Ой, все! (джен)

Мысленно обещая себе сегодня же, сейчас же заняться уборкой и выкинуть, наконец, все лишнее, Пеннивайз принялся выбираться из-под завала. А когда он, попутно припоминая все ругательства, какие только слышал от людей, все же поднялся на ноги, то ощутил, что время оказалось безвозвратно упущено.

Воздух в логове сгустился и послышалось низкое гудение, которое с каждой секундой становилось все громче и громче. Затем, где-то в полуметре над полом возникла святящаяся точка. Она начала увеличиваться в размерах, шириться и видоизменяться до тех пор, пока не приняла форму человеческой фигуры.

Первым порывом Пеннивайза было опять закопаться в кучу хлама. Авось Матурин посчитает его частью интерьера и не заметит. Но он все же удержал себя на месте. Негоже такому великому и совершенному существу, коим себя несомненно считал Пеннивайз, поджав хвост бежать от какого-то создателя Вселенных. Не солидно как-то.

Вот сейчас Матурин появится, и Пеннивайз потребует у него убраться из логова. Спокойно и уверенно. И Черепаха его обязательно послушается, а жизнь вернется в прежнюю колею.

Тем временем святящаяся фигура обрела плотность и материальность. А когда сияние сошло на нет, все заготовленные слова застряли у Пеннивайза в глотке. Он только и мог, что открывать и закрывать рот, во все глаза глядя на нечто, в которое превратился Черепаха.

Назвать человеком такое создание у Пеннивайза бы не повернулся язык. Потому что он точно знал — таких людей в природе не существует. Даже его собственная клоунская личина теперь казалась неприметной и простенько выглядящей.

Это определенно было женского пола.

Сомнений в том не оставляла грудь седьмого, а то и восьмого размера — Пеннивайз не слишком хорошо разбирался в подобных тонкостях, молочные железы никогда не были любимой составляющей его рациона — едва не вываливающаяся из тонкого светлого топа, больше похожего на лифчик.

Талия была осиной, в буквальном смысле. Пеннивайз мог при желании спокойно обхватить ее обеими ладонями, и его пальцы с легкостью сомкнулись бы как спереди, так и сзади.

Черная кожаная мини-юбка туго обтянула округлые бедра. Ноги, тонкие и слишком длинные, затянутые в бордовые чулки с крупной сеткой, в совокупности с зелеными туфлями на высоченном каблуке делали это создание больше похожим на цаплю, чем на девушку.

При взгляде на ногти гостьи, больше напоминающие массивные когти, выкрашенные в какие-то яркие, едва ли не светящиеся в темноте цвета, Пеннивайз даже ощутил легкий укол зависти. Этакими когтищами только и рвать человеческую плоть!

Волосы же были такими длинными, что волочились по полу, попутно собирая на себя всю пыль и грязь в логове. Каждая тонкая прядь имела свой собственный цвет, яркий и контрастирующий с соседними.

Пеннивайз поморщился, чувствуя, как у него мигом начали слезиться глаза. Он перевел взгляд на лицо гостьи и тут же нервно сглотнул.

Ресницы, настолько огромные и густые, что верхние практически закрывали собой изящные брови, и нижние касались кожи щек, смотрелись совершенно неестественно. Высокие скулы резко выделялись на фоне впалых щек, а ярко-алые и чересчур пухлые губы казались жертвой пчелиной атаки.

Глаза, что удивительно, оказались самой обычной формы, но радужка постоянно меняла цвет, причем не всегда синхронно.

— Мать моя Тодэш, отец мой Ган, — только и сумел выдавить из себя Пеннивайз, одновременно гадая, переломится ли его гостья пополам прямо сейчас, или для этого нужен все же порыв легкого ветерка.

А потом создание открыло рот и произнесло нежным, мелодичным голоском:

— Ну как я тебе? Красивая?

Пеннивайз еще несколько секунд сверлил гостью немигающим взглядом, а потом согнулся пополам не в силах удерживать рвущийся наружу дикий хохот.

— Полагаю, если бы мы с тобой проводили ритуал Чудь, то ты продул бы мне всухую, — Матурин в свою очередь сверлила Пеннивайза обиженным взглядом своих фиалковых глаз. Аквамариновых. Перламутровых. Охровых.

На цвете морской волны Пеннивайз не выдержал и повалился на пол, продолжая смеяться, конвульсивно подергивая ногой.

— Эй, прекращай!

Матурин уперла руки в бока и моргнула. Как оказалось, зря. Тут же ее длиннющие верхние и нижние ресницы сцепились друг с другом, намертво спутавшись. Матурин вскинула руки к лицу, ойкнув, и попыталась распутать их, но только едва не выколола себе глаза своими же яркими ногтями.

Смех Пеннивайза стал громче, в нем явно проскользнули торжествующие и издевательские нотки.

— Ну хватит уже! Что тебе не так?

Матурин возмущенно притопнула длинной ножкой, отчего ее тело совсем чуть-чуть подалось вперед. И окончательно потеряло равновесие. В неравной битве между создателем Вселенной, пытающейся удержаться в вертикальном положении и грудью седьмого размера подчиняющейся притяжению Земли, уверенно победила грудь.

Продолжать смеяться у Пеннивайза уже не осталось сил, и потому он только судорожно икал, глядя, как Матурин пытается подняться из весьма интересной позы. Безуспешно пытается.

Постепенно у Пеннивайза все же получилось успокоиться, но вставать он не спешил. Ведь с этого ракурса открывался особенно интересный вид. Ну хоть что-то в этом диком облике вышло, как надо.

— А ну кончай пялиться! — от возмущения раскрасневшаяся Матурин даже сумела распрямиться.

Правда тут же наступила на собственные разноцветные волосы и, сдавленно запищав и неловко взмахнув руками, вновь повалилась на пол.

— Было бы там на что пялиться, — без зазрения совести соврал Пеннивайз и не спеша поднялся на ноги. — Говоришь, что не так? Все не так, идиот! То есть идиотка. Кстати, почему ты не самец?

— Потому что дурной пример — заразителен.

— Ладно, один-один. Хотя насчет дурного я бы поспорил, — фыркнул Пеннивайз. — Как ты вообще додумалась принять такой кретинский облик?

— Он не кретинский, — Матурин оставила попытки подняться и теперь недовольно сопела, устроившись на полу в позе эмбриона и тщательно прикрывая все стратегически важные места. — Я хочу как можно лучше понять людей, понять, чем они живут, общаться с ними. Проанализировав информационное поле Земли разных временных пластов, включая еще не наступившие вероятности, я пришла к выводу, что подростки лучше всего идут на контакт. И выбрала наиболее популярный среди них облик. Чтобы они быстрее начали мне доверять.

— То есть, иначе говоря, ты полезла в интернет, — Пеннивайз только покачал головой, с трудом подавив новый приступ хохота. — Во имя создавшего нас Другого, ты хоть понимаешь, какая там свалка всего? Нет, судя по тому, как рябит у меня в глазах от одного взгляда на твои волосы — не понимаешь! Хочешь, чтобы тебе доверяли? Да те же подростки от тебя будут убегать с воплями ужаса. Ты даже меня переплюнула, а уж я кое-что да понимаю в запугивании людишек.

— Но ведь они считают такое красивым, — голос Матурин звучал растеряно и Пеннивайзу это очень даже понравилось, — хоть мне и трудно дышать. И спина болит. И ноги.

— Они считают такое красивым только когда это у них в голове, — Пеннивайз тяжело вздохнул, а потом закатил глаза и начал перечислять, загибая пальцы, — у людей, какими их создала природа — по твоей воле, между прочим — не бывает такой тонкой талии, настолько длинных ног и огромной груди. Одновременно точно не бывает. Искусственные модификации в расчет не берем. Чем длиннее волосы, тем больше от них проблем и ногтей это также касается. И ресниц. Волосы имеют один цвет, глаза, в большинстве случаев, тоже. Конечно, если ты хочешь воплотиться не в человека, а в какое-то иное существо, то эти правила не будут на тебя распространяться…

— Нет, я хочу быть человеком, — Матурин тяжело вздохнула и завозилась на полу, — но кое в чем ты прав. Пожалуй, с пропорциями я перемудрила.

На миг все вокруг озарила вспышка света, вынудившая Пеннивайза недовольно поморщиться. А затем с пола поднялась уже более похожая на человека девушка. Грудь уменьшилась до вполне терпимого четвертого размера, ноги стали короче, а талия — шире. Ресницы, скулы, щеки и губы теперь выглядели гораздо естественнее, делая личико в целом даже довольно милым. Волосы ниспадали до середины бедра, но по-прежнему сохранили свою дикую расцветку. А вот глаза и ногти остались без изменений.

Пеннивайз критически оглядел эту попытку номер два и скривился.

— Глаза не должны менять цвет каждую секунду. А еще ты похожа на попугая.

— Ой, ну чего ты такой зануда! Клоуны должны нести радость, веселье и вообще быть затейниками каких поискать.

— Я не настоящий клоун. И я не человек.

— И цвет глаз ты тоже меняешь по своему желанию.

— Я! Не! Человек! И я меняю не только цвет глаз, представь себе. Я так охочусь. А ты — маешься дурью!

— Ой, все! Я просто хочу быть милой, — но, несмотря на обиженный тон, цвет глаз Матурин перестал меняться со скоростью цветомузыки ближайшего ночного клуба и остановился на нежно-голубом. — Лучше скажи, как тебе мой наряд? Подходит для этого времени года? Наверняка снаружи столько всего интересного.

С этими словами Матурин повернулась вокруг своей оси, явно красуясь. Пеннивайза передернуло, и он уже хотел было ответить, что наряд этот несомненно идеален для любого времени года, так как шлюхи всегда выглядят одинаково, но тут каблук Матурин зацепился за трехколесный велосипед.

«Тот самый», — мелькнула мстительная мысль.

Матурин вскрикнула, не удержала равновесия и свалилась на пол, открыв чудесный вид на свою пятую точку. Уже во второй раз.

А потому вместо ответа на вопрос Пеннивайз только издевательски заржал.

— И здесь давно следовало прибраться! — надула губки Матурин, поднимаясь с пола и недовольно потирая ушибленную коленку.

— А мне и так нравится! — мысленно Пеннивайз сделал пометку никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не убираться в логове. И не важно, что несколько минут назад он пообещал себе прямо противоположное. — И вообще, много ты понимаешь. Это называется — художественный беспорядок.

— Просто кто-то ленивая разожравшаяся до неприличия задница! Вот как это называется.

— Да как ты смеешь…

— Ой, все! Мне надоело находиться в этом наркоманском притоне.

И не дожидаясь реакции, Матурин схватила Пеннивайза за руку, потащив в сторону выхода.

— Мой дом — не притон! Вы что, все сговорились?! — обиженно и в то же время возмущенно взвыл Пеннивайз, одновременно пытаясь вцепиться в руку Матурин клыками и понимая, что ему мешает это сделать какой-то невидимый барьер. Вот же проклятье! — Отпусти! Делай что хочешь, гуляй где хочешь, но оставь меня в покое!

— Ну нет, так не интересно. Да брось, проветриться только пойдет тебе на пользу.

И не обращая внимания на протестующее рычание Пеннивайза, его ругань, попытки освободиться из хватки или хотя бы замедлиться, Матурин продолжила продвижение к заветному выходу не снижая скорости.

Она спешила навстречу приключениям.