Особенности королевской охоты (джен)

Но даже в такой ситуации Лансель, верный своей королеве, не прекратил замышлять худое.

— Лорд Эддард, — осторожно спросил Лансель на следующее утро, — а на какого зверя мы пойдем?

Лансель опасался того, что в горах на границе с Дорном не водятся ни кабаны, ни медведи, и охотники будут стрелять по косулям из луков и по птице из арбалетов, а на такой охоте ни под какую опасность короля не подставишь. Подобные мысли, о возможности безопасной охоты с таким количеством выпивки, выдавали в Ланселе человека неопытного, да и его вопрос, по-прежнему предполагавший запланированный характер охоты, отрекомендовал его подошедшему Оберину как недалекого парня, не знающего жизни.

— На дорнийского мамонта, — ответил за Эддарда Оберин, и Лансель широко раскрыл глаза, он никогда не слышал о таком диковинном животном.

— Дорнийский мамонт — лучший друг дотракийского мамонта, — пояснил Эддард, которому от выражения лица Ланселя стало так же весело, как и Оберину.

— А меня еще интересуют кабаны, — коварно ввернул Лансель.

— Кабана нет, — махнул рукой Оберин. — Кабан на дальний кордон ушел. Далеко, далеко ушел. Но ничего, мы потом с тобой вдвоем пойдем на дальний кордон, и там... — и Оберин снова сделал свое похабное движение, про ночной разговор на валирийском он уже успел всем с утра рассказать.

— Кого, кабана? — опешил Лансель. — Нет-нет, Оберин, это не мое! Мне женщины нравятся!

— Ты не понял, — решил подыграть Оберину Эддард. — Не ты кабана, а кабан тебя.

Лансель в страхе кинулся наутек, а Оберин в восторге хлопнул Эддарда по спине.

— Недаром Дорн любит тебя, Нед, — сказал довольный Оберин. — Ты вот стоишь-стоишь с ледяным лицом, а потом как сказанешь!

Лансель тем временем ворвался в охотничий домик, где мирно похмелялись принц Ренли и сэр Барристан, и попытался найти у них защиту.

— Лорд Ренли, сэр Барристан! — в ужасе крикнул Лансель с порога. — Оберин зовет меня заниматься любовью с кабанами!

— Оберин любит свиней, — бесстрастно сказал Барристан, он был человек служивый, и за сорок лет службы какие только шутки над ним не шутили, и как только он не шутил в отместку. — В прошлый раз у него тут две свиньи жили.

— И один кабан, для гостей, — добавил Ренли и попал в самую точку: Лансель даже схватился за косяк, подумав, что отдавать неугодных гостей кабану на поругание у Оберина почти традиция.

На счастье или на беду Ланселя об охоте речи больше не было, потому что для охотников на берегу горного озера истопили баню. Перспектива попасть под кабана от Ланселя отодвинулась, но в голом виде он старался не поворачиваться спиной ни к Оберину, ни к Ренли, и всех в бане своей вертлявостью позабавил.

Оберин тем временем только закатил глаза, глянув на бледного тощего Ланселя, и присел потолковать с королем о вопросах государственного значения.

— Баратеон, наморщи ум, ты ж у нас монарх, — предложил Оберин и снял с верхнего полка самое настоящее драконье яйцо. — Вот который раз уже его в бане парю, а результата ноль. Чего с ним делать-то?

— В костер положи, драконы же огнедышащие, — предложил нетрезвый король. — Но только не на угли, а то пригорит. Зверь вообще любит ласку: возьми яйцо на руки и вместе с ним в пламя и войди.

— Ты че, обалдел? — воззрился на него Оберин. — Я ж сгорю.

— Кого другого пошли, — предложил Роберт. — Со Станнисом переговори. К нему из Волантиса жрица огня приехала, он говорит, она жжет. А я тебе в этом деле не помощник. Я тебе идею выдал? Выдал.

Оберин уже собирался задать Роберту провокационный вопрос, зачем Роберту два оруженосца Ланнистера, один, Лансель, здесь, другой, Тирек, в столице, и не стоит ли утилизировать одного во славу драконологии, но пришла пора заканчивать первый заход забегом до горного озера. В озере по итогам забега остался только один Эддард Старк, суровый северянин, а все остальные, попытавшись сунуться, вылетели из ледяной воды с воплями.

— Нормальная летняя вода, — пожал плечами Эддард и уплыл на другой берег.

Пострадавшие от столкновения с нормальной по северным меркам водой ожидали возвращения Эддарда в парилке, когда за дверью раздался грохот, плеск, а за ним хрюканье.

— А говорили, зверь на дальний кордон ушел, — меланхолично заметил сэр Барристан.

— Да это Нед там хряка изображает, — отмахнулся Роберт. — Сейчас он еще медведем зарычит. Лансель, пойди глянь.

— Тттам кка.. ккабб… кабан! — пробормотал Лансель, к которому опять вернулась утренняя свинобоязнь, и захлопнул дверь в парилку, по которой кабан тут же неплохо приложился.

— Твою ж мать! — подтвердил Роберт, в свою очередь приоткрывая и захлопывая дверь. — Ну ничего, сейчас придет Нед и завалит эту тварь.

— Если эта тварь еще не завалила Неда, — с некоторым беспокойством за гостя сказал мрачный Мартелл, а Лансель подумал, что после такой накладки с не тем подставленным под кабана человеком самого Роберта на эту же удочку уже не поймаешь. Не говоря уж о том, что Эддард был великодушным человеком, неплохо по сравнению с остальными к Ланселю относившимся, и Ланселю за его гибель на охоте было бы совестно, словно он ее своими коварными замыслами накликал, а Эддард отвел беду от друга и принял удар кабана на себя.

— Слышь, оруженосец, — вступил Ренли, он был и несерьезным, и несердечным. — Пойди-ка лорду Эддарду оружие принеси.

— Там же кабан, — снова испугался Лансель.

— А ты бегом, — предложил суровый к Ланнистерам Оберин, и вместе с Ренли они выпихали Ланселя в предбанник, где кабана уже не было, но Лансель все равно понесся к дому вихрем, схватил там первый же подвернувшийся под руку меч, потом еще один, для себя, потом цапнул еще и арбалет, запутался, не умея пристроить оружие на голое тело, зацепился, повернулся и уронил на себя чучело медведя.

Тем временем довольный и нетрезвый лорд Эддард ткнулся в дверь парилки, дернул ее, ахнул по ней кулаком — и его неожиданно сшибло с ног распахнувшейся дверью, окатило кипятком и вдогонку пристукнуло по лбу поленом.

Очнулся лорд-десница в том же озере, из которого он только что вылез.

— Нед, ну кто ж знал, что это ты, — сказал Роберт, а сам Нед подумал, что надо бы им всем поменьше пить — кто же это мог быть, когда все, кроме него, были в парилке, а вокруг больше никого не было.

— Там кабан был, в предбаннике, — пояснил Ренли, ему было немного неловко, что он окатил лорда-десницу кипятком.

— Чуть человека не угробили, — вздохнул сэр Барристан, которому распростертый на мелководье лорд Эддард почему-то напомнил павшего Рейгара, исчезнувшего в водах Трезубца.

— Ну вы, блин, даете, — сказал наконец Эддард, он был покрепче Рейгара, да и повезло ему, что полено было пущено не богатырской королевской рукой.

— Это все кабан, — подтвердил Роберт, поднимая друга из холодных вод. — Серьезно, без тебя в предбанник вошел и все вино, сволочь, выжрал. Если б ты еще потише в дверь-то ломился…

— Где эта сволочь? — мрачно спросил Эддард, ощупывая разбитый лоб.

— Здесь, — подал голос Ренли. — Нажрался и кемарит теперь.

Умиротворенный напившийся кабан действительно мирно лежал в траве и похрюкивал, так что бить его, а тем более убивать было бы явно нерыцарским поступком, и Эддард взамен этого рассказал горожанам поучительную историю об одном своем стюарде, который всегда поил пивом сердитых и разбушевавшихся свиней, после чего свиньи становились добрыми и сонными. Из истории следовало, что добравшийся до вина кабан не представлял собой никакой угрозы, и исподволь укоренные историей Эддарда благородные сэры изволили одеться и возжелали, чтобы был для них набросан эскиз «Участники королевской охоты над поверженным кабаном».

— И в самом деле, почему бы благородным сэрам не увековечить себя с кабаном? — согласился Эддард, и пятеро паладинов заняли рядом с кабаном живописные позы, только после этого поняв, что набрасывать эскиз некому.

— Кто умеет рисовать, благородные сэры? — спросил кто-то.

— Лансель, — ответили ему, и тут-то и обнаружилось, что Ланселя нет.

— Он, гад, его выжрал, — мрачно сказал трезвеющий Ренли. — Вон, весь пятак красный.

— Где мой оруженосец? — потребовал Роберт, вставая на спящего кабана коленом и хватая его за уши. — Колись, гад, а то я тебя молотом расколю! Где оруженосец, я сказал! Ты последний, кто его видел!

— Сволочь! — подтвердил Эддард, помолодев лет на пятнадцать, и пнул кабана в пятак. — Сейчас он нам все скажет. У нас в войну не такие говорили!

— Тихо! — скомандовал Оберин, продвигаясь к своему дому, из которого был слышен приглушенный стон, но сразу выполнить его распоряжение не получилось, потому что кабан очнулся, встал на дыбы, вырвал свои уши из королевского захвата, сбросив Роберта на землю, и понесся прочь кабаньим наметом.

— Своооолочь! — закричал ему вслед помолодевший Эддард, а Роберт засвистал в два пальца. — Вот сволочь!

Когда кабан был изгнан дружным улюлюканьем, у двери в охотничьем домике был найден постанывающий Лансель, который лежал под чучелом медведя, раскинув ноги как непристойная женщина.

— Взяли! — скомандовал король, и пятеро витязей легко поставили тяжелое чучело на место, но пролежавший под ним почти полчаса Лансель не изменил своей похабной позы.

— Взяли! — снова распорядился король, и Лансель был поставлен на ноги и кое-как напоен вином.

— Думал, все, конец, — еле выговорил несчастный Лансель, еще не представляя себе, сколько раз его несчастье послужит на охоте ко всеобщему веселью, и сколько лет его будет преследовать слух, что его на охоте обесчестил медведь. — Совсем задавил он меня. Я его мечом пробовал, а на меня только песок посыпался.

— Если читаешь по-валирийски, читай лучше про то, что такое рычаг, — посоветовал умудренный годами сэр Барристан.

Оберин Мартелл был необуздан в желаниях своих и в пьяном виде норовил пользу наносить да ласкам подвергать, не делая особого различия между полами. Сегодня Оберин решил совместить приятное с полезным и собрался организовать для Ланнистеров хорошее наказание, для чего сначала полчаса выслушивал пьяные жалобы Роберта на холодность Серсеи, которая словно прячет между ног все золото Утеса Кастерли, а потом перешел в наступление.

— Давай помогу, — предложил Оберин, отведя короля в сторону. — Отдерем ее несколько раз вдвоем, она сразу запомнит, как бывает хорошо, а как бывает плохо.

— Оберин, ты охуел? — лаконично спросил Роберт.

— Ну или сдай мне ее ненадолго, у меня и Элларии она за пару недель станет шелковой, — пообещал Оберин, который не видел в своих предложениях ничего особо скандального.

Роберт отнял у Оберина мех с вином, попробовал вино и выбросил мех за окошко, найдя вино слишком крепким и имеющим странный привкус. Так пропал один из отданных Серсеей Ланселю бурдюков, в котором к вину был подмешан афродизиак в количествах, опасных для любого сердца.

Но даже небольшая доза такого вина, доставшаяся Оберину из только что початого бурдюка, в сочетании с пламенной дорнийской натурой звала принца Мартелла навстречу приключениям, и, не добившись толка от Роберта, Мартелл выдернул Ланселя из-за стола ловкой и жилистой рукой.

— Есть тут один коровничек, — ответил Оберин на робкий вопрос Ланселя «куда?», и снова объяснил все своим любимым жестом.

— Лорд Ренли, — бросился Лансель к самому близкому ему по возрасту человеку. — Теперь Оберин зовет меня заниматься любовью с коровами.

— Нельзя отказывать Оберину, — согласился Ренли. — Ступай! — и Ренли увенчал Ланселя панцирем Барристана Селми, прижав таким образом руки Ланселя к бокам и сделав его легкой добычей Оберина Мартелла.

— Пообвыкнись пока, — порекомендовал Оберин, домчав Ланселя до ближайшей деревни в перекинутом через седло виде и таща при этом его лошадь за уздечку, и Лансель действительно увидел перед собой огромные коровьи зады. — Я тебе сейчас таких найду!

— Нет! — вскрикнул Лансель, но так и не смог выбраться из панциря, который на него с размаху надел здоровяк Ренли. — Оберин, я не хочу! У меня желание пропало! Да и не было его вовсе.

Сэр Барристан тем временем искал свои белые латы, панцирь от которых уехал на Ланселе, а остальные части на Оберине, и постепенно приходил к выводу, что это несмешная шутка и что кого-то он будет завтра бить длинной палкой по морде, а Эддард пытался склонить прославленного рыцаря к миру, благо что оба были изрядно пьяны и с трудом совмещались с реальностью.

— Если лат нет, значит, они выступили в поход, — убеждал Эддард сэра Барристана, путая в своей речи латы сэра Барристана и отбывших в них у него на глазах Оберина и Ланселя. — Или они пошли за вином к селянкам. Но вина у нас много — значит, они выступили в поход. Ты был в латах, а теперь твоих лат нет. Значит, это ты выступил в поход, — Эддард еще немного подумал и решил, что нужно скрыть от сэра Барристана, что Оберин и Лансель уехали в деревню, чтобы он не стал их там искать. — Но не за вином и не к селянкам. Потому что вина у нас — много.

Лансель же с утра опять ничего не помнил и потому очень испугался, проснувшись без штанов. Но рядом с ним лежала симпатичная селянка, а не седеющий Оберин Мартелл, и никаких признаков незаконного проникновения Лансель в себе не почувствовал, только болела немного челюсть и драло горло. «По-моему, мы вчера плясали и пели, вот горло и болит, — припомнил Лансель. — А потом, вероятно, я повел себя слишком настойчиво и получил от нее по морде. Ох, я же забыл, что я безумно влюблен в королеву!» — и похмельный Лансель чуть не бросился искать Оберина и упрашивать его ни в коем случае не рассказывать о произошедшем Серсее.

«Ебал я в рот этих Ланнистеров, — сказал тем временем сам себе Оберин, с удовольствием вспоминая вчерашнюю групповуху, и вылил себе на гудящую голову ведро колодезной воды. — И главное, после вчерашнего я могу сказать это с полным правом. Вот это месть так месть, а не про свою собственную сестру невесть что орать при всем честном народе».