Египетская сила, или "А вот мяу вам всем"! (джен)

...По ледяным каменным полам древнего замка шла тощая серая, словно припорошенная пылью старая кошка. Кошке было неуютно и страшно — в последние несколько недель она чуяла угрозу повсюду. И это были не обычные злые или глупые шуточки человеческих детёнышей вроде разлитого клея или натянутых поперёк прохода невидимых верёвок. Нет, что-то страшное, злое и очень голодное проснулось — и теперь ползало по замку.

Совсем рядом.

На расстоянии… вздоха?

На полу блеснула лужа — кто-то баловался Агуаменти — и кошка, чуть помедлив, подобралась, собираясь перепрыгнуть. Но не успела.

В луже мелькнуло отражение уродливой чешуйчатой морды и громадных жёлтых глаз — и всё пропало.

Невысокая фигурка в чёрной ученической мантии вышла из-за угла, повелительно махнула рукой, прошипев что-то, — и отражение в луже исчезло. А окаменевшая кошка так и осталась лежать на краю.

— Вингардиум Левиоса! — прозвучал высокий злой голос, и тело кошки взмыло вверх, чтобы затем повиснуть на крюке для факела.

Издевательски, на хвосте.

* * *

...Ему было жарко, невыносимо жарко, и так хотелось прохлады, что Туту неосознанно потянулся туда, где только что, как ему показалось, повеяло чем-то холодным. Постепенно марево вокруг него спадало, за ним появились каменные стены и свежесть, хоть и с ноткой затхлости откуда-то сбоку — кажется, это была застоявшаяся вода.

Наконец его зрение начало работать, как ему всегда полагалось, и Туту… увидел. От этой картины сжалась вся его кошачья душа.

И не только кошачья.

Старая, тощая кошка... За что её — так? Он заметался, но что он мог? Он мог только видеть. И не чувствовал больше ни своего тела, ни мира вокруг, ничего. Только запахи... Запахи! Кроме чуть затхлой воды и сырого известняка пахло ещё чем-то очень знакомым, но — чем?

Ему хотелось отвести взгляд от мумии старой кошки — почему-то смотреть на неё было больно. Слишком больно. Но ведь, погодите-ка... Это вовсе не мумия! Окаменевшее тело оставалось живым — он увидел внутри искру жизни, крошечную, совсем слабую, и не мог не ринуться к ней.

Холод пробрал его до костей. Если они тут вообще были... Но в этом холоде было и что-то ещё — да, вот она, совсем крохотная искорка. Тёплая. И вдруг он увидел ещё одну искорку, побольше и поярче первой, совсем рядом с той. И с удивлением понял, что эта искорка — он сам. Туту, сын богини Баст.

* * *

...Вокруг не было ничего — только темнота. Старая кошка устало подумала, что так и выглядит смерть, и ещё — что её человек теперь останется совсем один. Человека было жалко — а ещё было страшно от того, что она не может пошевелиться.

Не может дышать.

Не может позвать на помощь.

И вокруг неё нет и не будет никого живого.

Никогда никого не будет... и, если бы она могла, она бы заплакала.

Кошки тоже плачут, когда им больно и страшно.

* * *

Он почувствовал такую беспросветную грусть, что сжалось то, что должно быть сердцем. Ведь оно все равно где-то было, он же почувствовал! Где-то... Где-то тут! Если он здесь, то здесь и все, что принадлежит ему, по крайней мере, его ум и его память.

А ещё рядом был страх, такой острый, что он сам едва ему не поддался. Он-то и мешал сосредоточиться.

Книга, книга... Надо вспомнить!

А пока он потянулся к тому, что увидел — слабой маленькой искорке, стараясь укрыть её, согреть, успокоить.

Чем укрыть? Какая разница... Своим теплом. Оно у него есть — и много.

Просто старая кошка видит плохой сон... Он сумеет прогнать его. Он сумеет подарить ей добрые, яркие, хорошие сны. Он уже пробовал дарить их братьям.

Он ведь не вмешивается по-настоящему, сон — это же не то, что происходит в жизни. Не совсем то.

Туту мысленно улыбнулся, почувствовав более ровное тепло от соседней искры, словно она понемногу становилась язычком пламени.

— Молодец, — мысленно обратился он к искре, мысленно погладил, не ожидая ничего.

Хорошо, что окаменение не давало почувствовать боль. А главное, не давало затекать лапам и хвосту. Иначе всё это превратилось бы в сущий кошмар.

И он продолжал ласково разговаривать и гладить — а что ещё нужно кошке для спокойствия? Разве что укромное место...

* * *

Кошка услышала голос — добрый, успокаивающий, словно... смутно знакомый? Не похоже на голос её человека, нет... скорее, на мурлыканье матери, которое она не слышала так много лет, что уже успела забыть — и тогда кошка сама замурлыкала в ответ. Тихо. Беззвучно. Где-то глубоко-глубоко в душе.

* * *

Он услышал или скорей даже ощутил такой родной и близкий звук, похожий на тарахтение маленького моторчика, и всё понял. Но продолжал направлять к ней свои мысли.

— Всё будет хорошо. Потерпи, ведь тебе сейчас не больно. Всё будет хорошо... Я оставлю тебя ненадолго, надо позвать на помощь. Не бойся, я вернусь. Совсем-совсем скоро.

Он уговаривал кошку, как маленького ребёнка.

Но... что он может сделать? Привести сюда её человека? Но как?! А он же... пообещал.

В образах, что он нашёл в её мыслях, он видел старика.

О, мать Баст! Он вспомнил, как можно позвать мать, её сестру и брата, тех, кто могли помочь ему выбраться!

Но что, если попробовать таким же способом позвать... того старого человека?

Он настроился на образ, что был в голове у кошки, и мысленно произнёс Слова Призыва.

* * *

Кап... кап... шарк... шарк... кап... шарк...

— Миссис Норрис! — послышался дребезжащий старческий голос. — Где ты, моя хорошая? Кис-кис-кис! Миссис Норрис! Мерлин... да как же так?..

Старик, подошедший к висящей на крюке кошке, охнул и схватился за сердце.

* * *

Туту метнулся к старику, не раздумывая — такой холод нахлынул от него внезапной волной. И только тогда осознал, что у старика тоже было сердце.

Старое и изношенное. Которое удалось заставить биться с огромным трудом.

Да, человек — это вам не кошка... Это будет куда трудней. Но в конце концов, люди вроде должны помогать друг другу — он же видел это много раз!

Краем уплывающего от усталости сознания он услышал какой-то шум, похожий на топот множества ног...

— Мистер Филч! — раздался взволнованный девчоночий голос. — Ой... что это?

Последним усилием Туту всё-таки дотянулся до кошки и, почувствовав ответное тепло и даже что-то вроде радости узнавания, уплыл в сон.

* * *

— Ох, бедная моя миссис Норрис, — пробормотал старик, осторожно гладя каменную кошку, — как же я без тебя? Обещали, что вылечат, как мандрагоры созреют — а ну как обманут?

— Да куда они денутся, старик, — автоматически ответил Туту спросонья.

— Что? — встрепенулся Филч. — Кто это? Кто говорит?

— Я, Туту...

И мысленно ахнул: ведь одним из важнейших условий было — не раскрывать свое присутствие перед людьми. Обругав себя последними словами, Туту постарался как можно плотнее закрыть свои мысли и «больше никогда не думать в сторону любого человека, а этого старика особенно». Разве что во сне. Там он даже немного чувствовал себя самого, прежнего.

— Мерещится, — озадаченно пробормотал старик, — вот уже голоса всякие слышать стал. Дурное это дело, голоса-то слышать. До добра не доведёт. Эх, миссис Норрис, миссис Норрис...

Он бережно поправил тёплый платок, которым укрыл окаменевшую питомицу, и, шаркая ногами, поплёлся прочь.

За порядком в школе надо было следить — хоть ты горюй, хоть нет.

* * *

Дни шли за днями, отличаясь от ночей лишь тем, что были немного посветлее. Туту уже не раз думал произнести Слова призыва, но... Он тогда пообещал и кошке, и самому себе, что всё будет хорошо. А значит, не может, не имеет права оставить её, пока это самое «хорошо» не наступит.

Было ужасно скучно... И он начал изучать место и тело, в которое попал.

Животное... кошка, но не совсем обычная. Вот от неё тянется к хозяину связь, в особом зрении видимая, как слабо светящаяся широкая лента. Или эта лента тянется от хозяина к кошке?

Лента была не похожа на поводок. Она не ограничивала движений, но что же она делала? Он направил то самое ощущение покоя, которым согревал кошку, через ленту к старику, и тот удивлённо вздохнул и взглянул на свою любимицу.

Эмоциональная связь?

«Всё будет хорошо», — направил он старику не мысль, а скорее что-то смешанное, словно… мыслечувство?

— Ох, дай-то Мерлин, хорошая моя, — вздохнул старик, невесомо касаясь кошкиной головы.

Связь сознаний! Потрясающе...

Этому стоит научиться!

За три дня Туту понял, что представляет собой эта связь и как её можно воссоздать. Он мог бы оборвать её, растворить, так, чтобы поначалу ни одна из сторон этого не заметила. Но зачем? Этим двоим связь была нужна. Как он это понял? Неважно. Важно было то, что благодаря связи мозг и сознание кошки развились до вполне приемлемого уровня, чтобы она могла встать почти наравне с их Хранительницами гробниц. И уж тогда вряд ли кому придет в голову пошутить над нею... Над ними обоими. Шутникам хватит одного взгляда.

Туту улыбнулся своим мыслям и принялся за работу.

* * *

Миссис Норрис спала — и видела очень хороший сон. Во сне она снова была молодой, ловкой и полной сил, слышала самый тихий топоток крысиных лапок по каменному полу, видела самые мелкие детали, чуяла самые тонкие запахи...

А ещё она теперь чувствовала Завесу — и знала, как не пустить оттуда голодные ледяные тени, что могут выпить и силы, и радость, и даже жизнь человека. Её человека.

И знала, как не подпустить к нему мелких и жадных безликих, всегда готовых прицепиться к беззащитному старику или ребёнку, как предупредить об опасности, как отогнать зло... и даже — как отпугнуть смерть, если та придёт за её человеком не в свой срок.

Вот только сделать это можно было только один раз — и только ценой собственной жизни.

Но она готова была заплатить.

Жизнь за жизнь, это ведь справедливо.

* * *

А Туту шёл дальше, делясь всем, что только мог дать, и наконец добрался до той самой ленты — точнее, её корней. Это выглядело удивительно красиво: чуть светящиеся нити расходились в теле кошки и человека, расцветая в их сердцах и головах изящными сплетениями, похожими на дивные цветы, и он снова не выдержал — устремился к ним, чтобы рассмотреть поближе.

Тусклое свечение стало ярче, медленно полилось с одной нити на другую, и Туту услышал, как расслабленно и удовлетворённо вздохнул спящий старик. Послать ему добрый сон?

Как плохо, что каменные глаза не могут видеть!

Хотя... Он попробовал представить, что смотрит со стороны — и всё получилось!

Филч крепко спал.

И счастливо улыбался во сне.

Туту давно удивлялся этому человеку. Не совсем обычному. Насколько растрёпаны, неупорядоченны, а местами словно даже грязны были его чувства и мысли, но вот его память словно принадлежала совершенно другому человеку. Ровные ряды образов, звуков, имен: память обо всех, кто когда-то был здесь и давно покинул эти стены. Полные досье на каждого, от самого слабого и глупого ученика до профессора. Достаточно было того, чтобы мистер Филч увидел их хотя бы раз.

Туту увлёкся, распутывая хитросплетения жизни старого волшебного замка и его жильцов — это было невероятно интересно. Он был признателен старику за такую прекрасную возможность и очень хотел его отблагодарить. А потому пошёл дальше, в глубину памяти того, кто, оказывается, когда-то был таким же волшебником, а вовсе не сквибом.

Котёнок улыбнулся, поймав себя, будто за хвост, на том, что уже начал думать новыми словами — словами нового мира. Не это ли то, что он должен вынести с собой?

Когда к нему пришла идея подарка, Туту едва не подпрыгнул от радости.

Конечно! Этот... Филч будет просто идеальным смотрителем Библиотеки! С его памятью это будет то, что нужно — вот туда Туту с миссис Норрис и проводят его, когда придёт срок. А пока...

Он вернулся в привычное место. Всё-таки котам приятнее с котами, котятами, кошками... Со своими.

Искра в окаменелом кошачьем теле теперь горела ровно и ярко.

"Сильная будет защитница", — подумал Туту, гордясь своим творением.

А поводок-связь ему, пожалуй, тоже пригодится.

Он впервые ощутил... уют, словно уже вернулся домой. Но уютно было ему именно тут, между миром живых и мёртвых, на грани света и тьмы, и вовсе эта грань не острая — широкая дорога сама легла под лапы. И он пошёл...

* * *

Когда миссис Норрис очнулась, только Филч заметил изменившийся цвет её глаз. А ещё что иногда они светились алым, когда она смотрела в особенно тёмные углы самых дальних коридоров старого замка. Старый завхоз не испугался, а улыбнулся и никому ничего, конечно, не сказал. Он не видел, что порой, в самой глубокой темноте, его глаза отсвечивали почти так же.

А Хогвартс вздохнул спокойнее.

Теперь он не один. Не только он закрывает тёмные проходы в этом странном месте, которое люди почему-то называют "местом силы".

* * *

Хранительница Хогвартса, больше известная как миссис Норрис, в полную силу за пять лет войти не успеет.

И когда в её доме заведется зло — а садисты Кэрроу именно таким злом и были, мелким, гадостным и противным, — она изо всех сил будет защищать от них детей. Человеческих котят. Пусть глупых, пусть зачастую по-детски жестоких и безответственных, но котят! И потому под ноги Кэрроу, спешащим поймать очередного нарушителя, то и дело будут попадаться то исчезающие ступеньки, то взбунтовавшиеся лестницы, то рассыпающиеся в самый неподходящий момент рыцарские доспехи. Да и силу пыточных заклятий ей удастся слегка притушить. Кэрроу будут разозлены, но сделать ничего не смогут.

А в начале мая 1998 года в старый замок придёт настоящее Зло.

С большой буквы.

И старая кошка, становящаяся Хранителем, едва не разорвётся на части, пытаясь помочь защитникам замка.

На защиту замка встанут все: люди и домовые эльфы, живые, и мёртвые — одушевлённые доспехи тоже внесут свою лепту.

Всем помочь Хранительница не сможет — но вот спасти котят... Светловолосого парнишку с Гриффиндора, Колина Криви, который пробрался в замок, чтобы помочь своим старшим товарищам, она успеет оживить. И обрушить хрустальный шар на голову Грейбека, набросившегося на Лаванду Браун, тоже. И обломки стены только ранят, но не убьют, рыжего шутника Фреда Уизли.

А потом она, замирая от отчаяния, увидит, как во двор вносят ещё одного мёртвого котёнка... нет! Не мёртвого!

Живой Гарри Поттер схватится с почти мёртвым, но ещё страшно сильным и опасным Злом — и сумеет победить.

И только тогда уставшая, вычерпавшая себя почти до краешка Хранительница позволит себе закрыть глаза, проваливаясь в спасительную темноту.

Теперь всё будет хорошо.