Египетская сила, или "А вот мяу вам всем"! (джен)

Примечание

Имена египетских богов, как правило, имеют несколько интерпретаций. Например, Маахес может быть Махесом, и даже Михосом: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%B0%D1%85%D0%B5%D1%81 То же со всеми остальными. Авторы взяли те, которые им больше нравятся.

* * *

Котята резвились, перекатывались, кувыркались, иногда издавали истошный мяв: кто-то кого-то довольно сильно цапнул, но до настоящей драки дело не дошло: появилась мать, и они бросились к ней со всех своих шустрых лап.

Четыре котёнка Баст между собой никогда серьёзно не дрались. И вовсе не потому, что их успевали вовремя прервать. Просто — а зачем? Играть гораздо веселее.

Изящная чёрная кошка с царственной посадкой головы задумчиво смотрела на играющих детей чуть светящимися изумрудными глазами. Кем они вырастут? Что с ними будет потом? Что в мире можно будет им доверить? Дети, хоть и подросшие, но какие же они ещё дети…

Шезму, Шес, самый старший и самый упрямый. Несмотря на то, что он появился первым, Шезму частенько доставалось от остальных, в основном из-за его же собственной вредности. Ну не мог он пройти мимо расслабленно разложенного чужого хвоста — обязательно надо было цапнуть! И добро бы только братьев — недавно Шезму угораздило вцепиться в ногу старшей материной сестрице, Нут, даром, что тётка в облике Прекрасной Небесной Коровы была в несколько сотен раз его больше!

Ох и визжала же «Огромная мать звёзд и богов»! И малышу тогда здорово досталось. Но когда Баст попыталась обратиться к его разуму, то... лучше бы она этого не делала.

— А чего она такая здоровенная и дурная?! — возмутился котёнок. То есть, конечно, Шес. Когда он был в человеческой ипостаси, то предпочитал именно такой вариант своего имени.

— Значит, если кто-то крупней тебя, надо лишнее отгрызть, чтобы уравнять? — ехидно спросила Баст, убирая лапу, которой только что прикрывала морду. — Думаешь, в тебя влезет?

— Так выплюнуть же можно, — пожал плечами Шес.

— Сначала пойми, что это что-то именно ненужное, — наставительно сказала мать. — И кусай только лишнее.

Малыш возмущённо фыркнул и, вновь став котёнком, придавил лапой кончик своего хвоста.

— Ты ещё Завесу Мироздания попробуй съесть, — рявкнула Баст. — Слушай, когда мать говорит!

О бесконечности и неизменности этой Завесы легенды ходили ещё в её собственном детстве.

Хотя лучше бы она промолчала…

Шезму, это наказание чёрное, приступил к делу, будто приказали ему. Съесть — не съел, но дырок прогрыз изрядно. Нет, местами даже красиво получилось. А за дырами-то ещё столько миров обнаружилось… разных-разных! Таких, которые себе боги Земли Та-Кемт даже и представить не могли.

И даже не наказали тогда Шезму, хотя уж тут как раз и стоило. В дыры смотрели и того… увлеклись. В результате решили оставить всё как есть. А что, богам тоже иногда просто развлечься хочется. У людей (особенно в некоторых мирах!) интернеты всякие, телеки, фанфики… местами даже радио. А боги что, рыжие? Хотя некоторые… да. Ещё как.

Вот он, Нефертум, второй котёнок, похожий на оранжевое солнышко. Красавец, полоска к полосочке! В каждом его движении всегда сквозило такое изящество, что даже Баст заглядывалась и иногда жалела, что он не родился девочкой. А главное, всё его обаяние при детской ещё силе всегда служило к умиротворению братьев. Да и не только их. В присутствии Нефертума невозможно было ссориться, злиться… Грустить — и то редко получалось.

А как ему шло, когда он сам произносил своё сокращенное имя! Так нежно: «Неф-ф» — и с мягким пофыркиванием раздувались рыжие щёчки, а сердце у Баст таяло. Да у всех таяло, чего там. И ещё любопытно было то, что малыш первым начал интересоваться миром, особенно разными травами, ароматами и их источниками.

Баст улыбнулась, вспоминая первый подарок сына — изумительного запаха «Лотосовую воду», как он назвал ту жидкость. Из него точно получится довольно толковый покровитель алхимиков, а может быть, и других ученых. Возможно… У малышей пока ещё достаточно времени, чтобы определиться, и они не раз и не два могут поменять свои интересы.

Махес, или Миос, забияка, такой же чёрный, как старший брат, только пушистый и даже немного лохматый, точно будет там, где конфликт. Особенно вооружённый. Он и сейчас много внимания уделял своим коготкам, острее которых Баст, пожалуй, и не видела. Что же будет, когда мальчик доберётся до оружия?

Но как он бросается на защиту, едва только почует угрозу! Она теперь даже отшлёпать братьев толком не всегда может… И это ещё ей многое позволено, не дай отец-Солнце кому из гостей проявить к ней не то чтобы неуважение, но даже повести себя панибратски. Даже если гость имеет на то право брата.

Хонсу, всего лишь потрепавший её по… ниже спины, долго потом лечил царапины от детских коготков. Правда, "Прекрасный милостью" дядюшка тогда просто долго смотрел в жёлтые глаза Махеса, и после, стоило братцу Хонсу появиться на пороге, племянник бежал его встречать. Зауважал…

Последний, самый младший, Туту, любимец богини Нейт, которая, кажется, была готова заменить саму Баст, когда малыш однажды приболел (А что? Известно, что на любую силу найдётся другая, помощней, вот и с богами так бывает, Простуда называется), серый — цвета тёмного пепла, платил богине войны и охоты той же монетой. И перенял у неё немало. Спокойнее всех своих братьев, он всегда был самым выдержанным и… таинственным. Даже Баст не могла с уверенностью сказать, что у него на уме. Ясно было лишь, что не шкода. Не по возрасту серьёзный малыш…

Вот он обернулся — уже в человеческом обличье — и тряхнул пепельными волосами, приветствуя мать. Что-то было в его тёмных, бездонных глазах такое, что Баст не могла смотреть в них долго. Сильное и почти ледяное. Наверное, ему будет легко разбираться с Миром по Ту сторону.

Рыжий, словно солнышко, Неф обнял брата за плечи. Туту это всегда нравилось, он словно расслаблялся, напитываясь теплом старшего, растворяя его где-то глубоко в себе.

— Да, мам? — втянул коготки лохматый чёрный котёнок, и вот уже на его месте оказался мальчик, черноволосый и сероглазый, гибкий, как охотничий лук.

— Ты пришла как мама или как учитель? — осведомился Шес, тряхнув длинной глянцево-чёрной гривой, которую тут же собрал на затылке в аккуратный хвост.

— Ты, как всегда, проницателен, сын, — ответила Баст. — Как учитель.

Мальчишки посерьёзнели и как-то сразу подобрались. Когда мама-кошка приходила как учитель, спуску можно было не ждать. Скорей наоборот.

— В конце первого этапа вашего обучения вам предстоит первое в жизни задание на перемещение — посмотреть другие миры. Пока только посмотреть, — уточнила Баст.

— А можно?.. — просиял Неф.

— И ничего не трогать, — строго прервала общего любимца Баст.

— А если?.. — в глазах Махеса горело неуёмное любопытство.

— И воплощаться вас никто учить не будет. Не имеете знаний — не имеете права. Махес, ты хорошо меня понял?!

— Миос, так удобней. А вдруг на наших кто-то…

— Миос, нет, я сказала. Я не дам вам Ту книгу.

И только Шес подозрительно молчал.

Крайне подозрительно. Но уличить его было не в чем. Особенно когда мальчик задал вроде вполне невинный и очень полезный вопрос.

— Что мы должны вынести из этого нового урока?

— Я надеюсь, — сказала Баст, — что, глядя на разные события разных миров, вам будет проще определиться с тем, что вам кажется самым важным.

— Значит, следующая ступень будет уже — специализация? — деловито уточнил Шес.

— Вот вернётесь, отчитаетесь, тогда и речь пойдёт о том, что будет дальше, — почему-то рассердилась Баст. — Это ваш первый экзамен. Надеюсь, инструкции вам ясны и задание вполне по силам. Если будут вопросы, приходите. У вас ещё три дня на подготовку, — она повернулась, и вот чёрная кошка потрясающей красоты, легко перепрыгивая по невидимым воздушным опорам, удаляется, не заметив, как в глазах её «малышей» мелькает… мелькают…

— Мы срочно должны найти Книгу! — выпалил Миос.

— Расслабься, — довольно ответил Туту. — Вот она.

— Туту?! Вот не ожидал от тебя, — удивился Неф.

— А я ожидал. Говорят же, что в тихой воде… — улыбнулся Миос. — Ты умница, братец.

— Даже не буду спрашивать, как это тебе удалось, — проговорил Шес. — Предпочитаю хотя бы последние ночи проспать спокойно.

Четыре мальчишечьих головы склонились над свитками папируса.

Трое суток они изучали запретную книгу. О том, что можно и что нельзя молодым богам в чужих мирах, они знали давно. С какой же жадностью теперь они узнавали не только, что можно или нельзя, но главное — КАК это сделать!

* * *

— Ну вот... — зачем-то вздохнул Туту, когда их выстроили в ряд перед Завесой.

— Учтите, что далеко не в любой момент кто-то из нас сможет откликнуться на ваш призыв. Миос, — повернулась Баст к Махесу. — Ты уверен насчёт имени?

— Конечно. Его орать проще, если что. Особенно если ты кот.

— Вы идёте совершенно самостоятельно, — Баст едва сдерживала улыбку, глядя на нетерпение детей.

— Мы можем пойти, куда захотим?

— Только по одному. Двоих чужих богов, пусть и не взрослых, ни один мир не выдержит.

— Как?! То есть, мы все будем... поодиночке? — округлил глаза Неф.

— Зато как здорово потом будет слушать про все приключения! — хлопнул брата по плечу Махес, то есть Миос.

Неф коротко вздохнул.

— Я буду беспокоиться за вас.

— Беспокойся лучше за себя, милый. Волноваться за всех вас во время первого путешествия — моя работа, — мурлыкнула мать, сделав странный пасс, и Туту как самого нетерпеливого словно ветром вынесло в одну из тех самых дыр... с правой стороны Завесы.

Ему казалось, что он падает, и едва удалось сдержать крик, но вскоре падение перешло в плавный полёт, и это было удивительное ощущение... Потом что-то внутри словно перевернулось, и он исчез даже сам для себя.

— Интересно, как он там? — только и успел сказать Неф, как пепельный котёнок, нет, уже юный кот, отфыркиваясь, вывалился назад, на ходу превращаясь в его брата, только немного повзрослевшего.

Поговорить им не дали. Туту увели практически сразу — даже Баст едва успела обнять сына.

— Ну, всё отлично.

— Эй, я тоже хочу так подрасти! — притопнул ногой Неф, и тут же его подхватил быстрый поток — то ли ветра, то ли...

— Какая у тебя сильная магия, мам, — восхитился было Махес, и его тоже приподняло над каменным полом. Вот только никуда не понесло, пока из-за отверстия в Завесе не показался Неф, почему-то задом.

Его увели Хонсу и Нут — дядя и тётя. Нейт, конечно, осталась со своим любимцем Туту, в чем никто и не сомневался.

Вскоре Нут вернулась, но только для того, чтобы подхватить на руки громко шипящего черного котика, ставшего из-за вздыбленной шерсти совсем большим. Ну, ей, способной закрывать собой полнеба, это было нетрудно.

"Что же выпадет мне?" — думал Шезму, оглядывая результат собственных трудов и выбирая отверстие, которое показалось бы ему интересней других, когда и его приподняло и понесло, но вовсе не туда, куда он было собрался.

"Что за произвол?!" — подумал он и от души врезал по чему-то своей когтистой лапой...

...По ледяным каменным полам древнего замка шла тощая серая, словно припорошенная пылью старая кошка. Кошке было неуютно и страшно — в последние несколько недель она чуяла угрозу повсюду. И это были не обычные злые или глупые шуточки человеческих детёнышей вроде разлитого клея или натянутых поперёк прохода невидимых верёвок. Нет, что-то страшное, злое и очень голодное проснулось — и теперь ползало по замку.

Совсем рядом.

На расстоянии… вздоха?

На полу блеснула лужа — кто-то баловался Агуаменти — и кошка, чуть помедлив, подобралась, собираясь перепрыгнуть. Но не успела.

В луже мелькнуло отражение уродливой чешуйчатой морды и громадных жёлтых глаз — и всё пропало.

Невысокая фигурка в чёрной ученической мантии вышла из-за угла, повелительно махнула рукой, прошипев что-то, — и отражение в луже исчезло. А окаменевшая кошка так и осталась лежать на краю.

— Вингардиум Левиоса! — прозвучал высокий злой голос, и тело кошки взмыло вверх, чтобы затем повиснуть на крюке для факела.

Издевательски, на хвосте.

* * *

...Ему было жарко, невыносимо жарко, и так хотелось прохлады, что Туту неосознанно потянулся туда, где только что, как ему показалось, повеяло чем-то холодным. Постепенно марево вокруг него спадало, за ним появились каменные стены и свежесть, хоть и с ноткой затхлости откуда-то сбоку — кажется, это была застоявшаяся вода.

Наконец его зрение начало работать, как ему всегда полагалось, и Туту… увидел. От этой картины сжалась вся его кошачья душа.

И не только кошачья.

Старая, тощая кошка... За что её — так? Он заметался, но что он мог? Он мог только видеть. И не чувствовал больше ни своего тела, ни мира вокруг, ничего. Только запахи... Запахи! Кроме чуть затхлой воды и сырого известняка пахло ещё чем-то очень знакомым, но — чем?

Ему хотелось отвести взгляд от мумии старой кошки — почему-то смотреть на неё было больно. Слишком больно. Но ведь, погодите-ка... Это вовсе не мумия! Окаменевшее тело оставалось живым — он увидел внутри искру жизни, крошечную, совсем слабую, и не мог не ринуться к ней.

Холод пробрал его до костей. Если они тут вообще были... Но в этом холоде было и что-то ещё — да, вот она, совсем крохотная искорка. Тёплая. И вдруг он увидел ещё одну искорку, побольше и поярче первой, совсем рядом с той. И с удивлением понял, что эта искорка — он сам. Туту, сын богини Баст.

* * *

...Вокруг не было ничего — только темнота. Старая кошка устало подумала, что так и выглядит смерть, и ещё — что её человек теперь останется совсем один. Человека было жалко — а ещё было страшно от того, что она не может пошевелиться.

Не может дышать.

Не может позвать на помощь.

И вокруг неё нет и не будет никого живого.

Никогда никого не будет... и, если бы она могла, она бы заплакала.

Кошки тоже плачут, когда им больно и страшно.

* * *

Он почувствовал такую беспросветную грусть, что сжалось то, что должно быть сердцем. Ведь оно все равно где-то было, он же почувствовал! Где-то... Где-то тут! Если он здесь, то здесь и все, что принадлежит ему, по крайней мере, его ум и его память.

А ещё рядом был страх, такой острый, что он сам едва ему не поддался. Он-то и мешал сосредоточиться.

Книга, книга... Надо вспомнить!

А пока он потянулся к тому, что увидел — слабой маленькой искорке, стараясь укрыть её, согреть, успокоить.

Чем укрыть? Какая разница... Своим теплом. Оно у него есть — и много.

Просто старая кошка видит плохой сон... Он сумеет прогнать его. Он сумеет подарить ей добрые, яркие, хорошие сны. Он уже пробовал дарить их братьям.

Он ведь не вмешивается по-настоящему, сон — это же не то, что происходит в жизни. Не совсем то.

Туту мысленно улыбнулся, почувствовав более ровное тепло от соседней искры, словно она понемногу становилась язычком пламени.

— Молодец, — мысленно обратился он к искре, мысленно погладил, не ожидая ничего.

Хорошо, что окаменение не давало почувствовать боль. А главное, не давало затекать лапам и хвосту. Иначе всё это превратилось бы в сущий кошмар.

И он продолжал ласково разговаривать и гладить — а что ещё нужно кошке для спокойствия? Разве что укромное место...

* * *

Кошка услышала голос — добрый, успокаивающий, словно... смутно знакомый? Не похоже на голос её человека, нет... скорее, на мурлыканье матери, которое она не слышала так много лет, что уже успела забыть — и тогда кошка сама замурлыкала в ответ. Тихо. Беззвучно. Где-то глубоко-глубоко в душе.

* * *

Он услышал или скорей даже ощутил такой родной и близкий звук, похожий на тарахтение маленького моторчика, и всё понял. Но продолжал направлять к ней свои мысли.

— Всё будет хорошо. Потерпи, ведь тебе сейчас не больно. Всё будет хорошо... Я оставлю тебя ненадолго, надо позвать на помощь. Не бойся, я вернусь. Совсем-совсем скоро.

Он уговаривал кошку, как маленького ребёнка.

Но... что он может сделать? Привести сюда её человека? Но как?! А он же... пообещал.

В образах, что он нашёл в её мыслях, он видел старика.

О, мать Баст! Он вспомнил, как можно позвать мать, её сестру и брата, тех, кто могли помочь ему выбраться!

Но что, если попробовать таким же способом позвать... того старого человека?

Он настроился на образ, что был в голове у кошки, и мысленно произнёс Слова Призыва.

* * *

Кап... кап... шарк... шарк... кап... шарк...

— Миссис Норрис! — послышался дребезжащий старческий голос. — Где ты, моя хорошая? Кис-кис-кис! Миссис Норрис! Мерлин... да как же так?..

Старик, подошедший к висящей на крюке кошке, охнул и схватился за сердце.

* * *

Туту метнулся к старику, не раздумывая — такой холод нахлынул от него внезапной волной. И только тогда осознал, что у старика тоже было сердце.

Старое и изношенное. Которое удалось заставить биться с огромным трудом.

Да, человек — это вам не кошка... Это будет куда трудней. Но в конце концов, люди вроде должны помогать друг другу — он же видел это много раз!

Краем уплывающего от усталости сознания он услышал какой-то шум, похожий на топот множества ног...

— Мистер Филч! — раздался взволнованный девчоночий голос. — Ой... что это?

Последним усилием Туту всё-таки дотянулся до кошки и, почувствовав ответное тепло и даже что-то вроде радости узнавания, уплыл в сон.

* * *

— Ох, бедная моя миссис Норрис, — пробормотал старик, осторожно гладя каменную кошку, — как же я без тебя? Обещали, что вылечат, как мандрагоры созреют — а ну как обманут?

— Да куда они денутся, старик, — автоматически ответил Туту спросонья.

— Что? — встрепенулся Филч. — Кто это? Кто говорит?

— Я, Туту...

И мысленно ахнул: ведь одним из важнейших условий было — не раскрывать свое присутствие перед людьми. Обругав себя последними словами, Туту постарался как можно плотнее закрыть свои мысли и «больше никогда не думать в сторону любого человека, а этого старика особенно». Разве что во сне. Там он даже немного чувствовал себя самого, прежнего.

— Мерещится, — озадаченно пробормотал старик, — вот уже голоса всякие слышать стал. Дурное это дело, голоса-то слышать. До добра не доведёт. Эх, миссис Норрис, миссис Норрис...

Он бережно поправил тёплый платок, которым укрыл окаменевшую питомицу, и, шаркая ногами, поплёлся прочь.

За порядком в школе надо было следить — хоть ты горюй, хоть нет.

* * *

Дни шли за днями, отличаясь от ночей лишь тем, что были немного посветлее. Туту уже не раз думал произнести Слова призыва, но... Он тогда пообещал и кошке, и самому себе, что всё будет хорошо. А значит, не может, не имеет права оставить её, пока это самое «хорошо» не наступит.

Было ужасно скучно... И он начал изучать место и тело, в которое попал.

Животное... кошка, но не совсем обычная. Вот от неё тянется к хозяину связь, в особом зрении видимая, как слабо светящаяся широкая лента. Или эта лента тянется от хозяина к кошке?

Лента была не похожа на поводок. Она не ограничивала движений, но что же она делала? Он направил то самое ощущение покоя, которым согревал кошку, через ленту к старику, и тот удивлённо вздохнул и взглянул на свою любимицу.

Эмоциональная связь?

«Всё будет хорошо», — направил он старику не мысль, а скорее что-то смешанное, словно… мыслечувство?

— Ох, дай-то Мерлин, хорошая моя, — вздохнул старик, невесомо касаясь кошкиной головы.

Связь сознаний! Потрясающе...

Этому стоит научиться!

За три дня Туту понял, что представляет собой эта связь и как её можно воссоздать. Он мог бы оборвать её, растворить, так, чтобы поначалу ни одна из сторон этого не заметила. Но зачем? Этим двоим связь была нужна. Как он это понял? Неважно. Важно было то, что благодаря связи мозг и сознание кошки развились до вполне приемлемого уровня, чтобы она могла встать почти наравне с их Хранительницами гробниц. И уж тогда вряд ли кому придет в голову пошутить над нею... Над ними обоими. Шутникам хватит одного взгляда.

Туту улыбнулся своим мыслям и принялся за работу.

* * *

Миссис Норрис спала — и видела очень хороший сон. Во сне она снова была молодой, ловкой и полной сил, слышала самый тихий топоток крысиных лапок по каменному полу, видела самые мелкие детали, чуяла самые тонкие запахи...

А ещё она теперь чувствовала Завесу — и знала, как не пустить оттуда голодные ледяные тени, что могут выпить и силы, и радость, и даже жизнь человека. Её человека.

И знала, как не подпустить к нему мелких и жадных безликих, всегда готовых прицепиться к беззащитному старику или ребёнку, как предупредить об опасности, как отогнать зло... и даже — как отпугнуть смерть, если та придёт за её человеком не в свой срок.

Вот только сделать это можно было только один раз — и только ценой собственной жизни.

Но она готова была заплатить.

Жизнь за жизнь, это ведь справедливо.

* * *

А Туту шёл дальше, делясь всем, что только мог дать, и наконец добрался до той самой ленты — точнее, её корней. Это выглядело удивительно красиво: чуть светящиеся нити расходились в теле кошки и человека, расцветая в их сердцах и головах изящными сплетениями, похожими на дивные цветы, и он снова не выдержал — устремился к ним, чтобы рассмотреть поближе.

Тусклое свечение стало ярче, медленно полилось с одной нити на другую, и Туту услышал, как расслабленно и удовлетворённо вздохнул спящий старик. Послать ему добрый сон?

Как плохо, что каменные глаза не могут видеть!

Хотя... Он попробовал представить, что смотрит со стороны — и всё получилось!

Филч крепко спал.

И счастливо улыбался во сне.

Туту давно удивлялся этому человеку. Не совсем обычному. Насколько растрёпаны, неупорядоченны, а местами словно даже грязны были его чувства и мысли, но вот его память словно принадлежала совершенно другому человеку. Ровные ряды образов, звуков, имен: память обо всех, кто когда-то был здесь и давно покинул эти стены. Полные досье на каждого, от самого слабого и глупого ученика до профессора. Достаточно было того, чтобы мистер Филч увидел их хотя бы раз.

Туту увлёкся, распутывая хитросплетения жизни старого волшебного замка и его жильцов — это было невероятно интересно. Он был признателен старику за такую прекрасную возможность и очень хотел его отблагодарить. А потому пошёл дальше, в глубину памяти того, кто, оказывается, когда-то был таким же волшебником, а вовсе не сквибом.

Котёнок улыбнулся, поймав себя, будто за хвост, на том, что уже начал думать новыми словами — словами нового мира. Не это ли то, что он должен вынести с собой?

Когда к нему пришла идея подарка, Туту едва не подпрыгнул от радости.

Конечно! Этот... Филч будет просто идеальным смотрителем Библиотеки! С его памятью это будет то, что нужно — вот туда Туту с миссис Норрис и проводят его, когда придёт срок. А пока...

Он вернулся в привычное место. Всё-таки котам приятнее с котами, котятами, кошками... Со своими.

Искра в окаменелом кошачьем теле теперь горела ровно и ярко.

"Сильная будет защитница", — подумал Туту, гордясь своим творением.

А поводок-связь ему, пожалуй, тоже пригодится.

Он впервые ощутил... уют, словно уже вернулся домой. Но уютно было ему именно тут, между миром живых и мёртвых, на грани света и тьмы, и вовсе эта грань не острая — широкая дорога сама легла под лапы. И он пошёл...

* * *

Когда миссис Норрис очнулась, только Филч заметил изменившийся цвет её глаз. А ещё что иногда они светились алым, когда она смотрела в особенно тёмные углы самых дальних коридоров старого замка. Старый завхоз не испугался, а улыбнулся и никому ничего, конечно, не сказал. Он не видел, что порой, в самой глубокой темноте, его глаза отсвечивали почти так же.

А Хогвартс вздохнул спокойнее.

Теперь он не один. Не только он закрывает тёмные проходы в этом странном месте, которое люди почему-то называют "местом силы".

* * *

Хранительница Хогвартса, больше известная как миссис Норрис, в полную силу за пять лет войти не успеет.

И когда в её доме заведется зло — а садисты Кэрроу именно таким злом и были, мелким, гадостным и противным, — она изо всех сил будет защищать от них детей. Человеческих котят. Пусть глупых, пусть зачастую по-детски жестоких и безответственных, но котят! И потому под ноги Кэрроу, спешащим поймать очередного нарушителя, то и дело будут попадаться то исчезающие ступеньки, то взбунтовавшиеся лестницы, то рассыпающиеся в самый неподходящий момент рыцарские доспехи. Да и силу пыточных заклятий ей удастся слегка притушить. Кэрроу будут разозлены, но сделать ничего не смогут.

А в начале мая 1998 года в старый замок придёт настоящее Зло.

С большой буквы.

И старая кошка, становящаяся Хранителем, едва не разорвётся на части, пытаясь помочь защитникам замка.

На защиту замка встанут все: люди и домовые эльфы, живые, и мёртвые — одушевлённые доспехи тоже внесут свою лепту.

Всем помочь Хранительница не сможет — но вот спасти котят... Светловолосого парнишку с Гриффиндора, Колина Криви, который пробрался в замок, чтобы помочь своим старшим товарищам, она успеет оживить. И обрушить хрустальный шар на голову Грейбека, набросившегося на Лаванду Браун, тоже. И обломки стены только ранят, но не убьют, рыжего шутника Фреда Уизли.

А потом она, замирая от отчаяния, увидит, как во двор вносят ещё одного мёртвого котёнка... нет! Не мёртвого!

Живой Гарри Поттер схватится с почти мёртвым, но ещё страшно сильным и опасным Злом — и сумеет победить.

И только тогда уставшая, вычерпавшая себя почти до краешка Хранительница позволит себе закрыть глаза, проваливаясь в спасительную темноту.

Теперь всё будет хорошо.

Гермиона Грейнджер, второкурсница Гриффиндора, ещё раз тщательно помешала зелье — два раза по часовой стрелке и один раз — против часовой! — и тяжело вздохнула. Ну вот почему с людьми всегда так сложно?

В Хогвартсе творится что-то непонятное, а почти все ученики вздумали обвинять в этом Гарри! Смешно же — ну какой из Гарри «Наследник Слизерина»? И разве бы стал Гарри нападать на магглорождённых учеников или на кошку Филча? «Мистера Филча», — сама себя поправила она и сердито закусила губу. Вот и пришлось варить оборотное зелье — чтобы доказать всем, что Гарри не виноват и вывести на чистую воду настоящего виновника! А перед профессором Снейпом она потом извинится. Обязательно! Так будет правильно.

А лучше будет вернуть ему шкурку бумсланга... Недаром она уже закинула родителям идею о путешествии в Кению и тщательно проштудировала книги о рептилиях в магозоологической секции библиотеки. Теперь она знала, как приманить и как поймать бумсланга самым безопасным способом. Вот только сначала надо будет потренироваться — хотя бы на ужах. Может быть, Гарри сможет ей помочь, как-нибудь их приманит? А то места обитания бумслангов в Африке она знала, а вот о том, где в Англии можно отыскать ужей, информации в книгах почему-то не нашлось.

Она чуть не сбилась в последовательности помешиваний и решила больше не отвлекаться. Варка зелий — не то занятие, чтобы расслабляться. Ну вот... из котла начал подниматься странный пар, который почему-то пах обычным дымом костра. Разве так бывает?

"Я же не могла ошибиться с рецептом!" — мелькнула в голове Гермионы паническая мысль, а потом её сознание стало уплывать...

* * *

Неф, оказавшись за Завесой, ощутил сначала запах брата: Туту только что был здесь. Он хотел было попробовать его догнать, но вспомнил, что им же ясно сказали — вдвоём идти нельзя.

Хотя всеобщий баловень и красавец любил нарушать правила, но разрушать чужой мир для него было немыслимо. Хотя... можно и по запаху пойти — брат-то ведь как раз должен был вернуться. Точно! Запах свеж, и он возле Завесы, значит, Туту уже дома. А уж как интересно будет с ним обсудить мир, в котором оба побывали!

Пока Неф раздумывал об этом, запах брата почти улетучился, но его чуткий нос уловил ещё один знакомый аромат — тот самый, который недавно витал в его ученической зельеварне и от которого он потом довольно долго отмывал руки и вылизывал лапы. Всё-таки испуганные змеи совершенно отвратительно пахнут! Хотя бумсланги, кобры и гремучники ещё ничего, но вот ужи...

Он улыбнулся и потянулся к источнику аромата в надежде посмотреть на иномирного коллегу.

Коллегой оказалась одетая в чёрное девчонка с пышной гривой каштановых волос — мать в ипостаси Сехмет от такой бы точно не отказалась. Может, это ещё одна их родственница? Ну а вдруг? Завеса-то существует давно — что, неужели никто, кроме них, не был в других мирах? Да быть того не может!

— Мр-р? — услышала Гермиона, поняв по вопросительной интонации, что кто-то её о чём-то спрашивает, но ответить не смогла. Язык не слушался. Она попыталась пошевелить пальцами, но с ужасом поняла, что едва ощущает собственное тело. И эти ощущения становились всё слабее и слабее... А пар из котла всё поднимался.

* * *

Неф почувствовал, что его просто затянуло в эту девчонку, и немного растерялся. К такому он точно не был готов! Сначала он с интересом огляделся. Нет, всё-таки не родственница! Всю свою родню, всех богов земли Та-Кемт Неф ощущал примерно одинаково — ровным и бурным потоком Силы. То доброй, как у мамы, то не слишком — как у того же Сета, например. А у девчонки был не поток, а словно... ручеёк. Ручеёк из разноцветных водных струй — Неф и не знал, что такое бывает!

Это было так красиво, что он не утерпел, чтобы не окунуться в звонкое разноцветье мордочкой — нет, всё же лицом. Хотя самого-то лица, как и тела, тут не было. А вот интересно... сможет он что-то ощутить телом этой девочки?

Он мысленно прикоснулся к ярко-алой струйке — и почувствовал, как к щекам девочки прилила кровь. Неф торопливо отодвинулся и, подумав, тронул прозрачно-золотую струйку. Девочка сначала моргнула — а потом всё её существо начала сотрясать странная дрожь...

Огонь под котлом без контроля человека ослаб, и кипение прекратилось. Пар медленно оседал на пол туалетной комнаты.

* * *

Гермиона вроде проснулась, но ощутила себя не человеком, а, скорее, маленьким мотыльком, бьющимся о стекло. И больше всего ей хотелось разбить преграду и улететь дальше. Куда улететь? Зачем?

Мелкое биение собственных крыльев не причиняло ей боли, но было таким невыносимым! Удары, удары, удары обо что-то мягкое, упругое, неживое, отбивающие странный противоестественный ритм, мучительный, неправильный. «Пустите меня!» — хотелось ей закричать, вот только кричать было нечем.

Когда девочку заколотило крупной дрожью, Неф испугался. Он пытался замедлить бешено бьющееся сердце и, видимо, перестарался, потому что оно стало биться всё реже и реже, и тогда второй сын богини Баст начал запускать его, соразмеряя с ударами своего сердца. Да, сейчас у него не было ни сердца, ни носа, ни лап — но раньше-то всё это было! И уж как стучит его собственное сердце, Неф прекрасно знал! Ну же, давай! Тук. Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук!

* * *

Гермиона очнулась от того, что кто-то мягко прикасался к её лицу. Чем-то пушистым, прохладным и маленьким. Она открыла глаза и с изумлением обнаружила себя лежащей под раскидистым деревом, а её щеки касался лапкой большой рыжий кот.

Она приподнялась на руках. И правда — кот! Хотя, скорее, котёнок. Только очень крупный. Гермиона протянула к нему руку и тот... протянул в ответ лапу!

— Здравствуй! — сказала она и тут же спросила: — Где я? — совершенно не понимая, зачем. Кот ведь не может ей ответить, коты говорить не умеют...

— Привет, — в мурлыкающем кошачьем голосе слышалось явное облегчение, — ты как?

Глаза и губы Гермионы приобрели одинаково круглые очертания, но любопытство оказалось куда сильней удивления.

— Ты умеешь говорить? Ты... кто? И где мы? — вопросы посыпались один за другим.

— Мы в твоём сне, — услышала она в ответ. — А я... я просто говорящий кот. Кот-живоглот, вот! Ем маленьких девочек и мальчиков, которые нарушают технику безопасности! Мяу-ф! То есть, га... нет, не могу. Пусть собаки гавкают. Мяу! Поняла?

Гермиона рассмеялась, но быстро спохватилась. Слова про технику безопасности пустым звуком для неё не были никогда.

— Значит, я что-то сделала не так? Ой! Мамочки! Мне ведь нельзя спать, скоро надо будет добавлять настойку златоглазок! Такие редкие ингредиенты больше не достанешь, да и времени нет, я не имею права всё загубить! Котик, милый! Проси что хочешь, но, пожалуйста, помоги! Я не имею права подвести ребят... — она даже всхлипнула. — Разбуди меня, пожалуйста!

— Чтобы ты закончила варить эту отраву? — возмущённо спросил котёнок. — Ты хоть сама представляешь, что сварила? Думаешь, ты здесь случайно?!

— Но... Я всё делала правильно, по рецепту!

— А то, что по туалету носится привидение, всюду брызгая водой и собственными слезами — ничего, ты считаешь? Слёзы привидения — редкая, но и сильнейшая субстанция! Нет, не слышала? — у котёнка от возмущения даже задёргался кончик хвоста. Рыжего, в полосочку.

— Я всё закрывала!

— Ну конечно, — насмешливо фыркнул котёнок, — а почему ты, кстати, так уверена, что сюда больше никто не заходил? Когда тут никого не было? Плакса Миртл (он быстро успел прочитать ближайшие события в сознании девочки, когда, можно сказать, был её сердцем) — она что, на привязи тут сидит?

Гермиона ахнула и прижала ладони к лицу. Миртл и сама ведь часто говорила, что любит сидеть в какой-нибудь трубе. А без неё...

— Я всё испортила... Это ужасно! Надо поработать, у нас нет другого выхода...

— Ты чуть к богам не ушла, вот что ужасно... — проворчал котёнок. — Твою смерть точно было бы не изменить.

— Котик, милый... ты можешь мне помочь?

Неф смотрел на забавную смертную, имеющую такой необычный дар: он впервые видел волшебников, в его земле даже жрецы и алхимики не имели способностей к магии. Может, здешние люди всё же немножко потомки богов?

Быть её сердцем оказалось здорово. Открытое, честное, доверчивое, совсем ещё юное и неопытное, оно согревало и... словно подбивало на какие-то действия. Но ведь ему нельзя! Ему запрещено вмешиваться!

Но если он ничего не сделает, девочка, скорее всего, погибнет. Она же после того, как проснётся, почти ничего не будет помнить, а значит, просто выпьет зелье. И не только она, но и эти «два её лучших друга».

Вот уж нет!

— Когда ты проснёшься, закрой глаза и постарайся полностью расслабиться, — серьёзно сказал он. — Без этого я не смогу тебе помочь, нужно, чтобы я немного побыл… твоими руками.

— Хорошо, — Гермиона была на всё согласна. — Только я не представляю, как это будет?

— Потом разберёшься, со временем, — пообещал котёнок. Странно, она отчего-то доверяла ему, как… как другу. — Готовься, сейчас я тебя начну будить.

Сначала Гермиона почувствовала холод, а потом даже подскочила: это же сколько времени-то прошло? Она всё пропустила! Она... она испортила зелье! Или нет?

— Темпус, — дрожащей палочкой наколдовались какие-то безумные часы, стекающие с подоконника туалета. Но время они всё-таки показали. Как раз перед тем, как окончательно свалиться с громким шлепком и втянуться в каменный пол.

Ошарашенная Гермиона все-таки почувствовала облегчение: у неё оставалось в запасе ещё несколько минут. Она всё успеет!

— Я кому сказал расслабиться? — проворчал голос в её голове. — Быстро села, глаза закрыла... Ты что, хочешь сама отравиться и друзей отравить?

— Отра... вить? Почему? — пискнула Гермиона. — Я всё правильно делала, — и она торопливо полезла в собственные записи.

— Шкуру змеи в перчатках брала? — укоризненно спросил голос. — Волосы собственные — вон, грива какая, — прибирала? Вообще, как ты только додумалась варить основу зелья Иной Сути в... в... а, туалете! Чему вас тут учат, в конце концов?! Всё, цыц! И давай мне управление... Всего пара минут осталась!

— А... ой, — девочка обмякла, но всё равно не удержалась от вопроса, — а ты откуда это знаешь?

— Минута... — грозным голосом протянул Неф и почти равнодушно добавил, — если хочешь, чтобы всё получилось, конечно. Или я пошёл.

— Не надо, я постараюсь... Вот только как?

— Закрой глаза. Вернись на ту поляну, к дереву, помнишь его? Слышишь, как шелестит листва? Чувствуешь ветерок? Вспомни, какой узор образовали ветки дерева на фоне неба... Там где-то была птица, найди её.

Если бы кто-то увидел в этот момент Гермиону, мог бы, наверное, испугаться. Девочка, устремив взгляд в никуда, не опуская головы, помешивала зелье в котле — какими-то немного рваными, но уверенными движениями. И колдовала — совсем не пользуясь палочкой.

* * *

Неф мог быстро исправить зелье, но он знал, как сделать это самому, физически, а вот пользоваться чужим телом оказалось очень и очень непросто. Он едва успел к финальному моменту. К счастью, девочка больше ему не мешала.

И только когда жидкость в котле, повинуясь его пассам, завершала последние, самые медленные обороты, до него дошёл весь смысл ситуации.

Он общался с человеком — не во сне, а в его мире. Он вмешивался в дела другого мира, правда, собственными руками не делая ничего, но способ нашёл-таки. И руки тоже. Из-за его помощи будут жить... дети, которые иначе могли умереть… и насколько вредными и опасными будут их жизни для этого мира?

Он ещё раз посмотрел на девочку.

А ведь она… хорошая. Если бы он не подоспел, с ней ничего хорошего бы не было. И её самой не было бы тоже, как не было бы её друзей, тоже наверняка хороших — ведь его учили, что подобное тянется к подобному. А без таких детей мир бы точно не стал лучше.

Нет, пусть ему даже достанется на орехи, он ни о чем не будет жалеть! Но если бы его не вынесло сюда — почти по следу брата, неужели дети бы так и погибли?

Чужими глазами он заметил смутное движение в зеркале на стене: бледный и худой человек в чёрной хламиде потрясённо смотрел на действия тела, в котором он, Нефертум, сейчас находился.

Но вот жидкость в котле взбурлила в последний раз, и Неф, точнее, Гермиона, подняла черпак, рассматривая результат. Хотя рассматривал-то, конечно, Неф. Запах изменился — он стал как раз таким, каким и должен был быть.

Краем глаза Неф заметил, какое удивление, а затем и облегчение отразилось на лице человека в зеркале, а потом тот встретился с ним взглядом, вскинул руку с каким-то длинным предметом вроде указки (Неф на всякий случай торопливо экранировался, как их учили) и повелительно произнес: "Легилименс"! Тело, в котором он находился, чуть обмякло, но ничего страшного он не почувствовал.

А человек в чёрном метнулся прочь...

Юный бог едва успел понять, что девочку на самом-то деле страховали. Значит, ничего непоправимого он не совершил. Вот только её память...

Хотя что тут такого-то — ну, будет она помнить сон про говорящего кота, мало ли таких историй ходит по Вселенным? Он снова осторожно начал будить девочку.

* * *

— Ой, какой котик... Ты кто? — распахнула пушистые ресницы Гермиона Грейнджер.

Теперь Неф почему-то знал, как её зовут. А вот то, что она не помнит ничего, ему очень даже на руку! То есть, даже на все лапы.

— Кажется, я видела тебя во сне... и... нет, не помню. Ты настоящий? Ой… ты куда?

«С меня причитается, — думал Нефертум, стремительно удаляясь от старого замка, в котором чуть не нарушил все возможные запреты первого перемещения. — Если Махес... тьфу, Миос или Шезму ещё не ушли, надо будет им передать, чтобы проследили за этим... в чёрном. И по возможности как-то отблагодарили, что ли».

Стоп, а почему бы и не самому? Уж теперь-то он точно ничего не испортит, только посмотрит. И подстрахует, если что, точно так же, как тот страховал Гер-ми-о-ну. Неф уже развернулся было, чтобы отправиться назад, как вдруг ощутил на собственных задних лапах... ой, нет, уже на ногах руки любимых родственников, и вот его уже обнимает мать.

И он изо всех сил послал свой мысленный призыв-приказание-просьбу помочь человеку в чёрном в отверстие Завесы, куда только что ушёл Шезму.

* * *

Колдовство Нефа удалось — оборотное зелье сработало как надо, а вот Гермионе пришлось частично превратиться в кошку. Подарки богов — они такие, с двойным, если не тройным смыслом. Даже если это ещё не взрослые боги.

И тщательно всё проверять научится — собственный горький опыт самый лучший учитель, и от дурацкой авантюры убережётся (ну не девчоночье это дело!), и… пребывание в кошачьем теле изменит организм девочки. Немного. Самую чуточку. Достаточную для того, чтобы потом стать анимагом.

Кошкой, конечно же!

А уж пребывание в неподвижности (должны же эту неугомонную девчонку усыпить хоть на несколько дней!) эти изменения запустит — бабочка тоже сначала должна побыть куколкой.

Лети, Гермиона.

Лети, первая в этом мире крылатая кошка.

Пусть твой полёт будет долгим.

…А меньше чем через год ты встретишь в магазине рыжего кота и уже не сможешь уйти без него, а твои губы сами прошепчут имя «Живоглот».

И на твоего рыжего друга-приятеля ты теперь станешь смотреть чуточку по-другому. Ища в нём… что-то смутно знакомое.

А ведь тот, кто ищет, всегда найдёт.

Он чувствовал себя как хорошо прожаренное… что-то. После напряжения последних дней перед Посвящением, когда пришлось выложиться полностью, а потом и ещё добавить, ученик Клана Ночных Теней устал так, что едва не валился с ног, а потому волноваться или беспокоиться о чём-то уже попросту не мог.

Как назло, наставники все медлили с началом обряда. Надеялись, что кто-то сдастся, отпадёт, уснёт и им будет меньше работы, что ли? Он хотел сжать зубы, но даже на это сил толком не хватило. Что бы ни было, он не будет тем, кто сдастся. Только не он.

Наконец ученик, стоящий перед ним, пошевелился и пошёл вперед, и он автоматически последовал за ним.

Дом Посвящения встретил его после ярчайшего солнечного дня почти полной темнотой и блаженной прохладой, которая показалась ему водой. Тёмной водой, которой, оказывается, можно дышать, и так приятно…

Он уже не боялся будущего таинства и его боли — все эти годы обучения воинским искусствам уверили его, что чем важнее таинство, тем сильнее боль… но теперь ему было всё равно. Он просто дышал и всем своим существом сливался с прохладой. Может, это было неправильно, он ведь знал, что может не выдержать — зелье, дающее почти нечеловеческие способности, не особо грозило потомкам воинов Клана Ночных Теней, но для него, пришельца, хоть и обученного, могло оказаться смертельным. Но… нет, ему не было страшно, и всё тут.

По спине скользнула ледяная струйка, которая вдруг обожгла, разошлась по всему телу, и…

Он только успел удивиться, что зелье, оказывается, не пьют, и вот он — сидит в высокой траве.

«А тут тоже солнышко припекать начинает», — подумал он и поднялся, спугнув из травы, кажется, миллион… светляков? Он помотал головой. Светляки не исчезли.

А потом встал и побрёл вперёд, всё меньше и меньше чувствуя отупляющую усталость, которая совсем недавно, казалось, была его второй сутью. Каждый шаг был так хорош, что просто шёл бы да шёл…

Просто трава. Просто лужайка. И просто кусты на краю, которые вроде были так далеко и — надо же! — он уже рядом. За кустами блестел то ли ручей, то ли небольшая речушка. И возле неё сидел человек и удил рыбу!

Мальчик-подросток ошарашенно смотрел на человека. Им много раз рассказывали, кто, кого и как встречал на Посвящении, и всегда это был Зверь-покровитель. Человека ещё никто не встречал.

* * *

Махес, или Миос, как он решил звать себя в человеческом обличье, никогда не любил ходить проторенными путями.

И потому, выбирая мир, пошёл как можно дальше от того, куда по очереди попали уже двое его братьев.

Этот мир был совершенно не похож на привычную котёнку землю Та-Кемт: с широкой синей гладью священного Нила, жирной плодородной землёй по его берегам, белыми каменными горами на востоке и красновато-бурыми песками на западе.

От этого мира ощутимо веяло холодом смёрзшейся в камень воды и дымом — но не добрым уютным дымом домашнего очага, а злым безжизненным пеплом сгоревших домов, выжженных полей, с которых урожай сняли только смерть и голод, и горечью на языке оседал привкус рассыпавшихся прахом человеческих судеб.

Шерсть котёнка встала дыбом — и он бросился туда, где почуял... совсем крошечную искорку жизни.

Он очутился на светлячковом лугу и ошарашенно огляделся — место было тихим и мирным, а он-то уже приготовился драться насмерть, защищая того, кого почуял из-за Завесы миров.

Но, похоже, пока в его защите никто не нуждался.

Вдали послышался плеск волн — и Миос поспешил не то к ручью, не то к небольшой речушке.

Около ручья сидели двое совершенно одинаковых людей. Один, в подвёрнутых штанах, расслабленный и спокойный, держал в руках удочку.

Второй, мальчишка-подросток, был похож на натянутый лук — только лук, натянутый не самым опытным лучником. Не то стрела улетит мимо цели, не то лук не выдержит напряжения, не то лучник покалечится...

— Рыба торопливых не любит, — сказал тот, что с удочкой.

— Но я не собираюсь ловить рыбу, — растерянно возразил мальчишка.

Миос досадливо повёл ухом: ну и зря! Рыбалка — прекрасное занятие!

— Ты что, Хэсситай, даже удочки с собой не захватил?

— Хэсситай, — зачем-то повторил мальчишка, — нет, не взял.

— Хорошему рыбаку удочка ни к чему, — кивнул рыболов.

Миос еле удержался, чтобы не замяукать согласно — он очень любил рыбу. И приспособился ловить её без всяких удочек — просто когтистой лапой. Никакая удочка не нужна, ну, или там гарпун!

А хорошо бы сейчас тоже порыбачить...

— Но... но я не собирался ловить рыбу, — растерянно повторил мальчишка.

В его голосе ясно плескалось разочарование — совсем как большая рыба.

— Зачем тогда ты здесь? — спросил рыболов.

— Я... пришел, чтобы обрести свое Имя и Зверя, — слова сами слетели с губ: их так часто говорили, что мальчик даже задуматься не успел.

Обрести Имя и Зверя? Миос удивился. Он что, так и жил все эти годы — без имени? Как это? Так можно и себя потерять — или вовсе не найти.

А зачем ему обретать зверя? Он же человек... Может, проще найти человека? Или самому стать человеком?

Какой странный мир…

«Неужели я так и не встречу своего боевого зверя?» — в ужасе подумал мальчик, получивший имя Хэсситай. Он слышал много разных историй, и все они ничем хорошим не заканчивались.

— Не может быть, чтобы тут больше никого не было! — вырвалось у него. — Просто они, наверное, прячутся или спят... Мне правда... очень нужен зверь, — закончил он совсем тихо.

— А ты ему нужен? — поинтересовался рыболов. — Если ты ему нужен, он и сам тебя найдёт.

Вот с этим Миос был полностью согласен. Если тебе кто-то нужен — тогда ищи, и найдёшь. Вот только зачем мальчишке нужен зверь — а тем более, зачем зверю понадобится мальчишка? Что им делать друг с другом? Или — враг с врагом?

— А если ты ему не нужен, тем более незачем, — спокойно продолжил рыболов. — Ты его не найдёшь.

«И верно», — снова согласился с ним Миос. Его самого находили только те, кто ему был нужен. Мама и братья. Ну, иногда и другие родственники. Чем этот самый зверь хуже Миоса? Ничем не хуже.

А потом что-то произошло, и мальчишка исчез. А Миос почувствовал, что... это было неправильно. Рыболов повернулся к нему.

— Познакомился? Тогда иди догоняй.

«Что?» — едва не спросил Миос, вовремя прикусив язык. О, тут было, что прикусывать! Он увидел себя в воде ручья — тем самым чёрным котёнком! Значит, это ещё не мир, а то ли его преддверие, то ли сон, то ли... кто его разберёт, какая-то волшебная сфера вокруг. Дела-а-а.

Он бросился бежать прочь от ручья, ища следы мальчишки Хэсситая, а мир за его спиной выцветал, становясь прозрачным, размытым, призрачным...

Пока не исчез совсем.

А мягкая луговая трава под кошачьими лапками внезапно сменилась каменистой утоптанной дорогой, по которой Миос и побежал изо всех сил, чувствуя запах отчаяния и какого-то не по-детски горького разочарования. Словно под ногами у мальчишки провалился узкий ненадёжный мостик над бездонной пропастью.

* * *

Хесситай после Испытания был в полном отчаянии. Так надеялся, что, обретя зверя, наконец-то станет здесь своим — и всё напрасно. Своим он здесь никогда не был да и не будет. Что бы он ни делал, как бы ни старался. Чужим был, наволочью приблудной — чужим и остался.

Миос, который наконец-то догнал мальчика, даже остановился. Прочитать его воспоминания было легче легкого — Хэсситай и не думал закрываться, и теперь перед котёнком развернулась коротенькая истории жизни мальчишки-сироты, для которого школа Клана Ночных теней стала единственным шансом остаться в живых. «Да что они тут, с ума все посходили? — пробормотал котёнок. — Разве же можно... такое творить?»

Мальчишку было жалко, и Миос, всегда остро чувствовавший несправедливость, даже шерсть вздыбил от возмущения. А вот попади он сам, скажем, в собачью стаю — каково бы ему пришлось? Тоже бы пришлось лаять по-собачьи?

Мальчишка словно услышал его мысли — и перед глазами Миоса предстала картинка: Хэсситай-котенок учится лаять. А свора дворовых псов глядит на него и ухмыляется. Мол, не старайся, котёночек. Ничего-то у тебя не выйдет!

Рассерженный, нет — разгневанный Миос нырнул в мальчика.

И ощутил потрясение, какого никак не ожидал: парень был волшебником, да не простым! Конечно, силой он не мог сравняться с богами, но яркий бурный поток проходил по нему, и был чем-то сродни тому, что двигало самой жизнью Миоса и всех тех, кто оставался там, в его мире.

Да он же может их всех одним пальцем, и это ему будет все равно, что в носу поковырять, — понял он, и ему вдруг стало смешно. Соба-ачки! Глупенькие собачки!

И вот этого волшебника они пытались сделать... кем? Наёмным убийцей? Да что они, совсем ошалели?

Он сосредоточился, и изо всех сил Пожелал. По всем правилам, как в книге...

Мальчишка сорвался с места и бросился бежать, словно за ним гнались все злые духи, вместе взятые, а когда добежал до опушки — остановился и рассмеялся. Громко, с вызовом, взахлёб.

— А вот мяу вам, господа собаки! — закричал он. — Мяу вам всем!

* * *

Хэсситай частенько не видел того, что было прямо у него под носом, причём чем ближе это было, тем больше времени уходило на то, чтобы заметить. Видимо, такая особенность... Только к концу недели, получив небольшое наказание — за какую-то ерунду, за серьёзные промахи все было куда серьёзней же, что ему какие-то сто «поклонов небу»? Справится!

Он скинул рубаху — неудобно же висеть вниз головой, когда подол всё время сваливается на голову — и привычно ловко взлетел на ближайшую свободную ветку. Сел, откинулся назад, головой вниз, крепко держась ногами, поднялся, и... обомлел, увидев на собственной груди татуировку котёнка!

Котёнок-подросток нахально подмигивал ему и чуть не зафыркал от смеха, когда Хэсситай едва не свалился с дерева.

— Ничего себе шуточки, — сказал сам себе мальчишка.

И улыбнулся.

Потому что всё-таки мяу. Мяу им всем!

Он и не заметил, как взлетел, сначала невысоко, а потом поднялся почти на свой рост, а потом, конечно, упал. От неожиданности.

И снова расхохотался.

Уже потом он сам наколол рядом с котёнком блюдечко с молоком — и теперь, делая упражнения, «кормил котёнка», чем несказанно бесил своих соучеников.

Но что они могли с ним поделать?

* * *

Миос, который следил за своим подопечным, гордо распушил хвост — и если бы кто-то в этот момент смотрел на Хэсситая, то не поверил бы своим глазам. Ведь татуировки, даже самые мастерски сделанные, не меняются!

Вот только, к счастью, зрителей не нашлось. И котёнок, покрутившись вокруг своей оси, удобно улёгся на груди уже не мальчика — подростка.

И почувствовал, что в этом напряжённом, как перетянутый лук мире что-то неуловимо изменилось к лучшему.

В нём наконец потянуло дымом живого огня, тёплым и таким желанным, а потом к нему присоединились запахи, которые сразу успокоили Миоса — запахи готовящейся еды. Когда его ноздрей достиг аромат свежего хлеба, он почти уверился, что может уходить: тут теперь всё понемногу наладится.

Но только стоило ему так подумать, как он опять ощутил лёд. Чёрный лёд и камень, и боль — чужую, конечно, не свою.

И снова, не раздумывая, бросился туда.

И оторопел, увидев, как гигантский чёрный ледяной спрут высасывает силу и последние крохи жизни из какой-то несчастной женщины. Еще два тела, пустые и холодные, лежали подле. Спрут приподнялся… и Миос похолодел. Энергия, хлеставшая от него, была под стать Тёмному богу! Он однажды видел разгневанного Сета, и никогда этого не забудет.

Но, кажется, это… ещё не бог, но если он станет богом — этому миру придёт конец, рано или поздно. Скорее рано. Ему не справиться… Миос попытался подкрасться, чтобы хотя бы отвлечь колдуна от очередной жертвы, да хоть за пятку цапнуть!

И цапнул, да. После чего сработали все аварийные заклинания разом, и его вынесло, едва дышащего, прямо в руки матери и дяди.

Кошачьи глаза Баст смотрели прямо в него, читая всё, что с ним только что произошло, пока Миос… ах, он же уже дома, значит — Махес, приходил в себя.

Но вот они полыхнули багровым огнем, таким, что впору не просто испугаться, а сразу замотаться в мумию и самостоятельно издохнуть.

Египетской богине-кошке не было дела до бед чужого мира. Но тот, кто поднял свою грязную лапу на её котёнка, должен быть наказан! Нет, уничтожен!

...С громким и гневным рыком направилась по следу сына богиня Баст — уже в обличье львицы Сехмет, едва увидела, что последний из сыновей вернулся живым и здоровым. Один прыжок — и она исчезла за Завесой...

* * *

Хэсситай вырастет и станет защитником своего мира. Теперь это случится гораздо раньше. И дар свой он научится использовать, пусть не сразу, но тоже быстрей, чем было суждено. А ещё он поймёт, что верность, слепая, не рассуждающая, которой их всех учили — просто рукоять меча, и что из них, учеников Ночных Теней, и ковали такие мечи.

Отковали.

Потому что он точно — меч. И самое главное он понял: кому можно давать в руки эту самую рукоять, а кому — ни-ни. А ещё — что прежде всего верен он должен быть самому себе.

Когда Шезму догнала просьба-пожелание от Нефертуса, он был уже на полпути к своей цели, и то, что ему пришлось повернуть не туда, куда бы хотелось, хорошему настроению никак не способствовало. Но брат есть брат...

Так что первым, что он сделал, попав в какое-то полутёмное помещение, пахнущее пылью и затхлостью, это махнул, не глядя, когтистой лапой. И попал. Во что-то живое, большое и чешуйчатое.

После чего они оба дружно зашипели. Шес — на змею (он наконец разглядел, что это было), змея — на него, естественно.

И змея ведь чуть его не тяпнула, паршивка, хорошо, что он извернулся и запрыгнул ей за голову, впившись уже всеми четырьмя лапами. И только потом, одолев гадину, разглядел человека в чёрном, лежащего возле безобразно грязного окна. Кажется, это был обед змеюки.

Мда. Немудрено, что она недовольна. Он бы тоже не обрадовался. Но не людей же жрать, тварь же близко не священная!

Вот только... откуда у него тут всё, что полагается, оказалось? И когти вроде в полном порядке, и... всё остальное тоже есть. Не успел он удивиться, как его лапы начали таять, и он имел удовольствие созерцать собственный переход из мира материального в... скажем, энергетический. «Наверное, я просто слишком торопился», — решил он.

Змея, шипя как двести сбежавших на огонь котлов с молоком, поползла к двери и вскоре исчезла.

Шезму было не до неё. Да, чёрный человек в чёрной (ну, почти) комнате — он вообще уже мёртв, что ли? А ведь он должен был для него что-то хорошее сделать, брат просил!

Он что-то проворчал себе под нос и осторожно переместился ближе к телу.

* * *

Северус Снейп, директор Хогвартса, Пожиратель смерти, двойной шпион и убийца, смертельно устал. Устал от всеобщей ненависти, которая теперь окончательно заполнила его жизнь. Да, он с детства привык к нелюбви, но в детстве были хотя бы какие-то просветы: его любила мать — по-своему, неумело, но любила! — с ним дружила Лили (и лучше бы ему не помнить, чем для них обоих закончилась эта детская дружба), у него ещё были мечты…

А теперь всё кончилось. Матери давно нет, как нет в живых и Лили, а мечты — мечты рассыпались прахом. И теперь Северус Снейп хотел только одного: успеть сделать то, что должен, а затем сдохнуть. Именно сдохнуть, а не умереть. Чтобы потом не было ничего!

Он не верил в посмертие, не верил ни в бога, ни в Мерлина, ни в добро или справедливость. Ничего подобного в его жизни не было и быть не могло. Верил он только в закон подлости, который работал с завидной регулярностью, и в закон возмездия. И по обоим этим законам ничего хорошего в его жизни тоже не было и быть не могло.

И, умирая на полу Визжащей хижины, он думал только о том, что мальчишка Поттер может не справиться — а значит, всё было зря.

Нырять в такое (ТАКОЕ) Шезму откровенно не хотел. Да, он моментально прочитал всё (так же моментально блокировав кровотечение — яд из крови оно уже благополучно унесло, и больше лежащему перед ним человеку отравление не грозило) — человек был не в состоянии защищаться, да и не помышлял даже. Исполнить его заветное желание умереть? Шезму ещё раз внимательно посмотрел в полузакрытые чёрные глаза. Чуялось ему в человеке что-то до странности знакомое, но — что?

Котёнок сел и почесал голову лапой.

Хотелось умыться, смыть с себя это словно налипшее с человека чувство безысходности и вины. Всё было не так. А главное, он не мог понять, как же выполнить отчаянную просьбу брата.

Точнее, как сделать это правильно.

* * *

Появившемуся перед ним чёрному котёнку Северус Снейп даже не удивился. В агонии можно увидеть ещё и не такое. Ну, котёнок и котёнок. Не лев, исполненный очей, не чёрт с рогами и даже не летающий макаронный монстр.

Он ещё держался, надеясь, что треклятый мальчишка, обладающий непревзойдённым талантом оказываться не в том месте и не в то время, успеет прийти сюда и можно будет передать ему воспоминания, но надежды таяли с каждой секундой.

Как… глупо.

«Свинство какое», — подумал Шезму, разобравшись в последних мыслях и надеждах то ли пациента, то ли клиента, сам Ра не разберет. Или всё-таки Сет?

Нет, не Сет. Лежащий перед ним злодеем определённо не был.

Свинства было много, но вернуть его было уже некому. Следовать же плану того, кто это безобразие развёл, Шезму не хотелось до вздыбленной шерсти на спине. И с главным злодеем этих мест определённо надо было что-то делать. И с мальчишкой. Да, мальчишка...

Он набросил на Снейпа (шипяще-свистящее имя ему понравилось) Сохраняющее заклинание, тут же остановив все попытки тела разрушиться. Мужчина застонал. Шезму спохватился, добавил Обезболивающее, подумал, на всякий случай отключил чувства и направился за мальчишкой, которого уже отлично себе представлял. Придётся немного им поруководить, раз другого не предусмотрено.

* * *

Гарри, Рон и Гермиона, укрывавшиеся в лодочном сарае, потеряли от изумления дар речи, когда перед ними появился сердитый чёрный котёнок и требовательно прошипел:

— Вы что тут торчите?

— А где надо? — неожиданно задал очень правильный вопрос Гарри.

— За мной! — скомандовал призрачный котёнок и помчался вперёд.

За ним понеслась троица изумлённых гриффиндорцев.

Возле Визжащей Хижины они притормозили.

— Гарри, ты не знаешь, чей это Патронус? — спросила Гермиона.

Тот пожал плечами.

— У Кингсли вроде такой был? — предположил Рон.

— У него рысь! — поправила Гермиона.

— Неважно, — ответил Гарри. — Котёнок... явно же у кого-то из наших, у кого ещё мог быть Патронус?! Не у Пожирателей же!

Он распахнул дверь.

* * *

Снейп, лёжа в хижине, постепенно начинал понимать, что умереть у него не получается. Да и боль куда-то пропала, а вот голова вдруг заработала необычно чётко. Он должен найти Поттера, передать воспоминания, и вот тогда... может быть... ему удастся наконец сдохнуть.

Вот только пошевелиться он не мог. Даже моргнуть оказалось совершенно непосильной задачей.

Незаметно проскользнувший в щель Шезму снял свои заклинания одним мановением лапы и растворился в темноте.

Дверь наконец распахнулась и в пасмурном свете ему предстала троица совершенно ошарашенных гриффиндорцев…

— Котик, ты где? — изумлённо произнесла Грейнджер и наконец увидела Снейпа. — Ко-тик?..

Уизли закрыл глаза и затряс головой, словно надеясь, что сможет развидеть эту картину: ненавистный преподаватель в луже крови... чьей? — и котёнок, который... это что, Патронус Снейпа? Котёнок?!

И только Гарри, не раздумывая, метнулся к профессору.

— Собери, — прошептал Снейп. Серебристая субстанция потекла из его глаз. Слёзы? Вовсе нет...

И Гарри, подхватив наколдованный Гермионой флакон, стал собирать чужие воспоминания.

Гермиона тут же полезла в сумку и зазвенела бутылочками.

— Сэр, — протянула она пузырек Снейпу, — это кроветворное... э-э-э, ВАШЕ кроветворное.

От неожиданности и наглости ее признания он приоткрыл рот, и девчонка тут же опрокинула туда всё содержимое флакона. Он автоматически сглотнул и закашлялся, но говорить по-прежнему было практически невозможно. А Грейнджер уже осматривала его раненую шею, словно что-то в этом смыслила!

— Нашла, на кого лекарства тратить, — проворчал Рон, — это же Снейп! Пожиратель смерти!

— Вот вылечится, сможет говорить, тогда и ответит за всё. По закону, — высказался Гарри к немалому удивлению рыжего и обратился к Снейпу. — В школе думосбор есть только в кабинете директора?

Тот моргнул глазами — сил на иной ответ не было. Странно, но мальчишка понял.

— Тогда нам туда, — решил Гарри и кивнул Гермионе, — пойдём! Что можно, ты для него уже сделала.

Когда вся троица наконец-то удалилась, Снейп устало закрыл глаза. Не было сил ни шевелиться, ни думать, он даже дышал он с трудом. Если они вернутся... Что угодно, только чтобы здесь не оставаться!

— Не хочу больше быть, — подумал он. — И не буду!

Последним усилием воли он попытался остановить собственное сердце.

И встретился взглядом с кошачьими глазами, светящимися в темноте изумрудно-золотым.

* * *

«Священный Скарабей! Это до чего же довели человека!» — возмутился Шезму, который за это время, естественно, успел подсуетиться и был уже в курсе почти всего, хотя голова и гудела от обилия информации. Спасибо, что разум божественный: напрягся и переварил-таки.

— Потерпи, дядя, сейчас с главной местной пакостью разберёмся и пойдём отсюда...

Он призрачной лапой, как мог, похлопал человека по плечу и подмигнул.

— Дядя? — мысленно усмехнулся Северус. — Вот только племянника-кота мне и не хватало для полного счастья. Говорящего. Вот так и сходят с ума.

— А мысль неплоха, — протянул кот.

Или все-таки котёнок?

Снейпу совершенно неожиданно стало легче — и тотчас же проснулось любопытство, хотя волновать его сейчас должно было совсем другое.

Но почему-то не волновало. Вообще, ему сейчас было всё безразлично — кроме происходящего, очевидно, в его умирающем мозге. Эх, записать бы, интересная, должно быть, получилась бы статья.

Котёнок округлил глаза и... присвистнул. А потом как ни в чем не бывало спросил:

— Убираться отсюда будем или как? Потому что, чует мой хвост, парнишка ваш с делом сам справился. Ещё немного, и сюда заявится. Подождём?

— Точно... справился? — с трудом произнёс Северус. — Тёмный... Лорд мёртв?

И вдруг закричал от боли — метка на руке словно взорвалась.

— Ну вот, я же говорил, — покивал кот, дуя ему на руку, которая тотчас же начала заживать и почти перестала болеть.

Снейп устало подумал, что с таким котом, кажется, лучше разговаривать вежливо.

— Ну вот, порядок, — кот поднял на него потрясающие жёлто-золотые глаза.

Таких глаз у кошек не бывает! У Снейпа по позвоночнику пробежал холодок. Кто это? Откуда? Проводник прямо в ад? Но... нет, для адской твари в нём не было зла. Определенно не было.

— Так что, прощаться с мальчишкой, как его, Гарри Поттером, будешь?

— Он жив? — уточнил Северус и, с явным облегчением угадав ответ ещё до того, как тот был озвучен, сказал: — Нет. Ни в коем случае.

— Ну, тогда пошли, вот только дядей твоим буду я, — заявило нечто, упорно притворяющееся котом. — Человек из тебя пока, конечно, извини, не очень — а вот кот получится вполне приличный.

С этими словами кот прикоснулся к нему лапой, и Снейп не успел раскрыть рот, как ощутил, что его тело съёживается, сгибается, сжимается...

— Ну вот, — хохотнуло нечто, глядя, как он пытается устоять на расползающихся в стороны четырёх лапах. — Глядишь, и говорить потом научишься.

А потом внезапно вырос и с невероятной силой схватил Снейпа за шкирку, как кошка, переносящая котят.

И они полетели куда-то в темноте — в ту сторону, где мерцал удивительно тёплый и притягивающий к себе свет.

* * *

— Уполз, гад! — Рон с досадой посмотрел на пустую Визжащую хижину. — Надо было его хоть Инкарцеро связать!

— С ума сошёл? — сердито сказал Гарри. — Какое Инкарцеро? Он еле жив был! И вообще — если бы он «уполз», то на полу следы бы остались! Кровь там, отпечатки рук, ног, здесь же пылища страшная! А тут ничего нет. Лежал — и пропал.

— Может, его кто-то отлевитировал? — предположила Гермиона.

— Кто? — спросил Рон. — Кому это надо?

— Из наших никто не мог, — сумрачно сказал Гарри, — значит…

* * *

А в это время тощий чёрный кот, ощетинившись, пытался шипеть на четырёх молодых котов, разом потянувшихся к нему любопытными мордами. Морды были незнакомыми, кроме одной, чёрной и пушистой, которая с укоризной смотрела на него жёлто-золотыми глазами.

— Ты кого притащил, брат? — удивленно спросил дымчато-серый кот.

— А главное, зачем? — встрял чёрный и лохматый. — Он же не принадлежит нашему миру!

А рыжий кот вдруг начал озадаченно к нему принюхиваться.

— Но... как? — недоуменно произнес он.

— Мать вернется, задаст жару, — задумчиво мурлыкнул серый.

— Она разберётся, — уверенно произнес знакомый ему чёрный.

* * *

— А что мне было делать? — спросил Шезму. — Сами смотрите. Неф, ты понял, за кого ты просил?

Рыжий кот дружески ткнулся плечом в плечо Снейпа, мурлыкнул что-то невразумительное и отошёл к остальным.

Снейп попытался сказать, что он обо всём этом думает, но из кошачьего горла не раздалось ни одного осмысленного звука, кроме подвывания. Скромного и осторожного, потому что до него наконец дошло, что это далеко не коты. А что будет, когда вернётся пресловутая мамаша?

Встречаться с ней ему хотелось, пожалуй, ещё меньше, чем с Поттером.

— А почему он кот? — удивлённо спросил рыжий Неф. — Он же человеком был. И на анимага не похож…

— Так получилось, — пробормотал Шезму, и Снейп, уже приготовившийся было к побегу куда подальше, пока все заняты, насторожил уши и замедлил движения. — Кот из него получился нормальный. А до человека ему ещё... Вот когда говорить научится, тогда и будет человеком. И анимагом.

А потом коты пошли рябью — и на их месте оказались четверо юношей, едва перешагнувших подростковый рубеж. Они начали бурно обсуждать какие-то другие миры, в том числе и его собственный, и Снейп так и не мог понять, где же, Мордред подери, он находится.

А если этого не понять, то и бежать смысла не имеет — коту, в отличие от человека, хотелось просто жить. А ведь совсем недавно...

Что с ним происходит?

— Вот, уже получается, я же говорил, — кивнул на него высокий жёлтоглазый парень с гривой чёрных волос.

«Глаза у него не меняются, — подумал Снейп. — Шезму, значит».

Тот улыбнулся и протянул к Снейпу руку.

Снейп отпрянул. Чужим он не доверял с детства.

— Ты что сделал? — изумленно спросил Неф. — Зачем? Он что, теперь навсегда останется котом?

— Погодите-ка, — заново принюхался к Снейпу Махес, который и в человеческом виде прекрасно чувствовал запахи. — Почему он так неправильно пахнет?

— Ты ещё не понял? — подросток с пепельными волосами покачал головой. — Невезением... Невезением от него разит.

— Как псиной, — добавил черноволосый и брезгливо поморщился.

Снейпа передёрнуло. Кого он терпеть не мог, так это собак. И вообще всех... псовых. От лисиц до оборотней.

— Это пройдёт, — успокоил его тот, который был серым котом. — Не сразу, но пройдёт. И тогда я возьму тебя на охоту.

— А потом ты научишься говорить, — добавил рыжий, — по крайней мере, шансы есть.

Снейп сердито фыркнул и попытался нахмурить бровь. Наверное, это выглядело смешно и жалко, но никто не смеялся. Глаза юношей, светящиеся странным светом, не давали ему забыть о том, что они не люди. И не коты. Но... кто же?

Кажется, они читали его, как открытую книгу, потому что Шезму кивнул, и братья по очереди представились.

— Боги земли Та-Кемт... — эхом повторил он последние слова, мысленно, конечно. — Египет?

— Египет, Египет, — обрадованно закивал черноволосый лохматый парень.

«Миос? Махес? Не многовато ли имён?» — подумал Снейп и услышал дружный смех. Хотя боги-коты сидели чинно и тихо. Как?!

— Ты действительно придумал отличный способ, Шезму! — сказал рыжий Нефертус. — Кажется, он действительно наш.

— Кхм... — попробовал произнести Снейп, хотя... только подумал, конечно, но звук услышал. И решил действовать в том же духе. И поздороваться — в конце концов, с богами, пусть и очень молодыми, лучше быть вежливым.

— Во-о-от! — довольно кивнул Шезму. — За несколько минут овладеть мыслеречью, причём вообще без объяснений — это о чём-то говорит!

— Надеюсь, не о том, что он один из потерянных детей тёти Нут! — фыркнул Нефертус.

Снова раздался взрыв смеха, который Снейп пережил бы с трудом, если бы не был занят тем, что корил себя за пренебрежительное отношение к изучению истории и мифологии других стран.

Успокоились юные боги одновременно.

— Могу я узнать... — начал Снейп.

— Несомненно!

— Вы читаете мои мысли?

— Извини. Раньше приходилось, раз не было другого способа быстро во всём разобраться. Теперь... Теперь мы можем спокойно просто разговаривать.

— Что со мной будет? И — зачем я вам?

Шезму ненадолго задумался, а потому ответил Неф. Рыжий, с изжелта-зелёными глазами.

— Жизнь с тобой будет.

— Кошачья? — невесело усмехнулся Снейп.

— Почему кошачья? — удивился тот. — Какую захочешь, такая и будет.

— Как?

— Ты сам это поймёшь.

— Но почему?..

— Видишь ли, кот — это такое существо... Особенно в Та-Кемт, да. Это как ступень между одним и другим. Ты не сможешь жить дальше, если не сбросишь старую жизнь, как старое платье.

Снейп хотел было возмутиться, но Неф его прервал.

— Нет! Я не о том, чтобы забыть. Просто нельзя все время ходить в одном и том же, верно? Когда-то ты снимаешь одежду, чтобы постирать. А когда-то она отправляется в шкаф. Надолго, может быть, навсегда. Но ты не из тех, кто может без одежды. Не из тех, кто легко расстаётся с прошлым, чем бы оно для тебя ни было. Поэтому тебе и нужна промежуточная форма, и лучше кота... — он внимательно осмотрел Снейпа и покачал головой, — лучше кота тебе никто бы не подошёл. Потому что кот в тебе был всегда.

— Это моя аниформа? — уточнил Снейп. Странно, вот с кем он себя никогда не ассоциировал, так это с котом.

— Это твой зверь. Между прочим, твой кот именно что наш. Из земли Та-Кемт. Что, несомненно, интересно, и даже очень. Видимо, какие-то корни у твоей семьи были отсюда.

— Что это значит и как может повлиять? — Снейп не закончил — ему сразу ответил Шес.

— Да никак. Обращение я запустил, а дальше всё пошло так, словно ты сам давно этого хотел. Ну... теперь привыкай. Кстати, ты рыбу любишь?

…А на вопрос, зачем же его всё-таки спасли и взялись помогать, Снейп ответа так и не получил.

...Наверное, потому, что они и сами не очень-то знали...

Богиней радости, веселья и любви, женской красоты и плодородия, домашнего очага и кошек знали Баст в земле Та-Кемт. Но не забывали и про другую её ипостась, почитаемую не меньше, но вгонявшую в трепет куда больший.

Богиня войны, палящего солнца и яростной мести, супруга Птаха-Творца, дочь самого Ра, Солнечного бога, была истинной женщиной — и путь от Кошки Баст до Львицы Сехмет занимал у неё считанные секунды.

Впрочем, как и обратный путь.

И помилуй боги того, кто стал бы причиной смены её ипостаси на львиную. Один удар лапой, и можете хо… простите, нет, хоронить уже нечего. Как правило.

Но на этот раз с причиной пришлось повозиться даже ей, богине. Да и мир — чужой, холодный мир словно связывал её, не давая нормально дышать и двигаться.

Хотя Сехмет, Львица яростного солнца, вошла в ледяные чертоги чёрного мага, как раскалённый нож в масло: защитные заклинания злобно шипели, но сами стены выстояли, хоть и оплавились местами. Хозяин же их, со своей тёмной холодной силой, оказался очень опасным противником. Ещё немного, и он мог бы стать равным богам — по крайней мере, тут, в месте средоточия своей силы. Сехмет это чуяла, как и чуяла, кто именно обидел её котёнка. И потому удары львиных лап были так сильны и яростны, что в конце концов пробили щиты тёмного мага. Не помогло ничего: ни заклинания, ни заколдованные острые мечи, ни кинжалы, смертельным веером метнувшиеся к её горлу.

И теперь на каменных плитах дворца намертво впечатались узоры из чёрной крови мага и капелек алой крови Львицы.

Как память о страшной битве.

* * *

Повезло ещё и в том, что Великий Тёмный маг Инсанна, наводивший ужас на весь свой мир, жизненных сил в эту ночь не добрал.

Не успел.

Сперва пришлось отвлечься на какого-то бешеного котёнка, что цапнул его за ногу в самый неподходящий момент. Не допил маг, как хотел, последнюю юную наложницу, оставил напоследок, желая не спеша насладиться девственной силой и яркой волей красавицы. Давно хотел, и вот, наконец, его слуги справились с заданием. Надо было начать с неё, тогда бы Инсанна показал этой сумасшедшей Львице, как тьма убивает солнце и насколько она сильнее. Выпил бы и её…

Но что делать теперь? Безумная Львица расправилась со всеми слугами, которые не успели спрятаться, да и с его последней оболочкой тоже, размазав её— подумать только! — по его же собственным покоям тонким слоем. Такое тело восстановлению уже не подлежало. Вот только не учла бешеная Львица — да и откуда бы ей знать! — что настоящий Чёрный маг давно уже готовился стать Чёрным богом, а значит, имел несколько надежных филактерий. И сейчас он стягивал их к себе — своей волей, своей силой, своей магией, которую не до конца рассеяла Львица. Откуда та взялась, Инсанна не знал, но ничего: он выправится, напитается чужими жизнями и найдёт Львицу, когда будет готов.

На своих условиях.

* * *

Сехмет не представляла всей картины чужого мира — когда бы? Да он её и не интересовал: хватало дел дома. А потому она ушла, не оглядываясь назад и не присматриваясь. В конце концов, в каждом доме должны быть свои хозяева, им и разбираться. Единственное, что она себе позволила, увидев слабо теплящийся огонек не до конца оборванной жизни — послать ему частицу своего тепла.

Инсанна же знать не знал о других мирах — так, встречались предположения в самых старых книгах, но книги те были написаны так мутно и непонятно, что он обратил все силы на то, что было изложено ясно — как стать властителем своего мира. Собственно, Инсанна уже довольно давно считал его своим…

И он поднялся с пола сначала дымком, а потом — тенью того, каким был. Как бы сейчас помогла чужая жизненная сила… Он взглянул на несколько мёртвых тел, валяющихся в его разорённых покоях. В живых не осталось никого, хотя… он присмотрелся — одно тело, той самой девушки, кажется, ещё было тёплым.

Инсанна бесплотным духом подплыл к нему, дотронулся до руки, но биения жизни не нашёл. Прислушался. Девушка не дышала. Жаль. Придётся ждать новых жертв. Хотя, для начала, он просто выпьет пару слуг, да и любое животное сгодится.

Сейчас ему не до гурманства.

Что он тотчас же и сделал. А трое оставшихся слуг, трясясь от ужаса, но не смея уйти, до утра вытаскивали из замка тела и были не в том состоянии, чтобы заметить, что одно из тел не было окоченевшим…

* * *

Амата, для родных — Эме, с детства слыла большой умницей. Росла девочка в достаточно богатой семье, знатной, но не настолько, чтобы очень уж этим кичиться. Хотя и не все допускались в её круг… А когда Амата подросла, то стала ещё и красавицей, о которой ходили легенды.

К сожалению.

Потому что именно из-за этого обратил на неё внимание не кто-нибудь, а сам Инсанна, и слуг своих за ней послал.

Эме быстро поняла, куда попала. И зачем. Страшно было, конечно, до ужаса, особенно, когда первый раз увидела, как из покоев мага выносят мёртвые девичьи тела. Но страх не лишил её разума, и она решила, что… хотя бы попробует. Нет, не защититься — что может сделать обычная девушка против Великого мага? А притвориться мёртвой.

Дома учителя показывали ей, как замедлять пульс, а задерживать дыхание надолго она научилась ещё маленькой, когда ей пришла фантазия спрятаться от одного, самого вредного учителя в бассейне. Сколько же раз тот потом заставлял её нырять! Амата даже родителям пожаловаться хотела. И вот, кажется, теперь это пригодится.

Вот только, когда дверь открылась и в покои мага ворвался поток огненного жара, она была уже так истощена и напугана, что потеряла сознание. И очнулась только тогда, когда родные в траурных одеждах забирали её за воротами Чёрного замка, куда слуги Инсанны выбрасывали тела, чтобы родственники жертв могли их похоронить.

Милостив был Великий маг.

* * *

Амата была единственной из жертв Инсанны, что выжила и даже не утратила былой красоты. Вот только скорбными стали черты её лица, а от прежде весёлой и здоровой красавицы осталась лишь тень, хрупкая и измождённая. Только внутри сохранился слабый отблеск тепла, который давал ей силы жить.

И, несмотря ни на что, нашёлся у девушки поклонник. Даже не поклонник, а давно и безнадёжно влюблённый парень. Его не оттолкнули ни болезнь, ни худоба, и, если раньше он и близко подойти не мог к красавице — слишком к разным слоям их семьи принадлежали, то теперь родные невесты только счастливы были, что нашёлся дурак, готовый взять в жёны их Амату.

И счастливой была молодая семья, несмотря ни на что…

А потом родился в той семье мальчик, слабенький, хилый, словно жизнь его тоже была почти выпита Тёмным магом. Но — родился. И выжил, унаследовав от матери ясный ум и непреклонную волю, а от отца — верность и пылкий нрав. И Инсанну мальчик ненавидел с ледяным бешенством, сколько себя помнил. А потому был бесстрашен: с таким врагом не смешно ли было бояться людей?

И жил он на хрупкой границе между жизнью и смертью, позволяя своему горячему сердцу только одну любовь и привязанность — к Городу Мостов, наместником которого стал. Хотя, смех какой, стал-то им только потому, что из столицы его давно хотели отправить куда подальше. Случайно, в общем.

Никто не знал, что он станет братом по крови и другом того, кто сумеет победить Инсанну.

Никто не знал, что он станет тем, кто поможет победителю Инсанны, магу Кенету, стать самим собой.

Никто не знал, что он отдаст свою жизнь, чтобы помочь другу и брату победить.

И ради его жизни (хотя и ради многих других, конечно, но главное — его!) маг выстроит новый мир, в котором всё будет иначе.

В котором он станет тем, кем всегда хотел — воином. Мир, где будут живы и здоровы его родители, и матушка его будет все такой же умницей и красавицей, как в юности, и здоровье у нее будет несокрушимое до самой старости. А главное, там не будет Тёмного мага Инсанны: даже памяти о нём не сохранится. Пусть многим, в том числе им самим придется заплатить за это своей памятью, но жизни любимых иногда того стоят, ведь правда?

* * *

А Сехмет направилась домой, где возле самой завесы ждали четверо её котят, и Яростная Львица, едва их увидев, вернулась в ипостась Баст. Но… погодите, четверо? Откуда тогда взялся пятый? И ведь чем-то неуловимо родным от него потянуло, хотя и чуждого было немало. Баст нахмурилась.

— Этого… кто принёс?

Она ждала ответа от детей, но Северус Снейп был не из тех, кто отсиживается за детскими спинами. Даже если те спины божественные. И это вовсе не было его достоинством: так, привычка.

— Приветствую вас, сударыня, — тощий чёрный кот вышел вперёд, словно заслоняя собой котят, и вежливо склонил голову, — я сам сюда попал. Своей волей.

Шезму даже рот приоткрыл от удивления.

Баст оценила с полувзгляда и растерянные мордочки детей, и отчаянную смелость и наглость пришельца.

— Каким же способом, интересно, смог смертный проникнуть в обиталище богов? — мурлыкнула она, но так, что на спине пришлого чёрного кота все шерстинки встали дыбом.

— Да так... вон, в дырку провалился, — кивнул на Завесу мироздания Снейп.

Если с самого начала не убили, значит, есть ещё шанс.

После шикарной и свежайшей нильской рыбы думать о смерти не очень хотелось.

— И какая же сила обратила смертного в кота? — насмешливо поинтересовалась Баст.

— Э... Египетская, — не моргнув глазом заявил Снейп и неожиданно понял, что ничуть не соврал.

Котята дружно фыркнули, пытаясь сдержать смех.

— Ла-адно, — протянула Баст, потягиваясь, как кошка. Был бы Снейп в человеческом обличье, точно бы покраснел. — С гостем мы ещё пообщаемся. А сейчас, — она окинула взглядом детей, — египетская сила, марш отчитываться, что вы там ещё натворили.

* * *

Богиня Баст обвела своё потомство прищуренными изумрудными глазами и, пару раз стукнув хвостом по полу, начала:

— Шезму. Ты самый старший — и от тебя я ожидала большего благоразумия. Как выяснилось, зря. Привести с собой человека из другого мира могли бы Махес или Неф — но не ты. И что получилось в итоге? Мало того, что в этот несчастный мир сунулось сразу трое, и хвала милосердному Ра, что не вместе, так вы ещё и изменили его историю! И забрали то, что этому миру принадлежит!

— Он всё равно умирал! — сердито вскинулся Шезму. — Так что ничего я не менял!

— А что будет, когда там, на месте, увидят, что тела нет?

— Нет тела — нет дела, — буркнул нахватавшийся в памяти Снейпа премудростей иного мира Шес. — Подумаешь!

— Думать и надо было! — Баст не выдержала и отвесила старшенькому затрещину. — Сколько раз я повторяла вам, что нельзя вмешиваться в дела чужих миров!

— Это я его просил! Это из-за меня! Шес вообще в другой мир собирался, — признался Неф и шагнул вперёд. Неправильно было отдуваться одному старшему брату.

— С тобой мы тоже поговорим, — пообещала рыжему котёнку Баст, — и о просьбах, и об экспериментах, и о вмешательстве в человеческую природу!

Котята — все, кроме Махеса — смущённо опустили головы.

— А что делать, если там полный бардак творится? — сердито спросил он. — Проходить мимо?

— А с тобой вообще разговор особый! — рявкнула Баст. — Ты хоть понимаешь, к кому ты сунулся и что чудом не погиб? Кто тебя просил лезть к этому чудовищу? По Сету соскучился, что решил его подобие поискать? Никогда не суйся к тем, кто тебя может раскатать тонким слоем, оболтус!

— А как же тогда? — ощетинился Махес. — Ты бы видела, что этот гад со своим миром делал! Ну не мог я мимо пройти!

— Свой мир своим и защищать! — отрезала Баст. — А не ждать, когда из другого мира спаситель явится! Свою жизнь и свою свободу каждый сам отстаивать должен, а не на добрых богов или великих героев рассчитывать! Думать надо, а уже потом действовать!

— А если... если герой и спаситель ещё не родился? Что же, всем погибать?

— Герои всегда рождаются вовремя, — отчего-то грустно ответила Баст, — когда в мире всё в порядке, герои ему не нужны.

— Ты же сама говорила о равновесии, — напомнил Туту.

— Говорила, — повернулась к младшему Баст, — вот только, похоже, поняли вы как-то не так. К тебе, сын, претензий нет — только ты один и сделал все, как должно. К людям не совался, Хранителю осознать себя помог... Братьям бы у тебя поучиться! А тебе, Шезму, урок: ты сюда этого недокота притащил, тебе за него и отвечать. Человеком ему быть пока рано: с его талантом вляпываться в неприятности он эти неприятности обязательно найдёт! Так что теперь учи его быть котом, глядишь, и человеком потом стать получится.

* * *

Баст, вернувшаяся после беседы с сыновьями, вошла так неслышно, что Снейп едва заметил. А потом уселась и долго его рассматривала. Ему было уже всё равно, что она там прочитает. Он такой, какой есть, и жил так, как жил. Его последние часы оказались невероятными, и за это он был готов благодарить судьбу...

А, ну да, «Египетскую силу», несомненно, тоже.

А потому Северус Снейп смотрел в глаза богини со спокойствием давно обречённого.

Кошка хмыкнула.

Вроде не злится…

Впрочем, как быстро она может менять ипостаси, он уже имел честь полюбоваться.

В глазах богини появилось одобрение.

«Не боится, не прячет то, что считает постыдным, и ничего не просит… Шезму, вон, начал выгораживать, — смертный! Передо мной! Пожалуй, это мне нр-р-равится, — решила наконец она. — Да и не совсем простой этот смертный, и, — она усмехнулась, — не совсем смертный уже. У кошек девять жизней!»

— Почему же ты согласился стать котом, С-северус? — задала она провокационный вопрос, и Снейп чуть не прокололся. Потому что никак он не соглашался и не собирался даже, но…

— Кошки очень интересные существа, — начал он вполне уверенно, — и это уникальный и интереснейший опыт...

А дальше дело пошло лучше. Он вошёл во вкус, увлечённо доказывая, как это полезно — ощутить себя котом. Благо, мальчишки кое-чем успели поделиться.

— Значит, ты знаешь, что кошка здесь — священное животное… И про девять жизней — тоже, это хор-рошо, — мурлыкнула Баст. — У тебя будет достаточно времени научиться быть человеком, а не той тенью, которой тебя сюда приволокли. Главное, никогда не забывай, что так старательно расписывал мне сейчас. Пока это будет твоим главным заданием.

«Всего-то? — изумился Снейп. — И больше она ничего не потребует? Удивительно. Хотя… что я могу сделать в виде кота, не зелья же варить».

И, как всегда, накаркал.

— Первую жизнь ты отслужишь тому, кто тебя спас, — вынесла вердикт богиня.

Хотя — а что, это было даже ожидаемо. И справедливо. Вот только что он может сделать для молодого бога — он, просто кот? Снейп в недоумении посмотрел на Баст.

— Отправитесь в путешествие вместе. Там всё сам увидишь и поймёшь.

* * *

Тёплый золотой песок сам ложился под мягкие лапы…

Два крупных чёрных кота неслись, почти не касаясь его лапами — и бежали они лишь потому, что бег им нравился.

Закат в пустыне — это очень живописно, особенно, если на небе немного облаков. Почти как над морем, но, в то же время, совсем по-другому.

— Это моя земля, — гордо шепнул возмужавший Шезму. Ему было чем гордиться — за эти годы он сумел многое.

Второй кот, как обычно, промолчал, пристально глядя вперёд.

Северус, пришедший из другого временного потока, успел повидать немало. Даже «домой» возвращался, где имел неудовольствие наблюдать за самим собой. Урок пошёл на пользу.

Два чёрных кота смотрели на закат солнца.

И не важно, что никто не видел, как сквозь их очертания начали проступать контуры пирамид, линия горизонта, сверкнул последний солнечный луч, и — то ли были тут два кота, то ли никогда их не было…