План на первую тысячу лет (джен)

Из трубы текло. Мутная красноватая струйка сочилась сквозь прохудившийся шов, дребезжала в подставленном ведре. Проклятый неумеха-сантехник, криворукий лентяй!

Хастур вздохнул. Где ж взять умелых, умелые попадают совсем в другое место... А сюда — одни халтурщики всей мастей. Для них даже отдельный круг Ада выделили, где они вечно делают ту же работу, что и при жизни. С тем же небрежением и неизменно скверным результатом.

Ведро наполнилось. Хастур сменил его пустым, поймал за шиворот пробегавшего мимо мелкого демоненка и велел куда-нибудь вылить воду — или что там натекло из проложенной Самаэль знает когда и зачем трубы (обычно в таких случаях говорят «черт знает», но Хастур, будучи чертом, ничего не мог сказать о назначении трубы. Она просто тянулась по потолку в этом месте Адовой канцелярии и постоянно протекала то в одном своем шве, то в другом.).

— Куда прикажете вылить, герцог? — пропищал демоненок. — В ванну?

— В какую еще ванну?!

— Ну, в которую демона макали...

Хастур взвыл и так пнул мелкую тварь, что та с визгом полетела, как лохматая черная ракета, сбивая на пол пирамиды растрепанных папок со столов, и скрылась в темноте коридора. Ведро опрокинулось и залило отчет, над которым Хастур корпел целую неделю. Вот у Лигура заполнять бумажки получалось куда быстрее...

Два воспоминания, столкнувшись в демоническом мозгу, вызвали в нем нечто очень похожее на неуправляемую термоядерную реакцию. И если Хастура не разорвало немедленно на куски, то лишь потому, что в преисподней в подобное состояние то и дело впадал каждый второй, сменяя каждого первого, временно из этого состояния выходящего. Ненависть, жажда мести и зависть в своих запредельных концентрациях являлись обязательными признаками профпригодности демона, а Хастур недаром пользовался у коллег репутацией профессионала экстра-класса.

После неудавшейся казни Кроули прошел всего год. Неудивительно, что воспоминания об испытанном унижении были так свежи. Хастур ломал голову: как этому ублюдку удалось выкрутиться? Ведь вода была наисвятейшая, и окунули гада по горло, и никаких защитных амулетов при нем не было... Правда, какое-то время герцог подозревал, все дело в носках (коварная выдумка смертных, от нее всего можно ждать), но позже понял, что ошибался. Рыжая сволочь просто обхитрила всех.

Лощеный хлыщ с вертлявой походкой, которой не должен ходить ни один порядочный демон, самодовольный червь, нагло скалящий зубы в лицо самой Вельзевул и Совету князей, трус, прячущий глаза за вечными темными очками... Здесь злость Хастура дошла до белого каления, что в нашем случае отнюдь не метафора. И в той самой точке кипения, когда у алхимиков свинец превращается в золото, а философский камень отпотевает эликсиром вечной молодости, в голову Хастура, распихивая немногочисленные мысли, ворвалась идея. «Если Кроули очеловечился настолько, что спокойно купается в святой воде, — затараторила она не хуже тех болтливых монашек, — значит, и уязвим он теперь так же, как человек! Ты, понимаешь, что это значит, а? Понимаешь?!» Ну, еще бы не понять! Пусть Вельзевул и остальные согласились оставить его в покое, — он, Хастур, вправе передумать. Легионы Ада пребывают в бездействии, а первый из герцогов Тьмы вместо того, чтобы возглавить всесокрушающую битву, вынужден царапать бесконечные отчеты... Нет, предатель не должен избежать наказания! И как бы ни был ужасен конец Лигура, для Кроули сыщется казнь пострашнее. На лице Хастура расплылась широкая улыбка, не предвещающая демону ничего хорошего.

* * *

Толковый секретарь-референт — половина успеха и благополучия любого босса. А дельный пресс-секретарь — вторая половина. И если у вас в референтах состоит архангел Сандалфон, а за связи с общественностью отвечает архангел Метатрон, вы быстро сделаетесь лучшим боссом во Вселенной. Да-да, конечно, не вы — Она.

Сандалфон обожал свою работу. У архангелов такое встречается повсеместно. Он внимательно выслушивал все молитвы людей, бережно собирал, сортировал, систематизировал, обобщал и оформлял в краткие докладные записки. Также он информировал Саму о текущих достижениях земной агентуры. О провалах и неудачах информировать не приходилось: у сил Света ничего подобного не могло случиться в принципе.

То место на Небесах, которое Сандалфон выбрал себе как рабочий кабинет, счел бы Раем самый взыскательный перфекционист.

Идеальная чистота. Мягкий рассеянный свет. Безупречно прямые ряды одинаковых алмазных скрижалей-скоросшивателей, сияющие ровно, со строго выверенной интенсивностью.

Чуть менее ярко, с приятной глазу матовостью, светились на отдельном облачном пьедестале соляные столпы — шедевры строгой пропорциональности, предмет тысячелетней гордости Сандалфона. Жемчужиной его коллекции был столп, в который некогда обратилась суетная жена Лота, позволившая себе обернуться и увидеть дезинфекцию Содома и Гоморры.

Прочие соляные произведения архангельского искусства также когда-то были смертными. В своей нынешней белоснежной и прямолинейной неподвижности они, по мнению Сандалфона, куда больше соответствовали Замыслу, первый проект которого был разработан лично им. Это потом уже вмешались Гавриил и прочие, благодаря которым люди обзавелись конечностями, научились ходить, говорить и вообще сделались отвратительно подвижны. Такой отход от идеала бесконечно огорчал архангела.

Увы, с некоторых пор у него появился еще один повод для огорчения. В самом нижнем ряду скрижалей, в удалении от остальных парила одна, светившаяся слабее соседок. Она грубо нарушала гармонию, но ни убрать ее вовсе, ни подвинуть к остальным Сандалфон не мог: окончательное решение по делу бывшего стража Восточных врат Эдема ангела Азирафаэля еще не было принято.

Ангелы — не сейфы, они не бывают несгораемыми, в который раз мысленно воскликнул Сандалфон, но тут же устыдился, ибо едва не впал в грех гнева, что, как известно, не пристало эфирному созданию. Как бы то ни было, отступника, связавшегося с презренным падшим, отпустили. Проявив, по мнению архангела, все признаки такого греха как леность. Ну что бы не попытаться уничтожить предателя каким-нибудь иным способом? Не говоря уже о соляных столпах — таких стройных, таких тихих, самим безмолвием своим возносящих хвалу Свету...

Добросовестность, аккуратность, исполнительность, стремление к прекрасному — список достоинств Сандалфона был бесконечен, как Вселенная. Его сердце пылало жаждой идеала во всем, и прежде всего — в рядах личных дел небесной рати. И поскольку никаких распоряжений от вышестоящих инстанций не имелось, архангел-референт решил поступить так, как поступают все хорошие работники: избавить шефа от мелкой проблемы, ликвидировав ее самостоятельно.

Тем не менее, на случай возможного неудовольствия руководства, не помешало бы обзавестись достаточно убедительным обоснованием пользы и необходимости своего поступка.

В Раю и окрестностях с самого начала времен не существовало большего специалиста по части обоснования чего угодно, нежели Метатрон. Он умел объяснить и найти оправдание всему — от изгнания первых людей из Эдемского сада до внезапной отмены Армагеддона год назад. Составленный им экстренный пресс-релиз мгновенно вернул десятимиллионное небесное воинство из полной готовности к Святой войне в состояние ангельской кротости, но стоил Метатрону нескольких декалитров нектара, оставшегося от прежних арендаторов горних высей. И если бы Азирафаэль был способен икать, он проикал бы целый месяц, ибо был поминаем архангелом отнюдь не в благословениях.

Метатрона, как и Сандалфона, удивила огнеупорность преступника. Тем не менее, Глас Божий поспешил во всеуслышание объявить ее проявлением высшего милосердия. Эта причина, кажется, устроила всех — кроме непосредственно причастных.

Тысячелетиями работая крылом к крылу, референт и пресс-секретарь научились понимать друг друга с полуслова.

— Надо что-то делать, — заметил Сандалфон, рассеянно обозревая Небеса сквозь огромные окна центрального офиса.

— Если делать, то только во славу... — откликнулся стоящий рядом Метатрон, показывая глазами, чья именно слава имелась в виду.

— Безусловно. Надеюсь, столп?

— Это старо, друг мой.

— Классика не устаревает, — возразил Сандальфон.

— Кроме того, мгновенное превращение в столп не произведет того эффекта, который необходим в нашей идейно-воспитательной работе с младшим ангельским составом. Между прочим, именно по этой причине я не одобрил решение Гавриила относительно адского пламени. Увы, ему всегда была свойственна некоторая идеологическая близорукость.

— Что же ты предлагаешь?

И без того сияющие, глаза архангела озарились высоким вдохновением:

— Полагаю, ты согласишься со мной: во избежание повторного инцидента, нам важно не столько покарать отступника, сколько продемонстрировать на его примере, какие прискорбные последствия влечет за собой контакт с падшим. С этой точки зрения простое низвержение Азирафаэля в Ад, то есть к его приятелю, не возымеет нужного нам эффекта. Ты улавливаешь мою мысль, Сандалфон?

Светлый взгляд Сандалфона вспыхнул ответным восторгом понимания:

— И когда же мы проведем э-э-э... наш показательный урок?

— Прежде всего, надо подготовить контингент, создать у него правильное настроение. Затем дождаться, пока отщепенец совершит еще какое-нибудь непотребство...

— Полагаю, ждать придется недолго, — усмехнулся Сандалфон.

— И я так думаю. Ты посвяти в наши планы Михаила и Уриила, я поговорю с Гавриилом. Мы должны явить истинное величие.

— Но не много ли чести для одного...

— Не забывай, Сандалфон, — посуровел Глас Божий, — это урок не для единственного преступного ангела, но для сонма непорочных. Дабы укрепили дух свой и впредь строже блюли чистоту помыслов и безупречность поступков.