До 16 и старше (джен)

По просьбе бабушки Сережа собирал опавшие яблоки. Некоторые ветви яблони наклонялись так низко, что приходилось на корточках проползать под ними, чтобы положить яблоки в ведро. Занятие было довольно скучным, — клубнику или смородину собирать куда веселее и вкуснее! — но зато крона с густой листвой дарила тенек и прохладу, так что и вылезать из-под нее не хотелось.

Вчера бабушка обещала, что, если будет хорошая погода, они сходят на озеро, но сегодня наотрез отказалась идти — сказала, что у нее «давление» и что они обязательно сходят, когда ей станет лучше, может быть, завтра. Сходить на озеро завтра — это, конечно, хорошо, но еще лучше — и сегодня, и завтра! День жаркий, солнце печет с самого утра, искупаться хочется — жуть.

Сережа собирал яблоки и вздыхал по отмененному купанию. Одного его бабушка не пускала — боялась опасных омутов и говорила, что он еще маленький, чтобы одному ходить.

— Сережа, айда с нами купаться!

Удивившись, Сережа выполз из-под низких веток и посмотрел в сторону дороги, откуда раздался голос. Возле отворенной калитки стоял Валерка — мальчишка с соседней улицы. Общался Сережа в основном с соседским Пашкой, своим ровесником. Со «взрослым», четырнадцатилетним Валеркой встречался редко, чаще всего, когда старшие брали с собой младших поиграть в футбол — для количества.

— Давай! Пошли!

Через плечо у Валерки висело полотенце, в руках он держал сандалии и переступал босыми ногами как будто в нетерпении. Сережа посмотрел себе под ноги и ответил:

— Я не могу! Я занят!

Причина была не в этом, но признаваться, что его одного купаться не отпускают, не хотелось.

— А что ты делаешь? — спросил недовольно Валерка, подошел ближе и оценивающе заглянул в ведро, а потом, пригнувшись, под яблоню. — Так тебе немного осталось! Давай помогу.

Он залез с другой стороны, где ветви были повыше, собрал там часть яблок и высыпал их в ведро.

— Спасибо, — произнес Сережа, которому было неудобно, что ему помогает простой приятель, ладно бы, Пашка, он свой. — Только меня... бабушка скорее всего не отпустит.

— Это почему же?

— Ну, она говорит, что я еще маленький, — тоном «А я-то уже взрослый!» ответил Сережа.

— Понятненько... Ну, ладно. Я пошел.

— Угу, — Сережа лишь печально проводил глазами ушедшего. От представления, как компания ребят наперегонки забегает в воду, поднимая фонтаны брызг, как эти брызги сверкают на солнце, стало грустно. Он мог бы быть вместе с ними!

Пришлось возвращаться к яблокам.

Их оставалось всего пара штук, когда под яблоню вдруг снова заглянул невесть откуда взявшийся Валерка.

— Все, порядок! Пошли. Я тебя отпросил у твоей бабушки. Она сначала, конечно, не соглашалась, пришлось мне сказать, что я за тобой присмотрю.

— Правда?

— Ну, конечно! Она сейчас у Славкиной мамы, я как раз за Славкой заходил.

Сережа не на шутку растерялся. Причин не верить у него вроде бы и не было, да и бабушка действительно ушла к тете Ире — Славкиной маме. Но… раньше такого никогда не было, что бы его кто-то отпрашивал, а не он сам. И внутри грызло сомнение — стоит ли уходить, не спросив разрешения самому.

— Да не дрейфь, пошли! Когда еще одного отпустят? Соревнование устроим!

Это был очень мощный аргумент, от такого предложения отказаться было почти невозможно, хоть Валерка и не знал об этом. Сережа давно мечтал поплавать наперегонки с кем-нибудь летом. А уж возможность показать класс перед старшими приятелями и вовсе глупо упускать. В присутствии бабушки какие уж соревнования...

— Хорошо, подожди, я сейчас.

Бросив в ведро оставшиеся яблоки, Сережа подхватил его и пошел в дом, выглядывая, не возвращается ли бабушка.

Идти или нет?.. Но ведь Валерка говорит, что бабушка сама его отпустила!.. Червячок сомнения все не давал покоя, но представление прохладной воды, в которой так весело будет купаться, пересилило.

— Ну скоро ты там?!

— Иду!

Сережа снял с крючка у двери специальную сумку, с которой бабушка ходила на озеро — в ней было его полотенце — и решительно выбежал из дома. Валерка ждал уже у калитки, то и дело поглядывая по сторонам.

— Тебя пока дождешься!.. Уже все наши ушли наверно.

— На озере-то все равно всех встретим.

— И то верно. Ну, пошли?

Дорога к озеру лежала в противоположной стороне от дома Славки. Сережа пооглядывался, приподнимаясь на носочки, но бабушку так и не увидел. Повздыхал, но убедил себя, что Валерке совсем незачем его обманывать, значит, его действительно отпустили.

Встретившись с остальными ребятами, всей компанией быстро и весело дошли до озера. Обычно дорога казалась Сереже куда медленнее и тоскливее, ему хотелось поскорее окунуться в воду, а бабушка как назло шла не спеша.

Вода манила к себе золотыми солнечными бликами, видневшимися еще сквозь деревья. Наполненный зноем воздух как будто подталкивал в спину. Еле хватило терпения стянуть ненужную одежду!

С радостными воплями ватага ребятни бросилась в желанную прохладу, поднимая фонтаны брызг.

Следующий час абсолютно счастливый Сережа наслаждался прохладой и свободой. Можно было сколько угодно прыгать с мостика, как угодно долго быть в воде, как угодно далеко заплывать. Можно было все! Никто не кричал с берега «Сережа, плыви обратно!», «Сережа, осторожнее!», «Сережа, там глубоко!»

Накинув мокрое полотенце на плечи, он сидел на траве, подставляя лицо ласковому теплу солнечных лучей. Теперь хотелось немного согреться.

— А ты неплохо плаваешь, — подсела рядом девочка Лина с одной из соседних улиц. Она была старше всего на год или два, но Сережа с Пашкой по городской привычке с девчонками дружбу не водили. — Ты где-то занимаешься плаванием, да?

— Да, — просто сознался Сережа, хотя только что упивался своей неожиданной для всех победой в соревновании. — Я в своем кружке и в районных соревнованиях побеждал. В эстафете, правда. А ты почему не плаваешь?

Лина сидела в шортах и майке, и в воде Сережа ее не помнил.

— А мне нельзя, я за компанию с братом пришла.

Как раз брата Лины Сережа и победил.

— Ты наверно за брата болела?

— Почему? Нет... Я за справедливость. Побеждать должен лучший, так честнее.

Сережа удивленно и уважительно покосился на девочку, украдкой порассматривал, как ее светлые, пушистые волосы развевает ветерок, а она то и дело убирает их с лица, и подумал, что девчонки — еще более странные существа, чем он думал раньше.

Вдоволь накупавшись, ребята расселись на берегу — вытираясь и обсыхая. Чье-то предложение отправиться в лес за малиной резко вернуло разомлевшего от приятной усталости и счастья Сережу в реальность. Он тут же вспомнил о бабушке, о том, что, если он пойдет еще и в лес, она точно будет недовольна. И подошел к Валерке:

— Послушай, а что моя бабушка точно сказала?

Валерка, высунув растрепанную голову из полотенца, уставился непонимающе, потом сообразил и махнул рукой:

— Я ж тебя до вечера отпросил. Что ты переживаешь?

Бабушка часто повторяла: «Я должна знать, где ты находишься. Если ты хочешь к Паше, скажи мне, что ты идешь к Паше». Если Валерка сказал, что они пойдут купаться, бабушка не будет знать, что он пошел в лес. Но ведь если он туда быстренько сходит, она и не узнает, что надо было волноваться.

В лесу стало прохладнее, Сережа на ходу убрал еще влажное полотенце в сумку, а из нее достал футболку и надел. Ребята по дороге к малиннику спорили, когда пойдут грибы, а Сережа размышлял приедет ли папа, чтобы они вместе сходили за грибами.

В лес решили идти не все — несколько мальчишек, в том числе и Валерка, отправились на второе, дальнее озеро. Сережа там никогда не был, но в деревне говорили, что на дальнем озере вода лучше. «Когда-нибудь и туда схожу», — утешил себя самостоятельный сегодня Сережа.

Малины оказалось так много, что хватило бы и на всех, кто не пошел. Шипя и ругаясь на заросли крапивы, ребята уплетали ароматные сладкие ягоды и почти не разговаривали — слишком были заняты.

Сереже очень хотелось порадовать бабушку и принести ей собственноручно собранной малины. Но у него же нет с собой ни ведерка, ни туеска, во что же собирать? Вытащив из сумки полотенце, он накинул его на шею, а ягоды стал собирать в сумку. Набралось их немного, как ему казалось, особенно в масштабах самой сумки — чуть на донышке.

По дороге обратно шли уже устало и не спеша. Мальчишки и Лина — единственная девочка в компании — доедали набранные «с собой» горсти ягод, Сереже тоже хотелось, но он достал из сумки только парочку ягодок и больше не стал — терпел. Поцарапанные колючими кустами и обожженные крапивой руки болели, горели и их ужасно хотелось почесать. По пути до деревни жжение прошло, но перенесенные страдания все равно неплохо было бы заесть сладкой малинкой. Сережа терпел, удивить бабушку ему хотелось еще сильнее.

Когда вышли из леса на открытое солнце, снова стало жарко и душно. Свежесть после озерной воды давно прошла, казалось, будто и не купались вовсе. Сережу радовало теперь только представление, как удивиться бабушка принесенной им малине.

 

Но удивляться пришлось самому. Сначала он ошалел от толпы народа возле их двора, потом испугался — если все так кричат, значит, что-то случилось! Но тут же успокоился, заметив среди соседей и каких-то незнакомых людей бабушку, и уже собрался пробраться к ней сквозь толпу, когда люди вдруг как по волшебству замолчали и расступились, — прямо перед ним, как перед королем в сказке! — и между ним и бабушкой образовался проход. Но пойти по нему Сережа не решился, что-то внутри заставило его встать и не шевелиться. Он лишь не сводил испуганного взгляда с такого непривычного лица бабушки — даже ему было понятно, что она одновременно и рада, и очень испуганна, и рассержена. По тому, как все вокруг разом замолчали, было очевидно, что все происходящее имеет к нему прямое отношение. Только он никак пока не мог понять, какое же.

Дальнейшее он понял не сразу. Бабушка как-то очень быстро подошла к нему, зачем-то ощупала со всех сторон, прижала к себе, поцеловала в макушку. И все бы хорошо, правда, не совсем понятно, но потом все изменилось. Вокруг стали спрашивать, где он был, Сережа сначала не понял, почему это интересует всех и даже посторонних, и ответил, что купался.

Только потом, сидя, наказанный, в комнате, получив обидный и унизительный шлепок по попе и выслушав поток обвинений, что он ушел, не спросив разрешения, он понял, что произошло.

От подлого поступка Валерки обидно почти не было. Сам виноват, что не пошел отпрашиваться. Конечно, бабушка, скорее всего, его не отпустила бы, но день был жаркий и купаться очень хотелось, но все же надо было попытаться отпроситься.

И все же было обидно до слез! Не из-за Валерки, не из-за собственной доверчивости, а из-за того, что бабушка не поверила его объяснениям. Даже толком не выслушала.

И что так переживать? Ничего же не случилось. Да и что может случиться страшного, если он сходит на озеро один? Он же уже не маленький!

Устав себя жалеть, Сережа огляделся и печально вздохнул — не зря бабушка отвела его именно в свою комнату. Здесь, кроме кровати, шкафа и тумбы, ничего больше и не было. Игры, книги, телевизор — все в большой комнате. Взгляд упал на дверь, Сережа осторожно, на носочках подошел к ней и прислушался. Тихо. Так тихо, будто бабушка вовсе ушла. Но если она ушла, значит, ничего страшного не случится, если он выглянет в коридор? Сережа уже взялся за ручку, но повернуть ее все же не решился. Он один раз сегодня уже провинился, незачем делать хуже. Если запретили выходить, значит, он будет сидеть тут.

Понурившись, Сережа подошел к раскрытому по случаю жары окну. Прямо за окном грядка с цветами, но если очень сильно захотеть, можно попробовать вылезти. Но и этого он делать не станет. Да и ради чего вылезать? Все равно выход один — мириться с бабушкой.

Сережа снял с подоконника постеленную салфетку — не хватало еще схлопотать за то, что ее помял! — и уселся, выглянув наружу, насколько мог дотянуться. Бабушки и на участке не было видно, зато в поле зрения попала яблоня, та самая. Вспомнились яблоки, Валерка, и вновь стало жутко обидно. Ну вот зачем так делать?! И он тоже хорош, поверил!

А как не поверить?..

Впрочем, мучило теперь все же не это. С Валеркой, понятное дело, он общаться больше не будет, да и впредь умнее станет, но сейчас... сейчас надо наладить отношения с бабушкой.

Бабушку Сережа любил. Конечно, на его взгляд, у нее, как у любого взрослого, были свои странности. Иногда она запрещала что-то очень интересное, тогда он обижался и злился, но недолго. Вовремя вспоминал сказанную однажды мамой фразу: «Взрослые запрещают тебе что-то не из вредности, не для того, чтобы тебя обидеть, а потому что так надо». Но почему надо, Сережа понять не мог, а мама говорила: «Подрастешь — и все поймешь». Ему было очень интересно, когда именно он подрастет, но ответа толком не добился ни от мамы, ни от папы, ни от бабушки.

Бывало, что она плохо себя чувствовала и тогда отменялась намеченная прогулка в лес или на озеро.

Но зато она была другом. Она понимала его, как Сереже казалось, гораздо больше, чем родители. Она всегда всерьез выслушивала его, у нее всегда было время на его вопросы, игры или просьбы что-то рассказать.

Тем труднее Сереже было сейчас. Он понял, что бабушка очень рассердилась, но то, что она его даже не выслушала — было очень странно и очень обидно! Да, он не должен был уходить, не спросив разрешения, но ведь Валерка сказал, что она его отпустила! Он не виноват!

Или... виноват?..

Ведь были у него сомнения, как будто чувствовал, что не стоит верить Валерке, но все равно пошел.

Конечно, пошел! А что не пойти-то? Он уже немаленький! Он сам может и на озеро сходить, и в лес. И даже бабушке из леса малины принести!

От воспоминания о малине и вовсе снова захотелось плакать. Это самое-самое обидное! Он шел, радовался, нес ее бережно, аккуратно, чтобы ягоды не раздавить, а бабушка выхватила у него сумку, даже не заглянув туда и не дав ему возможности объяснить!

Наверно, все помялись и раздавились!..

А он так старался!..

Он по-мальчишески вытер слезы кулаками, но они текли снова и снова.

Почему бабушка не стала его слушать? Почему не дала все объяснить? Она же не знает про Валерку, она думает, что он сам ушел! Сережа хотел было уже все-таки выйти, отыскать бабушку и все ей рассказать, но перед закрытой дверью остановился и, подумав немного, развернулся. Нет. Не станет он выходить.

Устав плакать, устав думать и мучиться переживаниями, Сережа вернулся на бабушкину кровать и прилег, положив голову на большую цветастую подушку. Когда бабушка хотела посмотреть поздно вечером какую-нибудь передачу, она отправляла его спать сюда. Здесь ему было неудобно и неинтересно, он подолгу не мог заснуть и от нечего делать принимался пересчитывать цветы на висящем на стене ковре.

Раз, два, три, четыре, пять...

Что ему теперь делать? Просить прощения? За что?!

Шесть, семь, восемь, девять...

Не будет он просить прощения, он не виноват, это все Валерка!

Десять, одиннадцать...

Гад такой!

Двенадцать... Ряд кончился и Сережа переместился на следующий. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать...

И, вообще, это он должен обижаться, а не бабушка!

Шестнадцать...

Она его наказала и не стала слушать!

Семнадцать...

А он ей малину нес!

Восемнадцать...

Собирал!

Девятнадцать...

Сквозь крапиву! А ее там было очень много!

 

На тридцать восьмом цветочке дверь отворилась. Сережа вскочил с кровати с бешено бьющимся сердцем — первым порывом было сразу подбежать, обнять и... извиниться. Замучился он от страха, что бабушка так и будет продолжать сердиться. Но он увидел ее строгое, недовольное лицо и застыл на месте, лишь молча и настороженно наблюдая за тем, как она прикрыла дверь и, подойдя к нему, села на кровать. Он сел тоже — на краешек.

— Сережа, почему ты ушел?

Вопрос поставил его в тупик, потому что объяснение про подлого Валерку вдруг показалось... оправданием.

Но деваться было некуда.

— Валерка. Валерка сказал, что ты меня отпустила, — тихо-тихо, будто себе под нос, произнес Сережа.

Он сам почувствовал, насколько глупо это прозвучало. Не отпустила бы его бабушка. Не могло такого быть. Он ведь сам об этом догадывался, с самого начала!

Только сейчас стало стыдно.

— И ты поверил?

Мучимый волной стыда Сережа кивнул и ниже опустил голову.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты поверил?

Ответ он уже понял — оттого и стало стыдно. Но признаваться было очень тяжело.

— Потому что... потому что мне хотелось пойти на озеро.

— Я не хожу с тобой на озеро?

— ...с ребятами...

Он точно знал, что надо говорить правду. Вранья бабушка уж точно не простит.

— То есть получается, что ты ушел без спроса именно потому, что понимал, что, если спросишь, я тебя не отпущу одного?

— Я... нет... я... — Сказать «да» означало полностью потерять имеющееся оправдание про Валерку. Но ведь надо говорить правду... — Я… так не думал... я... хотел... поверил Валерке... я не хотел, чтобы так получилось... — по словам бабушки как-то все получалось перевернутым наоборот, и, уже сам запутавшись в том, что думал и что понял сейчас, Сережа расплакался от чувства вины: — Прости меня, пожалуйста...

Он смотрел в пол, хлюпал носом и ждал ответа, а бабушка молчала. И чем больше она молчала, тем страшнее становилось.

— За что? — наконец, спросила она.

— За то, что ушел на озеро, не спросив разрешения, — Сереже очень хотелось добавить «Но ведь я уже немаленький!», но сдержался.

— Ты понимаешь, почему это плохо?

Честно говоря, как раз этого Сережа не понимал. Что было сегодня такого страшного, из-за чего его нельзя отпускать одного? Он помотал головой и посмотрел на бабушку.

— Потому что я не знала, где ты. Ведь когда я ухожу, я тебе всегда говорю, куда именно иду, чтобы ты знал, где меня найти в случае чего. Вот ты говоришь часто, что ты уже взрослый. По-взрослому, Сереж, это не уйти, не спросив разрешения, а сказать, куда ты хочешь пойти. Со старшими ребятами я, может быть, тебя и отпустила бы. Не с твоим прохвостом Валеркой, конечно.

От осознания собственной глупости стало совсем невмоготу, а упоминание главного обидчика заставило тяжело вздохнуть.

— Ох, Ежик, Ежик, горе ты мое луковое...

Бабушка обняла его и притянуло к себе, Сережа с готовностью поддался и обнял в ответ. От привычного ласкового обращения сразу стало теплей и спокойней. Если бабушка сердилась, называла его Сережей, во все остальное время — Ежиком, появившимся из первоначального «Сережик».

— Знаешь, как я испугалась?.. Прихожу, а тебя нет нигде! И Паша в городе. А когда я про озеро подумала, знаешь, как сердце заболело?.. А если бы ты утонул?

— Бабушка! Ну как я могу утонуть? Я же умею плавать!

— Как, как... Запросто.

Сережа тихонько вздохнул, но спорить сейчас не рискнул. Да и не хотелось.

— Бабушка-а-а, — он все же решил спросить то, что очень его волновало, — а ягоды... все раздавились, наверно, да?..

— Какие ягоды?

— Мали-и-на... — протянул растерянно Сережа, оторопев от такого вопроса. Бабушка непонимающе смотрела на него. Догадка, что она, может, и не заглядывала в сумку, поразила. — А где сумка?

— Какая?

— Которая у меня была... С которой ты на озеро ходишь, с полотенцем.

— А... Не знаю... не помню... бросила где-то... Сережа, да какая малина? Вы что, еще и в лес ходили?

— Да… Мы совсем недалеко! — ох, только бы бабушка снова не рассердилась! — Я и тебе принес!.. — Он вынырнул из-под ее руки и соскочил с кровати: — Я сейчас! Ты только посиди тут! Я сейчас приду!

Выбежал из комнаты, огляделся на веранде и заметил сумку на стуле возле входа.

Конечно, ягоды помялись, да и пролежали сколько, но вполне имели приличный вид. Сережа отправился с ними к буфету с посудой, достал блюдечко и высыпал ягоды в него. Их оказалось даже больше, чем могло вместить блюдечко! Немного подумав, достал маленькую тарелочку и пересыпал ягоды в нее. Получилась аппетитная горка, красивая и ужасно вкусно пахнущая.

Значит, бабушка ничего не знала о малине, в сумку не заглядывала. А он обижался.

Радостный и чрезвычайно довольный собой Сережа вернулся в комнату и вручил тарелочку бабушке.

— Вот, это тебе!

Бабушка ахнула:

— Это ты столько для меня собрал?! А сам-то поел?

— Конечно! Ее там, знаешь, как много!

С невероятной гордостью и взглядом героя Сережа уселся с бабушкой рядом и протянул руки:

— Вон!

На худых мальчишеских руках все еще были заметны покраснения с белыми пятнышками от крапивы и царапины от колючек.

— Ах! Ой, Ежик ты мой... — бабушка потрепала его по голове. — Болят?

— Неа, уже не болят, — из Сережиного тона так явно выделялось гордое «уже», что бабушка улыбнулась.

Она взяла одну ягодку:

— М-м-м, как вкусно! Спасибо, мой хороший... А насколько было бы лучше, если бы ты сказал, куда хочешь пойти... Может быть, я бы тебя и отпустила. А потом ты с чистой совестью принес бы малину.

— Я и так с чистой совестью... — тихо проговорил вновь пристыженный Сережа. И тут он вдруг подумал, что бабушка понимает малину, как попытку оправдаться и задобрить ее! — Нет! Я... ты... ты думаешь, что я малину собирал, чтобы ты не сердилась?! Нет, я сам... Я хотел просто тебе сюрприз сделать...

— Да верю я, верю, не переживай, — бабушка снова притянула его к себе и обняла. — Что, что, а сюрприз у тебя удался...

— Я больше так не буду... — прошептал успокоенный Сережа.

— Хорошо, если так.

Наконец, можно было спокойно перевести дух. Обоим. И Сереже, который испереживался за время своего «заточения», и бабушке после нервных поисков внука по всей деревне.

— А почему Валерка так поступил? — вдруг спросил о чем-то задумавшийся Сережа. — Зачем он мне соврал, что ты меня отпустила?

— Не знаю, Ежик... Бывают такие люди... которые, не думают о других, только о себе. Ему было, наверно, интересно, что тебя потом накажут.

— Что же в этом интересного?

— Ежик, Ежик... Это ты добрый и хороший, а люди разные бывают. Надо учиться отличать таких вот Валерок от настоящих друзей. Не всем людям можно верить, к сожалению. А друзья у тебя, кстати, есть.

— Какие друзья? — Сережа поднял голову и заглянул бабушке в лицо.

— Лина и Игорь, — улыбнулась она ему. — Это они мне рассказали про этого Валерку. Лина слышала, как он сказал, что отпросил якобы тебя. А когда она узнала, что все тебя искали, поняла, что произошло. Кстати, она сказала, что Валерка любит приврать, с ним никто особо и не дружит. Эй, — бабушка потрепала за плечи понурившегося Сережу, — не расстраивайся. С кем не бывает. Зато будет урок на будущее.

— А у тебя так было? Расскажи про своих друзей в детстве.

 

В раскрытое окно веяло прохладой, доносились звуки вечернего сада — стрекотанье кузнечиков, щебет птиц, шелест листвы. Сережа, свернувшись клубком, лежал под боком у бабушки, положив голову ей на колени. После купания, леса и пережитых волнений клонило в сон, но он старался не засыпать и слушал рассказ бабушки. Она поглаживала его по худой спине и плечам, то и дело поправляла упрямо торчащие кудри, отросшие за лето. Они еще долго говорили про дружбу, про доверие, про то, что нужно беречь тех, кого любишь, и не заставлять волноваться.

— Как же ты оброс уже за лето. Какой же ты теперь Ежик? — спросила бабушка, перебирая темные завитки.

— А я ласковый ежик, — сонно пробормотал Сережа, — я никого не колю, поэтому у меня колючки не острые.

— Эй, да ты спишь уже, давай-ка, поднимайся, надо поужинать и спать ложиться.

— Угу, — ответил ласковый ежик и не пошевелился. — Бабушка-а-а, а ты споешь мне свою колыбельную?

— Тю, что вспомнил! Может, вас, молодой человек, и ужином с ложечки покормить, как маленького? — улыбнулась бабушка.

— Нет, — засмеялся Сережа. Если бабушка назвала его «молодым человеком», значит, точно все стало опять хорошо. Она больше не сердится. — Ну, пожа-а-алуйста...

— Ой, попрошайка, — покачала головой бабушка, улыбаясь и поднимаясь с кровати. — Посмотрим. Вот ужин весь съешь, тогда посмотрим.

Сережа соскочил с кровати и пошел в сторону двери. Бабушка взяла тарелочку с малиной.

— А малину мы с тобой сейчас поделим пополам.

— Нет, ба, это все тебе!

— Ну, это мы тоже... посмотрим, — улыбнулась бабушка, выходя следом за Сережей.