Нэй. Сердце Власти (гет)

Апрель (ан) 1440 года от Пришествия Скирии.

Окрестности Орсы.

Комис выровнял дыхание и тут же ускорил бег.

В Орсе, когда они с Изабеллой переехали, совсем недавно, ему стало нравиться бегать по утрам. И не просто по утрам, а почти ночью. Сначала, конечно, ночь с Изабеллой — он даже не представлял, что можно вот так каждый день, ну, почти, заниматься любовью и при этом не надоедает, а потом резкий подъем, пока его любимая женщина наслаждалась сном. И бег не вокруг дома, а подальше в лес, но только не на восток, в сторону сиртской аномалии, а на запад, где лес представлял из себя еще почти что дикую красоту.

М-да. Изабелла.

Комис и подумать не мог, как может закружить женщина, и причем это не игра, а настоящая любовь. Хотя, когда он понял, почему она выбрала его, то стало немного обидно. Он просто-напросто был очень похож, как две капли воды, на Нэя Вейна — сам это понял при первой встрече, да и Изабелла как-то проговорилась, когда они уже встретились с Нэем, — который когда-то вскружил голову Изабелле очень сильно. Даже не обида, а какой-то вдруг комплекс образовался неполноценности. Чувствовал, что его постоянно сравнивают, и чувствовал, что проигрывает это сравнение. И если бы не его внутренние умения, возможности менять тело и организм, то он бы вряд ли удержался возле Изабеллы.

Хотя о чем это он? Почему даже сейчас, когда он сдружился с Нэем, он продолжал себя сравнивать с ним? Уже и свадьба была намечена, и вообще все просто отлично. Но мысли постоянно возвращались к этому парню.

А он сам не парень, что ли? Почти одного возраста с ним.

Может, ревность?

Но Нэй даже повода не давал. Ну, да, когда появлялся в их новом доме, то чувствовалось, как Изабелла тает на глазах, но при этом он на это даже внимания не обращал. И порой в плечо так толкал, как бы намекая, ты чего это так плохо за ней ухаживаешь? Все молча, но Комис все прекрасно понимал. И тут Нэй как-то резко исчезал, предоставляя Комиса и Изабеллу самим себе…

Как тогда в пакгаузе, после стычки с людьми Докана. Что на Комиса нашло?

Ах да. Кто-то из этих бандитов что-то насчет Изабеллы и его самого, как бы его, проговорил, что-то вроде: «Теперь эта сучка все подпишет! Не отвертится! А если заартачится, по кругу пустим с удовольствием, да и мальчика тоже можно, если что!» И смех такой мерзкий. Вот тогда крышу ему сорвало конкретно. Хватанул пару глотков ансортии и пошел на разборку. Только Нэй и сумел его остановить, хотя он уже в тот момент явно выпал из реальности, так как и ему, Нэю, хотел было шею свернуть. Но его тогда еще новый друг оказался не менее быстрым, чем Комис, и как по голове кувалдой долбанул, что полностью выбило Комиса из колеи. Забыл все напрочь!

Впрочем, это и хорошо. Потому что когда в этом ящике в его объятьях оказалась Изабелла и он вспомнил произошедшее, то понял, что ему просто дали шанс продолжать жить, как жил. Ведь Нэй почувствовал в нем не просто силу, а жестокую силу и просто мог не допустить эту силу до Изабеллы.

Комис резко встал. Остановился.

Ночь еще. Звезды. Воздух чист. И легкие без одышки наполняются воздухом.

Вот лёгкие. Отец говорил, что самое сложное — перестраивать органы внутри себя. Внешне изменить труда не составляет. Ну там рост, мускулы, э… кое-что ниже пояса.

Хорошо, что ночь хоть его красноту никто не видел, даже деревья.

Постоянно, когда думал, что ведь обманывает Изабеллу, всегда краснел. Почему обманывал? Ну, потому, что с ней в постели и в удовольствии был не совсем он. Точнее, он, но изменившийся — оборотень! И опыт он заменил именно этим изменением. Мог долго и упорно заниматься любовью, но совершенно бессмысленно и глупо. Ну да, Изабелла всегда говорила, что ей было хорошо с ним, но по глазам было видно, что ему еще до «хорошо» как до Луны. И что больно ей, физически, хотя она и улыбалась — а ему ведь нравилась боль, вот же извращенец, чтоб его. И только совсем недавно он наконец увидел в ее глазах наслаждение! Он наконец-то достиг Нирвы в сексе! Но как долго он к этому шел. Как долго они шли к этому вместе! При этом, как он знал — многое в той ссоре вышло наружу, но при этом как они потом друг перед другом винились и извинялись — Он доставил ей наслаждение в первую же ночь!

Снова он себя сравнивал.

Ну что за жизнь.

Или, может, все рассказать Нэю? Открыться, поведать все свои тайны? Ведь только познакомились, а тут пакгауз случился. И новый друг стал очень пристально приглядывать за Комисом. Ну, толчки — это одно, но в какие-то моменты взгляд Нэя на мгновение становился очень жестким и сильным — это, видимо, когда Комис что-то не то делал или как-то не так говорил с Изабеллой. Да, пару раз они немного поругались при Нэе, видимо, ревность покоя не дает.

Ревнует, да.

Но она ведь не рассмеялась в ту, первую их ночь, поэтому он и остался с ней. Не только потому, что она его позвала, но и потому, что не стала над ним смеяться. Почему-то женщины любят смеяться, когда мужчина показывает свою слабость, а она не стала. А может, и смеялась, но про себя. Впрочем, не важно, это он ведь на самом деле любил Изабеллу, пусть она и старше его — за мысли о возрасте она бы его прибила, но он сейчас далеко, можно и подумать самую малость, и она любила именно его, а не Нэя в нем. Именно его! И это было самое настоящее счастье!

Комис снял с пояса фляжку, перевернул ее вторым. сейчас верхним, горлышком вниз, открутил пробку с первого, теперь уже верхнего горлышка и только хотел было сделать глоток, как за спиной послышался хруст, как будто под чьей-то ногой сломалась ветка.

Он неплохо видел в темноте и без ансортии, но, повернув голову назад, никого не увидел, а вернувшись в прежнее положение, даже вскрикнул от неожиданности, так как в нескольких ярдах впереди него, оперевшись на ствол дерева, стоял Нэй:

— Бог в помощь. Просто бегаем или охотимся? — и орешек так ловко в рот закинул…

Комис головой мотнул, как будто пытаясь избавиться от наваждения. Все-таки еще ночь на дворе, чего ночью не привидится. Но Нэй не исчез.

И с несколько странной интонацией смеси удивления и глупости Комис спросил:

— Ты же в Мальвиноре!

Нэй хмыкнул:

— Я и сейчас в Мальвиноре, — оторвался от ствола дерева и присел на рядом лежащее толстое бревно, похлопал ладонью на место рядом с собой:

— Присядь. Разговор есть.

— Э… Я бы вернулся, — и Комис как-то испуганно заозирался. Хм… а кто-то всего несколько минут назад говорил, что следовало бы все рассказать Нэю, а теперь обратный ход дает? — Изабелла проснется, а меня нет. Беспокоиться начнет, — оправдания получались малоубедительными.

Нэй качнул головой:

— Ну до часов восьми точно не проснется. Сегодня ведь ты снова был великолепен, и поэтому она счастливо отдыхает.

— Нэй! — довольно резко и громко выкрикнул Комис.

Нэй вздохнул:

— Комис, давай объяснимся раз и навсегда по поводу Изабеллы, чтобы больше между нами не было никакого недопонимания, секретов и глупых мыслей.

— Хорошо, давай!

Нэй поднял руки:

— Да, в некотором прошлом, мы были близки с Изабеллой, между нами была влюбленность, но это не искра и не любовь, просто постель и некоторые секреты. И тогда, и сейчас я готов за Изабеллу и за всех своих женщин... Да, я в каком-то смысле собственник, но это не значит, что близость продолжается. Так вот, за Изабеллу и других своих женщин прошлых, настоящих и будущих, я готов драться, рвать и метать. Готов перегрызть горло и вырвать сердце любому, кто причинит им боль. И тебя, в том числе, я готов порвать на куски, если ты хоть чем-то обидишь Изабеллу.

Комис, сделал пару шагов назад. Столь грозного Нэя он еще не видел и не слышал. Даже как-то страшно стало.

— Но! Наша близость с Изабеллой осталась в прошлом. Теперь у нее есть ты. Сначала она приблизила тебя, как очень похожего на меня, но как я знаю, сейчас она уже не сравнивает тебя со мной, потому что ты — это ты, а я — это я! И она тебя искренне любит, и я уверен — ты отвечаешь ей тем же. Поэтому я клянусь тебе, вот именно что клянусь, что никогда, здесь это слово в прямом своем смысле, что именно НИКОГДА я не дотронусь до Беллы в желании завладеть ее телом. И наша близость в прошлом не потому, что мы расстались, поссорились или еще что, а потому, что мы просто изменились. Ей теперь важен ты, и даже если тебе кажется, что между нами что-то происходит, это просто от того, что мы не менее близки, но не в телесном, а уже душевном, или духовном, плане между собой. Эта связь уже не требует постели и сногсшибательного секса, это даже, не знаю, как сказать, может, как брат и сестра. Но намного крепче. Спроси у нее, что я значу для нее, и я уверен, ты получишь тот же ответ. Я же изменился в том плане, что секс в общении с женщиной уже не так важен для меня, я насытился; теперь я просто ищу свою половинку, или просто женщину, которая станет моим сердцем, моим счастьем, моей жизнью. Изабелла прекрасна, но она не моя половинка, не моя судьба, — сказал и пожал плечами.

А Комис неожиданно сделал несколько шагов вперед и обнял Нэя:

— Спасибо, друг мой. Я понял тебя и рад что мы объяснились, — у него, кажется, слезы на глазах появились.

Нэй тоже без эмоций не обошелся. Ну, давно нужно было об этом сказать, объясниться. Со всеми бы так просто все объяснить. Но и он порой чего-то ждал, чтобы сказать.

А время то шло.

Они еще немного пообнимались, и Нэй наконец произнес:

— Все-все. Надеюсь, ты убедился, что я вполне живой перед тобой?

Комис смутился, и они наконец-то разомкнули объятья:

— Ну да. Обнять тебя удалось, хотя ты довольно скользкий тип.

Нэй рассмеялся, чуть ли не до слез, но очень быстро прекратил, и проговорил довольно серьезно:

— Раз мы все выяснили по поводу объятий, то теперь давай поговорим о делах наших скорбных — о тебе и об отношениях Изабеллы с тобой.

— А что со мной не так? — немного наигранно и чуть испуганно проговорил Комис.

Нэй закинул в рот очередной орешек, прожевал его, явно тяня время:

— Я тебе уже сказал, что за своих женщин и за Изабеллу, в частности, я любому порву глотку и вырву сердце. Любое зло против них будет наказано, поэтому я не хочу, чтобы и ты попал под горячую мою руку. Поэтому мне хотелось бы понять, кто находится рядом с Изабеллой: человек или все-таки зверь.

Комис после этих слов даже отскочил в сторону, разорвав дистанцию для удара, если что. И только с, казалось ему, безопасного расстояния проговорил:

— Как ты узнал?

Нэй усмехнулся:

— Ну я еще ничего не узнал. Я всего лишь предполагаю, что ты не совсем человек.

— Но почему ты так предположил? — а правда, что в Комисе было не так, чтобы можно было его заподозрить в отсутствии человечности?

Нэй хмыкнул:

— Паучий палец.

— Что? — Комис сделал вид, что не понял, о чем говорит Нэй, но при этом чисто инстинктивно убрал руки за спину.

Нэй на это улыбнулся, сам выставил вперед левую руку. На его лице появилась гримаса боли или просто игра мимики, но при этом его мизинец неожиданно щелкнул, малость подрос на одну фалангу и согнулся в немыслимое для себя обычного положение, а потом снова выпрямился оказавшись вровень с безымянным пальцем:

— Его еще называют «оборотным мизинцем», знаком всех оборотней. Почему так происходит, никто не знает, изучатели, ученые, научники ломают голову, но факт есть факт. И примета верная. Если у кого-то замечен «паучий палец», тот почти стопроцентно оборотень. Правда, как я понял, он не постоянная хм… аномалия анатомии, а временный признак. Только после возвращения в нормальное состояние, в отходняке. Поэтому его еще нужно заметить.

Теперь Комис посмотрел на свои руки, и на левой предательски обозначился этот самый «паучий палец».

Да, если бы он продолжил бег и выпил бы ансортии, как хотел, то отходняк и не наступил бы. Хотя, если честно, Комис уже не знал, где его нормальное состояние, а где состояние оборотня, или, как их еще называли по самоназванию — тафгуры — «серые воины».

Но когда Нэй увидел у него паучий палец?

Комис снова убрал левую руку за спину, чтобы не светить пальцем, о котором он и забыл уже давно, и не придавал его появлению вообще никакого значения, а вон, оказывается, как дела обстоят!

Убрал, спрятал руку и спросил:

— А когда ты увидел у меня паучий палец? — и названия он этого не знал — «паучий палец», но вот смысл понял сразу. Отец с бабушкой даже и словом не обмолвились, есть и есть. Даже, кажется, рады были, когда он у него прорезался. Ведь несколько раз пил ансортию и с трудом, но во что-то там перевоплощался, но при отходняке все было нормально. А в раз четвертый или пятый мизинец наконец щелкнул четвертой фалангой. Правда, тогда Комис обучался перевоплощаться руками, может, поэтому и появился этот предательский или спасительный мизинец…

— За столом в трактире. Ты даже внимания на него не обращал, как и мои друзья — ни Сэм, ни Файнс. Хотя, может, ты обладаешь отводом взгляда? Поэтому никто не видит. Даже Изабелла?

И в самом деле Изабелла никогда не отмечала эту странность за Комисом. Сырое мясо — да, но не паучий палец. Не сказать, что она любопытная, жизнь в Ночной гильдии заставляет быть осторожным, а не любопытным, но очень внимательная, это точно. Но не разу не спросила. А вот Нэй все видит.

А почему у него в трактире палец прорезался?

— Перед салоном Изабелла решила в тот раз насладиться сексом, вот я и принял глоток ансортии, конечно, вне ее внимания. Но тут ей на глаза попалась записка одного из моих охранников о том, что я посетил салон этой, как ее, — задумался на секунду, стукнул себя по лбу, вспомнив: — Норы Мун. Вполне себе приличный салон, но, как потом рассказала мне Белла, когда-то Нора перебежала ей дорогу в одном деле, и с тех пор Белла не переносила ее на дух. И ей показалось, что она позвала меня, чтобы сделать Белле больно, ну, или вообще отбить меня у нее. Даже не понял, какая муха ее укусила. Поэтому я накинул куртку — еще не полностью разделся, страсть не началась — и сбежал, думая, что поброжу пару часов и вернусь, а она уже остынет, и мы спокойно поговорим. Но тут с тобой столкнулся, сам себя в зеркале видел, поэтому как в зеркало заглянул, а если считать, что ночью в полутьме знак сошо почти не виден, только в свете, то сам понимаешь, каково мое удивление.

Нэй усмехнулся:

— Ну, видимо, это судьба! — и уже более серьезно: — Что такое ансортия?

— Отец называл эту штуку катализатором превращения, не очень красиво, но довольно точно. Можно и без нее перевоплощаться, и, как я знаю по рассказам отца, есть среди нас такие существа, но, как я понял, это высшая форма нашего существования, — Комис пока старательно избегал названия своей расы. Расы? Интригу держал? Поэт, ха-ха. — Ни отец, ни я этой ступени не достигли. Хотя, может, бабушка и была этим высшим воином. Не знаю. В общем…

Проговорил и снял с пояса двухгорлышковую флягу, металлическое подобие бутылки, но с двумя горлышками и еще имеющая явно соединение посередине, и протянул Нэю; тот взял довольно аккуратно, открутил одну из крышек — редкость, кстати: в мире Каракрас предпочитали больше пробки, даже для бутылок и фляг для питья в походе — и принюхался и тут же сморщился от запаха:

— Ну и гадость, — и даже всем телом передернулся.

— Да не такая уж, — усмехнулся Комис. — Пахнет Аркетом, вот точь-в-точь!

Нэй удивленно посмотрел на Комиса, снова принюхался, хмыкнул:

— И в самом деле, милый добрый Аркет. Совсем я что-то в комфорте разнежился, — усмехнулся: — Странная фляжка. Причем, как я понимаю, двойная?

— Да, — Комис взял флягу в руки, резко крутанул, и в его руке оказалось уже две половинки с горлышками, и у той, которая была горлышком вниз, можно было заметить странный комок, на вид грязи, но это и была ансортия — странная ткань странных существ. — Воды нужно наливать чуть меньше, чтобы ансортия не намачивалась постоянно; кстати, это у меня последний лоскут, думаю, может, больше не понадобится? Когда нужно попить, отвинчиваешь верхнюю пробку и пьешь воду, которая проходит через ансортию, пару глотков, не больше. И потом оставляешь уже это горлышко вниз, даже если перевернул, чтобы пробку закрутить. Можно и просто взять этот лоскут, в воду опустить и нацедить в стакан этой ансортии.

— Ну это… покажи что-нибудь, — Нэй рукой так махнул.

Комис вздохнул как-то слишком задумчиво или чуть грустно и сделал один небольшой глоток уже из открытого горлышка, закрутил пробку, перевернул и повесил флягу на пояс.

Отошел на пару шагов и глаза закрыл.

Нэй только бровью дернул на такое поведение друга, а потом у него отвисла челюсть от удивления. Да, и Нэя можно было удивить:

— Твою… — только и промолвил, а потом так вскочил резко, в восхищении: — Абалдеть! — именно с «А» и с ударениями на обе «а» буквы.

А удивиться и восхититься было чему.

После того, как Комис сделал глоток, он начал меняться; не сразу, но довольно быстро. Немного расширился визуально — свободная одежда как раз этому способствовала, — даже кажется, выше ростом стал, но главное изменение затронули его руки, точнее, руку, правую — пальцы, которой вдруг удлинились, блеснули серым цветом и вытянулись за какие-то секунды, в длинные, сантимов в двадцать пять, серые, но уже матовые лезвия.

— Абалдеть! Фредди Крюгер и Росомаха в одном флаконе! — подошел и потрогал лезвия, проверяя, настоящие ли они. Настоящие.

— Один глоток — это всегда быстрые точечные изменения любой части тела, и откат быстрый, и отходняк недолгий.

— Хм… И ниже пояса?

Комис неожиданно покраснел, что было видно даже в темноте и свете звезд:

— Можно, я об этом не буду говорить. И ты не говори уж Изабелле. Пожалуйста.

— Ну, она мне уже говорила о твоих странностях, поэтому еще и этот момент стал причиной нашей встречи в столь любопытном месте.

— Ага. Чтобы убить без свидетелей? — Комис снова отскочил, еще увеличив расстояние между собой и Нэем.

Нэй усмехнулся:

— Знаешь, я умею убивать, но не люблю убивать. Это ведь только кажется, что это круто, но на самом деле убийство не приносит ни радости, ни грусти, вообще никаких эмоций, если ты, конечно, не маньяк какой-нибудь, но оно всегда отнимает частичку тебя. Поэтому хотя я и говорил и говорю, что любому вырву сердце за своих женщин, за друзей, я скорее дам этому человеку второй шанс, чем убью, если, конечно, его деянием не была смерть кого-то из моих знакомых и друзей. И убивать нужно сразу! А не размышлять и бегать из угла в угол, думая о… — неожиданно махнул рукой. — Не трону я тебя. Убивать тебя нужно было там, в пакгаузе, когда ты мне чуть шею не сломал, а сейчас мне просто нужна твоя история и понимание, кто ты и что ты.

— Нэй…

— Знаю, — снова махнул рукой. — Я просто человек. Поэтому и дерусь на тотализаторе время от времени, чтобы энергию израсходовать и не уйти во все тяжкие. Давай уж рассказывай свою историю, а то скоро утро, а мы не завтракали, — и улыбнулся. Улыбка у него была всегда удивительная и притягательная. Кажется, не человек, а сама доброта улыбается.

Но вот в глазах зияла бездна.

И этой бездне солгать очень сложно.