Нэй. Сердце Власти (гет)

7 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии.

16 Навура 406 года от Прихода.

Черный замок.

Утро.

Кари погладила свой живот. Уже пять месяцев она носила под сердцем нового реньюра расы. Пусть это пока всего лишь младенец, но его ждет великая судьба, она была в этом уверена. А она обязательно правильно его воспитает и сделает из него истинного вождя когтистых!

Конечно, они немного запоздали с возрождением реньюра расы. Нужно было раньше, много раньше. Но Кари всегда хотела выносить реньюра, а не предоставить это право каким-то сторонним женщинам, которые и тафгурами-то никогда не были и не будут!

Но сначала отец что-то раздумывал долго над этим вопросом. Он был непререкаемым авторитетом для оставшихся кланов тафгуров, или все-таки когтистых, не любила она самоназвание, особенно если перевести его с древнего языка бывших властителей. Да когда-то над тафгурами стояли властители, а они были у них в услужении. Но сумели благодаря реньюру расы вырваться из этого мерзкого рабства!

Так вот в переводе это значило «серые рабы»; правда, сейчас тафгур переводили как «серый коготь», и мало кто помнил истинное значение самоназвания. Поэтому лучше называть себя когтистыми, хоть звучит значимо и сильно.

Отец так долго думал в этом мире — Мире Каракраса, — что когтистые стали вымирать! Власть властью, но отец не мог дать когтистым силы и напитать мощью, так как был не в состоянии построить алтарь, хотя и пытался! Пытался, но ничего у него не вышло.

И только тогда он принял решение — сто лет назад, ну, чуть больше. Конечно, о Кари он и не подумал. А нашел какую-то девку, воспитал ее, а когда ей исполнилось двадцать лет, зачал сосуд плоти! С первого раза! У него вообще почти всегда мальчики получались. Истинный тафгур-когтистый-хуф! Но Кари не любила отца, потому что он мало любил Кари, из-за того, что она была изъяном для него! Девчонкой!

Но тут свершилось странное! Отец не вернулся с очередного похода за добычей из Медных гор, населённых гномами. Гномы, конечно, докучали, им не нравилось, что когтистые время от времени посещают их шахты в поисках драгоценных камней и странной воды, но особых потерь когтистые никогда не имели. А тут вся дюжина во главе с отцом пропала!

И смысл ждать? И идти искать? Если не вернулись, значит, погибли! Хотя что могло погубить когтистого, у которого порез заживал за секунду, если сделать глоток ансортии, а рука оторванная вырастала за сутки, но уже выпить нужно стакан, и превратиться в асура, было совершенно непонятно.

Но если отец не вернулся, значит, не вернется никогда больше!

И тогда Кари сделала так, чтобы Миранда сбежала! Вместе с еще не рожденным сосудом плоти. Правда, попытка Кари в то время родить сосуд плоти самой успехом не увенчался — она родила девочку!

Ну, да ладно. Еще сто лет потерпеть.

Хотя за эти сто лет когтистые потеряли десятерых — когда камень падал на голову или меч в сердце, то и когтистые не воскресали — и только трое родились на свет. Кари имела в виду именно мальчиков, воинов, когтей! Девочек-то родилось аж тридцать четыре! Видимо, время войны еще не пришло. Вот девчонки и рождались!

Поэтому и требовалась новая кровь. Но она тогда дала клятву и свято её выполняла. Хотя…

Хотя иногда и следила за ним…

В общем, крови было мало, и поэтому она очень обрадовалась, когда зачала мальчика! В срок возрождения, а значит, племя в скором времени получит реньюра расы!

И она, Кари Ворх Витух, станет истинной правительницей Когтистых!

В дверь тихонько постучали.

Кто там еще? Она же сказала: ее не беспокоить!

Но стук повторился более настойчиво, и Кари в сердцах крикнула:

— Входи уж, кто стучит!

Дверь приоткрылась, и на пороге появился Опырх, один из когтей ее клана. Немного смущенный.

— Что? — развела руками Кари.

— Там человек.

— Человек?

— Да, человек.

— Опырх! — Кари встала. — Что ты тянешь руха за хвост?

— Мы поймали его на периметре. Он как-то странно выглядит и говорит, но при этом постоянно зовет вас, юрна, по имени.

— Где он?

— Мы его привели в нижний зал, — Опырх говорил, при этом так ни разу и не поднял на Кари глаз.

Кари потрогала живот, очень хотелось просто посидеть поговорить с младенцем, а не заниматься странными делами.

Какой человек?

И она решительно направилась к двери.

А когда вошла в нижний зал, то встала как вкопанная.

Тридцать когтей, не только ее клана, стояли высокие, сильные, и с каким-то странным трепетом смотрели на не очень высокого темноволосого с широкой проседью мужчину, который что-то бубнил и постоянно подбегал то к одному, то к другому когтю, вглядывался в лицо и снова отбегал на середину этого странного круга.

Шум шагов отвлек его от внутреннего созерцания, и когда он взглянул на вошедших:

— А вот и она… она! А да, она! — он замотал указательным пальцем правой руки. — Пришла… да… пришла. А вы говорили… говорили… что она меня не знает.

— Комис? — неожиданно проговорила Кари. Сложно было узнать в этом человеке с растрепанными волосами, с небольшой и жутко грязной бородкой и с совершенно невозможным, страшно ударным запахом, даже для нюха тафгуров, того мальчишку, который бросился на защиту отца. Он тогда не был ни воином, ни силой, но доказал, что достоин ими стать. Истинный реньюр! Но она дала слово, и они поклялись. Так что он тут делал? И, что за вид у него?

— Вот видите… видите! — он неожиданно рассмеялся как… как сумасшедший. А потом неожиданно подскочил к Кари. — Ты обещала! Да… да… Обещала, что забудешь нас… да, да… забудешь… Ты клялась!

Неожиданно сложил руки так, как будто держит младенца:

— Она… она… такая маленькая, комочек… Умерла, у меня на руках… Нет, — замотал головой. — Комочек умер раньше, он… он… она и не жила вовсе… Белла, моя милая… Белла… — снова подскочил к Кари. — Она умерла у меня на руках… Да, на руках. Она не выдержала… да, не выдержала. И что мне делать? Что… мне… делать?

Снова небольшая пауза. И вновь голос… сумасшедшего:

— Она такая маленькая, такой комочек… Личико… милая такая, — снова к Кари. — Ты обещала! Ты обещала… Да… она обещала! Клялась! Не трогать… и вот они умерли: отец, жена, дочка…

Неожиданно выпрямился:

— Я хочу крови! Крови… крови! Я хочу крови… Хочу разорвать убийцу… Хочу… Хочу… — снова расплакался, но лишь на несколько секунд, и снова к Кари подбежал: — Ты обещала! Теперь я хочу крови. Думаешь, я не видел? Не знаю. Знаю! Знаю! — и неожиданно как-то отстраненно. — А что я знаю? Я что-то знаю? Что?! Забыл! — руками впился в свои волосы на голове: — А-а-а!

— А-А-А!

И его лицо вдруг просияло:

— Вспомнил! А! Ха, ха, ха! Вспомнил! Да! Что я знаю. Знаю… Комочек, маленькая такая девочка, она бы родилась красивой, умной, смелой. Умерла, умерла…

После небольшой паузы:

— Да, да… Знаю. Сейчас… я вспомню… Вспомню… Белла, милая моя Белла, умерла у меня на руках, на руках. Я не смог ее защитить… не смог… — и снова слезы на секунды. — Крови! Я жажду крови! А вот вспомнил… Вот!

В его руке появился пучок серых волос:

— Вот убийца! Вот убийца у меня в руках, — и неожиданно вцепился в этот пучок зубами, несколько секунд пытался его разорвать, но, видимо, снова опомнившись, отстранился. — Сейчас, сейчас… Только понюхать. Мерзкий аромат. Убийца… Белла, девочка моя. Моя радость… Кровь! Я хочу крови, — подбежал к Кари, которая, как и все в зале, замерла под воздействием этого сумасшедшего действа одного человека. И его запаха. А он подбежал и сунул под нос ей пучок волос: — Запах! Запах! Ты же знаешь этот запах… Белла, моя милая Белла. Она приходила и говорила, что нужно простить… Простить… Нет… какое прощение, какая милость… Кровь… Я жажду крови… Девочка, комочек мой милый, — и снова разрыдался.

Вскочил, обежал всех присутствующих когтей в зале.

Подбежал к одному из когтей, толкнул его в грудь:

— Ты, да? Ты убийца? Да? — и как-то плача: — Нет, нет… не он… не он… Кто? Помоги мне, Белла… кто из них? Не хочешь мести? Нет! Я жажду крови… Жажду… Белла, девочка моя, — и неожиданно подошел к следующему когтю. — Ты убил мою жену! А-а-а! Я нашел его! Нашел! Белла, ты будешь отомщена! — и снова рассмеялся сумасшедшим смехом. — Он ведь, да, он ведь? — посмотрел на Кари: — Ты же его послала убить, да, мою жену? Мою доченьку, мою девочку? Да, да?

— Комис, я никого никуда не посылала, — она понимала из этого бреда сумасшедшего, что Комис потерял жену и ребенка, от этого сошел с ума, но она-то тут при чем и ее когти? И при чем тут ее брат Нурх?

— Врешь! Ты всегда врешь. Всегда! — и в который раз слезы полились из его глаз. — Девочка, моя любимая Белла. Я любил ее! — выкрикнул он очень громко. — А ты убила ее! Ты убила! Такой милый комочек, так и растворилась в руках моих… нет… Я хочу крови! — подскочил к когтю, которого обвинил в убийстве. — Ты убил! Твои волосы… волосы, — рассмеялся и пучком так в нос когтю стал тыкать. — Смотри, смотри… Я хочу твоей крови!

— Комис, это глупо! — наконец опомнилась Кари, не хватало, чтобы и в самом деле она нарушила бы свое обещание.

— Белла, комочек, — он неожиданно сел на каменный пол зала и заплакал.

Но только его собрались поднять двое когтей, как он вырвался из их рук-лап и снова рванул к когтю, брату Кари — Нурху:

— Струсил, да? Струсил? — затряс пальцем. — Ты трус! Девочка моя, всего лишь девочка. Такая милая, комочек… — Трус! — выкрикнул Комис.

И тут Нурх скрежетнул зубами и проговорил сквозь них:

— Хорошо, человек, я принимаю твой вызов!

— А! — запрыгал от радости Комис и даже рассмеялся. И как ребенок захлопал в ладоши. И неожиданно очень серьезно: — Кровь, да. Я и кровь… Нет… я и кровь. А-а-а! Но тогда ведь была кровь. И она дала клятву! Да, да! Но он хочет моей крови, — отскочил от когтя. — Это ведь глупо да… Глупость. Какая кровь… Где кровь? — посмотрел на свои ладони. И снова серьезно: — Я принимаю твой вызов! Да! — и рассмеялся, и вдруг испуганно: — Но я и кровь… нет! Я не люблю кровь. Кровь — это страшно. Она красная и металлическая. Но без нее никак… Страшно, — и снова серьезно: — Он принял вызов? Я принял вызов! — и снова рассмеялся.

Можно было, конечно, уложить Комиса спать, напоить отварами, может, за крепкий сон он бы успокоился и все можно было бы утрясти без драки. Но вызов был принят, и каким бы ни был соперник сумасшедшим, поединку быть, иначе многие когти просто не поймут.

Когда смеющегося Комиса выводили из зала, Кари подошла к Нурху и проговорила:

— Хотя сумасшедшие и обладают сумасшедшей силой, смотри, не убей его! А после мы с тобой поговорим… — волосы и запах ведь и в самом деле принадлежали Нурху! Удивительно, но сквозь чудовищный запах немытого тела человека она отчётливо почувствовала и запах своего брата!

Одна из способностей тафгуров — это чувствовать запахи своих собратьев, чтобы, например, в пылу боя, в грязи и ночи, не убить своего. Поэтому тафгуры всегда бились без опознавательных знаков, так как чувствовали друг друга на расстоянии и часто атаковали своего врага в темноте. У тафгуров нюха никакого, хоть и оборотни, но своих собратьев чувствовали за версту. Но удивительно, что и Комис пах тафгуром, хотя он и не прошел инициацию!

Но что устроил ее брат за ее спиной?

— Он правда убил Орха?

Кари замерла от неожиданности мысли, пришедшей в голову. Комис не проходил инициацию, но он ведь убил истинного тафгура! То есть после смерти воина-когтя-хуфа он и стал истинным тафгуром! Вот же!

Но ответила очень спокойно:

— Да. Мальчик оказался очень ловким и смелым.

Нурх хмыкнул:

— Ну тогда нужно сделать глоток, — и потянулся за фляжкой.

Кари остановила его движение, их взгляды встретились, но после нескольких секунд она убрала руку с его фляжки:

— Но как я сказала — не убей его!

— Как скажешь, Юрна, — он склонил голову в почтительном поклоне. С ухмылкой на лице.

Упрямый и наглый, но все-таки родной брат.

Они прошли к арене.

Полуразрушенным Замком из черного труфа тафгуры-когтистые почти не пользовались, а жили в катакомбах рядом. В пещерах было привычней. Но все же в замке, в нескольких покоях, жила сама Кари, и арена тут была очень добротная и удобная. В Каракрасе вообще умели строить арены, и цирк тут был на высоте — хотя как говорил отец Кари, несмотря на жесткость характера, он не был чужд любопытству — цирк впервые в таком исполнении, артистичном и умном, особенно клоуны умиляли, он увидел их только тут, и силовые единоборства восхищали — поизучать пришлось любопытства ради.

Так что арена здесь была в отличном состоянии и тренироваться на ней было одно удовольствие. Ну и зрителям тоже было где разместиться.

Когда Нурх оказался на арене, то увидел сумасшедшего человека сидящим в центре арены и пересыпающим песок из одной ладони в другую. Он постоянно вздрагивал и сопел носом.

Вполне возможно, он уже успокоился и ему вряд ли хотелось дуэли или драки.

Нурх посмотрел на трибуну, где сидела Кари, как бы говоря, и что мне с ним делать?

Кари поняла его, показала ладонью хлопок, ну как по заднице.

Глупо, конечно, но дуэль хотя бы в таком виде должна была состояться.

Он подошел к сидящему и довольно резко поднял его на ноги:

— Ты драться будешь?

Комис только носом засопел, и тогда Нурх просто оттолкнул человека от себя.

Тот упал, раскинув руки.

Секунд пять так прошло.

Нурх следил за Кари, именно она должна была дать отмашку, что дуэль завершилась. Но Комис ведь не пролил и капли крови Нурха, поэтому формального завершения дуэли не было. То есть или Нурх должен был его убить, но бить ущербного было как-то не с руки, да и сестра будет в гневе, ну или Комис хотя бы нос Нурху должен был разбить, чтобы тот пролил свою кровь. И выполнил формальное условие дуэли.

Самому, что ли, порезаться, подумалось Нурху.

И тут…

И тут лежащий человек встал.

Но не просто встал. Его тело поднялось в воздух где-то на ярд, а затем, не меняя позы, как лежал, вытянувшись, человек повернулся против часовой стрелки, и встал на ноги.

Встал, отряхнулся, пригладил растрепанные волосы, очень медленно с каким-то восхитительным изяществом снял с себя разорванную и, оказывается, очень вонючую рубашку, обнажив худощавое, но сильное тело. Но, это было не все, от чего человек решил избавиться. Подцепив что-то у себя на лице, он еще и бородку, тоже вонючую, содрал со своего подбородка!

Мотнул головой, при этом щелкнул позвонком. Вбил пальцы левой, голой ступни в теплый песок. И рукой так правой поманил Нурха к себе.

Наступила не просто тишина. Наступило полное безмолвие. Даже скрип сидений замер — этот застывший скрип можно было вот прямо взять и ощутить руками.

Нурх тоже мотнул головой, но не от энергии, а от эмоций, пытаясь понять странную метаморфозу недавно сумасшедшего человека. Но отказываться от поединка был не намерен. И от вызова тоже…

И он побежал на человека, его сила плескалась в его руках, его руки были готовы разорвать противника пополам, а его тело…

Его тело ничего не ощутило. Не успело.

Точнее, оно просто вздыбилось, взлетело вверх, и все внутри Нурха перевернулось.

Но самое страшное было не это. А то, что человек вдруг оказался в воздухе, взлетел как птица и очутился вдруг над Нурхом, как коршун ринулся вниз, схватил уже не принадлежащее Нурху тело и вместе с ним опустился на песок арены.

Нет. Опустился — это слишком мягко.

Человек просто впечатал тело Нурха в песок арены!

Нэй — а это был именно Нэй — не стал разводить сантименты. Ему не нужна была долгая дуэль, ему нужен был урок быстрый и четкий, чтобы больше никому неповадно было задевать его друзей! Его женщин!

И когда он приземлился на тело когтя-хуфа — Нурха, как его звали — он не стал долго думать.

Его рука превратилась в камень, стала сильнее, чем пальцы-ножи тафгуров, и он резко и быстро разорвал грудь противника.

И вырвал его сердце!

Нурха не спасли ни глоток ансортии, ни умения, ни сила.

Но, вырвав сердце врага и слыша странный гул на трибунах, Нэй не сразу встал, а обратился к еще живому Нурху. Пока еще живому:

— Ты зря обидел мою женщину. Зря нарушил обещание сестры своей. Даже если и не знал о нем. И зря столкнулся со мной на этой арене. За своих женщин я любому порву глотку и вырву сердце. Я не люблю убивать, но не сегодня!

Встал и поднял сердце над головой:

— Я пришел с миром, и я не хочу войны! Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь погиб. Поэтому, как я и сказал, мне нужна кровь только этого когтя! Но чтобы вы оценили мои намерения…

Но тут совершенно неожиданно Нэй пошатнулся, вздохнул и довольно громко произнес:

— Господи, как я устал.

И, закрыв глаза, бессильно рухнул на песок арены.

Но никто из тафгуров не двинулся с места.

Ну, да, двинешься тут, когда такое началось.

 

Произошедшее сбило Кари с толку!

Она совершенно потерялась в догадках, что на самом деле здесь произошло. Факт, что брат ее убит, был ясным и понятным. Но как это все произошло? И кто этот человек, так спокойно и так безжалостно убивший одного из лучших воинов тафгуров? Ну точно не Комис, хотя и пах как тафгур.

Но все эти вопросы ушли на второй план, когда человек рухнул на песок. Вполне возможно, он бы что-нибудь да объяснил, но…

Когда он рухнул на песок как подкошенный, с потолка просто какой-то шквал пронесся. Десяток людей в странных балахонах и капюшонах спустились или, скорее, спрыгнули вниз на арену. Окружив человека живым, но мощным кольцом.

Но эта защита была не нужна, так как тафгуры находились в прострации и оцепенении! И нападать ни на кого не собирались. И не балахоны их напугали, а появление серой парочки. Высокие, казавшиеся хрупкими, они излучали такую властительную мощь, что тафгуры были готовы повалиться на колени и всем хором просить прощение за свое прошлое предательство и за все свои прегрешения перед ними. Только у этой парочки было странное отношение к происходящему — они даже не смотрели в сторону тафгуров, что давало возможность самим тафгурам не упасть и не заголосить.

Тафнорды — «серые властители», некогда властвующие над тафгурами и преданные ими в минуту опасности.

Харикаты — говорящие со смертью.

Уже через минуту балахоны подняли тело человека с песка и куда-то понесли.

А Кари, избавившись от оцепенения, вызванного и боем, и балахонами, и тафнордами, смотрела наверх. На потолок арены.

Он скрывался в тени на высоте двадцати ярдов, а у нее вертелся в голове глупый вопрос:

— Где они там прятались?

На следующее утро в черном замке началось чистое безумие.

Как, откуда и вообще возможно ли такое представить, но замок и его окрестности просто заполонило множество людей!

Сначала появились, как поняла Кари, военные подразделения. Две равнозначных группы — одни в черных доспехах и с черными накидками, на которых был вышит белый меч, другие в доспехах обычных, но с серыми накидками и с вышитым на них квадратной клеткой и огромным амбарным замком на ней.

Как впоследствии узнала Кари, это были две когорты двух Военных сил людей Каракраса — первые — это четвертая Норская Когорта Ордена Меченосцев или, как обычно говорят, Чистильщиков, и вторые — седьмая Хорвитская Когорта Внутреннего Конвоя. В каждой пятьсот семьдесят семь воинов и сто двадцать три всадника. И еще небольшой отряд еще одного значимого ордена Каракраса — Ордена Хранителей — серебряные доспехи и белые накидки с вышитым на них черным ларцом с застывшим в замочной скважине ключом.

Они очень быстро взяли весь ближайший периметр вокруг замка под неусыпный контроль.

За ними чуть погодя, ближе к полудню, появилась кавалькада из трех десятков карет, запряженных хриками, и сотни полторы телег обеспечительного обоза.

Как они прошли через некогда таинственный Черный лес и ущелье Зорга?

Кари и это узнала чуть погодя. Ребята военные особо не церемонились и просто выжгли просеку, превратив ее в дорогу. Никаких тебе больше таинственных тропинок, каких-то ловушек и мистики черных деревьев. Теперь только дорога, которую с первого же дня начали мостить! Несколько десятков каменных дел мастеров! А черного труфа в окрестностях черного замка было не на одну дорогу! Да и ущелье Зорга укрепили так, что не пройти чужаку, не проехать.

Но все-таки главные события развивались в замке. Вокруг человека! Простого человека! Но какие страсти!

Самое удивительное, но Кари и тафгуров никто не трогал, ничего не требовал и ничего не запрещал. Но, конечно, было понятно, что лучше пределы замка и его периметра не покидать.

Кари даже осмотрел Целитель, некто Атан Селистер, правда, ничего не сказал, а только что-то пробурчал о силе и воле, и ушел так, как его ждал более важный пациент!

Для его лечения выбрали самое большое пригодное для жилья помещение — Большую столовую. Она так называлась из-за огромного стола, множества стульев и высоких окон.

Но стол очень быстро разобрали, хорошо, что в окна не выкинули; он, этот стол, нравился Кари за красоту резной столешницы — здесь мало что было укрыто покрывалами. Этим занимались несколько орчей во главе с самым высоким из них, с огромной золотой цепью на груди. Потом неизвестно откуда взявшаяся прислуга вымыла окна, Кари видела их работу, когда прогуливалась вокруг замка.

А вечером там уже застелили кровать и уложили в нее человека. Слух у Кари, как и у любого тафгура, был хороший, и она многое если не видела, то слышала.

Впрочем, видела тоже многое, так как время от времени проходила мимо двери в Большую столовую, ставшую Большим лазаретом, когда ходила на прогулки. Иногда видела, как из дверей выходит этот огромный орч. Время от времени можно было увидеть красивейшую эльфу, задумчивую и немного грустную. Она, кажется, несколько раз хотела было заговорить с Кари, но всякий раз, что-то вспоминая, проходила мимо.

Так длилось два дня. Всего два дня, но каких долгих два дня! А на третий день за Кари пришли в ее покои. Орч и… Комис!

— Вас ждут! — проговорил орч, и хотя он рыкнул, но в его голосе не чувствовалось какой-то скрытой угрозы. Просто показал свое отношение к находящимся в комнате, презрительное, в которой на эту минуты находилась сама Кари, ее дочь Нерва, и Опырх, ставший в эти пару дней что-то вроде личного телохранителя юрны.

А Комис проговорил довольно нейтрально и спокойно:

— Он просто устал, но не стоит его сердить.

И перечить ни орчу, ни Комису никто не стал.

Когда они все вышли из покоев, Кари все-таки не удержалась и, дотронувшись до плеча, остановила Комиса:

— Прости меня!

Он посмотрел на нее немного снисходительно:

— Это зависит не от меня. Но я принимаю твои слезы. Идем!

Они прошли обычным путем, каким Кари ходила на прогулку, но теперь ей было разрешено зайти в двери Большой столовой.

И она зашла.

Здесь стояла полутьма. Окна, все десять, были плотно зашторены, а по бокам приглушенным светом светили фаеры — Кари очень нравилось это изобретение людей — или все-таки магов — Каракраса.

В огромном помещении стояла такая же огромная кровать с балдахином, сейчас поднятым, и на середине этой кровати, весь в подушках и одеялах, полулежал человек. Он был бледен, но дышал ровно и явно не спал, хотя глаза его были пока закрыты…

При этом с правой стороны от человека, имя его Кари пока не знала, сидела эльфа, у нее в ногах, на кровати стоял небольшой столик, на котором находилось несколько чашек с довольно жутко пахнущими, но от этого явно сильно целебными отварами — все целебное жутко пахнет и отвратительно на вкус.

И как Кари поняла, она была последней из приглашенных.

Она огляделась.

Удивительно, но тут было несколько когтей из ее клана. И хм… Вурх глава клана Нур Вирх, ее противник и соперник. Один из древних когтей, тех, кто жил еще до мира Каракраса и помнил войну Крови, в которой пал сначала старый реньюр расы, а затем и молодой его отпрыск. И когда ни старый, ни новый так и не успели создать алтарь силы — прошлый алтарь был оставлен из-за необходимости отступления — и напоить ею тафгуров-когтистых. Поэтому они и оказались здесь, слабые и малочисленные.

Находился в этой комнате явно отпрыск королевского рода, в парадном мундире, вроде полковника Королевской гвардии Рошанского Королевства — ну, какую-то историю и иерархию Каракраса Кари все-таки изучала, пришлось, так как застряли они тут, видимо, надолго, и нужно было соответствовать, хотя сейчас это было уже не так актуально. Подле него находились двое похожих друг на друга как две капли воды совершенно лысых воина или, скорее, охранника, в свободных, но при этом подтянутых одеждах — зацепиться не за что. И никаких знаков или отметок, только у каждого по странной эмблеме-значку на левой груди, обозначающей одно событие, но разными деталями. У первого на эмблеме сомкнутый рот, на который повешен амбарный замок. А у второго тот же рот, но за решёткой.

Как будто им приказано молчать.

Вошедший Комис присел рядом с женщиной средних лет, взял ее за руку, и стало понятно, что эта очень красивая для своих лет и немного печальная женщина и есть Изабелла, которая одарила Кари довольно красноречивым взглядом, в котором были и ненависть, и грусть, и даже какая-то брезгливость!

Кари уже знала, что на самом деле жена Комиса — Изабелла — не умерла. Да, у нее произошел выкидыш, но она осталась жива. И весь этот монолог среди когтей был затеян лежащим сейчас в кровати человеком, чтобы отвлечь и сыграть сумасшествие. Что, впрочем, ему удалось на все сто процентов!

Кари даже головой мотнула. Великий Вирх, что тут происходит?

Орч, имя которого так же пока Кари было неизвестно, занял свое место возле стены рядом с дверью, явно с целью охраны входа.

Целитель в черно-красном одеянии, увешанном сотней колокольчиков, представившийся Атаном Селистером, перезвон одеяния которого частенько слышала Кари и в своих покоях, и на прогулках.

Были еще двое — мужчина и женщина — в балахонах, как узнала Кари — Орден Ассасинов Каракраса, о котором впервые здесь услышала и увидела там, на арене.

Тафнорды, скорее всего, тоже здесь были, просто их так просто не увидишь.

Еще какая-то молодая женщина, тоже беременная, с аристократическими чертами лица, сидящая рядом с Целителем. Впрочем, Изабелла тоже излучала высокородность.

И еще что бросалось в глаза: в ногах кровати стоял стол, на котором на золотом подносе находился очень даже аппетитно выглядевший торт. Традиция, которая не была принята у тафгуров, но широко распространенная среди людей, таким образом отмечающих день рождение Едой, тортами и сладостями и выпивкой. И свечками на торте. И если посчитать, то свечек было…

Хм… Тридцать одна.

И чей день рождения отмечаем?

Неужели человека, лежащего на кровати?

М да. Очень даже интересный человек. Загадочный.

Как это здесь воспринимается?

Сошо?

Это было невозможно объяснить, но смотришь на человека и понимаешь, что это сошо. Даже она Кари это понимала, хотя была из пришлого племени в этом мире.

Но ведь бился с Нурхом не сошо! Что-то было, но явно не знак низкого происхождения!

Совсем запуталась ее голова!