звучал безразлично. И от осознания этого у Гермионы слегка закружилась голова.

— Приглашаешь меня пройтись с тобой? — уточнила она, наклонив голову.

— Нет, — вздохнул Малфой. — Просто интересовался твоими планами.

— Зачем?

— Чтобы понять, когда смогу от тебя избавиться, — ответил он.

— Ясно. Сможешь вытерпеть еще четыре минуты? Полагаю, ровно столько потребуется, чтобы дойти до больницы.

— Думаю, да, — проговорил Малфой. Он придержал Гермионе дверь, когда они выходили из ресторана. — А уж если ты будешь молчать, так это вообще может стать вполне сносным.

Гермиона не была до конца уверена, но в его голосе ей почудилась улыбка.

Она и вправду молчала всю дорогу до больницы. Они машинально подстроились под шаг друг друга, и Гермиона зачарованно прислушивалась к стуку его ботинок. Ночь была теплой и свежей, и запах Малфоя мешался с витавшими в воздухе ароматами весны. Гермиона не бралась утверждать наверняка, но ей подумалось, что это была самая прекрасная тишина, которую она когда-либо слышала.

Едва они очутились в холле, Драко повернулся к ней и произнес:

— Что ж, пришли.

— Да, похоже на то, — откликнулась она. — Надеюсь, мое молчание примирило тебя с моей компанией.

— В значительной степени.

Она закусила губу, стараясь не улыбнуться просто от вида того, как решительно Малфой боролся с улыбкой сам. Но в тот момент, когда она уже собиралась сказать «Доброй ночи, Драко», он спросил, не хочет ли она повидать его мать.

— Всего на пару минут, — уточнил он, проведя левой рукой по шее. — Думаю, ей может быть полезно видеть кого-то еще, кроме меня.

* * *

В палате Нарциссы было тихо, как и в прошлый раз.

По правде сказать, Гермионе не хотелось здесь находиться. Она не возражала против компании Драко — да, возможно, она немного приуменьшала, — но ей было очень некомфортно в этой комнате.

Дыхание Нарциссы было неглубоким, но ровным. Грудь женщины поднималась и опадала, и это были единственные движения ее тела.

— Я вернулся, мама. И я снова кое-кого привел к тебе. Всё того же кое-кого, — Малфой придвинул к кровати второй стул, сел сам и жестом предложил Гермионе занять место.

— Здравствуйте, миссис Малфой, — мягко поздоровалась Гермиона. Она села и неловко похлопала Нарциссу по руке. — Вы сегодня чудесно выглядите. Я… м-м-м… — она поерзала на сиденьи. — Драко дал мне прочитать вашу книгу. «Волшебник с мохнатым сердцем». Очень красивая история, — ожидая саркастического смешка, она покосилась на Драко. Но Малфой молчал. — В любом случае, прошу прощения, что я вторгаюсь… или… Я просто хотела поздороваться с вами. М-м-м… Я Гермиона Грейнджер, кстати.

В кинофильме, подумалось вдруг Гермионе, Нарцисса бы отреагировала на это имя… Может быть, пожала бы Гермионе руку, или бы села прямо, или бы закричала жутким надтреснутым голосом: «Гермиона Грейнджер? Грязнокровка?» Затем киношный Драко оказался бы в сложной ситуации, потому что с одной стороны киношная Гермиона привела бы в чувство его киношную мать, но с другой он бы понял, что само существование киношной Гермионы противно как киношной Нарциссе, так и самому киношному Драко.

Разумеется, это был не фильм, и реальная Нарцисса никак не прореагировала на слова Гермионы.

— Мы в последнее время с вашим сыном общаемся… немного, — продолжила она. — Знаете, он очень вас любит. Я уверена, вы это знаете. Но все равно… Мне очень жаль, что это случилось с вами, и я искренне надеюсь, что вы скоро поправитесь.

Она еще раз дотронулась до руки Нарциссы, на этот раз чувство неловкости было не таким сильным.

— Итак, мама, — проговорил Драко. — Где мы с тобой остановились? — он взял книжку с прикроватной тумбочки. — Может быть, мисс Грейнджер согласится мне помочь. Возможно, она сможет почитать реплики Фелиции?

Гермионе потребовалась пара секунд, чтобы понять: Драко обращается к ней.

— Ах, да, конечно, — она пододвинула свой стул ближе к Драко и подтянула к себе книгу. Оказавшись так близко к нему, она заметила, что на спинке его носа есть несколько веснушек — а ведь Гермиона никогда раньше их не замечала.

— «Чего ты хочешь добиться, ведьма? — спросил Малькордо-Драко. Тон его голоса был совершенно не похож на тот издевательский, которым он декламировал отрывок в ресторане. — Почему ты остаешься в моем замке? Я могу убить тебя в любую секунду».

— «Я знаю это, — ответила Фелиция-Гермиона. — Но я здесь не ради себя, Малькордо. Я здесь ради тебя».

— «Тогда ты еще бóльшая дура, чем я думал, — Драко сменил тембр голоса и продолжил читать за рассказчика. — Сказав это, Малькордо аппарировал, оставив Фелицию в пустой гостиной наедине с пылью, мерцающими свечами и сумасшедшим стуком собственного сердца». — Драко кивнул Гермионе, и та перевернула страницу.

Они так и читали, пока целитель не постучал в дверь, напомнив, что часы для посещения почти закончились. Драко дочитал последнее предложение на странице, закрыл книгу и убрал томик в карман пиджака. Затем встал и поцеловал мать в лоб. Впервые с того момента, как они начали читать роман, Гермиона почувствовала себя в этой комнате совершенно неуместной.

— Увидимся завтра, мама, — проговорил Драко.

— М-м-м… Доброй ночи, миссис Малфой, — добавила Гермиона.

Гермиона придержала дверь для Драко, и они вместе вышли в комнату ожидания, шагнули в лифт и дошли до холла. Никто из них не произнес ни слова, пока они не оказались на улице.

— Драко, я сочувствую и ей, и тебе, — произнесла Гермиона, совершенно не понимая, что сказать в такой момент. — Я не могу даже представить, каково тебе.

— Всё так, как оно есть, — ответил Малфой. Он так пристально рассматривал рекламу моющего средства, словно это была самая интересная вещь на свете.

— Наверное, — они дошли до перекрестка и остановились у фонарного столба. Желтый резкий свет придавал коже Драко неестественное сияние.

— Я могу еще раз прийти, если ты хочешь, — предложила она.

— Мне все равно, — он посмотрел на нее, затем отвел взгляд в сторону.

— Да?

— Да.

— Что ж, ясно. Доброй ночи, — она отвернулась и достала палочку, собираясь аппарировать.

— Грейнджер? — он коснулся ее предплечья. Гермиона оглянулась и опустила палочку.

— Да?

Малфой убрал ладонь с ее рукава — его рука замерла в воздухе.

— Я соврал.

Гермиона улыбнулась, снова подняла палочку и аппарировала.

Июнь

Гермиона посмотрела на маленькую черную коробочку, которая вот уже пять месяцев хранилась в ящике ее комода.

Она помнила, что сказал Гарри. Он больше никогда не хотел это видеть. Но действительно ли он имел в виду то, что говорил? Наверняка он много заплатил за это кольцо. Неужели он не хочет получить назад хотя бы деньги? Не то чтобы Гарри был стеснен в средствах, но все же… это его вещь, и именно он должен принимать решение, что с ней делать.

Она набросала записку и привязала ее к совиной лапке. Уже через несколько минут Хедвиг II вернулась с ответом.

Гермиона,

Я помню, что я сказал. И все еще имею в виду именно это. Спасибо, что сохранила его для меня, но я бы предпочел забыть о его существовании. Думаю, тебе стоит его продать. Удали с него надпись, уверен, ты сможешь. Это же ты. В любом случае продай его. Ты найдешь, куда потратить деньги, потому что, повторюсь, это же ты.

Увидимся завтра,

Гарри.

Надпись? А она ее даже не заметила. Гермиона достала кольцо из коробочки.

На внутренней стороне ободка было выгравировано: «Д.У. С любовью навсегда. Г.П.».

Эта надпись не была самой оригинальной, которую когда-либо приходилось читать Гермионе, но была очень милой. Разумеется, ее нужно удалить, если всё же заниматься продажей кольца. Хоть Гарри и старался не афишировать свой разрыв, было невозможно полностью скрыть тот факт, что звезда международного квиддича Джинни Уизли и Мальчик-Который-Выжил разорвали свою помолвку. К счастью для Гарри и Джинни, новость о том, что солист «Ведуний» Мирон Вогтейл пристрастился к полыни горькой, быстро переключила на себя всё внимание. Но если «Еженедельник Ведьмы» каким-то образом прознает о кольце, слухи начнут циркулировать по новой. Гермиона направила свою палочку на ободок и стала пытаться удалить надпись.

Спустя два часа мысль о том, чтобы выкинуть украшение к чертовой матери, уже не казалась Гермионе такой уж непривлекательной. Но она взяла себя в руки и послала Гарри еще одно письмо.

Гарри,

Что за заклятье ты использовал, чтобы сделать эту надпись? Похоже, удалить ее намного труднее, чем я изначально предполагала.

ГГ.

Без понятия, — ответил Гарри. — Ее наносил ювелир. Парень во Франции. Кажется, Жак? У него еще свой магазин. Слышал от Билла, что он хорош и не сливает информацию журналистам. Ты не могла бы уточнить у Билла? По понятным причинам. Спасибо.

— Да уж, Гарри, это мне очень помогло, — пробормотала Гермиона. — Ювелир во Франции по имени Жак. Ах да, у него же еще есть магазин. Да я, если бы постаралась, лучше бы и не придумала, — Хедвиг II явно недовольно ухнула, но, прежде чем вылететь в окно, все же приняла предложенный орешек.

Гермиона осмотрела коробочку. И хотя на первый взгляд на поверхности ничего не было, проявляющее заклинание позволило разобрать буквы JJB.

Просмотр списка волшебных ювелирных магазинов сузил поиски. Предположив, что «JJB» — это инициалы ювелира, и допустив тот факт, что Гарри не подвела память, Гермиона сделала вывод, что скорее всего, кольцо было куплено в «Jean-Jacques Bijoutier».

Поначалу Гермиона собиралась дождаться выходных, чтобы разобраться с этим вопросом, но в конце концов решила отправиться к ювелиру на следующий день во время обеденного перерыва. Скорее всего, на выходных в магазине будет много посетителей, да и она сама хотела как можно быстрее покончить с этим делом… ради Гарри и ради нее самой.

— Откуда оно у вас? — спросил Жан-Жак. Он осматривал кольцо, снова и снова делая пассы палочкой и бормоча заклинания.

— От человека, который его приобрел. И нет, я его не украла и не прокляла, так что эти заклинания не нужны, — Гермиона старалась, чтобы ее голос звучал спокойно, но она спешила и не могла тратить свое время впустую.

— Куриные лапы, — ответил ювелир.

— Прошу прощения?

Жан-Жак взмахнул рукой: заклинание перевода оказалось нелишним, когда стало ясно, что ее французского, как впрочем, и его знаний в английском, явно недостаточно, чтобы понять все тонкости.

— Как вы получили его от человека, который приобрел это кольцо? — украшение парило в воздухе между ними.

— Послушайте, Гарри заверил меня, что вы умеете держать рот на замке. Вас рекомендовал Билл Уизли. Меня зовут Гермиона — я друг Гарри… Если вы хотите, я могу прямо сейчас послать Гарри сову и…

Кольцо опустилось на прилавок, покрутилось и замерло.

— Гермиона Грейнджер?

— Да, Гермиона Грейнджер.

Лицо Жан-Жака осветилось узнаванием.

— Ну конечно! Я же видел вас на фотографиях. Но здесь, в моем магазине, вы выглядите иначе. Гораздо более… как же это сказать… человечнее.

— Человечнее?

— Ошибка перевода. Без сомнения.

— Разумеется, — Гермиона выдавила улыбку. — Так что насчет кольца?

— Я так рад встретить вас. Очень рад, — ювелир схватил ее ладонь и начал трясти. — Вы знаете, здесь во Франции мы не так сильно пострадали от Сами-знаете-кого, как вы в Англии, но только идиот мог бы поверить, что его террор ограничится Великобританией. Мой бывший партнер, Жан-Люк, говорил мне, что тут мы в безопасности. А я сказал ему тогда: «Жан-Люк, у тебя в голове репа вместо мозга, если ты в это веришь. Неужели Английский канал сможет его остановить?»

— Ну разумеется, — сколько она уже здесь? Не меньше двадцати минут. И судя по всему, надежды на то, что ей удастся хоть что-то съесть в перерыв, таяли на глазах.

— И Жан-Люк мне ответил…

— Прошу меня простить, я не хочу показаться невежливой, но…

— Да-да. Где же мои манеры? Надпись! — ювелир надел очки и погрузился в изучение кольца. — Ах, это не составит труда. В конце концов, именно я ее нанес, — он усмехнулся и призвал небольшой сосуд с красной жидкостью. — Вы уверены?— уточнил он. — Вернуть надпись будет невозможно.

— Уверена, — подтвердила Гермиона.

— Ну что ж, — взмахом палочки Жан-Жак заставил жидкость забурлить, в воздухе закрутился розовый дым. Ювелир левитировал кольцо прямо в центр туманного водоворота, три раза повернул и опустил в сосуд. Через пару секунд зелье сменило свой цвет на золотой, и украшение вылетело из емкости. Жан-Жак подхватил его и с триумфальной улыбкой подал драгоценность Гермионе.

— Вот и всё.

Надпись исчезла без следа — на ободке не осталось и намека на буквы. И по мнению Гермионы, теперь кольцо выглядело даже лучше, чем когда она его сюда принесла.

— Я добавил полирующие чары, — пояснил Жан-Жак.

— Большое вам спасибо, — Гермиона потянулась за кошельком. — Сколько я вам должна?

— Гермиона Грейнджер? Нисколько!

— Я настаиваю…

— Нет-нет! — он комично взмахнул руками. — Я не приму. Прискорбно, что мистеру Поттеру пришлось это сделать. И конечно же, мой рот, как вы сказали, теперь на замке.

— Сэр, большое спасибо. Это очень мило с вашей стороны.

— Прошу вас, обращайтесь ко мне, если у вас будут хоть какие-то вопросы, касающиеся ювелирного дела.

— Непременно, — Гермиона улыбнулась, положила кольцо в сумочку и направилась к камину. Но прежде, чем она успела набрать в горсть Летучего пороха, в ее голову внезапно пришла идея.

— Вообще-то, — проговорила Гермиона, — у меня есть один вопрос, если вы, конечно, не возражаете.

— Все что угодно, моя дорогая.

— Вы знаете что-нибудь о шкатулках для украшений?

— Шкатулках для украшений? Конечно же, знаю. У меня есть отличная коллекция, если вы желаете ознакомиться.

— М-м-м, нет. Хотя уверена, что они все великолепны. Дело в том, что это… официальное расследование. Я работаю в английском Министерстве Магии.

— Да? — ювелир достал богато украшенные золотые карманные часы и выразительно на них посмотрел.

— Да. Видите ли, — Гермиона понизила свой голос до шепота. — Сами-знаете-кто может быть и мертв, но вот его сторонники все еще активны.

Часы мгновенно исчезли.

— Я так и знал, — таинственно произнес Жан-Жак. — Жан-Люк сказал, что я морская медуза, если думаю, что мы все еще в опасности. А я знал. Я сказал: «Жан-Люк, только потому что Сами-знаете-кого больше нет, не значит, что теперь все в порядке». И знаете, что он мне ответил? Он ответил, «Слушай, медуза, да ты можешь всю свою жизнь трястись…»

— Вы совершенно верно беспокоились, месье Дюран.

— Я так и знал, — он бросил взволнованный взгляд в окно.

— Но я не хочу, чтобы вы переживали, — Гермиона почувствовала себя виноватой за свои слова. Но если хоть что-то могло помочь… это стоило небольшой лжи. — Министерство всё держит под контролем. Сам Гарри Поттер следит за безопасностью. Вообще-то, Гарри Поттер, Рон Уизли и я работаем над этим вместе.

— Какое облегчение. Золотое Трио. Мы в надежных руках, — ювелир явно успокоился.

— Ваше доверие небезосновательно. Особенно учитывая помощь таких граждан, как вы, — Жан-Жак раздулся от гордости.

— Ну конечно. Чем я могу помочь? Вам нужна шкатулка для драгоценностей?

— Не совсем. Я расследую дело, что ж… Я не могу сообщить вам все нюансы расследования по причине безопасности, надеюсь, вы понимаете. Но речь идет о шкатулке, которая была проклята. Вы знаете что-нибудь о проклятиях именно ювелирных шкатулок?

— Любой предмет может быть проклят.

— Да, но у нас есть все основания полагать, что последователь Сами-знаете-кого нацелился именно на ларец для драгоценностей.

— Хм… — Жан-Жак снял очки и задумчиво закусил губу. Затем бросил еще один подозрительный взгляд на окно, заклинанием сменил табличку «Ouvert» на «Fermé».

— Пройдите за мной, мисс Грейнджер.

В задней комнате было темно и тесно. Все полки были заставлены пустыми фиалами и тем, что выглядело как части ювелирных украшений, и завалены смятыми пергаментами.

— Здесь я занимаюсь починкой. Большинство ювелирных изделий можно привести в должный вид в домашних условиях простым Репаро. Но иногда владельцы теряют кусочки или не умеют применять ремонтные заклинания, причины могут быть разными. А иногда люди, — ювелир бросил оценивающий взгляд на прилавок и жестом пригласил Гермиону подойти к шкафу в дальнем углу, — обнаруживают, что их драгоценности прокляты.

Ювелир сделал драматическую паузу, и Гермиона с серьезным видом кивнула.

— Все прóклятые вещицы хранятся именно в этом шкафу. Я никогда не работаю над несколькими предметами одновременно. И в данный момент я пытаюсь снять с броши одно очень неприятное проклятие, которое окрасило кожу бедной женщины в ужасный красно-коричневый цвет. Очень непривлекательно. Но в прошлом мне попадались куда более серьезные случаи. Вот, например, только в том году было одно ожерелье, которое вызвало очень неприятный…

— Шкатулки для украшений тоже могут быть прокляты? — перебила Гермиона.

Жан-Жак выглядел слегка раздраженным из-за того, что его прервали, но затем, кажется, вспомнил, что он принимает участие в сражении с последователями величайшего злого волшебника.

— Да, — проговорил он, — конечно, могут. Но это другое.

— Насколько другое?

— Проклятия на ювелирных украшениях срабатывают тогда, когда кто-то надевает на себя эти вещи. Прóклятые шкатулки реагируют на открытие.

Гермиона подождала дальнейших разъяснений, но ничего не последовало.

— Ясно, — сказала она. — А это… м-м-м… единственное отличие?

— Нет, но основное.

— Что ж… Спасибо большое, что уделили мне время, месье Дюран, но мне уже пора…

— Разумеется, шкатулки — это, как правило, личные предметы. И обычно только один человек открывает ларец. Поэтому такие проклятия, чаще всего, очень личностные.

— Продолжайте.

— Проклятия могут ранжироваться от самых простых — например, таких, которые окрашивают кожу, — до самых сложных, которые приводят к отвратительным результатам. Например, пальцы владельца могут… как бы это сказать… перемешаться. Да, перемешаться. Или язык может разорваться. Или могут вытечь глаза.

— А что насчет комы? — выпалила Гермиона. Она не собиралась вдаваться в детали, но если этот человек имел возможность помочь, ею стоило воспользоваться.

— Кома? Маловероятно. Кома — очень непопулярный эффект. Проклятия обычно направлены на то, чтобы вызвать боль или стыд. А тот, кто впадет в кому, не будет страдать.

— Ее семья будет, — тихо пробормотала Гермиона.

— Тогда вы правы. Полагаю, если бы кто-то намеревался наказать всю семью, кома могла бы стать хорошим решением, если это можно так назвать.

В этом не было никакого смысла. Зачем Люциусу так поступать с Драко? Он был Пожирателем Смерти, но он, вроде бы, всегда любил своих жену и сына. Он не мог быть таким жестоким.

— Может так быть, — начала Гермиона, — что кома — это ошибка? Что кто-то рассчитывал на иной эффект, но с заклятием что-то пошло не так?

— Такое вероятно, — ответил Жан-Жак. — Я могу увидеть ту шкатулку?

Гермиона задумалась. В настоящий момент шкатулка находилась у целителей Св. Мунго. И для того, чтобы показать ее Жан-Жаку, ей нужно будет получить разрешение Драко. А получение его разрешения означало, что он узнает о том, что она позволила себе обсуждать его личные дела с посторонним человеком. Гермиона была почти уверена в его реакции.

— Я был бы очень деликатен, — продолжил Жан-Жак. — Я понимаю, что это вопрос международной безопасности. За осторожность я могу ручаться.

— Я доверяю вам, мистер Дюран. Но этот вопрос слишком сложен.

— Ну конечно.

— Мне необходимо уточнить все эти моменты с… Гарри до того, как я смогу принести вам шкатулку.

— Да-да, но, мисс Грейнджер, я хочу быть с вами честным: боюсь, что мои знания в этой области несколько ограничены. Я имею дело в основном с личными проклятиями. Брошенные любовники, обманутые супруги, забытые поклонники… Темная магия, с которой вы, вероятнее всего, столкнулись, не входит в мою компетенцию.

— Я понимаю, — ответила Гермиона. — Но нам будет полезна любая информация. Даже если она кажется не имеющей отношения к вопросу, — она наколдовала перо и самый официальный пергамент, который только могла вообразить.

Эти атрибуты явно произвели на ювелира впечатление. Он выпрямил спину и прочистил горло.

— Вы упомянули ошибку. Это возможно. Допустим, женщина узнает, что ее сестра спит с ее любовником. И эта женщина решает проклясть шкатулку сестры так, что когда та откроет ларец, на ее коже вскочат крайне неприятные волдыри. Всё достаточно просто. Но, предположим, сестра не открыла, а задела шкатулку. Тогда волдырями могут покрыться ее руки, а не лицо. Понимаете, что я имею в виду?

Гермиона кивнула, тщательно записывая слова ювелира и стараясь сдержать вздох разочарования. Ну вот почему она теряет с ним свое время? Волдыри на руках вместо волдырей на лице? Это всё смахивает на домашнюю работу второкурсника по чарам.

— Но допустим, всё еще более зловеще, — тем временем продолжал Жан-Жак. Гермиона приподняла бровь, выражая свою заинтересованность. — Допустим, муж подозревает свою жену в неверности. Он может проклясть шкатулку супруги так, что каждый раз, когда его вторая половина будет брать оттуда подаренные им украшения, ее кожа будет страдать от ожогов. Согласно особенностям применимой им магии заклинание будет набирать силу в зависимости от степени неверности женщины. Если, например, она только подумает о другом мужчине, драгоценности окажутся просто теплыми на ощупь. Если она с другим мужчиной переспит, то пострадает серьезнее. Возвращаясь к вашему примеру с комой: муж мог запланировать убийство. Но кома стала некоей заменой этого.

— Понимаю, — пробормотала Гермиона, яростно строча на пергаменте. Могла ли Нарцисса изменять Люциусу? И если да, то мог бы Малфой попытаться ее убить? — Это уже настоящее женоненавистничество.

— Дамы прибегают к тем же самым вещам, мисс Грейнджер. И оказываются изобретательнее мужчин. Однажды клиент принес мне пару прóклятых сапфировых запонок: каждый раз, когда он использовал свою правую руку…

— Прошу прощения, месье Дюран, — поспешно прервала ювелира Гермиона, — но мне действительно надо возвращаться на работу. И я уверена, вы не хотите заставлять ваших покупателей ждать. Поэтому, если не возражаете, я задам вам последний вопрос.

Жан-Жак ободряюще кивнул.

— Давайте вернемся к вашему гипотетическому примеру о неверной супруге. Допустим, жена действительно впала в кому. Как лучше всего снять проклятие?

— Заставить того, кто это проклятие наложил, обратить его.

— Допустим, этот вариант не подходит.

— Что ж… Обычно срабатывает убийство проклявшего мага перед лицом его жертвой.

Гермиону передернуло от тех образов, которые промелькнули перед ее глазами.

— А что-то еще?

— Если узнать причину, по которой было наложено заклятие, — вот это может посодействовать. Предположим, мой гипотетический пример был верным. Если бы вы знали наверняка, что женщина была неверна своему мужчине, тогда вы бы могли воспользоваться Законом Соответствия и сварить зелье, способное помочь. Ну, понимаете, найти шип красной розы, которая была посажена в тот момент, когда женщина первый раз изменила, соединить его с жизненной силой мужчины, с которым она прелюбодействовала… что-то в таком роде.

Гермиона оторвалась от своих записей.

— Жизненная сила?

— Ну, понимаете, — Жан-Жак замялся, покраснев. — Жизненная сила. Мужчины. Семя? Понимаете?

— Ах да, конечно. Жизненная сила. Ну, разумеется. — Гермиона тоже залилась румянцем и уткнулась в свой пергамент. — М-м-м, вам что-то еще приходит в голову?

— Всегда можно надеяться на правило Дорси.

Гермиона вздохнула. Она боялась, что он скажет именно это.

— Большое вам спасибо за потраченное на меня время, месье Дюран. И отдельное спасибо за помощь с кольцом Гарри. Вы оказали неоценимую услугу и Гарри, и Министерству, — Гермиона энергично пожала ладонь ювелира.

— Всегда рад помочь, мисс Грейнджер. Обращайтесь в любое время. И если вы сможете показать мне ту шкатулку, я сделаю всё возможное, чтобы помочь.

Гермиона еще раз его поблагодарила и вернулась в Министерство. Она не только лишилась ланча, но, скорее всего, должна будет задержаться на рабочем месте допоздна. И ради чего? Да, она решила вопрос с кольцом Гарри, но узнала ли она хоть что-то, что могло бы помочь Нарциссе? Исходя из того, что ей рассказал месье Дюран, если Люциус и вправду решил проклясть жену, им надо либо заставить его обратить заклинание, либо убить Люциуса на глазах у супруги, либо выяснить все личные подробности жизни Нарциссы вне брака — что представлялось непростой задачей, учитывая тот факт, что миссис Малфой вряд ли очнется в ближайшее время.

Гермиона разочарованно вздохнула и с головой погрузилась в ворох записок, скопившихся на ее столе.

В среду Гарри сообщил ей, что Луна устраивает для него ужин, на который он вправе позвать всех, кого хочет. Гермиона пожелала Гарри удачи, но отклонила приглашение, посетовав, что она терпеть не может шлеппи. Гарри они, похоже, ничуть не волновали. Вообще-то, он даже не спросил у подруги, что та собирается делать вечером. И это, однозначно, было хорошо. Гермиона совершенно точно не хотела рассказывать, что собиралась сначала поужинать с Драко Малфоем, а потом почитать книгу его впавшей в кому матери.

Тот факт, что она решила сменить свою невыразительную офисную одежду на более женственные блузку и юбку, не имел ничего общего с предстоящим ужином и был связан только с тем, что днем Гермиона опрокинула кофе на свой свитер. Конечно, чистящие заклинания сработали отлично, но кофейный аромат все еще чувствовался. По крайней мере, Гермионе казалось именно так. И почему это человек должен пахнуть кофе, если у него есть возможность переодеться в симпатичную, обтягивающую одежду?

Еще парочка подобных размышлений, и Гермиона добавила к своему облику капельку духов и чуточку туши.

Драко, конечно же, был весь в черном.

— Самому-то не надоело одеваться так каждый день? — поинтересовалась Гермиона, занимая место напротив Малфоя.

— А должно было?

— Это же скучно ходить все время в одинаковой одежде.

— Намного скучнее тратить свое время на выбор того, что надеть.

— Ты поэтому всегда ешь на ужин одно и то же?

— Я не всегда ем одно и то же, — еду еще не принесли, но Драко уже расстелил на коленях салфетку.

— Получается, когда этот напомаженный официант подходит к нашему столику и произносит «Мистер Малфой, как обычно?», он просто над тобой издевается?

— Нет. Он получает свои щедрые чаевые потому, что не достает меня с меню. Мне просто приносят то, что сегодня предлагает для меня шеф.

— И тебе не важно, что ты ешь?

— На вкус всё одинаково.

Гермиона не нашлась, что на это ответить. К счастью для нее, у стола появился официант, нарушив тем самым неловкий момент, грозящий обернуться затянувшейся паузой.

— Леди желает то же, что и мистер Малфой? — уточнил он, разливая вино по бокалам.

— Да, пожалуйста, — ответила Гермиона.

— Очень хорошо, — коротко кивнув, официант удалился в сторону кухни.

— По крайней мере, это интригует, — задумчиво произнесла Гермиона. — Так ты всегда получаешь на ужин сюрприз.

Драко подвинул солонку так, чтобы та оказалась слева от перечницы.

— Насколько ты хороша в легилименции? — спросил он.

— Легилименции? Не думаешь, что с меню было бы проще, Драко?

— Не для этого, — Малфой закатил глаза. — Мерлин, Грейнджер. Легилименция. Ты в ней хороша? — он снова поменял расположение солонки и перечницы и чуть откинулся на спинку своего стула.

— Я… м-м-м... не особо, — призналась Гермиона. — Я практиковала ее только несколько раз. Она не была нужна ни для С.О.В., ни для Ж.А.Б.А., так что я не особо старалась. Я лишь однажды взялась за нее всерьез, и, хотя человек, на котором я ее испытывала, знал об этом, опыт получился крайне неприятным. У меня не вышло уловить больше, чем проблеск...

— А что насчет Поттера? — перебил Драко.

— Гарри? Нет, он в этом полный ноль. Он мог проникать только в сознание Волдеморта, но это из-за их связи.

— Уизли? Лонгботтом? Лавгуд? Кто-то еще из твоих милых приятелей?

— Единственным хорошим легилиментом, которого я знала, был профессор Снейп, и он…

— Да, я в курсе, — Драко вздохнул. Солонка вернулась на свое место слева от перечницы.

Гермиона хотела было спросить, с чего вдруг он так заинтересовался этим вопросом, но в этот момент вернулся официант с хлебной корзиной. А когда он ушел, Гермиона уже и сама догадалась.

— Я уверена, что в Мунго могут найти эксперта в легилименции, — сказала она, выбирая хрустящий кусочек.

— Можно подумать, — пробормотал Драко.

— Безуспешно?

— Стал бы я всерьез спрашивать тебя про Уизли, если бы они хоть чего-то добились? — поинтересовался Драко.

— И то верно, — она пододвинула к нему корзинку, но Драко лишь отмахнулся.

— Я практикуюсь вот уже несколько месяцев. Думал, мне будет проще, раз я хорош в окклюменции.

— Они не так чтобы сильно связаны, — заметила Гермиона, намазывая хлеб маслом.— Многие люди полагают, что механизмы этих процессов похожи, но принципы их действия совершенно… — Драко снова закатил глаза, и Гермиона сунула корочку себе в рот.

— Возможно, это вообще бесполезно, — признался Драко. — Чтобы сработала легилименция, человек должен быть в сознании. Ее невозможно применить к спящему. Так что, скорее всего, с тем, кто впал в кому, тоже ничего не выйдет.

Гермиона, конечно же, подумала о том же самом, но она бы никогда не произнесла этого вслух. Она наблюдала за тем, как Драко снова и снова меняет местами солонку и перечницу, когда появился официант с тарелками, полными жареного цыпленка, спаржи и сладкого картофеля.

Они ели в полной тишине, пока Гермиона не выдержала:

— Твои ужины всегда такие полезные?

— Да.

— Неужели тебе не хочется чего-нибудь домашнего?

— Готовит эльф или шеф — какая разница?

Она отложила свои приборы и машинально выпрямилась.

— Почему домашние эльфы должны…

— Мне не нравится есть дома, довольна? — перебил он.

Гермиона расслабилась и снова взяла в руку вилку. Дело было не в домашних эльфах.

— Да.

Драко съел еще один кусочек цыпленка и отодвинул тарелку. Достал из кармана часы.

— Мне нужно идти, — сказал он.

Гермиона промокнула губы салфеткой.

— Хорошо.

— У нее сегодня обследования. Чтения не будет, — он допил свое вино.

— О, ясно.

Она ждала, что Драко скажет что-то еще или поднимется из-за стола, но он просто сидел и барабанил пальцами по столу.

— Что ж, снова спасибо тебе за ужин, — проговорила она.

Он дернул плечом.

— Полагаю, я пойду, — ее голос дрогнул в вопросительной интонации. Хотя Гермиона совершенно не хотела ни о чем спрашивать.

— Что ты делаешь, Грейнджер?

— Собираюсь домой? — он просил ее остаться? Спрашивал, почему она еще не поднялась? Предлагал уйти первой? Она сузила глаза, пытаясь понять, что Малфой имеет в виду.

Драко встал, стряхнул с брюк невидимые крошки и задвинул свой стул на место. Гермиона сделала то же самое и последовала за Малфоем к выходу. Он шел быстро, как будто специально хотел, чтобы его спутница отставала. Едва они дошли до угла, Драко развернулся.

— Ты меня жалеешь? Это так? — он смотрел на что-то, находящееся за ее левым плечом.

— Что так?

— Грейнджер, не лги мне.

— И не собиралась, — она уперлась кулаками в бедра. — Но что ты имеешь в виду? И с чего ты вообще это взял?

— Забудь.

— Посмотри на меня.

Она совсем не ожидала, что Драко послушается, но он поднял на нее глаза. Его взгляд был совершенно нечитаемым.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне не нужна твоя жалость.

— Я тебя и не жалею.

— Я же просил не лгать мне, — процедил Драко сквозь стиснутые зубы.

— А я просила тебя объяснить, что именно ты имеешь в виду.

— Я имел в виду то, что спросил. Ты. Меня. Жалеешь? Это простой вопрос.

— Хорошо, — Гермиона вздохнула и чересчур картинно вытянула вперед руки. — Послушай, я тебе сочувствую. Это правда. Но как же иначе?

— Я, — его голос понизился и теперь буквально сочился угрозой, — не какой-то там благотворительный проект, и мне не нужна твоя гребаная…

— Драко. Это не всё, что я чувствую, слышишь? Не всё.

Малфой захлопнул рот.

— Наверное, с этого всё начиналось. Или всё началось из-за того, что я лезу не в свои дела, как ты любишь мне напоминать, — Гермионе стоило на этом закончить: она заметила блеск его глаз, но, как частенько случалось, ей было очень трудно остановиться вовремя. — И да, знаешь, я не могу перестать тебе сочувствовать, потому что никому бы не пожелала испытать то, через что приходится проходить тебе.

Его глаза потемнели. Губы сжались в тонкую линию:

— Я уже сказал, что не хочу твоей чертовой…

— Да ради всего святого… Я уже поняла. Твое эго просто не может смириться с мыслью, что тебя жалеют. Конечно же, что может быть хуже, чем жалость маглорожденной Гермионы Грейнджер к наичистокровнейшему из чистокровных, Драко Малфою, наследнику…

— Твою мать, Грейнджер. Я больше не мыслю такими категориями.

— А что такое? В голове перемкнуло?

— Да, — прошипел он, его глаза полыхали. — Именно это и произошло. Кто-то дернул чертов выключатель, и до меня вдруг дошло, каким жалким уродом я был всю свою жизнь. Мерлин. Для умной ты слишком туго соображаешь.

— Я? Туго соображаю? Да это ты не видишь дальше своего носа, чтобы понять, что здесь сейчас происходит.

— Просвети меня, — сухо проговорил он.

Гермиона сделала глубокий вдох. Разумеется, она никоим образом не могла признаться в том, что сейчас происходит. Не тогда, когда Малфой не может увидеть этого сам, и не тогда, когда он продолжает быть таким идиотом. Поэтому она просто сказала:

— Ты и я, мы друзья.

Драко фыркнул.

— Грейнджер, у меня нет друзей, — он развернулся и пошел по направлению к больнице.

— Драко…

— Отвали, — бросил он через плечо.

— Зачем ты так поступаешь? Я думала, мы неплохо общались все это время.

Он ничего на это не ответил и не остановился. Гермиона сделала за ним пару шагов, но затем передумала и уселась на скамейку, стоящую рядом на автобусной остановке. Какой смысл догонять его? Он же явно будет вести себя с ней как придурок, и все закончится тем, что она же еще будет извиняться за то, чего не делала. У Драко явно были проблемы с коммуникацией, доверием и межличностными отношениями.

Ничего удивительного, что у него не было друзей.

Но почему так случилось? Драко всегда был популярен на своем факультете. В Хогвартсе он никогда не ходил без свиты. Паркинсон, Гойл, Крэбб… они висли на нем, как пиявки. По крайней мере, до шестого курса, когда Драко дистанцировался, выполняя приказ Волдеморта. А что потом? Джинни и Невилл рассказывали Гермионе, что Драко все еще встречали в компании других слизеринцев, но он, казалось, держался чуть в стороне. Джинни говорила, что он был «слишком напряжен».

Что ж, это было понятно. В конце концов, Волдеморт жил именно в его доме. При мысли об этом Гермиона похолодела. Это было большое здание, но все же… наверняка было просто жутко находиться там вместе с Волдемортом и другими Пожирателями Смерти. Даже если Драко и числился одним из них.

Гермиона не знала, что хуже: жить в особняке, полном кровожадных темных волшебников, или обитать в этом же особняке одному.

Наверняка друзья Драко навещали его. Она никогда не видела их в больнице, но это не означало того, что они туда не приходили. Бóльшую часть дня она проводила в министерстве. Возможно, они появлялись, пока она была на работе. Но если это так, то почему Драко обмолвился, что для его матери было бы хорошо, если бы ее навестил кто-то, помимо него? И почему сейчас он заявил, что у него нет друзей? Странный выбор слов для того, кто так отчаянно не хочет сочувствия и жалости.

Гермиона вздохнула и посмотрела на небо. Облака затянули звезды, а в воздухе запахло сыростью.

— Не думаю, что в ближайшие полчаса тут появится автобус, — произнес голос над ее головой.

Гермиона подпрыгнула, инстинктивно потянулась к своей палочке, но расслабилась, когда поняла, кто это.

— Я не жду автобус.

— А что ты тогда делаешь?

— Сижу. А вот что ты делаешь?

— Тоже сижу, — Малфой устроился с ней рядом.

Гермиона не стала на него смотреть.

— Они нашли прорицательницу, которая, по их мнению, может помочь, — произнес он. — Но учитывая то, что она одевается как Трелони, это явно дохлый номер.

Несмотря на все свои старания, Гермиона не могла не хихикнуть. Судя по всему, Драко посчитал это хорошим знаком, потому как откинулся на спинку скамьи и развалился с таким видом, словно в ближайшее время никуда не планировал уходить.

— Я ничего от этого не жду, но, думаю, и навредить это не сможет.

Гермиона уже собиралась было высказать свое мнение по этому поводу, но вспомнила, что она все еще злится на него, поэтому прикусила язык и сложила руки на груди. Они сидели в тишине почти целую вечность.

— Это не мое эго, ясно? — наконец, произнес он.

— Что?

— Бзик на жалости. Это не из-за моего эго. Я имею в виду… Ладно, частично из-за него, я же все еще Малфой. Но не только поэтому.

— О? — Гермиона постаралась, чтобы ее голос звучал скучающе.

— Мы не можем быть… друзьями… если ты жалеешь меня. Так не получится.

Она скрестила ноги и силой воли заставила себя продолжать смотреть в сторону.

— Потому что тогда, — добавил Драко, — всё будет как в той книжке. В той дерьмовой жалкой книжонке. А я так не могу.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь что. Помнишь, Фелиция убедила Малькордо рассказать о его первом питомце? О крысе?

— О той самой, которая была так прискорбно названа Раттусом? ⁽¹⁾

— Да.

— И что?

Драко откашлялся и начал цитировать:

— «На мой семнадцатый день рождения отец убил крысу прямо на моих глазах. “Теперь ты понимаешь, — сказал отец, — что ты не должен позволять любви ослаблять себя”. Фелиция задохнулась от ужаса. “Но как он мог? — подумала она. — Ох, Малькордо, бедный, бедный Малькордо. Ничего удивительного, что ты сделал то, что сделал”. Но, прежде чем она успела вымолвить хоть слово или позволила хоть единой слезинке скатиться из своих лазурных глаз, Малькордо начал смеяться. Это был смех, наполненный горечью и смирением. Смех человека, лишенного сердца. Фелиция подобрала свои юбки и бросилась прочь из комнаты».

— Бедный Раттус, — вздохнула Гермиона.

— Грейнджер, ты понимаешь мою мысль?

Гермиона собиралась отпустить какой-нибудь комментарий по поводу того, что всякие писаки любят наделять своих героинь глазами цвета лазури, фиалок, штормового неба или безмятежного моря, но вместо этого сказала:

— Да, понимаю.

— Хорошо.

— А теперь ты послушай меня. То, что ты сейчас тут описал… это не то, как я себя чувствую, Драко. Я не Фелиция, а ты не Малькордо. Во-первых, мои глаза цвета перезрелого банана. Во-вторых, я знаю, что у тебя есть и сердце, и способность любить, потому как что еще держит тебя рядом с матерью? И наконец я не та, кто будет впадать в экстаз только потому, что засранец продемонстрировал свою тонко чувствующую сторону. Потому что знаешь что? За всей этой чувствительностью засранец остаётся засранцем. Так что прекрати вести себя как идиот. Да, я сочувствую тебе, но нет, я провожу с тобой время вовсе не поэтому.

— Тогда почему?

— Ух! — воскликнула она, сжав пальцами переносицу. — Да что ж ты так к этому привязался-то?

— Потому что я этого не понимаю.

— Тогда давай посмотрим на это с другой стороны, Драко. Почему ты проводишь со мной время? И только не пытайся мне рассказывать про то, что я преследую тебя или что ты не можешь от меня отделаться. Ведь мы оба знаем, как ты хорош в том, чтобы избавляться от людей, когда тебе этого действительно хочется.

Малфой поерзал на скамейке, наклонился вперед и уперся локтями в колени:

— Я не знаю.

— Не знаешь? Серьезно?

— Или знаю… Но все равно... не понимаю этого.

— Не понимаешь чего?

— Почему послал тебе эту книгу. Почему вернулся на эту скамейку. Почему веду с тобой этот разговор. Всё это.

— И?

— Что «и»? — он начал раздражаться, но Гермиона не собиралась отступать. Не сейчас.

— И почему ты ведешь со мной этот разговор?

— А ты почему?

— Да по той же самой чертовой причине, придурок, — она чуть не врезала ему своей сумкой, но выражение лица Драко было слишком серьезным для такой экспрессии.

— Нет, не по той же. Не может такого быть. Потому что сначала я хотел, чтобы ты оставила меня в покое, а потом я не хотел снова быть один, и это не может являться твоей причиной. Ты не одна. И никогда одной не была.

У Гермионы пересохло во рту. Он устал от одиночества? Да если следовать его логике, то сейчас на этой скамейке рядом с ним мог сидеть кто угодно. Вряд ли это был тот ответ, который ждала Гермиона.

— Что ж, — медленно начала она. — Полагаю, что ты прав, — она начала копаться в сумке в поисках своей палочки. Самое время идти домой и начинать попытки забыть о том, что вся эта история с Драко Малфоем когда-либо имела место. — У нас действительно совершенно разные причины. Я не одинока. Совсем нет. И мне жаль, что одинок ты. Похоже, что это опять жалость, так что беру свои слова назад, — нащупав палочку, Гермиона поднялась на ноги. — Увидимся как-нибудь.

Малфой повернулся к ней, его лицо невозможно было разглядеть в призрачном свете.

— Что?

— Ничего, — она продолжила ковыряться в сумке скорее для того, чтобы занять руки, чем для того, чтобы получше ухватиться за палочку, находившуюся на своем обычном месте. Гермиона сморгнула горячие слезы, решительно настроенная не дать Малфою даже подумать, что его слова хотя бы на секунду ее расстроили.

— Послушай, я не знаю, что я такого сейчас сказал, что ты собралась уходить. Но я ничего не делал специально. И в мыслях не было.

— Драко, — она драматично вздохнула, — ты только что сообщил мне, что единственная причина, по которой ты со мной общаешься, заключается в твоем одиночестве. И поэтому я хочу уйти. Потому что я считаю всё это несколько обескураживающим.

— Оу.

— Оу? — повторила она. Гермиона не могла определиться: такой односложный ответ кажется ей забавным или раздражающим. Она вздохнула, отложила сумку и снова села. Драко выглядел так жалостно-трогательно.

— Я не очень хорош в этом, да?

— Хорош в чем?

— Да во всем этом. Не знаю, — он повернул голову и посмотрел на больницу. — В разговорах с людьми, которые со мной спорят, наверное. Да неважно. Иди уже, Грейнджер.

— Раз ты этого хочешь, — она снова встала и накинула ремень от сумки на плечо.

— Да.

— Хорошо, — она достала палочку. — Доброй…

— Это не потому, что я одинок, ясно?

— Черт, Малфой… Ты и вправду хочешь, чтобы меня расщепило. Ты дашь мне спокойно уйти и прекратишь что-то говорить прямо перед самой аппарацией?

— Я не это имел в виду, — продолжил он, полностью игнорируя ее возмущение. — Я сказал, что не хочу больше быть один. Но я подразумевал, что больше не хочу, чтобы меня оставляла одного ты. Не имею гребаного понятия почему.

Она снова села. Наверное, это уже можно было считать своего рода тренировкой мышц бедра.

— Что случилось с твоими слизеринскими друзьями? — этот вопрос никак не был связан с предыдущим разговором, но, похоже, Малфою было все равно.

Драко глубоко вздохнул и снова оглянулся на больницу:

— Полагаю, это результат того, что произошло на шестом курсе, на седьмом, и того, что творилось после окончания войны.

— Ясно, — это был глупый ответ, но он был значительно лучше тех, что Гермиона действительно хотела произнести, а именно: «что ж, ты заслужил это, упертый баран», что было бы правдой, но вряд ли бы помогло в нынешней ситуации, или «мне жаль», что отдавало бы жалостью.

— Никто из друзей матери или отца не пришел после окончания войны. Кроме отца Крэбба. Но он появился, чтобы орать, угрожать и все в таком духе. Потому что винил меня за то, что произошло с Крэббом, а еще был зол, что у моего отца сын остался в живых. Но, в конце концов, они до чего-то договорились. Я не понимаю как, если учитывать тот факт, что я…

— Ты не говорил Крэббу вызывать Адское пламя, в любом случае он…

— Я не хочу это обсуждать, Грейнджер, — перебил Драко.

— Хорошо.

Где-то в отдалении загрохотал гром. Пару минут они посидели в тишине.

— Думаю, нам надо уходить отсюда, пока не пошел дождь, — заметила она.

— А ведь ты так и не ответила на мой вопрос.

Он снова повернулся к ней. Его правое колено коснулось ее левой ноги. Внезапный порыв ветра взъерошил волосы Драко.

— На какой вопрос?

— Почему ты проводишь со мной время? Это не жалость, не одиночество и не связано с тем, что ты не можешь не совать свой чертов нос в чужие дела.

Гермиона издала звук, напоминающий одновременно и смешок, и вздох.

— Ты кокетничаешь или тупишь, Малфой? В любом случае, это одинаково раздражает.

Он ничего не ответил, но чуть склонил голову, будто бы обдумывая следующий вопрос. Гермиона видела, как его взгляд метнулся от его рук к ее губам. И в то же мгновение в ее животе тысячи бабочек вылупились из своих крошечных коконов. Воздух вдруг стал густым и плотным. «Мэрлин, — подумала она, — мы что и вправду собираемся это сделать?» Лицо Драко медленно, но верно приближалось к ее собственному. Или это она тянулась к нему? Этот вопрос казался невероятно важным и в то же время совершенно неуместным.

Прежде, чем она смогла получить удовлетворительный ответ, прямо над ними молния озарила небо. Секундой позже раздался оглушающий гром и начался ливень. И Драко, и Гермиона почти тут же промокли до нитки.

Он отодвинулся от нее, его глаза распахнулись, а руки убрали со лба быстро намокшие пряди.

— Нам стоит считать это дурным предзнаменованием? — прокричал он. Дождь превратился в град, и сейчас с неба на них сыпались льдины размером с горошину.

— Возможно, стоит считать это знаком того, что нам не надо тут больше сидеть, — прокричала она в ответ.

Малфой кивнул и, схватив Гермиону за руку, аппарировал.

1) Rattus — лат. крыса.

Вернуться к тексту

Они стояли в комнате с богато украшенной мебелью из красного дерева, в том числе с большой кроватью с балдахином. Гермиона вытащила свою руку из ладони Драко.

— Это… Это твоя спальня, Малфой?

— Как догадалась? Неужели по кровати? — поинтересовался Драко и заклинанием высушил свои волосы и одежду.

— Ты что, серьезно только что перенес нас в свою спальню?

— Да. И ты заливаешь мой пол. Я бы предпочел, чтобы этого не происходило.

— Именно об этом месте ты подумал в первую очередь? — уточнила Гермиона. — О спальне? — неужели ему и правда пришло на ум, что из-за того, что она на минуту потерялась в своих эмоциях, ей действительно захочется попасть в его чертову спальню?

Драко картинно вздохнул и высушил Гермиону заклинанием.

— Успокойся, Грейнджер. Да, именно об этом месте я подумал. И не надо искать тут скрытый смысл. Здесь тепло. Здесь сухо. Здесь…

— Твоя спальня.

— Ой, да ладно? А я и не заметил.

— Малфой, если ты думаешь, что я…

— Пойдем, найдем другое, не столь волнительное место. Только истерик твоих не хватало.

Гермиона нахмурилась, но Драко уже развернулся и вышел из комнаты. Честно говоря… а что он полагал, она решит? Если бы аппарировала она, то перенесла бы их в менее провокационное место… возможно, в кофейню или в ресторан, да даже на чертову кухню. Но чтоб вот так?

В голове у Гермионы все смешалось, едва она поняла, куда ее привел Драко — в библиотеку.

Комната поражала своими размерами, и Гермиона совершенно позабыла, что сейчас она стоит в Малфой-мэноре, в том самом особняке, где ее пытала тетка Драко, — в том самом месте, где долгое время жил Волдеморт. С открытым от восхищения ртом она подошла к случайной полке и стала изучать заголовки книг.

— Мне сказать Фливеру, чтобы завтрак тебе подали сюда? — протянул Малфой.

— Как ты вообще отсюда выходишь? — восторженно спросила она.

— Обычно ногами, но когда мне совсем лень, я аппарирую.

— Ты понимаешь, о чем я, — Гермиона провела пальцами по корешкам. — Должно быть, тут тысячи книг.

— Восемь тысяч четыреста пятьдесят одна.

Гермиона наугад вытащила одну с полки:

— «Я, Малфой, том I». Что это?

— Это автобиография, написанная моим пра-пра-пра-пра-пра… мда, я уже сбился со счета, если честно… В общем, моим далеким предком Тарквином Малфоем.

Гермиона пролистала книгу:

— Это только первый том? А сколько их всего?

Драко перевел взгляд на полку:

— Четырнадцать. Та часть, которая у тебя в руках, заканчивается на том месте, где он начинает есть твердую пищу.

Гермиона покосилась на Драко, стараясь понять, шутит ли он. Не шутил.

— Интересно.

— Вообще-то, это смертельно скучно. Как бы там ни было, не стесняйся. Я так и думал, что тебе здесь понравится.

Гермионе очень хотелось воспользоваться приглашением — тут столько книг! — но она не могла оставить просто так то, что чуть было не произошло между ними.

— Драко?

— М-м-м? — он внимательно изучал книжную полку в нескольких метрах от нее.

— Когда мы… ну понимаешь… до того, как мы пришли сюда…

— Грейнджер, ты всё еще хочешь обсудить чертову спальню? Посмотри лучше на эти чудесные книжки.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Не об этом. Я имею в виду улицу.

— Да, я помню, что мы были на улице.

— Прекрати идиотничать.

— Думаю, у меня есть кое-какая книга, которая тебя впечатлит.

— Драко, — Гермиона всеми силами старалась говорить спокойно. — На скамейке. Ты и я. Перед дождем.

— Грейнджер, ничего не случилось.

Она сложила руки на груди. С одной стороны, он был совершенно прав: ничего не произошло. Но с другой, Малфой чудовищно ошибался. Что-то однозначно случилось.

Драко невозмутимо оглядывал полки вместо того, чтобы смотреть на Гермиону.

— Вот, обрати внимание, — он вручил ей толстый талмуд, обтянутый зеленой кожей. — Это тоже написал Тарквин, но текст читается уже гораздо лучше.

— Драко, это не то, что я хочу… — начала Гермиона, но слова замерли у нее в горле, едва она прочитала заглавие. «Хогвартс: Другая история».

— Что это?

— Это комментарии оригинала. Тарквин был одним из первых студентов Хогвартса.

Гермиона разрывалась между тем, чтобы разобраться с происходящим, и тем, чтобы тут же уткнуться носом в том. Собрав в кулак всю свою силу воли, она вернула книгу Драко:

— Уверена, что это клевета и ревизионистский бред, Малфой. Я устала играть с тобой в игры. Ты отлично понимаешь, что я пытаюсь поговорить с тобой о том, что только что чуть не произошло, и твои детские попытки сделать вид, будто ничего не было, раздражают. И прекрати корчить такое непонимающее выражение лица, ведь ты прекрасно отдаешь себе отчет в собственных поступках. Так что оставь себе свои дурацкие книги, эту идиотскую библиотеку и забудь, что мы когда-либо…

— Я не забуду, Грейнджер, — мягко перебил он, поглаживая переплет большим пальцем. — Даже если ты меня об этом попросишь. Кстати, ты знаешь, что у Тарквина есть целая глава, посвященная домовым эльфам? Не хочешь взять почитать эту книгу?

— Ты просто гад.

— Я тебя предупреждал.

— С меня хватит, — Гермиона подхватила с кресла свою сумку и перекинула ремень через плечо.

— Хватит чего? — Малфой смотрел поверх книги, но избегал прямого взгляда.

— Да всего этого. Это не стоит моего времени, энергии, эмоций или… да ничего не стоит. Потому что это и есть ничего. Ты сам всё сказал. Счастливой жизни, Малфой, — но перед самой аппарацией ей в голову пришла идея.

— Хотя знаешь?— она была не до конца уверена, к кому именно из них обращается. — Если я просто уберусь отсюда, ты продолжишь жить с этим своим извращенным чувством реальности и по-прежнему будешь думать, что всё отлично, потому что никто ничего не сказал или не сделал. Так вот, Малфой, обойдешься.

Высказавшись, она стремительно шагнула вперед и вырвала книгу из его рук. И прежде чем Гермиона смогла определиться, что выражало его лицо — испуг, ужас или желание, — она схватила его рубашку другой рукой в горсть, притянула Малфоя к себе и прижалась ртом к его губам.

Он резко втянул в себя воздух, его тело напряглось и чуть дернулось назад. Но уже через несколько секунд Гермиона почувствовала, что Драко ответил на поцелуй, ощутила, как он прижался к ней грудью, как скользнул ладонью по ее щеке — его кожа была влажной, а пальцы ощутимо подрагивали. Малфой еле слышно застонал, и от этого звука в животе у Гермионы вспыхнул фейерверк, зажигая каждый нерв и разгоняя кровь по венам. Целый мир внезапно сузился до запаха и вкуса Драко — в ушах бился пульс, голова кружилась, и она тоже застонала.

Когда они оторвались друг от друга, его дыхание было рваным, а глаза плотно закрыты. Гермиона собиралась съязвить, сказав что-то вроде «Отрицай теперь и вот это, Малфой», но, прежде чем успела произнести хоть слово, Драко притянул ее обратно и крепко обнял. Его губы блуждали от ее рта к подбородку, от подбородка к шее, от шеи к ключицам.

Из ее горла вырвался низкий тягучий звук. Гермиона выпустила его рукав, потянулась пальцами к застежке и, расстегнув первую попавшуюся пуговицу на рубашке, пробралась под ткань. Драко захлебнулся вздохом, на секунду прижался к ней еще сильнее и затем вдруг отстранился.

— Что? — спросила она. Его лицо пылало, губы припухли от поцелуев. Она была уверена: завтра ей придется использовать маскирующие чары, чтобы скрыть синяки на шее и ключицах.

Драко прочистил горло и неловко переступил с ноги на ногу.

— Я… Я… уверен, что ты устала. Уже поздно. Наверное, тебе стоит уйти.

— Драко…

— Я знаю. Я не… Просто… Послушай, я не делаю вид, что этого не было. Я просто… Я не знаю, что мне сейчас говорить. Или делать. Или и то, и другое.

Она наблюдала, как он старательно отводит взгляд. Она могла надавить на него, но решила — несмотря на весь предшествующий разговор — пожалеть.

— Увидимся завтра?

Он наконец-то посмотрел ей в глаза и, возможно, от облегчения слабо улыбнулся одними уголками губ.

— Да. Да. Завтра, — он поднял книгу с пола и протянул Гермионе.

— Я возьму ее как-нибудь потом.

— Хорошо.

— Спокойной ночи, Драко.

— Спокойной ночи, Грейнджер.

Она задержала на нем взгляд чуть дольше необходимого и аппарировала в свою квартиру.

Гермиона очень старалась сконцентрироваться на этом идиотском боевике.

— Как думаешь, шестидюймовый каблук — это стандартная форма для всех агентов ФБР в Штатах? Или только для агента Бюст?

— Ее зовут агент Прюст, Гермиона, — Рон не отрывался от экрана. — И она может носить всё, что угодно.

— Рон, у тебя слюни немного подтекают, — заметила Гермиона.

Лаванда кинула в Рона подушкой и вздохнула:

— Эх, жаль я не могу бегать на таких каблуках.

— Ну, — добавил Гарри, загребая попкорн, — по крайней мере, режиссер подстраховался, чтобы большинство мужчин остались без рубашек, даже не имея для этого других веских причин.

— Уверена, у них есть причины, Гарри, — возразила Луна. — Мы просто не можем их понять.

Гарри и Луна держались за руки на ее диване. Рон и Лаванда сидели рядышком и тоже держались за руки. И Гермионе было абсолютно все равно. Гарри и Рон выглядели счастливыми и общались друг с другом так, словно и не случалось размолвки. Благодаря этому Гермионе было достаточно легко забыть о том странном чувстве, что билось внутри, и просто наслаждаться компанией друзей. Лаванда вела себя несколько холодно, но ведь они никогда не были лучшими подружками. Было странно, но не то чтобы жутко некомфортно. К тому же, насколько поняла Гермиона, никто, кроме нее самой и Гарри, не был в курсе их краткого безэмоционального романа. И на самом деле все шло просто отлично.

Да ничего подобного. Потому что она не могла прекратить думать о Драко. И вместо того, чтобы следить за сюжетом, размышляла о том, как бы это было, если бы сейчас здесь оказался он, превращая тем самым этот странный пятиугольник в тройное свидание.

Гермиона представила, как он сидит рядом с ней на диване. Она бы очень остроумно заметила что-нибудь о том, что злодей не может попасть в своего противника с пяти метров. А Драко бы старательно сдерживал смех, но все равно бы рассмеялся, потому что шутка бы получилась действительно смешной. Его ладонь скользнула бы к ее руке, и он бы переплел свои пальцы с ее. Она бы прижалась к нему, макушкой чувствуя его дыхание. Рон и Гарри бы удивленно переглянулись, но затем бы пожали плечами, ухмыльнулись и притянули бы к себе своих подруг. И затем бы они вшестером обменялись улыбками и провели остаток вечера, соревнуясь в остроумии и сарказме по поводу фильма. Потом бы Рон с Лавандой и Гарри с Луной ушли, оставив Драко и Гермиону на диване одних.

— Думаю, мне стоит пойти, — сказал бы он.

— Думаю, да, — ответила бы она.

Но они бы говорили это, не отрывая глаз друг от друга, и дыхание бы перехватило в горле, и кровь бы шумела в ушах, и его лицо было бы все ближе и ближе к ее…

— Рон, ты зачем мусолишь претцель? Это отвратительно.

— Да ладно, Лав. Моя слюна тебе стала так противна?

— Не в этом дело. Гермиона, ты тоже мирилась со всем этим?

— М-м-м… О-о... Да. Полагаю, мне пришлось.

Да кого она обманывает? Если бы ей действительно пришла в голову ужасная мысль пригласить Драко на просмотр фильма, то, вероятнее всего, он бы сидел один в кресле с неизменной гримасой на лице и с палочкой наизготовку, опасаясь, что Рон или Гарри все же проклянут его мужское достоинство. Гермионе бы просто повезло, если бы к концу вечера ее квартира не превратилась в груду обломков.

Все засмеялись какой-то шутке с экрана. Гермиона присоединилась.

— Этот фильм просто удивительный! — воскликнула Луна. Гермиона не была уверена, что именно подруга имеет в виду, но по крайней мере, говорила та искренне.

— Эту вершину будет очень трудно покорить, — откликнулся Гарри.

— Я бы сказал агенту Бюст совсем не то, — сказал Рон. — Прюст. Агент Прюст. Ох!

— Ты ужасен, — укорила его Лаванда.

Гермиона потерла веки и скосила глаза на часы.

— Гермиона? Ты не могла бы помочь мне кое с чем на кухне? — спросил Гарри.

Гермиона озадаченно посмотрела на друга.

— А что тебе нужно? Ты же отлично знаешь, где что лежит.

— Я… э-э-э… боюсь, я что-нибудь разобью.

Гермиона шумно вздохнула и вышла за Гарри из гостиной.

— Что тебе понадобилось? И что ты боишься разбить?

— В чем дело?

— А?

Он открыл бутылку огневиски и достал пять бокалов.

— Я не хочу.

— Я тоже. Но так я смогу объяснить, зачем ходил на кухню. Что случилось?

— Со мной? Ничего.

— Это чересчур. Я знаю. Я и Луна, Рон и Лаванда и всё в таком духе. Это перебор. И мне жаль. Нам не надо было…

— Дело не в этом, Гарри.

— Не в этом?

— Клянусь тебе.

Он отставил бутылку и бокалы и потянулся за мисками и мороженым.

— Кто хочет мороженого? — громко спросил он.

Из гостиной раздался единодушный радостный крик.

— Уже несу! — весело откликнулся Гарри. Затем повернулся к Гермионе: — Тогда в чем?

Он вручил ей чайные ложки, и призвал ложку для мороженого:

— И вот только не говори мне, что ни в чем.

Она поняла, что он не собирается оставлять ее в покое. Гарри так медленно зачерпывал мороженое, что существовала большая вероятность того, что сладкая масса растает прежде, чем окажется в креманке.

— Ну… — пробормотала Гермиона. Ну вот и как она могла рассказать, что происходит? — Это… Ладно. Я знаю, как это сейчас прозвучит…

Он поправил очки на переносице и выжидающе посмотрел на подругу. Ложка для мороженого застыла в воздухе.

— Какое-то время тому назад я начала общаться с Драко.

— С Драко Малфоем?

— Нет, с Драко Уизли. Уизли так много, что этого ты проглядел. Ну конечно, с Драко Малфоем.

— Как там дела с мороженым? — крикнул Рон.

Гермиона взмахнула палочкой и ложка снова пришла в движение.

— Сейчас идем. Только исправлю корявое заклинание Гарри.

— Ну еще бы!

— Что ты имеешь в виду под «начала общаться с Драко»? — уточнил Гарри.

— Только то, что сказала. Я видела его в комнате ожидания в больнице Св. Мунго всё это время, и мы начали разговаривать.

— А когда ты говоришь «разговаривать», ты имеешь в виду…

— Я имею в виду разговоры. Общение. Как у нас с тобой сейчас.

— Но только я — это я, а не Драко Малфой.

— Да, я в курсе, — кисло проговорила Гермиона. — Ты хочешь услышать продолжение или нет?

— Мороженое! — заорал Рон.

Гермиона закатила глаза и отправила миски в гостиную. Гарри наставил палочку на полочку со специями. Раздался громкий треск.

— У-у-упс! — воскликнул Гарри.

— У вас всё в порядке? — спросила Луна.

Гарри опустился на колени перед кучей стекла, трав и порошков. Гермиона оглядела беспорядок и сжала пальцами переносицу.

— А ты не мог просто разбить несколько тарелок? Ты хоть понимаешь, как сложно теперь будет всё это разобрать?

— Мне это показалось хорошей идеей.

— Ну конечно. Акцио мускат, — облако коричневого порошка поднялось в воздух по мановению палочки Гермионы. Гарри починил банку и подставил емкость под кружащуюся специю.

— Так значит… разговоры?

— В общем… его мать в коме. Ее шкатулка для драгоценностей была проклята. Я просто пытаюсь ей помочь.

Гарри с силой выдохнул, раздув во все стороны куркуму.

— Это хорошо. Я не о его матери. Это ужасно, даже для него.

— А что ты имеешь в виду?

— Гермиона, эта шкатулка как привет из прошлого. Загадка, которую надо решить, используя мозги и книги. Я переживал, что здесь другое.

— Что-то другое?

— Да. А ты лишь пытаешься помочь Нарциссе поправиться.

— Угу. И это постоянно крутится у меня в мозгу. Ты же знаешь, так всегда, когда я не могу что-то решить.

— Конечно, знаю. Вспомни, когда на четвертом курсе на чарах…

— Вы пропустите самое интересное! — позвал Рон. — Особенно то интересное, что скрывается под рубашкой агента Прюст, ткань которой разорвало в клочья в аэродинамической трубе… Ох, Лаванда, а вот это было больно.

Гермиона левитировала остатки беспорядка в шкаф.

— Пойдем, я с этим потом разберусь, — сказала она.

— Ты уверена? — Гарри выглядел смущенным, но довольным.

— Определенно. И вот прямо сейчас мне жизненно необходимо удостовериться, на самом ли деле потоки воздуха в трубе уничтожили ее блузку, при этом чудесным образом не повредив прическу и макияж.

Он рассмеялся. Гермиона убрала палочку и развернулась в сторону двери, но Гарри схватил ее за локоть.

— Гермиона?

— Да?

— Я уверен, что ты со всем справишься. С Малфоем. И с его матерью.

— А я нет. Но спасибо за вотум доверия.

— Ребята, сейчас взрывается столько всего! — орал Рон. — Вы всё пропускаете!

Гарри улыбнулся Гермионе и кивнул в сторону гостиной:

— Пойдем?

Она знала, что он будет сидеть там: руки сложены на груди, взгляд сфокусирован на стене напротив. Она знала, что он опять будет полностью в черном, его ботинки будут тщательно вычищены, а книга — засунута во внутренний карман пиджака. Она знала, что в половину придет целитель, кивнет и проводит его по коридору к палате.

Но она не имела ни малейшего понятия, что он сделает, когда увидит ее. Посмотрит ли в лицо или будет прятать глаза; скажет ли что-нибудь или промолчит; признает, что между ними что-то произошло, или притворится, что ничего не изменилось.

Однако на деле ни одно из ее предположений не подтвердилось. Драко сидел там, где она и ожидала его увидеть, но его глаза были плотно закрыты, а голова упиралась в стену.

Пока Гермиона подходила к нему, она размышляла, которую из острот выбрать для приветствия: «я вижу, что ты избегаешь зрительного контакта не только со мной, но и с целым миром» или «попытки прикинуться спящим вместо того, чтобы разговаривать со мной, достаточно быстро из неправдоподобных превращаются в смешные». Оба варианта казались достойными.

Когда Гермиона наконец приблизилась, он открыл глаза. По выражению лица Драко она поняла, что ни одна шутка сейчас не будет уместна. Гермиона вспомнила, где они находятся и по какому поводу. Все ее подколы внезапно показались такими глупыми и мелкими, что ей стало стыдно.

— Грейнджер, — его голос звучал сухо и безжизненно. Устраиваясь на соседнем стуле, Гермиона отметила, что его круги под глазами стали просто черными, а щеки заросли щетиной.

— Что случилось?

— Сегодня рано утром… Или поздней ночью… неважно. Произошел внезапный скачок сердечной и мозговой деятельности. Меня вызвали целители. Сказали, что это хороший знак. Я пробыл с ней несколько часов. А затем они отослали меня, чтобы провести кое-какие обследования. Оказалось, что ее сердце замедляет свой ритм. И дыхание слабеет. И они не знают, почему и как это исправить.

Гермиона хотела коснуться его ладони, но заметила, что Малфой засунул сжатые кулаки под сложенные на груди руки.

— Мне жаль, Драко.

Он еле заметно кивнул.

— Как давно ты здесь?

Он пожал плечами:

— Зависит от того, который сейчас час.

Она посмотрела на часы, но поняла, что Малфою плевать на время.

— Тебе что-нибудь принести? Ты голоден?

— Нет.

— Когда ты ел в последний раз? Надо что-то съесть.

— Грейнджер, я в порядке.

Тем не менее, Гермиона наполнила водой одноразовый стаканчик и всунула его Драко в ладонь. Малфой посмотрел на него, но пить не стал.

— Ты знаешь, — начал он, уставившись в стакан, — каково было расти с убежденностью, что деньги и чистота крови — это сила? Верить, что если у тебя это есть, то ты владеешь всем, что только можно пожелать и в чем можно нуждаться… И быть совершенно неспособным разобраться в разнице между двумя словами: «желать» и «нуждаться»? И ты знаешь, каково теперь понимать, чем всё это было на самом деле, — одной большой ложью? Знаешь, каково наконец осознать, что деньги, социальный статус, связи семьи и прочая хрень абсолютно бесполезны?

Он поставил стаканчик рядом на стол. Немного воды выплеснулось на поверхность.

— Я скажу тебе, каково это, Грейнджер. Это чертовски страшно.

Гермиона поджала губы и взглянула на него. У нее не было ни единой мысли, что сейчас ему сказать. Всё, что крутилось в голове, казалось неискренним или банальным. Или, что еще хуже, опять отдавало жалостью — тем самым, чего Драко так от нее не хотел.

Целитель вошел в комнату ожидания и двинулся к Драко и Гермионе:

— Вы можете увидеть ее, мистер Малфой.

Драко поднялся и повернулся к целителю:

— Есть изменения?

— Боюсь, что нет. Сердечный ритм и частота дыхания все еще замедляются.

— И никто не знает почему?

— Мы работаем над этим, мистер Малфой. Сейчас лучшее, что вы можете сделать, это быть с ней рядом.

— Потому что в этом есть чертова польза, — пробормотал он. — Всё бесполезно. Твою мать, всё, всё бесполезно, — Драко надавил на створку двери, замер и оглянулся назад, ловя взгляд Гермионы.

— Грейнджер, как-нибудь в другой раз.

Она тихо кивнула и проводила его глазами.

* * *

— Пятнадцать кусков сахара, как ты любишь, — она вручила Драко кружку с горячей бежевой жидкостью и села рядом с ним. — Интересно, почему здесь сегодня так людно? Обычно в субботу вечером тут никого нет.

— Вспышка вирулентного штамма придуркулеза, — Малфой принял чашку и принюхался.

— Придуркулез. Уф.

— Точно говорю, — Драко сделал глоток кофе. — Ты и правда положила сюда пятнадцать кусков?

— Может быть, шестнадцать. Я сбилась со счета.

— Хм-м-мф.

— Это ты так «спасибо» говоришь?

— Возможно.

— Всегда пожалуйста. Прости, не могла прийти раньше. Погрязла кое в чем на работе. М-м-м… Как твоя мама?

— По-прежнему.

— Сердечный ритм и частота дыхания… все еще замедляются?

— Да.

Гермиона устроилась на диване и теперь смотрела, как он пьет свой кофе. Малфой выглядел полностью истощенным; она сомневалась, что он достаточно спал за последние сорок восемь часов. Она хотела было ему об этом сообщить, но затем решила, что, скорее всего, Драко в курсе, насколько устало он выглядит и как сильно утомлен. Вместо этого Гермиона сделала глубокий вдох и выпалила:

— Драко, мне нужно взять шкатулку твоей матери.

Именно эти слова она выбрала после тщательных размышлений. Она представила себе несколько возможных сценариев: надо ли ей было объяснять свои идеи по поводу проклятия? Стоило ли между делом заметить, что она знакома с ювелиром из Парижа? Или, может, надо было действовать хитрее и поговорить сначала с целителем? Ничего из этого не казалось хорошим вариантом. Воображаемый Драко приходил в ярость в каждом из ее сценариев. Поэтому Гермиона решила, что прямой подход лучше всего.

Драко сделал еще один глоток и бросил на нее странный взгляд:

— Зачем она тебе?

— Я знаю одного ювелира. Он может помочь.

— Целители носили ее куче ювелиров, — он подцепил экземпляр «Ежедневного Пророка» и начал перелистывать страницы.

— Но не к этому.

— А почему ты думаешь, что именно он может что-то посоветовать?

— Я не знаю. Но хуже не будет.

Драко пренебрежительно фыркнул:

— Грейнджер, забудь об этом.

— Драко, но я правда хочу попытаться. Я видела его магазин. Похоже, у него большой опыт работы с подобными вещами.

Малфой резко отложил газету.

— Какого рода вещами? Ты уже спрашивала его? Обсуждала дела моей семьи?

— Нет. Ничего подобного. Я была там по другому поводу. Который тебя совершенно не касается. Клянусь. Я ничего ему не говорила о тебе или твоей матери.

— По какому другому поводу? Хочешь сказать, что тебя от работы в твоем долбанном министерстве посылают в ювелирные лавки?

— Нет. Это было не по работе. Я была там из-за друга.

— Это звучит, как самая большая хер…

— Из-за Гарри, ясно? — Гермиона понизила голос. — Ему нужно было удалить надпись с помолвочного кольца. И я просто не могу поверить, что рассказала тебе об этом, так что держи рот на замке.

Она ждала, что он удовлетворенно ухмыльнется или отпустит очередной комментарий, но Драко промолчал. Он сложил газету и отправил ее обратно на стол, затем повернулся к Гермионе и целую вечность смотрел на нее.

— Ты доверяешь этому ювелиру?

— Да.

— Хорошо. Я иду с тобой.

— Это… не самая лучшая идея, — проговорила она. — Ювелир… м-м-м… большой поклонник Гарри.

Драко открыл рот, собираясь что-то сказать, но потом закрыл, глотая слова. Наконец, он горестно вздохнул и пробормотал:

— Ну а почему бы и нет.

* * *

Гермиона изнывала от нетерпения. И скуки. И голода. Жан-Жак занимался изучением шкатулки и потратил на это уже добрую часть дня. И хотя она была очень благодарна ювелиру, что он согласился помочь — закрыл магазин пораньше и разрешил Гермионе наблюдать за своей работой, — по прошествии пяти часов она начала сильно сожалеть, что не захватила с собой что-нибудь перекусить.

Ювелир во время работы молчал. Она не решалась беспокоить его вопросами, зная по себе, как раздражает и мешает сосредоточиться, когда тебя отвлекают. Но и у ее терпения был предел.

— Месье Дюран, есть какие-нибудь успехи?

Ювелир даже не поднял головы:

— Скоро, мисс Грейнджер.

Гермиона залезла в свою сумку. Может, у нее там завалялась упаковка шоколадных лягушек? Когда она уже была готова трансфигурировать жевательную резинку во что-нибудь съедобное, ювелир позвал ее:

— Я нашел кое-что, что вы должны увидеть.

Она подошла к его рабочему месту и внимательно посмотрела на шкатулку и ее содержимое: золотую подвеску филигранной работы и кольцо с серым дымчатым камнем в центре.

— Вы видите это? — Жан-Жак поднял кулон.

— Да?

— Низкопробная поделка. Выглядит дорого, а на самом деле выполнено грубо и неуклюже. Как носорог на плоту. Скорее всего, за него переплатили. Но вот это, — он подхватил кольцо, — это прекрасно. И знаете, как я это понял?

Гермиона очень старалась сохранять спокойствие:

— Как?

— Его создал мой бывший партнер Жан-Люк.

— Неужели?

— Да. Я помогал ему с надписью. Должен заметить, что человек, который его приобрел, хотел нанести максимально скрытую надпись. Только один человек — получатель кольца, конечно же, — мог ее прочитать. Очень сложно нанести надпись, которую ты сам не в состоянии увидеть.

Гермиона вдруг позабыла о своем урчащем животе. Максимально скрытая надпись? Целители знали об этом? Драко знал?

— Вы можете проявить ее, месье Дюран?

— Я уже это сделал. Непростая работа, хотя именно я ее и выполнял. Именно с этим я столько возился. Мастерское применение чар, прошу прощение за хвастовство. Вот, — он протянул кольцо Гермионе.

На внутренней стороне ободка было выгравировано: «Моя любовь навсегда».

Довольно безобидная надпись, подумала Гермиона. Зачем Люциус приложил столько усилий, чтобы нанести секретную фразу на кольцо своей жены? Секундой позже до нее дошло.

— Месье Дюран, — медленно произнесла Гермиона, — а вы можете мне сказать, кто купил это кольцо?

— Конечно.

Ювелир стукнул по украшению палочкой, затем коснулся ее кончиком кассового аппарата, откуда тут же вылетел кусочек пергамента.

Жан-Жак поправил очки и прочитал:

— Игнатиус Крэбб.

Игнатиус Крэбб? Отец Винсента Крэбба? У Нарциссы был роман с отцом Винсента Крэбба?

— Кольцо не было проклято, если вас это интересует, мисс Грейнджер. Я бы никогда не наложил проклятие на предмет, сколько бы денег мне ни предлагали. Это за гранью моих моральных принципов.

— Конечно, — откликнулась Гермиона. По правде сказать, она совершенно забыла о проклятии — то, что она сейчас узнала, требовало времени на осмысление.

— Это и правда была шкатулка. Отвратительное заклинание.

Гермиона призвала перо и пергамент.

— Что вы можете мне рассказать? — спросила она.

— Оно было наложено, чтобы вызвать кому. Очень необычно, как я уже говорил. Большинство проклятий причиняют боль и страдания, но не это.

Гермиона подумала о Драко и мысленно с этим не согласилась.

— Шкатулка не была проклята изначально, — продолжил Жан-Жак. — Кто-то намеренно нацелился на владельца.

— Проклятие можно снять?

— Тот, кто его наложил, легко сможет его обратить.

— А кто-то еще?

— Это гораздо труднее, но я думаю, это возможно. Но потребуется время.

— Сколько?

— Недели. Может быть, месяцы. По крайней мере. Предстоит много попыток, проб и ошибок.

— Я не уверена, есть ли у нее столько в запасе, месье Дюран. Кажется, ей становится всё хуже.

— Правда? — он выгнул бровь. — Я не вижу никаких компонентов заклятия, ухудшающих состояние жертвы. Любопытно.

— Но вы полагаете, что сумеете его снять?

— Я смогу работать над этим в полную силу, если закрою магазин. Что, конечно же, потребует компенсации.

— Деньги не имеют значения, — Гермиона, наверное, впервые в жизни произнесла эту фразу.

— В таком случае, я могу приступить немедленно. Мне нужно что-то, что принадлежало этой женщине, но не контактировало со шкатулкой. Одежда, украшение, всё что угодно.

Гермиона кивнула и сделала последнюю запись на пергаменте, затем засунула свиток в сумку.

— Я вернусь, как только смогу. Месье Дюран, большое вам спасибо. И, — добавила она, глядя ему прямо в глаза, — я должна напомнить, что это министерское дело строжайшей секретности.

— Ну конечно, мисс Грейнджер. Мой рот на замке.

Гермиона еще раз поблагодарила ювелира и покинула магазин. Голова пухла от обилия информации. С одной стороны, она вернется к Драко с новостями о возможной надежде. С другой, ей теперь придется сообщить ему, что у его матери был роман с отцом Крэбба.

Надо поговорить. Я могу прийти? ГГ.

Мэнор под защитой. Со снятием слишком долго возиться. Встретимся в ресторане? ДМ.

Я бы хотела поговорить наедине. Придешь ко мне? ГГ.

Именно так Драко Малфой и оказался на диване в гостиной Гермионы Грейнджер.

Получив сову с адресом, он аппарировал так быстро, что у Гермионы почти не было времени прибраться. Она запихала самую большую стопку книг в уже и так порядком забитую кладовку. Куча одежды в углу спальни (она вовсе не планировала приглашать Малфоя в эту часть своего жилища) была поспешно рассована по ящикам. Гермиона как раз закончила очищать заклинанием посуду после завтрака, когда Драко, настороженно оглядываясь по сторонам, появился в ее коридоре.

— Грейнджер, — поприветствовал он.

— Малфой, — она проследила за его взглядом и отметила, как он осмотрел разбросанные разномастные подушки и явно неаристократическую мебель. — Хочешь как-то прокомментировать мой интерьер?

— Нет.

— Хорошо. Тебе принести что-нибудь попить? Чай? Воду?

— Нет.

— Драко? Когда ты спал в последний раз? Ты выглядишь ужасно.

Он пожал плечами. Гермиона опустилась на диван и подождала, пока Драко устроится рядом. Он еще раз окинул обстановку оценивающим взглядом и только после этого сел.

— Ювелир, с которым я говорила… Он думает, что может снять проклятие, — сказала Гермиона.

Драко дернулся на своем месте и поднес пальцы ко лбу — они слегка дрожали. Гермиона не могла определить, что именно выражало его лицо: облегчение, подозрение или недоверие.

— Но он сказал, на это нужно время, — добавила она. — И деньги.

Он усмехнулся:

— Конечно, нужно. Потому что как только он понял, что к нему обратился Малфой, до него дошло: курица, несущая золотые яйца, сидит прямо перед ним.

— Он не знает, что это для тебя, — тихо заметила Гермиона. — Он считает, что это для Министерства.

— Хорошо.

— Хорошо?

Драко посмотрел на нее, затем сцепил руки на коленях.

— Грейнджер… послушай… я отдаю себе отчет в том, что ты ожидала от меня другой реакции. Но ты даже не представляешь, сколько раз я слышал «мне кажется, я могу это исправить… за определенную сумму». Даже от людей, которые не знали о моей семье. Ты просто… ты просто не понимаешь, как это сложно — запретить себе надеяться, а затем позволить себе поверить вновь.

— Я доверяю ему, Драко. Мне не кажется, что он пытается вытянуть из нас деньги. Я думаю, он старается помочь. И думаю, он это может.

Малфой выдохнул и откинулся на диванную подушку.

— Сколько ему нужно?

— Я не знаю. Он собирается закрыть магазин, чтобы работать в полную силу. Я сказала ему, что мы покроем все его затраты.

Он тихонько вздохнул:

— Ладно.

— Еще ему нужно что-то, что принадлежало твоей матери, но никогда не соприкасалось со шкатулкой.

Драко полез в карман мантии и вручил ей ту самую книгу.

— Но это же… — начала Гермиона.

— Я больше не хочу ее видеть, — отрезал он.

— Я сама отнесу ее ювелиру завтра утром.

Он кивнул.

— Есть кое-что еще, — Гермиона глубоко вздохнула и вытерла ладони о джинсы. Как сообщить ему об этом? — Твоя мама… э-э-э… ну… дело в том…

— Да давай уже, Грейнджер.

— В шкатулке было кольцо. Помнишь, с серым камнем?

— И что с ним?

— Ты знаешь, откуда оно у нее?

— У матери драгоценностей больше, чем у королевы. У нее есть отдельный шкаф, в котором хранятся только броши.

— Ясно. Ювелир узнал его. Это кольцо сделал его партнер.

— И?

— И на нем была надпись, которая гласит «Моя любовь навсегда».

— Наверное, от отца. Явно подарено давным-давно.

— Это не от твоего отца.

— С чего ты так решила?

— Надпись была скрыта. Дюран на этом специализируется. Он сам наносил ее. И это не было подарком твоего отца.

Драко прищурился:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что это был подарок Игнатиуса Крэбба.

— Игнатиуса Крэбба? Отца Крэбба?

— Да.

— Ты… ты говоришь мне, что у моей матери был роман с Игнатиусом Крэббом?

— Я говорю тебе то, что знаю.

— Тогда позволь мне рассказать тебе, что знаю я, Грейнджер, — его голос звенел. — Я знаю, что моя мать никогда бы не стала обманывать отца с Игнатиусом Крэббом.

— Драко…

— Нет, — перебил он. — Знаешь что? Просто… — из его горла вырвался звук, похожий на рык. Драко схватил ближайшую подушку и швырнул ее через комнату. Затем поднял глаза к потолку, очень глубоко вдохнул и прижал к губам кончики пальцев — они дрожали еще заметнее, чем раньше. Повернув голову, он посмотрел на Гермиону.

— Грейнджер, — проговорил он. — Слушай. Я… я не очень хорошо с этим справляюсь. Да я ни с чем сейчас нормально не справляюсь. Я не злюсь на тебя. Я просто злюсь. Я должен сказать… Я должен сказать, что… Твою мать. Прости. За то, что так дерьмово веду себя с тобой. По каким-то ненормальным причинам ты пытаешься мне помочь, а я веду себя как кусок дерьма. Я не утверждаю, что это не мой обычный стиль поведения. Но все же.

Впервые за долгое время у Гермионы пропал дар речи.

Драко снова откинулся на спинку дивана.

— Может быть, она изменяла ему, — пробормотал он. — Может быть, именно поэтому отец и сделал это. Кто, черт возьми, знает? И какое это имеет значение?

— Ну, — начала Гермиона, справившись с собой, — может быть, и нет. А может, и имеет. Что, если отец Крэбба что-то знает про эту шкатулку? В конце концов, кольцо лежало именно там. Может быть, мы сможем поговорить с ним. Он в Азкабане, да?

— Его приговорили, но он сбежал. И больше его никто не видел. Полагаю, несколько месяцев спустя его перестали искать. Возможно, дали ему поблажку из-за того, что произошло.

Внезапно в голове у Гермионы что-то щелкнуло:

— Драко… а что, если это не твой отец проклял шкатулку? Что, если это был Игнатиус Крэбб? Мстил за сына?

— В этом нет никакого смысла, — ответил он. — Моя мать не имеет к его смерти никакого отношения. Он винил только меня.

— Именно, — проговорила Гермиона. — И наказывает он тебя.

Драко начал что-то говорить, но замер. С силой прижал ладони к глазам и тихо выругался.

— Драко?

— Грейнджер, — медленно, не отнимая от лица рук, проговорил он. — Если ты права — возможно, это последствия нехватки сна, но в твоих словах очень много здравого смысла, — то мои люди потеряли охрененно много времени, разыскивая не того человека.

Он раскинул руки в стороны, затем поднялся на ноги и подошел к окну.

— У тебя есть филе?

— Филе?

— Похоже, что нет, — Драко открыл окно и свистнул, затем выудил из кармана обрывок пергамента и что-то быстро на нем написал. Уже в следующее мгновение на подоконник села большая золотистая сова, та самая, которая несколько недель назад принесла Гермионе «Волшебника с лохматым сердцем».

— Неро, хороший мальчик, — Драко похлопал птицу по голове и прикрепил к лапе записку.

— Совиные орешки на подоконнике, — заметила Гермиона.

На нее посмотрели оба: и сова, и Драко. Гермиона была готова поклясться, что сова закатила глаза.

— Я угощу тебя, когда ты вернешься в мэнор, — проговорил Драко. Сова с упреком ухнула. — Говядина «Веллингтон». Обещаю. Но сейчас, Неро… Румыния. Лети, — он еще раз провел ладонью по перьям, прежде чем птица взмыла в небо.

— Румыния?

— Там в последний раз видели отца. И там сейчас мои люди.

— Твои люди?

— Те, кого я нанял.

— Ах, ну да. Ты теперь дал им указания искать отца Крэбба?

— Нет, я попросил их встретиться со мной в мэноре через двадцать четыре часа. Мне надо дать им колдографии, инструкции и все в таком роде. И я хочу, чтобы они рассказали, что им удалось узнать об отце. Или не удалось. Неважно, — он рухнул обратно на диван, обернулся к Гермионе и странно улыбнулся. Под его глазами виднелись четкие темные круги.

— Ты… выглядишь очень усталым, — заметила она.

— Да.

— Можно я кое-что тебе принесу?

— Кое-что?

— Это как чай, но без кофеина. Иногда, когда мне становится очень тяжко на работе, я пью его, и он помогает мне расслабиться.

— Грейнджер, мне не нужно сонное зелье. Мне нужно подумать.

— Это не сонное зелье. Просто чай. С травами. Масло валерианы, лимонная мята, ромашка. И все в таком духе. Как раз сон поможет тебе думать.

— Чай с травами меня не усыпит.

— Не говори, пока не попробуешь.

— Масло валерианы на вкус как гниющий мусор.

— Я положу много сахара. Очень много.

— А это не ослабит предполагаемые расслабляющие свойства трав?

— Хочешь проверить?

Малфой тяжело вздохнул и сказал:

— Хорошо.

Гермиона улыбнулась и прошла на кухню.

— Но это все равно не сработает, — крикнул он ей вслед.

— Посмотрим.

На кухне Гермиона положила обычную смесь ромашки, лимонной мяты и валерианового масла в две чайные кружки. А затем в одну из них добавила несколько щепоток измельченного сонного корня. Гермиона сказала самой себе: ведь то, что это ингредиент сонного зелья, не превращает чай собственно в зелье. В конце концов, сок бузины являлся ингредиентом отвара от веснушек, который Рон неудачно пытался сварить на четвертом курсе. А превращает ли это бутылку бузинной газировки в отвар? Конечно, нет. Это просто составляющая часть огромного количества разных рецептов. Как и сонный корень. В любом случае, это только для его же блага. Малфой жутко выглядит. Гермиона положила шесть ложек сахара в одну из кружек, затем подумала и добавила еще две. Выложила на тарелку имбирные бисквиты и отнесла всё это в гостиную.

— Твоя чашка — желтая, — сказала она. — Не перепутай с моей. Я не хочу заработать кариес.

Драко подозрительно принюхался.

— Все еще пахнет гниющим мусором, — пробормотал он.

— И сколько мусора переработал лично ты, раз так хорошо разбираешься в его характеристиках?

— Достаточно, чтобы знать, что чай пахнет именно этим.

— В шкафу есть еще сахар. И мед. И кленовый сироп. И зефир. А еще ты можешь растопить шоколадные лягушки, если и этого тебе будет мало.

— Если я посыплю сахаром гниющий мусор, он все равно останется мусором. Только сладким.

Гермиона звучно отхлебнула из своей кружки.

— М-м-м… сладкий, сладкий гниющий мусор.

Драко внимательно смотрел на напиток.

— Боишься, что захочешь спать? Хочешь, я упакую его тебе с собой, чтобы ты выпил чай дома, если вдруг опасаешься, что сразу вырубишься.

— Грейнджер, я же сказал: на меня это не действует. Травы и что там у тебя… вся эта ерунда срабатывает, только если ты в это веришь. Это как плацебо. Если люди знают, что принимают плацебо, это не работает. Вот у меня с травами так же.

— О-о-о, да ты трусишь… Тебе показать заячьи уши сейчас или когда чай совсем остынет?

— Ох, да ради всего святого… вот, — Малфой сделал два больших глотка. — Довольна?

— Ну и как на вкус?

— Ужасно.

— Как ты себя чувствуешь?

— Готов бежать марафон.

— Допей до конца.

— С чего вдруг?

Она отпила немного чая и приложила ладони к голове на манер заячьих ушей.

— И ты серьезно думаешь, что таким образом заставишь меня? Нам что, снова по семь лет?

Она пошевелила руками и сморщила нос.

— Ты выглядишь смешно, — заявил Драко. Но допил свой чай до конца.

Гермиона отставила свою кружку на стол.

— Видишь, Грейнджер? Ничего.

— Спасибо, что послушался.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что у тебя веки тяжелеют.

— Не тяжелеют. Это я так свысока смотрю на этот мир. Я годами тренировал такой аристократический взгляд, — его голос стал глуше.

— Ладно, тогда я перестану улыбаться.

Он медленно моргнул.

— Не делай этого, — пробормотал он.

— Нет?

— Никогда.

— Почему нет?

— Потому что ты единственная, кто мне улыбается, — он неловко поднес руку к ее лицу.

— Мне кажется, ты очень хочешь спать, Драко, — Гермиона прижала его ладонь к своей щеке. Едва она выпустила его руку, та безвольно упала ему на колено.

— Я думаю, ты очень милая, Грейнджер, — его язык слегка заплетался.

— А я думаю, мне не стоило заставлять тебя выпивать всю кружку.

— Знаешь, что еще я думаю? Я думаю… Я думаю… — Малфой откинулся на диванную подушку и закрыл глаза. — Я думаю о том, каковы твои губы на вкус. Всё время. Я думаю об этом. О твоих губах. Наших губах. Все время.

— Я тоже, Драко, — прошептала она. Но Малфой уже крепко спал. Гермиона встала и уперлась руками в бедра. Ну вот и что с ним теперь делать? Если бы вокруг его дома не стояли щиты, она могла бы аппарировать в мэнор и уложить Драко в его собственную постель. Но у нее не было особого выбора, кроме как оставить его здесь. Ей самой на диване было вполне комфортно, но Драко был слишком высок, чтобы тут уместиться. Судя по всему, ее кровать была лучшим вариантом.

— Похоже, Малфой, я ошибалась насчет тебя и моей спальни, — пробормотала Гермиона.

Она встала на колени рядом с Драко и сняла с него обувь. От ее пальцев на блестящей черной коже остались следы. Гермиона достала палочку, нанесла на ботинки полирующее заклинание, а затем левитировала Драко в свою кровать.

Гермиона стояла в дверном проеме и смотрела, как он мерно дышит во сне. Интересно, каково это лежать рядом с ним, головой на его плече, чувствуя чужое дыхание на своей коже. По позвоночнику прошла легкая дрожь.

— Доброй ночи, — мягко произнесла она. Выключила свет и закрыла за собой дверь.

Еще было слишком рано для того, чтобы Гарри стоял в ее камине. Она вообще сомневалась, что он способен проснуться в субботу раньше десяти утра, не говоря уже о том, чтобы одеться и быть в состоянии переместиться в ее квартиру в 8-21. Гермиона, разумеется, уже пару часов как бодрствовала. На диване было не слишком удобно спать, к тому же она хотела как можно скорее отнести Дюрану книгу Нарциссы.

Гарри перестал стряхивать с себя сажу и усмехнулся.

— Доброе утро, — его голос звучал слишком громко.

Гермиона обеспокоенно оглянулась на спальню. Что хуже? Попросить друга не кричать и столкнуться с неизбежными вопросами? Или промолчать и надеяться, что Драко не проснется? Может, прикинуться, что у нее болит голова?

— Что ты делаешь здесь в такую рань? — тихо спросила она. Может быть, он неосознанно скопирует громкость ее голоса? Интересно, на Гарри можно наложить какое-нибудь заклинание тишины так, чтобы тот ничего не понял?

— Луна хотела сходить набрать каких-то ягод или ещё чего-то, что появляется только на восходе, — все еще громко пояснил он. — Ведь, как известно, на вкус это нечто напоминает дождевые облака и помогает понять, какой торт ты получишь на свой следующий день рождения, — он закончил отряхивать джинсы. — Похоже, будет банановый, но там ощущался еще какой-то привкус. То ли шоколад, то ли плесень. Я очень надеюсь на шоколад. В общем, я подумал, что ты уже, наверное, встала, поэтому и пришел узнать, не хочешь ли ты… Гермиона Грейнджер, а чьи это ботинки?

Гермиона почувствовала, как ее щеки заливаются краской, и мысленно прокляла себя за то, что оставила ботинки Драко посреди гостиной. Откуда ей было знать, что Гарри именно сегодня решит почтить ее утренним визитом?

— Ты не мог бы так не кричать?

Глаза Гарри стали размером с блюдца. Он зажал рот рукой.

— Тут кто-то есть? — он наконец-то перешел на шепот.

— Да, здесь кое-кто есть.

— Мужчина?

— Да ради всего… да, Гарри. Мужчина. Доволен? Но это не то, что ты думаешь. Ничего не было. Я имею в виду… Слушай, мы можем обсудить всё это потом? — спросила она, кивая в сторону двери в спальню.

Гарри широко ухмыльнулся и картинно на цыпочках пробрался обратно к камину.

— Гермиона, если что-то произошло… всё в порядке, — сказал он. — Но мне все равно нужно тебе кое о чем рассказать, — Гарри снова улыбнулся и схватил пригоршню Летучего пороха.

Пару мгновений спустя она услышала шум в спальне. Либо это было просто удивительное совпадение, либо Драко решил, что взаимодействие с Гарри не входит в список его приоритетных задач.

— Поттер ушел? — уточнил он.

— Малфой, тебе не кажется, что это был бы идиотский вопрос, если бы ты и вправду думал, что он все еще здесь?

Драко рассматривал ее, стоя в дверном проеме. Его одежда и волосы были растрепаны, на лице отпечатался след от подушки. Гермиона очень старалась сдержать улыбку.

— Если тебе надо, запасная зубная щетка в кладовке за твоей спиной. Полотенца там же.

— Что ты положила в чай?

— Травы.

— Брехня.

— Много трав.

— Много брехни.

— Ты выглядишь гораздо лучше.

Драко что-то пробормотал себе под нос и, развернувшись, скрылся в кладовке в поисках щетки и полотенца.

Закончив принимать душ и приведя волосы и одежду в удовлетворительное состояние, он прошел на кухню и уселся за стол напротив Гермионы. Она налила чай в две чашки и поставила перед Малфоем сахарницу.

Он несколько раз коснулся палочкой своей кружки.

— Это всего лишь черный чай, — заметила Гермиона.

— Конечно.

Еще одна проверка, судя по всему, убедила Малфоя. Он начал накладывать в чай сахар.

— Поттер всегда заявляется так рано?

— Нет.

— Когда вы двое перестали спать друг с другом?

У Гермионы чуть не выпал кусок тоста изо рта.

— Что?

— Ты меня слышала.

— Мы никогда не спали друг с другом.

— Хм-м-м.

— Что это значит?

— «Гермиона, если что-то произошло… всё в порядке». А с чего еще ему так говорить?

— У нас было… кое-что. Недолго. Очень недолго. И мы не спали друг с другом. Да и вообще, это не твое дело.

— Хм-м.

— Прекрати быть таким придурком.

Он пожал плечами.

— Мне надо назад в мэнор.

— Хорошо.

— Я должен просмотреть мамины вещи, вдруг будут еще какие-то зацепки. Что-то, что я пропустил, потому что не знал, что искать.

— Хорошая мысль.

— Вообще-то, я бы мог этим заниматься всю ночь вместо того, чтобы тратить время на сон.

— Вообще-то, ты значительно логичнее мыслишь сегодня.

— Грейнджер, я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты меня опоила.

— Напоила травами.

— Именно.

Всем своим видом он выражал готовность встать, но оставался сидеть на месте.

— Тост? — она подтолкнула к нему тарелку.

Драко взял один ломтик и обильно полил его джемом.

— Что это за «кое-что»?

— Что?

— С Поттером.

— Почему ты такой любопытный?

— Это весь джем, который у тебя есть?

— Да.

— Насколько недолгое «кое-что»?

— Не знаю. Несколько недель. Или чуть больше. Тебе-то какое дело?

— Я всерьез обеспокоен твоим вкусом на мужчин. Сначала Уизел, потом Поттер.

— Хочешь обсудить? Пэнси?

— Что насчет мармелада?

— Да как ты умудряешься не весить целую тонну?

— Превосходный обмен веществ. И я не держу ничего такого в мэноре.

— Слабая сила воли?

— Кое в чем.

Почему-то Гермиона покраснела. А ведь Малфой не сказал ничего особенного. Если Драко что-то и заметил, то ничем этого не показал. Гермиона решила как можно быстрее сменить тему.

— В любом случае… как я могу помочь? Я имею в виду с Крэббом. У меня есть кое-какие знакомые в Министерстве. И доступ к некоторым файлам. Я могу проверить, есть ли какие-то свежие изображения.

— Это было бы хорошо, — он кивнул и закинул в рот последний кусок тоста. Затем побарабанил пальцами по столешнице. Потом развернул свою кружку так, чтобы ручка смотрела в противоположную от него сторону.

— Ты можешь отправиться со мной в мэнор, если хочешь. Поможешь мне просмотреть мамины вещи. Взгляд со стороны может оказаться полезным.

— Хорошо. Я только приму душ и переоденусь.

— Мне нравится то, что на тебе надето сейчас.

Гермиона оглядела себя. На ней была старая розовая майка и черные спортивные штаны. Она трансфигурировала их в более приличную одежду, когда относила книгу Дюрану, но, вернувшись в квартиру, возвратила вещам первичный вид. И сейчас Гермиона смутилась — румянец заливал уже не только ее щеки, но и шею.

— Знаешь, ты сейчас такая же розовая, как твоя майка.

— Заткнись.

Драко начал раскладывать приборы.

— Я не понимаю, зачем ты мне помогаешь, Грейнджер. Но я ценю это. Ценю всё, что ты делаешь.

— Повтори.

— Я думал, мне будет трудно это сказать, но оказалось, что нет. Не тогда, когда ты сидишь здесь пунцовая, как помидор и с… такими волосами.

Гермиона поднесла руку к голове.

— С какими такими?

Он слабо улыбнулся:

— Как будто они считают гравитацию не законом, а советом.

— С формальной точки зрения, гравитация это не закон.

— Больно мне надо знать маггловскую науку.

— Физика Ньютона — это так неаристократично.

— Точно.

— Ладно. Давай просто представим, что следующие пятнадцать минут мы обменивались умопомрачительными остротами. А мне правда надо собраться и переодеться. Я быстро, — сказала Гермиона.

— Грейнджер?

— Что? — она повернулась и выжидающе посмотрела на него. Он вглядывался в нее так, словно действительно собирался что-то сказать, но затем поджал губы и уставился на этикетку на банке с джемом. — Если ты о… — начала она.

— Долгое время, — наконец проговорил он, — я думал, что у тебя есть какой-то скрытый мотив. Например, ты хотела найти что-то, что могла бы использовать против меня или… ну не знаю. Но я так больше не думаю. Я этого не понимаю, но это потому, что я такого не заслуживаю, Грейнджер. Потому что я — это я.

— Драко…

— Я не спрашиваю тебя, почему ты мне помогаешь. Я знаю почему. И ты отлично понимаешь, почему я сижу в твоей кухне, почему мне по большому счету плевать, что именно ты подложила в мой чай, и почему я не хочу, чтобы ты переодевала эти штаны. Я этого не понимаю, но, похоже, меня это больше не беспокоит.

— Драко…

— Тебе не надо ничего объяснять или пытаться в чем-то разобраться.

— Драко…

— Я не шучу.

— Да я не пытаюсь ни в чем разбираться. Я пытаюсь сказать про мои штаны.

— Твои штаны?

— Да, про эти штаны. У меня и Гарри никогда ничего не было всерьез, потому что я ни капли не переживала, что он увидит меня в моей самой жуткой пижаме, а его не волновало то, что я точно знаю, как громко он может рыгнуть, если сильно постарается. Большинство отношений к этому приходит, а я, похоже, поняла, что не хочу с этого начинать. Между нами не было химии. Абсолютно. Когда я смотрела на него, я видела моего лучшего друга из детства. Внутри ничего не екало. А в какой-то момент я обнаружила, что при мысли о нем обнаженном, мне становится дурно.

— Мне бы тоже стало дурно, если бы меня заставили думать о голом Поттере. Но какое это имеет отношение к…

— Когда я смотрю на тебя, я не вижу мальчишку, которого знала в детстве. Но именно так было достаточно долго.

— Тебе дурно, когда ты представляешь меня голым?

— Засранец, как мне ответить на твой вопрос?

— Как насчет правды?

— Полагаю, я чувствую себя так же плохо, как и ты, когда представляешь голой меня.

— Тогда тебе действительно очень плохо.

— Да.

— Вообще-то, мне вот прямо сейчас становится всё хуже и хуже.

Она швырнула в него последний тост. Хлеб отскочил от головы Драко и упал на пол.

— Сейчас я иду переодеваться, Малфой. У нас много дел.

— Твоя мать на полном серьезе хранит все твои детские каракули? Это что еще такое?

Драко оторвался от коробки, в которой копался, и взглянул на кусок пергамента в руке Гермионы.

— Это Венгерская хвосторога.

Гермиона прищурилась, изучая рисунок:

— А почему у нее из спины торчит голова?

— Это я на ней лечу, Грейнджер.

— Ах, ну конечно, — Гермиона положила рисунок обратно в папку, из которой его достала, затем убрала саму папку в коробку, отставила ту в сторону и повернулась к куче безделушек слева от нее.

— Ты уже просматривал эту груду?

— Да, сплошная хрень.

— А вон там?

— Тоже хрень.

Гермиона покосилась на большой блестящий коричневый комод с богатой резьбой по бокам.

— Я посмотрю, что там в ящиках.

— Как тебе угодно. Но я уже смотрел. Просто перчатки, как мне кажется.

Гермиона углубилась в изучение содержимого. Как Драко и говорил, все ящики были битком набиты перчатками. Большинство из них были черными или темно-зелеными, но встречались и угольно-серые пары. Какие-то были шелковыми, какие-то с мехом, а некоторые были сшиты из непонятного переливающегося материала, который Гермиона не смогла определить.

— Я не понимаю, зачем кому-то столько много…

— Грейнджер, я больше не отвечаю на вопросы, которые начинаются с этой фразы.

Гермиона пробормотала себе под нос окончание своей мысли и открыла нижний ящик. Снова перчатки мрачных цветов. Однако эти пары, судя по всему, были сделаны из менее дорогих материалов. Гермиона уже хотела переключиться на другой ящик, как вдруг ей в голову пришла идея.

— Драко, ты видел, чтобы мать хоть раз носила эти перчатки? Помнишь такое?

Он тяжело вздохнул:

— Послушай, Грейнджер. Я понимаю, что сам факт владения больше, чем одной вещью, сложно принять и, возмож…

— Я не об этом, — она нетерпеливо махнула рукой. — Посмотри сюда. Они совсем не похожи на остальные вещи твоей матери.

Драко опустился на колени рядом с Гермионой и внимательно осмотрел перчатки. Одну даже вытащил и понюхал.

— Это что, телячья кожа? — фыркнул он.

— Вот и я о чем, — Гермиона достала из-за пояса свою палочку. — Это прямо как ящик Гарри с аккуратно сложенными носками.

— Повтори.

— Это дезиллюминационные чары, — она взмахнула палочкой над ящиком. Перчатки начали растворяться в воздухе, и на их месте появилась книга.

Конечно же, это была не просто книга. Это была Та Самая Книга.

Драко встал и разочарованно зарычал.

— Еще один экземпляр этой гребаной книжонки. Не могу поверить, что я позволил себе надеяться, что тут может быть что-то еще, кроме этого дерьмового романа, который она прятала от моего дерьмового отца, — он пнул комод. — Грейнджер, я даже не знаю, что мы тут ищем! Это просто смешно.

Гермиона подошла к ящику и достала из него книгу. Та выглядела точно так же, как все виденные ею до этого экземпляры, кроме одной детали: сверху торчал уголок бумаги.

— Давай просто подождем, когда вернутся мои люди и мы…

— Драко, смотри, — Гермиона подала ему то, что нашла между страниц.

Это была колдография Нарциссы. На изображении она сидела у туалетного столика, слегка наклонив голову вправо, и любовалась тем, как пара длинных сережек с зелеными камнями подчеркивает линию ее челюсти. Люциус стоял за женой: одна его рука лежала на ее плече, другая нежно гладила щеку. Нарцисса посмотрела на мужа и улыбнулась, тот наклонился и поцеловал ее в макушку.

Гермиона наблюдала за тем, как Драко рассматривает колдографию, но очень быстро почувствовала себя неуютно, как будто вторглась во что-то очень личное. Вместо этого она стала пристально разглядывать книгу. Она ждала, что Малфой как-нибудь даст ей понять, что он готов продолжать поиски, но Драко молчал, не отрываясь от снимка. Гермиона негромко кашлянула.

— М-м-м… колдография была вложена между пятнадцатой и шестнадцатой главами.

У нее не было ни малейшего представления, имело ли это хоть какое-то значение, но Гермиона очень хотела нарушить эту тишину.

— «Фелиция повернулась к Малькордо, — громко прочитала она. — Лазурные глаза блестели словно два озера. “Это… для меня?” — спросила она. Фелиция разглядывала серьги, которые Малькордо вложил ей в ладонь: изысканный каскад из трех серебряных капель со сверкающими изумрудами. Украшения переливались в мерцающем свете свечей. “Малькордо… я… не знаю, что сказать… Они прекрасны. Спасибо”. Малькордо отвернулся от девушки. “Глупые побрякушки”, — резко бросил он и направился прочь из комнаты, однако вдруг остановился в дверном проеме. “Этот цвет подходит тебе”, — пробормотал он. И прежде чем Фелиция успела что-то ответить, он исчез в темноте замка».

Гермиона перечитала отрывок про себя.

— Драко, те серьги, что на твоей матери на снимке…

— Они выглядят точно так же, да?

— Твой… твой отец подарил их?

Драко наконец оторвался от колдографии:

— Похоже на то.

— Но…

— Я знаю.

Драко коснулся изображения своей палочкой:

— Темпоре Ревилио.

На карточке проявилась дата.

— Этого не может быть, — проговорил Драко.

Гермиона повторила заклинание, затем применила три его менее известных варианта. Результат был всё тот же.

— Это всего за шесть дней до того, как она впала в кому.

Гермиона встала рядом с Драко и пристальнее вгляделась в снимок.

— Он не похож на человека, который собирается проклясть свою жену, а затем сбежать из страны.

— Нет, не похож, — тихо откликнулся Драко. — А она не похожа на женщину, которая обманывает мужа с отцом Крэбба.

— Не похожа. Но… я думала… ты сказал, что их взаимоотношения были сложными.

— Были. Они много ссорились. Но я всегда искренне верил в то, что они любят друг друга, понимаешь? По крайней мере, я так думал, пока не началась вся эта неразбериха. А сейчас я не знаю, во что верить, — он отдал ей колдографию, затем, передумав, забрал обратно.

— Они действительно выглядят на этой фотографии так, будто любят друг друга. Или же они оба очень хорошие актеры.

— Нет. Поверь мне. К тому же перед кем им притворяться? Сомневаюсь, что я был в комнате, когда делался этот снимок, — он кинул взгляд на Гермиону. — Грейнджер, ты знаешь заклинание, которое бы выявило, кто…

Гермиона дотронулась палочкой до колдографии:

— Имаджифекс Ревелио.

Но вместо имени фотографа на снимке проступило изображение туалетного столика.

— Это очень странно, — пробормотала Гермиона.

— Нет, в этом есть смысл, — ответил Драко. — У мамы в гардеробной был туалетный столик, оснащенный камерой. Это помогало ей с макияжем и прочими подобными вещами.

— Драко, а этот столик стоял там же, где хранилась шкатулка с драгоценностями?

— Да.

Драко и Гермиона обменялись взглядами.

— Скрутор Прэфигуратио, — сказала Гермиона. — Два касания линзы. Изогни кисть во время второго касания. Графема Корпоралис создаст физическую копию.

Драко кивнул и убрал колдографию родителей обратно в книгу. Гермиона подобрала сумку и закинула ремень на плечо.

— Куда ты идешь?

— Слушай, я бы с удовольствием просмотрела все девять сотен фотографий, на которых твоя мать тренирует изгиб брови, но мне надо кое-что проверить в Министерстве. Помимо выполнения своей основной работы, я хочу узнать, есть ли что-то еще, кроме снимков Крэбба. Сегодня утром я послала запрос. Возможно, на него уже пришел какой-нибудь ответ.

— Хорошо. Люди, которых я нанял искать моего отца, будут здесь через несколько часов. Если ты что-то узнаешь, пришли мне сову.

— Договорились.

— Я собираюсь в больницу после того, как поговорю с ними. Ты придешь после работы?

— Конечно.

Гермиона сделала шаг по направлению к Драко, который все еще сжимал книгу в побелевших от напряжения пальцах.

— А ювелир? — спросил он.

— С ним я тоже свяжусь. Обсудим в больнице то, что удастся узнать, хорошо?

— Да.

Гермиона сделала еще шаг к Малфою и положила руку ему на плечо.

— Я знаю, что бóльшая твоя часть не хочет снова надеяться и разочаровываться. Я понимаю, что всё это тяжело. И я не собираюсь говорить тебе, что мне жаль, тебе надо быть сильным или что-то в таком духе. Я просто хочу сказать, что буду рядом, пока тебе это нужно.

Драко посмотрел на нее сверху вниз, немного нахмурился, затем слегка покачал головой. Поднял левую руку и погладил щеку Гермионы подушечкой большого пальца. Шагнул вперед и полностью сократил расстояние между ними. Его губы были мягкими и нежными — и хотя в этом поцелуе не было страсти и нетерпения, как в прошлый раз, кровь Гермионы побежала по венам с сумасшедшей скоростью. Как только они отстранились друг от друга, Драко прижался своим лбом к ее.

— Благодаря тебе это почти можно вынести, — еле слышно прошептал он.

Она крепко обняла его, а потом услышала, как упала на пол книга, — Драко обхватил Гермиону руками. Прислушиваясь к его дыханию, она потеряла счет минутам.

Какое-то время спустя Малфой отодвинулся и поцеловал Гермиону в макушку.

— Иди, Грейнджер. Увидимся позже.

— Хорошо. Удачи с туалетным столиком и твоими головорезами.

Он слегка улыбнулся и исчез в коридорах Малфой-мэнора.

Гермиона сердито смотрела на запечатанный свиток. Конечно же, ее злобный взгляд этот самый свиток не открыл. Как не справились с этим ножницы, нож и три десятка открывающих заклинаний, которые она испробовала. Наверное, получись это у нее, Министерство бы расстроилось — как никак, доступ к этому документу не входил в ее допуск.

Но вот у Гарри допуск был. Он получил его после недавнего продвижения в Отделе Защиты Магического Правопорядка. И мог открыть этот свиток, но вот как объяснить Гарри, зачем ей это нужно? Гермиона никогда не умела хорошо врать, но правда казалась слишком нелепой, чтобы хотя бы не попытаться. К тому же это был субботний день. Гермиона была уверена, что она сейчас единственная находится на рабочем месте, как не сомневалась и в том, что свиток вынести из здания невозможно. Так что ей предстояло не только убедить Гарри открыть для нее сверхсекретный документ, но и заставить друга появиться на работе в выходной день.

Гермиона послала с совой очень лаконичную записку: В Министерстве. Надо срочно поговорить. Пожалуйста, приходи один. Это очень важно.

Уже через пару секунд Гарри аппарировал с палочкой в руках и теперь лихорадочно сканировал взглядом ее кабинет. Гермиона поняла, что ей стоило сделать приписку «Я не в опасности».

— Гермиона, что происходит?

— Успокойся, Гарри. Смертельной угрозы нет. Опусти свою палочку.

Прежде чем послушаться, он несколько раз подозрительно огляделся.

— А что тогда за срочность?

Гермиона решила не тянуть кота за хвост, закрыла дверь и положила свиток на стол.

— Мне нужно, чтобы ты открыл его для меня, Гарри, и я бы предпочла, чтобы ты не задавал вопросов, зачем мне это нужно.

Гарри посмотрел на документ:

— Открыть это? Зачем?

— Гарри…

Гарри выглядел раздраженным.

— Я понял, что ты только что попросила меня не спрашивать, но мне интересно, почему ты меня об этом попросила. И еще мне очень интересно, почему ты не могла дождаться утра понедельника вместо того, чтобы отрывать меня от чудесного дня в компании…

— Гарри…

— Я уверен, что это всё очень важно, раз ты так говоришь, но подобного рода вещи… — он указал пальцем на свиток. — Я имею в виду, это не мелочь вроде воровства конфет со стола у Бруствера, Гермиона. Я получил доступ только в прошлом месяце, и для этого мне пришлось пройти просто уйму сумасшедших проверок…

— Я знаю, знаю, — перебила Гермиона. Она села в кресло и сдавила виски пальцами. Гарри снял очки, протер их и водрузил на место.

— Гермиона…

— Я знаю, что ты собираешься мне сказать, — она потянулась за свитком.

Он положил ладонь на документ.

— Я собираюсь сказать, Гермиона, что доверяю тебе больше, чем кому-либо. Если ты просишь меня это сделать, значит, для этого есть очень-очень весомая причина. И я это сделаю, потому что это — для тебя. И я не собираюсь притворяться, что мне не интересно, ведь, конечно же, я сгораю от любопытства, но я знаю, у тебя должен быть очень-очень веский повод, почему ты не хочешь мне ничего рассказывать.

У Гермионы задрожали губы:

— Спасибо, Гарри.

— Но слушай, Гермиона, — Гарри перегнулся через стол и накрыл руки подруги своими ладонями. Голос его был мягким, из него исчезло всё раздражение.

— Ты должна знать, что можешь доверять мне. И если ты попала в беду или тебе нужна помощь, ты должна знать, что я помогу тебе. И не важно в чем.

Она закусила губу, полная решимости держать себя в руках. Как она могла рассказать Гарри всю правду? И какой в этом толк? Вряд ли он мог бы чем-то помочь. К тому же, если она всё расскажет Гарри, тем самым она обманет доверие Драко. Гарри сжал ее ладонь, и вопреки собственному решению Гермиона посмотрела другу прямо в глаза.

Еще не так давно эти же самые глаза были всего в нескольких сантиметрах от ее лица, медленно закрываясь в предвкушении обычного, но все же желанного поцелуя. Она и Гарри не подходили друг другу в качестве романтических партнёров, но их краткий набег на Слюнный мост не смог поколебать их дружбу. Гарри смотрел на нее с такой уверенностью, искренностью и силой, как мог только он. Гарри. Она уже сбилась со счета, сколько раз они вместе смеялись до слез, сколько ночей не спали, обсуждая друг с другом всё на свете, сколько раз она плакала у него на плече, пока он неловко гладил ее волосы. Она потеряла счет шуткам, которые были понятны только им. Тому, сколько раз они лечили друг друга от похмелья, и сколько они знали друг о друге того, чего больше не знал никто. И сколько же раз они в буквальном смысле спасали друг другу жизнь. Всё это она видела в его глазах и поняла: что бы она ни сказала ему, это ничего не изменит, потому что он был и останется ее самым лучшим другом. Без сомнений и вариантов.

Гермиона сделала глубокий вдох, спешно наложила заглушающее заклинание на кабинет, затем опустила свою палочку на стол рядом с перьями.

— Ты должен поклясться мне, что никто больше не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.

— Конечно, — мягко откликнулся он.

— Ладно… — протянула она. Побарабанила пальцами по столешнице, замерла, затем снова застучала. — В общем… я не знаю, с чего начать. Разумеется, начало — это там, где что-то начинается, но я совсем не уверена, что в этот раз это важно. Полагаю, мне нужно…

— Это касается Драко?

Гермиона почувствовала, как напряглись ее плечи.

— Я имею в виду твои попытки помочь исцелить Нарциссу. Ты мне говорила об этом, когда мы смотрели кино про агента Бюст.

— Агента Прюст. Да, — сказала она, стараясь не выдать свое облегчение. — Да, Нарцисса.

— Но тут есть что-то еще, верно? Потому что ты знала, что я и так в курсе.

Гермиона долго смотрела в глаза Гарри, пытаясь придумать что-то правдоподобное и безобидное, но наконец произнесла:

— Да.

— Да?

— Да.

— И когда ты говоришь «что-то еще», ты… Гермиона… — его глаза вдруг распахнулись. — Так это были ботинки Драко в твоей квартире этим утром?

— Это не то, что ты думаешь.

— Да я даже не знаю, что я сейчас думаю.

— Знаешь, — ответила она. — Ты думаешь, что я с ним спала. Этого не было.

— Вообще-то, — голос Гарри тонко зазвенел, — я думаю, безумие даже допустить мысль о том, спала ты с Драко Малфоем или нет.

— С кем я сплю или не сплю — не твое дело, — она повысила голос.

— Гермиона, дело не в твоем сексе с кем-либо, дело в твоем сексе с Драко Малфоем.

— Последний раз говорю тебе, Гарри, я не спала с Драко Малфоем. Да, он ночевал в моей квартире, но секса у нас с ним не было.

— Так значит вы настолько… дружны… что его ботинки могут стоять посреди твоей гостиной, пока он сам спит в твоей квартире? Он наложил на тебя Империус?

— Ну конечно, нет! Слушай, Гарри, это всё не имеет отношения к делу, потому что…

— Потому что что? Потому что тебе нужна моя помощь для того, чтобы открыть этот свиток и помочь его матери? Да почему я вообще должен это делать? Гермиона, он был гребаным Пожирателем Смерти, — он стукнул ладонью по столу. — Ты что, забыла, что он…

— Я ничего не забыла, Гарри. И никогда не забуду, что он сделал и кем он был. Но сейчас речь не о том, что он натворил.

— Так значит каждая гадость, которую он тебе сказал, каждая пакость, которую он сделал, чтобы помочь Волдеморту, каждая…

— Была действительно чертовски мерзкой! — закричала Гермиона. — Я не спорю с тобой. Он был жалким засранцем, который делал жалкие вещи, и я не оправдываю ничего из этого. И он тоже, — она глубоко вдохнула и заставила себя говорить спокойнее. — Гарри… что-то ужасное случилось с тем единственным человеком во всем мире, которого он любит. Он не просил меня о помощи, да он ее и не заслуживает. Но я ему помогаю.

Гарри вздохнул:

— Конечно, помогаешь.

— Это не отличается от того раза, когда мы вытащили его из Выручай-комнаты или когда Рон обездвижил того Пожирателя смерти, чтобы спасти Малфоя.

— Да, но Рон потом ему врезал, и не приглашал снимать ботинки в своей квартире, и не пускал в свою кровать, — возразил Гарри. — В любом случае, это совсем разные вещи, — пробормотал он. — Мы спасали ему жизнь.

— А я пытаюсь спасти жизнь Нарциссы, Гарри. Это то же самое.

— Нет, не то же.

— То же, — ответила она. — И ты бы тоже помогал ему, окажись в такой ситуации именно ты.

— Не помогал бы.

— Помогал бы. И ты это знаешь. Ты бы не позволил Нарциссе умереть.

Гарри на минуту замолчал.

— Может быть, — наконец, признал он. — Но я бы не позволил этому гребаному…

— Да, да, знаю. Снять свои ботинки и забраться в кровать.

— Именно. Да как он вообще оказался около твоей кровати? Вы что, не могли решать проблему где-то еще? В Мунго? В кафе? В библиотеке? Ты же любишь библиотеки.

Гермиона раздраженно простонала.

— Да твою ж мать! То, где я помогаю Драко, не имеет никакого значения! Мне просто нужно, чтобы ты… — она грохнула сжатыми кулаками по столешнице. — Уф! Ладно, знаешь что, давай покончим с этим. Гарри… Ты помнишь, каково было целоваться со мной?

— А какое сейчас это имеет значение?

— Ответь на мой чертов вопрос!

— Конечно, помню, это же было не так давно.

— Что ты чувствовал?

— Э-э-э… это было… мило?

— Да. Мило. Именно. А что ты чувствуешь, когда целуешь Луну?

— Что?

Гермиона выжидающе изогнула бровь. Щеки Гарри залились ярким румянцем.

— Это тоже… м-м-м… мило.

— Гарри…

— Ну хорошо, это как… — он описал рукой круг в воздухе, будто хотел поймать правильные слова. — Это как… когда я играю в квиддич, замечаю снитч и делаю крутой вираж в воздухе, резко несусь вниз, чтобы схватить его, и едва он оказывается у меня в руках, я чувствую, как его крылья трепещут в моей зажатой ладони. И я знаю, что выиграл игру для Гриффиндора, да, может быть, даже не только для Гриффиндора, а для «Пушек Педдл», и именно благодаря мне они стали чемпионами впервые за целое столетие.

Гермиона воспользовалась моментом — глаза Гарри заволокло дымкой воспоминаний о поцелуях с Луной и фантазий о победе «Пушек», — взяла друга за руки и очень-очень тихо произнесла:

— Именно так я чувствую себя, когда целуюсь с Драко.

Гарри вернулся в реальность. Он прочистил горло и посмотрел прямо на Гермиону.

— Ты сейчас говоришь серьезно? — тоже очень-очень тихо спросил он.

— Да.

— Ты помогаешь Драко спасти жизнь его матери. Это я понимаю. Но ты еще… целуешься с Драко… потому что…

— Потому что мне нравится с ним целоваться.

Гарри вытащил из ее рук ладони, прижал их к лицу и посмотрел на нее сквозь пальцы:

— Пожалуйста, не говори этого снова.

— Гарри…

— Гермиона… — он с силой выдохнул, поднял глаза к потолку, затем снова посмотрел на подругу. — Ладно. Хорошо. Я сказал, что доверяю тебе, так оно и есть. Я сказал, что помогу тебе, и я помогу. А сегодня утром в твоей квартире я сказал тебе, что меня не волнует то, что случилось в твоей спальне с тем таинственным мужчиной и его ботинками, и я очень постараюсь, чтобы так оно и было. Так что дай мне этот чертов свиток и давай уже перейдем к делу.

Гермиона убрала руки Гарри от его лица и крепко обняла друга:

— Спасибо тебе, Гарри.

Он прижался щекой к ее макушке и обнял Гермиону в ответ.

— Но ты ведь врежешь ему, когда всё закончится?

Она не смогла сдержать улыбки:

— Возможно.

— Тогда, наверное, я смогу с этим жить.

— Хорошо.

— Но я тебя очень прошу, Гермиона, будь осторожна.

— Я буду. Обещаю.

— И я говорю не о твоей жизни, потому что ты в тысячу раз лучше него обращаешься с палочкой, я имею в виду твое сердце. Я не могу поверить, что он вдруг стал хорошим человеком.

— А разве только плохие люди могут разбить сердце?

Гарри поджал губы:

— Думаю, ты поняла, о чем я.

Гермиона еще раз сжала его в объятиях, затем отстранилась и взяла со стола свиток.

— Это министерское досье на Игнатиуса Крэбба. Мы думаем, он может иметь отношение к проклятию Нарциссы.

Гарри поправил очки на переносице и откашлялся:

— Хорошо. Что ж. Я могу снять печать, но сами документы нельзя копировать или выносить из здания Министерства без специального заклинания, которое мне нужно искать, потому что я его не помню.

— Ясно.

Гарри коснулся палочкой своего министерского бейджа, затем дотронулся ею до свитка.

— Инабскондито.

Печать распалась, и из свитка вылетели два пергамента — они заметались по комнате, словно были рады вырваться из бумажной тюрьмы. Гермиона поймала один из них, когда тот приземлился на книжную полку, Гарри добрался до второго в дальнем углу кабинета.

Гермиона развернула пергамент и начала читать. В документе были официальные обвинения Крэбба в преступлениях времен Первой Магической Войны, информация о его аресте, его признания после поражения Волдеморта в том, что он находился под воздействием заклятия Империус, отчет о его побеге из Азкабана в 1997 году, данные о его втором заключении после Битвы за Хогвартс. Гермиона недовольно заворчала — здесь не было ничего полезного. Может быть, получится что-то узнать из судебного протокола? Она уже собиралась обсудить это с Гарри, когда тот произнес:

— А ты знала, что Крэбб шпионил на Министерство?

— Что? — она бросилась к другу и, выхватив из его рук документ, размотала пергамент полностью.

— Эй, — возмутился Гарри.

— Я читаю быстрее, — отмахнувшись, возразила Гермиона.

Драко думал, что Крэбб сбежал после приговора, но это было не так. Согласно досье срок наказания Игнатиуса был сокращен, когда тот согласился шпионить за двумя бывшими Пожирателями Смерти: за Люциусом и Нарциссой Малфой.

В своих отчетах Крэбб отмечал, что их деятельность «выглядит гнусно», но все его доказательства были глупыми: например, он упоминал Темное зелье, которое оказалось баснословно дорогим односолодовым виски или (тут даже Гермиона не могла не признать смехотворность обвинений) ссылался на жалобы домового эльфа, что Люциус во сне говорил об игре в шахматы с Волдемортом. Почти три сотни строк были посвящены наблюдениям Крэбба о тахте, которая «выглядела зловеще, но пока что вела себя вполне спокойно».

— Все его заявления абсурдны, — проговорила Гермиона. — Прóклятый пирог? Да ладно.

— Полагаю, Министерство поощряло его потому, что не было до конца уверено.

— А я думаю, что он продолжал шпионить и писать эти идиотские отчеты, чтобы оставаться на свободе и иметь доступ к Драко. А затем он решил закончить свою игру и проклял Нарциссу.

— Повтори?

— Но это не объясняет, почему она сама… только если… Гарри! — воскликнула Гермиона. — А ты можешь достать досье на Люциуса и Нарциссу?

— Возможно, — ответил он. — Но даже у меня может не оказаться к ним доступа. Одно дело — Игнатиус Крэбб, и совсем другое — Малфои.

Гарри подошел к трубе пневмопочты в углу кабинета. Дотронулся палочкой до своего бейджа и что-то прошептал в раструб. Почти сразу в комнате появились два свитка с документами. Гарри схватил их и попытался вскрыть печати.

Свиток с данными Нарциссы быстро поддался заклинанию Гарри, второй же даже не шелохнулся, сколько бы Гарри ни произносил волшебную формулу. После шестой неудачной попытки нераскрывшийся свиток выскочил из его рук и сам собой исчез в трубе.

— Зараза. Похоже, доступ к нему не входит в мой допуск.

— Ничего. Давай просмотрим то, что у нас есть, — Гермиона вручила Гарри два документа из свитка, а остальные развернула сама. — Позови, если что-то найдешь.

Они сели, чтобы спокойно изучить пергаменты. Ничего полезного в первых двух… Изложение семейной истории и информация о связях семьи Малфой с Волдемортом, которую они и так знали. Но едва Гермиона приступила к пятому документу, Гарри воскликнул:

— А ты знала, что Нарцисса тоже шпионила на Министерство?

— Что? Почему тебе достаются все самые важные бумаги?

Гарри без возражений передал ей пергамент. Гермиона быстро его проглядела.

— Здесь говорится, что Люциус и Нарцисса избежали заключения в Азкабане, в последнюю минуту отрекшись от Волдеморта, к тому же Нарцисса солгала Волдеморту по поводу твоей смерти в Запретном Лесу, но министерство относилось к ним все еще с подозрением. Результатом обыска Малфой-мэнора после войны стало обнаружение целого ряда незаконных темных артефактов. Чтобы избежать ареста, Нарцисса согласилась работать на Министерство, — Гермиона взглянула на Гарри. — Ее главная цель? Игнатиус Крэбб.

— Так значит, Министерство заставило их обоих играть друг против друга…

— Похоже на то, — Гермиона вернулась к документу. — Но согласно информации здесь, Нарцисса была почти уверена, что Крэбб пытается добраться до Драко и отомстить за смерть сына. Все ее отчеты касаются именно того, что он говорил или спрашивал о Драко. Она не сообщает ничего о предполагаемой связи Крэбба с темной магией или о его возможной симпатии Волдеморту. Все ее сообщения содержат что-то типа «И.К. снова интересовался способностями Драко в окклюменции».

— И это объясняет то, почему она продолжала шпионить на Министерство, — откликнулся Гарри. — Держи своих врагов поблизости.

— Да, — согласилась Гермиона. — И это также объясняет, почему она позволила Крэббу думать, что влюблена в него. Если она полагала, что он подбирается к Драко, она бы хотела, чтобы Игнатиус не сомневался в ее безоговорочном доверии.

— Как думаешь, Люциус знал об этом?

Гермиона тоскливо посмотрела на трубу пневмопочты.

— Мы не можем быть уверены наверняка, — сказала она, — но я думаю, он был в курсе.

— А Драко ничего этого не знал?

— По моим сведениям, нет, — ответила Гермиона и взяла в руки следующий пергамент.

— Но если Крэбб нацелился на Драко, почему именно Нарцисса впала в кому?

— Потому что он хотел заставить Драко страдать, — пояснила Гермиона. — Миссия выполнена.

— И где сейчас Крэбб?

— Без понятия.

Гарри снова призвал досье Крэбба.

— Здесь написано, что сведений о его местоположении нет с декабря прошлого года.

— Именно тогда Нарцисса и была проклята.

— А Люциус?

— Он исчез в это же время. Но еще до того, как она заболела.

— Ага.

— Да.

— В пергаменте есть что-то о коме Нарциссы?

Гермиона просмотрела документ до конца.

— Только то, что она больше не активна как шпион. И благодарности за ее службу Министерству, — пробормотала она.

— М-м-м, я думаю, что свобода от Азкабана уже достаточная благодарность, — пробормотал Гарри.

— Я понимаю, — протянула Гермиона, предпочтя не заметить последнюю реплику Гарри, — почему Крэбб исчез из города после того, как проклял шкатулку, но почему испарился Люциус?

— Хороший вопрос, особенно если учесть, что он всё знал.

— Именно. Я имею в виду, раз он думал, что Крэбб охотится за его сыном, то почему уехал?

— Если Крэбб сбежал именно поэтому, может быть, Люциус преследовал его? — предположил Гарри.

— Но почему, узнав, что Нарцисса впала в кому, он не вернулся обратно?

— Кто главный подозреваемый?

— Люциус, — ответила Гермиона.

— Вот и ответ, — сухо проговорил Гарри.

— Но он же мог всё объяснить Министерству. И наверняка они бы помогли…

— Перечитай еще раз последний абзац о Нарциссе.

— Я хочу сказать, между Малфоями и Министерством не было особой любви, но…

— Но ничего, Гермиона. Мы оба достаточно здесь проработали, чтобы понять, как мало Министерство заботит помощь бывшим Пожирателям Смерти. И не без причины, — многозначительно добавил он. — Но в любом случае, это спорный вопрос, помогли бы они или нет. Люциус явно на них не рассчитывал и решил взять дело в свои руки.

— А тебе не кажется, что он мог бы послать хоть какое-то сообщение Драко? — спросила Гермиона.

— Какое? «Дорогой сын, отец Крэбба проклял твою мать, я его преследую. Держись, продолжай в том же духе и не забывай кормить нанду в подвале»?

— Драко бы захотел присоединиться к отцу в охоте на Игнатиуса.

— В точку, — кивнул Гарри.

— Но теперь Драко остался здесь с безнадежно больной матерью на руках и в полной уверенности, что в этом виноват его отец. Разве это не жестоко? Как можно так поступить с собственным сыном?

— Это лучше, чем позволить ему броситься за магом, который сдвинулся на почве мести Драко. Люциус знает, где его сын — заботится о Нарциссе. Как только он доберется до Крэбба, то сможет снять проклятие с Нарциссы, обелить свое имя, и все Малфои будут снова жить долго и счастливо.

— Если не учитывать тот факт, что Люциуса нет уже много месяцев, а Нарциссе становится всё хуже.

— Похоже, найти Крэбба оказалось не так просто, как полагал Люциус.

— Или Крэбб добрался до него первым, — заметила Гермиона.

— Вполне возможно.

Они посидели несколько минут в тишине. Затем Гермиона взглянула на часы.

— Я собираюсь встретиться с человеком, который разбирается со шкатулкой. Посмотрим, смог ли он что-то обнаружить.

Она свернула все документы заклинанием, Гарри запечатал свитки и отправил их в трубу.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Спасибо, Гарри, но, думаю, пока тебе лучше в это не ввязываться.

— Хорошо, и… — добавил он, заметив решительный взгляд подруги, — я помню, что пообещал сохранить всё это в тайне.

Гермиона улыбнулась и положила руки ему на плечи:

— Спасибо тебе, Гарри.

— Но ты помнишь, что обещала мне быть осторожной? — спросил он, схватив ее за предплечья и слегка встряхнув. — И не только со своим сердцем, но и со всем остальным тоже: очень похоже, что скоро случится какое-то темномагическое дерьмо.

— Обещаю.

Гарри поцеловал подругу в лоб.

— И не забудь врезать Драко после того, как всё закончится. Для меня.

— Поганец, — она игриво отпихнула Гарри и аппарировала из кабинета.

Гермиона сидела в комнате ожидания, нетерпеливо постукивая ногой. Сначала она собиралась пойти поискать Драко в палату Нарциссы, но потом все же решила этого не делать. Не было никакого резона мешать ему побыть с матерью, он же знал, где искать Гермиону. Но им требовалось столько всего обсудить: то, что они с Гарри обнаружили в Министерстве, ее встречу с Дюраном, фотографии из гардеробной, доклад малфоевских головорезов... и это не говоря уже о состоянии Нарциссы. Постукивание постепенно перешло в потряхивание и закончилось невозможностью Гермионы сидеть спокойно. Она вскочила на ноги и начала мерить шагами помещение, внимательно следя за дверью, которая соединяла комнату ожидания и коридор, ведущий к палатам.

Когда створки наконец распахнулись, она собрала всю свою волю в кулак, лишь бы не броситься к Драко.

Едва Малфой увидел ее, выражение его лица смягчилось, и сердце Гермионы сделало в груди сумасшедший кульбит.

— Грейнджер, — поздоровался он.

— Драко, — она думала обнять его или взять за руку, но решила последовать примеру Малфоя и ничего не предпринимать. — Как она?

— Стабильно. Они смогли взять под контроль ее сердцебиение и дыхание. По крайней мере, ухудшения больше нет.

— Это отличная новость.

— И да, и нет, — возразил он. — Да, потому что это явно хорошо, что ее сердце больше не замедляет свой ритм. Но это происходит не потому, что они смогли снять проклятие. Целители думают, что такие изменения ее жизненных показателей никак с ним не связаны. Они сумели стабилизировать ее, применив что-то, не имеющее отношение к темной магии, — какое-то стандартное исцеляющее заклинание, которое обычно используют на пациентах с сердечными проблемами. Как-то так, — Малфой начал стряхивать с манжета рубашки невидимые глазу ворсинки.

— Что ж, тогда в словах Дюрана был смысл. Он не нашел в проклятии никакого компонента, ухудшающего состояние жертвы. Что, по мнению целителей, спровоцировало проблему?

— Разумеется, никто ничего толком не знает, потому что тут вообще невозможно найти хоть кого-то, способного дать мало-мальски ясный ответ. Но они полагают, она старается вернуться из комы, что сказывается на ее общем состоянии. Стабилизировав ее, они дали ей какие-то успокоительные зелья, что звучит чертовски смешно, учитывая тот факт, что мать в гребаной коме, но похоже, эти штуки работают.

— По крайней мере, это хоть что-то.

Малфой оторвался от своего рукава, очевидно удовлетворенный отсутствием невидимых ворсинок.

— Грейнджер, давай уже уберемся отсюда.

— Тебе надо поесть, — заметила она.

— Я не хочу есть, я хочу поговорить.

— Давай совместим. Вернемся в мою квартиру. Я найду что-нибудь съедобное, и мы сможем всё обсудить.

— Я не собираюсь даже близко подходить к тому, что хотя бы отдаленно пахнет гниющей дрянью.

— Договорились.

* * *

Драко сидел за ее кухонным столом. Он был здесь всего второй раз, но его присутствие удивительным образом казалось привычным. При помощи заклинания Гермиона расставила перед ними стаканы с водой и тарелки с сыром, яблоками, виноградом и крекерами. Драко отщипнул горсть ягод от ветки и начал раскладывать виноградины по размеру.

— Ты всегда так делаешь? — поинтересовалась она.

— Я начал, когда занялся окклюменцией, — откликнулся Драко. — Это помогает мне сосредоточиться.

Гермиона сделала глоток из своего стакана и призвала свиток пергамента из сумки.

— Ясно. Что ж. У меня тут кое-какие записи, сделанные по итогам встречи с Дюраном и после визита в Министерство. Сначала ты или я?

— У тебя нет досье Крэбба?

— На нем заклинания, которые не дают мне скопировать текст или вынести документ за пределы здания. Но повторюсь, — она помахала свитком, — я сделала подробные записи.

— Ясно, — пробормотал Драко и отправил самую большую виноградину в рот. — Тогда начну я, потому что, похоже, ты узнала больше.

Гермиона призвала чистый пергамент и достала перо.

— Грейнджер, тебе не надо вести конспект. Я не Биннс, читающий лекцию о двадцать седьмом восстании гоблинов.

Гермиона заточила кончик пера, Драко закатил глаза и продолжил:

— Ладно. Мои люди мало чем смогли помочь. Я дал им новое задание и изображение Игнатиуса. Что касается информации о моем отце, то тут, как обычно, ничего. Они думают, что он всё еще может быть в Румынии, но ходят слухи, что его видели с директором школы колдовства в Омске. В любом случае… у них теперь новая задача, так что они могут с бóльшим разнообразием спустить мои деньги.

— А камера в гардеробной? — спросила Гермиона, не отрываясь от пергамента.

— А вот тут больше результатов, — Драко вытащил конверт из внутреннего кармана своего пиджака. — Ты была права. Там около девятисот тысяч изображений того, как моя мать наносит тени. Но все же там было еще вот это.

Он положил на стол перед Гермионой конверт. Там было четыре колдографии.

На первом снимке Нарцисса сидела перед столиком, с довольным видом разглядывая, как ее зеленый кулон сочетается с черной парчой платья. За ее спиной появился Крэбб и повел носом по женской шее. Нарцисса на мгновение скривилась, но быстро взяла себя в руки, улыбнулась и прижалась к мужчине.

На второй колдографии Нарцисса и Люциус рассматривали зеленый кулон, затем они обменялись взглядами и рассмеялись.

На третьей Крэбб подавал Нарциссе кольцо с дымчатым камнем. Он указал на что-то внутри ободка — без сомнения, на тайную надпись. Выглядящая довольной Нарцисса поцеловала мужчину в щеку.

На последнем снимке снова были запечатлены миссис Малфой и Крэбб. Нарцисса методично выщипывала брови, время от времени проверяя их симметричность. Крэбб слева от нее внимательно смотрел на шкатулку с драгоценностями, поглаживая пальцами лакированную крышку. Едва Нарцисса обернулась, он отдернул руку и широко улыбнулся.

— Что ты думаешь, Грейнджер? У меня есть свои соображения, но я бы хотел послушать…

— Драко, ты знал, что твоя мать шпионила на Министерство?

Драко оторвался от сортировки ягод и уставился на Гермиону.

— Что ты сейчас сказала?

Гермиона рассказала Драко обо всем, что она выяснила в Министерстве этим утром — ни словом, разумеется, не обмолвившись об участии в этом Гарри. К тому моменту, как она закончила свой рассказ, на столе рядом с виноградинами красовалась ровная башня из крекеров и несколько удивительно аккуратных цветков из долек яблока.

— То есть ты хочешь сказать, — проговорил Драко, отодвигая от стола стул, — что у моей матери и вправду была интрижка с Игнатиусом Крэббом, но она завела ее для того, чтобы иметь возможность следить за ним для Министерства и защищать меня?

— Да.

— Отец должен был об этом знать, — заявил он, вставая. — Должен был. Именно поэтому там на фотографии с кулоном они смеялись над безвкусной побрякушкой, которой Крэбб пытался добиться расположения моей матери, — Малфой презрительно усмехнулся. — Но почему они ничего не рассказали мне? Как так получилось, что я вообще ничего об этом не знаю?

— Драко, потому что они старались защитить тебя. Они понимали, что Крэбб хочет добраться до тебя, но не могли предположить, что он сможет причинить вред Нарциссе.

— Вот где мой отец, — проговорил Драко, доставая палочку из кармана. — Он не сбежал из страны, прокляв мать, он ищет Крэбба. Я должен поехать и…

— Поехать и что, Драко? — спросила Гермиона. Она опустила ладонь на локоть Драко, заставляя того опустить руку. — Ты же даже понятия не имеешь, где они. Послушай, то, что мы узнали — важно, но это ничего толком не меняет до тех пор, пока не будет найден Крэбб или его палочка. И вот теперь я должна тебе сказать ещё кое-что. Сядь, пожалуйста.

— Я не хочу садиться, — воспротивился Драко. Он опустил руки, но пальцы все еще сжимали палочку до побелевших костяшек.

— Хорошо. Тогда просто послушай. Но не аппарируй неизвестно куда, пока мы не придумаем хоть какой-нибудь план. Дюран уверен, что он сможет снять проклятие, если получит палочку Крэбба. А еще он варит зелье, используя книгу Нарциссы. Он говорит, что оно не снимет проклятие немедленно, но повернет его вспять.

— То есть?

— Зелье не вылечит ее сразу же, как она его выпьет, но Нарцисса очнется. Проклятие сойдет на нет само собой, однако на это потребуется столько же времени, сколько она пробыла в коме.

— Грейнджер, но ведь это почти что год.

— Да.

Драко уставился на стену кухни, затем закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Гермиона нерешительно наблюдала за ним, но не посмела коснуться. Наконец, Малфой открыл глаза и мягко усмехнулся.

— Что? — спросила она.

— Вообще-то, это лучшая новость за очень долгое время.

Гермиона улыбнулась ему. Удивительно, но Драко улыбнулся ей в ответ.

— Хорошо, — сказал он. — Очевидно, мне нужно найти еще «головорезов», как ты их называешь. Завтра утром я отправлю Неро с, так сказать, наводкой на палочку. Однозначно, те волшебники и волшебницы, что уже работают на меня, непроходимые тупицы. Но я просто найму всех, кто будет готов взять мои деньги, и рано или поздно кто-то из них найдет этого ублюдка.

— А я отправлюсь обратно в магазин Дюрана и узнаю, готово ли зелье. Он сказал, что уже близок к завершению, но огненные семена необходимо остудить до комнатной температуры перед тем, как добавлять их к остальным ингредиентам.

— Хорошо.

Она взглянула на столешницу. Яблочные цветы начали чернеть.

— Ты не голоден? — спросила она. — Ты ничего не ел, только устраивал из еды художественные экспозиции.

Он наложил на яблоки освежающее заклинание и взял несколько долек, предложил Гермионе кусочек, после чего отправил в рот остальное.

— Тебе не надо обвалять их в сахаре? — поинтересовалась Гермиона.

— Это предложение?

— Нет.

— Тогда, полагаю, не надо, — он положил в рот еще один ломтик.

Гермиона снова просмотрела свои записи, намечая то, что ей предстоит обдумать: возможные чары обнаружения, чтобы помочь разыскать Крэбба; идеи, как добраться до досье Люциуса в Министерстве; книги, где можно было бы узнать рецепты зелий на случай, если лекарство Дюрана не сработает. Добравшись до конца свитка, она подавила зевок и посмотрела на часы.

— Мэрлин, как так вышло, что сейчас уже полночь?

— Думаю, это как-то связано с вращением Земли вокруг своей оси.

— Поганец, — она свернула пергамент.

Драко снова улыбнулся и доел последний ломтик яблока. Гермиона заклинанием отправила посуду в раковину и начала убирать крекеры.

— Конечно же, время — это человеческая идея, — продолжил он, ловя печенье, прежде чем то окажется в коробке. — Так что размышление о том, что такое поздний час — это всего лишь сохранение иллюзии линейной последовательности по отношению к фиксированному моменту в будущем.

Гермиона несколько раз моргнула:

— Я и правда слишком устала, чтобы вести сейчас подобные беседы.

— Грейнджер, я много читал о времени и осознании. Хотел понять, может ли кто-то объяснить, что испытывает моя мать или каково ей будет, когда она очнется.

— И?

— Никогда не догадаешься, — усмехнулся он. — Оказалось, что никто ни с чем не согласен и ни у кого нет ни одного нормального гребаного ответа, — его слова были горькими, но голос Драко звучал почти что весело. Он допил воду из своего стакана и принялся жевать лед.

Гермиона рассмеялась и отправила виноград обратно в холодильник. Осмотревшись, она пришла к выводу, что в кухне чисто — ну, по крайней мере, так же чисто, как было тогда, когда они только сюда пришли.

— Грейнджер? — позвал Драко. Он закинул в рот еще один кубик льда.

— Да?

Малфой проглотил лед и прочистил горло.

— Я могу остаться здесь на ночь?

— Что? — она чуть не выронила палочку.

— Здесь. В твоей квартире. Я могу здесь остаться?

Она почувствовала, как по шее к щекам поднимается обжигающий румянец. Во рту пересохло, а в голове стало пусто.

— М-м-м. Здесь?

— Да, здесь. Слушай, я не имел в виду ничего предосудительного. Не так, как когда аппарировал нас в свою спальню. Я просто… этим утром… это было мило. Проснуться здесь в твоей квартире, а не в мэноре. Но если это чересчур, просто забудь об этом.

— Это не чересчур, — откликнулась Гермиона. Она понимала, что улыбается сейчас как сумасшедшая, но ничего не могла с собой поделать. — Буду рада, если ты останешься.

— Хорошо.

— Подожди-ка, ты только что признался, что, когда перенес нас в свою спальню, ты думал…

— Ну конечно, думал, — он снова набрал полный рот льда. — Твоя блузка просвечивала из-за дождя.

— Драко! — Гермиона бросила в него скомканную салфетку.

— Что? — он рассмеялся и наклонился. — Это комплимент, Грейнджер.

— К сожалению для меня, в тот вечер на тебе были обычные черные вещи, так что единственное, что я смогла рассмотреть, так это твои жалкие попытки затащить меня в постель.

Палочкой она собрала кучу мятых салфеток и швырнула их ему в лицо.

— Да это был полностью бессознательный поступок! — воскликнул он, уворачиваясь от нападения. — А это использованные салфетки?

— Какие-то — да.

— Отвратительно, — сквозь смех проговорил он.

— Ты заслужил, — она запустила последнюю салфетку прямо ему в лоб. Та грозно покрутилась, прежде чем устремиться Драко между глаз.

— Дразнишься? Очень мило, — при помощи палочки Малфой собрал с пола все салфетки, очистил их и аккуратной стопкой отправил в ящик.

— И ты ничего не сделаешь мне в ответ?

— Я выше такой ерунды, — ответил он. Но одним быстрым движением кисти сложил последнюю салфетку в хищную птицу и напустил на волосы Гермионы.

— Ах ты поганец! — тряпичная птица сделала над ее головой еще один круг, и Гермионе пришлось отбиваться от нее до тех пор, пока та не упала на пол.

— Мир?

Она подозрительно посмотрела на Драко:

— Не уверена.

— Правильно делаешь, что опасаешься, — серьезно заметил он.

— И ты, — откликнулась она, вертя палочку между пальцев, — тоже.

Он снова рассмеялся, затем отправил последнюю салфетку в ящик.

— Здорово видеть, как ты смеешься, Драко.

— Здорово смеяться, Грейнджер.

Гермиона улыбнулась и почувствовала, как ее сердце сильно стукнулось о ребра. Малфой улыбнулся ей в ответ и отвел взгляд.

— Что ж, — заметила она, убирая палочку, — уже действительно поздно, — Гермиона прошла в гостиную и начала рыться в шкафу с бельем. — Я сейчас только возьму дополнительное одеяло себе на диван и…

Драко прошел за ней следом.

— Учитывая тот факт, что сегодня меня ничем не опоили, я отлично могу сам выбрать, где мне ночевать. Ты спишь в своей кровати. Я — на диване.

— Но ты слишком высокий. Тебе будет неудобно.

— Ты права, — откликнулся он. — Но вот если бы кто-то из нас двоих мог использовать магию, чтобы сделать диван более удобным… — Малфой коснулся палочкой дивана, и тот стал на метр длиннее и значительно мягче. Драко наклонил голову, оценивая результат, затем взмахнул палочкой еще раз, меняя цвет обивки с золотисто-бежевого на темно-зеленый.

— Это ужасно.

— Завтра утром я верну всё обратно, если только за ночь у тебя не улучшится вкус.

— Собираешься трансфигурировать мои простыни и одеяло?

— Все зависит от того, насколько они плохи.

— Можешь спать в ванне.

— С чего это вдруг? — спросил он, устраиваясь на подушках. — Ведь теперь я могу расположиться на этом великолепном ложе.

* * *

Она принесла на свой обновленный диван простынь и одеяло для Драко. Малфой снял пиджак и свитер, вынул ремень и всё это аккуратно положил на пол. На нем остались только белая рубашка и черные брюки. Когда Драко наклонился, чтобы расшнуровать и снять ботинки, Гермиона честно старалась не пялиться на его руки и выступающие на спине позвонки.

Она уже собиралась пожелать ему доброй ночи, как в окно постучала небольшая сова.

— Это Карат, птица Дюрана.

Гермиона отвязала записку и положила пергамент на диван рядом с Драко.

— «Мисс Грейнджер, — прочитала она вслух. — Зелье должно быть готово завтра к полудню. Вы сможете его забрать. Обратите, пожалуйста, внимание на прилагаемый счет. Я с готовностью верну Вам деньги, если зелье не поможет. Для меня было честью работать с Вами. Искренне Ваш, Жан-Жак Дюран».

Она протянула письмо и счет Драко. Драко просмотрел записи и сказал:

— Ювелир не выставил счет за работу. Только за ингредиенты и за простой магазина.

— Вот видишь? Не все стремятся потратить твои деньги.

— Это потому что он думает, что тратит твои.

— Это так цинично.

— Я говорю то, что вижу, — Малфой положил счет на стопку своей одежды на полу и откинулся на подушки.

Гермиона пыталась придумать причину, чтобы задержаться рядом с Драко вместо того, чтобы отправляться в спальню, но в голову ничего не приходило.

— Ну что ж, — протянула она, — полагаю, увидимся утром.

— Да, — ответил он.

— Тогда доброй ночи.

Гермиона начала подниматься, но Драко удержал ее за руку:

— Грейнджер?

— Да?

— Спасибо.

— Не стоит…

— Я не шучу. За всё, что ты сделала. За всё, что ты делаешь. Это… Это… — он замолчал, глядя на их переплетенные пальцы, будто пытался разглядеть там правильные слова. — Для меня слишком даже думать об этом. Но я думаю, — добавил он, поднимая голову и встречаясь с ней глазами. — И я хочу, чтобы ты об этом знала.

Она не была уверена, что именно надо на это ответить, поэтому просто улыбнулась и сказала:

— Хорошо.

Он крепко сжал ее ладонь и провел большим пальцем по костяшкам. Каждый нерв в ее теле отозвался на эту нехитрую ласку. Гермиона чуть придвинулась к Драко, прижимаясь бедром к его ноге. Малфой подался навстречу и теперь касался ее плеча своим. Он поднял вторую руку к ее затылку и притянул Гермиону к себе.

— Грейнджер? — прошептал он.

— Да? — в ее отклике было больше просьбы, чем вопроса.

Она почувствовала его дыхание на своем лице. Когда его губы накрыли ее, в ушах зашумело, а желудок сделал кульбит. Когда Драко коснулся ладонью ее поясницы, по коже побежали мурашки. А когда его рот оторвался от ее губ и двинулся к ключицам, под закрытыми веками засверкали звезды. Пальцы одной ее руки запутались в его волосах, вторая ладонь скользнула под рубашку. Она поймала его губы своими, целуя жадно и глубоко, пока вокруг не осталось ничего, кроме Драко: его запаха, вкуса, ощущения его тела, крепко прижатого к ее собственному. Гермиона разорвала поцелуй и провела языком по линии его челюсти, спускаясь ниже, к горлу. Драко глухо застонал и крепче стиснул в кулаке ее кудри. Гермиона начала расстегивать его рубашку, отчаянно желая почувствовать Малфоя кожа к коже, но Драко перехватил ее пальцы и осторожно отстранился, прижавшись своим лбом к ее.

— Что-то не так? — прошептала она.

— Нет, — выдохнул он. — Да. Но не с тобой, со мной.

— Что случилось?

Они оба сбито дышали, их лица раскраснелись. Гермиона отвела руки от его рубашки и откинулась назад так, чтобы видеть его глаза.

— Грейнджер, я даже объяснить не могу, как сильно я тебя хочу. И чего мне стоит сейчас остановиться. Но я в полном раздрае здесь, — проговорил он, касаясь своей головы. — И еще вот здесь, — он дотронулся до груди. — И я не готов сейчас к этому.

— Хорошо, Драко.

— Хорошо?

— Да, — она обхватила его лицо ладонями и погладила его щеки пальцами. — Да, хорошо. Нет никакой спешки.

— Прости.

— Не извиняйся, — Гермиона ещё раз поцеловала его, на этот раз в висок. — Увидимся завтра утром.

— Доброй ночи, Грейнджер.

— Доброй ночи, — она сжала его руку, перед тем как уйти в свою спальню.

* * *

Когда Гермиона проснулась следующим утром, Драко в квартире не было. Дивану был возвращен его прежний размер и цвет. При этом выглядел он значительно чище и к тому же ненавязчиво пах лимоном. На обивке выделялся большой мешок с деньгами. Гермиона прочитала записку, оставленную рядом.

Грейнджер, это деньги для Дюрана. Скажи ему, что ты утроишь сумму, если зелье сработает. Я ушел, чтобы разобраться с новыми «головорезами». Встретимся в больнице, когда ты получишь лекарство? Просто приходи сразу в мамину палату. Спасибо за гостеприимство. ДМ.

— Мистер Малфой, вы не могли бы сбавить тон? Это же больница.

— Смитвик, я сбавлю тон, когда вы уже дадите ей это гребаное зелье.

— Как я уже объяснял, мы не можем просто так взять и дать нашему пациенту экспериментальный препарат. Лекарство должно быть изучено и протестировано.

Драко сделал шаг в сторону Смитвика. Гермиона положила ладонь на палочку просто на тот случай, если Малфой решит выкинуть какую-нибудь глупость. Драко глубоко вдохнул и, вцепившись пальцами в спинку кровати Нарциссы, наклонился вперед. Его глаза впились в целителя, а голос звучал низко и угрожающе.

— Послушайте меня. Я скажу это тихо. И скажу это спокойно. Но я скажу это только один раз. Я приходил сюда каждый гребаный день в течение почти что года. Я дал этой больнице достаточно денег, чтобы построить целое крыло и полностью перестроить комнаты отдыха для целителей.

— И мы очень рады, что строительство Исследовательской Медицинской Библиотеки Блэк почти завершено и что…

— Не пытайтесь относиться ко мне свысока, Смитвик. Вы сделали всё, что могли, чтобы помочь моей матери. И ни одно ваше усилие не увенчалось успехом. Мы даем ей это зелье.

— Но риск от приема неопробованного препарата…

— Я беру всю ответственность на себя. Мне нужно что-то подписать? Я подпишу. Вам надо закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не видеть и не слышать, как я даю его ей? Сделайте одолжение. Если для этого мне придется ее забрать отсюда и отвезти обратно домой, я это сделаю.

Смитвик и Драко сверлили друг друга взглядами. Как будто ждут, кто же моргнет первым, подумалось Гермионе.

Этим первым оказался Смитвик:

— Вы подпишете бумаги?

Драко ослабил хватку на спинке кровати. Гермиона выдохнула, только сейчас заметив, что все это время задерживала дыхание.

— Я подпишу всё, что вы хотите. Просто дайте ей его уже.

— Хорошо, — с громким хлопком Смитвик аппарировал.

— Клянусь, если он не вернется через пять минут, я просто открою эту бутылку и…

— Вот, — Смитвик появился в палате. Он вручил Драко пергамент и перо. Малфой немедленно подписал документ. Гермиона хотела было сказать, чтобы он хотя бы ознакомился с содержанием или попросил копию, но быстро поняла, что Драко гораздо больше волнует факт приема лекарства, чем последствия, указанные в подписанном пергаменте.

Подпись Драко вспыхнула, и документ взлетел в воздух, сам собой складываясь в квадрат и прыгая в карман Смитвика.

— Хорошо, мистер Малфой. Но я вынужден настаивать на дополнительном мониторинге ее жизненных показателей в течение как минимум двух недель с момента приема препарата.

— Хорошо.

Смитвик взял зелье из рук Драко. Поднес фиал к свету и скептически и, как показалось Гермионе, излишне картинно осмотрел его. Драко начал нетерпеливо постукивать ногой.

— Вы уверены, что это тоже должно оставаться в палате? — Смитвик кивнул в сторону прóклятой шкатулки, которую Гермиона открыла и согласно инструкциям Дюрана поставила на столик рядом с изголовьем кровати Нарциссы.

— Да, — ответил Драко. — Ее нельзя закрывать, передвигать, проверять, исследовать и даже трогать хоть кому-то, если только мисс Грейнджер или я этого не разрешим.

— Как пожелаете.

Смитвик приблизился к Нарциссе. Он откупорил фиал и открыл пациентке рот. Субстанция оранжевого цвета — Гермиона не могла определить, жидкость это или пар — завитками заструилась из сосуда. Когда фиал был наполовину пуст, пробка подпрыгнула в воздух и сама собой втиснулась в горлышко. Смитвик закрыл рот женщины.

Все смотрели на Нарциссу.

В первые мгновения ничего не происходило. Но затем, сначала почти незаметно, нитеобразный сгусток желтовато-зеленого цвета появился из правого уха Нарциссы. Медленно колыхаясь в воздухе, он подплыл к шкатулке, где и опустился на дно.

— Очаровательно, — проговорил Смитвик. Целитель сделал несколько записей в истории болезни Нарциссы. — Я собираюсь дать указания по поводу исследований. Я пришлю людей, чтобы взять анализы, — он кивнул Драко и Гермионе и покинул комнату.

Драко ничего не ответил. Он стоял, будто прирос к полу, и, не отрываясь, смотрел на туманную нить, тянущуюся от Нарциссы к шкатулке. Гермиона подождала пару минут, затем осторожно подошла к Малфою:

— Драко?

Казалось, он ее не слышал. Она призвала ему стул.

— Почему бы тебе не сесть?

По-прежнему не спуская глаз с Нарциссы, он подчинился. Гермиона заметила, что его губы слегка дрожат. Она хотела взять Драко за руку, но потом решила, что он больше оценит, если она сделает вид, что не замечает его слабости. Она нашла еще один стул и села рядом с Малфоем.

Какое-то время, показавшееся вечностью, они молча смотрели на туманную субстанцию. Наконец, Драко произнес:

— Я не знаю, что со всем этим делать, — он указал на желтоватую нить. — Потому что трудно не надеяться, что это не просто хитроумный трюк, — его голос звучал глухо.

— Я не думаю, что Дюран на такое способен.

— Но тогда остается только верить, что это действительно работает.

— Да.

— Если ей станет лучше, то это не потому, что я просто очень сильно на это надеялся.

— Нет, это произойдет потому, что мы кое-что сделали, чтобы ей помочь. Надежде нужны поступки.

— А еще она обманывает девять раз из десяти.

— Но если ты потерял надежду, — возразила Гермиона, — то что же тебя здесь держит? Как ты можешь сидеть с матерью каждый день, если не веришь в то, что ей станет лучше?

— Грейнджер, я не говорил, что не верю. Я только сказал, что надежда сама по себе бесполезна.

— Для нее — да. Но не для тебя. Надежда не перестает быть важной только потому, что твои ожидания не оправдались. Если бы ты не надеялся, как бы ты жил, менялся, да даже дышал?

Драко пожал плечами:

— Наверное, поэтому я так и не смог перестать верить. Ведь что еще тогда останется?

— Вряд ли что-то кроме.

Они оба в тишине наблюдали, как туманная субстанция вьется в воздухе.

— Думаю, я бы хотел побыть с ней наедине, Грейнджер.

— Конечно.

— Я пришлю тебе сову позже, — он взял Гермиону за руку и прижался к ее пальцам щекой. — Спасибо, — прошептал он.

Гермиона наклонилась и поцеловала его в макушку, прежде чем выйти из палаты.

* * *

Следующие две недели Драко провел у Нарциссы. Целители не нашли никаких изменений в ее жизненных ритмах, но это не означало ничего плохого. Гермиона заходила в больницу по дороге с работы почти каждый вечер. Иногда она присоединялась к Драко и читала отрывки из «Волшебника с мохнатым сердцем» (Драко купил еще один экземпляр), иногда рассказывала о своей работе, а иногда они просто сидели и смотрели, как туманная нить вьется и исчезает в шкатулке. После больницы Гермиона либо шла домой, либо возвращалась обратно в Министерство, либо встречалась с друзьями, чтобы выпить по бокалу вина. Драко на ужин ее не приглашал и в квартиру к ней не приходил. Гермиона поняла: ему нужно время, чтобы свыкнуться с новоприобретенной, хоть, возможно, и нежелательной надеждой. Гермиона не могла утверждать, что не была разочарована, но она не хотела вторгаться в личное пространство Драко, если именно оно было ему сейчас так нужно. К тому же на нее свалилось очень много работы.

На Рождество она уехала с родителями во Францию. Она отослала Драко посылку с конфетами «Берти Боттс» (каждая из которых была со вкусом сахара). Малфой прислал ей записку:

Грейнджер, полагаю, ты собиралась таким образом пошутить, и если это так, то шутка не удалась, потому что я наслаждался каждой конфетой. Я пытался придумать что-то для тебя, но не нашел ничего подходящего. Надеюсь, когда найду, я пойму, что это оно. ДМ.

* * *

Когда Гермиона вернулась с каникул, то обнаружила, что Драко заметно похудел. Она отчитала его за то, что он себя не бережет, а затем силой вытащила Малфоя в ресторан неподалеку от больницы. Если он хочет есть один — отлично, но она накормит его, так или иначе.

Они подошли к столику в углу. Приборы были уже расставлены, но вино отсутствовало. Напомаженный официант с готовностью приблизился к Драко.

— Мистер Малфой! Так приятно видеть вас снова. Ваш столик ждет вас. Ваше вино будет подано через мгновение, — он щелкнул пальцами еще одному официанту в углу ресторана. — И мы, разумеется, немедленно добавим еще один прибор для леди.

— Хорошо, — ответил Драко.

Гермиона посчитала это приглашением и села за стол.

— Кажется, Скиппи⁽¹⁾ счастлив тебя видеть. Когда ты был здесь последний раз?

— Скиппи?

Гермиона пожала плечами:

— Он на него очень похож.

Драко склонил голову и окинул официанта взглядом.

— Нет, не похож.

— Неважно. Так когда ты был тут в последний раз?

— Он вылитый Амвросий.⁽²⁾

— Прекрати уходить от ответа.

Драко вздохнул и принялся изучать свои ногти.

— Я не знаю точной даты.

— Ты был здесь после того, как мы дали твоей матери зелье?

— Нет.

— Что ты ел?

— У меня были отборные конфеты «Берти Боттс».

— Драко…

Он начал загибать пальцы:

— Кофе, яблоки, миндаль, вареные яйца, кофе, морковь, чипсы и кофе.

Гермиона сверкнула глазами.

— Слушай, пока ты не начала читать мне лекцию… Я потратил столько времени, сидя там и наблюдая за тем, как ничего не меняется. Поэтому сейчас, когда что-то на самом деле происходит — даже если это тонюсенькая ниточка дыма, вьющаяся в воздухе, — мне очень сложно уйти оттуда.

— Я понимаю, но…

— Неужели? — жестко перебил он.

Скиппи/Амвросий принес их еду: приготовленного на пару лосося с капустным салатом и ореховым соусом.

— Не огрызайся, Драко, — проговорила Гермиона, накрывая колени салфеткой. — Мне нужно опоить тебя, чтобы ты начал есть?

Драко раздраженно покосился на нее и демонстративно набил рот едой.

— От твоих головорезов что-нибудь слышно?

— Нет.

Они ели в полной тишине.

— Драко?

— М-м-м?

— Когда твоя мама очнется через год, она едва ли порадуется тому, что ты два года провел, смотря на нее, вместо того, чтобы жить.

— Если.

— Что?

— Если она очнется.

— Ты обмолвился, что надежда ничем ей не поможет. Трата времени в ее палате тоже бесполезна. И для нее, и для тебя.

Драко сердито посмотрел на Гермиону, но ничего не сказал.

— Ты можешь злиться на меня, но в моих словах есть смысл. Может быть, изначально Нарцисса согласилась шпионить за Игнатиусом для того, чтобы избежать тюрьмы, но она не бросила это — и завела с Крэббом роман, — чтобы защитить тебя.

— Притворялась, что завела роман, — проворчал Драко.

— Да, и я уверена, что все те разы, когда ей приходилось ложиться в постель с человеком, который, как она думала, пытался убить ее сына, ей было легче от того факта, что она всего лишь притворялась.

— Твою мать, Грейнджер, к чему ты клонишь?

— Я клоню к тому, что Нарцисса сделала всё, что было в ее силах, чтобы защитить твою жизнь, и заплатила за это высокую цену. Так разве благодарно спускать эту самую жизнь, вместо того, чтобы проживать ее?

Драко положил свою вилку рядом с ножом и ложкой.

— Я не говорю, — мягко продолжила Гермиона, — что тебе стоит отказаться от нее и отправиться в турне с «Ведуньями». Я просто думаю, тебе нужно добиться какого-то баланса. Да, проводить с ней время. Но и заботиться о себе. Есть. Читать. Слушать музыку. Гулять. Встречаться с другими людьми. Не делай так, чтобы, очнувшись, она подумала, что Крэбб своего добился.

Он посмотрел в сторону, покачал головой и допил воду из своего стакан.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — пробормотал он.

— Может быть, — Гермиона поднялась, положила салфетку на стол и подошла к Драко. — Спасибо за ужин.

Он сидел молча, сверля глазами пустой стакан.

— Я бы хотела еще раз увидеть тебя, Драко. И еще раз, и еще, и еще. Ты знаешь, как найти меня, если тоже этого захочешь, — она сжала его плечо, поцеловала в макушку и вышла из ресторана.

1) Skippy (Скиппи): https://en.wikipedia.org/wiki/Skippy_the_Bush_Kangaroo

Вернуться к тексту

2) Ambrose (Св. Амвросий): https://en.wikipedia.org/wiki/Ambrose

Вернуться к тексту

Гермионе было трудно не появляться в больнице. Она приходила сюда бóльшую часть года, и эти посещения стали для нее такой же неотъемлемой частью ежедневного расписания, как и для Драко. К тому же ей очень хотелось знать: продолжает ли действовать зелье, удалось ли малфоевским головорезам что-нибудь найти и начал ли сам Драко хоть немного думать о себе. Но она устояла — в этот раз всё зависело от Малфоя.

Тем временем Гермиона последовала своему собственному совету: она гуляла, читала книги, проводила время с Гарри, Луной, Роном и Лавандой. Не всегда было приятно оказываться пятым колесом у телеги, но с друзьями было хорошо и тепло, и ей нравилась их компания. Рон продолжал пытаться свести ее с «тем самым чуваком, которого зовут Райнер, он еще вечно что-то читает, но все же кажется нормальным парнем». Лаванда заявила, что по ее мнению, Гермионе стоило бы сойтись с Дином Томасом. Луна сообщила, что есть особый вид флоббер-червей, чья слизь светится, когда человек оказывается рядом со своей половинкой, но они живут так глубоко под землей, что их никто никогда не видел. Гарри хранил молчание, и Гермиона была ему за это благодарна.

Оглядываясь назад, Гермиона осознавала, что Драко потребовалось не так уж много времени, чтобы связаться с ней — ей казалось, что прошли месяцы, хотя миновало не больше трех-четырех недель.

В записке, присланной с его совой, была всего одна фраза: Я бы хотел снова тебя увидеть.

Она ответила: Три метлы. Суббота. 21.00. Надень что-нибудь не черное.

* * *

Гермионе пришлось признать: она была не до конца уверена, что Драко придет, пока тот все же не появился. «Три метлы» разительно отличались от того ресторана, где они встречались до этого. Здесь было шумно, много народу и не было Скиппи/Амвросия, чтобы подать Драко его «как обычно». Честно говоря, Малфой радостью не светился, но он и вправду пришел. Выглядел он лучше: не был таким худым, как в их последнюю встречу, и темные круги под глазами исчезли. Однако он все равно был весь в черном.

Прежде чем Гермиона успела произнести хоть слово, Драко указал на серебряные пуговицы на манжетах рубашки.

— Не черные, — заявил он.

Она приподняла бровь и чуть улыбнулась.

— И ты права, теперь я чувствую себя другим человеком.

— Замолчи, — ответила она, растягивая губы в широкой улыбке.

— Итак, я встретился здесь с тобой и поразил разнообразием гардероба. Теперь мы можем уйти?

— Конечно нет, — она повела его к столику в центре зала. Малфой выругался сквозь зубы, но последовал за ней.

— Грейнджер, тебя не волнует, что твои гриффиндорские дружки увидят тебя здесь со мной?

— Нет.

— Не лучше ли было посидеть где-нибудь, где не так шумно, — он отклонился, уворачиваясь от пронессшегося мимо подноса с шотами огневиски. — И не так вульгарно.

— Нет.

Драко раздраженно проворчал, оглядывая стол. Когда появились бутылки со сливочным пивом, он настоял на том, чтобы очистить свою кружку заклинанием, прежде чем наливать в нее напиток.

— Боишься, что кто-то принёс эту кружку из туалета?

— Я грешу на нечистоплотность.

— Я так и поняла.

Драко сделал осторожный глоток, но уже через пару секунд заметно расслабился.

— Почему здесь?

— Смена сценария.

— Сточная труба — тоже смена сценария.

— Ты бы предпочел ее? Я думаю, что видела одну чуть дальше по переулку. Я, конечно, рискую, но смею предположить, что бокалы в сточной трубе чуть-чуть менее чистые, чем здесь.

Он поднял свою кружку в воздух и прищурился.

— Только если слегка.

— Поганец. Как твоя мама?

— По-прежнему.

— А твои головорезы?

— Половина из них ищет отца, вторая половина — Крэбба. Омск оказался идиотской идеей, но они все убеждают меня, что у них появились настоящие зацепки. Вероятно потому, что им нравятся мои чеки.

Драко допил свое пиво и выхватил с ближайшего подноса еще одну кружку.

— Мучает жажда? — с улыбкой спросила Гермиона. Она сама едва ли сделала несколько глотков.

— Давно уже не пил такого. Надо будет сказать Амвросию, чтобы держал для меня парочку бутылок.

— Так значит, ты ешь в ресторане, да?

Драко закатил глаза:

— Да, Грейнджер. Я ем в ресторане. А на прошлой неделе я даже стал делать заказ по меню. Амвросий чуть не обделался.

Гермиона фыркнула, затем произнесла:

— Ты хорошо выглядишь, Драко.

— Грейнджер, я всегда хорошо выгляжу, — протянул он.

— Когда не похож на того, кто собирается на тот свет, балбес.

— Неважно, — он принялся соскабливать этикетку с бутылки, старательно избегая смотреть Гермионе в глаза. — Я разговаривал с мамой. Сказал ей, что собираюсь немного сократить время своих посещений. Кажется, она не возражала.

Гермиона сделала глоток пива и постаралась удержаться от самодовольной улыбки.

— И что же ты собираешься делать с этим твоим новоприобретенным свободным временем?

— Мунго хочет устроить весной что-то типа торжественного приема по поводу открытия Исследовательской Библиотеки Блэк. Я немного этим занимаюсь. Пытаюсь организовать вечер со вкусом и элегантно. А это сложно, учитывая, что я получаю дюжины непрошеных предложений по поводу закусок и развлекательной программы от этих мещан из совета директоров, — он склонился над столом. — Представляешь, они предложили подать миниатюрные пироги!

Гермиона картинно вздохнула:

— Нет!

— Да! А еще бузинное вино!

— Какая безвкусица!

— Именно… Подожди минуточку… — Малфой прищурился. — Ты же сейчас издеваешься надо мной?

— Совсем чуть-чуть.

— Женщины… — он допил вторую бутылку. — Как думаешь, третья уже будет лишней?

— Твой мочевой пузырь точно будет против.

— Хм… Я рискну, — он взял еще одну с подноса. — Прием весной. Составишь мне компанию?

— С удовольствием.

— Хорошо.

— Хотя у меня есть один вопрос.

— Всего один? Просто не верится.

— Почему Библиотека Блэк, а не Библиотека Малфой?

Драко начал рвать этикетку, которою ранее отскоблил от бутылки. Затем вяло пожал плечами и проговорил:

— Когда я согласился финансировать этот проект, я был твердо убежден, что в состоянии моей матери виноват отец. Я не хотел иметь с ним ничего общего. Я был вот на столько близок, — он почти свел большой и указательные пальцы вместе, оставив между ними пару миллиметров, — к тому, чтобы сменить свою фамилию. Но тогда было бы слишком много юридической волокиты, и я не решился.

— Ага, — сказала она, опершись подбородком на руку.

— У них здесь есть что-то покрепче? Ведь ты явно хочешь спросить меня еще о чем-то, и сливочного пива явно маловато, чтобы это пережить.

— Конечно есть, это же паб.

— Это был риторический вопрос. Я и сам отлично вижу, сколько разных видов алкогольной продукции потребляется в этом обществе. Ага, вот это подойдет, — Драко снял с проплывающего мимо подноса два шота с огневиски. Один он поставил перед собой, второй передал Гермионе.

— Хорошо. Потому что у меня и в самом деле есть еще один вопрос.

— Я просто в шоке, — он залпом выпил свой огневиски.

— Что заставило тебя изменить свое мнение о чистоте крови?

Малфой вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Не что, Грейнджер. Кто.

— Кто же?

Драко схватил рюмку Гермионы, резко опрокинул ее и сказал:

— Астория Гринграсс.

— Помедленнее, ковбой. Младшая сестра Дафны?

— Да. Мы встречались какое-то время. Дольше, чем какое-то. Около года, наверное. Может быть, больше. Я же точно пожалею о третьей порции огневиски, да? Знаешь, они безбожно бадяжат свое пойло, к тому же подают его в наперстках.

— Ты знаешь свою печень лучше, чем я.

Он отмахнулся от шота, который едва не стукнул его по лбу. Рюмка чуть ли не обиженно отлетела.

— Как бы то ни было, семья Гринграссов входит в список «Священных двадцати восьми», так что обе стороны были удовлетворены подобным союзом.

— «Священные двадцать восемь»?

— Ну знаешь, самые чистокровные из чистокровных семей. Уизли и Лонгботтомы туда входят. И Брустверы тоже, — пояснил Драко. Гермиона выглядела озадаченной. Он махнул рукой. — В любом случае… ее родители были особенно рады, потому что они пытались свести Дафну с Теодором Ноттом, и это обернулось неудачей.

— Теодор Нотт? Тот самый Теодор Нотт из Хогвартса? Его пытались свести с Дафной?

— Да. Знаю, что это звучит смешно. Но он тоже из списка, так что Нотт ценная добыча в определенных кругах.

Гермиона фыркнула.

— В общем, Гринграссы устроили прием в своем особняке, якобы по случаю двадцатиоднолетия Дафны, а на самом деле для того, чтобы обратить на нее внимание Нотта. Может, Теодор и не особенно богат и красив, но его родословная безупречна, а оба его родителя мертвы, что стало дополнительным бонусом для Гринграссов. Не надо было разводить чрезмерные предбрачные ухаживания и ритуалы, и не было нужды в приданом.

— Прошу прощения, ты только что сказал «приданое»? Мы, случаем, не переместились в викторианскую эпоху?

— Ты удивишься. Ну или нет. Здесь подают еду?

— Их рыба с картофелем совсем неплоха.

Как только она произнесла это, большая тарелка с жареной рыбой и гарниром со свистом пронеслась через зал и опустилась прямо перед ними. Драко подцепил картофелину и отправил ее в рот.

— Как бы там ни было, Нотта, конечно же, Дафна мало заботила, так как его интересуют только темные артефакты, с которыми он возится. Гринграссы весь прием пытались впечатлить его своим богатством и родословной. А он всё это время ковырялся на заднем дворе с какими-то камнями. И даже не взглянул на Дафну, но та уже положила глаз на придурка Грэхэма Монтегю, так что не особо переживала по этому поводу, — он выудил рыбу. — Это пикша? Вкусно.

Гермиона чуть улыбнулась. Она не знала, в чем дело: в напитках, в смене атмосферы или в возможности побеседовать о чем-то, кроме здоровья матери, но разговорчивый Драко оказался приятной альтернативой Драко молчаливому.

Малфой начал сбрызгивать картофель уксусом.

— Ты не против?

— Совсем нет.

— Отлично, — он снял пробу, затем добавил немного соли. — Так вот Плеус — это отец Дафны — вышел на задний двор, уверенный, что Тео занят исследованием размеров их собственности, и начал распинаться о величественности их лужаек или что-то в этом роде, а Тео начал выспрашивать его про камни. Лежат ли они тут с самого начала или были привезены на лужайку, и как они выглядят в свете луны. Ну и все в таком духе. А Пелли вообще не в курсе, но он же хотел впечатлить Теодора, ну вот и сказал ему, что тот может забрать любую глыбу, которая ему приглянется. Теодор отправил в карман три или четыре каменюги и ушел, даже не попрощавшись. Они даже не знали, что он уехал, пока им об этом не сообщил я.

— Ты был там?

— Да. Мы с Асторией наблюдали всю историю с камнями и лужайкой.

— Вы с ней встретились на этом приеме?

— Нет. Я знал ее с самого детства. Наши родители достаточно тепло друг к другу относились пока Тёмный Л… пока всё не стало так сложно, — он съел еще один кусок рыбы. — Гринграссы не были Пожирателями Смерти, они были просто снобами. Хочешь?

— Конечно, — Гермиона взяла кусочек. Тот и вправду оказался вкусным.

— Я не видел Асторию с нашего последнего года в Хогвартсе, поэтому, встретившись с ней на приеме, с трудом ее узнал, — его губы дрогнули в улыбке. — На ней была нелепая шляпа с вуалью, которую, по ее словам, заставила надеть мать, чтобы Астория не отвлекала внимание от Дафны. Конечно же, это только привлекло к ней интерес. В общем… мы разговорились и… короче говоря, начали видеться. Мама и отец были просто счастливы. Астория была чистокровна, так еще и семья ее была богата и со связями. И поначалу всё шло гладко.

— А что произошло потом?

— Ее родители и сестра были ревнителями крови. А вот Астория нет. Она ненавидела всё это. Считала, что относиться к магглорожденным и полукровкам не так, как к чистокровным, — отвратительно. Она читала книги магглов, ходила в маггловские кофейни. Это просто сводило ее родителей с ума.

— Но ты общался с ней? А она с тобой?

— Поначалу нет. Я считал ее ограниченной дурно воспитанной девицей, а она меня — заносчивым засранцем, — Малфой закинул в рот последний ломтик картофеля.

— Даже не возражу.

Драко вскинул пальцы буквой «V» и продолжил.

— Во всяком случае, полагаю, она что-то во мне разглядела. А я не был так фанатичен в вопросах крови, как раньше. Не после всего того, что я видел и сделал, не после того, что случилось со мной, — он замолчал и вытер руки о салфетку. — Она говорила, я слушал, спорил, она объясняла. Она была терпеливой, умной, доброй. И мои родители ее возненавидели.

— Потому что она была предателем крови?

— В основном. Но еще и потому, что ей было плевать на деньги, власть и статус. Она планировала устроиться на работу, что было просто неслыханно, и работать Астория хотела в Министерстве с Артуром Уизли.

— Да ты шутишь, — Гермиона могла только представить, как скрежетали зубами Малфои, услышав об этом.

Драко покачал головой.

— Неа. Она была чертовски серьезно настроена. Поэтому мои родители сделали всё, что было в их силах, чтобы нас развести. Они относились к ней, как к дерьму, а мне постоянно высказывали, как им больно, что я с ней встречаюсь. Они не могли мне запретить видеться с ней, ведь я уже был не ребенок, но они могли и делали всё возможное, чтобы в их присутствии это было весьма некомфортно. Это было… нелегкое время, — при помощи Агуаменти он наполнил свою кружку водой. — После того, как мы провстречались около года, Астория решила, что беременна. Это оказалось ложной тревогой, но сама идея впутать в это ребенка усложнила ситуацию. Астория начала давить на меня, чтобы я уехал из мэнора, отдалился от родителей, стал более открытым в неприятии идей чистокровности. Я же просто… не был готов ко всему этому, наверное.

— Поэтому вы расстались?

— Да. Ну… Точнее, она меня бросила. Я был расстроен, но не мог её в этом винить, — Малфой сделал большой глоток из кружки. — Я долгое время бесился, обижался и винил всех вокруг, но дело было во мне. Я должен был противостоять своим родителям. Я не должен был позволять им так себя с ней вести или так о ней говорить. И мне действительно стоило заявить, что я предатель крови. Но я этого не сделал. Потому что я трус, и потому что их одобрение для меня всегда было важнее, чем правильные поступки, — он развернул кружку так, что ручка смотрела в противоположную от него сторону, затем снова ее передвинул.

— И она уехала, — продолжил Драко. — Перебралась в Штаты. Как ни странно, несколько недель назад я получил от нее рождественскую открытку. Она вышла замуж за маггла. У них девочки-двойняшки. Написала, что узнала о моей матери, очень сожалеет и желает ей скорейшего выздоровления, — он посмотрел на Гермиону. — Вот и всё.

Гермиона не знала, что на это ответить. Всё, что ей хотелось сказать и спросить, было либо избитой банальщиной, либо назойливыми вопросами. («Похоже, она замечательный человек», «Потери могут многому научить», «Ты пытался убедить ее остаться?» И, самое главное, «Ты всё ещё любишь её?») Но Драко избавил ее от необходимости что-то говорить, наклонив голову вправо и привлекая внимание Гермионы к столику, за которым сидели Гарри, Луна, Рон, Лаванда, Невилл и Ханна и смотрели прямо на них. Причем кое-кто делал это особенно выразительно.

— Ты была права по поводу третьей бутылки пива, — пробормотал Драко. — Вернусь через мгновение.

Он едва кивнул бывшим однокашникам и направился в сторону уборной в задней части бара. Гермиона подошла к столику друзей и поздоровалась.

— Гермиона, — поинтересовался Рон, — ты в порядке? Потому что всё это выглядит так, будто ты просто общаешься с Малфоем, вместо того чтобы проклясть его к чертовой матери.

— Вообще-то я действительно с ним общаюсь.

— Ну ты хоть подлила ему яд в кружку?

— Да. Но не говори ему, когда он вернется. Смерть должна быть болезненной и чрезвычайно неприятной.

— Я думаю, это здорово, что ты с ним разговариваешь, — заметила Ханна. — Кажется, у него не так уж много друзей в последнее время.

— Как будто этот придурок их заслуживает, — пробормотал Рон. — Гнусный хорек.

— Все заслуживают друзей, — возразила Ханна.

— Ладно, он не заслуживает тебя как друга, Гермиона, — ответил Рон. Он схватил две бутылки сливочного пива с пролетающего мимо подноса. И проигнорировал ироничный взгляд Лаванды. — Может, мы подарим ему джарви в качестве питомца?

— Вообще-то джарви не очень хорошие питомцы, — откликнулась Луна. — Они мухлюют в криббедж.

— Может, Малфой тоже. Но если серьезно, Гермиона, что ты с ним делаешь? Гарри, тебе не кажется, что это странно? Ты почему вообще молчишь?

— А что такого-то? — спросил Гарри. И сделал очень большой глоток эля.

Драко вернулся к столику и оставил деньги за еду и выпивку. Поймал взгляд Гермионы и быстро кивнул, будто не желая ставить ее в неловкое положение перед друзьями прощанием с собой.

— Ребята, увидимся позже, — сказала Гермиона.

Она подошла к Драко, взяла его за руку и, не оглядываясь, вышла.

* * *

— Ты не хочешь мороженого? — спросила она.

— Конечно, хочу. А ты уверена, что это было разумно?

— Предложить тебе съесть мороженого? Беспокоишься о своей талии?

— Ты знаешь, о чем я говорю, — ответил он.

— Знаю. И да, я уверена, — она чуть сжала его руку. Он рассмеялся почти что себе под нос и стиснул ее ладонь в ответ.

* * *

Он целовал ее на пороге ее квартиры, и его губы были на вкус как сливочный пекан. Поцелуй был медленным, глубоким и поглотил Гермиону полностью. Она отчаянно хотела пригласить Драко зайти, и, судя по тому, как Малфой к ней прижимался, он был бы не против. Но он не предложил, а она не захотела на него давить. Поэтому они пожелали друг другу доброй ночи и целовались снова, снова и снова.

Она знала: утром в понедельник Рон будет ждать ее у кабинета, чтобы устроить допрос с пристрастием. Но она также знала, что обычно он не появляется на работе до девяти часов, поэтому, придя пораньше, успела разобраться с самыми срочными делами до начала экзекуции.

Едва в 8-45 раздался стук в дверь, Гермиона вся подобралась и приготовилась к сражению.

Но это был Гарри. Она расслабленно откинулась на спинку стула.

— Слава богу. Я думала, это Рон.

— Немного рановато для него. В прошлый раз, когда Рон появился здесь раньше девяти, он проспал за своим столом до одиннадцати. Как бы там ни было, уверен, что ты занята, но Невилл просил меня передать тебе это, — он вручил ей конверт. — Приглашение на открытие ботанической выставки — кульминации его выпускного проекта. Он объехал весь мир, собирая семена, образцы и всё в таком духе. Невилл очень волнуется, как всё пройдет.

— Мне не терпится ее увидеть.

— Тебе и Луне. Потому что она убеждена, что Невилл устроил на выставке пруд с Лунными лягушачьими лилиями.

— Я бы не утверждала, что он на такое неспособен.

— Я думаю, мы все давным-давно поняли, что Невилла никогда не стоит недооценивать, — откликнулся Гарри. — И к слову о людях, которых, наверное, не стоит недооценивать…

Гермиона сердито застонала, но удержавшись, все же не стукнула кулаком по столу.

— Во-первых, это просто ужасный переход от одной темы к другой. А во-вторых, я думала, что мы…

— Тише, — прервал ее Гарри и сел на стул у ее стола. — Ты помнишь прошлую зиму, когда я рассыпáлся на части из-за Джинни и совершенно не понимал, чего хочу и что вообще от меня требуется?

— Да.

— Так вот… Луна помогла мне понять, что я должен ценить это чувство. Она не цепляется за то, что от нее ожидают другие, она просто проживает каждый день такой, какая она есть. А ведь я даже никогда не пробовал так делать. И это было потрясающе, — Гарри поправил очки на переносице. — И вот еще: она помогла мне это понять только потому, что у меня что-то не получилось. Ну знаешь, когда подразумевается, что перед тобой закрылась нужная тебе дверь? Но ведь все остальные двери в этом мире открыты перед тобой. И почему я должен зацикливаться на чем-то одном, чего не могу достигнуть, если передо мной лежит бесконечное множество других возможностей?

У Гермионы приоткрылся рот.

— Без преувеличения скажу: я никогда не слышала от тебя ничего даже отдаленно похожего.

— Я знаю, — согласился он. И глупо улыбнулся. — В общем, ты знаешь мое мнение о Драко, но для тебя он явно одна из тех самых бесконечных возможностей. И, может быть, он именно тот, кто тебе сейчас нужен.

— Гарри, это прозвучало красиво.

— Да. Вот так. Но не привыкай к такому. У меня заканчиваются запасы мудрости.

— Но зато ты иссякаешь на пике.

— Я все еще хочу, чтобы ты ему врезала. Хотя бы разочек.

Гермиона сделала самое серьезное выражение лица, на которое только была способна.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Февраль

— Грейнджер, что ты делаешь?

— А на что это похоже? — спросила Гермиона. Она уже скатала большой шар из снега. Второй, крошась и рассыпаясь, всё никак не желал пристраиваться сверху. — Леплю снеговика, разумеется.

— И как вот эти кривые комки должны иллюстрировать человеческие формы?

— Заткнись, — она начала лепить голову. — Неужели ты никогда так не делал, когда был ребенком?

— Конечно, нет, — фыркнул он. — Я делал вот так. — Повинуясь движению его палочки, снег закружился в воздухе и сам собой слепился в мерцающую фигуру Венгерской хвостороги размером с Драко.

Гермиона пару мгновений рассматривала дракона, а затем вернулась к своим корявым глыбам:

— Это жульничество.

— Каким образом? Я волшебник.

Она воткнула две палочки по бокам своего снеговика и начала осматриваться в поисках камешков для глаз и рта.

— Тебе рукам не холодно? — спросил он.

— Согревающие чары.

— Жульничество!

Снежок прилетел ему прямо в лоб.

— Ты об этом пожалеешь!

Он поудобнее перехватил палочку.

— Ты без палочки даже снеговика сделать не можешь? — Гермиона бросила ему в плечо еще один снежок.

— А с чего бы вдруг я захотел? — Драко отправил в ее сторону целую кучу снежков. Она рассмеялась и откинула их заклинанием. — А ты без палочки не можешь справиться со снежками?

— Ты такой засранец, — проговорила она, подходя к нему.

— Ага.

Он обхватил ее руками и наклонился для поцелуя. Гермиона придвинулась к нему, наслаждаясь теплом его губ на своей холодной коже. Драко притянул ее еще ближе, углубляя поцелуй и на мгновение отвлекая Гермиону от ее первоначального замысла. Но она достаточно быстро взяла себя в руки; его вопль, когда она засунула снежок ему за шиворот, стал усладой для ее ушей.

Март

О магмафлоксах Гермиона только читала в учебниках, да и то лишь встречала информацию о том, что эти цветы существуют в теории. То, что Невилл смог не только их отыскать, но еще и привезти образец для выставки, было настоящим чудом. Арктическая и Антарктическая часть экспозиции тоже впечатляла: в дополнение к густым зарослям Волшебного лишайника тут были представлены четыре вида Антиподного плюща.

Но Драко сказал, что эта выставка «Посланник пурпурный⁽¹⁾: реальная альтернатива совам?» напомнила ему кое-что ей отдать.

— Это твой очень запоздавший рождественский подарок, — пояснил он, протягивая Гермионе сложенный лист бумаги.

Она недоуменно посмотрела на Драко, затем начала разворачивать пергамент.

— Грейнджер, не здесь! Дождись, пока ты…

Разумеется, она его проигнорировала. На листке черными как смоль и слегка наклонными буквами было написано следующее:

молча если, из непознанного

ночь — это величайшее ничто, блуждает скромная догадка

(что только и есть мир) бóльшая часть моей жизни не

сдвинется кроме как с тайной, которую твоя улыбка

поет даже если (светясь крутясь

они штурмуют забвение) голоса, которые есть сны,

конечно земля погружается в небеса меньше,

чем каждой моей глубокой смертью становится твой поцелуй,

теряя через тебя то, что кажется мной;я нахожу

невообразимо своё себя;выше

горьких собственных радостей и надежды самых страхов

твой — свет, которым рождается мой дух:

твоя — тьма возвращения моей души

— ты мое солнце,моя луна и все мои звезды

(е.е.каммингс)⁽²⁾

Она читала эти слова снова и снова, а ее сердце скакало в груди так, словно вознамерилось выпрыгнуть из горла.

— Это маггловский поэт. Астория пыталась приучить меня к маггловской поэзии, но я так ею и не проникся. Я попробовал снова пару месяцев назад. Думаю, именно это мне близко.

Гермиона наконец оторвалась от пергамента и посмотрела на Драко. Его щеки горели румянцем, и он переступал с одной ноги на другую.

— Я знаю, это не… — начал он, но прежде, чем Драко закончил свою мысль, Гермиона утащила его за огромный куст Пробивного папоротника, и все дальнейшие слова стали не важны.

Апрель

— Не могу поверить, что Поттер дошел до такого, — пробормотал Драко. — Но по крайней мере, он положит конец этим нелепым миниатюрным пирогам. Я просто в шоке, что они все-таки решились на это.

Гермиона сделала глоток шампанского.

— Но зато ты отговорил их от бузинного вина, — заметила она.

Драко вздрогнул.

— Организация, занимающаяся здоровьем людей, должна более ответственно относиться к тому пойлу, что подается на ее приемах, — он фыркнул, когда мимо них проплыл поднос с крабовыми пирожными.

В другом конце зала Гарри поднял свой бокал, приветствуя Гермиону. Она ответила, повторяя его жест.

— У них это серьезно? С Лавгуд?

— Я бы сказала, да. Они уже какое-то время вместе.

— Хм-м.

— Я думаю, она подходит ему. Делает его не таким серьезным.

— А он делает ее не такой… эксцентричной?

— Нет. Но я думаю, он к этому и не стремится.

Луна что-то сказала Гарри. Тот осушил свой бокал, и они вместе с Лавгуд подошли к Драко и Гермионе.

— Малфой.

— Поттер.

— Эм-м… хорошая вечеринка, — Гарри подхватил с подноса еще один мини-пирог. — Они просто потрясающие.

— Я подозревал, что тебе понравится, — протянул Драко.

Гермиона бросила на него быстрый взгляд, но Малфой сделал вид, что не заметил этого.

— Как твоя мама, Драко? — спросила Луна.

— По-прежнему.

Луна достала из кармана своей парадной мантии небольшой пузырек с голубой жидкостью.

— Это гномья слюна. Она может помочь.

Драко посмотрел на пузырек с таким выражением, словно тот был одновременно и радиоактивен, и испещрен открытыми язвами. Гермиона наступила на левую ногу Малфоя так незаметно, но сильно, как только смогла. Драко сжал фиал указательным и большим пальцами.

— Как мило, — наконец произнес он.

Гермиона поблагодарила Луну, забрала у Драко пузырек и положила его в свою сумочку.

Оркестр заиграл какую-то бодрую музыку. Гарри схватил Луну за руку.

— Мне нравится эта песня. Не хочешь потанцевать, Лу? — не дожидаясь ответа, он потянул спутницу на танцпол.

Драко покосился на Гермиону, прежде чем та успела что-нибудь предложить.

— Грейнджер, я не любитель танцев.

— Зато любитель испортить удовольствие другим.

— Ты меня ранила в самое сердце.

Какое-то время они наблюдали за танцующими.

— Не хочешь уйти отсюда? — предложил он.

— Ты хочешь уйти со своего собственного приема?

— Это не мой прием. Больничный. Я всего лишь его спонсировал. В любом случае, я здесь уже отметился.

— То же самое ты сказал на прошлом торжестве в Мунго.

Он намотал выбившийся локон ее волос на палец.

— Неужели?

— Да.

— Я не помню. Но зато я помню вот это, — он коснулся плеча Гермионы, вытащил из-под платья и стянул вниз бретельку бюстгальтера. Затем, подцепив лямку пальцем, медленно, пристально глядя Гермионе в глаза, вернул ее на место.

Гермиона почувствовала, как ускорился ее пульс, а во рту вдруг пересохло.

— Я… тоже это помню.

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Тогда давай уйдем отсюда.

Притянул ее ближе и аппарировал.

Гермионе потребовалась пара секунд, чтобы понять, где они оказались.

— Моя спальня, Малфой?

— А как ты догадалась? — спросил Драко. Он начал целовать ее щеки, шею, плечи. — Неужели поняла по кровати?

— Но, Драко…

— Да, Грейнджер? — его зубы скользнули по мочке ее уха.

— Ты уверен? — уточнила она, с трудом выдавливая слова.

Он потянул язычок застежки на спинке ее платья.

— Да, Грейнджер.

Она толкнула его на кровать, и вскоре уже никто и ничто не имело значения.

Июнь

— Я не знала, что подарить тебе на день рождения, — сказала Гермиона. — Я хотела было просто арендовать «Сладкое королевство» и оставить тебя там, но потом испугалась, что больше никогда тебя не увижу.

— Поэтому вместо этого ты даришь мне… а собственно, что это такое?

Они оба смотрели на ее открытый шкаф и выдвинутый ящик.

— Это свободное место.

— Я вижу. Это… какие-то дезиллюминационные чары? И там спрятан пирог или что-то в этом роде?

— Нет. Это твой собственный ящик. И твоя половина… э-э-э… треть моего шкафа. И, прежде чем ты мне скажешь «ты ведьма, воспользуйся расширяющими чарами», просто оцени символичность этого жеста, хорошо?

— Так… значит, никакого пирога?

— Ох, ладно, — фыркнула Гермиона. Она коснулась палочкой ящика, снимая дезиллюминационные чары, и перед ними появился шоколадный торт, украшенный ванильной глазурью, цукатами и радужной обсыпкой.

Широкая улыбка озарила лицо Драко.

Июль

— Я правда не понимаю, зачем ты сейчас меня об этом спрашиваешь, — произнес он, сверля взглядом коробку с хлопьями.

— Потому что мне нужно знать, — Гермиона уже отставила свой завтрак в сторону.

— Тебе нужно знать? — в его голосе чувствовался лед. — Я не думал, что ответы на твои назойливые вопросы о моих предыдущих отношениях находятся на одной ступени с потребностями в пище и воздухе. Хотя, наверное, мне следовало бы.

— Я ничего не скрываю ни о ком, с кем я встречалась. Виктор, Рон, Гарри, да даже та пара случайных ночей. Но ты? Ты отказываешься отвечать даже на самый простой…

— Да, твою ж мать! Какое это вообще имеет значение?

— Это простой вопрос, Малфой. Ты. Её. Любил?

— И почему это простой вопрос?

— Потому что на него дается односложный ответ. И прекрати, пожалуйста, раскладывать эти хлопья в своей миске. Они все одного размера!

Драко промолчал, но отбросил ложку в сторону. Та перелетела половину стола, оставляя за собой молочные брызги.

Они сидели в гнетущей тишине.

Гермиона откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

— Смею предположить, что на сегодня ты наговорился?

— Если о том, о чем мы говорили, то да.

Она смотрела, как он изучает молоко на столе. Гермиона знала, что ему не терпится убрать его.

— Будь так добр, посмотри на меня.

— Нет.

— Да прекрати ты быть таким засранцем. Отношения так не строятся.

— То, что ты эксперт во всех областях на свете, не означает, что ты в курсе того, как строятся отношения.

— Почему ты просто не можешь мне ответить?

— А зачем тебе надо это знать? — он почти что кричал. — Почему это вообще имеет значение?

— Потому что имеет. Просто имеет.

— Ты любила Уизли, ты все еще любишь Поттера, и я не говорю ни одного гребаного слова по поводу того, как много времени ты тратишь…

— Я люблю его не так, я тебе говорила…

— Не в этом суть.

— Именно в этом.

— Нет.

— Дело не в моей мелочности или в том, что я ревную, или…

— А что ты тогда делаешь? — удивился он. — Кроме как являешься гигантской занозой в заднице?

Она вцепилась пальцами в край столешницы, убеждая себя не плакать, ничем в него не бросать и не убегать с кухни, чего Малфой и жаждал добиться. Она произнесла тихим и спокойным голосом:

— В настоящий момент я неимоверно стараюсь быть терпеливой, потому что иногда твоей неспособности поддерживать со мной эмоциональный контакт достаточно, чтобы я захотела…

— Захотела чего? Сказать мне убираться и собирать вещички?

— Для тебя так было бы лучше, не так ли? Ведь это так просто: вся вина ляжет на меня, тебе даже не придется сознаваться в своей…

— Так вот, что ты имеешь в виду, Грейнджер? Проваливать? Тогда просто скажи это. Твою мать, просто скажи, что хочешь, чтобы…

— Я собиралась сказать, — она тоже повысила голос, — что этого достаточно, чтобы я захотела начать кричать, Драко. Вот и всё.

Почти минуту они в тишине сверлили друг друга глазами. Затем Драко поднялся, достал из ящика салфетку и вытер молоко со стола.

— Я не знаю, ясно? — наконец произнес он. — Это ни да и ни нет. Я не знаю. Я думал, что да, но мне тогда не с чем было сравнивать. Поэтому я просто не знаю. Тебе этого достаточно?

Гермиона сделала глубокий вдох и посмотрела на него. Его лицо раскраснелось, а руки чуть подрагивали. Он смотрел на скомканную на столешнице салфетку. И выглядел так чертовски трогательно, что она пожалела, что подняла эту тему.

— Да, — сказала она. — Достаточно.

Он выдохнул, наклонился над столом и швырнул салфетку в мусор.

— Я собираюсь прогуляться, Грейнджер. Увидимся, когда вернешься с работы.

Он попытался обойти ее, не глядя и не касаясь, но Гермиона схватила его за запястье и притянула к себе. Она обняла его и прижалась к нему так крепко, как только могла. Драко попытался отстраниться, но она его не пустила. Наконец он сдался, расслабился и зарылся носом в ее волосы.

— Ты нарушаешь мое кровообращение, — проворчал Драко.

— Кровообращение переоценено.

— Ты опоздаешь на работу, — предупредил он.

— Я каждый день прихожу туда на два часа раньше. Мне позволены поблажки. Просто закрой рот и обними меня.

Август

— Здравствуйте, Нарцисса, — поздоровалась Гермиона, садясь на стул около больничной кровати. — Драко сегодня не очень хорошо себя чувствует, поэтому он попросил меня прийти вместо него. Не волнуйтесь… ничего серьезного. Он просто не хотел вас ничем заразить, вот и всё.

Разумеется, Нарцисса не ответила. Гермиона какое-то время сидела и смотрела, как туманная лента вьется в воздухе и исчезает в шкатулке. Грудь Нарциссы поднималась и опускалась в такт ровному дыханию. Появился целитель, чтобы проверить показатели пациентки, и тут же ушел. Гермиона чуть было не попросила его вернуться в палату. Ей было странно находиться здесь одной. В последние месяцы она провела здесь много-много вечеров вместе с Драко, но она еще никогда, даже на одну минуту, не оставалась в палате наедине с Нарциссой.

— Вы хотите, чтобы я вам почитала? У меня с собой куча книг, если вдруг вас уже тошнит от «Волшебника с мохнатым сердцем». Боже, как же тошнит меня.

Гермиона вытащила из сумки том.

— «Диминуэндо и Закон Сохранения Материи» авторства Кассиопеи Кавендиш. Вы читали это раньше? — спросила она Нарциссу. — Текст вначале немного суховат, но вообще-то это лучший анализ того, как работает магия за эмпирическими пределами маггловской физики, который мне доводилось читать. Мне начать с начала или сразу перейти к моей любимой главе?

Нет ответа. Не то чтобы она его ожидала.

Гермиона вздохнула и закрыла книгу.

— Послушайте, Нарцисса. Для меня все это немного странно, понимаете? Потому что я вижу вас почти каждый день на протяжение последних шести месяцев и даже немного сверх этого, но вы для меня по-прежнему незнакомка. И, в некотором роде, настроенная враждебно. Я имею в виду, так враждебно, как это вообще возможно для человека в коме. Это всё звучит глупо и несколько грубо, и я прошу прощения, но, как бы сказать помягче, это странная ситуация. Я имею в виду, я свыклась с тем фактом, что у меня завязались отношения с вашим сыном, но у меня не было возможности хоть как-то примириться с вами. Потому что мне не надо было этого делать. И если быть до конца честной, а я понимаю, как сейчас выгляжу, я не особенно стремлюсь к этому. Разумеется, я хочу, чтобы вам стало лучше, но хочу, чтобы это произошло как-то абстрактно. Потому что знаете, — слезы выступили на ее глазах прежде, чем Гермиона осознала, что начинает плакать, — я очень боюсь того, что будет, когда вы очнетесь. Потому что Драко любит вас больше, чем я могу понять. И я знаю: вы будете отталкивать его от меня. И не только потому, что я грязнокровка — уж если Астория была для вас недостаточно хороша, то я и подавно, — но потому что вы его мама, и вы буквально вернетесь к жизни, и, конечно же, он захочет проводить всё своё время с вами, — она всхлипнула и вытащила из сумки салфетку. — И, разумеется, именно так он и должен поступить, потому что вы его мать, он любит вас, а вы любите его, а всё, чего я для него хочу — это счастья, но... — Гермиона замолчала, прочищая нос. — Но я тоже его люблю. И не могу поверить, что наконец-то признаюсь в этом вслух, но это правда, правда, — она промокнула глаза рукавом. — Черт побери, Гермиона, возьми себя в руки.

Если Нарцисса и была впечатлена такой эмоциональной вспышкой, то не подала никакого знака.

— Я сейчас говорю, как законченная эгоистка, и в какой-то мере прошу за это прощения, а в какой-то — нет. Потому что наконец-то высказать всё это вслух — облегчение для меня. Так что спасибо, что выслушали, — она неловко похлопала Нарциссу по руке. — Будь вы в сознании, не сомневаюсь, посчитали бы всё это ужасно смешным.

Она еще несколько минут смотрела, как мутная субстанция кружится в воздухе, затем затолкала все свои вещи в сумку.

— Что ж… Думаю, мне нужно идти. Я скоро снова вас увижу. Доброй ночи, Нарцисса.

Конечно же, она не поцеловала ее в лоб, как делал Драко каждый вечер перед уходом, но Гермиона поправила подушки, задернула шторы и полила растения. Это было меньшее, что она могла сделать.

* * *

Гермиона читала книгу, устроившись головой на коленях у Драко. Предполагалось, что он тоже читает, но Малфой сидел, уставившись перед собой, и теребил локон ее волос.

— Грейнджер? — протянул Драко.

— М-м-м.

— Почему ты тогда позвала меня выпить кофе?

— Ты выглядел так, словно тебе не хватало кофеина, — откликнулась она, не отрываясь от страницы.

— Я серьезно.

Гермиона посмотрела на Драко.

— Я могу видеть твой нос снизу, — пробормотала она. — Никогда не замечала, что у тебя такие узкие ноздри.

— Грейнджер…

Гермиона вздохнула и положила книгу себе на грудь.

— Драко, я до конца не уверена. Думаю, частично это было любопытство, частично — неосознанный интерес и, да, ладно, частично — жалость. Но я бы не хотела повторять тот наш разговор. Почему ты спрашиваешь?

— Иногда я думаю: как же по-другому всё могло бы быть, если бы ты меня не пригласила, или так настойчиво не совала бы нос в книгу, или если бы я оказался на шесть процентов большей сволочью по отношению к тебе.

— Переломным моментом стали бы одиннадцать процентов.

— Я серьезно.

— Начинать разговор так — это очень на тебя не похоже.

— Я знаю, — он так крепко намотал ее волосы себе на палец, что кожа побелела. Малфой распустил локон. Драко долго сидел, не произнося ни слова, и Гермиона уже собиралась вернуться к чтению, когда он сказал:

— Я просто… Я просто хочу, чтобы ты знала: я не собираюсь совершать ту же ошибку. Как тогда с Асторией.

Гермиона села и прищурилась:

— В палате твоей матери есть прослушка?

— Что? Нет. Зачем? Думаешь, это меры безопасности?

Она расслабилась и опустилась на диван.

— Нет. Ничего подобного. Неважно.

Внезапно до него дошло:

— Тот вечер, когда я болел, верно?

Гермиона вспыхнула. Но промолчала.

— Сейчас она намного лучший слушатель, чем была раньше, — заметил он.

— Если она действительно может нас слышать, то у нее будет, что нам сказать, когда она очнется.

— Я надеюсь, что это так, Грейнджер. Потому что тогда она уже знает, что я чувствую и что ты никуда не уйдешь.

Гермиона прижалась к нему.

— Ведь не уйдешь, правда? — тихо спросил он.

— Конечно, нет.

— Будет трудно.

— Я знаю.

— Мне придется на время переехать в мэнор. Чтобы позаботиться о ней и помочь приспособиться. Особенно если отец к тому времени не вернется.

— Я так и думала.

— Еще я, наверное, снова немного двинусь. По крайней мере, ненадолго. Я просто тебя предупреждаю.

— И это я тоже знаю.

Он обнял ее и нежно поцеловал.

— Я рад, что не дошел до одиннадцати процентов.

— Но иногда ты был близок, — ответила она, возвращаясь к своей книге. — И до сих пор время от времени приближаешься.

— Я стараюсь.

Она стукнула его по руке. Для Гарри.

1) Растение, название которого обыгрывается: Посконник пурпурный https://www.greeninfo.ru/grassy/eupatorium_purpureum.html

Вернуться к тексту

2) silently if, out of not knowable

night’s utmost nothing, wanders a little guess

(only which is this world) more of my life does

not leap than with the mystery your smile

sings or if (spiraling as luminous

they climb oblivion) voices who are dreams,

less into heaven certainly earth swims

than each my deeper death becomes your kiss

losing through you what seemed myself;i find

selves unimaginably mine;beyond

sorrow’s own joys and hoping’s very fears

yours is the light by which my spirit’s born:

yours is the darkness of my soul’s return

-you are my sun,my moon,and all my stars

(— e.e cummings)

Вернуться к тексту

Сентябрь

Драко спал в спальне, когда две совы постучались в окно гостиной Гермионы. Одной из них оказалась незнакомая птица, которая принесла «Пророк», а вот второй совой был Неро. Гермиона положила монетку в привязанный к птичьей лапе мешочек и достала из холодильника кусочек филе для малфоевского питомца.

Неро окинул Гермиону подозрительным взглядом, когда та отвязала письмо от его лапки.

— Неро, он в соседней комнате. Помнишь, он тебе объяснял, что я могу забирать его почту. Смирись с этим, приятель, — она протянула ему мясо. Неро недовольно ухнул, но, прежде чем улететь, все же принял угощение.

Гермиона положила письмо на стол. Драко должен был проснуться через час, не было никакой необходимости будить его раньше. Она взяла «Пророк» с собой в кухню и стала заваривать чай.

И замерла, едва ее взгляд упал на заголовок:

«ЛЮЦИУС МАЛФОЙ: МЕРТВ

Люциус Малфой, известный Пожиратель Смерти, долгое время скрывавшийся за пределами Великобритании, умер прошлой ночью в глухой деревушке в Болгарии. Малфой, оставивший свою больную жену и единственного сына в Англии, больше года находился в бегах, очевидно, стремясь избежать наказания за свои военные преступления.

На момент выхода издания детали произошедшего уточняются, но источник сообщает, что Малфой погиб в результате жестокой дуэли с неизвестным волшебником. Согласно свидетельствам очевидцев, в ходе дуэли многократно вызывалось Адское пламя. Ни тел, ни палочек обнаружить не удалось».

Гермиона перечитала короткую заметку во второй, в третий, в четвертый раз, отчаянно надеясь, что появится хоть какое-то объяснение случившегося.

Статью иллюстрировали две колдографии: изображение Люциуса во время его служения Волдеморту и снимок поля, где произошла дуэль, — клубы черного дыма все еще вились в выжженной траве.

Гермиона взяла газету и письмо, которое принес Неро, и прошла в спальню.

Драко спал, голова его, как обычно лежала между подушками. Гермиона поцеловала его в висок и села рядом на кровать. Драко слегка пошевелился. Она гладила его по волосам до тех пор, пока Малфой наконец не открыл один глаз.

— Грейнджер?

— Привет.

— Который час?

— Рано.

Он взял ее руку и поцеловал ладонь.

— А ты что, просто… смотрела, как я сплю? Потому что, знаешь ли, это немного пугает.

— Неро принес тебе письмо.

Драко протер глаза и сел.

— И… в «Пророке» есть кое-что, что тебе надо увидеть. Мне очень-очень жаль.

Гермиона отдала ему газету и перевела взгляд на свои руки. Она не могла смотреть на Драко, пока он читал статью.

Несколько мгновений спустя, Малфой отложил «Пророк» и взял пергамент. Затем отдал письмо Гермионе и снова посмотрел на газету.

Гермиона прочитала:

«Уважаемый мистер Малфой,

Я надеялся, что Вы получите это письмо до того, как новости появятся в прессе, но скорее всего, я опоздал. Настасья уже поговорила с кем-то из «Ежедневного Пророка» (за что получила приличную сумму, так что Вы можете учитывать этот факт при расчете нашей оплаты). Я хотел как можно скорее поставить Вас в известность, но я также желал убедиться в произошедшем, прежде чем это сделать. К тому же это не та информация, которой легко делиться. По существу. Настасья и я шесть дней назад установили местонахождение волшебника, в котором мы опознали Игнатиуса Крэбба. Он находился в деревне в районе Хасково в Болгарии. Наводку на это место мы получили от одной русалки. Вы не представляете, как сложно найти переводчика с русалочьего языка. Как бы там ни было, русалка привела нас к Игнатиусу Крэббу, который проживал в этой деревне. Мы следили за ним несколько дней, чтобы удостовериться, что это действительно он. Мы планировали захватить его ночью, поэтому в тот день засели в церкви, чтобы дождаться темноты. Когда наступили сумерки, в той же самой деревне появился Люциус Малфой (Ваш отец).

Настасья и я (под видом местных жителей, разумеется) приблизились к Люциусу и поприветствовали его в городе, спросили у него, что он здесь делает, куда направляется и т.д. Он ответил, что ищет одного человека — темные волосы, непривычная одежда — по сути, описав Крэбба. Мы поинтересовались, зачем тот ему нужен, и Люциус разозлился, отпихнул Настасью с дороги, назвал меня «бесполезной дворняжкой» и ушел. Настасья и я поняли: нам необходим другой план, ведь теперь нам предстояло захватить двух могущественных волшебников, и я предложил связаться с Вами, но она сказала, что мы со всем справимся самостоятельно. Я согласился (должен отметить, неохотно), мы сменили нашу маскировку и последовали за Люциусом.

Он расспросил кое-каких жителей о Крэббе, и они указали ему на гостиницу, в которой тот остановился. Еще до наступления ночи Люциус вышел в расположенное за гостиницей поле и вызвал Крэбба. Мы решили, что это нам только на руку, так как они оба оказались в одном месте. Крэбб вышел из гостиницы с палочкой в руке и остановился в десяти метрах от Люциуса. Воздух между ними потрескивал. Настасья и я пытались наложить на них обездвиживающие чары, но Люциус их блокировал. С тем же результатом мы испробовали ряд других заклинаний, но даже мое замораживающее проклятие было с легкостью отражено. Я рассчитывал, что они начнут орать друг на друга, выяснять отношения, но нет. Оба мужчины только молча сверлили друг друга глазами, держа палочки наготове. Затем Люциус атаковал противника Авадой, но Крэбб блокировал Непростительное и вызвал Адское пламя. Мистер Малфой, я должен быть честен с Вами: Настасья и я покинули место дуэли и спрятались в безопасном месте, потому что никто в здравом уме не связывается с Адским пламенем. Крэбб вызывал его снова и снова, будто потерял над собой контроль, и огромная огненная химера поглотила обоих дуэлянтов. К счастью для жителей деревни, как только палочка Крэбба была уничтожена, пламя затухло. Гостинице был нанесен кое-какой вред, но никто из магглов не пострадал, и мы стерли им память, как того требует закон.

К сожалению, пока я стирал память и ремонтировал гостиницу, Настасья поговорила с представителем «Пророка». От Адского пламени сработали оповещения, и лишь вопросом времени стало то, когда там появятся репортеры и представители власти. Не волнуйтесь, Ваше имя не упоминалось.

Еще раз приношу свои извинение за то, что вынужден сообщить Вам такие новости, примите мои искренние соболезнования. И разумеется, я отнесусь с пониманием, если оплата наших услуг будет задержана.

С уважением,

Солон Канкаредес».

Гермиона наконец посмотрела на Драко. Он отложил газету на прикроватную тумбочку и, закрыв глаза, сидел, откинувшись на изголовье кровати. Гермиона накрыла его ладонь своей.

— Мне так жаль, Драко, — пробормотала она. — Я могу что-то сделать? Договориться или… хоть что-то?

Он тяжело сглотнул и ответил:

— Ты можешь пойти в мэнор, в больницу и туда, где, как ты думаешь, они будут меня искать, и сказать «Пророку» и всем остальным, что они могут идти на хер, потому что я не дам ни одного гребаного комментария.

— Хорошо.

— И ты можешь присмотреть за мамой в течение следующих нескольких дней, — Драко поднялся и натянул рубашку и брюки.

— Что? Почему? Куда ты собираешься? Драко, ты же не думаешь отправиться…

— Конечно, думаю, Грейнджер. Ты же знаешь, я должен всё увидеть своими глазами, — он подошел к шкафу, вытащил свой чемодан и начал засовывать туда вещи. — Неужели ты думаешь, я поверю этому имбецилу, что это и вправду были мой отец и Крэбб, да к тому же, что они оба погибли и их палочки пропали? Я должен принять слова этого кретина-головореза за неоспоримое доказательство?

— Но…

— Ты знаешь, что я не изменю своего решения.

— Я еду с тобой.

— Нет, не едешь, — отрезал он.

— Но…

— Грейнджер, — сказал он, закрывая чемодан, — я еду один.

— Драко…

Он положил руки Гермионе на плечи и посмотрел ей в глаза.

— Ты нужна мне здесь. Мне нужно, чтобы ты была с ней. Мне нужно, чтобы ты ждала, когда я вернусь.

Гермиона коснулась ладонями его лица, погладила подушечками пальцев его щеки:

— Будь осторожен, упертый засранец.

Драко слегка улыбнулся, отнял ее руки, поцеловал каждую из них и аппарировал.

* * *

Гермиона цедила чай.

— Тебе подлить? — спросил Гарри.

— Нет, спасибо.

— Хочешь чего-нибудь покрепче?

— Нет.

Она сидела в квартире Гарри на диване, который когда-то был практичного темно-красного цвета, а теперь радовал глаз ярким аквамарином и парил в воздухе в нескольких сантиметрах от пола. Сначала Гермиону немного укачивало, но потом, привыкнув, она решила, что так даже неплохо. Однако, она пока еще не обнаружила улучшения своих навыков разгадывания кроссвордов, которое, по словам Луны, должно было стать результатом такого парения.

— От него пока нет никаких вестей?

— Нет, — ответила она, не сумев справиться с дрожью в голосе. — Вот уже почти неделю.

— Я имею в виду: если они вызвали Адское пламя, то там не осталось ни тел, ни палочек, — проговорил Гарри. — Удивительно, что там все еще осталась деревня. Да там даже искать нечего.

— Это его отец, Гарри. А если он сумеет получить палочку Крэбба, то сможет спасти свою мать. Он должен быть уверен, — она откинулась на подушки. — Я просто хочу, чтобы он поторопился.

— Знаю, — сказал Гарри, запрыгивая рядом с Гермионой. — Хочешь, посмотрим какой-нибудь жуткий фильм? Отвлечешься?

Гермиона с силой выдохнула.

— Не лежит душа. Но спасибо.

— Уверена? У меня есть кино, где парень ради мести превращается в киборга, но только во время дождя. Называется «Облачно, возможна боль». Выглядит впечатляюще.

— Это даже звучит отлично.

— Я знаю. Луна замечательная и все такое, но она искренне, на полном серьезе наслаждается этими фильмами… Они ей нравятся, что даже немного беспокоит… и несколько странно смотреть их с ней.

Гермиона рассмеялась.

— Как тебе живется с Луной?

— Приключение каждый день, — пробормотал Гарри. — На прошлой неделе я обнаружил, что она заколдовала все зеркала так, что они стали окнами, выходящими на нашу подъездную дорожку. Не уверен, что наши престарелые соседи уже оправились от увиденного.

Гермиона захихикала и покачала головой.

— Семейное счастье, — она сделала глоток чая. — Драко рассортировал по размеру все коробки с пастой, хлопьями и прочие упаковки. И продукты в холодильнике тоже. Даже стебли сельдерея разложил.

Гарри подул в кружку, остужая свой чай.

— Луна не верит, что носки должны храниться в ящике.

— У Драко пятнадцать идентичных пар черных носков, и хотя они абсолютно одинаковые, он чрезвычайно внимательно следит за тем, чтобы каждый носок лежал именно со своей парой.

— Луна сказала, что в качестве питомца она бы хотела завести «в прямом смысле слова корги-кардиган⁽¹⁾». Я до сих пор без понятия, что именно это означает, но заверил ее, что уже ищу такую.

— Драко прячет все фотографии Живоглота — да покоится тот с миром, — потому что у него аллергия и на котов, и на низзлов.

— Когда я принимаю душ, Луна иногда выключает свет в ванной, чтобы помочь мне найти фосфореллиса, который может прятаться в моем шампуне.

— Драко очищает ванну Экскуро до и после душа.

— Луна заявила Брустверу, что споры веретенообразного мха лечат облысение.

— Нет, — выдохнула Гермиона.

— Да, — ответил Гарри, потирая переносицу.

— Когда Драко познакомился с моими родителями, он был таким неловким, что я всерьез подумывала о том, чтобы опять стереть им память.

На этих словах Гарри встал и ушел в спальню, откуда вскоре вернулся с маленьким фиолетовым мешочком.

— Ксенофилиус до сих пор так винит себя за то, что пытался сдать меня Пожирателям Смерти, что сделал для меня вот это, — он подал мешочек Гермионе. — И я искренне надеюсь, что это не то, что он говорит, но никак не могу избавиться от мысли, что Ксенофилиус не шутит.

Гермиона вытащила на свет ожерелье. Оно было ужасно: разномастные коричневые и серые камни, нанизанные на толстую зеленую нить.

— Что это такое?

— Камни из его почек.

— Фу!!! — Гермиона отбросила ожерелье на пол и начала лихорадочно вытирать руку о подушку.

Гарри рассмеялся и положил «украшение» обратно в мешочек.

— Он утверждает, что оно сохраняет ауру чистой.

— Я выбираю мутную ауру.

— Луна говорит, что мне не надо это носить. Даже она скептично к этому относится.

— Десять очков Когтеврану.

— А на Рождество она сделала домик из сыра.

— Это… звучит вкусно.

— И было таковым.

Гермиона еще раз протерла ладонь.

— Две недели назад Драко пытался приготовить к моему дню рождения пирог без использования магии. И когда я говорю, что он чуть не спалил мою квартиру, я нисколько не преувеличиваю ради красного словца. Тот беспорядок, который он устроил, — это было смешно. Вчера я обнаружила муку в своей щетке для волос. Как он умудрился, я не представляю.

— Я бы хотел посмотреть на этот процесс.

— Я бы тоже, но он готовил мне сюрприз. Так что занимался этим, пока я была на работе. И это… действительно был сюрприз.

— Что ж, — проговорил Гарри, приподнимая очки, — он оказался удивительно чутким.

Гермиона вздохнула:

— Он действительно иногда пытается.

— Просто это все еще немного странно, — признался Гарри. — Понимаешь?

— Да. Мне тоже это кажется немного странным, когда я начинаю задумываться о происходящем. Вот поэтому я и предпочитаю этого не делать.

— Я просто хочу, чтобы он был менее… Малфоем. И не потому, — добавил Гарри, бросая на подругу колючий взгляд, — что он Малфой, а потому что тогда мы могли бы снова общаться все вместе. Вот если бы он был Дином или еще каким-нибудь случайным парнем, мы бы могли все вместе ходить в бар, или смотреть маггловское кино, или просто смеяться друг над другом. А теперь есть ты и он, а еще ты и мы, но мы все понимаем, что ты и мы, это ты, и мы, и он, но только без него.

— У тебя в чай что-то добавлено?

— Ой, замолчи. Ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Да. И ты не не прав.

— Но ты счастлива с ним? Действительно, по-настоящему счастлива?

— Да, Гарри, — ответила она. — А еще я однажды врезала ему ради тебя.

— Что ж, полагаю, это всё, на что я могу рассчитывать.

— К твоему сведению, я тоже никогда не представляла вас с Луной вместе. Но ты выглядишь счастливым с ней, а она с тобой, и я искренне рада за вас обоих.

— Мы счастливы. И я тоже никогда не видел нас с Луной парой. Но когда ты и я… были, вроде как, вместе… и это было…

— Неразумно.

— Да. Потому что между нами… как же мне это объяснить?

— Между нами было столько же химии, сколько между мятым бумажным пакетом и старым ковром?

— Да.

— Когда Джинни разбила тебе сердце, ты подумал: вот моя лучшая подруга, и я знаю, что всегда смогу ей доверять, и знаю, что люблю ее…

— А еще она добрая, умная, храбрая и вообще обладает всеми теми качествами, которые я всегда хотел видеть в своей девушке.

— И прошла со мной через всё, что только можно представить.

— Мы идеально смотрелись в теории, — сказал Гарри.

— Это правда.

— А потом… пакет и ковер.

— Да.

— И я подумал: твою ж мать, если это не то, что я ищу, что тогда вообще мне нужно?

— А затем Луна… — начала она.

— И Драко… — добавил он с покорным вздохом.

— Которые в теории не имели никакого смысла…

— Гермиона, что в теории, что нет, Драко противоречит смыслу.

— Я знаю, — она лукаво улыбнулась. — Но мы всё что угодно, только не пакет с ковром.

— Слишком много информации! — заявил Гарри, решительно замахав руками.

— Тогда я не желаю слушать, какие странные штуки Луна вытворяет в спальне. Я даже представить себе такого не смогу.

— Ага, — согласился Гарри, улыбаясь от уха до уха. — Не сможешь.

— Слишком много информации! — воскликнула она, подхватывая подушку и запуская ее в Гарри.

— Осторожнее, — предупредил он и выставил ладони, обороняясь, — именно так в прошлый раз началась история с ковром и пакетом.

Гермиона рассмеялась и снова ударила его подушкой.

— Мир! Мир! — он поднял руки, сдаваясь. — Потому что я жутко хочу есть. Ты не хочешь пойти…

Но прежде чем он сумел закончить свою мысль, в окно постучали.

— Полагаю, это от него, — сказал Гарри, кивая на большую золотистую птицу на подоконнике.

— Неро! — она бросилась к окну. — Гарри, у тебя есть филе? Или говядина «Веллингтон»?

— Ты шутишь?

Гермиона проигнорировала его вопрос и отвязала пергамент от совиной лапы.

«Грейнджер,

Головорез был имбецилом, но я думаю, что он прав. Я поговорил с другими людьми в деревне, и они рассказали то же самое. Два иностранца, ужасный несчастный случай с пожаром. Я даже восстановил и заново стер память у трех разных свидетелей-магглов, чтобы окончательно удостовериться. Нашел Настасью, она тоже всё подтвердила. И нет никаких следов ни моего отца, ни Крэбба, ни их палочек. Так что вот так.

Какое-то время у меня крутились в мозгу хитроумные конспирологические теории по этому поводу, но у меня больше нет сил на всё это дерьмо. Он мертв, как и Крэбб, а их палочки уничтожены.

Как бы то ни было, я пишу, чтобы сообщить, что я в порядке, но мне надо сделать еще кое-что, так что я немного задержусь перед возвращением.

А еще я пишу, чтобы сказать тебе, что знаю, как сильно ты любишь разговаривать о чувствах, и знаю, что ты, должно быть, чувствуешь ужасное разочарование, будучи со мной, так как я не особо горю желанием о них рассуждать, только если не пьян, причем в хлам. И ты продемонстрировала поразительную выдержку, не пытаясь заставить меня разглагольствовать о подобных вещах. Так что я просто сообщаю тебе, что не собираюсь обсуждать всё это, когда вернусь. Мой отец мертв, моя мать наполовину жива, и я с этим справляюсь.

(Ты видела, что я написал выше, Грейнджер? Она наполовину жива. Оптимистично для меня, не так ли?) (Еще: я действительно сейчас немного пьян, просто предупреждаю).

И, слушай, если хочешь знать правду (как всегда, да?): было тяжело полностью принять тот факт, что я больше его не увижу. Ни его, ни его тело, ни даже одежду, которая на нем была. Я вычеркнул его из жизни, когда думал, что он проклял маму, но когда мы узнали про Крэбба, я глупо позволил себе надеяться, что всё закончится розовым хэппи-эндом, и это стало моей ошибкой. Но если ты хочешь еще больше правды, то я достаточно хорошо с этим справляюсь, учитывая обстоятельства. Меня только бесит, что он так ни разу и не попытался связаться со мной. Его так захватили ярость и жажда мести, или что там еще им двигало, что он решил, что поиски Крэбба важнее меня и мамы. Уверен, он думал, что защищает нас, но какая-то его часть должна была осознавать, что не сказать мне ни единого гребаного слова было плохой идеей. Хотя, полагаю, я уже давно должен был понять: только его желания играют роль, а мои могут катиться к черту. Ведь он всегда любил образ меня, но так и не удосужился разобраться, где заканчивается образ, а начинаюсь реальный я. Драко — это сын и наследник, способ добиться расположения и доказать свою лояльность, сокровище, которое надо защищать, но совсем необязательно личность, способная (достойная?) принимать самостоятельные решения, основываясь на собственных представлениях, эмоциях и знаниях. Куда меня понесло? Я не знаю. Твою ж мать, я порю чушь. Прости, Грейнджер. Мне не стоило пить третий (четвертый?) бокал вина.

Так что я больше его не увижу, не получу палочку, но все еще есть та туманная субстанция. В некотором смысле, ничего не изменилось.

Ладно. Никаких разговоров об этом, когда я вернусь. Я в порядке. Правда. И думаю, что когда-нибудь (но не очень скоро) я все-таки расскажу тебе об этой поездке, о том, как поле у гостиницы все еще пахло жжеными волосами и как я собрал немного золы с земли, чтобы у матери осталось хоть что-то. И как затем я не смог определить, было ли это частичкой отца или Крэбба, и как от этого факта мне стало так мерзко, что меня вырвало, и как какая-то трусливая часть меня почти хочет, чтобы мама никогда не очнулась и чтобы мне не пришлось ей обо всем этом рассказывать, и как я не могу перестать себя винить за всё это. За всё это.

Если бы ты была тут, ты бы сказала, что винить себя глупо и неправильно. И даже несмотря на то, что я бы ответил тебе, что ты ничего не понимаешь, здорово, что ты есть у меня в голове. Не будь тебя, было бы гораздо тяжелее. Я надеюсь, ты всегда там будешь.

В общем, мне нужно еще немного времени побыть здесь одному. Но я вернусь. Потому что через тебя я теряю то, что кажется мной, и нахожу невообразимо своё себя. Потому что ты мое солнце, моя луна и мои звезды. (И это говорит не вино, это каммингс.) (И я).

Д.М.»

Гермиона не поняла, в какой момент начала плакать, а Гарри стал ее обнимать, но была рада, что сова прилетела тогда, когда она была с другом, а не сидела одна в своей квартире.

— С ним… м-м-м… всё в порядке? — спросил Гарри.

— Да, — она шмыгнула носом.

— Он… не вернется?

— Нет, вернется. Через какое-то время.

— Ох. Тогда что случилось?

— Просто ему сейчас так трудно. А я ничего не могу сделать. И я не могу сказать что-то вроде «он не заслужил этого», потому что знаю: ты думаешь, что он заслужил, но… — она всхлипнула. — Но… по большому счету, нет, потому что…

Он прижал ее ближе к себе.

— Гермиона, я не хочу, чтобы он страдал, и не хочу, чтобы ты думала, что не можешь выражать свои чувства к нему.

— Он столько пережил, и во многом это была его вина, но не во всем. И он даже не знает, как справиться с некоторыми вещами, понимаешь? Но он старается. Я знаю, что это так. И все думают, что я, вроде как, чокнутая, потому что я с ним, или святая, но я ни то и ни другое. Я просто… с ним, потому что хочу этого. И пусть иногда он делает мою жизнь чертовски невыносимой и, возможно, всё покатится к черту, когда Нарцисса очнется, я знаю: каждый день рядом с ним того стоит, пусть даже я сама до конца не понимаю почему, — она достала из своей сумки салфетку. — Боже, прости пожалуйста, что я так расклеилась.

— Все в порядке, Гермиона, — он погладил ее по волосам.

Гермиона высморкалась и сделала несколько глубоких вдохов.

Гарри наклонился и что-то подобрал с пола. Раскрыл ладонь Гермионы, а затем сжал ее пальцы в кулак.

— Вот. Похоже, ты можешь это использовать.

Гермиона раскрыла ладонь. На ней лежал небольшой фиолетовый мешочек. Она перевела взгляд на Гарри, и они оба звонко рассмеялись.

Ноябрь

На фоне сине-фиолетового неба голые ветви были похожи на костлявые пальцы. Гермиона подняла свой воротник повыше и прижалась к Драко.

— Что мы ищем? — поинтересовалась она.

— Падающую звезду. Сегодня должен быть метеоритный дождь.

— Ах, — она вытащила свою палочку и подняла ее над головой. — А зачем нам ждать, если мы можем сделать вот так? — она прошептала заклинание, и с кончика ее палочки сорвался сноп искр, превращаясь в воздухе в миниатюрную галактику. Две падающие звезды прочертили собой иллюзорное небо.

— Ты думаешь, что издеваешься надо мной, а на самом деле лишь подтверждаешь мою мысль, — сказал он.

— Я не делаю ни первого, ни второго, — откликнулась она. — А может, и то, и другое.

Созданные волшебством звезды погасли, оставляя только чернильную глубину небосвода.

— Теперь природе будет трудно конкурировать с тобой, Грейнджер.

Она тихо рассмеялась и посмотрела на него. Лунный свет высветлил серебром его профиль. Она наблюдала, как Драко всматривается в небо, и маленькие облачка срываются с его губ при дыхании. Что-то начало шириться у нее в груди, пробиваясь по горлу наружу.

— Драко?

Он повернулся к ней и поднял руку к ее лицу, прочертил подушечками пальцев линию от бровей, вниз по щеке, к подбородку. В свете звезд его глаза казались почти бесцветными. Он втянул воздух и, казалось, собирался что-то сказать, но остановился, вздохнул и вместо слов нежно поцеловал Гермиону.

Она закрыла глаза, прижалась своим лбом к его, и проговорила:

— Я тоже люблю тебя, Драко.

Декабрь

По ее мнению, он был удивительно спокоен для такого дня. И она в одиночестве мерила шагами ковер.

— Грейнджер, ты меня нервируешь.

— Начнем с того, как ты вообще можешь не нервничать, Драко?

— Да потому что я ничего не могу сейчас сделать. Это сегодня сработает или нет, — он посмотрел на часы. — Ладно, пойдем.

* * *

Кроме них в палате больше никого не было. Конечно, Смитвик хотел присутствовать, но Драко ему запретил. Гермиона тоже несколько раз предлагала оставить Драко с Нарциссой одних, но Малфой отказался. Он хотел, чтобы она была здесь, и она была.

Нарцисса выглядела так же, как и всегда: безмятежная, неподвижная, бледная. Субстанция продолжала монотонно виться между ее ухом и шкатулкой.

Драко посмотрел на настенные часы, затем перевел взгляд на мать. И вытер ладони о джинсы.

Гермиона не знала, куда смотреть: на часы, Нарциссу, шкатулку, субстанцию или на Драко. Наконец, она уставилась на свои руки, но потом, накрутив себя, решила засунуть ладони в карманы толстовки, потому как, что будет, если перво-наперво, очнувшись, Нарцисса увидит блик от камня на ее кольце?

Медленно, почти незаметно, субстанция начала истончаться. Толстая лента превратилась в нить. И затем полностью растворилась. Шкатулка для драгоценностей захлопнулась, тут же вспыхнула призрачным желтым светом и потухла.

— Грейнджер, — почти шепотом проговорил Драко.

Она придвинулась к нему ближе. На его лбу выступили бисеринки пота. Он протянул Гермионе правую руку и переплел свои пальцы с ее.

Глаза Нарциссы задвигались под веками.

— Мама? — он взял правую ладонь матери в свою левую руку. — Ты меня слышишь?

Нарцисса сделала глубокий вдох и открыла глаза.

1) http://www.happydog.ru/moi-happy-dog/poroda-mesjaca/velsh-korgi-kardigan/

Вернуться к тексту