Нэй. Сердце Власти (гет)

26 июня (ин) 1440 год от Пришествия Скирии.

Орса.

Вечер…

Молчание затянулось.

Но тут в дверях совершенно неожиданно появилась Норма, одна из трех самых близких и верных служанок Изабеллы — и в дополнение еще и защитниц ее. Нэй как-то их сестрами назвал, так и прилипло, хотя родственницами они даже близко не были.

Появилась — лицо бледное, тело дрожит и вообще такой страх излучает, что даже и не понять, что этих девчонок может так напугать.

Но при виде Нэя в глазах хоть какая-то радость вспыхнула.

Нэй шмыгнул носом, как ребенок, вытер его рукавом, а Норма, наконец переведя дыхание, выпалила:

— С Изабеллой беда!

Слез на глазах как ни бывало!

— Какая беда? — вопрос дурацкий, потому что уверен был всегда в том, что с ней — и вообще ни с кем из его женщин — никакой беды случиться не может, но разве об этом думаешь в такие минуты.

— Мы гуляли… — начала было Норма, но Нэй этого не слышал уже.

Он сначала посмотрел на дверной проём, и… Бросился в совершенно другую сторону — к окну. Открыл рамы и сиганул в него, не обращая внимания на высоту.

Все только вскрикнуть успели, подбежали, посмотрели, но Нэй уже бежал в сторону дома Изабеллы. Можно сказать, из Галереи тот был виден напрямую — всего-то один дом между ними. Ярдов восемьсот преодолеть, и вот ты уже в гостях у Изабеллы.

Конечно, в окно прыгать никто не стал, а к выходу все помчались. Сэм на руки Ойру взял, ну, а эльфа с Нормой своими ногами.

Ну да, Нэй сэкономил минут десять: пока по линии дома до лестниц добежишь, пока через дверь выйдешь и крюк сделаешь, чтобы на прямую тропинку выйти.

К этому времени Нэй уже к дому Изабеллы подбегал; он даже не заметил, что за ним собаки в чужом саду погнались — но не догнали. Влетел в двери, столкнулся с какими-то слугами — их развелось вообще немерено! Зачем? — вроде спросил или, скорее, крикнул, где хозяйка? Ему вроде что-то ответили, но и тут он уже бежал чисто по наитию.

Этот дом был совершенно другим по внутреннему расположению — единый, массивный, трехэтажный, — но за время обустройства Нэй его неплохо изучил, поэтому первым делом в большую спальню кинулся, самое любимое место Изабеллы и Комиса.

Наитие его не обмануло.

Первое, что увидел — это бледного и злого Комиса, которого Нэй чуть не сбил с ног. Затем вставшего и не менее бледного Селистера — то есть прошло время, если целитель уже приехал? — а уже затем лежащую на кровати и не просто бледную, а белую как мел Изабеллу.

— Что с ней?! — выпалил Нэй.

— Очень плохо все. Напали часа три назад. Ребенка она потеряла, — Селистер был испуган.

— Что-о-о?

Нэй подскочил к кровати, взял руку Изабеллы, потрогал пульс, лоб.

— Что происходит? Атан, что происходит?

— Не знаю! Не могу ее вытащить!

— Вытаскивай, мать твою! Сделай хоть что-нибудь!

— Я…

— Меня ты вытащил, а ее не можешь? Ты Целитель или кто?

— Нэй!

— Что Нэй?

Дверь распахнулась, и на пороге спальни появилась эльфа.

— Отлично! Лови меня, Элли! — и тут же его тело начало падать.

— Ой! — воскликнула эльфа и подхватила уже почти упавшего на пол Нэя. — Что с ним?

Никто не ответил.

Нэй вырвался из тела и огляделся. Чувствовал, что время идет на секунды, на мгновения. Но что делать, пока даже не представлял.

Почему это не представлял?

Все он представлял. Просто растерялся немного. С мыслями нужно собраться.

Какие мысли!

Действовать нужно!

Он взлетел над кроватью Изабеллы, вытянулся горизонтально всем телом над ее телом и, как в воду, воздух заглотив, сделал шаг вперед — вниз.

Сопротивления не было. Вообще ничего не было. И в голове не сады цвели — он как-то был в ее голове, один раз, с ее разрешения, — а настоящая разруха, выжженная пустыня!

Господи! Что ты задумала?

— Сэм! Как слышишь меня?

— Хьюстон на проводе. Отлично слышу!

— Ты где?

— Мы уже в доме.

— Хорошо. Появишься, скажи Селистеру, чтобы делал все, чтобы сердце Изабеллы не останавливалось! Уколы, энергия, секс! Все методы и возможности! Чтобы никакой остановки!

— Господи! Что там стряслось?

Нэй не ответил, он просто закрыл связь, вырвался из тела Изабеллы и рванул уже в настоящий астрал.

В Астрале есть Локрус — это темная территория, на самом деле таковой не являющаяся. Ну, кто знает, тот поймет. Но есть в Астрале на самом деле темная зона, точнее, серая мгла. Одним словом, Смертная область, где балом правит Смерть и куда отправляются частички любой души, тени смерти, наполняя эту область знаниями и странными возможностями и желаниями. Для живых эта область закрыта, вот она точно закрыта, и если живой переступит границу этой серой мглы…

Нэй был уверен, что Изабелла, ее астральная тень, проекция, аура, направилась именно туда. Это ведь так просто — сделать шаг.

Точнее, здесь всегда можно было найти мысли и желания самоубийц, и если нельзя было с ними поговорить в реальном мире, то здесь — запросто.

Нэй уже чувствовал, что Она уже делала шаг. Хорошо, что время здесь текло не так, как в обычном мире, его даже можно было замедлить. Можно даже вернуться в прошлое и изменить глупые мысли и действия. Но все равно нужно было торопиться!

Нэй уже двигался в облаке теней, движущихся в одном направлении, слышал стоны, но в основном странные, совершенно нереальные разговоры. Ведь здесь были не только смертные из его родного Мира! Но при этом никто не испытывал страха, ну, видимо, потому, что все тени принадлежали уже мертвым. Даже наоборот, у многих чувствовались любопытство и жажда новых впечатлений.

Нэй мотнул головой. Честно говоря, в этом потоке смерть всегда представлялась как нечто естественное и нестрашное, а даже нужное и необходимое. Всего лишь переход из одной фазы жизни в другую. Многие ведь вернутся в жизнь в каком-нибудь новом качестве, в каком-нибудь новом мире, добром или недобром. Но это уже зависело от того, чего хочет душа и чего она заслуживает.

Поэтому самоубийцам здесь было всегда спокойно и безразлично. Как сонки выпить, и ты уже на седьмом небе.

Тени, тени, кругом одни тени.

А, нет! Вон не совсем тень.

Изабелла!

Да, часть ее левой ноги уже скрылась в серой мгле, да и все тело скоро окажется там же; еще мгновение, какие-то сотые доли мгновения или миллионные доли, миллиардные.

И ее тело…

Но вот правая рука ушла чуть назад, осталась последней вне этой серой мглы, и Нэй успел ухватиться за нее.

Его затянуло в серую мглу вместе с Изабеллой. Но он уже был здесь, посещал это место, поэтому ни страха, ни мыслей о смерти не возникало. А только жгучее желание вытащить Изабеллу из этого омута.

Омута в прямом смысле этого слова!

Не было здесь воздуха и дыхания, но все равно Нэй набрал побольше отсутствующего воздуха в грудь и, смачно так выругавшись, рванул из этого омута прочь.

Вместе с Изабеллой!

Вырвался!

Тень Изабеллы, как мешок, перекинул через себя и далеко так отбросил от серой мглы.

Правда, приземлилась она уже на зеленую травку.

А Нэй…

— Ты что удумала, дура! — его тело разрослось до величественных размеров, и его голос не просто громом, а ураганом пронесся по окрестностям серой мглы, распугав всех теней и, кажется, отогнав от безвозвратных мыслей нескольких самоубийц.

— Нэй?

— Что Нэй? Что? Я уже потерял одного друга, который возомнил себя защитником Вселенной! И тут появляется очередная дура, решившая, что нет лучшего способа покончить с собой! Нет, чтобы жить и доказать жизнью, что лучше жизни нет ничего. Но она, видите ли, думает, что смертью решит все проблемы!

— Она была такая маленькая, такая слабенькая. Такой милый, добрый комочек жизни. Я не смогла ее спасти. Мне так больно. Мне так одиноко.

— И поэтому ты решила одним разом закончить все проблемы? Больно? А кто вылечит нашу боль, если ты уйдешь? Одиноко? А мы кто, по твоему? Комис любит тебя больше жизни! И бьётся за тебя, не щадя живота своего! Я готов за тебя любому глотку перегрызть. Сестры-подруги, Райса. Сэм! И тебе одиноко только потому, что ты раскисла от трудностей?

— Но я больше не смогу иметь детей! — она тоже решила закричать.

— Не кричи на меня! — еще больше повысил голос Нэй. — Кто сказал тебе, что ты больше не сможешь иметь детей? Кто сказал тебе, что это конец жизни? Кто сказал тебе, что там, куда ты собралась, будет лучше, чем здесь?

Он неожиданно резко уменьшился, сел на травку, обнял Изабеллу, прижал к себе:

— Ничего не бойся и не плачь, солнце мое. Рядом всегда будут друзья, на которых ты можешь положиться. Но для этого ты должна забыть о смерти, пока она сама не придет, не нужно ее звать раньше времени. И перестань выжигать свои сады глупыми мыслями, мы обязательно что-нибудь придумаем. Обратись к сердцу, оно всегда подскажет и поможет. И у тебя есть любовь, разве этого мало, чтобы жить? Дай мне слово. Нет, лучше поклянись! Поклянись, что не будешь думать о смерти, не будешь желать смерти и не будешь призывать смерть!

Она отстранилась от Нэя, посмотрела ему в глаза:

— Ты мне снишься, да?

— Здесь все сон, — и он серьезно добавил: — Только смерть настоящая. И не заговаривайте мне зубы, мадам!

Она вздохнула и через мгновение решилась:

— Я клянусь… — остановилась, переведя несуществующее дыхание, и снова с духом собралась, повторила: — Я клянусь тебе, друзьям, Миру и всему сущему, что не буду думать о смерти, не буду желать смерти и не буду призывать смерть, пока она сама не придет за мной!

Послышался вой теней; серая мгла тоже издала некий звук, то ли сожаления, то ли одобрения. Клятва ее была принята.

— Умница.

Она попыталась его поцеловать, но он возложил на ее губы свою ладонь:

— Секс в астрале — это, конечно, вещь любопытная, но даже здесь я не буду наставлять рога Комису. Он слишком дорожит тобой, чтобы предавать его. И к тому же я дал слово.

Она улыбнулась:

— Ты стал очень мудрым человеком.

— Нет. Скорее я дорожу своими друзьями, чтобы по-глупому их терять. Хотя иногда сложно понять, что в голове твоих друзей, и от этого бывает грустно.

— За всем не уследишь.

— Узнаю прежнюю Изабеллу, и это меня радует.

Она тоже улыбнулась и проговорила:

— Он что-то знает о том, что случилось со мной. Комис. Он как-то давно пытался рассказать, но получилось у него сумбурно и непонятно.

— Как будто и открыться должен, и тайна слишком тяжелая? — Нэй хмыкнул.

— Ты знаешь? — она очень удивилась.

Он усмехнулся:

— Все потом и не здесь!

Она все-таки обняла его:

— Господи! Почему мне так хорошо с тобой?

— Потому что я белый и пушистый, — улыбнулся он, а ее взгляд стал удивленным.

Он белый и пушистый, какая милая шутка. Какой есть, ответили его глаза. Можно было посмеяться, но Нэй, наоборот, стал очень серьезным.

— Все, солнце мое, тебе пора возвращаться.

— Возвращаться? А ты?

Но Нэй хлопнул в ладоши.

И…

 

Но прежде, чем вернуться в спальню к Изабелле и ее друзьям, стоит рассказать о том, что же произошло днем на прогулке, когда Изабелла в сопровождении своих верных служанок — в этот день была Норма и Цилия — вышла погулять вокруг дома…

Свадьбы прошли. Нэй с друзьями ушел в Королевский лес. Но он, конечно, обещал вернуться. Когда? Неизвестно. Но через несколько дней его никто не ждал.

То есть жизнь вернулась на круги своя, в спокойствие и неспешность.

Да, еще и июнь (ин) необычайно теплый наступил. Не часто в Орсе природа так баловала в самом начале лета. Возле аномалии всегда было холодно — а вот в самой аномалии не понять, какая погода, но это уже другая история. Поэтому Изабелла принялась подолгу гулять вокруг дома, и утром, и днем. Прогулки хорошо влияли и на нее, и на младенца в ее утробе. Изабелле было приятно, когда внутри нее начиналось тихое движение, ЕЙ тоже нравились прогулки.

Ей — потому что Изабелла уже знала, что у нее будет девочка. Нэй сказал, еще когда только-только Изабелла поняла, что беременна — вот как он умудрился так точно сказать? — а Селистер подтвердил совсем недавно. И шел ее беременности пятый месяц.

И в этот день была уже вторая прогулка, они вышли как обычно — за ворота и несколько кругов вокруг дома.

Но сегодня, сделав всего несколько десятков шагов, Изабелла остановилась — потому, что дорогу ей преградил очень странный человек. Тогда думалось, что человек. Высокий, длиннорукий, с очень бледным лицом и с вертикальными зрачками в глазах.

— А ты красивая, — проговорил человек с каким-то рыкающим акцентом.

Изабелла ответить ничего не успела.

Человек взглянул за ее спину — видимо, увидел, что сестры приближались, они двигались всегда в ярдах десяти позади хозяйки — и неожиданно, что-то резко выкрикнув на гортанном и чуть воющем языке, Изабелле незнакомом, поэтому она не поняла фразы, ударил ее в живот и что-то выдохнул в лицо.

Изабелла тут же почувствовала жуткую боль, стала валиться на землю, но не упала — Норма успела ее подхватить. А вот Цилия бросилась за человеком, который побежал очень ловко и быстро.

Изабеллу перенесли в дом, оставили на попечении Комиса и Селесты, а Норма помчалась в дом Селистера, который прибыл незамедлительно минут через сорок.

Но, к сожалению, спасти ребенка ему не удалось, и после того, как это произошло, Изабелла и впала в самоубийственную прострацию и полностью отключилась от реальности.

При этом описание напавшего человека, которое все-таки сумела сообщить Изабелла, несмотря на состояние, вызвали у Комиса странную злость, которая сохранилась до появления Нэя. Странную, потому что Комис как-то нервно двигался по спальне: то казалось, что собирается куда-то бежать, то останавливаясь возле кровати с Изабеллой, впадал в ступор, а затем вновь срывался с места, начиная прямо-таки метаться по комнате. И что-то постоянно бормотал о том, что Она ведь дала слово. Кто Она и какое слово, понять было невозможно, а расспросить его Селеста не успела, так как подъехал Атан Селистер, и все мысли оказались обращены на Изабеллу, да и Комис чуть пришел в себя, в мыслях о жене наконец перестав метаться из угла в угол. Ну, а Норма чисто на всякий случай, после того, как Селистер оказался в доме, пробежала еще несколько сотен ярдов к дому Нэя, где, к удивлению и к своему счастью, он оказался дома!

Ну, а все дальнейшее…

Мы уже знаем.

 

Но вернемся в спальню.

В спальне, где лежала Изабелла, стояла почти полная тишина. Все сгрудились возле кровати и смотрели на тело Изабеллы, наполненное синими тонкими, толстыми, разными линиями. Энергия, которую влил в нее Селистер.

Нэй оказался прав, сердце Изабеллы пыталось несколько раз, а точнее, три раза остановиться. Первый раз Селистер запустил его ударом кулака, но тут же пришлось снова его запускать, так как оно не включилось на всю силу. И в конце концов Селистер напитал тело Изабеллы энергией, при этом ему помогали все, кто был в помещении — взялись за руки. И уже в таком состоянии сердце отключилось на несколько секунд, но тут же включилось, когда поток мощной энергии достиг его и уже не отпускал из своих объятий.

Поэтому вздох, крик Изабеллы, а потом ее резкое движение в постели — она села — видели, конечно, все.

А она как-то испуганно огляделась, посмотрела на свое обнаженное тело — так, как будто его видит впервые, и только после этого на ее лице появились эмоции осознания происходящего и узнавание окружающей обстановки.

Ну, а когда в ее объятья бросился Комис…

Через минуту где-то всеобщую радость прервал голос Сэма:

— Эй, ребята, а чего Нэй не возвращается?

Теперь все взгляды устремились на лежащего на ковре Нэя.

Когда эльфа его поймала, когда он падал, выходя из себя, то решила его никуда не переносить, а уложить поудобней на ковре. Ну, сначала он лежал головой у нее на колене, но в какой-то момент Элли тоже стало любопытны манипуляции Селистера, и, можно сказать, про Нэя все как бы забыли.

А теперь вспомнили.

Надо сказать, вид у Нэя был еще тот — он побледнел и осунулся.

Этого еще не хватало, подумали все.

Первым попытался разбудить его Сэм, как обычно он это делал, но сейчас впервые его хлопанье в ладоши ни к чему не привели.

Ойра потрясла его тело. Селистер что-то положил ему под язык.

Все пребывали в какой-то тишине и тихой панике. Даже Изабелла вскочила с кровати и вела себя так, как будто и не была недавно при смерти.

Наконец эльфа сделала решительный шаг вперед, присела, приподняла тело Нэя и страстно его поцеловала!

Пауза.

И голос, как издалека:

— Только ради этого стоит жить!

Эльфа отстранилась и… Недолго думая, залепила Нэю смачную пощечину!

Хлопок всех оживил, все заулыбались. И Нэй тоже, хотя на щеке его возник ярко-алый след эльфийской ладони:

— Ты же всех напугал до смерти! — проговорила Элли…

— Каюсь, заглянул кое-куда.

— Я не смог тебя разбудить хлопком! — проговорил Сэм.

Нэй встал, пошатнулся, но оказался в объятьях Элли, а Сэм ладонь свою так ему на голову возложил и тоже удержал от падения. Онуже так делал, как говорил Нэй, в качестве тренировки для орча, чтобы знать свою силу, а то как возьмет арбуз, так только куски в ладони и остаются, хотя… хм… нарезать не надо — бери и ешь.

— Я был там, по ту сторону, — Нэй как-то уж очень просто, по-будничному, рукой махнул, мол, ничего серьезного.

— Там? — проговорила Изабелла.

— Как ты себя чувствуешь? — Нэй проигнорировал ее восклицание и удивление остальных.

— Как заново родилась, — она подошла к Нэю и крепко его обняла. — Прости дуру неразумную.

— Не делай так больше. Даже если мир рушится, не стоит приближать его конец, все может оказаться просто сном.

— Не буду, — на ее глазах были слезы.

— Вот и умница, — Нэй неожиданно поцеловал ее в щеку, подхватил на руки и, сделав несколько шагов, уложил в кровать, снова в объятья Комиса, и одеялом укрыл. Отошёл немного назад, уперся задом в странным образом оказавшийся в этом месте стул и проговорил:

— Должен сказать, что я не предполагал такое развитие событий. Наша с Комисом тайна не должна была быть рассказана, да и вообще об этом никто не должен был знать, — сел на стул как наездник и, опершись локтями на его спинку, продолжил: — Так как мы оба надеялись, точнее, Комис был уверен, что определенный этап его жизни, прошлой жизни, завершен и никто не будет ворошить прошлое. К тому же Комису было дано слово, даже клятва, и он заработал ее кровью, что его прошлое осталось в прошлом.

— Ну, Нэй! Ты и завернул! — восхищенно проговорил Комис.

Нэй усмехнулся:

— С самого начала?

— У тебя это явно лучше получится. Ты же вытягивал из меня каждое слово!

— Да-да. Как будто и открыться должен, и тайна слишком тяжелая…

— Скелеты в шкафу сложно скрыть — иногда они оживают.

— Так! — очень властно проговорила Изабелла. Приходила в себя. Это хорошо. — Я чувствую, что вы тут мне и нам всем, голову морочите! Рассказывайте!

Нэй поднял руки:

— Не морочим мы голову никому. Просто я с мыслями собираюсь, — прикрыл глаза, руками виски потер. — Поехали.

Апрель (ан) 1440 года от Пришествия Скирии.

Окрестности Орсы.

Комис выровнял дыхание и тут же ускорил бег.

В Орсе, когда они с Изабеллой переехали, совсем недавно, ему стало нравиться бегать по утрам. И не просто по утрам, а почти ночью. Сначала, конечно, ночь с Изабеллой — он даже не представлял, что можно вот так каждый день, ну, почти, заниматься любовью и при этом не надоедает, а потом резкий подъем, пока его любимая женщина наслаждалась сном. И бег не вокруг дома, а подальше в лес, но только не на восток, в сторону сиртской аномалии, а на запад, где лес представлял из себя еще почти что дикую красоту.

М-да. Изабелла.

Комис и подумать не мог, как может закружить женщина, и причем это не игра, а настоящая любовь. Хотя, когда он понял, почему она выбрала его, то стало немного обидно. Он просто-напросто был очень похож, как две капли воды, на Нэя Вейна — сам это понял при первой встрече, да и Изабелла как-то проговорилась, когда они уже встретились с Нэем, — который когда-то вскружил голову Изабелле очень сильно. Даже не обида, а какой-то вдруг комплекс образовался неполноценности. Чувствовал, что его постоянно сравнивают, и чувствовал, что проигрывает это сравнение. И если бы не его внутренние умения, возможности менять тело и организм, то он бы вряд ли удержался возле Изабеллы.

Хотя о чем это он? Почему даже сейчас, когда он сдружился с Нэем, он продолжал себя сравнивать с ним? Уже и свадьба была намечена, и вообще все просто отлично. Но мысли постоянно возвращались к этому парню.

А он сам не парень, что ли? Почти одного возраста с ним.

Может, ревность?

Но Нэй даже повода не давал. Ну, да, когда появлялся в их новом доме, то чувствовалось, как Изабелла тает на глазах, но при этом он на это даже внимания не обращал. И порой в плечо так толкал, как бы намекая, ты чего это так плохо за ней ухаживаешь? Все молча, но Комис все прекрасно понимал. И тут Нэй как-то резко исчезал, предоставляя Комиса и Изабеллу самим себе…

Как тогда в пакгаузе, после стычки с людьми Докана. Что на Комиса нашло?

Ах да. Кто-то из этих бандитов что-то насчет Изабеллы и его самого, как бы его, проговорил, что-то вроде: «Теперь эта сучка все подпишет! Не отвертится! А если заартачится, по кругу пустим с удовольствием, да и мальчика тоже можно, если что!» И смех такой мерзкий. Вот тогда крышу ему сорвало конкретно. Хватанул пару глотков ансортии и пошел на разборку. Только Нэй и сумел его остановить, хотя он уже в тот момент явно выпал из реальности, так как и ему, Нэю, хотел было шею свернуть. Но его тогда еще новый друг оказался не менее быстрым, чем Комис, и как по голове кувалдой долбанул, что полностью выбило Комиса из колеи. Забыл все напрочь!

Впрочем, это и хорошо. Потому что когда в этом ящике в его объятьях оказалась Изабелла и он вспомнил произошедшее, то понял, что ему просто дали шанс продолжать жить, как жил. Ведь Нэй почувствовал в нем не просто силу, а жестокую силу и просто мог не допустить эту силу до Изабеллы.

Комис резко встал. Остановился.

Ночь еще. Звезды. Воздух чист. И легкие без одышки наполняются воздухом.

Вот лёгкие. Отец говорил, что самое сложное — перестраивать органы внутри себя. Внешне изменить труда не составляет. Ну там рост, мускулы, э… кое-что ниже пояса.

Хорошо, что ночь хоть его красноту никто не видел, даже деревья.

Постоянно, когда думал, что ведь обманывает Изабеллу, всегда краснел. Почему обманывал? Ну, потому, что с ней в постели и в удовольствии был не совсем он. Точнее, он, но изменившийся — оборотень! И опыт он заменил именно этим изменением. Мог долго и упорно заниматься любовью, но совершенно бессмысленно и глупо. Ну да, Изабелла всегда говорила, что ей было хорошо с ним, но по глазам было видно, что ему еще до «хорошо» как до Луны. И что больно ей, физически, хотя она и улыбалась — а ему ведь нравилась боль, вот же извращенец, чтоб его. И только совсем недавно он наконец увидел в ее глазах наслаждение! Он наконец-то достиг Нирвы в сексе! Но как долго он к этому шел. Как долго они шли к этому вместе! При этом, как он знал — многое в той ссоре вышло наружу, но при этом как они потом друг перед другом винились и извинялись — Он доставил ей наслаждение в первую же ночь!

Снова он себя сравнивал.

Ну что за жизнь.

Или, может, все рассказать Нэю? Открыться, поведать все свои тайны? Ведь только познакомились, а тут пакгауз случился. И новый друг стал очень пристально приглядывать за Комисом. Ну, толчки — это одно, но в какие-то моменты взгляд Нэя на мгновение становился очень жестким и сильным — это, видимо, когда Комис что-то не то делал или как-то не так говорил с Изабеллой. Да, пару раз они немного поругались при Нэе, видимо, ревность покоя не дает.

Ревнует, да.

Но она ведь не рассмеялась в ту, первую их ночь, поэтому он и остался с ней. Не только потому, что она его позвала, но и потому, что не стала над ним смеяться. Почему-то женщины любят смеяться, когда мужчина показывает свою слабость, а она не стала. А может, и смеялась, но про себя. Впрочем, не важно, это он ведь на самом деле любил Изабеллу, пусть она и старше его — за мысли о возрасте она бы его прибила, но он сейчас далеко, можно и подумать самую малость, и она любила именно его, а не Нэя в нем. Именно его! И это было самое настоящее счастье!

Комис снял с пояса фляжку, перевернул ее вторым. сейчас верхним, горлышком вниз, открутил пробку с первого, теперь уже верхнего горлышка и только хотел было сделать глоток, как за спиной послышался хруст, как будто под чьей-то ногой сломалась ветка.

Он неплохо видел в темноте и без ансортии, но, повернув голову назад, никого не увидел, а вернувшись в прежнее положение, даже вскрикнул от неожиданности, так как в нескольких ярдах впереди него, оперевшись на ствол дерева, стоял Нэй:

— Бог в помощь. Просто бегаем или охотимся? — и орешек так ловко в рот закинул…

Комис головой мотнул, как будто пытаясь избавиться от наваждения. Все-таки еще ночь на дворе, чего ночью не привидится. Но Нэй не исчез.

И с несколько странной интонацией смеси удивления и глупости Комис спросил:

— Ты же в Мальвиноре!

Нэй хмыкнул:

— Я и сейчас в Мальвиноре, — оторвался от ствола дерева и присел на рядом лежащее толстое бревно, похлопал ладонью на место рядом с собой:

— Присядь. Разговор есть.

— Э… Я бы вернулся, — и Комис как-то испуганно заозирался. Хм… а кто-то всего несколько минут назад говорил, что следовало бы все рассказать Нэю, а теперь обратный ход дает? — Изабелла проснется, а меня нет. Беспокоиться начнет, — оправдания получались малоубедительными.

Нэй качнул головой:

— Ну до часов восьми точно не проснется. Сегодня ведь ты снова был великолепен, и поэтому она счастливо отдыхает.

— Нэй! — довольно резко и громко выкрикнул Комис.

Нэй вздохнул:

— Комис, давай объяснимся раз и навсегда по поводу Изабеллы, чтобы больше между нами не было никакого недопонимания, секретов и глупых мыслей.

— Хорошо, давай!

Нэй поднял руки:

— Да, в некотором прошлом, мы были близки с Изабеллой, между нами была влюбленность, но это не искра и не любовь, просто постель и некоторые секреты. И тогда, и сейчас я готов за Изабеллу и за всех своих женщин... Да, я в каком-то смысле собственник, но это не значит, что близость продолжается. Так вот, за Изабеллу и других своих женщин прошлых, настоящих и будущих, я готов драться, рвать и метать. Готов перегрызть горло и вырвать сердце любому, кто причинит им боль. И тебя, в том числе, я готов порвать на куски, если ты хоть чем-то обидишь Изабеллу.

Комис, сделал пару шагов назад. Столь грозного Нэя он еще не видел и не слышал. Даже как-то страшно стало.

— Но! Наша близость с Изабеллой осталась в прошлом. Теперь у нее есть ты. Сначала она приблизила тебя, как очень похожего на меня, но как я знаю, сейчас она уже не сравнивает тебя со мной, потому что ты — это ты, а я — это я! И она тебя искренне любит, и я уверен — ты отвечаешь ей тем же. Поэтому я клянусь тебе, вот именно что клянусь, что никогда, здесь это слово в прямом своем смысле, что именно НИКОГДА я не дотронусь до Беллы в желании завладеть ее телом. И наша близость в прошлом не потому, что мы расстались, поссорились или еще что, а потому, что мы просто изменились. Ей теперь важен ты, и даже если тебе кажется, что между нами что-то происходит, это просто от того, что мы не менее близки, но не в телесном, а уже душевном, или духовном, плане между собой. Эта связь уже не требует постели и сногсшибательного секса, это даже, не знаю, как сказать, может, как брат и сестра. Но намного крепче. Спроси у нее, что я значу для нее, и я уверен, ты получишь тот же ответ. Я же изменился в том плане, что секс в общении с женщиной уже не так важен для меня, я насытился; теперь я просто ищу свою половинку, или просто женщину, которая станет моим сердцем, моим счастьем, моей жизнью. Изабелла прекрасна, но она не моя половинка, не моя судьба, — сказал и пожал плечами.

А Комис неожиданно сделал несколько шагов вперед и обнял Нэя:

— Спасибо, друг мой. Я понял тебя и рад что мы объяснились, — у него, кажется, слезы на глазах появились.

Нэй тоже без эмоций не обошелся. Ну, давно нужно было об этом сказать, объясниться. Со всеми бы так просто все объяснить. Но и он порой чего-то ждал, чтобы сказать.

А время то шло.

Они еще немного пообнимались, и Нэй наконец произнес:

— Все-все. Надеюсь, ты убедился, что я вполне живой перед тобой?

Комис смутился, и они наконец-то разомкнули объятья:

— Ну да. Обнять тебя удалось, хотя ты довольно скользкий тип.

Нэй рассмеялся, чуть ли не до слез, но очень быстро прекратил, и проговорил довольно серьезно:

— Раз мы все выяснили по поводу объятий, то теперь давай поговорим о делах наших скорбных — о тебе и об отношениях Изабеллы с тобой.

— А что со мной не так? — немного наигранно и чуть испуганно проговорил Комис.

Нэй закинул в рот очередной орешек, прожевал его, явно тяня время:

— Я тебе уже сказал, что за своих женщин и за Изабеллу, в частности, я любому порву глотку и вырву сердце. Любое зло против них будет наказано, поэтому я не хочу, чтобы и ты попал под горячую мою руку. Поэтому мне хотелось бы понять, кто находится рядом с Изабеллой: человек или все-таки зверь.

Комис после этих слов даже отскочил в сторону, разорвав дистанцию для удара, если что. И только с, казалось ему, безопасного расстояния проговорил:

— Как ты узнал?

Нэй усмехнулся:

— Ну я еще ничего не узнал. Я всего лишь предполагаю, что ты не совсем человек.

— Но почему ты так предположил? — а правда, что в Комисе было не так, чтобы можно было его заподозрить в отсутствии человечности?

Нэй хмыкнул:

— Паучий палец.

— Что? — Комис сделал вид, что не понял, о чем говорит Нэй, но при этом чисто инстинктивно убрал руки за спину.

Нэй на это улыбнулся, сам выставил вперед левую руку. На его лице появилась гримаса боли или просто игра мимики, но при этом его мизинец неожиданно щелкнул, малость подрос на одну фалангу и согнулся в немыслимое для себя обычного положение, а потом снова выпрямился оказавшись вровень с безымянным пальцем:

— Его еще называют «оборотным мизинцем», знаком всех оборотней. Почему так происходит, никто не знает, изучатели, ученые, научники ломают голову, но факт есть факт. И примета верная. Если у кого-то замечен «паучий палец», тот почти стопроцентно оборотень. Правда, как я понял, он не постоянная хм… аномалия анатомии, а временный признак. Только после возвращения в нормальное состояние, в отходняке. Поэтому его еще нужно заметить.

Теперь Комис посмотрел на свои руки, и на левой предательски обозначился этот самый «паучий палец».

Да, если бы он продолжил бег и выпил бы ансортии, как хотел, то отходняк и не наступил бы. Хотя, если честно, Комис уже не знал, где его нормальное состояние, а где состояние оборотня, или, как их еще называли по самоназванию — тафгуры — «серые воины».

Но когда Нэй увидел у него паучий палец?

Комис снова убрал левую руку за спину, чтобы не светить пальцем, о котором он и забыл уже давно, и не придавал его появлению вообще никакого значения, а вон, оказывается, как дела обстоят!

Убрал, спрятал руку и спросил:

— А когда ты увидел у меня паучий палец? — и названия он этого не знал — «паучий палец», но вот смысл понял сразу. Отец с бабушкой даже и словом не обмолвились, есть и есть. Даже, кажется, рады были, когда он у него прорезался. Ведь несколько раз пил ансортию и с трудом, но во что-то там перевоплощался, но при отходняке все было нормально. А в раз четвертый или пятый мизинец наконец щелкнул четвертой фалангой. Правда, тогда Комис обучался перевоплощаться руками, может, поэтому и появился этот предательский или спасительный мизинец…

— За столом в трактире. Ты даже внимания на него не обращал, как и мои друзья — ни Сэм, ни Файнс. Хотя, может, ты обладаешь отводом взгляда? Поэтому никто не видит. Даже Изабелла?

И в самом деле Изабелла никогда не отмечала эту странность за Комисом. Сырое мясо — да, но не паучий палец. Не сказать, что она любопытная, жизнь в Ночной гильдии заставляет быть осторожным, а не любопытным, но очень внимательная, это точно. Но не разу не спросила. А вот Нэй все видит.

А почему у него в трактире палец прорезался?

— Перед салоном Изабелла решила в тот раз насладиться сексом, вот я и принял глоток ансортии, конечно, вне ее внимания. Но тут ей на глаза попалась записка одного из моих охранников о том, что я посетил салон этой, как ее, — задумался на секунду, стукнул себя по лбу, вспомнив: — Норы Мун. Вполне себе приличный салон, но, как потом рассказала мне Белла, когда-то Нора перебежала ей дорогу в одном деле, и с тех пор Белла не переносила ее на дух. И ей показалось, что она позвала меня, чтобы сделать Белле больно, ну, или вообще отбить меня у нее. Даже не понял, какая муха ее укусила. Поэтому я накинул куртку — еще не полностью разделся, страсть не началась — и сбежал, думая, что поброжу пару часов и вернусь, а она уже остынет, и мы спокойно поговорим. Но тут с тобой столкнулся, сам себя в зеркале видел, поэтому как в зеркало заглянул, а если считать, что ночью в полутьме знак сошо почти не виден, только в свете, то сам понимаешь, каково мое удивление.

Нэй усмехнулся:

— Ну, видимо, это судьба! — и уже более серьезно: — Что такое ансортия?

— Отец называл эту штуку катализатором превращения, не очень красиво, но довольно точно. Можно и без нее перевоплощаться, и, как я знаю по рассказам отца, есть среди нас такие существа, но, как я понял, это высшая форма нашего существования, — Комис пока старательно избегал названия своей расы. Расы? Интригу держал? Поэт, ха-ха. — Ни отец, ни я этой ступени не достигли. Хотя, может, бабушка и была этим высшим воином. Не знаю. В общем…

Проговорил и снял с пояса двухгорлышковую флягу, металлическое подобие бутылки, но с двумя горлышками и еще имеющая явно соединение посередине, и протянул Нэю; тот взял довольно аккуратно, открутил одну из крышек — редкость, кстати: в мире Каракрас предпочитали больше пробки, даже для бутылок и фляг для питья в походе — и принюхался и тут же сморщился от запаха:

— Ну и гадость, — и даже всем телом передернулся.

— Да не такая уж, — усмехнулся Комис. — Пахнет Аркетом, вот точь-в-точь!

Нэй удивленно посмотрел на Комиса, снова принюхался, хмыкнул:

— И в самом деле, милый добрый Аркет. Совсем я что-то в комфорте разнежился, — усмехнулся: — Странная фляжка. Причем, как я понимаю, двойная?

— Да, — Комис взял флягу в руки, резко крутанул, и в его руке оказалось уже две половинки с горлышками, и у той, которая была горлышком вниз, можно было заметить странный комок, на вид грязи, но это и была ансортия — странная ткань странных существ. — Воды нужно наливать чуть меньше, чтобы ансортия не намачивалась постоянно; кстати, это у меня последний лоскут, думаю, может, больше не понадобится? Когда нужно попить, отвинчиваешь верхнюю пробку и пьешь воду, которая проходит через ансортию, пару глотков, не больше. И потом оставляешь уже это горлышко вниз, даже если перевернул, чтобы пробку закрутить. Можно и просто взять этот лоскут, в воду опустить и нацедить в стакан этой ансортии.

— Ну это… покажи что-нибудь, — Нэй рукой так махнул.

Комис вздохнул как-то слишком задумчиво или чуть грустно и сделал один небольшой глоток уже из открытого горлышка, закрутил пробку, перевернул и повесил флягу на пояс.

Отошел на пару шагов и глаза закрыл.

Нэй только бровью дернул на такое поведение друга, а потом у него отвисла челюсть от удивления. Да, и Нэя можно было удивить:

— Твою… — только и промолвил, а потом так вскочил резко, в восхищении: — Абалдеть! — именно с «А» и с ударениями на обе «а» буквы.

А удивиться и восхититься было чему.

После того, как Комис сделал глоток, он начал меняться; не сразу, но довольно быстро. Немного расширился визуально — свободная одежда как раз этому способствовала, — даже кажется, выше ростом стал, но главное изменение затронули его руки, точнее, руку, правую — пальцы, которой вдруг удлинились, блеснули серым цветом и вытянулись за какие-то секунды, в длинные, сантимов в двадцать пять, серые, но уже матовые лезвия.

— Абалдеть! Фредди Крюгер и Росомаха в одном флаконе! — подошел и потрогал лезвия, проверяя, настоящие ли они. Настоящие.

— Один глоток — это всегда быстрые точечные изменения любой части тела, и откат быстрый, и отходняк недолгий.

— Хм… И ниже пояса?

Комис неожиданно покраснел, что было видно даже в темноте и свете звезд:

— Можно, я об этом не буду говорить. И ты не говори уж Изабелле. Пожалуйста.

— Ну, она мне уже говорила о твоих странностях, поэтому еще и этот момент стал причиной нашей встречи в столь любопытном месте.

— Ага. Чтобы убить без свидетелей? — Комис снова отскочил, еще увеличив расстояние между собой и Нэем.

Нэй усмехнулся:

— Знаешь, я умею убивать, но не люблю убивать. Это ведь только кажется, что это круто, но на самом деле убийство не приносит ни радости, ни грусти, вообще никаких эмоций, если ты, конечно, не маньяк какой-нибудь, но оно всегда отнимает частичку тебя. Поэтому хотя я и говорил и говорю, что любому вырву сердце за своих женщин, за друзей, я скорее дам этому человеку второй шанс, чем убью, если, конечно, его деянием не была смерть кого-то из моих знакомых и друзей. И убивать нужно сразу! А не размышлять и бегать из угла в угол, думая о… — неожиданно махнул рукой. — Не трону я тебя. Убивать тебя нужно было там, в пакгаузе, когда ты мне чуть шею не сломал, а сейчас мне просто нужна твоя история и понимание, кто ты и что ты.

— Нэй…

— Знаю, — снова махнул рукой. — Я просто человек. Поэтому и дерусь на тотализаторе время от времени, чтобы энергию израсходовать и не уйти во все тяжкие. Давай уж рассказывай свою историю, а то скоро утро, а мы не завтракали, — и улыбнулся. Улыбка у него была всегда удивительная и притягательная. Кажется, не человек, а сама доброта улыбается.

Но вот в глазах зияла бездна.

И этой бездне солгать очень сложно.

История Комиса ди Комиса…

Больше половины своей сознательной жизни, а сейчас Комису двадцать шесть лет стукнуло, вот в феврале (уль) как раз, он прожил в блистательной Порте, городе на северном берегу Бамбатура — столице заморских владений Рошанского Королевства.

Если быть точным, то до пятнадцати лет. По словам отца, он там и родился, но при этом матери своей он никогда не видел, не знал, и отец просил, даже слово взял с Комиса, что тот никогда не будет искать ее. Впрочем, женщина в их жизни была. Только вот не мамой ее называли, а бабушкой, даже отец, хотя по возрасту она казалась ровесницей Комису-старшему. Иногда он называл ее странным именем Ан, но было не понять, полное ли это имя или сокращенное, и имя-ли это вообще. Ну, а Комис-младший называл ее всегда бабушка и бабушка, но относилась она к нему, как к родному сыну, даже бывало проговорит так: «Сыночек мой», слезу пустит, и тут же ее голос сухим становится, и как будто не было этой минутной слабости.

Когда Комис остался один, об этом еще будет сказано дальше, он часто вспоминал эти минутные слабости, глаза бабушки и странные движения. И что самое интересное пришел к выводу, что она не была его матерью. Конечно, после встречи с Изабеллой у него была мысль попробовать понять, кто же она такая, так как у Изабеллы были довольно обширные связи, которые и сейчас оставались, но он решил держаться слова, данного отцу. Хотя иногда очень хотелось понять и узнать правду о себе.

Впрочем, и того, что Комис о себе знал, лучше вообще не знать, поэтому более глубоко копать он не начинал именно еще и по этой причине. Ему достаточно было и того, что есть, как говорится, пусть все идет, как движется. А там посмотрим.

Блистательная Порта была городом достаточно большим, если считать, что колониальные городки и форпосты насчитывали от силы несколько тысяч человек как переселенцев, так и военных. В самой же Порте проживало более двадцать тысяч человек вместе с трехтысячным гарнизоном. Вокруг города, несмотря на пустынные пространства, было довольно много обработанной земли, которая вполне обильно кормила жителей как самой Порты, так и была возможность продажи другим городкам по побережью, но при этом все крестьяне жили в самом городе.

Что касается орков, то их не видели здесь, кажется, сотню лет, не меньше. Вроде, как рассказывал отец, у Рошана с местными племенами орков был заключен некий мирный договор. Рошан выплачивал определенную сумму, ну, а орки не нападали на города. Но, видимо, обозы в этот договор не входили, поэтому охранные команды были здесь в почете, и очень многие сорвиголовы искали именно в Порте применения своим умениям и возможностям.

Но все равно история освоения Бамбатура — это отдельная тема, и если бы не орки, то континент был бы уже давно освоен людьми с Каракраса, и вполне возможно, торговые пути уже давно достигали бы земель черных людей — нубаров — которые жили в нескольких таинственных и загадочных королевствах, если так можно назвать их образования, на южной оконечности Бамбатура, за пустыней Сах, которая расположилась в центре этого удивительного и огромного континента.

Но, как уже было сказано, уже лет сто орки и близко не подходили к городам-колониям, время от времени грабя обозы и караваны, при этом, что самое удивительное, почти не убивая людей. Да и тут они действовали избирательно: если у обоза была хорошая охрана, они просто провожали такой обоз взглядом, даже не пытаясь напасть, ну, а если кто сэкономил, тот и поплатился. Орки появлялись, забирали, что хотели, и уходили. Вот что они умели делать, так это прятаться в пустыне. Впрочем, в Сахе было очень много и каменных нагромождений, в которых можно было хорошо спрятаться и переждать жаркий пустынный день. Причем располагались они так, как будто их кто-то так расставил специально, поэтому эти камни еще прозвали «шагами Одарков» так как для всех историков и ученых Каракраса виделось, что только эта великая раса была способна на столь грандиозные постройки, пусть с виду и хаотичные, но при этом дающие и тень, и пристанище любому путнику, застигнутому ночью или жарким днем, в пустыне. При этом в каждом таком «шаге» существовало правило «перемирия»: никто и ничто не имело права в этих камнях выяснять отношения. И это перемирие неукоснительно выполнялось даже орками. Единственное — «шагов» не было на несколько сотен верст на юг от Змеиного языка, на перешейке, соединяющем Каракрас с Бамбатуром.

Может, подробности и не так важны, но с ними был связан непосредственно рассказ Комиса.

Пока Комис был маленький, его воспитание было вполне обычным. Правда, в школу он не ходил, да и не было школ в Порте, а обучался у бабушки, которая оказалась на редкость всезнающим, разумным и отличным преподавателем. Она и зародила в Комисе любовь к стихам. Но, если честно, большая часть того, что Комис знал и читал, это не его стихи, а бабушки. Он просто немного их переделывал. Хотя были и его. Но он их никогда не читал, так как они совершенно не были похожи на бабушкины. Чтобы, так сказать, не стали думать о его таланте. Но пойти учиться на факультет Слова и Письма ему посоветовала именно бабушка. Сказала, что это будет очень интересно и увлекательно. Ну да, если считать, сколько девушек училось на этом факультете.

Э… что-то все не о том разговор. А о девушках потом.

В общем, в двенадцать лет Комис понял, что их столь странная семья не совсем человеческая.

До этого момента он помнил постоянные исчезновения отца. Месяца на два, не больше, но каждый год. После этого он появлялся потрепанным, разбитым, но и в чем-то удовлетворенным.

И вот в двенадцать лет отец и бабушка решили открыть Комису правду. Точнее, были вынуждены открыть.

Хотя, может, они все специально устроили. Комис и раньше видел, что отец что-то пьет — странную, какую-то уж больно вонючую и грязную жидкость, причем делает ее из довольно чистой воды. Но при этом он никогда не оставлял ее на видном месте, да и сам исчезал после этих глотков и появлялся только через несколько часов.

А в тот день по какой-то причине принялся ругаться с бабушкой; Комис совершенно не помнил, о чем был разговор, и это было, кажется, единственный раз, когда они ругались. И, начав ругаться, отец оставил стакан с ансортией на расстоянии вытянутой руки от Комиса-младшего, который делал какие-то задания по математике.

Мальчишке двенадцать лет, любопытство всегда есть и будет. Ну, он и понюхал, а потом и глоток сделал. Ну вот не устоял. А сделав глоток, после ничего не помнил.

При этом, когда он очнулся, никто его не ругал и не требовал больше так не делать. Они даже, кажется, улыбались, что и привело Комиса к мысли, что сделали они это намеренно. К мысли, которая появилась много позже само собой.

Впрочем, как понял Комис, чуть погодя, они были явно обескуражены очень уверенным обучением и восприятием Комисом их оборотнической природы. Чуть позже будет понятно, почему, отец как-то сказал ему, что лучше бы он эту ансортию никогда бы не пил.

Но что сделано, уже не вернуть.

Да и все равно пришлось бы ее выпить, так как события заставили покинуть этот, казалось бы, тихий уголок жизни.

Блистательную Порту.

Поэтому, может, все и правильно было сделано.

С двенадцати лет Комис стал тренироваться, оборачиваться — возвращаться. Вот что ему не давалось дольше всего, это руки и пальцы-когти-лезвия. Но после удачных превращений он все-таки старался ими особо не светить, упирая в превращениях на основное тело.

Ну это… На самом деле сложно объяснить тем, кто не несет в себе частичку оборотня. Хотя. Хм… Как это Нэй вырастил у себя паучий палец?

— Не отвлекайся, рассказывай, — только и сказал Нэй, а в глазах скакали смешинки.

Ну, хорошо.

Начав тренировки, Комис-старший и Комис-младший начали бегать, причем убегали на несколько дней вглубь Бамбатура, отдыхая и пережидая особо жаркие часы в каменных «шагах», охотясь на пустынных тварей, поедая их в сыром виде, и после возвращались в Потру. Такие забеги длились от натиры до десяти дней, и почти каждый месяц.

Предоставленные самим себе, они могли особо не стесняться превращений, а отец как мог объяснял сыну все странности и секреты метаморфоз. Но, как понял Комис, его отец на самом деле не был полноценным тафгуром, вот и появилось это слово, так как родился он уже вне племени и тоже, как Комис-младший, в блистательной Порте.

И, конечно, Комис-старший и рассказывал и об истории тафгуров, что знал, и тоже эти знания неполные. Но что есть, то есть.

Ну, в общем, можно отвлечься и рассказать немного истории.

Так кто Комис такой?

Тафгур! Ну или почти тафгур, так как никогда не жил в племени или расе, поэтому и не мог сказать, что является истинным тафгуром. Но на самом деле не все так просто, как казалось.

В общем, тафгуры — это их самоназвание.

Но в обиходе больше прижилось имечко когтистые — как говорил отец, они сами почему-то не любили название «тафгур» а вот «когтистые», или на их языке «хуфы», встречалось на каждом шагу — из-за того, что их пальцы на руках были способны очень быстро превращаться в длинные острые когти-кинжалы, что Комис и продемонстрировал Нэю, которыми когтистые орудовали очень умело, жестоко и смертельно, от чего их пальцы рук имели очень жесткую кожу, были грубыми и сильными, без излишней нежности, даже у женщин-тафгуров. У Комиса ладони тоже оказались грубыми и было понятно, почему он царапал тело Изабеллы. При этом на ногах когти такой метаморфозе не подвергались — если было нужно, то и здесь можно было вырастить пальцы-когти-кинжалы, но при этом они могли, как у кошки, скрываться в теле пальцев даже в обычном человеческом облике.

И этого Изабелла не видела? Нэй только головой покачал, а Комис снова отскочил от него на несколько шагов.

Тафгуры, когтистые, хуфы — очень сильные, ловкие, быстрые — обладали хорошей способностью к регенерации, поэтому были довольно живучи и не боялись прямых столкновений с менее жизнестойкими противниками — правда, без ансортии эта способность была только чуть выше человеческой. Способны в некоторых обстоятельствах менять, правда, в ограниченных пределах, свой облик — лицо, волосы, даже цвет кожи. То есть тафгуры-когтистые-хуфы — это оборотни, но меняющие свой облик не спонтанно или под воздействием Луны, а осознано.

Тафгуры — это единая раса, существующая как единое племя и как единый организм. Со своей иерархией, кланами и властью. Впрочем, точно Комис не знал о структуре тафгуров, так как отец ограничился общими фразами, сославшись на то, что эту историю поведала ему его мать. Но можно было предположить, что Комис-старший знал все-таки больше, чем рассказывал сыну. Ведь как будет понятно из дальнейшего рассказа, отец сам, лично, не прерывал общение с племенем, просто делал это тайно. И они, Комис-старший и Комис-младший, даже один раз были возле Черного замка! Отец все-таки решился показать сыну место, где племя тафгуров существовало в этом мире. И это произошло, когда они уже жили в Аркете, и…

Здесь Комис сделал паузу, шмыгнул носом, даже слезу пустил, но продолжил саму историю, а не что произошло после «и».

Мать отца как таковой тафгуром не являлась. Можно было подумать, что Миранда, так ее звали, являлась рабыней племени, так как была человеком, почти всю свою жизнь до побега проведшая среди тафгуров. Но и это не совсем правильно.

Да, ее похитили почти в младенчестве, но относились к ней как к члену племени или расы, и она не испытывала особых издевательств от истинных тафгуров.

Впрочем, такое к ней отношение будет понятно, когда станет ясна цель тафгуров в отношении нее. И не только ее.

И тут снова нужно войти в исторические дерби тафгуров, которые Комис знал только со слов отца.

Тафгуры — раса пришлая, появившаяся в мире Каракраса лет четыреста назад, ослабленной и малочисленной.

Все дело в том, что в родном мире они слишком возвысились, слишком усилились и стали слишком опасны. Впрочем, как и всё в рассказе — это только слова отца со слов его матери, может, все и не так было.

Их противники, или люди, или еще какая-то раса, никому сейчас не известная, ждать у моря погоды не стала и призвала Охотников на Демонов! Ни больше ни меньше!

Не сказать, что тафгуры были расой паразитов — а встречались среди демонов такие сущности, — но особых рассуждений и изучений никто не проводил, да и Охотники на Демонов опасность почуяли и…

Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, что сначала Охотники пытались все же мирно разрешить конфликт между тафгурами и их противниками. Ведь на самом деле тафгуры не демоны, не паразиты, и Охотникам до них не было никакого дела.

Но оказалось, что демон среди них все-таки был!

Точнее, сущность демонская, хотя уже много веков эта сущность была оторвана от демонского мира и существовала во вполне определенной реальности, и возвращаться в мир демонов не стремилась и желания не имела.

Именно благодаря ей, этой сущности, тафгуры и превратились в опасных и жестоких существ. Они всегда были такими, просто эта сущность усиливала их потенциал силы и зло, ими создаваемое.

Имя этой сущности — реньюр расы, вождь, руководитель, властитель, вершитель судеб тафгуров. Причем эта сущность являлась переходящей, то есть обладала полной памятью всех реньюров расы до вновь рождённого вождя. Что достигалось посредством некоего сосуда — фюргеи, — в котором и хранилась вся сила и сущность реньюра расы. И при гибели или смерти очередного реньюра расы — тафгуры долгоживущая раса, но не бессмертная: смерть от старости у тафгуров лет шестьсот в среднем, доказанная часть их существования -, содержимое сосуда-фюргеи, после определенных ритуалов, просто переливалось в сосуд плоти, то есть в еще не рожденного младенца, находящегося еще в утробе матери. Реньюр расы раз в несколько лет проводил ритуал заполнения фюргеи своей памятью, поэтому после его смерти какая-то часть прежнего реньюра расы переходила и к будущему реньюру расы.

Вот тут рассказ подошел к самому любопытному и главному в повествовании…

Комис-старший как раз и был таким сосудом плоти для возрождения очередного реньюра расы!

При отступлении в этот мир молодой реньюр расы, еще не вошедший в силу, был убит и не успел воссоздать на новом месте ни алтаря, который стал бы питать силами воинов⁽¹⁾ — их среди тафгуров как раз и называли: хуфы или когти — ни, само собой, повести тафгуров на завоевание нового мира.

Отец Комиса рассказал, точнее, почти ничего не рассказал, почему реньюра расы так и не возродили за триста лет существования тафгуров в мире Каракраса — с момента рождения отца Комиса прошло ведь почти сто десять лет, то есть Комис-младший родился, когда отцу было восемьдесят три года! Единственное, что было известно Комису-старшему, это то, что в этом мире, в мире Каракраса, существует какая-то странность по возрождению реньюра расы, от чего возможности открываются лишь через определенное время, как было подсчитано тафгурами, раз в сто шесть — сто тринадцать лет. И сейчас, кстати, как раз открывалось такое окно возможностей, по подсчётам отца Комиса. Был ли период времени для возрождения реньюра расы в родном мире тафгуров, неизвестно, это знание было закрыто для Комиса-старшего.

В общем, если все, что известно, собрать воедино, то окажется, что Комис-младший, сын Комиса-старшего, сам в какой-то степени является неким сосудом плоти для реньюра расы! К чему это могло привести, неизвестно, но Комис надеялся, что он уже давно живет отдельно от тафгуров и вообще никак с ними не связан. И ко всему прочему Она дала слово не вмешиваться!

Кто Она?

Вопрос, конечно, интересный, но об этом чуть позже. А пока рассказ вернулся в Блистательную Порту.

В пятнадцать лет Комис уже сносно превращался, отходняки стали более спокойными и уже меньше требовалось водных процедур после довольно серьезных обращений.

Да, стоит отметить, что любое довольно сильное превращение, обращение, метаморфоза тела в отходняке вызывала массу выходящей жидкости — не менее вонючей, чем сама ансортия. Со временем любой тафгур натренировывался на способ выводить эту жидкость через мочепочечную систему, то есть при полном обращении, а потом возвращении в обычное тело, тафгур мог испускать жидкость до тридцати минут не переставая! При этом не спрашивай, где эта жидкость находится в теле, честно говоря, при отходняке кажется, что ты и есть эта жидкость! И только убрав ее из тела, понимаешь, что вернулся в себя.

Поэтому, как говорил отец, тафгуры переходили в полное боевое превращение — «асура» — только в крайнем случае, в большинстве своем тафгуру для сражения хватало и рук-когтей, так как даже в обычном состоянии тафгуры были необычайно сильны, ну разве что регенерация была не настолько быстрой, как при асуре, когда тафгур был почти неуязвим! Это состояние длилось часов шесть-восемь, у самых опытных воинов до десяти часов. Но после на несколько часов тафгуры, даже хуфы, превращались, превращались в почти беспомощных существ. Поэтому в сражениях они всегда шли волнами, чтобы не дать противнику уничтожить тех, кто оказался в отходняке, и сохранить силы для дальнейшего сражения. Впрочем, пока не появились Охотники на Демонов, этих шести-восьми часов когтистым хватало, чтобы сломить любое сопротивление своих врагов. Но Охотники обладали технологиями и силой, способной совладать почти с любым демоном. А так как тафгуры-когтистые демонами не были, то и началось их мировое отступление, приведшее наконец в мир Каракраса.

И снова это дебри истории, которую Комис-младший знал чисто умозрительно.

Вернемся к рассказу.

Сам Комис только трижды переходил в состояния асура, и было это далеко от Блистательной Порты, и особой радости Комису не доставило. При этом опорожнялся он минут по сорок или даже по чаус, после того как возвращался в нормальное тело.

И когда он лежал в лежку во второй раз, а было это ночью, в одном из каменных «шагов» произошло событие, которое резко изменило его жизнь. Точнее, изменило жизнь всех людей на Бамбатуре.

Ночью возле «шага», в котором отдыхали после тренировок Комис-старший и Комис-младший, остановилось огромное войско орков. Везде вокруг «шага», куда ни кинь взгляд, горели костры и слышалась оркская речь. И сомнения не оставалось, куда они собирались, так как пришли с юга и двигались на север.

У орков никогда не было ни учений, ни маневров, и сколько отец здесь жил, он никогда не видел такую оркскую орду. Как уже было сказано, лет сто ни о каких нападениях орков речи не было, даже на обозы — как дань собирали. А тут просто орда!

Комис пытался прояснить этот вопрос, уже учась на факультете Слова и Письма, и несколько книг его заинтересовали. Ну, событие далеким по времени не было, но и оно не вызвало единства у историков. Одни считали, что причина нападения орков на колонии людей заключалась в том, что за полгода до этих событий умер Лорд-Губернатор колониальной провинции Принц Крови Себар асто рис ди Навах, управлявший этими землями лет девяносто точно и имевший личные договоры с племенами орков окружающих колонии. Ди Навах — вообще личность загадочная, даже не понять, из какой ветки он дома Лонгбардов, то есть мало что об этом человеке можно было сказать, но как переговорщик он был отличным, не боялся лично вести все дела и, видимо, поэтому или еще из-за чего, орки его уважали. А уважение у орков, которые мало что чтили, стоило многого. И, видимо, его смерть — даже сколько ему лет было, историки терялись, то ли сто пятьдесят шесть, то ли сто восемьдесят восемь — привела орков к решению, что раз главный хранитель договора умер, то и договора больше нет.

Вторая версия гласила, что у самих орков сменились племенные кланы и денег, которые платил Рошан, показалось мало, и орки пришли к выводу, что лучше пограбить и взять сразу все, что есть, чем получать мало и долго. Ну, если эта версия верна, то орки одним этим нападением прирезали курицу, несшую им золотые яйца, так как денег в Блистательной Порте оказалось…

Точнее, вообще не оказалось.

В общем, от «шага» до Порты было дня два хорошего бега, или десяток часов в беге в состоянии асура.

Очень быстрый бег.

Хм… не быстрее «буригана».

Что касается передвижения ночью на Бамбатуре, то тут существовали те же законы, что и на Каракрасе — ночью расстояние менялось. Знали об этом орки, знали об этом и отец, и сын.

Но орки на ночь остановились. Они хм… очень плохо видели в темноте. Удивительно, но факт. А вот что делать Комису-старшему, на руках которого в отходняке Комис-младший?

Комис-старший нашел выход. Он вырубил сына, введя того в бессознательное состояние, выпил ансортии, перейдя в режим «асура», взвалил Комиса на плечи и очень быстро побежал через этот оркский лагерь.

И старался бежать там, где не было собак.

Как известно, у орков практически нет нюха. Запахи для них — бессмысленная какофония, они даже пот друг друга не воспринимают. Считается, что таким образом они защищают себя от крови, обладающей очень сильным, прямо-таки бешеным запахом, особенно во время боя. Оркам в бою и так сносило крышу полностью, а если еще запах крови к этому добавить, то они вообще не разбирут, где свои, где чужие. История сохранила случаи, когда у кого-то из орков прорезался нюх, и которые больше одного боя не жили, их убивали свои же собратья.

Но вот собаки, так называемые «орчидавы», величиной с теленка, в запахах очень даже разбирались. Но прирученные не лаять — ну, орки считали, что кто вообще может на них напасть, да и ночью спать нужно, — а выслеживать, они особой опасности не представляли, да и определить их месторасположение труда не составляло: большие костры и клетки — открытые, — в которых и отдыхали орчидавы.

Как отец рассказывал, вроде один такой теленок за ними увязался, но быстро отстал…

Он пробежал еще часть утра, а затем свалился в отходняке. Теперь уже Комису-младшему предстояло выпить ансортии на все превращение, глотков восемь, не меньше, он только-только учился, поэтому ему требовалось больше ансортии.

Кстати, у тафгуров-когтистых тоже нюх чуть выше среднего, видимо, чтобы запах ансортии не сильно мешал для перевоплощения. И поэтому и у когтистых кровь не вызывала особых изменений и желаний.

В общем, днем они уже были в Блистательной Порте. Отец сообщил о виденном, он располагал уважением и влиятельностью в городе, поэтому к его словам прислушались.

Паники особой не было, но насчет эвакуации возникли проблемы, так как в порту Порты стоял всего десяток кораблей, способных принять на борт жителей города. Было еще несколько сотен лодок, но и они не могли принять всех жителей…

Поэтому губернатором города, генерал-майором маркизом Кимом ди Груфом, было принято довольно любопытное решение…

Как известно из истории, было принято решение не защищать город, а тихо и мирно сдать его оркам. Это сейчас и стену строят в нескольких десятках верст от побережья — так называемую Стена Урбана, и гарнизоны усилены. И проведены несколько военных экспедиций в глубь Бамбатура, правда, с переменным успехом, но это потрепало нервы оркам и показало, что договор намного лучше, чем глупая драка.

Так вот губернатором было принято решение сколотить как можно больше пилотов: штабелями красного дерева — основная торговля с орками — были заполнены все склады, и разместить на них всех жителей города!

Орки не любили воду. Боялись ее. Если кто-то из их собратьев оказывался в воде, ему никто не помогал. Не понятно, умели ли орки плавать, но попавший в воду всегда уходил на дно, даже не попытавшись выбраться. Это еще одна из причин, почему орки до сих пор не пересекли Центральное море, отделяющее Каракрас от Бамбатура.

И, конечно, по астральной связи было сообщено на большую землю о грядущем нападении.

То есть было решено просто открыть ворота Блистательной Порты, чтобы орки вошли без своего озверелого состояния после осады, и пусть грабят и что хотят делают. Ни людей, ни казны в городе не будет. Корабли успели загрузить ценным грузом. А люди оказались на плотах вдали от берега и не попадали под возможную дальность орудий орков — катапульты, требушины, большие арбалеты.

Гарнизон, кстати, тоже погрузив все оружие, а что было невозможно взять с собой, было испорчено, отплыл на плотах в открытое море. Горячие головы из некоторых командиров предлагали дать бой. Но их остужали тут же, говоря о том, что орков около пятидесяти тысяч — по подсчетам Комиса-старшего, на самом же деле их было меньше, около тридцати тысяч — и они просто массой задавят оборону города. Ко всему прочему, орки имели очень толстую кожу, и даже болты арбалетов не причиняли им особых увечий на расстоянии в двадцать-тридцать ярдов! А как они умели долбить стены своими головами — это исторический факт! В общем воины-тараны, одним словом. Только магия была способна их остановить, но на тот момент в Блистательной Порте было мало боевых магов. Поэтому было решено и гарнизон из города вывести.

Впрочем, как заметил Комис, а Нэй оказался с ним солидарен, было совершенно не понять, почему все так боялись орков? Ведь боестолкновений с ними не было уже многие сотни лет, то есть после Великого Катаклизма, люди Каракраса почти не сталкивались с орками как таковыми. Даже поселения на берегу Бамбатура мало подвергались оркским нашествиям. Да, один их вид вызывал ужас, но с ними можно было бороться и биться, и магией, и даже более мощным, чем арбалеты оружием, не говоря уже о стрелках. Видимо, память прошлого заставляла бояться эту жуткую, злобную массу. Захват Блистательной Порты подтвердил опасения губернатора, что лучше отдать малое — город на разграбление, — чем потерять многое, то есть жизни людей. Но по-честному люди, даже стоя на платах, особого страха перед орками не испытали. Может, время изменилось или изменились мы сами?

Вернемся к рассказу.

Но как это бывает во всех историях, не все прошло так гладко, как хотелось бы.

Потерялся мальчик. Десятилетний пострел бегал-бегал во время эвакуации, а потом исчез. И родители схватились — у них было всего трое детей, и убежавший был старшим, — только уже погружаясь на плоты. В этой суматохе было очень много детей, поэтому и как-то вылетело из головы, да и представить было невозможно, чтобы кто-то решил убежать или спрятаться. Герой, что ли? Или один дома?

В это время в порту были уже Комисы — отец, и сын, и бабушка. Как более взрослые, они ждали своей очереди, пока погрузятся все женщины и дети. То есть не спешили и не толкались ради лучших мест на плотах.

Там вообще-то лучших мест быть и не могло. В центре плота небольшой схрон продуктов, и вокруг человек тридцать, не больше, и, конечно, маг-друмер обязательно присутствовал, чтобы в случае чего управлять столь странным плавучим средством. Все рассчитано дня на три, не более того.

Несмотря на тепло, даже жару, Бамбатура, вода Центрального Моря всегда была до необычайности холодной. Замерзать зимой не замерзала, но и не согревалась, как на южных берегах Каракраса. Комис-старший говорил, что это все из-за смешения холодного и теплого течения в глубинах моря, которое не дает морской глади покрыться льдом даже в лютые зимы, добирающиеся до юга Каракраса, но и летом не давала настроения в нем искупаться. От чего Центральное море называли еще Холодным, несмотря на то, что находилось оно в теплых широтах Эрны.

То есть вода уже в сентябре (ос) была холодной, и находиться на плотах было довольно тяжело. Но все надеялись, что выдержат и что разграбление города орками не затянется надолго.

Впрочем, не о воде разговор. А о потерявшемся мальчишке.

В общем, Комисы взялись его найти. Но что самое интересное, они нашли не только мальчика, но еще несколько человек. Хм… Которые решили воспользоваться моментом и немного помародёрствовать, а если еще точнее, взломали главный винный погреб города и уже нажрались вусмерть. Вино — единственное из ценного, что не стали эвакуировать. Пусть орки напьются до глупости и раньше уйдут из города. Но сначала свою глупость показали люди, и, как сказал впоследствии отец, что если бы он их застал за чем-то более серьезным, а не за распитием вина, то каждому свернул бы шею, как вору и мародеру. Хотя если приглядеться, то все, кто пили, уже имели небольшие мешки с награбленным, но, видимо, не попались с поличным, значит, пусть живут.

Всего их оказалось шестеро с мальчишкой. Который, к слову сказать, и в самом деле собирался погеройствовать, даже рогатку припас. Но, получив от Комиса-отца подзатыльник, сразу захныкал и о геройстве уже не думал.

Оживление напившихся затянулось на некоторое время, поэтому когда все девять человек выбрались из винного погреба, то в вечерней дымке на перекрестке встретились с авангардом орков, очень удивленных и явно раздосадованных, что их встречают чуть ли не с хлебом и солью.

Поэтому появление живых людей вызвало у них приступ ярости и желание — вот сейчас всем переломать шеи и головы оторвать.

Пьяницы, конечно, тут же протрезвели, но бежать им было сложно с полными животами, ну или штанами, поэтому…

Вот тут Комис первый и последний раз увидел, как превращается бабушка.

В блистательной Порте жили многие расы и люди, и Странные эльфы и трюмберги, ну куда же без них, и карлики, самые лучшие кулинары на свете, и орчи, и даже гномы! Но об оборотнях или тафгурах тут никто не знал и не ведал, то есть отца знали как хорошего человека, воина и бойца время от времени он проводил бои, чем и зарабатывал на жизнь и семью. Но и мог починить все что угодно из дерева — рамы, двери, потолки, полы, — был еще и профессиональным краснодеревщиком. Хотя, если честно, как было заработано то состояние, которое досталось Комису от отца, и которое сейчас хранится у Хранителей — при этих словах Нэй скорчил гримасу, которую, правда, Комис не заметил — он даже не представляет. А состояние, надо сказать, большое.

То есть кто на самом деле Комисы, никто из их окружения и соседей не знал, поэтому перевоплощение бабушки, несколько секунд, пока все не скрылись за поворотом, вызвало у трезвых пьяниц странные фантазии. Которыми они пытались поделиться со всеми, кого видели, но им никто не верил.

Вот в этот момент Комис и видел бабушку в последний раз. Выжила ли она? Скорее всего, нет, так как она бы обязательно появилась, не тогда, так позже. Да и отец, когда они вернулись в Порту за сохранившимися вещами и сундуком со стихами бабушки, спрятанным в подвале, он даже в пожаре не пострадал, сжег несколько вещей бабушки и прах развеял над морем, а на стене плача Порты было высечено ее имя — бабушка Ан, и все.

В общем, бабушка задержала орков, явно задержала, так как людям удалось добраться до порта и сесть в оставшуюся у причала лодку, которая специально ждала опоздавших. Отец был благодарен гребцам, которые, несмотря на уже вошедших в город орков, не убежали, не уплыли, а дождались. Ну отец ведь сказал им, что вернется, вот он и вернулся.

Вот когда лодка отчалила, то на пирсе появились орки и принялись методично обстреливать лодку стрелами, так что Комис-старший встал на носу и отбивал стрелы, защищая тех, кто был за его спиной. И у него это отлично получилось, даже когда ранили его, продолжал отбивать, пока лодка не вышла из зоны поражения.

Вот насчет ранения. Всем известно, что все стрелы у орков отравленные, точнее, они их вымачивают в своей моче, которая, конечно же, амброзией не является. От этого не умирают, но и ничего хорошего такое ранение принести не может. Кто-то переносит очень болезненно, кто-то очень быстро, но след и память остаются.

Комис был ранен дважды, ну что поделать, реакция ослабла, после тренировок и бега так и не удалось нормально отдохнуть — а отдых нужен полноценный несколько дней точно, — потом еще бегал по городу, держа за шкирку трепыхающихся пьяниц и мальчишку — ну, мальчишку сам Комис-младший держал, но не суть, поэтому и пропустил пару ударов. Одна стрела прошла по касательной, вторая крепко зацепила левый бок, застряв в нем, но при этом не задев никаких органов, но ее пришлось рвать вбок, чтобы от нее избавиться.

Все можно было исправить, тут же выпив ансортии, она как антидот действовала, вымывая любой яд из организма, если, конечно, в ней самой не было яда. Но Комис-старший не решился превращаться во что бы то ни было и так и провел с ранами — загноившимися — несколько дней. Потом все как-то позабылось, раны зажили — не пил и даже не прикладывал ткань с ансортией, чтобы и запах никто не почувствовал, регенерация сама сработала. Несколько тренировок и превращений, и Комис-старший выглядел почти как раньше.

Но сейчас Комис был уверен, что именно эти раны и начали процесс, который в конце концов и погубил отца. Но все-таки об этом чуть позже…

В общем, орки вошли в город и как они восприняли такую сдачу Порты, было не понять. Издали слышались их крики и ругань, но к берегу к пирсу подходили редкие их представители, то ли посмотреть то ли выругаться. Но людям и разумным никто ничего не кричал. Орки вообще не любили кричать, если это не боевой клич.

А на третий день Порта загорелась.

Орки не любили и огонь. В пустыне пожар в любом оазисе — это смерть этому месту, тени, воде, жилью. Это только казалось, что пустыня и огонь несовместимы, на самом деле все полыхает так, что даже и не знаешь, откуда столько огня. Но костры в пустыне в ночь необходимы, потому что даже оркам нужно согреться.

Но вот чтобы сжечь что-то самолично — никогда.

И если защищать город, а потом его поджечь, когда орки в него ворвались — были случаи в истории — то орки зверели во сто крат сильнее. Поэтому при осаде они не применяли ничего огнеопасного, но при этом обладали секретом загадочных снарядов, которые разрывались без огня и могли осколками, точнее, наполнителями из камней, причинить очень большой вред и защитникам, и армии в поле.

Только недавно удалось разгадать загадку этих снарядов после нескольких военных экспедиций.

То есть это была еще одной причиной, по которой Порта была оставлена ее жителями.

Так что пожар организовал кто-то из людей. После того, как орки, ушли генерал-губернатор пытался провести расследование, кто был этим «героем». Но так никого и не нашли. Вот вроде все люди и разумные были на плотах, и кораблях, но кого-то все-таки не было.

Конечно, после того, как город прогорел, хотя в нем было больше все-таки камня, чем дерева — и склады сгорели, но пустые, все ценное дерево было в море, хм… может, и это тоже причина плотов? — люди вернулись в город, и орки могли бы напасть еще раз. Но через натиру от времени захвата орками Порты к ней прибыла военная эскадра с несколькими тысячами воинов на борту и корабельной магической артиллерией, так что орки надолго забыли дорогу к Порте и другим городам-колониям. Если не навсегда.

Но отец с сыном оставаться в городе не стали. Хоть Комис-старший и был героем, но все-таки фантазии пьяниц подтачивали секреты Комисов. Косых взглядов еще не было, но какая-то напряженность в воздухе присутствовала. Поэтому, забрав спрятанный и не сгоревший бабушкин сундук, Комис-отец и Комис-сын, получив благодарность и довольно крупную сумму денег в две тысячи дукатов, отбыли в Каракрас.

Скитаться не скитались, но явно искали лучшее место для жизни. Самое интересное, что за то время, когда они добирались до Аркета, где наконец и осели, отец ни разу не оставлял Комиса одного.

Вот тут пора подойти к рассказу о женщинах в жизни Комиса-младшего.

В общем, женщин в жизни Комиса не было до двадцати одного года, когда он встретил на факультете Ильфу ди Нур. Но с ней у него не заладилось, а потом он встретил Изабеллу. Вот поэтому у него ничего и не получалось, и только благодаря своим способностям он мог не уставать. Хотя какая же сила воли у Изабеллы! Или Любовь?

То есть о женщинах можно не рассказывать вообще. И так все известно. Вот только почему отец запрещал, Комис так и не понял. При этом его на факультете принимали не просто за одиночку, а почти как за адепта Ката и Бата! Но Комис старался вообще мало с кем общаться. Поэтому все оставалось на уровне слухов. А слух-то у него хороший. Вот что-что, а слухом тафгуры-когтистые обделены не были.

Но почему отец боялся внуков и, что такого страшного могло быть в этом, он так и не рассказал. Может, и хотел, но не успел.

А может, холодность Комиса была основана именно на отсутствии реакции на кровь. Ведь только Изабелла растопила его сердце, и он понял наконец, что такое настоящая страсть! Странно это все и непонятно.

В общем перебрались они в Друз город-порт в дельте Великой Роши. Но там долго не задержались и отправились дальше на север.

Почему на север, точнее, северо-восток в сторону Аркета? Ну, видим,о Комиса-старшего тянуло к себе его прошлое, его племя, которое так и не стало своим, но без которого на самом деле он был никто. И хотя он больше ни разу не покидал Комиса-младшего, не оставлял его одного, сын чувствовал, как порой было плохо отцу.

И не в здоровье было дело, а в чем-то другом. Поэтому, видимо, Комис-старший и организовал поход к поселению тафгуров за Черным лесом — у Нэя даже брови дернулись от удивления, ведь считалось, что за Черным лесом ничего нет. И, видимо, именно этот поход и привел за ними хвост; ну, не совсем так, и Комис-младший уже не издалека, а вблизи увидел своих братьев по расе.

А может, было все банальней и трагичней. Вполне возможно, отец почувствовал приближение конца и решил показать сыну место, где, возможно, тот сможет обрести и помощь, и покой в случае каких-то неприятностей?

Но после встречи с Ними Комису как-то не очень хотелось быть с ними. Пусть хоть небо на землю упадет, но к ним он не придет. Ну вот было у него такое странное чувство, что лучше не просить у них помощи.

Но бежать-то некуда.

Они появились через пару натир после того, как Комис с отцом побывали у Черного замка — Комис сказал, что обязательно покажет это место Нэю.

Трое высоких мужчин — бледные, с длинными руками, с вертикальными зрачками глаз. И если отбросить все странности, вполне обычные, с чуть резковатыми чертами, мужские лица. В свободных рубашках и штанах, без обуви. И с большими когтями на пальцах и рук и ног. Видимо, ансортии перед встречей глотнули. Очень быстрые и сильные, что чувствовалось даже в их статичных позах.

И Она с ними была тоже.

Женщина. Очень красивая и очень властная. И в то же время кажущаяся слабой и беззащитной. Ну, как и любая женщина, впрочем. Умеют они так себя подать, что и не поймешь, то ли защиты просят, то ли готовы задушить тебя голыми руками.

Вот она была именно такой. Беззащитной и жесткой одновременно.

Изабелла была не такая — именно женственная, поэтому и беззащитность, и жесткость ее были чем-то единым. А у той, что пришла, не было женственности, а была больше игра, чем природная суть.

Сложно объяснить. И вроде женщина, и в то же время жуть брала от одного взгляда на эту красоту.

Комису в начале показалось, что они нашли их по следам, которые отец и сын оставили, будучи возле Черного замка. Но уже через несколько фраз он понял, что отец сам направил их к ним! Сам оставил послание, в котором говорилось, где можно их найти.

И встретились они не дома, а в боевом клубе, где Комис-старший время от времени выступал в боях на тотализаторе.

И через некоторое время разговора между Комисом-старшим и ней стало понятно, почему было выбрано это место.

Сам разговор Комис помнил плохо; он был в некотором шоке, да и дальнейшие события напрочь выбили у него воспоминания этого дня.

Но Комис четко помнил, что позвал их отец для того, чтобы раз и навсегда решить вопрос с тафгурами-когтистыми. Или он и его сын возвращаются в племя тафгуров навсегда, или получают полную свободу жизни и действий!

Правда, решение вопроса не было простым делом. Как тогда понял Комис, отцу требовалось победить троих лучших бойцов, лучших когтистых в полном перевоплощении, но без знаменитых когтей. Комис видел отца в деле, он смотрел все его поединки в боевом круге — на самом деле, в восьмиграннике, — считал его очень сильным, ловким и умелым. Но три бойца, пришедших с ней, светились такой жуткой силой, что Комису стало страшно.

Да, еще за пару недель до встречи Комис-старший сломал руку. Казалось бы, пустяк для существа с высокой регенерацией, но Комис чувствовал, что отцу очень плохо и тяжело.

Самое интересное, что Она предложила перенести встречу на время, когда Комис-старший будет готов. Но тот резко отказался, заявив, что нечего откладывать то, что нужно было сделать давным-давно, а не поддаваться чарам и глупым мыслям, и желаниям.

На это Она только усмехнулась и предложила начать состязание.

Да, условия этой встречи были просты: если Комис-старший проигрывает, то он и Комис уходят вместе с гостями и становятся полноправными членами племени. Казалось бы, что в этом такого страшного? Но страшное именно то, что они теряли и свободу, и самостоятельность, и возможности что-либо изменить в дальнейшем. Воспитанному с детства в той обстановке даже в голову не придет что-то изменить в своей жизни, так как племя, раса и есть их жизнь. Но пришедшему из внешнего мира, долго живущему по совершенно другим законам, скорее всего, придется очень туго или почти невозможно принять и осознать эту новую жизнь. Ко всему прочему, чувствовалось, что вряд ли их жизнь в племени будет нормальной. Тогда зачем они нужны? Ну тут все просто — тафгуров осталось очень мало, поэтому нужно объединять то, что еще возможно объединить. Да и в Комисе-старшем и в Комисе-младшем текла сильная кровь, хотя и не получившая истинность тафгура.

Но если Комис-старший побеждал, то племя навсегда забывало о нем, о его сыне и его потомках. Так говорила Она, но пока просто говорила, без всяких клятв.

И тут тоже таилось много странностей. Ведь в принципе они были тафгурам не нужны. Ну вот какая в них надобность? Кровь? Это смешно. А как они друг на друга смотрели! И ненавидели, и… Даже оторопь брала от воспоминания этого взгляда.

Любовь и ненависть в одном флаконе.

В общем, в тот вечер боевой клуб оказался закрыт — как оказалось, он частью принадлежал и Комису-старшему, долю которого Комис благополучно продал после смерти родителя, — вся прислуга была отпущена, и боевой круг оказался местом, где состоялись три довольно любопытных поединка.

Поединки шли не до смерти, поэтому руки-когти-ножи и отсутствовали, а до момента, когда соперник потеряет возможность сопротивляться, или пока Она или отец не признают поражение каждой из сторон. То есть Она была еще и судьей.

Первый бой оказался на удивление скоротечным. Комис-старший вырубил соперника на первой же минуте. Создалось впечатление, что тот просто поддался, чтобы расслабить отца?

Второй был муторным и долгим, минут десять без отдыха и раундов. И в какой-то момент показалось, что Комис-старший проигрывает, да и рука его левая, сломанная, как-то обвисла. Но это, видимо, только показалось, но сбило соперника с толку, и Комис-старший отправил его в нокаут, из которого тот уже не поднялся.

Но, несмотря на проигрыш, второй соперник сделал свое дело: он измотал Комиса-старшего, пусть и в состоянии асура, но и тафгуры уставали, особенно если бились равные соперники. А если считать, что отец бился против истинных тафгуров-хуфов, то вообще удивительно, что он бился на равных.

Поэтому третий бой, можно сказать, был чем-то вроде избиения младенца. При этом создавалось впечатление, что делалось это намеренно, чтобы довести Комиса-старшего до полного изнеможения, и уже потом утвердить победу.

Минуты две это продолжалось, а потом отец просто упал. Он мог встать, но это уже не решало исхода поединка — он, они проиграли. Но самое неприятное было чуть позже.

Соперник вырастил на правой руке не очень большие лезвия и голову так отца приподнял. Ну, убивать он его не собирался, но, видимо, решил отметить свою победу на лице проигравшего.

И тут у Комиса сорвало крышу. Он говорил, что входил в асур три раза. Но это неправда, был и четвертый раз, именно в этот вечер.

На Комиса ведь никто не смотрел, а он когда понял, что третий бой — это уже проигрыш и отец не выдержит поединка, он и выпил ансортию. И когда отец проиграл, Комис и решил действовать.

Он мало помнил, что было. Вроде бы он пробил клетку, влетел в круг и с каким-то жутким остервенением принялся дубасить третьего соперника отца.

В общем он его убил! Вонзил в грудь свои кинжалы-пальцы и пришел в себя только тогда, когда отец оттащил его от трупа.

Она не побоялась войти в круг, подошла к трупу, хмыкнула. Потом приблизилась к Комису-старшему и Комису, запустила свои руки в довольно длинные волосы Комиса, усмехнулась:

— Истинный реньюр!

— Что ты решила?

Небольшая пауза и резко:

— Я отпускаю вас! — очень громко провозгласила Она, — Моя клятва неизменна и неделима. Вы свободны от обязательств перед племенем, мы свободны перед вами. Ты получил, что хотел, я потеряла то, что надеялась приобрести, — вздохнула Она.

— Великая! — проговорил один из соперников. — Но он убил Орха!

— А ты даже не позаботился о своей спине! — очень резко и грозно проговорила Она. — Потому что он тоже тафгур, и он сын своего отца.

— Прости, Великая, мы забыли о нем.

Она снова повернулась к Комисам:

— Я даю, слово, Я клянусь, что никто и никогда больше не потревожит вас! Но и вы должны забыть о нас, и никому и никогда не говорить о нас. Этот мир еще не готов принять нас.

— Клянусь, наша тайна уйдет со мной в могилу, — ответил Комис-старший.

А Комис просто сказал:

— Клянусь.

Где-то что-то звякнуло. На что Она снова усмехнулась, благо без всякого скрытого коварства — ну, так Комис надеялся:

— Удивительный Мир, в котором Клятвы имеют звуки. И в котором их сложно не выполнить, — она мотнула головой и добавила довольно странную фразу: — Зря я ее отпустила.

Здесь бы продолжить рассказ…

Но…

Просто в комнате, где все сидели затаив дыхание — рассказ Нэя в лицах оказался удивительным и увлекательным, появилась Цилия, потрепанная и измождённая:

— Ушел гад, — проговорила и повалилась на ковер так резко, что все, находившиеся в комнате, даже Нэй, не успели ее поддержать.

Она упала лицом вниз и руки раскинула. И в правой все увидели клок серых волос.

Все-таки она его догнала!

Просто сил уже не хватило на драку.

---

1) На самом деле все тафгуры воины, и женщины тоже, кроме «младших» — возрастом до сорока одного года, которые еще не прошли инициацию воина, просто хуфы — самые сильные и боеспособные особи расы тафгуров — возрастом от семидесяти шести до трехсот семнадцати лет

Вернуться к тексту

7 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии.

16 Навура 406 года от Прихода.

Черный замок.

Утро.

Кари погладила свой живот. Уже пять месяцев она носила под сердцем нового реньюра расы. Пусть это пока всего лишь младенец, но его ждет великая судьба, она была в этом уверена. А она обязательно правильно его воспитает и сделает из него истинного вождя когтистых!

Конечно, они немного запоздали с возрождением реньюра расы. Нужно было раньше, много раньше. Но Кари всегда хотела выносить реньюра, а не предоставить это право каким-то сторонним женщинам, которые и тафгурами-то никогда не были и не будут!

Но сначала отец что-то раздумывал долго над этим вопросом. Он был непререкаемым авторитетом для оставшихся кланов тафгуров, или все-таки когтистых, не любила она самоназвание, особенно если перевести его с древнего языка бывших властителей. Да когда-то над тафгурами стояли властители, а они были у них в услужении. Но сумели благодаря реньюру расы вырваться из этого мерзкого рабства!

Так вот в переводе это значило «серые рабы»; правда, сейчас тафгур переводили как «серый коготь», и мало кто помнил истинное значение самоназвания. Поэтому лучше называть себя когтистыми, хоть звучит значимо и сильно.

Отец так долго думал в этом мире — Мире Каракраса, — что когтистые стали вымирать! Власть властью, но отец не мог дать когтистым силы и напитать мощью, так как был не в состоянии построить алтарь, хотя и пытался! Пытался, но ничего у него не вышло.

И только тогда он принял решение — сто лет назад, ну, чуть больше. Конечно, о Кари он и не подумал. А нашел какую-то девку, воспитал ее, а когда ей исполнилось двадцать лет, зачал сосуд плоти! С первого раза! У него вообще почти всегда мальчики получались. Истинный тафгур-когтистый-хуф! Но Кари не любила отца, потому что он мало любил Кари, из-за того, что она была изъяном для него! Девчонкой!

Но тут свершилось странное! Отец не вернулся с очередного похода за добычей из Медных гор, населённых гномами. Гномы, конечно, докучали, им не нравилось, что когтистые время от времени посещают их шахты в поисках драгоценных камней и странной воды, но особых потерь когтистые никогда не имели. А тут вся дюжина во главе с отцом пропала!

И смысл ждать? И идти искать? Если не вернулись, значит, погибли! Хотя что могло погубить когтистого, у которого порез заживал за секунду, если сделать глоток ансортии, а рука оторванная вырастала за сутки, но уже выпить нужно стакан, и превратиться в асура, было совершенно непонятно.

Но если отец не вернулся, значит, не вернется никогда больше!

И тогда Кари сделала так, чтобы Миранда сбежала! Вместе с еще не рожденным сосудом плоти. Правда, попытка Кари в то время родить сосуд плоти самой успехом не увенчался — она родила девочку!

Ну, да ладно. Еще сто лет потерпеть.

Хотя за эти сто лет когтистые потеряли десятерых — когда камень падал на голову или меч в сердце, то и когтистые не воскресали — и только трое родились на свет. Кари имела в виду именно мальчиков, воинов, когтей! Девочек-то родилось аж тридцать четыре! Видимо, время войны еще не пришло. Вот девчонки и рождались!

Поэтому и требовалась новая кровь. Но она тогда дала клятву и свято её выполняла. Хотя…

Хотя иногда и следила за ним…

В общем, крови было мало, и поэтому она очень обрадовалась, когда зачала мальчика! В срок возрождения, а значит, племя в скором времени получит реньюра расы!

И она, Кари Ворх Витух, станет истинной правительницей Когтистых!

В дверь тихонько постучали.

Кто там еще? Она же сказала: ее не беспокоить!

Но стук повторился более настойчиво, и Кари в сердцах крикнула:

— Входи уж, кто стучит!

Дверь приоткрылась, и на пороге появился Опырх, один из когтей ее клана. Немного смущенный.

— Что? — развела руками Кари.

— Там человек.

— Человек?

— Да, человек.

— Опырх! — Кари встала. — Что ты тянешь руха за хвост?

— Мы поймали его на периметре. Он как-то странно выглядит и говорит, но при этом постоянно зовет вас, юрна, по имени.

— Где он?

— Мы его привели в нижний зал, — Опырх говорил, при этом так ни разу и не поднял на Кари глаз.

Кари потрогала живот, очень хотелось просто посидеть поговорить с младенцем, а не заниматься странными делами.

Какой человек?

И она решительно направилась к двери.

А когда вошла в нижний зал, то встала как вкопанная.

Тридцать когтей, не только ее клана, стояли высокие, сильные, и с каким-то странным трепетом смотрели на не очень высокого темноволосого с широкой проседью мужчину, который что-то бубнил и постоянно подбегал то к одному, то к другому когтю, вглядывался в лицо и снова отбегал на середину этого странного круга.

Шум шагов отвлек его от внутреннего созерцания, и когда он взглянул на вошедших:

— А вот и она… она! А да, она! — он замотал указательным пальцем правой руки. — Пришла… да… пришла. А вы говорили… говорили… что она меня не знает.

— Комис? — неожиданно проговорила Кари. Сложно было узнать в этом человеке с растрепанными волосами, с небольшой и жутко грязной бородкой и с совершенно невозможным, страшно ударным запахом, даже для нюха тафгуров, того мальчишку, который бросился на защиту отца. Он тогда не был ни воином, ни силой, но доказал, что достоин ими стать. Истинный реньюр! Но она дала слово, и они поклялись. Так что он тут делал? И, что за вид у него?

— Вот видите… видите! — он неожиданно рассмеялся как… как сумасшедший. А потом неожиданно подскочил к Кари. — Ты обещала! Да… да… Обещала, что забудешь нас… да, да… забудешь… Ты клялась!

Неожиданно сложил руки так, как будто держит младенца:

— Она… она… такая маленькая, комочек… Умерла, у меня на руках… Нет, — замотал головой. — Комочек умер раньше, он… он… она и не жила вовсе… Белла, моя милая… Белла… — снова подскочил к Кари. — Она умерла у меня на руках… Да, на руках. Она не выдержала… да, не выдержала. И что мне делать? Что… мне… делать?

Снова небольшая пауза. И вновь голос… сумасшедшего:

— Она такая маленькая, такой комочек… Личико… милая такая, — снова к Кари. — Ты обещала! Ты обещала… Да… она обещала! Клялась! Не трогать… и вот они умерли: отец, жена, дочка…

Неожиданно выпрямился:

— Я хочу крови! Крови… крови! Я хочу крови… Хочу разорвать убийцу… Хочу… Хочу… — снова расплакался, но лишь на несколько секунд, и снова к Кари подбежал: — Ты обещала! Теперь я хочу крови. Думаешь, я не видел? Не знаю. Знаю! Знаю! — и неожиданно как-то отстраненно. — А что я знаю? Я что-то знаю? Что?! Забыл! — руками впился в свои волосы на голове: — А-а-а!

— А-А-А!

И его лицо вдруг просияло:

— Вспомнил! А! Ха, ха, ха! Вспомнил! Да! Что я знаю. Знаю… Комочек, маленькая такая девочка, она бы родилась красивой, умной, смелой. Умерла, умерла…

После небольшой паузы:

— Да, да… Знаю. Сейчас… я вспомню… Вспомню… Белла, милая моя Белла, умерла у меня на руках, на руках. Я не смог ее защитить… не смог… — и снова слезы на секунды. — Крови! Я жажду крови! А вот вспомнил… Вот!

В его руке появился пучок серых волос:

— Вот убийца! Вот убийца у меня в руках, — и неожиданно вцепился в этот пучок зубами, несколько секунд пытался его разорвать, но, видимо, снова опомнившись, отстранился. — Сейчас, сейчас… Только понюхать. Мерзкий аромат. Убийца… Белла, девочка моя. Моя радость… Кровь! Я хочу крови, — подбежал к Кари, которая, как и все в зале, замерла под воздействием этого сумасшедшего действа одного человека. И его запаха. А он подбежал и сунул под нос ей пучок волос: — Запах! Запах! Ты же знаешь этот запах… Белла, моя милая Белла. Она приходила и говорила, что нужно простить… Простить… Нет… какое прощение, какая милость… Кровь… Я жажду крови… Девочка, комочек мой милый, — и снова разрыдался.

Вскочил, обежал всех присутствующих когтей в зале.

Подбежал к одному из когтей, толкнул его в грудь:

— Ты, да? Ты убийца? Да? — и как-то плача: — Нет, нет… не он… не он… Кто? Помоги мне, Белла… кто из них? Не хочешь мести? Нет! Я жажду крови… Жажду… Белла, девочка моя, — и неожиданно подошел к следующему когтю. — Ты убил мою жену! А-а-а! Я нашел его! Нашел! Белла, ты будешь отомщена! — и снова рассмеялся сумасшедшим смехом. — Он ведь, да, он ведь? — посмотрел на Кари: — Ты же его послала убить, да, мою жену? Мою доченьку, мою девочку? Да, да?

— Комис, я никого никуда не посылала, — она понимала из этого бреда сумасшедшего, что Комис потерял жену и ребенка, от этого сошел с ума, но она-то тут при чем и ее когти? И при чем тут ее брат Нурх?

— Врешь! Ты всегда врешь. Всегда! — и в который раз слезы полились из его глаз. — Девочка, моя любимая Белла. Я любил ее! — выкрикнул он очень громко. — А ты убила ее! Ты убила! Такой милый комочек, так и растворилась в руках моих… нет… Я хочу крови! — подскочил к когтю, которого обвинил в убийстве. — Ты убил! Твои волосы… волосы, — рассмеялся и пучком так в нос когтю стал тыкать. — Смотри, смотри… Я хочу твоей крови!

— Комис, это глупо! — наконец опомнилась Кари, не хватало, чтобы и в самом деле она нарушила бы свое обещание.

— Белла, комочек, — он неожиданно сел на каменный пол зала и заплакал.

Но только его собрались поднять двое когтей, как он вырвался из их рук-лап и снова рванул к когтю, брату Кари — Нурху:

— Струсил, да? Струсил? — затряс пальцем. — Ты трус! Девочка моя, всего лишь девочка. Такая милая, комочек… — Трус! — выкрикнул Комис.

И тут Нурх скрежетнул зубами и проговорил сквозь них:

— Хорошо, человек, я принимаю твой вызов!

— А! — запрыгал от радости Комис и даже рассмеялся. И как ребенок захлопал в ладоши. И неожиданно очень серьезно: — Кровь, да. Я и кровь… Нет… я и кровь. А-а-а! Но тогда ведь была кровь. И она дала клятву! Да, да! Но он хочет моей крови, — отскочил от когтя. — Это ведь глупо да… Глупость. Какая кровь… Где кровь? — посмотрел на свои ладони. И снова серьезно: — Я принимаю твой вызов! Да! — и рассмеялся, и вдруг испуганно: — Но я и кровь… нет! Я не люблю кровь. Кровь — это страшно. Она красная и металлическая. Но без нее никак… Страшно, — и снова серьезно: — Он принял вызов? Я принял вызов! — и снова рассмеялся.

Можно было, конечно, уложить Комиса спать, напоить отварами, может, за крепкий сон он бы успокоился и все можно было бы утрясти без драки. Но вызов был принят, и каким бы ни был соперник сумасшедшим, поединку быть, иначе многие когти просто не поймут.

Когда смеющегося Комиса выводили из зала, Кари подошла к Нурху и проговорила:

— Хотя сумасшедшие и обладают сумасшедшей силой, смотри, не убей его! А после мы с тобой поговорим… — волосы и запах ведь и в самом деле принадлежали Нурху! Удивительно, но сквозь чудовищный запах немытого тела человека она отчётливо почувствовала и запах своего брата!

Одна из способностей тафгуров — это чувствовать запахи своих собратьев, чтобы, например, в пылу боя, в грязи и ночи, не убить своего. Поэтому тафгуры всегда бились без опознавательных знаков, так как чувствовали друг друга на расстоянии и часто атаковали своего врага в темноте. У тафгуров нюха никакого, хоть и оборотни, но своих собратьев чувствовали за версту. Но удивительно, что и Комис пах тафгуром, хотя он и не прошел инициацию!

Но что устроил ее брат за ее спиной?

— Он правда убил Орха?

Кари замерла от неожиданности мысли, пришедшей в голову. Комис не проходил инициацию, но он ведь убил истинного тафгура! То есть после смерти воина-когтя-хуфа он и стал истинным тафгуром! Вот же!

Но ответила очень спокойно:

— Да. Мальчик оказался очень ловким и смелым.

Нурх хмыкнул:

— Ну тогда нужно сделать глоток, — и потянулся за фляжкой.

Кари остановила его движение, их взгляды встретились, но после нескольких секунд она убрала руку с его фляжки:

— Но как я сказала — не убей его!

— Как скажешь, Юрна, — он склонил голову в почтительном поклоне. С ухмылкой на лице.

Упрямый и наглый, но все-таки родной брат.

Они прошли к арене.

Полуразрушенным Замком из черного труфа тафгуры-когтистые почти не пользовались, а жили в катакомбах рядом. В пещерах было привычней. Но все же в замке, в нескольких покоях, жила сама Кари, и арена тут была очень добротная и удобная. В Каракрасе вообще умели строить арены, и цирк тут был на высоте — хотя как говорил отец Кари, несмотря на жесткость характера, он не был чужд любопытству — цирк впервые в таком исполнении, артистичном и умном, особенно клоуны умиляли, он увидел их только тут, и силовые единоборства восхищали — поизучать пришлось любопытства ради.

Так что арена здесь была в отличном состоянии и тренироваться на ней было одно удовольствие. Ну и зрителям тоже было где разместиться.

Когда Нурх оказался на арене, то увидел сумасшедшего человека сидящим в центре арены и пересыпающим песок из одной ладони в другую. Он постоянно вздрагивал и сопел носом.

Вполне возможно, он уже успокоился и ему вряд ли хотелось дуэли или драки.

Нурх посмотрел на трибуну, где сидела Кари, как бы говоря, и что мне с ним делать?

Кари поняла его, показала ладонью хлопок, ну как по заднице.

Глупо, конечно, но дуэль хотя бы в таком виде должна была состояться.

Он подошел к сидящему и довольно резко поднял его на ноги:

— Ты драться будешь?

Комис только носом засопел, и тогда Нурх просто оттолкнул человека от себя.

Тот упал, раскинув руки.

Секунд пять так прошло.

Нурх следил за Кари, именно она должна была дать отмашку, что дуэль завершилась. Но Комис ведь не пролил и капли крови Нурха, поэтому формального завершения дуэли не было. То есть или Нурх должен был его убить, но бить ущербного было как-то не с руки, да и сестра будет в гневе, ну или Комис хотя бы нос Нурху должен был разбить, чтобы тот пролил свою кровь. И выполнил формальное условие дуэли.

Самому, что ли, порезаться, подумалось Нурху.

И тут…

И тут лежащий человек встал.

Но не просто встал. Его тело поднялось в воздух где-то на ярд, а затем, не меняя позы, как лежал, вытянувшись, человек повернулся против часовой стрелки, и встал на ноги.

Встал, отряхнулся, пригладил растрепанные волосы, очень медленно с каким-то восхитительным изяществом снял с себя разорванную и, оказывается, очень вонючую рубашку, обнажив худощавое, но сильное тело. Но, это было не все, от чего человек решил избавиться. Подцепив что-то у себя на лице, он еще и бородку, тоже вонючую, содрал со своего подбородка!

Мотнул головой, при этом щелкнул позвонком. Вбил пальцы левой, голой ступни в теплый песок. И рукой так правой поманил Нурха к себе.

Наступила не просто тишина. Наступило полное безмолвие. Даже скрип сидений замер — этот застывший скрип можно было вот прямо взять и ощутить руками.

Нурх тоже мотнул головой, но не от энергии, а от эмоций, пытаясь понять странную метаморфозу недавно сумасшедшего человека. Но отказываться от поединка был не намерен. И от вызова тоже…

И он побежал на человека, его сила плескалась в его руках, его руки были готовы разорвать противника пополам, а его тело…

Его тело ничего не ощутило. Не успело.

Точнее, оно просто вздыбилось, взлетело вверх, и все внутри Нурха перевернулось.

Но самое страшное было не это. А то, что человек вдруг оказался в воздухе, взлетел как птица и очутился вдруг над Нурхом, как коршун ринулся вниз, схватил уже не принадлежащее Нурху тело и вместе с ним опустился на песок арены.

Нет. Опустился — это слишком мягко.

Человек просто впечатал тело Нурха в песок арены!

Нэй — а это был именно Нэй — не стал разводить сантименты. Ему не нужна была долгая дуэль, ему нужен был урок быстрый и четкий, чтобы больше никому неповадно было задевать его друзей! Его женщин!

И когда он приземлился на тело когтя-хуфа — Нурха, как его звали — он не стал долго думать.

Его рука превратилась в камень, стала сильнее, чем пальцы-ножи тафгуров, и он резко и быстро разорвал грудь противника.

И вырвал его сердце!

Нурха не спасли ни глоток ансортии, ни умения, ни сила.

Но, вырвав сердце врага и слыша странный гул на трибунах, Нэй не сразу встал, а обратился к еще живому Нурху. Пока еще живому:

— Ты зря обидел мою женщину. Зря нарушил обещание сестры своей. Даже если и не знал о нем. И зря столкнулся со мной на этой арене. За своих женщин я любому порву глотку и вырву сердце. Я не люблю убивать, но не сегодня!

Встал и поднял сердце над головой:

— Я пришел с миром, и я не хочу войны! Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь погиб. Поэтому, как я и сказал, мне нужна кровь только этого когтя! Но чтобы вы оценили мои намерения…

Но тут совершенно неожиданно Нэй пошатнулся, вздохнул и довольно громко произнес:

— Господи, как я устал.

И, закрыв глаза, бессильно рухнул на песок арены.

Но никто из тафгуров не двинулся с места.

Ну, да, двинешься тут, когда такое началось.

 

Произошедшее сбило Кари с толку!

Она совершенно потерялась в догадках, что на самом деле здесь произошло. Факт, что брат ее убит, был ясным и понятным. Но как это все произошло? И кто этот человек, так спокойно и так безжалостно убивший одного из лучших воинов тафгуров? Ну точно не Комис, хотя и пах как тафгур.

Но все эти вопросы ушли на второй план, когда человек рухнул на песок. Вполне возможно, он бы что-нибудь да объяснил, но…

Когда он рухнул на песок как подкошенный, с потолка просто какой-то шквал пронесся. Десяток людей в странных балахонах и капюшонах спустились или, скорее, спрыгнули вниз на арену. Окружив человека живым, но мощным кольцом.

Но эта защита была не нужна, так как тафгуры находились в прострации и оцепенении! И нападать ни на кого не собирались. И не балахоны их напугали, а появление серой парочки. Высокие, казавшиеся хрупкими, они излучали такую властительную мощь, что тафгуры были готовы повалиться на колени и всем хором просить прощение за свое прошлое предательство и за все свои прегрешения перед ними. Только у этой парочки было странное отношение к происходящему — они даже не смотрели в сторону тафгуров, что давало возможность самим тафгурам не упасть и не заголосить.

Тафнорды — «серые властители», некогда властвующие над тафгурами и преданные ими в минуту опасности.

Харикаты — говорящие со смертью.

Уже через минуту балахоны подняли тело человека с песка и куда-то понесли.

А Кари, избавившись от оцепенения, вызванного и боем, и балахонами, и тафнордами, смотрела наверх. На потолок арены.

Он скрывался в тени на высоте двадцати ярдов, а у нее вертелся в голове глупый вопрос:

— Где они там прятались?

На следующее утро в черном замке началось чистое безумие.

Как, откуда и вообще возможно ли такое представить, но замок и его окрестности просто заполонило множество людей!

Сначала появились, как поняла Кари, военные подразделения. Две равнозначных группы — одни в черных доспехах и с черными накидками, на которых был вышит белый меч, другие в доспехах обычных, но с серыми накидками и с вышитым на них квадратной клеткой и огромным амбарным замком на ней.

Как впоследствии узнала Кари, это были две когорты двух Военных сил людей Каракраса — первые — это четвертая Норская Когорта Ордена Меченосцев или, как обычно говорят, Чистильщиков, и вторые — седьмая Хорвитская Когорта Внутреннего Конвоя. В каждой пятьсот семьдесят семь воинов и сто двадцать три всадника. И еще небольшой отряд еще одного значимого ордена Каракраса — Ордена Хранителей — серебряные доспехи и белые накидки с вышитым на них черным ларцом с застывшим в замочной скважине ключом.

Они очень быстро взяли весь ближайший периметр вокруг замка под неусыпный контроль.

За ними чуть погодя, ближе к полудню, появилась кавалькада из трех десятков карет, запряженных хриками, и сотни полторы телег обеспечительного обоза.

Как они прошли через некогда таинственный Черный лес и ущелье Зорга?

Кари и это узнала чуть погодя. Ребята военные особо не церемонились и просто выжгли просеку, превратив ее в дорогу. Никаких тебе больше таинственных тропинок, каких-то ловушек и мистики черных деревьев. Теперь только дорога, которую с первого же дня начали мостить! Несколько десятков каменных дел мастеров! А черного труфа в окрестностях черного замка было не на одну дорогу! Да и ущелье Зорга укрепили так, что не пройти чужаку, не проехать.

Но все-таки главные события развивались в замке. Вокруг человека! Простого человека! Но какие страсти!

Самое удивительное, но Кари и тафгуров никто не трогал, ничего не требовал и ничего не запрещал. Но, конечно, было понятно, что лучше пределы замка и его периметра не покидать.

Кари даже осмотрел Целитель, некто Атан Селистер, правда, ничего не сказал, а только что-то пробурчал о силе и воле, и ушел так, как его ждал более важный пациент!

Для его лечения выбрали самое большое пригодное для жилья помещение — Большую столовую. Она так называлась из-за огромного стола, множества стульев и высоких окон.

Но стол очень быстро разобрали, хорошо, что в окна не выкинули; он, этот стол, нравился Кари за красоту резной столешницы — здесь мало что было укрыто покрывалами. Этим занимались несколько орчей во главе с самым высоким из них, с огромной золотой цепью на груди. Потом неизвестно откуда взявшаяся прислуга вымыла окна, Кари видела их работу, когда прогуливалась вокруг замка.

А вечером там уже застелили кровать и уложили в нее человека. Слух у Кари, как и у любого тафгура, был хороший, и она многое если не видела, то слышала.

Впрочем, видела тоже многое, так как время от времени проходила мимо двери в Большую столовую, ставшую Большим лазаретом, когда ходила на прогулки. Иногда видела, как из дверей выходит этот огромный орч. Время от времени можно было увидеть красивейшую эльфу, задумчивую и немного грустную. Она, кажется, несколько раз хотела было заговорить с Кари, но всякий раз, что-то вспоминая, проходила мимо.

Так длилось два дня. Всего два дня, но каких долгих два дня! А на третий день за Кари пришли в ее покои. Орч и… Комис!

— Вас ждут! — проговорил орч, и хотя он рыкнул, но в его голосе не чувствовалось какой-то скрытой угрозы. Просто показал свое отношение к находящимся в комнате, презрительное, в которой на эту минуты находилась сама Кари, ее дочь Нерва, и Опырх, ставший в эти пару дней что-то вроде личного телохранителя юрны.

А Комис проговорил довольно нейтрально и спокойно:

— Он просто устал, но не стоит его сердить.

И перечить ни орчу, ни Комису никто не стал.

Когда они все вышли из покоев, Кари все-таки не удержалась и, дотронувшись до плеча, остановила Комиса:

— Прости меня!

Он посмотрел на нее немного снисходительно:

— Это зависит не от меня. Но я принимаю твои слезы. Идем!

Они прошли обычным путем, каким Кари ходила на прогулку, но теперь ей было разрешено зайти в двери Большой столовой.

И она зашла.

Здесь стояла полутьма. Окна, все десять, были плотно зашторены, а по бокам приглушенным светом светили фаеры — Кари очень нравилось это изобретение людей — или все-таки магов — Каракраса.

В огромном помещении стояла такая же огромная кровать с балдахином, сейчас поднятым, и на середине этой кровати, весь в подушках и одеялах, полулежал человек. Он был бледен, но дышал ровно и явно не спал, хотя глаза его были пока закрыты…

При этом с правой стороны от человека, имя его Кари пока не знала, сидела эльфа, у нее в ногах, на кровати стоял небольшой столик, на котором находилось несколько чашек с довольно жутко пахнущими, но от этого явно сильно целебными отварами — все целебное жутко пахнет и отвратительно на вкус.

И как Кари поняла, она была последней из приглашенных.

Она огляделась.

Удивительно, но тут было несколько когтей из ее клана. И хм… Вурх глава клана Нур Вирх, ее противник и соперник. Один из древних когтей, тех, кто жил еще до мира Каракраса и помнил войну Крови, в которой пал сначала старый реньюр расы, а затем и молодой его отпрыск. И когда ни старый, ни новый так и не успели создать алтарь силы — прошлый алтарь был оставлен из-за необходимости отступления — и напоить ею тафгуров-когтистых. Поэтому они и оказались здесь, слабые и малочисленные.

Находился в этой комнате явно отпрыск королевского рода, в парадном мундире, вроде полковника Королевской гвардии Рошанского Королевства — ну, какую-то историю и иерархию Каракраса Кари все-таки изучала, пришлось, так как застряли они тут, видимо, надолго, и нужно было соответствовать, хотя сейчас это было уже не так актуально. Подле него находились двое похожих друг на друга как две капли воды совершенно лысых воина или, скорее, охранника, в свободных, но при этом подтянутых одеждах — зацепиться не за что. И никаких знаков или отметок, только у каждого по странной эмблеме-значку на левой груди, обозначающей одно событие, но разными деталями. У первого на эмблеме сомкнутый рот, на который повешен амбарный замок. А у второго тот же рот, но за решёткой.

Как будто им приказано молчать.

Вошедший Комис присел рядом с женщиной средних лет, взял ее за руку, и стало понятно, что эта очень красивая для своих лет и немного печальная женщина и есть Изабелла, которая одарила Кари довольно красноречивым взглядом, в котором были и ненависть, и грусть, и даже какая-то брезгливость!

Кари уже знала, что на самом деле жена Комиса — Изабелла — не умерла. Да, у нее произошел выкидыш, но она осталась жива. И весь этот монолог среди когтей был затеян лежащим сейчас в кровати человеком, чтобы отвлечь и сыграть сумасшествие. Что, впрочем, ему удалось на все сто процентов!

Кари даже головой мотнула. Великий Вирх, что тут происходит?

Орч, имя которого так же пока Кари было неизвестно, занял свое место возле стены рядом с дверью, явно с целью охраны входа.

Целитель в черно-красном одеянии, увешанном сотней колокольчиков, представившийся Атаном Селистером, перезвон одеяния которого частенько слышала Кари и в своих покоях, и на прогулках.

Были еще двое — мужчина и женщина — в балахонах, как узнала Кари — Орден Ассасинов Каракраса, о котором впервые здесь услышала и увидела там, на арене.

Тафнорды, скорее всего, тоже здесь были, просто их так просто не увидишь.

Еще какая-то молодая женщина, тоже беременная, с аристократическими чертами лица, сидящая рядом с Целителем. Впрочем, Изабелла тоже излучала высокородность.

И еще что бросалось в глаза: в ногах кровати стоял стол, на котором на золотом подносе находился очень даже аппетитно выглядевший торт. Традиция, которая не была принята у тафгуров, но широко распространенная среди людей, таким образом отмечающих день рождение Едой, тортами и сладостями и выпивкой. И свечками на торте. И если посчитать, то свечек было…

Хм… Тридцать одна.

И чей день рождения отмечаем?

Неужели человека, лежащего на кровати?

М да. Очень даже интересный человек. Загадочный.

Как это здесь воспринимается?

Сошо?

Это было невозможно объяснить, но смотришь на человека и понимаешь, что это сошо. Даже она Кари это понимала, хотя была из пришлого племени в этом мире.

Но ведь бился с Нурхом не сошо! Что-то было, но явно не знак низкого происхождения!

Совсем запуталась ее голова!

10 августа (иль) от Пришествия Скирии.

19 Навура 406 года от Прихода.

Черный замок.

Вечер.

Но тут ей пришли на помощь, ну, чтобы не думалось больше. Заговорил лежащий в кровати:

— На самом деле, когда дядюшка Отой нашел меня на лестнице своего приюта, мне уже было месяца три или четыре. Я, скорее, весенний малыш. И я был чист и упитан для младенца, — говоривший продолжал лежать с закрытыми глазами, но усмешка его была довольно заметна. — Был завернут в шелковые пеленки, и даже письмо прилагалось с одной лишь фразой: «Меня зовут Нэй».

Хмыкнул.

При этом в комнате, в которой до этого момента стояла тишина и все как статуи не двигались, послышались звуки, движение. Все заулыбались, как будто солнце взошло и развеяло утренний туман.

— И дядюшка Отой не мудрствуя лукаво записал в метрике день десятое августа, когда нашел меня, как день моего рождения. Впрочем, неплохой день неплохого месяца, хотя лето я и не очень люблю, — наконец лежащий открыл свои глаза. Зеленые и пронзительные, как в душу смотрящие.

Кари сразу оценила этот взгляд и поежилась. А когда человек бросил взгляд на ее живот, то инстинктивно прикрыла себя руками. На что лежащий только хмыкнул:

— Как я уже сказал, я получил сатисфакцию и мне ее вполне достаточно.

Его взгляд упал на торт, улыбнулся:

— И за тортик спасибо. Я уверен, что Изабелла и Ойра превзошли самих себя, даже отсюда чувствую удивительную сладость пирога, — Ойра и Изабелла сильно покраснели, но было видно, что похвала им очень нравится.

А человек не вставая и даже не шевелясь, просто дунул, еле заметно, губы в трубочку сложил и так резко — «фу!», но при этом все горящие свечки на торте вздрогнули, вспыхнули и тут же потухли в едином порыве. Что вызвало восхищенные возгласы у присутствующих, даже Кари выдохнула от удивления. Но при этом человек закашлялся и тут же получил несколько ложек целебного пойла в рот:

— Спасибо, солнце. Спасибо, — проговорил он и оглядел всех присутствующих, и снова задержал взгляд на Кари, которую посадили слева от кровати, или справа от лежащего человека:

— Три дня мне не давали встать с этой душистой и мягкой кровати, полагая, что я обязательно должен отлежать все бока на всю оставшуюся жизнь, — он снова получил пару ложек, но уже другого отвара. — Ну и тем более мне не дали умереть в этой кровати, хотя это было бы и забавно: в третий раз познать тайны бытия и сознания, и увидеть все со стороны.

— Размечтался, — проговорила эльфа, что вызвало снова улыбки у всех присутствующих.

И снова отвар в рот.

— Но не скажу, что мы потеряли эти три дня. Мы просто, как в хорошей драме, затянули процесс разгадки загадки, и я уверен: вы все за это время подготовились, чтобы забросать меня вопросами в ожидании моих ответов, — и снова чуть долгий взгляд на Кари.

Но первым решил получить ответы на вопросы совсем другой разумный:

— Вот да! — принц неожиданно вскочил со своего места. — Я жду от тебя объяснений, Нэй! Я сижу, никого не трогаю! Тут врываются двое Ассасинов, хватают меня и тащат неизвестно куда!

 

История Артура.

Тридцать один день назад.

7 июля (ир) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Северный Город Великого Королевского Дворца Мирминора.

Гостевой Хризантемный Дворец.

Покои Принца Крови Артура Мосли вис Лонгбарда, Герцога Суркенского, Великого Графа де Пола, Графа ди Арна, Борона Мита, Борона Карта, Рыцаря Большого Ордена Неправильной Звезды.

Онора ди Фалей торжествовала! Заарканить такого мальчика в свои сети — это нужно было умудриться. Но она умудрилась и теперь была уверенна, что никуда этот принц от нее не денется. Она умела быть умелой в постели, умной в разговоре и красивой в паре, и теперь надеялась, что Артур ответит ей тем же. И сдержит свое обещание, и женится на ней!

О такой партии мечтала любая девушка. Выйти замуж за принца! Что могло быть лучше? Конечно, принцев в Королевском дворце много, но таких, как Артур, самых высоких кровей, даже в Королевском роду единицы.

И вот теперь она, вся в неге и в желании, ждала своего принца, нежась на огромной кровати, под мраморными шторами балдахина, на шелковых простынях и подушках.

Но ее размышления о женском счастье неожиданно нарушил скрип двери. Все правильно, Артур наконец-то закончил свои размышления, ну а что еще делать принцу в уборной целых полчаса? Онора его не звала и не теребила, пусть, так сказать, созреет, хотя она уже просто горела страстью, но надеялась, что терпение ее будет вознаграждено.

Но повернувшись на звук скрипа, она с удивлением увидела не Артура, а обнаженную женщину. Красивую телом, немного жесткой красоты лицом и с карими глазами, в которых светилась…

Усмешка?

Выйдя из комнаты с бассейном, женщина очень спокойно вытирала голову полотенцем, как будто только что отлично поплавала. Когда она это успела?

— Привет, — проговорила она, — Сегодня втроем? — и в глазах ее смешинки.

От этого простого на первый взгляд вопроса Онора прямо-таки задохнулась и, вскочив с кровати подбежала к женщине и вцепилась в ее волосы.

Визг, шум, гам…

А в это время Артур, запершись в уборной, думал совсем о другом. Как он вляпался в эту ситуацию?

Конечно, у него и раньше были девушки из числа фрейлин Королевы, и никому он ничего не обещал и обещать не собирался.

Но вот Онора…

Может, она подсыпала ему что? Хотя нет… Привороты на принцев действовать не должны. Но чего не скажешь в пылу страсти! Вот он и пообещал на ней жениться! Вот же дурень! Ведь слово королевской крови многого стоит. Если пообещал, то должен обязательно выполнить обещание, даже если свидетелей нет у этой глупости.

Конечно, есть куча правил и возможностей, с помощью которых все обещания можно обойти. Но как это муторно: выискивать нужное в непонятном.

Нэя бы сюда, он бы эту ситуацию вмиг бы разрулил!

Артур вздохнул и…

Хм… Что это там происходит?

Даже из-за плотно закрытой двери из уборной в спальню были слышны женские крики и довольно смачные ругательства…

Чего это Онора удумала?

Артур открыл дверь и остолбенел при виде удивительной картины — две обнаженные и очень красивые женщины мутузят друг друга ногами, а обеими руками крепко держат волосы друг друга, пытаясь, видимо, вырвать побольше волос из роскошных причесок.

— Что здесь происходит? — он тоже был обнажен и среагировал соответственно.

Обе женщины замолчали, перестали трепать друг дружку, и одновременно посмотрели сначала на удивленное лицо Артура, затем так же одновременно на его состояние ниже пояса, и если Онора почему-то покраснела, как будто впервые видела Артура таким, то незнакомка только хмыкнула, довольно просто избавилась от хватки соперницы, поправила волосы и сделала два быстрых шага в сторону принца.

Артур был высок, под пять футов и пять дюймов — сто восемьдесят шесть сантимов, — но незнакомка была еще выше. И она так взглянула на принца сверху вниз, снисходительно и насмешливо, и совершенно неожиданно для него впилась своими губами в его губы.

Не просто поцелуй, а очень страстный поцелуй!

— Что?! — послышалось со стороны Оноры.

Незнакомка повернулась к фрейлине королевы. Улыбнулась:

— Ты тоже, что ли, хочешь? — хмыкнула, — Изволь.

И сделав еще два шага, но уже в сторону Оноры, страстно поцеловала уже ее.

Было видно, как у той в начале просто округлились глаза до размеров чайных блюдец, а потом они резко закатились. И незнакомка просто оттолкнула ее, и та упала на кровать, возле которой стояла.

— Давненько я так не целовалась! — мечтательно проговорила она. И удивленно повернулась на голос Артура:

— Солнышко мое, ты ляжешь со мной?

На самом деле Артур тоже отключился от поцелуя незнакомки, но она не стала тратить на него время, а направилась к Оноре, потому что принца должен был подхватить ее напарник, появившийся из тени.

Он и подхватил, но, видимо, у Артура не все отключилось, принц все-таки, и он в какой-то момент и выдал эту фразу:

— Солнышко мое, ты ляжешь со мной?

М-да. Картина маслом.

Ее напарник в одежде слуги, ну бродить по Королевскому дворцу в облачении ассасинов — не лучшая идея, держал на руках обнаженного принца, который впал в какую-то непонятную прострацию — обхватил шею мужчины руками, произнес фразу, да еще умудрился поцеловать того в щеку!

— Какого! — возмутился напарник незнакомки, быстро подошёл к кровати и довольно грубо бросил принца на простыни.

Тот, упав, быстро нашел у фрейлины, так же лежащей на кровати, место, куда можно уткнуть свой нос — почти в левую грудь, и как-то мило зачмокал губами.

— Смешно, — философски заметила незнакомка.

— Очень, — но мужчина все же сумел улыбнуться, хотя до сих пор тер щеку, пытаясь избавиться от поцелуя. На самом деле сонный состав, нанесенный на губы незнакомки, на ассасинов не действовал, так что мужчина тер щеку по другому поводу.

— Пакуй их, а я пойду поищу наряды для нашего принца — покрасивше и позначимей.

Покои принца были просто огромны! Вьюга, так звали незнакомку, выросшая с младенчества среди ассасинов и в спартанской тесноте, немного терялась в этой гигантском пространстве. Но их обучали быть самими собой в любой обстановке и в любом месте, хотя после задания стоило все-таки обратиться к орденским мозгоправам, чтобы выправить эту странно появившуюся боязнь таких огромных комнат…

Ну, а как ей, этой боязни, не появиться, если одна платяная комната, где располагались манекены с одеяниями принца, занимала пространство, как три, нет, все пять казарм в Цитадели Ассасинов! При этом тут вообще никто не жил, а там расквартировались аж шестьдесят шесть членов ордена!

Впрочем, Вьюге повезло, не пришлось долго бродить по этому празднику роскоши и пространства, она почти сразу же нашла то, что на ее взгляд больше всего подходило принцу — парадная форма полковника Королевской гвардии, сразу видно, что Принц Крови! И совершенно белое мужское платье, усыпанное бриллиантами и драгоценными камнями, с широкополой шляпой с огромным плюмажем — просто франтоватое и модное Герцогское величие!

Принц Крови, да еще и Герцог!

Удивительный друг для сошо…

Впрочем, о сошо ни слова.

Но как мужчина Нэй… Вьюга даже глаза прикрыла. И тут же замотала головой, отгоняя мечтательные мысли. К тому же ассасины давали обет безбрачия, и секс только по работе и если нужно по заданию, а у Нэя есть еще и эльфа.

О чем она думала?

Она очень аккуратно сложила одежду принца в дорожные чемоданы — выбрала еще несколько вполне обычных костюмов — и вышла наконец из платяной комнаты.

Ее напарник уже завершил так называемую упаковку клиентов — поместил и принца, и его любовницу в специальные мешки для похищения людей.

На мгновение он посмотрел на появившуюся напарницу и тут же прыснул смехом:

— Ты бы себя видела…

Ну… Обнаженная женщина с чемоданами. Чего смешного?

Поставила чемоданы на пол и исчезла в комнате с бассейном и появилась через пару минут, уже облаченная в форму королевской служанки.

Все быстро, четко, спокойно.

— Вот, — напарник протянул Вьюге лист бумаги.

Та взяла его в руки, прочла:

«Уехал по срочным делам. Вернусь через месяц. Артур.»

Усмехнулась.

— Что?

— Наш малыш, оказывается, возведен в Герцогское достоинство!

— То есть он может вообще никого не предупреждать? Герцоги — это ведь вообще свободные птицы! Кроме Короля и Великого Скирии, над ними больше и нет никого! — повертел в руках листок. А он так старался копировать почерк Принца.

— Оставь. Так для него будет привычней.

— Герцог! — хмыкнул и добавил неожиданно: — А отец-то его не всполошится?

Она пожала плечами:

— Напишет письмо, как встретится с Нэем.

Вьюга поправила свою одежду служанки перед зеркалом и взялась за чемоданы. Задание, можно сказать, выполнено. Осталось только выйти из Королевского дворца.

Как уже было сказано, расхаживать по Королевскому дворцу-Мирминору, в боевом облачении ассасина, хотя оно очень удобно и функционально: все эти плащи и накидки — это лишь для парада, и красоты, ну разве что от дождя еще спасают и от непогоды, но на задании они только мешают — это нужно иметь или железные нервы, или быть полным идиотом.

Поэтому и пришлось нарядится в этот карнавал. Правда, Шторм, как звали ее напарника, на слугу походил очень отдаленно, слишком выпирала из него военная выправка. Впрочем, ночью, в полутьме притушенных фаеров мало кто обратит внимание на двух слуг, если, конечно, только не королевский патруль. Но прятаться ассасины умели даже при прямых стенах и коридорах, а на улице тем более.

Хм… В общем, с безопасностью в Великом Мирминоре, а в Хризантемном дворце тем более, было хуже некуда, что сыграло на руку ассасинам, хотя они и думали, что будет сложнее. Старые ассасины рассказывали, что тут неплохо работала служба безопасности, которую ни Вьюга, ни Шторм так и не заметили. Видимо, когда-то работала. Главное во фразе — «когда-то».

Единственное, что Мирминор, вся его огромная территория, оставался закрытым для пространственных переходов. Здесь магия продолжала работать очень хорошо. Так что пришлось делать все ножками, без эффектных появлений.

Но ходить полезно.

Так что…

Через полчаса после появления в покоях Артура ассасины вместе со спящим принцем растворились на зеленых тропинках Северного Города. А еще через полчаса покинули и Великий Мирминор.

Правда, перед выходом они устроили финт ушами — заглянули в один из Гостевых замков и положили спящую Онору де Фалей в спальню к кому-то из дворцовых аристократов.

Так просто, ради шутки, не брать же ее с собой.

Очень интересно получилось.

Через месяц Онора де Фалей покинула Королевский дворец, выйдя замуж за не очень знатного, но с умеренным достатком Борона ди Лири, с юга Рошанского Королевства — не дворцовый аристократ, но тоже достойных кровей, приезжал в столицу подтвердить свое право на домен.

Правда, все это время ее не покидала мысль, что она сделала что-то не так.

Но вот что, она так и не вспомнила.

До конца своей долгой и, можно сказать, счастливой жизни.

 

— Врываются? — проговорила женщина-ассасин.

— Тащат? — это уже ее напарник.

— Артур, мы вроде все обговорили после того, как ты… — Нэй закашлялся, и Элли тут же принялась поить его из ложечки одним из отваров. Он пил, чуть морщась, но стоически переносил и запах, и вкус этого напитка.

Наконец эта процедура завершилась, и Нэй, теперь поблагодарив эльфу-сиделку лишь взглядом, продолжил:

— Обговорили с тобой после того, как встретились? Что тебе непонятно сейчас?

— Да я тут думал, — чуть смущенно произнес принц. — Почему они? Ассасины почему? Можно было ведь просто письмо прислать…

— Ну-у-у… — Элли не дала ему выпростать руки из-под одеяла, так что он только пожал плечами, — Письмо слишком долго идет, даже твои королевские конверты, которыми ты меня снабдил на всякий пожарный случай. Потом бюрократия. А еще неуверенность в том, что письмо дойдет до тебя в целости и сохранности. Даже королевскую почту читают! Да и как твой отец отнесся бы к твоему желанию покинуть Дворец?

— Я стал Герцогом! — очень гордо проговорил Артур.

— О! Да! Я и забыл! — воскликнул Нэй и тут же закашлялся вновь.

И тут у всех создалось любопытное впечатление, что Нэю очень нравится пить горький отвар из рук эльфы. Ну такой у него был вид; впрочем, Элли не возражала против такой своей эксплуатации.

— Я и забыл совсем! — продолжил Нэй. — Как ты вообще им стал?

Артур пожал плечами:

— Дедушка Георг Герцог Суркенский умер год назад на сто восемьдесят девятом году жизни.

— Мои соболезнования, — тихо проговорил Нэй, ну светская хроника была для него темным лесом. Пока темным лесом…

Артур качнул головой, принимая соболезнования:

— Представляешь, он был Первым Носителем Права, когда Грегор VI стал Королем! Он был младшим братом Грегора — моего прадеда! Ну, после смерти, полгода траура, потом какие-то совещания, желания и виденья. Наконец три месяца назад решили, что я достоин этого титула. Было довольно торжественно, жаль, тебя там не было.

Не сказать, что Герцогов было много. На первый взгляд казалось, что много, но на самом деле не так чтобы очень. При этом герцогские титулы не брались с потолка. Уже давно, последние дополнения и изменения к правилам и числу Герцогов произошли после Великого Катаклизма, и больше не менялись.

То есть их всего сорок семь титулов. И только пять из них наследственные, так называемые Великие Герцоги. По власти почти как Короли, только без Носителей Права, а по старшинству, причем и женщины род продолжали, не прерывался род на женщинах. Но Королями Великим Герцогам стать практически невозможно — Лонгбарды прочно держались у власти, все остальные титулы дарственные, которые меняли своих хозяев после смерти очередного носителя титула. Впрочем, и без герцогских достоинств большинство носителей обладали почти абсолютной властью. Титул Герцога просто добавлял силы и авторитета его носителю.

Нэй прикрыл глаза, представив, какими таранами и силой действовал отец Артура — Отон Герцог Умбрельский, чтобы сыну достался освободившийся титул. Впрочем, все это было очень кстати и к месту. Теперь Артур представлял не просто Королевский род в этом месте, в этом Черном замке, он представлял саму Корону! А это превращало все возможные здесь решения, не просто в законные действия, а действия высшей власти!

— Я рад за тебя, Артур! — Нэй улыбнулся. — Что касается твоего непонимания, почему ассасины…

 

История Ассасинов.

Тридцать шесть дней назад.

2 июля (ир) 1440 года от Пришествия Скирии.

Перекресток четырех дорог у трактира «Четыре дома».

Безлунная ночь.

Нэй покрутил головой, щелкнул позвонком и, оглядевшись, встал лицом строго на юг. Закрыл глаза и произнес:

— Жизнь и Смерть!

Может, это всего лишь слухи? И как-то по-другому ассасинов вызывали?

Учитель ведь мог и ошибаться.

Он минут пять ходил, нет, не по кругу, а выбивал из дорожных камней квадрат. Десять шагов одна сторона, десять шагов вторая сторона. Любопытно будет утром посмотреть на это его художество мыслей.

Неожиданно он остановился:

— И долго вы будете меня разглядывать?

А ведь не слышал, как они появились. Значит, они умели тихо перемещаться, это хорошо.

Из темноты вышли двое — женщина и мужчина. Высокие, сильные, как и положено ассасинам, в строгих накидках и плащах. А под ними, видимо, оружия полные ножны.

Впрочем, убивать Нэю никого не требовалось. Наоборот, нужно было спасти одного глупого принца от его же глупостей…

Нэй приподнял кончик своей широкополой шляпы а-ля «дикий запад» — кто знает, тот поймет! — и проговорил:

— Приветствую вас, господа. Я Нэй Вейн. Даже не думал, что эта формула вызова реальная и действующая!

— Кого убить? — проговорила она.

— Убить? Нет господа, убивать никого не нужно. Я и сам могу убить. Нужно как раз спасти и вытащить. А то чувствую, что друг мой скоро закиснет от скуки и глупых обещаний.

— Ты что, издеваешься? Знаешь, что мы делаем с шутниками?

— Успокойся, Шторм, — ее голос умел остужать его порывы и ворчание.

— Я знаю про шутников и их языки. Но мой заказ имеет полную силу, и полная оплата вам гарантирована.

— Кого нужно выкрасть и откуда?

— Принца Артура-Урбана вис Лонгбарда из Великого Мирминора в Мир Рошанском…

— Точно издевается!

— Почему? — Нэй искренне удивился. — Вы не можете попасть в Королевский дворец?

— Пространственный переход туда заблокирован, — проговорила Вьюга. — То есть прыгнуть и забрать сразу мы не можем. Нужна подготовка, дня три. Приход, отход, изучение обстановки.

Нэй пожал плечами:

— Так я не требую от вас невозможного, делайте, как станет возможным, но хотелось бы в ближайшие три-шесть дней.

— Парень, ты правда Нэй Вейн? — проговорил Шторм.

— Да. А что? — Нэй вытащил из кармана фисташку и закинул очищенный орех в рот. Как Файнс, он так и не смог — хотя искренне пытался перенять эту привычку друга. Зачем? Ну, может, как память о нем — есть их горстями, но вот так, по орешку — запросто. К тому же это отвлекало собеседника.

— Ничего, — Шторм пожал плечами и вдруг резко напал на Нэя!

Но и пяти секунд не прошло, как малый меч ассасина лежал в траве, а он сам корчился от боли. Напарница же даже с места не двинулась.

Так называемая проверка заказчика. Часто купчишки заказывали своих конкурентов, а они воины никакие, вот у ассасинов и появилась привычка снимать с этих жирных котов лишнюю стружку. А потом стала традицией и перешла на всех клиентов. Напал, прижал нож к шее и просишь уже тройную или в пять раз большую оплату. Больше — это уже перебор, нарушение традиции или жадность — то есть так не делалось. Но если проиграл, бывало и такое, то заказ идет бесплатно.

— Проверка закончилась? — снова орешек в рот.

— И в самом деле он, — проговорил Шторм, потирая помятую руку.

Приятно, когда слухами земля полнится.

— Мы возьмем заказ бесплатно, — проговорила с небольшой паузой Вьюга.

— Не стоит, — ответил Нэй. — Вы мне еще будете нужны, так что оплата все равно будет. Да и деньги уже приготовлены, — и вытащил из кармана жилета-разгрузки увесистый кошелек. — Вам нужны деньги на подготовку, так что возьмите, — и просто сунул кошель в руки Вьюги, та просто не успела отстраниться.

До жути быстрый парень!

Нэй на это усмехнулся:

— Я остановился тут, в «Четырех домах». В «Левом-Правом» трактире. Нужно подробности дела обсудить. Пойдем вместе, или вы позже подойдете?

Начиналась проза жизни.

— Мы попозже заглянем, чтобы не светиться и не отсвечивать, — проговорила Вьюга.

— Уверен, вы найдете мою комнату, — и Нэй растворился в темноте.

На это Вьюга усмехнулась и вдруг крепко выругалась, снова увидев в своей руке тот кошель с деньгами. Но она же точно вернула его Нэю! И была уверена, что незаметно это сделала!

— Раздадим нищим, — проговорил Шторм. — Раз уж по-другому никак.

Вьюга вздохнула, мотнула бессильно головой.

И они тоже, оба, растворились в темноте ночи.

Заказ был принят к исполнению.

— Я рад за тебя, Артур! — Нэй улыбнулся, — Что касается твоего непонимания, почему ассасины, то тут несколько причин. Они быстрые, сильные и умелые воины, способны выполнять сложные задачи. Но главное все-таки — это их умение перемещаться в пространстве. Они тем и опасны, и ценны.

— Жуть! — проговорил Артур. — Как они еще мир не захватили! — принц был сыном своей эпохи, в которой про ассасинов рассказывали не очень добрые сказки. И где правда, а где вымысел в этих сказках, понять было невозможно.

— Ну все не так страшно, — Нэй снова закашлялся и снова получил очередную порцию ложек отвара.

— Перемещение — это дар, и он не у каждого имеется. А если и имеется, то не каждый способен его в себе развить. Ну есть, конечно, «прыгуны», которые сами до всего дошли, но в основном такие любители заканчивают глупым прыжком в центр дерева или каменной стены и погибают или от каменного обвала, или от деревянной щепки в сердце. Ассасины нашли способ выявлять этот дар еще в детстве его носителя. Вот как это делают, чего не знаю, того не знаю. Это их секрет. Но, как я понимаю, выявляют они почти со стопроцентной уверенностью! Как у нашей Вьюги, например. Вот Шторм этим даром не обладает, но Вьюга может переносить и себя, и еще нескольких человек…

— Троих, — уточнила женщина-ассасин. — На большее не хватает сил.

— Вот, — Нэй улыбнулся. — Поэтому они просто не в состоянии захватить мир — сил не хватит. Да и мало прыгунов, на самом деле. При этом ассасины обычные люди — хорошее войско против них и… Но, надеюсь, до этого не дойдет…

Он не кашлял, но Элли все-таки напоила его еще одним из отваров. После чего Нэй откинулся на подушки, прикрыл глаза и, казалось, заснул. Но нет, хотя его голос зазвучал совершенно неожиданно и немного приглушенно:

— Сначала, я хотел убить тебя, Кари Ворх Витух. Но когда я понял, что ты беременна, я задумался. А потом еще и то, что ты все-таки сдержала обещание и никого не посылала, и эти действия, нападение на Изабеллу, были продиктованы только мыслями и желаниями твоего брата, то стало понятно, что должен умереть только он.

— Я до сих пор не могу понять, что им двигало! — искренне проговорила Кари. Вот и начался разговор по их души, если, конечно, они были у тафгуров.

— Разве? — Нэй как-то загадочно усмехнулся.

Кари сморщила свое лицо, пытаясь понять мысли лежащего человека. Она должна что-то знать?

— Хорошо, Кари, я помогу тебе в этих размышлениях. Но сначала, как говорится, немного истории и родственных связей, — он закашлялся, причем это не было игрой, а очень неприятный кашель, и Элли влила в него целую чашку темного, как темный аккум, отвара.

Наконец кашель ушел, и Нэй снова с минуту передохнул:

— Сразу откроем карты и скажем, что Кари, Нурх и Комис-старший являются братьями и соответственно сестрой друг к другу.

— Что? — вскочил Комис.

— Именно так, друг мой. Являются единокровными братьями и сестрой. У них один отец, но вот матери у всех троих разные. Так что можешь познакомиться со своей родной теткой!

— Вот еще! — фыркнул Комис.

Нэй усмехнулся:

— Порой мы очень удивляемся, когда узнаем, какие у нас родственники. Открытия бывают сногсшибательные. Особенно когда на тебя наваливается неожиданное наследство, сразу столько родственников появляется, что удивляешься, откуда они вообще взялись? — и посмотрел на Ойру, сидящую рядом с Целителем, та только горько вздохнула, вполне понимая, о чем говорит Нэй.

— Но ты в своем праве, Комис, не знать родственников или игнорировать их, но этого уже не отнять и не изменить. Кари — твоя тетка, но самое неприятное в этой истории то, что она еще была и любовницей твоего отца!

— Чего?! — снова возмутился Комис.

— Или он был ее любовником.

Кари покраснела, хотя чувство стыда ей было незнакомо. До сегодняшнего мгновения.

— Впрочем, это не столь важно, важно то, зачем это было сделано!

Снова несколько глотков отвара.

— Как мы знаем, в человеческом обществе кровосмешение не приветствуется. Общество вполне спокойно относится к связям людей одного пола, все-таки Кат и Бат были ормейнами, но вот связи между братьями и сестрами, ближайшими родственниками, то есть инцест, вызывают, мягко говоря, непонимание, доходящее до осуждения, если это что-то слишком явное, и порой даже самосуд могут учинить над такими неправильными людьми. Что не является правильным, но это защита общества от нарушения или отхода от традиций. Поэтому мы все знаем и чтим традиции и стараемся их не нарушать.

— Хотя, — он неожиданно задумался, — существует легенда, в которой говорится об общем ребенке Кары и Краса, зачатом в минуту родственной страсти. Правда, эта легенда не говорит, какого пола был младенец. Только лишь рассказывает, что на третий день с рождения младенца запеленали в шелковые пеленки и, положив в люльку, отдали дракону, который унес младенца за тридевять земель, и дальнейшая его судьба совершенно неизвестна, — Нэй закашлялся, но, к своему удивлению, не получил положенного отвара.

Посмотрел на Элли, которая, как и все в комнате, застыли в полной тишине. Легенда их явно шокировала.

Нэй дернул бровью:

— Что?

— Э… — опомнилась эльфа, — Нэй, даже я не знаю этой легенды!

— Да? — Нэй как-то виновато задумался. — Это ж надо куда я забрался! — хмыкнул он и как будто опомнился. — Но не суть. Забыли.

И тут же получил пару ложек отвара. Продолжил:

— Так вот, если вернуться к кровосмешению, то у тафгуров все несколько иначе. Их раса едина, и на самом деле понять сложно, кто у них кто. Родственники на каждом шагу, а если считать, что от племени, извини, Кари, от расы, после войны Крови мало что осталось, то и кровосмешение тут тоже на каждом шагу. Конечно, когтистые придерживаются определенных правил, традиций и ритуалов, которые и позволяют им выживать, но это довольно своеобразные правила и ритуалы. Одна клановая оргия, когда все мужчины и женщины клана совокупляются одновременно и со множеством своих собратьев, довольно странно воспринимается, хотя в некоторых закрытых людских общинах такие оргии тоже практикуются. Правда, если у людей это своеобразное продолжение рода, то у тафгуров это объединение энергий так называемое «оруфари». Хотя смотрится все-таки жутковато…

Помолчал:

— Впрочем, чего это я тут развел морализаторство. Делается и делается, мы не об этом. А о прямом кровосмешении. Кари, ты всегда обвиняла Вурха в смерти своего отца, но я должен тебя разочаровать, Вурх тут совсем не при чем. Да, он всегда был соперником, можно сказать, врагом Курха Вир Ваха, но в его смерти он не виновен. Даже близко. Но мы об этом чуть позже поговорим.

Кари стрельнула взглядом в сторону Вурха, а тот только плечами пожал:

— Но то, что он сказал Комису-старшему, что тот брат Кари — это точно и сомнению не подлежит. Правда, я так и не понял, как ты доказал Комису-старшему это знание. Но знаю, что Комис-старший спросил напрямую у Кари! Вот прямо в лоб спросил. И она ответила правду!

— Да, я ответила: «Да»! Не думала, что после этого он сбежит!

Нэй хмыкнул:

— Комис-старший пытался остаться человеком, жил в человеческом обществе, был воспитан человеческим обществом, и… — помолчал немного, как бы обдумывая дальнейшую фразу, и продолжил: — Но при этом он был тафгуром, пусть и не инициированным, и сына неосознанно тоже подвел на путь тафгура, хотя, вполне возможно, и жалел об этим решении. Поэтому некоторые вещи, которые приемлемы для тафгура, но невозможны для человека, он принять не смог. Даже когда ты стала объяснять ему, что это нужно для дела, что твоя кровь и его кровь способны создать мощь и силу, которая так требуется…

Нэй снова закашлялся и получил очередную порцию отвара.

— Но успокоить ты его сумела, как тебе показалось, но утром он сбежал.

Кари прикрыла лицо рукой и со вздохом проговорила:

— Да, мне показалось, что я его успокоила, и у нас была отличная ночь, но утром он сбежал. Усыпил меня и сбежал, а когда я проснулась, то искать его было уже бессмысленно, он был уже далеко, да и в Мальвиноре следы быстро теряются.

— И он исчез на долгие двадцать лет! Но при этом он часто наведывался к Черному замку. Я… — Нэй снова помолчал. — Знаю, что он хотел и что он пытался понять, но с тобой он не встречался, как и с другими тафгурами. Вполне возможно, кто-то его видел и, может быть, даже общался, ведь, несмотря на единое племя, вы довольно разрозненны. К тому же Комис-старший пах как тафгур, то есть был своим на запах, а какой клан он представлял, это было уже второе. Кстати, меня секрет пропустил, даже не пытаясь понять, кто я, так как я тоже пах как тафгур, поэтому мне просто пришлось нарваться на них специально, чтобы время зря не тратить, — Нэй усмехнулся. — Но через двадцать лет ты неожиданно получаешь от него послание, в котором он назначает встречу в Аркете. Он не указывает причину, но сейчас мы знаем, что он был уже смертельно болен. Всем известно, что тафгуры не имеют смертельных болезней, их генный код, — он замолчал, поняв, что сказал слишком заумную фразу. — Э… в общем так у них организм построен, что не болеют они. Но Комис-старший не был полноценным тафгуром, в нем еще оставалось очень много от человека, поэтому человеческое более слабое начало и взяло верх над более совершенным началом тафгура. Но об этом чуть позже расскажем. Не время пока говорить об этом.

Перевел дух, снова пара ложек отваров, чтобы горло промочить. И продолжил:

— Я не буду вдаваться в подробности, как ты встретилась с Комисом-старшим. После побега Миранды ты не выпускала ее из виду, для этого и отправила с ней бабушку Ан, чтобы та время от времени держала с тобой связь — было видно, как Комис неверящим взглядом уставился на Нэя. Именно так, друг мой, ни капли лжи в моих словах. Но что было на уме у бабушки Ан, не совсем понятно. Она свято исполняла роль связного многие годы после рождения Комиса-старшего, именно она столкнула его с тобой Кари, но она же поддержала и разрыв Комиса-старшего после того, как ему открылась правда родства. А ведь она могла в любой момент дать знать, где они находятся. Но даже и словом не обмолвилась. Ну и не она, Комис, друг мой, твоя мать. Честно говоря, даже я не смог понять и разобраться в твоем рождении. Может, какая-нибудь падшая женщина Блистательной Порты, но то, что ее нет, твоей матери, в живых, это однозначно. Не плачь, друг мой, ты хоть знал своего отца, я же вообще не знаю, кто и что мои родители, хотя и пытался найти их следы в общем потоке своих мыслей.

Нэй вздохнул чуть грустно и продолжил:

— Так вот, столкнувшись с Комисом-старшим, ты, Кари, закружила роман с ним на целых пятьдесят лет. Конечно, ваши встречи были хоть и регулярны, но проходили после длительных перерывов. Встреча раз в десятилетие — это ли не истинная любовь? Впрочем, обо всех перипетиях ваших отношений ты своему племяннику расскажешь. Это он сейчас отнекивается, но, уверен, обязательно тебя послушает, — Комис только что-то буркнул, на что Нэй усмехнулся. — Поверь мне, друг мой, это будут забавные рассказы, особенно походы к Золотому водопаду, — и сверкнул взглядом на удивленное лицо Кари.

— Но нас на самом деле интересует не ваши игры и приключения, нас интересует, зачем ты это сделала. Зачем закружила голову Комису-старшему, — он помолчал, глотая очередные ложки отвара. — Но ответ довольно просто — это реньюр расы! Ты решила родить сама, лично реньюра расы и лучшего мужчины, чем бывший сосуд плоти, то есть Комис-старший, ты не видела. При этом стоит отметить, что, обладая статусом сосуда плоти, Комис-старший мог бы зачать реньюра расы независимо от времени! Сам он уже не мог стать реньюром расы по возрасту, но его сын стал бы реньюром расы автоматически. Вообще не понимаю, как это возможно, но это явно так.

Кари при этом кивнула.

— Но закавыка была в том, что от твоей связи с Комисом-старшим рождались только девочки! Кстати, Нерва, одна из дочерей стоит за твоей спиной, Кари. Вот, Комис, познакомься со своей родной и двоюродной сестричкой одновременно. Ну, голова кругом идет от такого родства! Да, только будь осторожен, она несдержанна в гневе, и даже собратья тафгуры стараются держаться от нее подальше, уж больно она в спину свои коготки любит вонзать во время оргий. Хотя в страсти ей нет равных! — и Нэй усмехнулся.

— Да кто ты вообще такой! — закричала Нерва, вырвалась вперед, может, и ближе бы подбежала, но ее придержала за руку мать…

— Я тот, от кого зависит ваши жизни, и мы сейчас решаем этот вопрос, — очень жестко проговорил Нэй. — Как я и сказал, мне не нужна война, но там за окном стоят воины, которые только по одному моему слову порежут вас всех в мелкий винегрет и скормят хрикам! Поэтому вы все будете слушать, что я говорю, но если так не терпится, то можешь подойти, и мы посмотрим, какого цвета у тебя сердце! Вырвать его сил у меня хватит!

Нэй помолчал, немного давая всем присутствующим осознать сказанное:

— На самом деле кровосмешение у тафгуров дает совершенно иной эффект, чем у людей. У людей происходит вырождение, до такой степени, что Великому Маркитону V пришлось силой связать аристократические роды с более низшими по рангу, чтобы укрепить вырождающуюся кровь; его реформа Крови была именно для этого и задумана, а не для того, чтобы убрать конкурентов на Трон. И все эти маркизы, — он остановился, выдохнул и добавил чуть виновато: — Э… что-то меня снова не туда занесло. Так вот у тафгуров смешение крови приводит, наоборот, к усилению крови. Я, если честно, запутался напрочь. Вся генетика летит к чертовой матери, если изучать кровь тафгуров, но факт остается фактом. Поэтому и оргии, чтобы обменяться энергиями и силой. Впрочем, Нерва, как мы видим, несдержанна, зла и плохо воспитана. Ну, с воспитанием понятно, Кари постоянно думала о сыне, о возрождении реньюра расы, но не как о воспитании своих многочисленных детей. Некоторые ее дети даже перешли в другие кланы, чтобы только получить положенную им силу и воспитание, или что там у тафгуров главное. Правда, несдержанность и злость — эти качества очень даже правильные для тафгура, но в меру и в нужный момент, а не постоянно и везде.

В общем, чем выше родственная связь, тем сильнее качества реньюра расы. Но самое странное то, что считается, что все-таки лучшие реньюры расы — это дети, рожденные человеческой женщиной от самого сильного и авторитетного тафгура, ну, конечно, когда нет самого реньюра расы. В данном случае, от Курха, отца Кари, так как на тот момент в племени тафгуров не было реньюра расы. Поэтому Комис-старший — не просто брат Кари, он еще и сын самого жестокого и своенравного вождя тафгуров, ставшего им по закону тафгуров. Так как между возражением реньюра расы бывает период безвластия, или как называют это время тафгуры — «нерьюра». В это время власть и отдается самому уважаемому и сильному из тафгуров. И Курх стал вождем по праву сильного.

Но жажда власти сыграла с ним дурную шутку. Мир Каракраса не был воинственно настроен против тафгуров; если честно, все разумные в этой комнате, кроме меня и Комиса, еще месяц назад даже не знали, что где-то тут существуют когтистые-хуфы, от чего Курх несколько расслабился и особо не спешил возрождать реньюра расы. Возрождение реньюра — это потеря власти, авторитета, силы и могущества; точнее, они останутся, но с появлением реньюра расы перестанут быть абсолютными. Но время шло, и оказалось, что хоть Каракрас и спокойный мир, во всяком случае сейчас, но тафгуры погибают, и тут нужны деньги, и тут нужны сила и крепость нервов. И Алтарь. Вот поэтому чуть больше ста лет назад — здесь другие звезды, другое время, другие флюиды и другая магия, от чего время и растянулось на сто с лишним лет для Возрождения, в отличие от пятнадцати-двадцати лет «нерьюры» в родном мире тафгуров, как я понимаю, поэтому там реньюру расы часто удавалось передать свой дух напрямую своему приемнику — Курх наконец решил зачать реньюра расы, точнее, сосуд плоти, в который перельется память всех реньюров расы тафгуров.

Как я понимаю, носителем сосуда плоти хотела быть Кари, и это был бы идеальный реньюр расы, зачатый дочерью от отца. Мы даже представить себе не можем, каким бы стал реньюр расы от этой связи. Но Курх всегда презирал Кари — в глазах Кари вспыхнула злость, — хотя она единственная была под стать своему отцу, и на самом деле оказалась единственной, кто стал способен продолжить его дело и взять власть в свои руки, как вождь, как «юрна» тафгуров. Все ее братья, и Нурх в том числе, были, мягко говоря, будучи сильными физически, оказались слабаками в авторитете, чтобы попытаться править. Они помогли Кари стать юрной, но сами на власть были не способны.

Кари на это только понимающе качнула головой. А в голове вертелся вопрос: «Откуда он это все знает?»

— Но при всех своей жестокости и властности Курх был еще и почитателем традиций! И если в традиции было обозначено, что лучшие реньюры расы рождаются от человеческих женщин, то так тому и быть! Вполне возможно, это тоже связано как-то с генами, чтобы ослабить реньюра расы или, наоборот, усилить; может, мы, люди, обладаем какими-то более неоспоримыми качествами, ну, например, тяга к жизни, любовь, властолюбие, что и усиливает или ослабляет реньюра расы. Но именно такова традиция. А может, все до банальности просто…

Снова Нэй оборвал мысль и продолжил:

— Поэтому Курх уже давно выбрал человеческую женщину как носительницу сосуда плоти. У него вообще с зачатием было все на мази. Мальчики только и рождались! Всегда! Поэтому на Кари он смотрел как на изъян своей силы, хотя только этот изъян и был его подспорьем и помощницей! Но он этого не понял или не хотел понимать. Да и традиции…

Нэй откинулся на подушку, прикрыл глаза. Следовало немного отдохнуть. Атан Селистер, кстати, уходил из комнаты на несколько минут и вернулся с порциями новых отваров, которые Нэй снова принялся пить ложечками благодаря Элли.

— Кари, конечно, ревновала Миранду, так как именно ей должна была выпасть честь родить уже реньюра расы. Пусть и человеческая женщина, но это огромная честь, и ее будут почитать как самую великую властительницу! В это невозможно было поверить, но Курх просто влюбился в эту человеческую девчонку. Так что, может, не только в традициях дело. Пылинки с нее сдувал и крепко бил всех, кто ее обижал. И понятно, что про Кари он забыл, а после рождения реньюра расы и остальные бы забыли.

Снова отвары, ну и отдых пару минут, в этот день Нэй очень много говорил.

— Но тут случается непонятное, странное, трагичное — Курх уходит с когтями разных кланов в очередной поход в подземелье гномов в Медных горах и… не возвращается! Всегда возвращался, а тут исчез, растворился.

Кари, конечно же, обвинила Вурха во всех смертных грехах, но, если честно. Вурх тут вообще не причем! Ко всему прочему, Вурх, в отличие от Курха, всегда дорожил своими когтями, а их в том походе полегло четверо! Четверо когтей клана Вурха! Погубить своих ради смерти врага? Бывает, конечно, но, если считать, что тафгуров становилось все меньше — они, конечно же, рождались, но, когда еще молодняк крепко станет на ноги, лет через сто? Опытные воины вымрут и бери тафгуров тепленькими? — потерять сразу одиннадцать когтей-хуфов, которые врагами не являются, но гибнут ради смерти одного истинного врага — это, знаете ли, извращение. К тому же, чтобы убить опытного, сильного тафгура, нужно очень постараться даже опытному и сильному тафгуру: ваша регенерация тканей с ансортией просто изумительная. Атан уже все извилины в мозгу выпрямил, изучая ансортию, и вообще спит и видит, как бы вас поизучать поближе, а может, даже и попрепарировать! — и Нэй усмехнулся своей… шутке?

— Нэй! — целитель вскочил, ему было не до смеха, — Ничего такого я не говорил! Какого-то маньяка из меня делаешь.

Нэй усмехнулся:

— Как ты интересно сказал. Но, если вспомнить, мы все немного маньяки.

Атан Селистер сел на место, пожав плечами. Видимо, да.

— Кстати, насчет ансортии. Атан. поговори с Кари, она ведь одна их хранительниц ее тайны создания. Древний рецепт и… немного смерти.

— Ты знаешь? — Атан очень удивился.

— Это не моя тайна, но, если Кари тебе ее раскроет — глаза Кари сверкнули немым вопросом: а я могу отказаться? — то тогда и я раскрою, откуда я это все знаю. Но как сказано в одной мудрости — мало знаешь, крепко спишь. Я слишком много узнал, и сон стал моей мечтой, поэтому эти три дня для меня были манной небесной! Так что я очень благодарен за эту мягкую и душистую кровать, ведь больше понежиться вряд ли придется, — он усмехнулся, выпил очередные ложки отваров и продолжил:

— Поэтому, Кари, забудь свои обвинения, Вурх никоим образом к этому не причастен, твой отец сам себя погубил.

— Как это?

— Кто знает, что такое гномья пыль?

История дядюшки Трюфо.

Тридцать девять дней назад.

Ночь с 26 на 27 июня (ин) 1440 год от Пришествия Скирии.

Орса.

Подвал дома Изабеллы и Комиса.

Нэй вступил на каменный подвальный пол и на мгновение замер, так как мимо него прошмыгнул Турпур, младший то ли внучок, то ли правнучек дядюшки Трюфо, по росту мало отличавшийся от дедушки, такой же низкорослик, чуть больше трех футов в росте, но при этом ловко управляющийся гаечным ключом в полтора раза выше его. Зачем вообще такие ключи в узких подвалах?

Мальчишка-трюмберг ловко обогнул Нэя, при этом бросив детско-задорное: «Здрасте!» и бросился с ключом вверх по лестнице из подвала.

Нэй усмехнулся, порадовался бойкости мальчугана и продолжил путь по подвалу дома Изабеллы.

Что он тут делал?

Когда он поговорил с Элли, то почти сразу прибежал немного красный, видимо, получил нагоняй от дядюшки Трюфо, Нурпур — очередной праправнучек — и сообщил, что дядюшка Трюфо очень хочет видеть Нэя, несмотря на ночь — хотя какая ночь в такие времена и дела? — для серьезного разговора. Сказал и тут же умчался по только ему ведомым делам.

Ну, зовет так зовет. Нэй почти сразу и пошел.

Дядюшка Трюфо и в подвале дома Изабеллы сделал себе нечто вроде штаб-квартиры, и здесь тоже принимал посетителей, которым нужно было что-то исправить, починить или заново создать сантехнику и канализацию. У трюмбергов был просто удивительный талант на все, что связанно с канализацией и сантехникой, только материалы вовремя доставляй, и сделают все по высшему разряду. Вон как подвал обустроили, который, в отличие от подвала в доме Нэя, был до этого ремонта жутко сырым и грязным. Теперь здесь можно было даже жить!

И указатели кругом, чтобы не заблудился посетитель, ища дядюшку Трюфо.

В общем минуты две, коридоры подвала как лабиринт, и Нэй стоял на пороге опрятной комнатки, похожей на кабинет, причем все здесь было под стать именно большим людям, так как клиенты почти все были людьми высокими. Как говорил дядюшка Трюфо, он потерпит быть маленьким, но вот люди не очень любят казаться лилипутами.

Он и сидел за огромным столом, причем так, что казалось, что и он вполне себе нормального роста, что и в самом деле уравнивало чувства больших людей. Видимо, он и принимал людей именно в таком положении, но при появлении Нэя он вылез, или, скорее, вышел из-под стола — спустился с кресла и прошел под столом — чтобы встретить Нэя:

— Ви все-таки пришли, бакши Нэй! — он протянул свою жилистую сильную ладонь для пожатия.

Нэй руку пожал и проговорил:

— Я не торговец, дядюшка Трюфо, чтобы вы называли меня бакши.

— Но, ви уважаемый человек, ми с вами, таки, оба уважаемые люди, разумные. Поэтомю бакши вполне уместно в нашем разговоре.

— Принимается, бакши Трюфо, — Нэй улыбнулся.

Дядюшка Трюфо указал на стул перед столом, а сам ловко запрыгнул на другой стул напротив собеседника:

— Ви, надеюсь не будете ругаться, когда я вам расскажу таки, что должен, рассказать.

— Это зависит от того, что вы мне расскажете.

Трюмберг чуть замялся:

— Честно говоря, я хотел сказать, что слишал, таки, весь ваш разговор с Великой Эльфой, и мне очень стыдно от того, что я его слишал…

— Слышали его здесь? В этой комнате?

— Таки нет. В другой комнате. Но в этом подвале есть места, где можно слишать много в комнатах наверху.

— Это ошибка в строительстве или специально сделанная система?

— Таки не знаю, бакши Нэй, — Трюфо пожал плечами. — Но в вашем доме таки тоже такое есть.

— Очень интересно, — Нэй почесал подбородок. — Но, я уверен, бакши Трюфо, что позвали вы меня не для того, чтобы поделится этим любопытным открытием?

— Таки да. Я, вполне возможно, знаю, как вам помочь, потому что знаю, кого ви встретили. Встретила Прекрасная Изабелла.

Глаза Нэя округлились от удивления. С этой стороны помощь он вообще не предполагал. И вот на тебе. Но несмотря на малый рост и несколько комичный вид, дядюшка Трюфо всегда отличался серьезностью. Вполне возможно, он любил шутить, но Нэю пока не довелось этого видеть и слышать, поэтому он был уверен, что все, что говорится, вполне серьезно.

— Но самое противное еще и то, что я таки слышал и ваш рассказ, — историю Комиса и Прекрасной Изабеллы, — в другой комнате, — он кажется, сжался в комок, ожидая взрыва негодования от Нэя. Это почему?

Но Нэй просто рассмеялся. И неожиданно очень серьезно проговорил:

— Надеюсь, нас здесь никто не подслушивает?

— Таки нет. В этом я уверен! — и как-то несколько жалостливо прозвучал голос: — Так ви не ругаетесь, бакши Нэй?

Нэй закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула:

— Ну, это зависит от того, что вы хотите рассказать, бакши Трюфо…

— Ви, благородный человек, бакши Нэй!

— К сожалению, я только сошо…

— Ой, я вас умаляю, бакши Нэй. В вас благородства намного больше, чем бивает, таки, у некоторых графьев и баронцев. Скорее они сошо, но не как не ви!

— Вы вогнали меня в краску, бакши Трюфо. Но, думаю, ближе к делу?

— Ой, таки простите меня. Я просто всегда так радуюсь, что встретил такого великого человека, как ви, что меня от этого распирает гордость. И я порой забываю о самом главном, когда таки радуюсь.

Нэй очень мило улыбнулся:

— Таки заканчиваю радоваться, — трюмберг поднял руки. — Послушав вас, я вспомнил историю, приключившуюся со мной много-много лет назад. И бил я в этой истории у гномов…

— У гномов?

— Таки гномам тоже нужны вода и канализация, а лучше трюмбергов этого никто не сделает и не посоветует.

— Но как же ваша вражда?

— Ой, я вас умаляю, бакши Нэй. Если мы не вспоминаем нашего великого прародителя Турупа Тукса, то и драться таки нам незачем!

— Как это?

— Вам тоже интересно? Просто гномы считают Тукса шахтером, а мы таки чтим его как первого золотаря и сантехника. Гномы считают поэтому нас вонючками и не хотят слышать о Туксе золотаре, а мы их считаем таки черномазыми и не верим, что Тукс копался в земле, добывая вонючий уголь.

— Это как это?

— Вам этого не понять, бакши Нэй, — дядюшка Трюфо грустно вздохнул.

— Видимо, да. Но все же думаю, что ваша вражда на самом деле бессмысленная, ну почти как война тупоконечников с остроконечниками…

— Таки интересно послушать! — дядюшка Трюфо заерзал на стуле.

Нэй усмехнулся:

— Вы не забыли, бакши Трюфо? Ваша история?

— Ой, таки да! — трюмберг хлопнул себя по лбу. — Ви такой интересный человек, что вас хочется слушать и слушать! — и снова вдруг сжался в комок.

Нэй понял эту его реакцию. Видимо, проговорился.

— И много вы наслушались? — эту систему прослушки нужно было разрушить. Срочно! Ну или… взять под контроль.

Дядюшка Трюфо вжал голову в плечи, развел руки и глупо таки улыбнулся. Видимо, достаточно.

Нэй вздохнул, прикрыл глаза рукой. Об этой стороне домов он как-то не подумал. И даже знать не знал:

— После вашей истории таки мы поговорим о нашем сотрудничестве по этому вопросу. Но, надеюсь, все, что было услышано, не покидало ваших уст, бакши Трюфо?

Тот усиленно замотал головой.

— Я не любитель болтать, бакши Нэй…

— Хорошо. Теперь давайте таки вернемся к основному нашему разговору.

— Таки, да! Еще раз извините, нужно было сразу вам рассказать, бакши Нэй, — и Трюфо сразу перешел к истории: — Так вот, как я говорил, эта история случилась лет сто назад. Я был молод, любил путешествовать, не был еще обременен ни семьей, ни детьми, хотя уже таки была невеста. Милая и красивая, — он тут же осекся и продолжил: — И судьба завела меня в Медные горы…

Немного помолчал.

— До этого я познакомился с одним любопытным гномом. С которым мы таки сначала крепко поругались, потом крепко подрались по поводу нашего Великого Тукса, а потом крепко напились в примирении, и в знак таки нашей дружбы. У нас так всегда, ми сначала бьем морды, а потом дружим до гробовой доски. Вот с ним я и попал в Медные горы. А там гномам нужно было найти воду и получить пару советов, как и что строить. Я, конечно, один мало что могу в строительстве, но гномы и сами таки отличные строители, так, что мне нужно было только воду найти.

Это только кажется, что так просто. Ударил по стене, вот тебе и вода. Но это ведь подземелье, вода может залить уровень, погубить выработки или попавших вод затопление гномов. Нужно точно знать, где пробить стену чтобы таки правильно взять воду и не затопить без надобности подземелье…

А я таки всегда был мастером воду чувствовать. Вот мы и оказались в нижних выработках. У них там мало чего заброшенного, но в большинстве восточных коридоров уже давно нет никакой работы, там мало драгоценных камней, алмазов, хотя есть таки они там, и я даже нашел пару алмазов! Небольших, но красивых! И гномы сказали, что я могу их взять себе, а потом еще и за работу заплатили! Я был просто счастлив, это оказалось так вовремя для моей свадьбы с милой Карпутой, — он замолчал, расплывшись в счастливой улыбке — жена его, кстати, как раз в данный момент принимала посетителей в доме Нэя, они так и менялись. Если дела ждали дядюшку Трюфо в доме Нэя, то Карпута переходила в дом Изабеллы, и наоборот. Когда у них было личное время, Нэй только затылок чесал.

Но Трюфо тут же собрался и продолжил:

— Таки вот. Мы спустились в нижние пределы, ярдов на тысячу, и пошли на поиски.

— Стоп! Какая вода может быть в тысяче ярдов под землей? Не легче ли воду с верхних уровней подавать на нижние, чем снизу вести водопроводы наверх? Ведь гномы не живут постоянно ниже ста ярдов. Зачем им вода снизу?

Дядюшка Трюфо вздохнул:

— Таки, да. Должен признаться вам, бакши Нэй, что гномы уже нашли воду, нужно было просто найти место, где до этой воды легче всего добраться, — под пристальным взглядом Нэя он снова замялся: — Я таки снова ни так сказал. В тех уровнях очень много такой воды, в последнее время стало очень много, и меня просто попросили почувствовать, где ее особенно много.

— Особенная вода?

— Таки, да. Тяжелая вода…

— Тяжелая вода? Физики-ядерщики? — «Этого еще не хватало!» — подумал про себя Нэй.

«Физики-ядерщики» — это Нэй, конечно, хватанул, но при этом взгляд трюмберга не стал удивленным или глупым. Ну, он сначала и в самом деле удивился, но потом, улыбнувшись, замотал головой:

— Таки, нет! Какие ядерщики-фузики? Я просто слесарь-сантехник, никакой ни фузик.

Нэй прикрыл глаза, пытаясь совладать с мыслями. Как говорил Учитель: «В этом мире столько совершенно невозможного, что порой не понимаешь, где ты находишься — у себя дома в Стокгольме, в сказке или в реальном мире». Если здесь обычный трюмберг знает… Хотя почему обычный? И что он вообще знает?

Так! Получаем ответы по мере поступления вопросов!

— И вы нашли воду?

— Таки, да. Очень много воды, но она очень опасна. Ее очень нельзя пить, и даже лучше таки рядом с ней не быть!

— Ну, гномам она ведь для чего-то нужна?

— Таки нужна. Но честно, не знаю, для чего. Меня не посвятили в эту их нужность. Но они очень обрадовались, когда я нашел им это озеро! — Трюфо помолчал и продолжил: — А на обратном пути мы столкнулись с ними! Пошли по другому маршруту и столкнулись с ними.

— С тафгурами?

— Таки, да! Гномы их воргулами называют. Вор, потому что. Воргулы-тофгуры. Целых двенадцать их было!

— Двенадцать тафгуров? И гномы их убили?

Дядюшка Трюфо замахал руками:

— Таки, нет! Большая их часть уже была мертва! Очень скверная картина. Иногда мне снится, и я просыпаюсь в холодном поту. Они все выглядели так, как будто их съели изнутри! Гномы очень испугались! Паразиты бывают, конечно, но, чтобы такие жуткие, еще не разу не было! — трюмберга передернуло, но он собрался и продолжил: — Но как я сказал, мертвыми была большая их часть, а вот двенадцатого мы нашли в некотором отдалении. Он, еще был жив, но увидев нас, странно вести себя стал, бросился на нас, обдал нас всех какой-то пудрой или пылью, и таки побежал в сторону своих мертвых собратьев. Его там и нашли. Он пробежал после их смерти ярдов пятьдесят и тоже умер. Знаете, бакши Нэй, что ми все сделали после этой встречи? Напились гномьей первухи! Вот прямо на месте! У гномов всегда бутылочка найдется в их походных карманцах. То есть подумали, так, что если после первухи нас всех схватит этот паразит, то значит все очень плохо и ми тут все и умрем. Не будем подниматься наверх, чтобы паразит здесь и остался! Но, если останемся в живых, то, значит, уже никакие паразиты нам будут не страшны!

Вздохнул.

— Ви ведь знаете, что такое настоящая гномья первуха, бакши Нэй, а не та водица, которая продается в трактирах и ресторанах?

Водица? Нэй вспомнил все свои пьянки и особенно дембель. Если это водица, то что на самом деле из себя представляет гномья первуха? О!

— Вижу, таки не знаете. Сейчас! — Трюфо очень ловко спрыгнул со стула, исчез под столом и вскоре появился с бутылкой, объемом в фимту, в которой плескалась не белая, а немного сероватая жидкость. На вид как будто грязноватая жидкость. Ну, как ансортия, честное слово — ну если честно, тоже вода почти святая, чтоб ее.

— Это таки настоящий цвет первухи! Верте старому трюмбергу, я вам лгать не буду. Зачем мне вам лгать, бакши Нэй? — появились два стакана и обязательные соленые огурчики. Дядюшка Трюфо разлил по полной, подал стакан Нэю. — Ви удивитесь какая это прелесть! Давайте, за нашу дружбу!

Чокнулись, выпили залпом, закусили огурчиком. Хм… И в самом деле не сравнить с тем, что подают в человеческих трактирах и ресторанах. И идет легче, и, кажется, даже почувствовал себя лучше, хотя горло и обжигала своим градусом.

— Я таки вижу, что зацепила она вас, — дядюшка Трюфо улыбнулся. — Но поэтому ее нельзя пить много. Так, по стаканчику в пару дней…

Нэй усмехнулся, а в голову она хорошо ударила.

— Но как я понимаю, вы все остались в живых?

— Ви правильно мыслите, бакши Нэй. Ну если бы ми таки не выжили, я бы сейчас не сидел би перед вами, — он развел руками.

— Логично, — Нэй улыбнулся. — Но что убило когтистых, вы знаете?

— Таки да! Гномья пыль! — и Трюфо радостно улыбнулся.

— Гномья пыль?

— Гномья пыль и тяжелая вода! — он закивал.

— Не совсем понял…

— Я таки тоже. Но они там какие-то эксперименты на хрюшках делали…

— На хриках?

— Таки нет! Ви что, бакши Нэй, — Трюфо замахал руками, — если бы орчи узнали об этом, они бы пришли в Медные горы и всех бы гномов порезали! Хрики для орчей святое. Свиньи-хрюшки. Но меня не посвятили в эти эксперименты. Да и уехал я вскоре из Медных гор.

— Жаль… — эта информация была интересна, но без знания экспериментов гномов почти бесполезна.

— Ви расстроились таки, что я мало рассказал?

— Ну, есть немного.

— Таки, я же вам еще не все рассказал! — он заговорщицки улыбнулся и принялся наливать еще по одной, точнее, по одному стакану. — Я ведь знаю, кто эти эксперименты ставил!

— Да? И кто?

— Мой друг, с которым мы сначала поругались, потом крепко подрались, потом крепко напились, и теперь дружим, таки очень крепко!

— Вы просто кладезь информации, бакши Трюфо! Ваше здоровье! — они снова чокнулись стаканами и одним залпом осушили их содержимое.

— Таки давно я так не пил, — и тут Трюфо смачно так рыгнул, ничего и никого не стесняясь. — Но, с таким великим человеком, как ви, почему би и не выпить!

Нэй, кажется, получил сегодня комплиментов на ближайшую пятилетку, не меньше. Но было приятно:

— Так, и где мне можно таки найти этого интересного гнома?

Дядюшка Трюфо замотал пальцем:

— А ви крепко держите судьбу за, хвост. В Некроне его лаборатория. Как он сказал, что Медные горы не лучшее место для экспериментов, и перебрался, точнее, вернулся таки в Некрон!

Нэй тоже вдруг рыгнул. Громко и смачно, от чего трюмберг расплылся в улыбке — это была лучшая похвала посиделкам, хотя они и не ели, а только пили. И было очень хорошо и мудро в голове:

— Ну давайте таки по третьей, на посошок, что ли. Как говорится, бог любит троицу…

— Как таки вас интересно слушать, бакши Нэй! — и дядюшка Трюфо принялся разливать уже по третьему стакану.

В общем, напились они в тот день знатно.

Впрочем, и о делах поговорить тоже сумели.

— Кто знает, что такое гномья пыль?

— Некая субстанция, применяемая преступниками для совершения преступления, обмана гончих и обхода законов, — очень витиевато, но так, что все заслушались, проговорил Артур.

Даже у Нэя глаза немного округлились от удивления:

— Любопытное определение…

— А… — Артур махнул рукой. — Мои преподаватели детства любили длинные, красивые фразы, которые никогда не объясняли, и которые — фразы — ничего сами толком не объясняли. Я знаю, что такое гномья пыль, но не знаю, что она такое на самом деле.

— Твоя мысль понятна, — Нэй принял пару ложек отвара. — На самом деле определение Артура верно по определению — извините за тавтологию, — но исторически гномья пыль, конечно же, создавалась не для этого.

Ее создали гномы после того, как над ними нависло проклятье Сигизмунда, так называемый «Сигизмундов меч». Они применяли ее, чтобы отвлечь преследователей, если таковые имелись, или исчезнуть, если кто-то пытался причинить им вред. В первые века после Последней войны было убито довольно много гномов, случайно или намеренно, или даже по незнанию, вышедших за пределы Сигизмундова меча. А уже потом они вдруг поняли, что можно с гномьей пыли поиметь и хорошую прибыль, продавая ее человеческим преступникам. При этом осознавая, что это еще сильнее может озлобить людей по отношению к их расе, гномы сделали так, что гномья пыль стала этакой привилегией, эксклюзивной вещицей, за которую требовалось заплатить очень большие деньги. Впрочем, это того стоило, и многие преступники тратили последние деньги, чтобы заполучить этот товар, считая, что он поможет им в осуществлении их главной воровской мечты. То есть гномья пыль — очень дорогое удовольствие, хотя создается из мелочных ингредиентов, но соединение которых совершенно невозможно представить. Атан подтвердит, что рецепт гномьей пыли просто логически не поддается объяснению из-за своей простоты, наподобие Арки Благородства, в которой тоже все состоит из невозможностей. Но как Атан не пытался — у него ничего не вышло! Это я к тому, что гномью пыль могут делать только гномы и несколько гениальных человеческих алхимиков, постигших их, гномов, понимание рецепта.

Поэтому гномью пыль так просто не найти в продаже, так просто не сделать и тем более не продать и не купить.

Ко всему прочему, гномья пыль странно действует на людей. Они чувствуют некую эйфорию, все понимают, все осознают, действуют, но именно так, как нужно гномьей пыли и тем, кто ее применил. И люди под ее воздействием удивляются, когда эффект ее действия заканчивается, что это они делали, что думали и как себя вели. Вроде все как обычно, но оказывается, что совершенно иначе.

Даже на гномов она действовала и действует так же, поэтому к ней они еще и создали антидот, который следует применять во время применения гномьей пыли. Но антидот для гномов имеет совершенно иной состав и воздействие, чем для людей. Поэтому гномы сварили еще антидот и для людей. То есть существуют только два антидота, созданных гномами: для самих гномов и для людей. Все остальные антидоты если и созданы, то не в лабораториях гномов. Я знаю, что есть антидот для орчей, и эльфы вроде работали над ним, но, по словам Элли, он оказался недостаточно эффективным.

Как вы поняли, антидот для человека не очень пригоден для гнома и для любого другого разумного, не принадлежащего к человеческой расе. Он даже может быть опасен для кого-то, кто решит применить гномью пыль, воспользовавшись, например, антидотом для человека…

— Вы хотите сказать, — проговорила Кари, — что мой отец решил использовать гномью пыль и выпил антидот для человека?

— И ещё тяжелая вода сыграла свою роль. Ансортия и тяжёлая вода, на самом деле, вещи несовместимые. Но при этом на начальном этапе происходит усиление всех функций организма, но потом после нескольких приемов, глотков начинается откат, можно сказать, смертельный для того, кто употребляет эту неправильную ансортию. Как наркоманы, которые теряют контроль и организм которых разрушается, но при этом внешне кажется, что все хорошо и даже слишком хорошо. Там вообще много чего смешалось воедино.

Но гномья пыль вполне способна обмануть и самих ее создателей — гномов. Но при прямом столкновении она вряд ли могла помочь. Тут уже визуальный контакт, а гномья пыль не отводит взглядов, хотя и обманывает мозг.

Впрочем, что на самом деле представляет из себя гномья пыль, никто не знает, даже сами гномы. Может, это вообще наши выдумки или просто желаемое за действительное. Я еще не видел ни одного труда изучателей, научников и ученых, кто бы подробно изучил феномен гномьей пыли. Даже странно это как-то. Может, ее вообще не существует? И это лишь наши галлюцинации?

Помолчал, при этом в зале стояла полная тишина.

— Вурх, — продолжил Нэй, — я должен извиниться перед тобой и твоим кланом.

 

История Бобо МальТукса и… Попо Дриллена.

Тридцать шесть дней назад.

2 июля (ир) 1440 года от Пришествия Скирии.

Утро.

Город Некрон.

Старший лейтенант Казир ди Лорн не любил эту службу.

Точнее, он служил с упоением и с желанием, ведь Чистильщик или Меченосец — звучало гордо. Но вот конкретно эту службу, на воротах и в патруле города Некрон, можно сказать, просто ненавидел.

Ему претили эти странные, свихнувшиеся на смерти жители Некрона. Ему осточертело каждый день проверять обозы, сравнивая количество трупов в фургонах с накладными. Это жутко! Трупы людей как товар! И он лейтенант, должен следить за тем, чтобы этот товар дошел до адресата, указанного в накладной! Что может быть унизительней?

А эти все разномастные алхимики и чокнутые колдуны, постоянно что-то химичащие в своих лабораториях? Как вообще город еще не взлетел на воздух от всех этих экспериментов?

Единственная радость, что это все-таки не постоянное место службы, а только полугодовая сменяемая должность. Главная Комендатура Города Некрон находилась вне Города Некрон, и, конечно, главным в ней являлся не какой-то там старший лейтенант ди Лорн, а Полковник Томас фон Ринх, который, в отличие от того же ди Лорна, обожал эту службу и, кажется, наслаждался запахами города и самим городом, когда появлялся здесь с инспекциями — раз в месяц. Впрочем, если за три года ди Лорн не станет хотя бы капитаном, то его снова могут отправить сюда служить в очередную ротацию, если, конечно, он останется в Комендатуре Города.

Господи, великий Скирия! Как он мечтал стать капитаном и перевестись куда подальше, только бы не видеть помешанных обитателей этого города, не проверять мерзких обозов и не лицезреть этих жутких черных стен города каждый день и каждую ночь!

Вот так и сидел в размышлениях, пока в караулке не прозвенел звоночек, означающий, что возле городских ворот появился посетитель, гость, житель города, возвращающийся из деловой поездки, ну, или обоз. В общем, кто-то, кому требовалось попасть в город Некрон…

В отличие от всех других городов Каракраса, Ворота Некрона всегда были закрыты — и утром, и днем, и вечером, и особенно ночью. Чтобы никто не сбежал!

Случаи были, когда ворота плотно не закрывали или калитку в них, и потом Чистильщикам приходилось прочесывать ближайшую местность в поисках жутких тварей, созданных не менее жуткими маньяками от непонятно чего, но явно не от магии или науки. И в этом случае доставалось и создателю твари, и тому, кто не уследил за ней. То есть дежурному по городу — ди Лорну везло, еще никто, скорее, «ничто», в его дежурство не сбегало из города. От чего ди Лорн вообще не любил открывать ворота. И была бы его воля…

Но открывать приходилось, так как обозы были неотъемлемой частью жизни этого жуткого, сумасшедшего и мерзкого во всех отношениях города!

Хотя сейчас было около девяти утра и никаких обозов не предвиделось, даже этапов не должно было быть.

И кого тогда принесла нечистая?

Вот именно что нечистая, потому что по нормальному, здравому поводу приходить в Некрон могли только… Казир даже не знал, как назвать таких людей. Ну, вот что может забыть здесь, в Некроне, вполне нормальный человек?

Разве что в поисках трупа своей бабушки заглянуть. Был тут, пару натир назад, такой случай, правда, парень, ищущий тело своей «любимой бабушки», на поверку оказался ненормальным — вот вам и нормальность, и у него было больше галлюцинаций, чем нормальных мыслей в голове.

Звоночек тренькнул еще несколько раз, и старший лейтенант ди Лорн понял, что кроме него, сегодня утром некому встать и открыть ворота; все его бойцы, мягко говоря, были не в форме. Вот именно из-за этого он так же не любил службу в Некроне — потому, что командовал каким-то отребьем, по чистой случайности являющимися Чистильщиками — и это благородные и дворяне! — и которым, в отличие от него, очень здесь нравилось служить. До начальства было так далеко — Комендатура располагалась в десяти верстах от ворот города, — что можно было пить хоть каждый день. Дни инспекций были известны заранее, и к этому времени все дежурные готовились так же заранее.

И авторитет старшего лейтенанта никак не способствовал дисциплине. Даже его попытки объяснить положение вещей в Комендатуре — когда он не дежурил, он жил в форте, небольшой, но крепкой крепости при комендатуре, — натыкались на полное безразличие командиров более высокого ранга. Главное, говорили они, чтобы не было всяких неприятных чрезвычайных происшествий, как когда-то лет десять назад, когда чистильщики несколько дней шерстили Некрон в поисках неучтенных некромантов, трупов и другой гадости и нечисти. И это всего лишь из-за одной докладной записки такого же, как ди Лорн, лейтенанта! При этом нашли столько всего, что постарались побыстрее забыть об этом. и теперь пусть хоть пьют, но чтобы все было спокойно.

Впрочем, через пару часов, когда появится, как часы, первый обоз, ди Лорн применит силу и поднимет их всех, но сейчас они вряд ли встанут. Поэтому придется идти самому открывать калитку.

Ди Лорн вздохнул, встал и направился из караулки к воротам. И сначала по инструкции приоткрыл наблюдательное окошко с невидимым стеклом — на тот случай если вдруг кто-то попытается прыснуть что-либо в лицо или пырнуть ножиком. Ну, хоть определенная безопасность тут была на хорошем ур...

Вот же!

Открыл окошко и выругался, так как на невидимом стекле уже засохла огромная клякса какой-то блевотины, мерзкой и вонючей.

Поскорее бы закончились оставшиеся два месяца…

Так что пришлось открывать сразу дверь калитки. Открыл и немного оторопел от увиденных гостей.

Четверых!

Два человека, причем очень похожих друг на друга — но мысль о том, что эти двое близнецы не возникла; при этом один был вполне благородных кровей, а вот второй явно сошо, но одет опрятно и держался довольно независимо.

Орч, огромный и огненно-красный, с не менее огромной золотой цепью на шее…

И, удивительное дело — эльфа! Красивая и просто светящаяся властью!

— Чем могу служить? — старший лейтенант явно спрашивал эльфу.

Но ответил сошо:

— Приветствую, лейтенант! Нам бы в город по делу…

— Э… — немного сбился с ритма ди Лорн, субординация у него была в крови, и как-то было странно, что отвечает самый низший из всей четверки.

— Что-то не так?

Вопрос сошо окончательно сбил лейтенанта с толку, но ему на помощь наконец пришла эльфа.

— Какие-то проблемы в городе? Эпидемия, запрещение, карантин?

— Э… нет… Все в порядке, — лейтенант наконец ожил. — Вы можете пройти в город, но нужно записать вас и цель вашего визита в Некрон.

— Без проблем, — снова вступил сошо.

Люди и эльфа прошли в дверь, а для орча пришлось приоткрыть сами ворота, уж больно он был огромен, да и вообще орчи были тут редкими гостями. В обозах при хриках разве что, а вот в самом Некроне ни одного орча не было.

Ну и правильно, нормальному человеку и разумному здесь делать нечего!

А зачем они, кстати, пришли?

Визит к Бобо МальТуксу?

Хм…

За гномьей пылью, что ли, пришли?

Впрочем, даже если он и знает цель визита, то вряд ли что сможет сделать. Обыскивать визитеров можно только в особых случаях, когда точно уверен, что подозрения будут подтверждены. Но подозревать — это одно, а быть уверенным — это совсем другое. К тому же тут эльфа, вот как ее обыскивать? Это же эльфа! Потом по рукам так дадут, что останешься здесь вечным дежурным!

Нет. Нет. Ничего он делать не будет. Ну, может, сообщит в Комендатуру, что приходили некто Нэй Вейн и Комис ди Комис за гномьей пылью, а куда она ушла и где применена, это уже его не будет касаться.

Он сейчас просто сядет в караулке, закроет глаза и до обоза его ничто не будет волновать, даже пьяный храп его сослуживцев. И визитеры тоже, ну, пока уйти не захотят из города.

Некрон был довольно большим городом по площади, окруженный высокой, в пятнадцать ярдов, черной стеной из труфа, хорошо поглощающего магию, что для защиты было очень полезно, но жителей в нем было немного. Тысяч десять, не больше. Здесь не было особой плотности застройки. Был рабочий квартал, состоящий из доходных домов, в которых жили подмастерья и обслуга всяких магов, некромантов и алхимиков. Но в основном у каждого мастера были отдельные строения, в которых и располагались всевозможные лаборатории, магазинчики и жилые помещения.

Впрочем, как таковой торговли тут не было, все товары привозились специальными обозами по заказам клиентов, это касалось и продуктов питания и специфического товара — трупов людей и других разумных, по возможности. Так же эти обозы вывозили в города Каракраса товар, произведенный мастерами; сами они редко выезжали за пределы Некрона, полностью доверяя торговцам за пределами города. Впрочем, слава о Некроне шла не то чтобы дурная, но довольно пестрая и темная, поэтому мало кто из торговцев желал обмануть мастеров города. А вдруг болезнь какую-нибудь напустит или наколдует, что вся торговля развалится?

Нэй и его друзья об этом, конечно, знали, но не думали, что Некрон встретит их удивительной чистотой, спокойствием и тишиной. Что касается запахов, то, видимо, привыкший с детства к Аркету Нэй особо ничего не унюхал. Врут о формальдегиде, или день сегодня не такой мертвый?

Слухи о том, что по Некрону и днем, и ночью гуляют ходячие мертвецы, были всегда. И чем они страшнее, слухи, тем дальше от города находился их распространитель.

Поэтому увидеть чистоту, ощутить спокойствие и услышать тишину, даже если ты и знаешь об этом, все равно довольно удивительный факт.

И шли они по пустому городу, так никого и не встретив на своем пути.

Как нашли дом Бобо МальТукса?

По карте. В Аркете была лавка, которая продавала изделия гномов — в основном, лекарственные средства от… хм… всяких монстрячих болячек, или, точнее, если человек боялся стать монстром, то он бежал в такую лавку и пил настойку из диких мухоморов с сахаром, и если выживал, то мог забыть о монстрах раз и навсегда.

Так вот в этой лавке была карта, как найти дом Бобо МальТукса, чтобы и клиенты, и торговцы знали, где его искать, если что.

Нэй очень быстро и четко ее перерисовал, но оказалось, что она была не совсем правильной. Или, как говорится, совсем неправильной. Или они просто свернули не в тот переулок…

Тут же не было ни названий, ни обозначений улиц. Для жителей города это, видимо, значения не имело, а для гостей… Раз пришли гости в город, то пусть сами и ищут!

Ну, вот вроде правильный переулок и вот наконец ворота с довольно странной эмблемой на них. Если улицы и не были обозначены и поименованы, то у каждого хозяина дома была своя эмблема или герб.

Вот у Бобо МальТукса было…

Нэй удивленно почесал затылок потому, что на чуть потертой от времени эмблеме явно различались микроскоп и гвоздь!

Причем первое забивало второе!

Микроскопом по гвоздю?

Где-то Нэй уже слышал эту шутку…

Огляделись. Никаких шнурков и звоночков. Значит, стучать в дверь.

Постучали.

Через какое-то время собрался Нэй постучать еще раз, но не успел, так как из-за ворот послышалось басовитое:

— Входите, гости дорогие.

Калитки никакой тоже не было, и Нэй потянул ворота на себя. Они спокойно, но со скрипом, поддались и открылись.

И все четверо предстали перед хозяином дома. Или хозяин перед ними.

Гном сидел на скамейке напротив воротъ и сосал трубку, пуская ртом дымные колечки. Этакая умиротворяющая картина отдыхающего разумного.

Нэй так себе и представлял этого гнома. Низкорослого и очень мускулистого, как маленький шкаф. На голове жуткая прическа и совершенно безбородый подбородок, но усатый рот. Глаза, чуть сощуренные, следили за вошедшими с нескрываемым удивлением, любопытством и заинтересованностью. И нос картошкой.

— Курить вредно, грыыхх! — вырвалось у Нэя вместо приветствия.

«Грыыхх» — «уважаемый мастер» на гномьем языке.

Гном усмехнулся:

— Знаю, сошо. Но дед мой курил, отец курил, и я вот с восьми лет курю. Скоро пятьсот лет стукнет, а я все курю, — в Каракрасе не было табака как такового, была смесь из особых душистых трав, но на самом деле не менее вредная, чем табак из мира Учителя. Но главное, что эта привычка не была здесь сильно распространена. Здесь с курением изначально боролись очень жестко. Вот только гномы и курили.

И тут совершенно неожиданно. Совершенно другой голос! Как будто.

«Посмотри, Бобо, какие к нам интересные гости заглянули. Да, да! Очень интересные гости! Очень! Четыре разумных — и четыре расы. Да, да! Четыре расы!» — голос звонкий, чуть ли не детский.

Нэй даже заозирался во время этой фразы, по сторонам ища источник этого голоса. Но никого на дворе не было, кроме гнома и Нэя с друзьями.

И у Нэя снова вырвалось:

— Четыре расы?

Гном положительно мотнул головой, и из его горла вновь зазвучал бас:

— Именно, что четыре, — он указал мундштуком дымящейся трубки на Нэя. — Ты, сошо — человек, — перевел мундштук на эльфу. — Эльфа — властительная и прекрасная! — сказал он и чуть склонил голову в вежливом поклоне. — И при этом… О! Она еще и Охотник на Демонов! «Ох, боюсь, боюсь!» — снова послышался звонкий голосок. — Орч, который, на удивление, не таскает тяжести, но носит на груди огромную золотую цепь. Сошо, ты его нурч? И… хм… я их видел всего пару раз… тафгур… «Да-да, тафгур, тафгур!» — снова звонкий голосок.

Чревовещание, или в голове гнома и в самом деле кто-то сидел? Впрочем, это Нэя мало удивляло, если считать, что происходит в его голове. Как он еще не сошел с ума — непонятно. Хм… А может, уже сошел? Вон голоса мерещатся…

— Может, и тафгур, но хочется все-таки остаться человеком, — чуть философски и немного грустно проговорил Комис.

— К сожалению, ты уже изменился. Ты еще не тафгур, но уже и не человек. У меня дар, — пожал гном плечами, — точнее, у Попо — это мое второе «Я». «Да, да! Я его второе "Я"! Я, я!» Он, мы, видим расы, даже под маской от нас не скрыться. Иногда помогает, но на самом деле больше мешает. Это как заглянуть в душу, не хочешь, а все равно смотришь. «Да-да! Порой очень неприятно смотреть в душу! Да, да! Но мы не читаем мысли, нет, нет! Читать не дано, но видеть — видим!» — понятно, кто добавил эту фразу в монолог.

— Но это можно как-то решить? — с надеждой спросил Комис.

— Ты хочешь вернуть человека? — удивленно проговорил Бобо МальТукс.

— Хочу, чтобы во мне любили человека, а не монстра, — Комис боялся, что Изабелла уже привыкла к монстру внутри его. Любовь — это, конечно, прекрасно, но потерять себя он не хотел…

— Ну, — задумался гном, — ты уже прошел слишком длинную дорогу. Ты можешь оставить в себе человеческое начало и таким образом остаться человеком. Но вернуть тебя в начало пути даже я уже не в состоянии. «Нет такого зелья, что способно повернуть время вспять. Да, да, нет. Хотел бы помочь, но не могу. Нет, нет, не могу. Извини. Извини», — звонкий голосок был несколько обескуражен и сверкал сожалением…

Нэй усмехнулся. Их все-таки двое. Поэтому стоит обращаться к ним к двумя. Хм… К двум?

— Если не можешь победить зверя, стань ему другом, — так же философски проговорил Нэй.

— Но не забывай посматривать за спину, иногда зверь может и укусить, — добавил гном.

Оба улыбнулись. Но следующую фразу проговорил звонкий Попо: «Но вы ведь не на философский диспут ко мне, к нам, пришли? И не за зельями, так как ты, — он указал трубкой на Нэя, — уже давно понял, куда ушел твой друг?» — гном, оставаясь сидеть, принялся выбивать трубку о край скамейке, где уже образовалась небольшая горка старого пепла.

— Я надеялся, что можно вернуться…

Гном отрицательно мотнул головой и тут совершенно неожиданно проговорил:

— Это просто поразительно! — хлопнул свободной ладонью по колену. — Ты сошо, но командуешь ими всеми… — трубка в его руке снова превратилась в указку и указала на троих друзей Нэя, стоящих рядом с ним. — Даже эльфой! «Поразительно, да, Бобо?!» И ей это явно нравится — Элли покраснела. — Хм… «Неужели любовь?» Молчу, молчу. Не мое дело. Но все равно любопытно, — немного помолчал, засунул трубку в рот, понял, что она пустая, вытащил, посмотрел на нее. — Дурацкая привычка. Куришь как паровоз, а толку никакого.

— Так бросайте, грыыхх!

Гном с усмешкой посмотрел на Нэя:

— Курить бросить легко — сам бросал сто пятьдесят раз, — и грустно пожал плечами. «Не люблю, когда он курит, да, да, очень не люблю, но ничего не могу с этим поделать. Да, да, ничего, совсем ничего!» — произнес звонко Попо, а гном при этом снова виновато пожал плечами…

Встал, и он оказался не таким уж и низкорослым, всего-то на полторы головы ниже Нэя.

— Прошу извинить моего хм… «внутреннего друга» — Попо Дриллена за некоторую вольность в общении. Я даже сам удивлен его такому откровению сегодня, потому что во множестве дней он сидит тихо и голос не подает… — «Очень любопытные гости, в них есть удивление! Да, да. Удивление!» — гном пожал плечами. — Он любопытен и много мне помогает, хотя иногда и появляется желание остаться одному! «Ой, не смеши мои седые волосы!» — гном мотнул головой и прикрыл глаза рукой. Вздохнул. Собрался с мыслями:

— Я приветствую, — усмехнувшись, мотнул головой, — мы приветствуем гостей, посетивших наш дом. Я, Бобо МальТукс и Попо Дриллен, — «Ну как тут без меня!», — к вашим услугам! — и склонил голову в знак приветствия.

Нэй поклонился в ответ.

— Меня зовут Нэй Вейн. Прекрасную и Властительную эльфу — Элли Нум. Орча, да, вы правы, я его нурч, зовут — Сэм Киботург. И… Комис ди Комис.

— Нам нужна информация, — проговорил Нэй после официального приветствия и вытащил кошелек с деньгами.

Гном усмехнулся:

— У меня этого добра полные подвалы, не знаю, куда девать, может, банк открыть? Хотя тут в каждом доме банк можно открывать. «Но у нас золота больше, да, да больше! Но вот куда потратить…»

Нет, не чревовещание. В голове гнома и в самом деле уживались два разумных существа или сущности! То есть для психолога просто непочатый край в изучении! Но Нэю нужен был результат, а не изучение феномена раздвоения личности. Хотя Атан Селистер был бы в полном восторге!

Впрочем, как было видно, сущности друг другу не мешали, а даже дополняли друг друга. Действовали в одном ключе, без всяких там конфликтов интересов. Удивительно!

— Тогда назовите свою цену, грыыхх!

— Это удивительно! — гном подошел к Нэю очень близко, но посмотрел очень пристально, хотя и снизу вверх, но чувствовалась в его взгляде сила. Но Нэй был тоже не из робкого десятка: — Потрясающе! Попо, ты видишь? «Да, да, Бобо! Внешне он всего лишь пыль под ногами, а внутри кремень! Поэтому и сила в нем огромная! Отчего и командует он ими!» Честно говоря, я даже боюсь предлагать свою цену. Торговаться будет тяжело с тобой.

Нэй улыбнулся:

— Даю слово, торговаться не буду, приму как есть, грыыхх.

Гном снова засунул трубку в рот, просто пососал мундштук, но перед тем, как говорить, трубку вытащил.

— Да, это очень любопытно — твое несоответствие внутренней силы с внешней общественной слабостью, — и подошел еще ближе и почти шепотом добавил: — «Но мне кажется, тебе очень нравится быть сошо? Я вижу, что прав». Но не беспокойся — это долго не продлится, — и заговорщицки так подмигнул, и продолжил уже громко: — А цена проста: аккумы — вот главная ценность в этом мире! Скоро даже золото станет вторичным потому, что главным станет энергия! Именно энергия двинет прогресс… «Без дымных труб!» И… информация — без нее никуда. Энергия и информация — вот столпы, на которых будет держаться мир. И кто этого не поймет, превратиться в пыль, как золото… «Кто владеет информацией, тот правит Миром!»

А ведь гном и его второе «Я» правы!

Элли неожиданно сделала шаг вперед и протянула вперед руку. Разжала кулак, и на ее ладони все увидели аккум — как ждала этого ответа гнома, впрочем, она же эмпат, вполне возможно, и ждала.

Темный аккум был на ее ладони.

— Этого хватит?

Бобо МальТукс, и, кажется, Попо тоже, даже закашлялись от удивления — было немного странно слышать и басовитый кашель, и звонкий. Причем крепко они закашлялись, так что пришлось Нэю подойти и по спине гнома хлопнуть.

«Ах…»

— Ы-р-р… — вырвалось из гномьего горла, но кашлять он(и) перестал(и). — Это даже больше, чем мы думали. Так что все, что мы знаем о том, что пока не знаю, что вы хотите знать, — расскажу, — и неожиданно сделал шаг в сторону Элли. — И… я надеюсь, что не стану объектом охоты Охотников на Демонов? Здесь в Некроне это в порядке вещей, а вот вне города двойные голоса могут быть проблемой. «Я не хочу быть проблемой!»

— Я не связываю ваше раздвоение личности ни с шизофренией, ни с демонами. Хотя Попо — явно пришлый голос.

— Вы правы Властительная. Я подхватил его в подземельях гномов, когда изучал э… одну проблему. Ему нужна была помощь, и я ему помог. «Да, да. Очень мне помог! Очень!» Ну а он помог мне.

— Эрибур? — проговорила Элли и ответила на немой вопрос Нэя: — Потерявшийся дух. Не путать с нормой, у которой сущность демонская. Эрибур — просто дух обычного мира, без всяких демонских штучек. Хотя они разные есть. Одни вполне безобидные, ну, видимо, как Попо, но есть и смертельно опасные.

— Вы и в самом деле Великая! — гном снова поклонился эльфе, но теперь уже с большим почтением. — Идемте.

Они подошли к открытому проходу, который, оказалось, ведет в подвал.

— Дед всегда считал, что стоит все строить с размахом, чтобы не было неловко в неловкие моменты. Видимо, это комплекс всех низкорослых рас — строить все огромное и массивное. Поэтому дед и построил все проходы, двери и помещения под высоких разумных. Надеюсь, орч пройдет.

— Не сомневайся, грыыхх, пройду.

Прошел. Правда, подвал хоть и был с высоким потолком, но все же орчу пришлось пригнуться, чтобы не биться головой о потолочные брусья.

Это был коридор, ярдов в двадцать длинной и шириной ярда три, с несколькими дверьми по стенам, но на которые гном в этот раз не обратил внимание — все шли в конец коридора. Время от времени Бобо стукал по стене слева от себя, и тогда впереди ярдах в двух зажигался очередной фаер, при этом позади идущих фаер выключался, как сказал гном, все это ради экономии.

Коридор закончился массивными раздвижными металлическими дверьми слева и справа. И первое. куда они зашли, была комната справа.

Двери ужасно скрипнули при открывании, видимо, их давно не смазывали, что странно, если считать, что это владения гнома, и Нэй с друзьями оказались в помещении что-то вроде кабинета.

И тут гном проговорил, как будто отвечал на вопрос:

— Вы оказались как раз в тот момент, когда я, мы, вернулись из очередного путешествия. Дней десять как. Год дома не был точно. Так что вам повезло, что мы оказались дома. Или это не случайно?

Нэй только плечами пожал как бы говоря: все может быть.

Бобо при входе в комнату стукнул по стенке справа от себя. И спустя несколько секунд, чуть гудя, в комнате наконец-то включились два фаера, тусклых, но вполне сносно освещающих помещение.

Тут однозначно был бардак. Мусор на полу, шкафы с полуоткрытыми дверцами, хотя пара из них была закрыта на огромные висячие замки. И стол, вполне обычный, но дубовый, заваленный какими-то бумагами, пробирками, но был тут и строгий письменный прибор, очень дорогой, потому что в нем чувствовалось золото. И не гусиные перья, а перьевые ручки!

— Извините за беспорядок, но хаос меня успокаивает… «И меня тоже, очень-очень!»

Или это просто лень, подумалось Нэю…

Но садится за стол гном не стал. Он подошел к какой-то нише, дернул рычаг и, немного скрипнув — тут, кажется, все скрипело! — стенка повернулась, и все присутствующие увидели Весы Стоуна.

— Я не боюсь потерять золото, золото — всего лишь металл, который всего лишь деньги, но некоторые вещи здесь очень ценны, поэтому их стоит беречь, — проговорил гном и бросил темник в весы.

Аккум, как и полагается сначала упал на дно, а затем медленно начал подниматься, наконец остановившись где-то на середине:

— Просто великолепный аккум! — гном взял специальные щипчики и ловко извлек аккум из весов. — Как-то, давно, мой дед заполучил в руки сразу два темника! Как и где, так и осталось тайной. И на радостях соорудил он основной распределитель, который стал питать все помещения в этом доме. Помню, какая это была радость, когда не нужно было думать об экономии энергии! Потом отцу повезло, и он что-то где-то продал и стал обладателем еще одного темного аккума. И мы еще немного порадовались. А потом все закончилось, мы и в самом деле не экономили энергию. И с тех пор в каждом помещении свой маленький распределитель, хотя даже на них порой не хватает аккумов. Золото есть, но, чтобы купить аккумы, нужно сильно побегать. Или идти на Межевой вал. Но я «идущий». «А им редко везет в одиночестве. Очень, очень редко!» Но теперь мне повезло, и я стал обладателем темного аккума. И даже ума не приложу, что с ним делать.

Нэй подошел к столу и высыпал на него еще десяток синьки:

— Просто, порадуйтесь, немного забыв об экономии, — Нэй улыбнулся.

— Мы еще ничего не рассказали, а вы нас уже балуете. «Да-да, балуете!» Вы щедрый человек.

Нэй пожал плечами:

— Информация всегда стоит дорого.

— Так что вам рассказать? — проговорил гном и, открыв один из ящиков стола, положил туда темник, при этом синьку оставил лежать на столе.

— Нас интересует ваш поход к тяжелой воде, где вы повстречали не только эрибура, но и дюжину тафгуров. Ну и ваши эксперименты со свиньями, конечно же.

— Дядюшка Трюфо рассказал?

— Это тайна?

— Нет что вы! Просто мне всегда казалось, что об этом уже все забыли, — Бобо проделал какие-то манипуляции в ящике, потом задвинул его. Что-то где-то щелкнуло, и…

Фаеры неожиданно засветили ярче.

— Мило, — проговорил гном о фаерах и продолжил основной разговор: — Но, если считать, что среди вас тафгур. Не совсем еще, но уже трансформирующийся. То ваши главные вопросы вполне понятны. Впрочем, мы расскажем все что знаем. И даже покажем кое-что!

И он, направился к выходу из кабинета.

К металлическим дверям напротив.

— Отец всегда считал меня бездарем. Он был великолепным алхимиком, а у меня мало что получалось. Единственное, на что я стал способен и к чему отец так и не привык и так и не смог найти объяснение, это к тому, что я великолепно варил и варю до сих пор гномью пыль! Лучше его самого! Это его всегда раздражало, но, как говорится, что есть, то есть, — говоря это, гном раздвинул сначала одну скрипучую створку, а затем уже и вторую. — А после похода я еще стал чувствовать кровь, видеть расы и понимать, кто передо мной. Что позволило мне еще и заняться настойками. Но, конечно, большая заслуга в этом Попо, а не моя. «Ну, не все так плохо, Бобо! Просто, когда варим настойки — я у спиртовки. Когда варим гномью пыль, уже Бобо командует».

— Симбиоз в действии, — проговорил Нэй.

— Вот, вот. «Вы очень умны, человек-сошо!»

Створки открылись, и все оказались в полутемном, и в большем, чем кабинет, помещении, довольно прохладном, с запахом того самого формальдегида. И по этому запаху вполне можно было догадаться, куда они попали.

Но вот обстановка…

Войдя, гном чем-то щелкнул на правой стене, но ничего не произошло.

— Распределителю нужно время, чтобы расправить все энергетические плетения, — еще раз чем-то щелкнул. Выругался и в сердцах просто стукнул по стене кулаком. Вот именно это действие и возымело последствия.

Где-то что-то заурчало, и на потолке одна за другой стали, мигая и ворча, включаться очень длинные, немного неприятно-яркие лампы.

— Люминесцентные лампы? — проговорила удивленно Элли.

Гном усмехнулся:

— Нежить жутко не любит их свет. Вот на фаеры внимания не обращает вообще, а люминесцентные лампы вызывают у мертвяков столбняк, так что, работая, можно не опасаться, что со спины труп какой-нибудь приблизится. Тут в Некроне иногда бывает очень весело. «Но стараемся сами справляться без Чистильщиков, а то после них как после потопа!»

Все понятливо закивали головой.

Освещенное помещение выглядело намного опрятней кабинета. Тут на удивление царили порядок и чистота. Даже пыли никакой, может, тоже какая-нибудь временна́я магия?

Вся стена напротив входа была уставлена горизонтальными холодильными шкафами. Двадцать штук — пять по горизонтали и четыре по вертикали. Много. Даже вспоминать Нэю особо не пришлось, где он их мог видеть — это криминальные детективы из мира Учителя. То есть, по-простому, это был морг. Только более цивилизованный, что ли — Нэй как-то заглянул на Северный погост, никакого сравнения с этой обустроенностью, — ну, или тут были уже другое время и другое пространство.

Вот еще бы гному достать бутылку пива из холодильника, и штамп детектива был бы стопроцентным!

Но пиво он доставать не стал, а, открыв сначала один из холодильников, выкатил носилки с телом, укрытым серой грязноватой простыней, а потом, повторив процедуру, выкатил еще одно тело.

Два тела.

— Холодильники — единственное место, которое является единой системой в Некроне. Нужен холодильник? Ставишь, подключаешь к системе и можешь не заботиться об их работе. Только оплату вовремя вноси.

— А если в отсутствие хозяина что-либо произойдет? Сломается, например?

— Да как-то не задумывался. Перед отъездом просто просишь, чтобы обновили плетения холода, и все.

Нэй стукнул себя по лбу.

— Ну да, конечно, здесь же магия.

— Но лампы настоящие! «И каждая стоит состояние!»

В голове Нэя где-то была их стоимость. Одной штуки, кажется, около тысячи дукатов. Ну, да деньги просто огромные.

Бобо наконец-то сдернул покрывала с голов трупов.

— Я захватил несколько трупов из того похода. Вот этот, — Бобо указал на более крепкого тафгура, хотя точно и не понять было, что и как, так как трупы были уже похожи на мумии, времени-то сколько прошло, — и был тем двенадцатым, кто еще жил при нашем появлении. Но и он вскоре умер.

— Как вам удалось их забрать? — проговорила Элли. — Как я помню, гномы не очень любят уносить трупы с места смерти. Даже тела своих сородичей погребают на месте.

— Вы правы, Властительная, но как оказалось, место смерти тафгуров должно было быть погребено под слоем тяжелой воды. Что-то у них там не срослось и пришлось всю воду из озера, которое обнаружил дядюшка Трюфо, вывести наружу. А может, просто решили перекрыть путь, по которому тафгуры приходили в восточные шахты Медных гор. Поэтому мне и разрешили забрать несколько тел. Да, и отец постарался, он всю жизнь изучал мозг разумных и тоже надавил куда следует. Ведь тафгуры — гномы их называют «воргуны» или «серые мерзавчики» — что-то новенькое в этом изучении. Правда, поставили условие, что только я один проделаю всю эту работу. То есть спустился, взял труп и поднялся. Вот в третий поход я и столкнулся с Попо, точнее, он мне в голову ударился, — усмехнулся. — Когда наверх поднялся, литра два первухи выпил и еще настоек кучу, пытаясь избавиться от навязчивого голоса! «И у него почти получилось, да-да, почти, если бы я не рассказал ему про тафгуров!»

— Ты знаешь тафгуров?

«Я не помню, откуда я появился, но в восточных шахтах оказался благодаря тафгурам. Точнее, был среди них сначала, но меня так никто и не заметил. А потом ощутил себя уже в этих шахтах. Сколько метался, и среди тафгуров тоже, не знаю, может, столетия, а может, только годы, а может, часы или минуты, но не одна голова не была мне мила. Но тут с Бобо столкнулся и рассказал ему про тафгуров, это их самоназвание, хотя они его не любят называют себя когтистыми», — зазвенел Попо.

Ну да об этом, кажется, уже все знали.

Нэй подошел к носилкам, которые оказались выдвинуты через одну секцию, так что он смог встать между ними.

Ну что можно было сказать…

Тафгур справа, которого Бобо назвал крепким, если стоять лицом к холодильникам, был стар. Истинный тафгур, доживший до великого возраста, в котором уважается уже даже не сама сила, а прожитые годы. Тело его уже давно превратилось в мумию, но его древность и мощь чувствовались даже сквозь смерть. Его лицо — или, может, уже морда лица — уже мало походила на человеческое, если, конечно, у тафгуров было что-то человеческое.

Резкие черты лица, выпяченный подбородок, специфические надбровные дуги, которые как бы защищали глаза и уменьшали их визуально. Зубы больше человеческих и острее. Но особо выделяющихся клыков не было. В общем, все, к чему приводит долгое и постоянное обращение из одной телесной структуры в другую. То есть чем чаще тафгур перевоплощался, тем сильнее менялось его тело вне ансортии, тем жёстче становились его черты лица. Так же удлинялись руки и ноги.

Нэй взглянул на Комиса, который был еще человеком и изменения еще его не затронули. Почти не затронули. Руки-то у него были уже жесткие, да и на ногах выдвижные когти появились. А если он продолжит тренировки и перевоплощения, хотя он этого и не хочет, не хотел до нападения на Изабеллу, то лет через пятьдесят ему уже точно не понадобится и обувь. Вон какие у древнего воина — Нэй решил древностью заменить старость — были лохматые ноги. Прямо как у хоббитов! Не у орчей, у них чистые ноги, а именно как у хоббитов. И, конечно, такой ступне обувь была совершенно не нужна.

А вот молодой тафгур на вид выглядел еще человеком, почти как Комис, хотя уже и появились перовые признаки настоящих тафгуров — черты обрели начальную резкость.

И как раз тот тафгур, который напал на Изабеллу, был где-то посередине между этим молодым воином и этим воином из древности.

Хм…

Нэй еще мало знал о тафгурах, но он уже нащупал нить возможностей, но пока не было времени посветить ее изучению. Но кое-что он уже знал, что и помогало ему видеть и изучать.

— А их фляжки сохранились? — было очень любопытно взглянуть на них.

— Да, конечно, — проговорил Бобо, на пару секунд застыл, видимо, что-то вспоминая, потом резко подошел к одному из шкафов, не холодильных, покрутил что-то в замке и еще немного покопавшись в некотором бардаке внутри, выудил из него две двухгорлошковые фляжки. Ну да, без ансортии они представляли мало ценности.

Хотя…

На самом деле они были очень ценными! Даже удивительно.

— Эта блестючая — крепкого, менее потертая — молодого.

Блестючая, как сказал гном, была просто отполирована множеством лет, даже столетий использования! Металл явно нержавейка или… Неужели титан? Нэй даже закашлялся от этого предположения. Нет. Все-таки нет…

— Вы случаем не исследовали металл, из которого фляжка эта сделана блестючая?

Гном пожал плечами и ответил как-то буднично:

— Сталь, но с большим добавлением благородных металлов, почти как воздушный металл Де Вирши. Вот как раз фляга молодого и есть воздушный металл.

Вторая фляжка хоть и пролежала в этом подземелье гномов более сотни лет, выглядела почти как новая, и явно была мало в использовании. Видимо, воин только ее получил и ушел в поход, и в нем сложил свою голову.

Но самое примечательное: на фляжках были выгравированы надписи!

О!

На фляжке молодого было две надписи на двух языках. На ангулемском и на тафке — языке тафгуров. Спасибо Комису за то, что он хорошо учился и прекрасно воспринял знания бабушки Ан. Ну, а Нэй, изучив некоторые воспоминания Комиса, конечно, с его разрешения, сам неплохо стал разбираться в этом языке, точнее, алфавите.

Тафка имела двойной алфавит, общий и личный. И грамматику написания. То есть личный — это имена и обращения к именам, а общий — это все остальное. Поэтому в тафке было сразу понятно, что написано именно Имя, так как любое имя имело смысл и перевод, относящийся уже к общему алфавиту. Ну, например, если прочитать имя молодого тафгура на общем алфавите, то получится, хм… — Находчивый Ветер Севрюги. Полная и совершенно непонятная абракадабра. Но если прочитать личным алфавитом, то получиться уже — Нормух Нур Вирх. Точнее, это восприятие имени именно ангулемским, единым языком. В транскрипции которого и было выгравировано, второй раз, имя именно в такой форме — Нормух Нур Вирх. Что доказывает, что единый язык добрался и до таких затворников, как тафгуры. Ну или мастера, у которых заказывали эти фляжки, действовали в духе и в букве общего языкового закона Ликсии-Каракраса.

А вот с именем древнего тафгура было не просто интересно, а очень интересно! Злой Восточный Обвал — на самом деле эта фраза, все личные фразы, имели совершенно иной смысл, но для этого нужно знать язык, потому что иначе получалась как раз вот такая непонятная абракадабра буквального и бессмысленного на вид перевода — или…

А кого вытаскивать, как не его? Главного и страшного?

Курх Ворх Витух!

Отец Кари!

Отец Комиса-старшего!

И дед… Дед Комиса!

Как тесен мир.

— Комис, друг мой, вот, можешь посмотреть на своего деда! — Нэй специально старался говорить очень буднично, как будто ничего особенного не произошло.

А Комис даже вздрогнул от неожиданности и, хотя всем видом показал, что это его мало интересует, все же подошел к носилкам с древним тафгуром. Ничего, это скоро пройдёт, и ему станет интересен его новый мир.

А Нэй обратился к гному:

— Если не возражаете, грыыхх, мы заберем эти тела с собой?

Тот снова пожал плечами.

— Да пожалуйста! Я уже все, что мог, сделал и изучил. Всю их кровь выкачал, все внутренние органы, мозг. Это сейчас просто тело, оболочка, мумия. Даже не знал, для чего их храню.

— Видимо для нашей встречи, — проговорила Элли.

«Ну, видимо да. Ведь случайностей не бывает, так ведь?» — и неожиданно вступил уже Бобо:

— О! Молодой человек, я вижу, у вас при себе фляжка! Не поделитесь толикой вашей ансортии? Фляжки ваших предков уже совершенно пустые, просто сосуды, ждущие своего часа или забвения. И, — гном немного замялся, — и, если можно, от вашей крови я бы тоже не отказался. Немного, самую малость, — даже голос дрожал, как и у любого ученого, дорвавшегося до интересного объекта изучения.

— Он поделится, — Нэй улыбнулся. — Но мне хотелось бы тоже кое-что попросить и у вас, грыыхх. Немного ваших воспоминаний, ну и Попо тоже.

— Э… Как это? — Бобо-Попо застыл с небольшим шприцем в руках. Он уже был весь в изучающих мыслях.

Нэй усмехнулся:

— Вытяните руку, ладонью вверх, и представьте тот поход за тяжелой водой. Просто представьте, не надо напрягать память. А также представьте воспоминания о своих экспериментах со свиньями.

— Любопытно, — и тут же: — Представил, вспомнил. «Да, да, мы все вспомнили!»

Нэй положил свою ладонь на ладонь гнома, сделал рукой как бы зачерпывающее движение, сжал кулак, а затем, разжав свою ладонь, дунул на нее.

— Хорошие воспоминания.

— Вурх, — продолжил Нэй, — Я должен извиниться перед тобой и твоим кланом.

Но договорить Нэй не успел, так как совершенно неожиданно Вурх вышел вперед, встал на одно колено и преклонил голову:

— Великий! Я и мой клан присягнем тебе на верность! Поэтому все твои извинения — это власть над нами. Мы примем любое деяние, что ты сделаешь!

— Вурх, ты сошел с ума! — воскликнула Кари.

Вурх, не вставая, повернул голову с усмешкой на губах:

— Я принимаю власть того, кто сильнее любого реньюра расы! Мой клан обескровлен, и возрождение реньюра расы может только погубить его, но никак не поднять! С Великим я вижу перспективы возрождения тафгуров. Ты разве не понимаешь, что тебе не дадут возродить реньюра расы, здесь в Каракрасе?

Услышав это Кари, испуганно — да, и она могла бояться — обхватила живот руками, а ее когти приблизились к ней, собираясь видимо защитить ее от любого нападения.

— Брейк, господа! — как мог громко проговорил Нэй. И закашлялся.

И после настоек продолжил:

— Как я уже говорил, я не собираюсь объявлять войну тафгурам. Я взял кровь, и больше, чем я взял, мне ее не нужно. Но и ты, Вурх, не злорадствуй и не провоцируй.

— Прости, Великий! — Вурх склонил голову, оставаясь стоять на одном колене.

— Мы об этом еще поговорим. О твоем решении дать мне клятву верности. Но это не значит, что я не должен извиниться. Коготь твоего клана, зовут которого Трувух, стал нашим «подопытным кроликом». Натиру целую, мы, — я, Атан Селистер — все-таки, Атан, мы с тобой маньяки от науки, как ни крути, и Бобо МальТукс: после той натиры я отправил его с дипломатической миссией в Медные горы — ставили на твоем когте довольно бесчеловечные эксперименты и опыты, — Нэй виновато улыбнулся и, кажется, пожал плечами, все еще скрытыми одеялом. — Искренне и честно я пытался обойтись одними хрюшками, но опыты с ними были не совсем удачными. Точнее, были вполне удачными, но не дали желаемого результата.

— А при чем здесь свиньи? — вырвалось удивление у Артура.

Нэй усмехнулся и, казалось, что он очень ожидал именно этого вопроса:

— Хороший вопрос, — Нэй выпил несколько ложек отвара и продолжил: — Когда дядюшка Трюфо рассказал мне про эксперименты со свиньями, я не совсем понял, что и почему, и зачем. Воспоминания Бобо МальТукса приоткрыли тайну, но я хотел убедиться лично, поэтому мы и организовали несколько опытов с хрюшками, — он вздохнул. — Свиньи — очень интересные создания и удивительные, довольно близки по некоторым параметрам, по характеристикам к человеку. Говорят, что человеку можно перелить кровь свиньи и даже пересадить некоторые органы, — сказал он и посмотрел на Атана Селистера.

Тот хмыкнул и неуверенно проговорил:

— Ну-у-у… При определенных обстоятельствах и подготовке — возможно.

— Но оказалось, что есть еще разумные, намного ближе находящиеся к хрюшкам! Причем это было подтверждено чуть позже. И это — барабанная дробь — тафгуры!

— Что? — это уже выкрикнула Кари, да и не только она.

— Реакция ваша понятна, но одно то, что вы не употребляете в пищу свинину, говорит о многом. Кроме разве что черного сала. Почему черное, если на самом деле оно красное?

— Оно чернеет от долгого хранения, — проговорила Кари.

— То есть вы продаете нам, людям, залежалый товар? — с улыбкой проговорил Нэй.

Кари возмущенно фыркнула:

— От долгого хранения оно теряет нужную нам ценность, но приобретает великолепный вкус для людей.

Нэй мотнул головой:

— Прости, я об этом знал. Хотелось просто пошутить, — он усмехнулся, виновато пожимая плечами, и продолжил: — Черное сало, как уже сказано, обладает нужными вам питательными свойствами для поддержания вашего метаболизма, так как выделывается вами по специальным, древним рецептам. А вот само мясо свиней вам вредно. У вас даже есть фраза: «Хочешь оскорбить когтя, накорми его свининой!» Мясо рецептуру не выдерживает. И чтобы подтвердить эту мысль или опровергнуть, мы провели несколько экспериментов, в одном из которых чуть не убили Трувуха, чем доказали вредность и даже ядовитость свинины в некоторых случаях. Так сказать, ирония… — замолчал, не став продолжать мысль. — Но не поэтому вы близки…

Снова несколько ложек отваров:

— Кровь тафгуров является ядом для человека. Если, конечно, ввести ее внутривенно. Даже несколько капель крови тафгура убивает человека, он загнивает изнутри, растворяется, можно сказать.

— Какая гадость, — еле слышно сказала, кажется, Ойра.

— Ну да. Картина еще та — жуткая и неприятная. При этом если ее просто выпить как воду, то ничего не произойдет. А вот с хрюшками все наоборот. Их кровь воспринимает кровь тафгуров как измененную субстанцию и подстраивается под нее! То есть на несколько минут, иногда на полчаса — час, смотря какая доза введена хрюшке, эта хрюшка становится тафгуром! Представили? Вот и я не в состоянии представить. И снова очередная ирония… — он усмехнулся. — Правда, есть один побочный эффект этого превращения — при применении ансортии этот кадавр или эта копия тафгура превращается в нечто! В этакую жуткую безразумную и почти неубиваемую массу! Что превращало наши опыты не в изучение, а в борьбу с этим нечто. Впрочем, в этой борьбе появились интересные мысли, но все же мы решили заняться опытами над, — снова вздохнул, — над живым тафгуром. Тут хоть было понятно, что и как.

— Великий! Это честь для нас: стать помощниками для твоих целей!

Нэй закашлялся:

— Вурх! Мы выкачивали из твоего когтя кровь и закачивали в него всякую гадость! Мы резали его кожу, прижигали, морозили, топили! Он трижды был на грани жизни и смерти! Дважды мы его убивали! И один раз он умер! И не совсем ради науки, а ради того, чтобы найти слабые места в ваших телах, на случай, если придётся воевать. И для этого мы терзали твоего когтя целую натиру, и ты говоришь о чести?

Вурх даже не изменился в лице, пока Нэй это все говорил. И сказал вполне спокойно:

— Трувух вполне хорошо себя чувствует. Мне кажется, он стал даже сильнее — вчера победил Вурвуха, которому всегда проигрывал раньше! Он стал быстрее! У него были странные видения и мысли после одиночной охоты, в которой он пробыл две натиры, но в этом нет ничего необычного, так как когти для поднятия духа, в одиночной охоте, всегда употребляют морху. Конечно, местная морха слабее, чем из родного мира, но достаточна для поднятия духа, — ответил Вурх.

А Нэй рассмеялся:

— Атан! А мы-то думали, что наркомана какого-то поймали! Целый день его кровь чистили, с помощью хрюшек, потому что ансортия совершенно не помогала! — и продолжил смеяться до появления кашля.

— Впрочем, эта чистка привела нас к мысли, что ваша морха, но здесь это, конечно же, сонка, так как морха тут оказалась обычным сорняком, способна защитить вас от гномьей пыли. Только вас, с людьми другой эффект. Там… — Нэй задумался, мотнул головой, отгоняя, видимо, очередные умные мысли, и продолжил: — Но вы применяете ее только в одиночных походах и тренингах и не туманите мозги при ответственных операциях. Как в том походе в подземелье гномов. Но при этом, как и любой наркотик, эта морха-сонка разрушает ваше тело. Как и любое разумное тело. То есть нет ничего абсолютно полезного. Как нет ни чистого ни добра, ни зла…

Он откинулся на подушку для небольшого отдыха.

— Но если вы применяете ее только для подъема духа, то я не стану возражать против этого, хотя предпочел бы, чтобы сонка исчезла из вашего рациона и тренировок.

— Мы примем любое твое решение, Великий!

— Решать будете вы. Впрочем, пару натир у мастера Шифу выбьют из вас любые мысли о морхе, точнее, вообще любые мысли, — Нэй улыбнулся.

Снова несколько ложек отвара.

— Теперь снова вернемся к тебе Кари, — и после некоторой паузы: — Как правильно сказал Вурх, тебе не дадут возродить реньюра расы в мире Каракраса. Но, конечно, убивать тебя или твоего ребенка никто не собирается. Охотники на Демонов, которых тут представляет Властительная Элли Нум, согласились на то, что тебе и всем когтям, и кланам, которые пожелают уйти, дадут такую возможность, — Нэй улыбнулся Элли, и она взяла слово.

Встала.

— Да. Как сказал Нэй, мы даем шанс. У гномов есть несколько вторичных порталов, ведущих в миры, когда-то созданные Карой и Красом, но потом ими заброшенные, но вполне живые, и самодостаточные, где есть люди, иные расы — чтобы жизнь медом не казалась, — есть возможности и желания, чтобы возродиться и стать сильными. Но, конечно же, если вы, тафгуры, как в прежние времена, приметесь за людоедство, то Охотники на Демонов обязательно снова придут по ваши души. То есть я даю вам слово, от имени Охотников на Демонов, что вас не будут преследовать, уничтожать или мешать развиваться на новом месте. Конечно, мы не дадим пустить на самотек ситуацию с вашим развитием, но и мозолить глаза вам тоже не будем. У вас есть время подумать.

— А я разве могу не согласиться? — Кари тоже встала, как, впрочем, и все в помещении, когда встала для своей речи Элли, кроме лежащего Нэя.

— Можешь. Просто в этом случае тебе, вам не дадут провести ритуалы, и ты просто родишь сына, а не сосуд плоти. Ну и, конечно, тут вас жить не оставят. Есть несколько вариантов дальнейшего вашего проживания.

— А тут мы создадим баронство! — совершенно неожиданно проговорил, можно сказать, даже воскликнул Артур.

Все посмотрели на него, а он на Нэя.

— Даже не думай! — проговорил Нэй.

— Ну, а что? — Артур развел руками.

Нэй закрыл глаза и замотал головой, но при этом губы его чуть улыбались. Мысль друга была отличной, но Нэй и баронство — вещи несовместные! Ну как-то маловато ему баронства, хочет он быть Владыкою морским! Вот! Почему бы и нет? Великим его уже называют. Интересно, почему это? Надо будет Вурха пораспрашивать.

И да. Нужно отвести разговор от баронства, а то Артур как вцепится в эту идею, клещами придется отрывать. Нравится быть сошо? В последнее время уже нет, но как он уже подумал, и бароном быть не очень хочется. Или вообще не хочется.

Так, он уже повторяется. Пора продолжить разговор с Кари.

— Как ты поняла, Кари, у тебя, у тафгуров, есть время подумать и решить, какого развития вашей расы вы хотите. А сейчас всех в этой комнате, я уверен, интересует вопрос — если период возможного возрождения реньюра расы сто с лишним лет, то какой смысл тебе было заводить любовные отношения с Комисом-старшим? — он посмотрел на Кари и проговорил: — Ответишь? — сказал так, как будто сам это все прекрасно знал.

Их взгляды встретились. Чуть насмешливый Нэя и удивленный Кари. Но это не было дуэлью, оба одновременно отвели взгляд.

А Кари, вздохнув, проговорила:

— Все довольно просто… Если бы удалось зачать мальчика, то он бы стал реньюром расы независимо от времени, так как Комис-старший уже был сосудом плоти, и с ним еще в утробе Миранды провели все основные ритуалы, осталось только влить память реньюра расы в тело малыша при рождении, и процесс был бы завершен!

Нэй усмехнулся. И продолжил, как будто репетировали, так все синхронно происходило, но все было чистым экспромтом:

— Но рождались только девочки! Пять дочерей! И все такие же несдержанные и невоспитанные, как и Нерва. Хотя и очень красивые. Но теперь мы знаем, что у Комиса-старшего на стороне родился сын. Этакий изъян. Как когда-то у Курха — дочь Кари. Тоже можно сказать на стороне. Забежал по делам в Мальвинор, увидел милую мордашку и не сказать, что влюбился, но запала она в его сердце. Красавцем Курх не был, но то да се, да пятое-десятое. Так и закружилось. Правда, после рождения дочери он свою любовницу убил. Не оправдала доверия, не сына родила, но это уже другая история.

Кари вспыхнула, хотела возмутиться, но промолчала.

— Впрочем, о сыне Комиса-старшего Кари знать не могла, потому что Комис-старший сбежал и спрятался, и заручился помощью в этом вопросе у бабушки Ан, которая, как мы уже выяснили, так же оборвала связи с Кари. Они как в воду канули! Видимо, Комис-старший не очень хотел, чтобы его сын потерял свою сущность и стал каким-то там реньюром расы. Вождем, фюрером, царем, ханом, шахом, падишахом, так и не ставшей родной для Комиса-старшего расы тафгуров. Правда, есть мысль, что сына он родил случайно, не хотел он детей, он хотел просто прожить свои долгие или недолгие годы, как пойдет, в одиночестве и вдали от своей любви, — Нэй помолчал. — Он любил тебя искренне, а ты, как я представляю, всего лишь его использовала. Ты решила исправить ошибку отца и возродить реньюра расы, но рождались только девочки, и ты ничего не могла с этим поделать. Ко всему прочему, еще нескольких ты убила после зачатия, устав рожать девочек. Не скажу, что аборт — это правильно, но, скорее всего, в том положении, в каком находилась ты — это был лучший выход.

— Демоны! — Кари вскочила. — Я начинаю соглашаться с Вурхом, что ты Великий! Откуда ты это все знаешь?! Как?

Нэй все-таки выпростал руку из-под одеяла и указал на орча:

— Вот он знает.

— Я? — обалдело проговорил Сэм, при этом все уставились на огромного и смутившегося орча. — Да я-то чего знаю? Ничего! Я просто вытаскивал Нэя по будильнику. Каждый день по сорок пять секунд. Две натиры.

— Какого… — возмутился Атан Селистер. — И ты мне ничего не сказал?

— Я тебе говорил, что был в астрале. Поэтому и устал.

— Но ты не говорил, где ты был конкретно! И я теперь понимаю, где ты был!

Нэй улыбнулся:

— Твои лекарства и отвары просто чудодейственны, я уже почти стою на ногах.

— Ага. До сих пор бледный как мел!

Нэй испуганно посмотрел на Элли:

— Я правда так бледен?

— Ты мне тоже ничего не сказал, но об этом мы позже поговорим, и очень обстоятельно! — было произнесено довольно угрожающе, но при этом в глазах ее сверкали смешинки, видимые, конечно же, только Нэем. — А по поводу бледности, то Атан несколько преувеличивает, но румянца добавить не помешало бы, — и эльфа влила в рот Нэя очередную порцию каких-то отваров.

— Конечно, не без помощи, но я узнал кое-что, что позволяет мне и вести все эти разговоры. Пришлось повозиться и потратить кучу времени, но информация того стоила. Но не будем отвлекаться.

Мы не станем считать, сколько было абортов у Кари — та покраснела, ну почти как орч стала, — но можно сказать однозначно, что человеческую женщину это бы убило. Но Кари с упорством маньяка продолжала гнуть свою линию. Уговорами, угрозами, просьбами всем, чем может женщина надавить на мужчину, они продолжали встречаться. Все реже и реже, так как Комиса-старшего начинала тяготить роль быка производителя. Честно говоря, я не знаю, чего он хотел от Кари, но явно не этой странной любви. Впрочем, и возвращаться он к тафгурам тоже не стремился. В общем, столкнулись два сильных челове… э... разумных, любовь которых была лишь странным дополнением к их отношениям и к их приключениям. Они все-таки побывали везде, где только можно и нельзя. Даже я о многих местах не знаю! Хм… Нужно будет побывать, когда время появится, — он усмехнулся. — Мечты, мечты, — и снова вернулся к тому, о чем рассказывал: — А потом Вурх раскрыл Комису-старшему глаза. И у того появился шанс все резко закончить, чем он и воспользовался!

Отвары, несколько ложек.

— Кари и Комис-старший никогда не встречались, здесь, в этом месте, в Черном замке. Встречались бы тут, вряд ли бы он тогда убежал. Всегда на нейтральной территории, в тайне и в секрете от всех. Связь держала бабушка Ан, именно она передавала очередные послания и места встречи, которых было не изменить. Она ведь была астральщиком, что позволяло общаться и сообщать, что, где, когда. Но о встречах знал еще и Вурх…

Я понимаю, что рассказываю ваши семейные секреты, но эта вся история хорошо иллюстрирует ваши отношения внутри расы и кланов, вы так все запутали, что уже не знаете, на кого злиться и стоит ли злиться вообще. Считайте, что я читаю ваши письма, скверно, неприятно, цинично, но зато все всё знают и можно начать жизнь с чистого листа.

Вурх знал потому, что у него была любовная связь — и сейчас она есть — со средней, второй дочерью Комиса-старшего и Кари. С Эрвой…

— С Эрвой? — Кари была возмущена. А Вурх только пожал плечами.

— Удивительно, но даже в маленьком сообществе можно хранить глубокие тайны. Но я раскрываю секреты лишь для того, чтобы мы все знали, что двигало того или иного персонажа нашей пьесы под названием «Новый фюрер э… реньюр расы тафгуров». Где нет благородных героев, а есть лишь те герои, которым что-то друг от друга нужно. Ну и циничный голос за кадром, то есть мой голос.

— Я поражаюсь Вурху и Эрве, которые сумели сохранить свою любовную тайну на протяжении пятидесяти лет, до этой вот минуты. На самом деле Кари догадывалась, но просто не знала, что это сам Вурх, — Нэй хлопнул в ладоши. — Так, все. Закончил я о любовных похождениях. Потому что здесь главное то, что именно благодаря Эрве Вурх знал обо всех передвижениях Кари и встречах с Комисом-старшим. Самое любопытное, что Кари делилась своими любовными тайнами только с Эрвой и ни с кем больше. Почему?

— Я считаю ее единственной, кто способна заменить меня на посту юрны, — просто ответила Кари.

— Ну да, логично, хотя все равно странно, — и Нэй вновь обратился к Вурху: — Только понять не могу, Вурх, почему ты так долго ждал?

— Все банально просто, — Вурх усмехнулся. — Хоть мы и любим друг друга, но Эрва все-таки дочь своей матери, и если и сообщала мне об этих встречах, то только после этих встреч. То есть ставила перед фактом. Конечно, хотелось информации побольше, но я был и этому рад, хотя попытки возрождения реньюра расы меня не сильно радовали.

— Почему? — не удержался от вопроса Нэй.

— Я тоже кое-что изучил о мире Каракраса и понял, что возрождение реньюра расы приведет только к одному — к гибели тафгуров! Отец Кари чувствовал неправильность этого мира, точнее, его мощь и силу, поэтому, видимо, и тянул с возрождением реньюра расы. После его гибели я пытался объяснить эту мысль Кари, но она меня не послушала. Кое-что пытался сказать Эрве, но и она меня особо не слушала. Мы даже с ней поругались на некоторое время. А когда помирились, я кое-что ей рассказал и показал.

— Что?

— Я показал ей Мальвинор, Мир Рошанский, Аркет. Она была повернута на бое, драке, жестокости, поэтому особо по сторонам не смотрела, и города стали для нее откровением. В том смысле, что мир, куда мы попали — не те глупые мирки, которые мы преодолели, убегая от Охотников, а сильный, мощный и красивый мир, который не будет сидеть и просто ждать, пока его кто-то завоюет. Он просто уничтожит тех, кто только подумает о мировом господстве! А еще мы попали на парад Чистильщиков и Братства в Мир Рошанском. Одна когорта этих Орденов больше оставшихся тафгуров! А их на параде прошло по десять от каждого Ордена! Наша регенерация, конечно, наша сила, способность скрывать ауру и частично менять облик, благодаря ансортии, помогает маскировке, но это не спасет нас, если нас решат уничтожить. Нас просто раздавят числом, ведь даже Гидре отрубили все головы, а мы не Гидра, мы слабее. И расположившиеся здесь две когорты Чистильщиков и Внутреннего конвоя — тому подтверждение.

Не знаю, почему не сделал этого раньше, может, потому, что тогда еще терять было нечего. А в том момент уже сын и дочь подрастали и мне не хотелось им участи беглецов и смерти в каком-нибудь забытом богом мрачном углу на помойке или в яме.

И Эрва прониклась силой и величием этого мира и что в определенных обстоятельствах он может стать хорошим и добрым домом для нас. В общем, я узнал о том, где и как встречаются Комис-старший и Кари. Заранее узнал, ну и получилась возможность обстоятельно поговорить с Комисом-старшим. Ну, а дальше произошло то, что произошло, — закончил свой монолог Вурх.

Продолжил говорить Нэй:

— Когда Вурх рассказал Комису-старшему о том, что они не просто близкие родственники с Кари, а брат с сестрой, то Комис-старший, недолго думая, как мы уже знаем, спросил об этом напрямую у Кари. Вот прямо так в лоб! И Кари лукавить не стала, а ответила правду, ну и добавила, для чего это нужно. Но Комис-старший оправданий слушать не стал, а просто-напросто сбежал с последней встречи и пропал на целых двадцать лет! Я, кажется, снова повторяюсь. М-да.

И хоть ты его и искала, но найти не смогла, он сам себя нашел, отправив тебе послание после того, как они Комис-старший и Комис побывали возле Черного замка.

Еще несколько ложек отваров.

— И вот тут начинается самое странное во всей этой истории и самое трагичное и удивительное. Что я старался скрывать в рассказе до определенного момента. Скрывал то, что, как это не парадоксально, но Комис-старший решил вернуться к тафгурам!

— Нет! — воскликнул Комис.

— Что? — в тот же момент воскликнула и Кари.

Нэй пожал плечами:

— Именно так, мои друзья. Именно так…

Помолчал.

— Комис, друг мой, ты, я знаю, знаешь послание, которое отец твой отправил Кари. Ты его читал, и не думай, что после этого отец его подменил. Нет послание, что ты читал и что получила Кари, одно и то же. Мы не будем придавать его огласке из-за очень личных фраз в нем. Я, конечно, немного лукавлю: выдал раньше самые сокровенные ваши тайны, а сейчас вдруг решил не предавать огласке это послание. Но давайте оставим это на моей совести — все-таки я циник — и при этом все главные персонажи пьесы это послание знают и помнят. На самом деле нас больше всего интересует, почему Комис-старший решился на такое послание.

Несколько ложек отвара.

— Я немного солгал, заявив, что Комис-старший решил написать письмо после посещения Черного замка вместе с сыном, так как решение вернуться созрело у него чуть раньше. Здесь на сцене появляются странные личности, которые что-то как-то не поделили с Комисом-старшим, — Нэй вздохнул. — Хорошо, будем честными до конца. Это были тафгуры, которые по каким-то причинам, которые я не буду озвучивать, оказались в Аркете.

— Тафгуры? В Аркете? — проговорила Кари. — Но я никогда не посылала своих когтей в Аркет!

— И никто из вас не посылал, я это знаю.

— Тогда… О! — она даже рот прикрыла от вспыхнувшей мысли.

— Именно так, Кари, ты правильно догадалась. Для всех скажу, что существует еще одна группа тафгуров, которые не подчиняются Кари; как они здесь оказались — это уже совсем другая история, но их появление в некоторых местах путает наши карты, и в то же время объясняет некоторые вещи о которых я расскажу в свое время. Так вот, их появление в Аркете привело к конфликту Комиса-старшего с ними. И ему пришлось их всех убить, но при этом он получил ранение, сломал руку, которое усилило его болезнь. На него начинало давить человеческое, которое оказалось очень даже сильным в отношении начала тафгура, — Нэй мотнул головой. — В общем, он почувствовал, что умирает! Честно говоря, мы в наших экспериментах так и не смогли воспроизвести произошедшее с Комисом-старшим. Скорее всего, там сложились воедино множество факторов, которые и привели к его смерти.

— Он… он прямо на моих руках, вот так, прямо как желе стал! — выпалил Комис.

Нэй мотнул головой в согласии.

— Да, это была страшная картина. Но все-таки это было чуть позже. Но Комис-старший испугался не только своей смерти, точнее, испугался за сына, все-таки пожалел, что мало его обучал жизни в миру, благо Университет подействовал на тебя, друг мой, очень жизненно и ты был принят этим миром, что и привело тебя к встрече с Изабеллой, — Изабелла покраснела, да и Комис от нее не отстал. — Но еще ему было страшно, когда он понял, с кем столкнулся! Вдруг они почувствуют Комиса-младшего? Вдруг он им понадобится? Кто его знает, что на уме у этих странных тафгуров. Он их и убил, чтобы никто ничего не узнал. Конечно, он рисковал, но повезло, и информация об этом инциденте не вышла за Аркет. Вот тогда он и решился на поход к Черному замку и это послание. Но при этом он не стал предупреждать о своем решении Кари, иначе бой, скорее всего, произошел бы совсем по-другому. Может быть, даже Кари сжульничала.

— Вот еще! — вырвалось у нее.

На что Нэй улыбнулся и качнул головой.

— Ну, а что. К чему была бы честность, если был бы известен результат? Но ни отец Комиса, ни Кари, ни ее когти-хуфы не ожидали от мальчишки столь сильного эмоционального ответа. Он решил защитить отца, и у него вышло даже слишком сильно! Так сильно, что Кари решила отпустить и Комиса-старшего, и его сына, здраво про себя рассудив, что хм… эти ребята будут не просто конкурентами ее власти. Пусть отец и проиграл, а мальчик, вполне возможно, эту власть под себя и подгребет. Ведь он сын сосуда плоти, значит, обладает определенной силой, которая в определенный момент может определенно изменить ход истории, — Нэй усмехнулся своей фразе.

А Кари воскликнула:

— Демоны! Ты знаешь даже больше, чем мы сами!

— Знание — Сила! Но на самом деле все лежит на поверхности, единственный вопрос, где найти эту поверхность, — Нэй помолчал, огляделся. — Хм… Я чувствую, что многие в этой комнате не совсем понимают ситуацию, почему Комис-старший пошел на это послание. Точнее, чем он объяснил это послание, — он увидел, как Артур усиленно замотал головой. — Комис-старший предложил так называемый «орфут» еще до войны Крови, очень распространенный среди тафгуров, когда их было очень много, около пяти тысяч! Это так называемый «свободный уход», то есть молодой тафгур или любой тафгур, в ком признается сила крови, даже если не было инициации, заявляет, что собирается получить свободу посредством поединка с тремя сильными воинами своего клана. Если побеждает, то он освобождается от клятвы клану и уходит основывать новый клан. Если проигрывает, то становится рабом своего клана вплоть до третьего колена. Правда, это рабство своеобразное, проигравший не имеет права вызывать на бой, не имеет права на дополнительную добычу, но при этом, как воин и как коготь-хуф, всегда идет впереди, то есть делает всю самую опасную работу. Но не теряет права голоса и в дни Прощения все-таки способен вернуть себе прежнее положение, впрочем, как я знаю, мало кто из проигравших решался на это, ну, а кто побеждал, просто уходили и основывали новый клан. Но тогда были возможности, сейчас же «орфут» — непозволительная роскошь. В общем, Комис-старший попросил Кари об «орфуте», и в этом случае это была бы свобода. И она согласилась, несмотря на всю сложность ситуации, — Кари покачала головой, — взяв с собой самых сильных воинов в надежде, что они победят. Что почти и произошло.

— Но почему он так долго ждал? — проговорил Артур. — Как я понимаю, целых двадцать лет!

— Ну если мы обратимся к тому же посланию, то там он говорит о том, что все эти годы он тренировался, чтобы наконец призвать «орфут», да и сыну исполнилось восемнадцать лет, что по меркам людей совершеннолетие; у тафгуров, как мы знаем, это инициация, но не раньше тридцати одного года, а значит, он получал в обществе людей больше прав, но и обязанностей тоже. Хотя, если честно, это все притянуто за уши. Он так тщательно прятался, скрывал сына, бабушка Ан даже была на его стороне, и тут вдруг «орфут»? Не странно ли? Поэтому есть только одна причина, по которой он написал это послание. Трагичная причина. Скрытая от всех, даже от сына. От чего он не собирался и не думал, что победит. Особенно, что победит его сын! Так что, Комис, ты вполне можешь основать новый Клан, и все тафгуры признают его честь перед советом Кланов…

— Думаешь, стоит?

— Ну, а почему бы и нет?

— Я… подумаю…

Нэй улыбнулся и неожиданно сильно закашлялся, так что некоторое время просто пил отвары. И где-то только через минуту продолжил с небольшой хрипотцой в голосе:

— Кстати, Комис, твой отец, оказывается был, одиноким Свободным Искателем. Месяцы исчезновения в твоей жизни он посвящал тому, что бороздил Межевой вал в поисках аккумов, и надо сказать, ему везло и он сумел накопить значительную сумму, которая тебе и досталась. Что доказывает его полное нежелание возвращаться к тафгурам. И когда я узнал об этом, моему восхищению не было предела. Я тоже несколько раз был в одиночном походе, но, если честно, одиночество меня угнетало, в Королевском лесу оно особенно давило, в отличие от реального мира.

Комис мотнул головой и грустно так добавил:

— Я узнал об этом недавно, и о Клане тоже, когда ходил к Хранителям за деньгами, там мне было оставлено послание. Правда, отец мало что рассказал, но кое-какие тайны приоткрыл.

— Ну, это даже к лучшему. Легче будет принять то, что расскажет тебе родная тетка, — усмехнулся Нэй на очередное бурчание Комиса при упоминании Кари. — Ну и главное: я должен тебя поздравить, так как Изабелла снова беременна! Я смотрю, ты времени зря не теряешь! — он, кажется, готов был рассмеяться.

А Изабелла ойкнула:

— Этого быть не может!

Да и Комис обалдел:

— Как это?

И тут неожиданно Кари вдруг встала и тоже опустилась на одно колено, преклонив голову:

— Великий! Твоя власть над нами безгранична!

Нэй перевел взгляд на Кари.

— То есть ты, Кари Ворх Витух, решила остаться в этом мире? А как же реньюр расы? — и Нэй как фокусник, извлек непонятно откуда флакон из синего хрусталя, величиной с кулак, с чем-то дымящимся внутри.

— Что? — удивилась Кари, но с колена не встала. — Откуда она у тебя?

История фюргеи.

Четыреста семь лет назад.

Мир Дроха.

Пещеры Атакутры.

Тафгурам-когтистым всегда было легче жить в пещерах. Отличное зрение, умение ориентироваться, да и пространства больше, чем в искусственно построенных сооружениях, называемых многими разумными домами, зданиями, жилищами и так далее.

Сыро? Не более сыро, чем в протекающем и продуваемом со всех сторон доме.

Твари всякие живут? А в жилищах людей нет тварей разве? Одни, как их там, да — клопы — чего стоят! Мерзкие, маленькие и вонючие создания, даже нюх тафгуров их чувствует! А в пещерах если и есть твари, то их хоть можно съесть! Хоть в сыром, хоть в жареном виде! Съесть! А не самим стать объектами для еды.

Хотя в последнее время пещер и катакомб в жизни когтистых было не так много. В основном какие-то дома, заброшенные деревни, разрушенные замки. Они, тафгуры, бежали по каким-то совершенно богом и демонами забытым мирам. Остановиться не было времени, пожить немного, обдумать обстановку, привести свои мысли в порядок. Только бег, один бег и ничего больше, кроме бега.

Курх, сидящий в тишине и темноте, сделал резкое движение, и зверек, чем-то похожий на крысу, завизжал в его сильной и крепкой ладони. Одним движением он оторвал твари голову и очень быстро, чтобы ни одна капля крови не пропала даром, приложил рану к своему рту и с упоением принялся пить кровь. Немного, но этот восхитительный напиток — кровь — был прекрасен и в малых количествах. Любая кровь. Но лучше, конечно, это кровь Охотников на Демонов, которые уже два десятка лет преследовали остатки некогда великого племени-расы когтистых.

Впрочем, и эта пойдет, чтобы утолить жажду. Ну, а тельце твари на закуску.

Послышался хруст разгрызаемых костей.

— Тебе страшно? — послышался детский голосок слева от Курха.

В пещере не было света, но Курх, конечно же, прекрасно видел говорившего.

Комис Шестой АроВирху — молодой реньюр расы и какой-то уж слишком добрый. Его отец, Комис Пятый АроВирху, реньюр расы, сильный и могучий воин, мудрый политик — лишь одна ошибка — и жесткий властитель, погиб в очередном бою с Охотниками на Демонов.

В прошлом мире — Мире Нохо — когтистые оказались в очередной попытке оторваться от преследователей, и, конечно же, Комис Пятый не успел построить Алтарь Силы, а без него когтистые-хуфы не имели той силы, которая была бы способна на сопротивление Охотникам на Демонов. Конечно, оставался вопрос, как Охотникам удалось разрушить Алтарь Силы в их родном Мире Вруф, но факт остается фактом — Алтарь Силы разрушен и когтистые в бегах.

Впрочем, Комис Пятый оказался на редкость умным реньюром расы и сумел родить себе преемника — Комиса Шестого. Было время и была возможность, и даже Алтарь начал строить, но не срослось с Алтарем. А вот мальчишка — молодой реньюр расы — был жив и здоров, очень любопытен и в будущем станет достойным реньюром расы.

Но тут главное «в будущем».

И зубы у него пока еще слабые, поэтому Курх вырвал из оставшегося куска пойманной твари хребет и протянул реньюру расы.

— Не боятся только дураки. Поешьте, мой реньюр! Когда еще мы так тихо посидим, что тварь сама в руки полезет.

— Спасибо, Курх, — и тут же послышались звуки работы челюсти. И милое, детское чавканье. Да, реньюр был очень голоден.

Они сидели в этих пещерах уже три дня. Ждали вестей с той стороны от тех, кто туда ушел, и от людей, которые ушли вместе с тафгурами. Еще на равнине удалось переправить большую часть отступающих когтистых, но в самый неподходящий момент закончилась энергия у портала перехода, и оставшемуся отряду, тем кто не успел переправится, пришлось отступить в эти пещеры. Теперь была надежда только на тех, кто с той стороны, что они сумеют зарядить артефакт перехода и открыть портал сюда, чтобы и оставшиеся когтистые вместе с реньюром расы сумели перейти в новый мир.

— Говорят, там в новом мире хорошо, спокойно, — послышался голос реньюра расы, как будто мысли читает. Но мыслей он не читал, просто сейчас все об этом думали все семнадцать когтистых-хуфов и реньюр расы.

Почему реньюр расы не ушел первым? Такова была его воля. Он решил остаться, чтобы проследить, как идет переход. И еще должен был вернуться разведывательный отряд, который отслеживал возможное передвижение Охотников на Демонов.

Ох какая там командовала синеволосая эльфийка! Как она двигалась со своими двойными мечами-кампаками, даже умудренные опытом асуры тафгуров отступали перед ее напором и мощью! Не женщина, а пламя! Огонь и власть! Ей бы стать матерью нового реньюра расы! И Курх пытался! Она же была у них в плену, и кто-то взял и освободил ее! Взять бы ее тело, и зачал бы он мальчика. Потому что у Курха всегда мальчики получались. Эльфы любили и почитали жизнь — свою, — поэтому она не стала бы себя убивать. И тогда…

Где-то послышался шум, крики, всполохи огня заиграли на стенах пещеры.

— Они нашли нас! Они убивают нас! — послышалось издалека, видимо, в начале пещеры.

Курх и реньюр расы вскочили со своих мест.

— Сучка, нашла нас. Всегда знал, что у нее отменный нюх!

— Что будем делать, Курх? — в голосе ни капли тревоги, реньюр знал, что его защищали самые сильные воины лучших кланов тафгуров.

— Идемте, мой реньюр! — и он подтолкнул мальчишку в глубь пещеры. — Быстрее!

— Куда мы движемся? Выход с другой стороны.

— Там опасно. А мы идем в безопасное место.

— Разве есть такое место?

— Всегда есть безопасное место. Пришли.

— И, что здесь безопасного, Курх?

— Ничего, — Курх пожал плечами. Они оба хорошо видели в темноте, и им не нужно было света.

— Тогда что мы тут делаем? — двенадцать лет мальчишке, а как был горд и как силен его дух. И уже понимал, что к чему.

— Жизнь — это всего лишь движение к смерти, — Курх держал реньюра расы за плечо.

— Но смерть не заканчивает жизнь, она просто изменяет ее.

Позади послышался шум, совсем рядом, и Курх оглянулся назад на всполохи огня, которые приближались, но уже без криков, а просто со звоном оружия.

Снова посмотрел на мальчика.

— Ну тогда тебе, мой реньюр, будет легко ее принять.

Мальчик усмехнулся как взрослый, и голос его стал каким-то более сильным, исчезла его детскость.

— И все-таки ты боишься меня убивать. Трижды мог и трижды так и не сумел. Думаешь, получится четвертый раз?

— Когда ты понял?

— В тот момент, когда ты взял опеку надо мной. Только не пойму, почему?

— Все очень просто, мой реньюр — ты не мой сын! — и его рука превратилась в ножи и ударила по горлу даже не пытавшегося защищаться мальчишки.

Реньюр упал на камни, а Курх присел над телом и, разорвав куртку на груди лежащего, ударил рукой в плоть и вырвал его сердце. Чтобы тафгур умер, вырви его сердце, даже если он всего лишь мальчишка.

Но умирали они не сразу. И реньюр расы тоже не сразу умер. И даже сумел произнести фразу, когда увидел, как Курх сорвал с его груди флакон с синим, клубящимся светом внутри.

— Власть достается лишь достойным, — хотя горло и было разорвано, голос прозвучал вполне громко для этого момента.

— Или тем, кто сам берет ее в свои руки!

Мальчик улыбнулся, его глаза сверкнули, а рука коснулась груди, закрыв страшную рану:

— Смотри не потеряй ее… власть свою… — и умер.

Курх отбросил сердце бывшего и уже мертвого реньюра расы в сторону; он не собирался заполнять фюргею памятью последнего реньюра расы. Не стоит будущим реньюрам расы знать этот неприятный инцидент в их истории жизни. Когда-нибудь родится Комис, нет, не седьмой, а шестой, и он будет его, Курха, сыном! И ему не стоило знать о том, что произошло здесь, в этих пещерах.

Курх обыскал тело, даже сам не понял, зачем, но ничего в карманах мертвого не нашел. Встал.

Свистнул своеобразной трелью, что-то типа:

— Т-и-и… Ю-ю-ю… А-а-й.

Звуки сражения тут же прекратились, и через десяток секунд в пещеру с факелом вошли семеро когтей. Курх выругался на свет, и коготь, его державший, тут же затоптал его ногами.

— Как все прошло?

— Они даже не проснулись.

— Хорошо!

Курх вытащил чуть светящийся шар из кармана куртки, провел ладонью по его поверхности. Тут же послышалось гудение, шар в ладони Курха завибрировал и ярко вспыхнул, при этом совершенно не затронув глаза тафгуров, как будто они оставались в темноте.

И когда вспыхнул этот свет, то через несколько секунд у одной из стен образовался огненный овал, который так же не влиял на глаза, с серыми сполохами в своем нутре.

Портал.

— Уходим, — проговорил Курх, и все семеро один за одним исчезли в портале.

Он тоже сделал шаг в это серое марево. Почти пропал в нем, осталась лишь пятка его ступни, как через какое-то мгновение из портала высунулась его рука с шаром-артефактом и, разжавшись, выпустила его.

Шар упал на камни и разбился, расплескав жидкость, которая была в нем заключена. Но прежде, чем шар упал и разбился, рука, а с ним и Курх, окончательно исчезли в портале.

Натира прошла, может, дней восемь.

В пещере было тихо, и даже тварюшки здесь почти не появлялись, хотя тут и лежала такая зовущая и такая аппетитная для них плоть.

Тело мальчишки двенадцати лет.

Но прошли эти дни, и в пещере послышались звуки, разговоры, огонь развеял сумрак и мрачную темноту пещер.

И в пещеру вошел человек.

Женщина.

Ее тело было облачено в серые доспехи, но не как у Рыцарей, в тяжелые и неуклюжие, а в легкие, но не менее крепкие и прочные.

Она поставила фаер, который принесла с собой, на камень, и сняла шлем, обнажив красивое эльфийское лицо с коротко стриженными синими волосами.

Осмотрелась.

Взгляд ее упал на лежащее тело, но зацепился на нем недолго. Ее больше привлекли осколки сферы, лежащие в ногах. Она подошла к ним, присела, потрогала осколки, темное пятно, которое когда-то было вылившейся из сферы жидкостью. И оглянулась на странный шорох слева от себя.

Фаер был поставлен так, что хорошо освещал лежащее тело.

Тело не ожило и не встало, впрочем, это вряд ли бы удивило Великую Орху Охотников на Демонов, она видела и не такое.

Но вот попытка движения ее заинтересовала. Рука мертвеца, лежащая на груди, как-то странно дернулась, еще раз и еще, все-таки твари самые смелые или глупые посещали эту пещеру и чуть подъели тело, сухожилия на руке. Которые, видимо, в момент движения воздуха, при появлении эльфы в пещере или от света фаера, его некоторого тепла, напряглись или, наоборот, расслабились, и рука при этом стала дергаться.

Вполне себе научное объяснение, как подумала и синеволосая эльфа.

Но тут рука дернулась особенно сильно и, оторвавшись от груди, упала на каменный пол и замерла.

Эльфа встала и посмотрела, куда указывает рука. И в самом деле как в указующий перст превратилась!

Подошла к каменной стене и, осмотрев ее, совершенно неожиданно обнаружила…

В кармашке, в нише, на уровне трех или чуть более футов, так что не виден был со стороны даже свет, клубящийся внутри.

…Фюргею тафгуровой расы!

Вот этого она совершенно не ожидала увидеть и найти!

Интересно, она тут еще кое-что видела. Огляделась. Вот именно отброшенное от тела сердце!

Подошла и, не брезгуя, подняла его и с огорчением вздохнула. Сердце высохло и потеряло всю кровь, которая в нем была, поэтому было совершенно невозможно отдать его память фюргеи.

Присела над трупом реньюра расы тафгуров и положила сердце на грудь мертвого тела…

— Эллира! — послышалось из коридора, и в пещеру зашел еще один из Охотников, шлем он снимать не стал. — Только трупы в ближних пещерах и больше никого. О! — увидел он труп реньюра тафгуров. — Вот этого я не ожидал!

— Я тоже, Аркус, — она встала.

Мужчина увидел разбитый артефакт, наклонился, поднял один из осколков.

— Вот же! И найти их будет невозможно!

— Найдем! Всегда ведь находили. Собирай команду, уходим.

— Э… Эллира, а с ним, что будем делать? — указал на лежащее тело.

Да, нужно ведь что-то сделать с телом.

Снова присела. Взяла указующую руку и вернула на грудь. На сердце возложила. То же самое сделала и с левой рукой. Вздохнула.

— Так и не сказала я тебе слова благодарности. Врагу и благодарность, — усмехнулась. — Хотя ты еще не успел стать врагом. Да и враги ли мы вообще, вот в чем вопрос. Спасибо! Хоть, так сказать, напоследок. И прощай! — встала. — Возьмите камни и заложите его тело, не стоит ему гнить в зубах тварей.

— Да, Орха! — мужчина поклонился и скрылся в коридоре.

 

— Ты хочешь сказать, что мой отец убил реньюра расы?

— Можешь верить, можешь не верить, но воспоминания сложно изменить. Да и какой смысл нам врать? — Нэй усмехнулся и совершенно неожиданно открыл фюргею. Пробочку так и сорвал.

— Нет! — вскричала Кари.

— Что за крики? — Нэй посмотрел на Кари. — Я не собираюсь ничего и никого развеивать. Каждое существо имеет право на жизнь, даже такое своеобразное, как реньюр расы, — хмыкнул. — Это я сказал? Толерантность меня погубит.

Нэй приложил правую руку к своему виску:

— Элли, вспомни тот день и приложи свою ладонь к моей.

Элли было легче приложить левую руку, и она выполнила просьбу Нэя. Тот закрыл глаза и тихо проговорил:

— Я просто решил, что воспоминания должны быть полные. Раз сердце умерло, то за него это сделаем мы — я и Элли. Реньюр расы должен знать, все что с ним было, наши воспоминания станут его сердцем, его кровью и его памятью, — и аккуратно отвел свою ладонь вместе с ладонью эльфы от своего виска, и все увидели тонкую синюю сияющую ниточку, которая стала выплывать из виска Нэя.

Наконец нить оторвалась от виска и заколыхалась в воздухе. Нэй поднес свою ладонь к фюргеи, и ниточка сама без чьей-либо помощи дернулась и, как маленькая змейка, юркнула в горлышко сосуда памяти. И Нэй тут же закрыл пробку фюргеи.

— Подглядел в одном э… фильме, и оказалось очень эффективно. Честно говоря, не думал, что получится.

— Великий! — прошептала Кари, склонив голову, и за ней все тафгуры в помещении встали на одно колено, преклонив голову.

— Нэй! Я одного понять не могу, — Артур, кажется, не особо проникся величием момента, или вопрос его уж больно сильно занимал. — Если, как ты говоришь, фюргея была у Охотников на Демонов, а сейчас она у тебя, то тогда что забрал с собой Курх?

Нэй пожал плечами:

— Скорее всего, обманку. Хотя там и могла находиться какая-нибудь… Чтоб меня! — Нэй стукнул себя по лбу. — Так вот откуда потерянный дух взялся! Который принял в себя Бобо МальТукс! Из обманки!

— Нэй, ты что-то путаешь, дух был среди тафгуров непродолжительное время, а уже потом оказался в катакомбах, — проговорила Элли…

— Правильно! Потому что он спал! Курх засунул фюргею-обманку куда-нибудь подальше, спрятал, чтобы никто ничего не видел и не заметил. Он же не знал, что это обманка! А перед зачатием Комиса он вытащил фюргею и открыл ее!

Элли поддержала его мысль своей:

— Точно! Открыл ее, чтобы связать память реньюра расы со своей кровью! Нарушить решил ритуал, чтобы возрождение, так сказать, прошло успешней! Или, скорее, привязать реньюра расы к себе. Всего лишь капельку крови. Но открыв, понял, что это никакой не реньюр расы! В отличие от реньюра расы, точнее, его памяти, которая на самом деле не обладает свободой выбора, то есть не имеет возможности развиваться, без определенных ритуалов и сторонних действий, даже развеять память из фюргеи без специальных ритуалов и заклятий невозможно, так что ты, Кари, зря опасалась, повредить реньюру расы в фюргее мы не можем да и не хотим; дух не стал сидеть в обманке, а вырвался на свободу! И принялся искать для себя подходящее тело. При этом, видимо, старый реньюр расы, который и создавал обманку, руководствовался неким черным юмором и поместил в фюргею почти безопасный, но очень умный, потерянный дух! Видимо, уже тогда у него закралось сомнение в верности некоторых тафгуров. Ну, а молодой реньюр расы оказался не менее умным, видимо, весь в отца пошел, да еще и способным обмануть опытного воина в самый последний момент!

— Ну, или он спрятал фюргею раньше, предполагая, что может произойти с ним, — Нэй усмехнулся. Дай пять! — проговорил он, и они, довольные собой, хлопнули ладонями правых рук друг друга.

— Но убила старого реньюра расы все-таки ты, Элли, а не тафгуры.

Наступила задумчивая пауза, которую снова прервал Артур:

— И что, как ты думаешь, делал Курх с отрядом в подземелье гномов?

— Ну, если собрать всю информацию, то получится, что отряд тафгуров во главе с Курхом пришли в подземелье гномов за тремя вещами.

Нэй сам, дернув головой, перехватил ложку, которая застыла в воздухе, так как Элли, как и все, навострили ушки:

— Первая вещь — это деньги. Наш Каракрас красив, величественен, но довольно затратен для тех, кто хочет быть на вершине. Тафгуры о вершине не мечтали, но и им требовались деньги, чтобы изучать, жить и выживать в этом нашем мире. Конечно, они сумели приспособиться к новой жизни, но вечно оставаться затворниками они не хотели, хотя глупые мысли о завоевании этого мира их головы и посещали. Но, как уже сказал Вурх, Каракрас не будет ждать, пока его завоюют, а, скорее, сам уничтожит умников, чем подчинится их странным мыслям. Но деньги нужны всегда, даже без всяких глобальных мыслей, а лучшего места, чем подземелья гномов, найти невозможно. И тафгуры это очень быстро поняли и стали регулярно наведываться в восточные выработки, уже закрытые, но поддерживаемые и ремонтируемыми гномами постоянно, так как мы все понимаем, что любой обвал в подземелье может привести к цепной реакции и уничтожить тысячелетний труд в одну минуту. Как я знаю из истории, было несколько стычек тафгуров с отрядами горноспасателей, которые выходили на сигналы тревоги, что владения гномов кто-то потревожил. Поэтому тафгуры стали искать способ, как обойти это препятствие в виде гномов, и тут им в руки попала гномья пыль. Но при этом хм… три последних похода оказались очень успешны, при чем применять гномью пыль не потребовалось! У гномов были иные заботы в западных выработках, и они, честно говоря, плюнули на тафгуров-воргулов, — усмехнулся Нэй и выпил очередную ложку отвара. — А вот на четвертый эта трагедия и случилась.

— Они что, даже не проверяли гномью пыль? Как она на них действует и что происходит, когда она действует? — это был Комис.

— Проверяли и даже отметили для себя, что человеческий антидот действует на них вполне правильно. Кари может подтвердить. Ведь так? — Кари положительно мотнула головой. — Ансортия этому способствовала — она убирала последствия не очень хорошего отходняка, так как антидот не совсем подходил для тафгуров. Но тут на сцену выходит тяжелая вода. Именно вторая вещь, за которой пошли в тот раз тафгуры…

— Они могут отличить тяжелую воду от обычной? — это уже Артур мотнул головой. — Нэй, плохо что ты мой друг, а не учитель, — Нэй удивленно посмотрел на друга. — От тебя не сбежишь и не обманешь. А приходится слушать, даже если ничего не понимаешь!

Все улыбнулись:

— Да, простите, мои друзья, что я вас нагружаю странной информацией, но объясняя некоторые вещи, я сам снова пытаюсь все осмыслить, поэтому и приходится говорить эти странные мысли.

Нэй помолчал.

— Что касается того, как отличить тяжелую воду от обычной, тут ее называют «дейтрой», то на этот счет существует Лакмус Бора, который никак не связан с великим физиком из пороховых миров, хотя считается, что Ди Вирши назвал свое изобретение именно в честь Нильса Бора, — Нэй вздохнул, головой мотнул. — Господи, о чем я говорю. Видимо, это все от усталости.

Все снова заулыбались.

— Так вот, можно пропитать лакмусом бумагу и получить индикатор, который при попадании в воду или останется белым как бумага, а значит, это обычная вода, или пожелтеет вплоть до зеленого цвета — это будет означать, что перед нами дейтра разной концентрации. И как мы знаем у тафгуров, у Курха было несколько лакмусовых индикаторов для воды, но почему-то они все были белыми, хотя тафгуры и проходили несколько мест, луж, если быть точным, с тяжелой водой, — снова мотнул головой. — В общем, убила их тяжелая вода — ансортия из тяжелой воды.

— Как это? — спросила Кари, как и Вурх, продолжающая стоять на одном колене.

— Как известно, ансортия очищает любой яд, если он был предварительно в воде. В ансортию можно добавить яд, но мы понимаем, что любой тафгур пьет ансортию сразу и никому в руки не отдает свою фляжку, да и любой яд можно очистить, выпив новую ансортию. Но что, если сама вода уже яд? А дейтра и есть яд, ее лучше не пить, да и находиться рядом с ней долго тоже лучше не стоит любому существу, не только тафгуру. Но Курх запал на эту воду, посчитав, что она усиливает его физический потенциал через ансортию, конечно же. На самом деле, так оно и есть, но чтобы побочных эффектов и факторов не происходило, лучше всего употреблять после отходняка несколько глотков нормальной ансортии, чтобы организм восстановился, — и снова Нэй резко понял, что опять уводит историю далеко от нужного повествования. — В общем, ансортия из тяжелой воды, вступив в реакцию с антидотом, запустили реакцию разрушения организма, который усилился от применения отрядом гномьей пыли. Все вместе оказалось ядерной смесью, которая и привела к смерти всех двенадцати членов команды Курха. Курх прожил немного дольше лишь потому, что употреблял перед этим морху или сонку, то есть нанюхался наркоты, которая замедлила реакцию распада его тела.

— Но почему все пили тяжелую воду в ансортии? — Кари была удивлена не меньше остальных.

Нэй пожал плечами:

— Курх всем для усиления физической силы добавил немного тяжёлой воды во фляжки, как он говорил: «Чтобы все двигалось и стояло!» — Нэй усмехнулся. — Кстати, двое из начальной команды отказались пить это воду, посчитав, что это даже хуже морхи, ведь они шли не в одиночную охоту, и Курх их убрал, заменив воинами из своего клана.

— А что убило тогда моего отца? — проговорил Комис.

— Человеческие лекарства.

— Как это?

Нэй вздохнул.

— Он стал смешивать ансортию с лекарствами, пытаясь заглушить боль, которую не мог унять. Тут присутствующие тафгуры скажут, что у тафгура лекарство одно — ансортия, но стоит не забывать, что Комис-старший считал себя еще и человеком. И ему принять микстуру от головы было намного привычней, чем пить ансортию. Пока у него не было ранений, полученных в Порте, это все проходило незаметно. Но ранения вновь запустили борьбу человеческого и измененного, а он этого сразу не понял. А когда сломал руку в драке с чужими тафгурами, вот тогда все и осознал. Но было уже поздно, его тело теперь любое лекарство и даже ансортию воспринимало как яд. Хотя, может, были еще факторы, которых я не разглядел. Как и в походе Курха, так как мы пытались воссоздать условия — на хрюшках, конечно — этот эксперимент убил бы твоего когтя Вурх, но всякий раз, хоть хрюшки и умирали, но не совсем понятно для нас, почему и как. Запутался я, — Нэй замолчал в задумчивости.

— А антидот против этой напасти есть? — проговорил Комис.

Нэй как очнулся:

— А? Что? А, ну, да. Есть, конечно. И самое любопытное, очень простой и действенный — это дистиллят. Чистая вода без всяких примесей. Просто вода. Правда, вводить ее нужно тоже внутривенно, иначе никакого эффекта не будет, хоть тысячу литров выпей. А так десяток кубиков каждому, и они бы ожили, а там и ансортия подоспела бы.

Он посмотрел на все еще стоявших на колени Вурха и Кари.

— Встаньте. Совсем я про вас забыл.

— Э… Нэй, третья вещь, — нарушил столь патетический момент Артур.

— Ну да, — Нэй хмыкнул, — И об этом забыл. Тоже тяжелая вода; дейтра применяется в сферах порталов, вообще во всех порталах, гномы как раз их тяжелой водой и поддерживают, а у Курха как раз были обнаружены две пустых сферы. Он, видимо, собирался вернуться за фюргеей. Хотя с его стороны довольно странно верить, что она все еще рядом с реньюром расы.

— А может, он собирался посетить Мир Ренью, откуда и пришел первый реньюр расы? — это проговорила Кари.

— Хм… Так далеко я не заглядывал. Но это вполне возможно… Как это любопытно, — и Нэй рукой, ладонью так волной дернул.

И снова как очнулся.

— Мы еще поговорим об этом и мир Ренью вспомним. Но сначала вы должны будете организовать похороны, как вы это делаете, по своим ритуалам.

— Похороны?

— Мы привезли из Некрона два тела тафгуров, — Нэй вздохнул, но поднял руку, чтобы его никто не перебивал, хотя было видно, что Кари готова была закричать. — Как я сказал, мы привезли два тела. Твоего отца, Кари, — Курха — и одного из твоих воинов, Вурх — по имени Нормух.

— Это просто… — Кари уже не кричала, даже сил не было что-либо сказать.

— Мы дадим вам время подумать, проститься, совершить свои погребальные ритуалы. После похорон мы вернемся к вопросу о выборе вашего пути.

Кари вдруг повернулась к Вурху, сделала шаг.

— Прости меня, брат, за подозрения! — она сделала еще один шаг. — И я благословляю твою жизнь с Эрвой!

Даже у Нэя слезинки показались из глаз.

— Все мы братья и сестры…

Он помолчал, пока Кари и Вурх обнимались, заключая перемирие, мир, дружбу, согласие между собой.

— Конечно, ваши создатели, прародители, попытались сгладить внутрирасовые генные ошибки, с помощью хрюшек, поэтому у вас еще долго не будет сильных отклонений. Господи! Чего я снова-то говорю? — он мотнул головой и шепотом проговорил: — Ну Учитель! Встречу — морду набью! — и уже громко: — Кто-нибудь когда-нибудь видел прародителей расы людей, эльфов, гномов? Сэм?

— Я? — снова испуганно проговорил орч, а потом поняв, к чему вопрос, довольно здраво произнёс: — АльТариш, конечно, прародитель орчей, но, чтобы его увидеть, вряд ли кто станет его вызывать. Да, нам и тут хорошо, — он пожал плечами.

— Вот именно так. Всем нам нужно какие-то действия, чтобы увидеть своих прародителей. Увидеть и задать пару-тройку вопросов, или вообще кулаки почесать об их слишком умные морды, — Нэй поднял глаза к потолку. — Простите, Кара и Крас, этот Мир прекрасен, но могли бы и получше о нас заботиться. Хотя Скирия, как создатель, многое и исправил.

Снова закрыл глаза руками и замотал головой, что то шепча, но теперь этот шёпот никто не услышал.

— Поэтому раса тафгуров счастливейшая из всех нас! Она не просто может увидеть и задать вопросы своим прародителям, они, тафгуры, могут сделать это прямо сейчас, не отходя от кассы! Во как! — и поднял указательный палец вверх.

И все, кто был в помещении, не только тафгуры, уставились на Нэя удивленными глазами, ну почти как блюдца глаза у всех стали.

История Тафноргов.

Двадцать восемь дней назад.

10 июля (ир) 1440 года от Пришествия Скирии.

Орса. Окрестности тюрьмы Креза.

Ночь.

— Не понимаю, Нэй, что мы тут делаем? — проговорил Комис, продолжая ходить туда-сюда в этом маленьком переулке, примыкающем к стенам тюрьмы Креза. Жуткое соседство, если вспомнить все слухи об этой тюрьме.

Нэй закинул орешек в рот, разжевал его и медленно произнес:

— Я просто сижу, а ты нервничаешь.

— Очень смешно, Нэй!

— Все будет хорошо! — и тут же вскочил с места, оттолкнул Комиса за свою спину.

Гости пожаловали.

Высокие, серые, не понять, кожа на них или эта такая одежда. Но в них чувствовались сила и властность.

Харикаты — говорящие со смертью.

— Приветствую вас! — проговорил Нэй и поклонился.

— Зачем ты звал нас, человек-сошо! — женский голос.

— Мое почтение вам, Шаршани, — Нэй поклонился в сторону говорившей. — Честно говоря, я хотел задать один вопрос и поговорить о ваших рабах.

— Твой вопрос? — уже мужской голос, впрочем, лишь по малым интонациям голоса можно было различить.

Ну ребята на реверансы не отвлекались, а сразу к делу.

— И вам мое почтение, Аргхартум! — Нэй поклонился и второй фигуре. — А мой вопрос прост, уважаемый Аргхартум — я жив и здоров, а значит, вы ошиблись когда-то, признавая меня мертвым. Ошиблись?

— А почему ты думаешь, что ты жив? — проговорил Аргхартум.

Нэй аж подавился.

— Ты умер для одной жизни, чтобы начать жизнь новую. Твоя смерть — это всего лишь ступенька к твоему изменению и познанию. Загляни в Локрус и найдешь там себя, ту жизнь, которую ты потерял, ту которая была бы возможной, не будь бы разноцветных лепестков, так тебя привлекших! — это Шаршани.

— Разноцветных ле… О! — Нэй схватился рукою за лоб — вспомнил тот кошель, с которого все и началось. Ведь на нем и в самом деле были вышиты разноцветные лепестки, даже не его толщина Нэя привлекла вначале, а именно цветы! Как пчела на мед! — То есть я умер, чтобы…

— Возродиться! — проговорил уже Аргхартум. — Но мы больше не скажем ничего, ты сам должен все понять.

Нэй замотал головой, пытаясь собрать мысли в единое целое.

— О каких наших рабах ты хотел спросить? — это Шаршани.

М-да, подумать они не дают.

— О тафгурах! Когтистых! Почему они такие, какие есть, и почему они ушли от вас?

— Они не уходили, человек-сошо, они просто предали нас, — это Шаршани.

А Аргхартум сделал два резких шага вперед и оказался бы рядом с Комисом, но Нэй был чуть проворней и снова затолкал того за свою спину.

— Он позвал нас и привел его, чтобы мы все вспомнили! Так близко чувствовать — это так непривычно после долгих лет.

— Но этот мальчик не совсем тафгур, он пытается оставаться человеком, — проговорила Шаршани.

— Просто рабом мало кто хочет быть, — сказал Нэй.

Было хорошо видно, как две фигуры обменялись взглядами, и Нэй мог поклясться, что в этот момент они о чем-то молча договаривались и, видимо, договорились.

— Они не наши рабы, человек-сошо… — начал фразу Аргхартум…

— Они наши дети! — закончила Шаршани.

— Какого… — Нэй всплеснул руками, мотнул головой и проговорил очень серьезно: — А с этого места можно поподробней?

Но сразу поподробней не получилось, потому что, чуть осмелев, из-за плеча Нэя неожиданно выглянул Комис, хотя он и был выше друга на целых десять сантимов, и проговорил:

— Ребята, а вы не могли бы не шипеть? Уж больно голова болит.

Нэй повернулся к Комису:

— Ты что, не понимаешь наш разговор?

Комис замялся:

— Ну, отдельные слова в начале фразы, а потом все сливается в одно единое шипение.

— Но ты же должен их понимать!

— Тафгуры не стремились нас понять, — начал Аргхартум…

— Им потребовались Избранные, — закончила фразу Шаршани.

Ну, да. Нужно прожить тысячелетия, чтобы так синхронизировать свои речь и мысли!

— Избранные?

— Они понимали нас.

— И доносили наши слова до тафгуров.

— Так, — Нэй приложил пальцы к вискам и задумался. — Так. Тик-так, тик-так. Таки-так.

Один из тафноргов-харикат хотел было что-то сказать, но Нэй поднял руку, останавливая эту попытку. Было видно, как за спиной Нэя тафнорги переглянулись. Да, да. На ушах тепловые точки.

— Так, друг мой, представь стену в своей голове. Ведь их шипение — не звуки, издаваемые их горлом, а звуки, создаваемые их мыслями. Это просто кажется, что они шипят и жутко давят нам на уши, на самом деле они просто говорят, а шипим мы, стараясь защититься от их ментального давления. Поэтому они не могут прекратить шипеть, потому что просто не знают, как это сделать!

— Человек-сошо…

— Ты знаешь даже…

— Больше нас!

— Кто ты?

Теперь они заговорили в едином разуме. Очень любопытное стороннее впечатление.

Нэй поднял руку, продолжая размышлять:

— Я Нэй Вейн, человек-сошо, но кое-что изучал о вас перед нашей встречей, — и совершенно неожиданно. — Стоп машина! Не нужно стену! Стена — это конечный объект, поэтому ты не защитишься от шипения, оно просто обойдет стену и продолжит давить на уши.

— Но стена в комнате…

— Закрыта!

— Да. Но это тупик. И из клетки порой очень тяжело выбраться.

Он взял обалдевающего со всего этого Комиса за плечи:

— Закрой глаза. Представь зеленый луг. Он бесконечен!

— Сложно представить, но я попробую.

— И когда представишь луг, представь на нем цветы и бабочек, порхающих меж цветков. Красота бесконечна!

— Э… У меня бабочки черно-белые.

— Да? Любопытно будет посмотреть, — Нэй улыбнулся. — А теперь представь звук порхающих крыльев бабочек. Звук бесконечной красоты.

— Представить?

— Да. Можно только представить, услышать сложно. Это мимолетный звук на грани звукового порога, такой тихий и успокаивающий, но для бабочки — это жизнь, а для тебя слух и знания! И бесконечность!

— Ну, я стараюсь.

И тафнорги-харикаты:

— А мы когда-нибудь пытались понять, почему…

— Шипим? Нет!

А Комис удивленно открыл глаза:

— Я не слышу шипения! Я понял вас!

— С ума сойти, — проговорил Нэй и повернулся к тафноргам-харикатам:

— Прошу простить меня за некоторое отвлечение, но, конечно, было бы лучше, чтобы и Комис слышал наш разговор. И теперь он нас слышит.

— Ты хочешь услышать…

— Про детей наших?

— Так…

— Слушай!

 

— Поэтому раса тафгуров счастливейшая из всех нас! Она не просто может увидеть и задать вопросы своим прародителям, они, тафгуры, могут сделать это прямо сейчас, не отходя от кассы! Во как! — и поднял указательный палец вверх.

И все, кто был в помещении, не только тафгуры, уставились на Нэя удивленными глазами, ну почти как блюдца глаза у всех стали.

— Аргхартум! Шаршани! Объявите свой лик, предстаньте перед детьми своими неразумными!

И они появились. Тафнорги-харикаты. Из полутемного пространства, которое находилось за кроватью, на которой лежал Нэй:

— Ну да, конечно, — он мотнул головой. — Где вам еще находиться.

— Думаешь, они нас поймут? — проговорила Шаршани, а все в комнате, даже Элли и тафгуры инстинктивно прикрыли уши, но шипение, как уже было понятно — это не звуки их голоса, а звуки их мыслей, точнее, защита слушающих на их ментальное давление. Поэтому нельзя было заткнуть уши, спасаясь от этого шипения, потому что оно звучало в голове, а не в воздухе. — Видимо, нет.

Нэй обвел комнату взглядом. Вздохнул:

— Можно представить, что этого шипения нет, — взял Элли за руку. — Можно представить, что это всего лишь шелест листвы или даже падение стакана со стола, или ветер в ушах. То есть все то, что нас окружает и что нам намного приятней этого шипения.

— Ты хорошо сказал…

— Человек-сошо! — снова их синхронная речь.

— Но можно представить зеленый луг, черно-белых бабочек — смотрится обалденно — и звук их порхающих крыльев. Представите, поймете и услышите!

Нэй позвал Шаршани, которая стояла слева от кровати, то есть ближе к нему. А вот Аргхартум стоял справа от кровати — рядом с Элли оказался. Шаршани наклонилась к Нэю, и он проговорил не очень громко:

— Тафгуры не предавали вас. Это сделали Избранные среди них.

— Я знаю, человек-сошо, но, к сожалению, мы поняли это слишком поздно, когда нас осталось слишком мало, и, чтобы изменить слишком многое, у нас осталось слишком мало времени.

— О! — воскликнул Артур, — Я не слышу шипения!

— Но, если понять тафноргов было так просто, почему мы этого не поняли раньше? — Кари была так же поражена простотой решения разговора с хозяевами-прародителями. Или просто прародителями?

— Ну, во-первых, не так уж и просто. Вы строили стены и затыкали уши, а это не решение понимания. А, во-вторых, Избранным было не нужно, чтобы вы поняли своих прародителей, поэтому они делали все, чтобы остаться звеном в общении.

— Все равно — не понимаю!

Нэй пожал плечами:

— Ну теперь у вас есть возможность и время, чтобы понять!

Когда он закончил говорить, дверь в комнату неожиданно отворилась и на пороге появились три великолепных красавца офицера.

История задействования этих двух когорт Чистильщиков и Внутреннего Конвоя в операции, можно сказать, на начальном этапе, состояла в чистой авантюре Нэя, поддержанной его друзьями — ну да, куда им деваться? — и, само собой, Артуром Принцем Крови и Герцогом Суркенским в одном лице, да, сама была чистой авантюрой. И все зависело лишь от амбиций конкретных людей, уставших прозябать в провинции. Надавить пришлось на эти самые амбиции и пообещать продвижения, и Артур тогда и заполучил эти две когорты, расположенные в окрестностях Орсы и уже давно названные за глаза «провинциальными», хотя и обладали личными наименованиями, правда, никак с Орсой не связанными, а из боевого прошлого этих самых когорт, о котором уже мало кто помнил.

Впрочем, когорты были вполне вменяемые, и в их боеготовности никто не сомневался, да и командовали ими офицеры достойные; правда, несмотря на то, что должности командиров в табеле о рангах являлись полковничьими, имели звания всего лишь майоров. Но тут дело было в том, что из-за долгого мирного состояния о войнах думали только оголтелые оптимисты; все высшее командование, начиная с подполковников, уже давно сменило полевую форму на кабинетную и возвращаться в поле желания не имело. Даже обещания Артура не очень возымели действие; все вообще подумали, что эта какая-то королевская блажь и никаких дивидендов она не принесет, сверху тех, что уже получены; что, впрочем, не помешало некоторым офицерам сменить, как и обещал Артур, кабинеты в Орсе на кабинет в Мир Рошанском. Хотя, говорят, впоследствии некоторые кусали локти, поняв, что потеряли.

Так что командование когорт осталось прежним, но так как находиться рядом с Принцем Крови майорам по рангу не полагалось, им обоим присвоили звания подполковников досрочно, что в том момент считалось высшим их достижением, и на большее они претендовать уже не мечтали.

Что касается Хранителей, то тут уже Нэй задействовал свои связи, точнее, просто и по-простому переговорил с мужем Райсы — Даиром ди Ордом; и тот, обладая определённой свободой, взял всю ответственность на себя. И, собрав свою команду, которая подзадержалась после изучения Дома Нэя в Орсе — ди Орд все ждал нового назначения и обещанного ему Гроссмейстера — видимо, Орса и в самом деле место, где забывают, — отправился вместе с Нэем к Черному замку, в надежде, что его вспомнят. Впрочем, являясь Грандмастером Ордена Хранителей — это майор в обычных армейских частях, — он специальным указом Артура Принца Крови Герцога Суркенского был тоже произведен в подполковники со всеми вытекающими отсюда последствиями и привилегиями.

Поэтому в комнату, где лечился Нэй, и вошли именно три подполковника, так как ди Орд тоже пошил себе парадную армейскую форму, которая была положена ему специальным указом Артура, но взял цветовую основу не черную, как у Чистильщиков, и не серую, как у Внутреннего конвоя, а синюю, как мантии адептов Ордена Хранителей.

Что касается двух других офицеров, то это были подполковник маркиз Сом ди Урх, командир четвертой Норской когорты Ордена Чистильщиков. И подполковник маркиз Аром ди Мирн, командир седьмой Хорвитской когорты Внутреннего Конвоя.

Все в новой с иголочки форме, только сейчас вытащенной из походных сундуков — камзолы со стоячими воротничками, вышитые золотом, обтягивающие но в меру штаны, черные вычищенные до зеркального блеска сапоги, с надраенными до блеска золотыми пуговицами и золотыми пряжками ремней, сверкающими эполетами и в белых как молоко перчатках.

И конечно же, взоры всех присутствующий устремились на эту великолепную троицу.

— Нам сообщили, что мы наконец-то можем вручить наши командные патенты командующему этой операцией! — проговорили они синхронно и очень четко — очень долго и упорно тренировались.

— Кому мы можем вручить патенты? — это уже Ди Урх. Сказал, и его взгляд остановился на Артуре в парадном мундире полковника гвардии.

Но тот быстро нашелся, повернулся к кровати, и рукой так:

— Вот ему!

Все отвлеченные появлением красавцев офицеров повернулись в сторону кровати и тут же комнату наполнил удивленный вздох всех и сразу.

Всех можно было понять, так как на кровати, на которой только что лежал Нэй и сидела Элли, никого не было! Причем кровать была не просто покинута, она была застелена так, что создавалось впечатление, что на ней никогда и никого не было вообще!

— Ваше Высочество! — проговорил уже ди Мирн.

Артур как-то испуганно посмотрел на офицеров, махнул рукой и сорвался с места с криками:

— Нэй Вейн, я тебя убью!

Заскочил за кровать, чуть не столкнувшись при этом с улыбающейся Шаршани и, к своему удивлению, увидел не очень плотно закрытую потайную дверь. Подбежал к ней и оказался в узком коридоре, и даже сам не понял, почему, но повернул налево.

Еще одна дверь, и небольшой, но с высокими потолками зал:

— Нэй Вейн, не игнорируй меня! — выкрикнул Артур в пустоту.

И испуганно дернулся, когда рядом кто-то приземлился, явно спрыгнув откуда-то сверху.

— Нэй, какого демона! Ты тут командуешь!

— Как ты себе это представляешь? Я и командующий? Скорее, это ты, мой друг, — говорил Нэй, но при этом глаза его смеялись.

— Да я вообще ни сном ни духом! — Артур потряс эполеты полковника на плечах. — Это все непонятные для меня бирюльки! Я такой же военный, как демон на святой Рокате!

— Но ты служил в Граничном патруле!

— Чтобы понять, что служба — это не мое и никогда! Только ты не позволял мне скатиться до маразма и глупости!

— Да-да. Лучше по бабам, конечно же. Иди и бери командование в свои руки, мой принц!

— Да пошел ты! — надулся Артур.

— На обиженных воду возят.

— Я не обиделся, просто это так непривычно, что-то решать самому!

— Артур, твою колесницу! Ты Принц Крови, Герцог! Будущий Король Рошана — и боишься принять решение?

— Я вот принял решение, а ты меня послал!

— Какое решение?

— Создать здесь баронство и тебя возвести в Бароны! Правда, название мне в голову еще не пришло. Просто Барон — это как-то банально…

— Ага. Барон Сошо, — Нэй улыбнулся.

Артур аж засиял:

— Здорово! Классное название! Барон Сошо! Но лучше все-таки Сошор, добавим усиливающее «р», чтобы звучало более грозно и сильнее! И только мы будем знать, почему выбрано именно такое название для Баронства.

— Прелестно, Артур! Но ты сам ведь понимаешь, что барном я стать не могу. И не хочу. По королевскому статуту любое создаваемое Баронство или домен первые поколения является не просто вассальным короне, но и королевскому роду! То есть новый Барон присягает на верность не только Короне, как все люди Королевства при возведении на престол нового Короля, при совершеннолетии, или при получении новой должности или домена, но и присягает на верность лично кому-то из Королевского рода, то есть самому Королевскому роду. И только спустя несколько поколений Король вправе даровать Баронству или домену клятвенную свободу, или, проще говоря, освободить Баронов Рода от прямого вассального подчинения! — Нэй остановился передохнуть от столь странного монолога. — Вообще кто это придумал?

Артур улыбнулся:

— Ты нашу казуистику знаешь лучше меня! Ты Королем будешь, это точно, а не я!

И снова дверь распахнулась, и снова появились три великолепных офицера:

— Ваши Высочества!

Артур и Нэй повернулись на этот возглас и одновременно:

— Мы заняты! — чем повергли офицеров в полнейший шок. А как бы вы реагировали, когда Принц Крови на равных говорит с сошо, э… то есть наоборот?

Артур и Нэй отвернулись от офицеров, посмотрели друг на друга, и Нэй произнес:

— Ты сейчас подумал о том же, о чем и я?

— Именно так. Кого выберем?

Нэй обнял Артура, и они отошли в сторону, в зале было глуховато, так что шептаться можно было не опасаясь, что подслушают:

— Хранитель точно не подойдет. Даир ди Орд — муж Райсы, и если мы поднимем его, то все начнут шептаться, что барона получил наш протеже. Мой протеже. Протеже сошо как-то странно звучит. Так сказать, по блату. Я думаю, нам это не нужно.

Артур, соглашаясь, качнул головой:

— Чистильщики и так слишком богаты и сильны, так что не нужно увеличивать их силу и состоятельность.

Нэй улыбнулся, Артур на самом деле был умен и ловок в интригах, так что это он прибеднялся насчет неумения командовать, и продолжил мысль друга:

— Вот здесь ты прав, друг мой. Надеюсь, жадность и расслабленность их не съест, и они не повторят участи Тамплиеров.

— Кого? — Артур на самом деле уже привык к некоторым странностям Нэя. Но было любопытно, кто такие эти Тамплиеры?

— Не важно, — тот махнул рукой. — Поэтому лучшим кандидатом на возвышение остается маркиз ди Мирн. Но и Чистильщиков обежать не стоит. Поэтому предлагаю произвести подполковника ди Урха до полковника, твоим указом, и уравнять его в правах с Бароном Сошор, в переходный период. Период, так сказать, основания Баронства и решения организационных проблем. А чтобы не перегрызлись или чтобы ни у кого не возникло желания сместить нового Барона и самим занять место, сделаем полковником и Хранителя.

— Вот тогда точно перегрызутся.

— Ну, во-первых, они, как я знаю, друзья. Во-вторых, мы их уравниваем в правах, и через некоторое время, когда тут все закончится, ди Урх получит отличную должность в каком-нибудь кабинете Главной Цитадели Чистильщиков в Мир Рошанском. Думаю, для него это будет лучше, чем ломать голову над обустройством нового Баронства. Хотя, кто его знает, можно ведь еще одно Баронство здесь основать.

— Ну, это возможно, тут территория огромная, но людей мало.

— Ну, что-нибудь придумаем. Ну, и в-третьих, Хранитель будет как арбитр, я знаю ди Орда как очень вдумчивого и умного человека, способного на компромиссы и понимающего, что к чему в Орденской жизни.

— Кстати, а почему он не маркиз?

— Он единственный продолжатель своего рода, дворянин без домена. Какой-то предок его пропил, в прямом смысле, вот они уже в пятом поколении и служат Ордену и в Ордене Хранителей. Ну, скоро и шестое поколение появится, — улыбнулся Нэй, вспоминая положение Райсы.

— Адепт до мозга костей? Тогда да, арбитр над ними хороший получится. Но… — Артур сказал задумчиво: — Но как тогда двойная вассальная клятва? Ведь все трое должны будут ее принести. Э… Мне…

— Все ты усложняешь друг мой, — Нэй усмехнулся. — Обе когорты находятся в полном твоем распоряжении. Хорошо, — поднял руки на вопросительный взгляд Артура. — Хорошо, в нашем! Сейчас здесь военное положение; ты, как представитель Королевства и Короля, обладаешь полной и абсолютной властью, а значит, все обязаны присягнуть тебе на верность в данный момент. Даже я, — он снова усмехнулся. — И только после того, как военное положение будет снято, ты сможешь снять личные вассальные клятвы с присягнувших, и они вернутся к своим непосредственным обязанностям, которые им положены по Орденским и армейским статутам.

— Но ты же не присягнёшь? — Артур посмотрел в упор на друга.

— Артур, я твой… друг до мозга костей! К чему нам еще и обязательства?

— Тьфу на тебя, — по-настоящему плюнул в пол Артур и, смеясь, ткнул Нэя в плечо. — Вот же друг мне достался.

— Какой есть… — Нэй пожал плечами.

— Ну лучше такой, чем никакой, — улыбнулся Артур и продолжил уже серьезно:

— То есть мы создаем здесь триумвират власти? На самом деле это даже хорошо, новые домены всегда сложны в созидании. В общем — Ди Мирн — светская власть, с вассальной клятвой Королевству и Короне, ди Урх — военная власть Ордена Меченосцев, здесь на месте, но с временным подчинением непосредственно Короне? Это им может не понравиться, но новые домены — это расширения влияния, поэтому они согласятся с такой постановкой вопроса. Да и с Короной еще мало кто решился ссориться, а кто ссорился, тот уже далеко и отсюда не видно. Ну и ди Орд — как арбитраж и уравновешивающая сила. Правда, в этом Баронстве жителей всего-то, хм… А сколько их всего?

Нэй пожал плечами:

— По моим прикидкам, когда я тут разведкой занимался, тысяч сорок, не больше, если брать в расчет и тафгуров, и их людей. Правда «дикие» или голубые люди, аборигены этих мест, которые на самом деле не такие уж и дикие, живут на северо-востоке у Дланского хребта и почти не общаются с людьми из Черного замка.

— Слушай, Нэй, а как они тут вообще жили? Когтистые? Никто о них не знал. И почему людей их так мало? Они что, людоеды?

— Ну ты скажешь — людоеды! — усмехнулся Нэй. — Просто не все с ними скитались по мирам, и не все сюда пришли, поэтому и мало. А насчет людоедства... У них было когда-то — Артура аж передернуло, — но не сейчас. Да, и у Чистильщиков на этот случай существуют специальные амулеты-самбуки для поиска черных некромантов, хотя куда уж чернее. И они, ко всему прочему, заточены на то, чтобы реагировать, если где-то употребляют в пищу и человечину.

— Шутишь? — Артура снова дернулся от омерзения.

— Мне Элли рассказала об этой штуке. У Охотников на Демонов этот амулет тоже есть, но она его так и не показала; сказала, что выглядит он премерзко, но при этом все, что связано со смертью человека, ритуальной смертью, магической, черной, чувствует за многие, многие версты.

— Ну, хорошо! Но как они тут жили?

— Да, нормально жили, и людей достаточно тут, и еды, и охоты. И скота у них достаточно. Я тебе расскажу, но после. Мы пока решаем другой вопрос.

— Ага! — Артур мотнул головой. — Ты решаешь, а я только претворяю эти решение в жизнь. Где перо? Где бумага? Какой указ следующий подписать, мой милый серый кардинал? — вот серого кардинала он из рассказов Нэя подцепил и запомнил. И это был более таинственный термин, чем просто «черный плащ», как таких людей называли при Дворце. И сам Артур удивился, как в тему этот термин подошел. Нэй ведь и в самом деле еще тот тип, и хорошо, что он друг, а не враг. Ну, это уже перебор в мыслях.

И хорошо, что Нэй воспринял это почти как в шутку. Только головой мотнул, усмехаясь:

— Умеешь же ты все с ног на голову перевернуть!

— У меня были хорошие учителя. Один отец чего стоит!

— А говоришь, руководить не умеешь!

И оба снова рассмеялись.

— В общем, как я знаю, Ди Мирн женат, и у него двое детей, что очень хорошо, так как уже есть доменная наследуемость, — продолжил Нэй тему баронства. — И года через два, когда все организационные вопросы будут решены, а военное положение будет снято еще раньше, его следует объявить единственным властителем Баронства. Ди Урх получит престижную должность или в Мир Рошанском, или где-нибудь, где захочет — Нэй вспомнил ди Дурса, его карьерные перипетии, а ди Урх ведь тоже не в Столице Мира родился, — ну, а ди Орд уже достаточно приподнялся, главное, чтобы на нас не сильно показывали пальцем.

— Да, его хорошо так приподняло... — Артур улыбнулся.

— Сегодня Корона на удивление щедра к своим подданным, — Нэй тоже улыбнулся.

— Время такое — щедрое, — и Артур неожиданно смутился: — Нэй, все спросить хотел — как ты умудрился избавиться от знака сошо? Ведь я же точно видел тебя с воссиянием! Даже подумал, неужели ты дал вассальную клятву — при этом Нэй тихо прошептал, мотая головой: «Господи. Сдалась вам и мне эта вассальная клятва!» — или некто возвел тебя в достоинство. Как? Ведь капюшона для сошо не существует.

— Существует, но это один шанс на миллион.

— Что?

— Я перед походом в Черный замок провел великолепную ночь с Элли! Ну, и ритуал заодно провернули.

— О-о-о!

— Ночь с Элли зарядила меня воссиянием часов на двадцать, так что должно было хватить для всей операции, — сказал Нэй и… сам густо покраснел.

— Ну парень, ты просто монстр! — Артур усмехнулся и ткнул стушевавшегося Нэя в плечо, а затем обнял и прошептал на ухо: — Я бы попробовал ее отбить у тебя, но, думаю, она свернет мне за это шею.

— Балда ты, — усмехнулся в ответ Нэй.

— Какой есть, — и Артур добавил уже серьезно: — Начнем?

— Начнем, а то они уже полчаса как по стойке смирно стоят.

— Ну, это как раз и говорит нам об их силе воле, достоинстве и чести. Их еще не расслабила обыденность и рутина, — и он сказал уже громко: — Маркиз ди Мирн, подойдите ко мне! — повернулся к Нэю: — Найди какой-нибудь меч, вон что-то висит, — указал на стену напротив. — По обычаю ритуалы по возвышению проводятся новым оружием.

При этом у ди Мирна от этих слов глаза расширились от удивления. Какое возвышение?

Нэй мотнул головой, подошел к стене, на которой висели несколько мечей, пара ножей и алебарда. Комната, видимо, была коллекционной, а так как оружие когтистым особо не требовалось, то тут все оставалось почти так, как его покинули хозяева.

Нэй встал на какой-то табурет, стоявший тут же, и пригляделся к оружию.

Коллекционный зал был полуразрушен, у него не было части крыши, о которой когтистые тоже мало заботились, отчего заходящее солнце играло лучами и в немытых окнах, и светило в проем в потолке, отчего в зале царила странная золотая полутьма, окрашенная еще и темно-красными закатными тонами.

Но видно было все прекрасно.

Нэй посмотрел на оружие и присвистнул:

— Артур, представляешь, тут есть меч из арлийской стали! У когтистого тут целое состояние, а они ни сном ни духом!

— Вот его и неси!

Нэй сдернул меч, при этом он очень легко поддался, как будто вечность ждал именно этого момента. И тут снова заговорил Артур:

— Нет, не стоит! Оставь его себе, мой друг. Считай, это мой подарок тебе за службу! И подарок ко Дню Рождения! Что там есть еще?

При этом Нэй мог поклясться, что меч дернулся в его руке, как будто испытал радость:

— Ну, будешь тогда Нордвейном, — тихо проговорил Нэй. Хотя пока меч носить права не имел. А меч при этом снова дернулся. Принял имя?

Нэй посмотрел еще на стену и снял обычный, но вполне достойный для ритуала меч. На само деле, сейчас все здесь принадлежало короне в лице Принца Крови Артура — Герцога Суркенского.

Это через пять минут все перейдет в права новому Барону Сошор, но корона останется властвовать.

Нэй так и подошел к Артуру.

В одной руке, правой, меч из арлийской стали, весь в узорах ковки, что и говорило о принадлежность клинка, к этой древней и поэтому редкой стали, рецепт которой был утерян в годы Великого Катаклизма.

Во второй, левой руке, меч, который через несколько минут станет главным матримоном — главной вещью или реликвией — Баронства.

Артур взял меч из левой руки Нэя, посмотрел на клинок:

— Да, хороший меч. И не заржавел за столетия, — проговорил Артур, при этом Нэй встал за его спину так, чтобы его не было видно при ритуале.

Артур вздохнул:

— Начнем! Маркиз ди Мирн, встаньте на одно колено! — это сказано было властно, с королевским величием.

Долина Сошор.

От начала до наших дней.

Когда-то тут была просто река и долина.

Точнее две реки текущих на юг, где они объединялись в Великую Рош.

Они так и назывались: Голубая Рош — исток которой начинался с западных отрогов Дланского хребта. И Красная Рош — исток которой брал свое начало в Медных горах Гномов, хребет которых вытянулся на несколько сотен верст с запада — с началом на Срединной или Мальвинской равнине — и на восток, где соединялся с Дланским хребтом.

За Медным хребтом на севере издревле располагались Ровейские племена, со временем объединившиеся в северное, суровое, но благородное Ровейское Королевство, славящееся своим хлебосольством, точнее, рыбосольством, где даже хлеб пекли из муки, намолотой из костей рыб.

Южнее этого гномьего хребта некогда располагались несколько племен. Но эльфы не любили неподконтрольные земли, и вскоре у этих племен появились и свои властители, вожди, а потом и домены.

Впрочем, так уж вышло, что с юга долина Голубой Роши, так и названная в хрониках Голубой, была скрыта от основной, Срединной равнины, странным, можно сказать, живым лесом, который не очень охотно пускал к себе людей и даже эльфов! Поэтому это было почти закрытое общество даже в то время. Где с запада границей считалась Красная Рош, очень неспокойная и свирепая на перекатах и порогах, с севера Медные горы гномов, с востока Дланский хребет, а с юга ущелье Зорга в непроходимых холмах Идоира, и лес, тогда называемый Странным, но к Странным эльфам не имевший никакого отношения.

И со временем, после Последней Войны, тут появились три независимых государства.

На востоке, в истоках Голубой Роши, образовалось Полонское княжество, тяготеющее к Дланскому Великому Княжеству.

На правом берегу по течению Голубой Роши, то есть к северу от русла, расположилось Маркграфство Пипен, ставшее чем-то вроде форпоста Ровенского Королевства вне земель, ему принадлежащих.

И наконец на левом берегу, гранича с ущельем Зорга и со Странным лесом, появилось Баронство Пипер, связавшее свои отношения с Великим Королевством Аркитар, которое начало очень мощные объединительные процессы по всей восточной части Каракраса — Ликсии, после Последней войны. Но выкручиванием рук Аркитар не занимался, поэтому хватало вполне и союзных уний, когда как вроде и союз, но и вполне себе независимые государства.

Вполне возможно, в скором времени все три независимых домена вошли бы в Великое Королевство Аркитар, но тут случилась Безумная война, закончившаяся Великим Катаклизмом.

Который, как нам известно, прошелся по Каракрасу довольно странно и избирательно: где-то наделав шуму, как например с исчезновением Великого Реймса — теперь даже историки не уверены, а был ли мальчик, э… то есть Реймс на самом деле. А где-то просто немного дернув землю — районы Аркета, а они ведь, эти два Великих Города, находились почти что рядом.

И даже горы возвел, на удивление, с чувством, с толком и расстановкой.

Так случилось и с возникновением гор в Голубой долине, или в долине Голубой Роши, когда река во время Великого Катаклизма просто исчезла с лица земли.

Горы, удивительно, как специально обступили с запада и востока, и защитили, правда, неизвестно от чего, Красную Рош, теперь ставшую основным истоком для Роши Великой. И полностью закрыли Голубую долину, превратив некогда прекрасное место в мешанину болот, карстовых пещер, переходов, разрушенных замков — а их до Великого Катаклизма в Голубой долине было шестнадцать, из которых три были основными, так называемыми столичными: в долине никогда не было городов как таковых — и странных слухов и историй.

Ко всему прочему, холмы Идаира приподнялись, при этом ущелье Зорга стало единственным местом перехода, став менее проходимым из-за каменных навалов. А Странный лес превратился в какое-то мёртвое место, что впоследствии привело к тому, что лес этот стали называть Черным, который породил множество слухов и жутких историй, на самом деле мало относящихся как к месту, так и к жителям долины.

Что касается жителей так изменившейся долины, то описание их дальнейшей жизни терялось с Великим Катаклизмом. Кто тут живет, как тут живут и живет ли тут кто-нибудь вообще, никто толком не знал. У людей были другие заботы — восстановить, выжить, понять свое место в новом-старом мире. Поэтому исчезнувшие закрытые общины и миры всех интересовали постольку поскольку, то есть вообще не интересовали.

А ведь здесь продолжали жить люди.

Голубая долина, хоть и оказалась отрезана горами и Черным лесом от основного мира, но контакты с ним не потеряла.

Просто люди, живущие там, старались особо не афишировать свою жизнь. Что касается численности жителей долины, то она значительно уменьшилась из-за разрушений, которые принес Великий Катаклизм — люди многие просто исчезли, как растворились, из за эпидемии сиамской чумы, которая прокатилась по всему Каракрасу, а не только тут в Голубой долине — и просто из-за голода, и с разрушенным обыденным бытом, который пришлось восстанавливать почти с нуля. То есть до Великого Катаклизма в Голубой долине жило более ста пятидесяти тысяч человек. А после осталось не более тридцати тысяч.

К тому же Великий Катаклизм научил людей сплачиваться и находить выход в общем участии. Да, и вообще люди Голубой долины первые годы и даже десятилетия после столь серьезных изменений в мире и природе считали себя единственными выжившими во всем мироздании, но, конечно же, не теряли надежду найти кого-то на той стороне, в большом мире, за границами своей долины.

Которая, к слову, оказалась довольно щедра и богата природными ресурсами и землями. Болота заняли большую часть Долины, но те участки, которые были пригодны для земледелия, давали хорошие урожаи, чтобы прокормиться и не зависеть от внешнего снабжения. В лесах была дичь, и зверье, которое, в отличие от людей, постоянно мигрировало, находя и в Черном лесу, и в горах неуловимые тропки для передвижения.

Как уже было сказано, люди с самого начала изменений, которые обрушились на весь мир, пытались найти путь во внешний мир. И самым первым путем оказался путь на север в Ровенское королевство, которое почти не затронул Великий Катаклизм. Впрочем, у Ровенов тоже с информацией было плохо, и они тоже думали, что остались одни во всей Вселенной, так как каботажные перевозки с Дланией оборвались из за того, что на пути в Великое княжество в море образовались сотни и тысячи рифов. Вообще показалось, что дальше этих рифов мир обрывается, а значит, и Дланское великое княжество тоже разрушилось. Хотя это, конечно, было не так, но Дланы тоже считали себя до определенного времени единственными выжившими; этот синдром историки назовут «синдромом одиночки», который на самом деле оказал положительное воздействие на все племена и расы, так думающие после Великого Катаклизма; так как именно этот синдром заставил народы и людей двигаться и искать себя в этом мире, а с этими поисками и находились другие народы и люди.

Голубые люди, как они себя назвали, тоже посчитали, что Длания разрушена, и на востоке за Дланским хребтом больше ничего нет. Так думалось, потому что все люди и экспедиции, уходившие на восток, так и не вернулись. Никто не вернулся, а впоследствии выяснилось, что они и Длании не достигли. Вот поэтому и такие мысли возникли.

Что касается западных гор, которые возникли в долине Красной Роши, то их преодоление люди долины были посчитали бесперспективным. Не сказать, что с гномами у жителей долины были натянутые отношения, но особо эту расу беспокоить не торопились…

Честно говоря, весь Медный хребет был вотчиной гномов, и чтобы перейти его и говорить с Ровенами, всегда требовалось заплатить специальную пошлину гномам. Правда, после Великого Катаклизма гномы не появлялись и пошлину не просили, так что общение между голубыми людьми и ровенами было совершенно свободное. Даже подумалось, что гномы вымерли или погибли в своих шахтах, такое ведь уже было после Последней войны. Но, оказывается, нет, выжили. Просто переселились в Красные горы. И вот тут потребовали от людей пошлину на преодоление Красных гор! Но люди просто пожали плечами и дальше не пошли. Какой смысл платить за то, что неизвестно, подумали они? Что там за горами Красными? Красная Рош? Или пустота? Гномы ведь ничего не говорили. А зачем неизвестность людям? А если и река, то ведь нужно знать, что там внизу, чтобы сплавиться, а потом нужно еще и вернуться! В общем, люди долины не рискнули преодолеть Красные горы.

А новая жадность гномов раскрылась впоследствии — оказалось, что они обнаружили в Красных горах золотую жилу и посчитали, что тут такого добра навалом, вот и попытались застолбить это место за собой. Но, во-первых, эта жила оказалась единственной. А, во-вторых, находилась она за так называемой Линией Сигизмунда или Проклятием Сигизмунда, которое никуда не делось. И когда основной Мир пришел в себя, гномов вежливо попросили оставить Красные горы и вернуться в свои горы Медные — политика, что тут поделать — то есть вернуться за Линию.

Кстати, когтистые посещали шахты и штольни гномов в Медных горах в центральном их участке, которые и назывались «восточные шахты» и которые гномы оставили много столетий назад, но продолжали изредка их посещать — теперь известно, зачем. Сами гномы жили в западной части Медных гор. Их главный и единственный подземный город Торхоб находится недалеко от истока Красной Роши.

Когда люди смогли найти и для себя пути, мир вне Гор Голубой долины уже почти что пришел в себя и уже особо не реагировал на что-то новое и непонятное. Чистильщики и Братство, конечно, существовали именно для того, чтобы это что-то новое и непонятное изучать и от него защищать. Но, если любой разумный вел себя в разумных рамках, в рамках правил, то Чистильщики даже не интересовались, кто он и откуда. Это немного странно, но эти два Ордена, скорее, занимались устранением уже возникших конфликтов и событий, а не их профилактикой.

Куда-то не туда занесло.

В общем люди, прибывшие из-за Черного леса ,особого интереса не вызвали. А вот их продукты на продажу даже очень. Особенно всем понравился чеснок, способный лежать в хранении несколько месяцев без всякого специального ухода. А также торфяной компост, в котором было очень удобно выращивать рассаду для дальнейшей продажи и посадок. Ну и черное сало, конечно же. Единственный свиной продукт, который воспринимался тафгурами. Он усиливает их метаболизм. Хм… снова не туда занесло.

Но ребята были малоразговорчивыми, поэтому некто и не узнал, что в руинах Черного замка, когда-то принадлежащего Баронам Пипер — кстати, где они, так никто и не узнал, хотя считалось, что среди голубых людей есть их наследники, — поселились некие разумные, очень похожие на людей, но со своими странностями. Точнее, они просто не стали об этом распространяться; ко всему прочему, никто им вопросов не задавал — к их молчаливости уже привыкли, а если нет вопроса, то нет и ответа.

К тому же когтистые и голубые люди жили в разных частях Голубой долины.

Черный замок был расположен на юго-западе долины, почти у самого Черного леса и Красного Хребта. Вокруг него не было болотистых земель, и поэтому люди, пришедшие с когтистыми, приняли это место и заселили. При этом голубые люди сторонились этого места, от чего здесь не было на десятки верст на север до центральных болот ни одного поселения внутренних людей, которые основной массой жили в деревнях на северо-востоке в местности, некогда являющейся истоком Голубой Роши.

Впрочем, контакты очень быстро были налажены. И даже началось смешение между этими племенами людей пришлых и диких — голубых. Но не когтистых. Которые, очень быстро найдя выход на юг через черный лес и оценив, куда попали и что это за мир, предпочитали связывать свою судьбу с женщинами из внешнего мира — только с женщинами, мужчины в мир когтистых не допускались.

Но если пролистать некоторые хроники, даже у Чистильщиков, то можно обнаружить любопытные записи о том, что где-то что-то происходило. Но так как это не являлось проблемой, то эти записи агентов оказывались в дальних папках, без всяких надежд на дальнейшие действия.

То есть о когтистых знали, но так как опасности они не представляли, о них забывали.

Ну, а может, в этом была и доля мистики. Вот именно только в этот момент — нападение на Изабеллу — они должны были раскрыться, чтобы и произошли все дальнейшие действия и события?

И мир наконец о них узнал?

Мысли сумбурные из головы…

18 Августа 1440 года от Пришествии Скирии.

Баронство Сошор.

Черный замок.

Почти ночь.

— Это все понятно, — проговорил Артур, занюхивая очередную рюмку первухи, настоящей, а не поддельной, рукавом с солью Торксов. — Но как нам с этими голубыми людьми найти общий контакт? В Баронство они не стремятся, а надо бы их присоединить, но без крови, конечно же.

Малый совет заседал уже третий час.

Малый совет — это идея Артура. Правда, в его начальной мысли никаким малым советом не пахло. Он просто думал время от времени встречаться с Нэем после Больших советов, на которых его друг присутствовать не мог. Пока не мог.

Но ни силой, ни дарованием благородства за заслуги Нэя было не убедить и не заставить. В этом вопросе друг Артура был упрям как осел, если не упрямее. Было видно, что Нэй, как человек, как политик, как воин, как друг, уже давно перерос сошо, но упорно держался за это положение. Сам не знал, почему, но упорно не принимал ни предложений, ни возможностей от Артура.

Встречаться и обсуждать вопросы, которые обсуждались на Большом совете и в которых совет Нэя мог быть неоценим.

Но так случилось, что к встрече с Нэем к Артуру присоединились с вопросами новоиспечённый Борон Сошор, также новоиспеченный полковник Чистильщиков ди Урх и Гроссмейстер ордена Хранителей ди Орд. Как говорится, сбросить хвосты Артур не смог и в таком обществе и появился на встрече с Нэем.

Тот лишь пожал плечами, сказал, что это, видимо, судьба, и выставил на стол еще одну бутылку настоящей первухи, а потом, кое-куда сбегав, притащил большой шмат черного сала — обычное сало в Каракрасе было всегда, но этот деликатес, черное сало, завезли сюда именно когтистые — и не менее огромную буханку белого и очень мягкого хлеба, ну и, конечно же, огурчики соленые изначально стояли на столе.

В общем, в первый Малый совет все пятеро советников просто напились до демонов и зеленых чертиков в глазах. Но, о жизни, конечно, поговорили тоже, в основном на уровне мужского: «Ты меня уважаешь?», дошедшего в конце пьянки до: «Мы с вами уважаемые люди!». И, кажется, не сумели разойтись, так и заснув в каморке, где и проходил Малый совет. Ну, то есть никто не помнил, разошлись они или так и проспали всю ночь. Правда, при этом все проснулись после полудня в своих постелях, в комнатах, которые им выделили в уже отремонтированной восточной части Черного замка.

Второй Малый совет уже был более успешным в смысле именно совета, где обсуждались не очень важные, но все же вопросы по внутренней жизни Баронства Сошор. Одно из них заключалось в том — следует ли ставить зимние квартиры для всего войска или будет принято решение об оставлении в Баронстве только добровольцев, решивших продолжить службу в новом Баронстве. Вопрос на самом деле не праздный, так как сообщения в Мир Рошанский о создании нового Баронства уже ушли, поэтому и начались такие размышления. Артур на правах Герцога заявил, что следует оставить весь гарнизон в Баронстве и вообще он сообщением передал мысль о том, чтобы эти две когорты вошли в состав армейских формирований Баронства Сошор в полном составе. Но, если Внутренний Конвой, да, вполне мог бы и расстаться со своей когортой, так как являлся армейским подразделением, то вот у Чистильщиков было слишком много условностей, были строгий Устав и регламент, как и когда можно было покидать Орден, да и можно ли вообще его покидать. Поэтому в конце концов Артур согласился, что лучше всего будет если, все оставшиеся для продолжения службы сделают это на добровольных началах.

Так же в тот Малый совет поговорили и о когтистых, об их погребальных ритуалах — все пятеро присутствовали на похоронах двух тел, которые Нэй вывез из Некрона — и о клятве верности, которые когтистые дали не Короне, ни Принцу, ни Барону, а Нэю!

Почти все когтистые во главе с Кари и Вурхом присягнули на верность Нэю! Почти все, так как один клан МорВоха в количестве девятнадцати когтей отказался от присяги и высказал желание покинуть это место и уйти в мир, о котором говорила Элли на том знаковом для всех совещании с «больным» Нэем.

Было это немного странно, если считать внешний статус Нэя как сошо. Но все члены Малого совета восприняли это с пониманием, хотя совершенно не понимали, как вообще такое возможно.

Ну и, конечно, они снова напились, правда, до чертиков дойти не успели, так как в каморку с нарисованным очагом влетела вернувшаяся после шестидневной отлучки Элли, схватила Нэя и просто силой уволокла его с собой, не обращая внимания на пьяное возмущение «советников».

Впрочем, Нэй доказал своей любимой, что способен на многое в любом состоянии, но все-таки она попросила его меньше злоупотреблять горячительными напитками, иначе вскоре он может упасть и больше не встать. На что Нэй клятвенно пообещал, хлопнув себя ладонью по груди, и, упав в постель, отрубился до сигнала горниста «подъем», который начинал звучать над окрестностями ровно в семь утра каждое утро.

И вот третий Малый совет, на котором Нэй все-таки рассказал, хотя и сумбурно, историю Голубой долины, людей и когтистых. Правда, чисто поверхностные данные, но и этого было вполне достаточно и ставило много вопросов. Один из которых — как привести голубых людей в Баронство?

— Можно, переселить несколько общин с юга, — неожиданно проговорил ди Урх. Икнул, взял бутылку и принялся разливать первуху по рюмкам.

— Друг мой, где юг и где мы! — проговорил Артур.

— Не скажи! — полковник замотал указательным пальцем. — Я с юга, с дельты Великой Роши. Земля там просто шикарная! По три-четыре урожая может давать! Но при этом если зальет река землю, то куда деваться общине? Мужчины уезжают на заработки в города, женщины и дети, и старики ждут их дома, кое-как обрабатывая огороды, постоянно по колено в воде. А осенью некоторые мужики не возвращаются, оставаясь в городах или в других общинах. Вот так вот, — и, пожав плечами, он развел руками.

Нэй тоже икнул:

— И откуда такие познания?

— Наш домен стоит на дельте Роши, на острове Урх — в хорошие годы, хорошие деньги и хорошее настроение. В плохие годы, когда река разольется, сами понимаете. Земля сейчас наполовину принадлежит общинам, их у нас две, и нам. Но мы же сеньорами остаемся, поэтому, какие вопросы возникают — к нам идут, нижний суд — к нам идут, если плохой год — к нам идут за помощью. А раз откажешь, и считай, что нет у тебя домена! Сейчас общины очень свободные, хотя все равно мы все зависим друг от друга. Они от нас, мы от них. Нам еще повезло, у меня сестра, единственная— муляр-таш!

Нэй выдохнул:

— Кто такая?

— Лиин Молина — это наша родовая фамилия.

— Большая Лин твоя сестра? О! — воскликнул Нэй.

— Ты ее знаешь? — и снова икнул ди Урх.

— Все муляр-таши друг друга знают. Ведь это наши союзники, если беда случится, хотя и конкуренты мы друг для друга. Но если нужно помочь — всегда поможем! Так что, если встретишь ее, передавай привет от Нэя-Везунчика, — и Нэй замотал головой. — Б-р-р.

Ди Урх понимающе кивнул и продолжил:

— Как-то лет десять назад нашла она темник — «Ух ты!» дружно выдохнули все четверо за столом. — Вот сидим мы за таким вот почти столом и смотрим на этот темник, лежащий в его центре — отец, мать, два старших брата-близнеца, сестра и я. Как раз домой в отпуск приехал. Глупый-глупый лейтенант. Сидим и тупо смотрим на этот темный аккум.

— Постой, — проговорил Нэй, — как она умудрилась его оставить, ведь с командой ходила?

Ди Урх несколько секунд смотрел на Нэя, потом икнув, произнес:

— Там какая-то история вышла, подробно она не рассказывала. Вроде два темника было и еще что-то по мелочи. Вот это все Лиина оставила команде и забрала больший темник из двух, — он снова икнул и выдохнул.

— А! Ну, понятно, — закачал головой Нэй.

— Так вот сидим и смотрим, и думаем, что же с ним делать? Оставить для энергии или продать? — ди Урх посмотрел на рюмку в своей руке и продолжил: — Решили все-таки продать. Деньги хорошие вышли. Фундамент замка подлатали, сделали кое-где ремонт, кое-какие долги отдали. А главное: прекратили землю продавать. Еще прадед начал продажу, чтобы восполнить казну, а дед, мот по жизни, так закутил, что продал почти половину земель. Правда, после этого он так наотмечался, что помер, — и тут же проговорил: — Хороших ему миров! — и перекрестился, как и все за столом вслед за ним. — Отец был наследником, и часть денег, которые дед пропить не успел и потратить, помогла на первое время продержаться, чтобы не продавать землю. А потом, когда я родился, он продал еще один участок земли. Деньги нужны были. Потом долго ничего не продавали, хорошие года вышли. Но как говорится, после хорошего всегда плохое приходит. Отец уже собирался продать еще участок земли, но тут Лиина нашла темник, и продавать больше ничего не пришлось. И даже с общинами договор заключили — налоги, аренда. Все уладили и сейчас живем душа в душу. Но река стала злее, и поэтому теперь мы друг за друга держимся, а не пытаемся друг друга обмануть, — он ухватился за рюмку, но, видимо, снова не придумав тост, продолжил: — Так что нам еще повезло. А другим не очень. Вот земля остается, а домена и хозяев уже нет! Или в замке еще живут, а общин уже нет, разъехались по другим местам, по городам и весям. Кто в поисках работы, кто в поисках любви, кто неизвестно, почему и зачем. Как живут хозяева замка, совершенно непонятно. Или наоборот, Замок стоит, но уже не жилой, разрушается, а общины все равно живут, ведь жить-то нужно. Или общины есть, а земля у них все уменьшается из-за злой реки, а сеньоры ничего сделать не могут; даже магия не властна над водой, ну или просто нет их уже, или земли уже нет, а люди живут, пока живут, — ди Урх шмыгнул носом и воскликнул неожиданно: — За сошо нашей земли! — наконец-то нашел он повод для тоста.

Все чокнулись, и Нэй немного грустно произнес:

— Я в городе воспитывался.

— Земля, земля, только земля! — проговорил ди Урх. — Так что найти в дельте Великой Роши несколько общин, которые с радостью сюда переедут, труда не составит. Соберут всех своих, кто разъехался по другим общинам, кличем, и в путь. А когда они сюда переедут, то им будет легче найти общий язык с голубыми людьми и позвать их в Баронство.

— Вот ты этим и займешься! — одновременно проговорили Артур и Нэй.

— Я? — как-то испуганно произнес ди Урх.

— Ну да, — сказал Артур, теперь уже он разливал по рюмкам. — Ты знаешь дельту Великой Роши, тебе и кости в руки. А потом, может, мы тут еще одно Баронство организуем, — и как-то серьезно посмотрел на всех. — А кто-нибудь знает, где сейчас все бывшие владетели этих земель? Мы ведь как бы маленький переворот устраиваем, — усмехнулся он. — Я ведь еще не знаю решения ни Короля, ни отца о моем тут деянии. А если наследники появятся?

— Ну, — Нэй принял рюмку, — по вашей юридической казуистике долгое не-вхождение в права наследования превращает любой домен в ничейный, переходящий под крыло Короны. В старые добрые времена, да и сейчас, хотя и сложнее, наследников можно было не убивать, а просто не дать им в определённое время прибыть для вхождения в наследство, поэтому, думаю, вопросов никаких не будет. Ребята восемьсот лет ждали, чтобы объявиться? А ряха у них сейчас не треснет? — он выдохнул: — За Короля! — все тут же встали и, выпрямившись, в пять глоток прокричали: «За Короля!» и опрокинули по очередной рюмке.

Ух и ах.

Нэй снова жутко много пил, всякий раз после таких попоек, в основном на Малом совете, добавляя к своим тренировочным дням наказания за эти пьянки еще несколько дней тренировок, и не где-нибудь, а у самого мастера Шифу. Вот человек, который выбьет всю дурь из головы Нэя. Впрочем, пока он сидел тут и пил с друзьями и товарищами.

— Ты как всегда прав, мой друг! — проговорил Артур и, как-то тихо ойкнув, уткнулся носом в стол. — Я все! — сказал он еле слышно, и тут же раздался довольно громкий храп.

— Ну видимо, — проговорил большее время молчавший сегодня ди Мирн и икнул, — на этом сегодня Малый совет завершается?

— Так, расходимся на цыпочках и поодиночке, чтобы никто не видел! — заговорщицки проговорил Нэй.

— Что? — испуганно спросил уже ди Орд, тоже почти всегда молчаливый на советах.

— Это была шутка, — хохотнул Нэй, подхватывая обмякшее тело Артура. — Пойду доведу его высочество до его покоев. И спать.

— Вот-вот, спать.

— Хорошая мысль! — ди Урх встал, шатаясь, поправил полевую гимнастерку — парадная форма даже на Больших советах была забыта как класс, даже Артур ходил в роскошном, но повседневном платье, — выдохнул и строевым шагом направился к двери, но рядом с ней его шатнуло в сторону, и он ударился об косяк. Послышалось ругательство, но через мгновение полковник нашел дверной проем и первым вышел из каморки.

— Тебе помочь? — спросил Нэй ди Мирна, но тот отрицательно мотнул головой.

Что касается ди Орда, то он, откинувшись на спинку стула, уже спал, похрапывая. Хм… Райса не любит храпящих мужчин. Или ему прощает?

Ну все, как и в прошлый раз; поэтому Нэй не удивился, когда после того, как уложил Артура в постель, вернулся в каморку и обнаружил ди Мирна, как и ди Орда, мирно спящими за столом. И как и в прошлый раз, поднял обоих и помог обоим дойти до своих комнат, благо все комнаты располагались на одном этаже с каморкой Малого совета. Так всего каких-то несколько десятков шагов в общей сложности. А уже потом Нэй завалился в свою комнату.

Спа-а-ать.

20 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Объединённый военный лагерь в Баронстве Сошор.

Ближе к утру.

Сержант Никор Луп, в третий, последний раз, обходил внутреннюю границу лагеря. Его дежурство заключалось в том, чтобы обходить периметр три раза за ночь: в одиннадцать часов — сразу после отбоя, в два часа ночи — час волка, самое сонное время, и в пять часов — очень хочется спать перед побудкой, и проверять, и если нужно, будить часовых на постах. Можно сказать, глупая обязанность, но в то же время довольно ответственная, так как если он увидит спящего часового, то он просто его разбудит, а если дежурный офицер, то будет уже наказание.

Честно говоря, мало кто исполнял эту обязанность на все сто процентов. Дежурный по периметру, как еще называлась эта служба, часто сам нарушал распорядок и если и ходил по часовым, то один раз за ночь. Ну, а дежурные офицеры объединённого лагеря вообще заваливались спать и просыпались только тогда, когда их будили под утро, перед подъемом, ну или посредине ночи захочется сходить до ветру — если в этом момент наткнуться на спящего часового, тогда да, можно было получить по шапке. Но это так редко происходило.

К тому же войны никто ни с кем не вел, а значит, происходило самовольное послабление службы, хотя, конечно, это неправильно, но что поделать, если все в этом месте расслабились.

Но только не Никор Луп!

Не сказать, что он был солдафоном до мозга костей и любителем устава и службы от сих до сих, но и не был таким человеком, который мог пренебречь своими обязанностями. Все-таки уже двадцать лет на службе! Двадцать лет во Внутреннем Конвое! Поэтому если он дежурил по периметру, то исполнял свои обязанности на все сто, невзирая на жгучее желание остаться хоть и не в мягкой — ну какая мягкость у деревянных походных коек? — но все же постели, на всю ночь, никуда не вставая и ничего не делая, а только видя сладкие сны.

Как он просыпался к своим часам?

Он изобрел только ему подвластный будильник. Ложился он на деревянную койку без всяких удобств, полностью обнаженным, лишь простыней накрывался. И подвешивал ведро с водой на нитке, к которой прикреплял свечку из нурского воска, имевшего свойство гореть постоянным огнем, то есть если свече отмерено два часа, то и горит она ровно два часа. А прогорев, нитка обрывалась, и Лупа окатывало жутким водопадом холодной воды! Он тут же вскакивал, вытирался, одевался и шел исполнять свои обязанности дежурного по периметру.

Вот и сейчас он проснулся своим излюбленным способом и уже завершал обход.

Время шло к шести утра, был разбужен последний часовой на периметре, так что еще десяток шагов и можно будет свернуть в лагерь, в свою сержантскую палатку, которую он делил еще с пятью сержантами их роты, и завалиться спать, не обращая внимания на подъёмные звуки горна. За время службы Луп еще научился спать, когда можно, не реагируя ни на какие внешние и посторонние звуки. А так как он был дежурным по периметру, то ему разрешалось отбыть в сонное состояние до часу дня, то есть до обеда, на котором он уже присутствовать был обязан.

Вот он и свернул, закончив обход. Но не прошел и половины пути, как остановился на полдороге рядом с палаткой лазарета — уже строился постоянный лазарет, но в другом месте. Остановился, так как из лазарета слышались крики и даже ругань!

Нет, сержант не собирался слушать и слышать. Ругаются и пусть себе ругаются, медики и лекари — они ведь такие, на самом деле не от мира сего, и поэтому что им там в голову взбредет. Разве это проблема Никора Лупа?

Он остановился, потому что крики как-то резко приблизились, очень явно послышался звон колокольчиков; полог входа палатки распахнулся, и сержант увидел рассерженного капитана медицинской службы Ордена Чистильщиков, мага-лекаря Ивона Молину — Луп, как и многие, не любил этого аристократического зазнайку — в красно-черном одеянии и в колокольчиках. Даже не рассерженного, а очень злого, и тот, кто довел его до этого состояния, тащился за ним, так как капитан тянул его за собой за шиворот!

— О! Сержант, отлично! — проговорил капитан, наконец выволакивая на свет тусклых фаеров у входа того, кого тащил за собой.

И им оказался молодой лекарь Самуэль Моргун — вот его сержант уважал: всегда придет на помощь, обязательно микстурку какую-нибудь даст, чтобы от головной боли избавиться, после хорошего вечера, не то что капитан, который только орать и умел.

— Арестуйте этого человека, сержант! И отведите его на гауптвахту!

Никор Луп даже рот открыл от неожиданности:

— Я не могу этого сделать, господин капитан!

— Это почему же? — было видно, что Молина еле сдерживался, чтобы не взорваться в очередной раз.

— Любой арест должен быть подтвержден высшим офицером, до этого момента человек должен находиться в изоляторе. Как я знаю, изолятор в лазарете существует.

— Вот подтверждение! — Молина вытащил листок, на котором было что-то написано и явно стояла подпись полковника ди Урха! Показал так, чтобы в свете фаеров все было видно.

О! Карт-бланш!

Сержант слышал о таких листах, но никогда не видел. Но даже здесь Луп не мог переступить через устав, а он был в этом смысле одинаков как у Чистильщиков, так и у Внутреннего Конвоя:

— Я не могу воспользоваться этим приказом, так как не имею подтверждения, что он настоящий и законный. Любой карт-бланш может быть задействован, только если его законность засвидетельствована лично. Я не присутствовал при его составлении, поэтому не могу быть уверенным, что этот карт-бланш настоящий и законный! — на самом деле, как знал Луп, любой карт-бланш был незаконен, хотя в Уставе Военной службы и есть целый параграф о них — но именно об ответственности и применения их только в крайних случаях. Но при этом пользовались ими постоянно, забывая о крайних случаях. Что поделать, иногда командирам очень было лень что-то лично решать, вот они и перепоручали свои полномочия. И понятно, почему у капитана Молины оказался такой вот карт-бланш.

— Да как ты смеешь! Как ты смеешь обвинять меня в нечестности! — и через паузу капитан выкрикнул: — Ты тоже арестован! — у Лупа челюсть на землю упала. — И не вздумай уйти! Я знаю тебя, сержант Луп! И твой уход будет считаться побегом, а значит, дезертирством, нарушением приказа и неподчинением вышестоящему офицеру! — проговорил капитан Молина, исчез за покрывалом входа и вскоре послышался его голос: — Вставайте лежебоки! Не притворяйтесь, что спите. Быстро! Лейтенант Кривс, не делайте вид, что вам больно. Ваша нога уже прошла! И вы нужны мне для выполнения одного поручения!

В общем капитан Молина навел шороху и звону, и вполне возможно, многие воины в ротных палатках вокруг лазарета уже давно проснулись, но вряд ли были готовы вылезти из них на свежий воздух. Может, даже кто-то и подумал, что надо бы этому капитану навалять как-нибудь и где-нибудь, но это были всего лишь мысли. Но сержант-то ведь прав!

А сержант Луп даже не двинулся с места, он как прирос к земле. Прав был капитан, уйти сейчас — это нарушить приказ. Пусть маг-лекарь был неправ, но доказывать это не следует нарушением.

Полог распахнулся в очередной раз, и из лазарета вышли трое — капитан Молина, прихрамывающий, видимо, лейтенант Кривс, и еще сержант Бувс из Внутреннего конвоя, который попал в лазарет по случаю болей в животе, но оказалось, что просто переел этого самого черного сала. Вкусная зараза! Но много есть ее нельзя.

— То-то! — проговорил капитан, увидев, что оба, и Луп, и Моргун, стоят на месте. — Лейтенант, отведите этих арестованных на гауптвахту!

— Но… — начал было лейтенант.

Молина прикрыл глаза рукой:

— Хорошо! Я пойду с вами! — и так зло зубами щелкнул, видимо, лейтенанта арестовывать — это уже был бы перебор.

Вот так они и пошли. Немного испуганный Самуэль Моргун, обалдевший от случившегося Никор Луп, сбитые с толку лейтенант Кривс и сержант Бувс. И жутко злой капитан Молина, идущий позади всех, и казалось, что он всех четверых ведет на гауптвахту.

Когда гауптвахта уже виднелась, ее строили в некотором отдалении от основного лагеря, уже основательно, из дерева и камня, Самуэль Моргун неожиданно встрепенулся и прокричал:

— Господин Нэй!

Нэй выскользнул из объятий Элли.

Она пришла ночью. У нее были более роскошные апартаменты в Замке, но каждую ночь она приходила к Нэю. Правда, сегодня она не стала донимать его своими желаниями, а просто легла рядом прижала к себе, обняла.

Вот Нэй и выскользнул из ее объятий, хотя ее тело, запах, так возбуждали и так притягивали, что было совершенно непонятно, зачем он вообще выскальзывает из ее объятий?

Но как бы там не было с желаниями и хотелками, но и тренировки забрасывать не следовало. Наказания за пьянки — это одно, и когда оно еще наступит, но нужно было держать себя в тонусе, поэтому каждое утро около шести часов Нэй просыпался, одевался в легкий тренировочный костюм и бежал на очередную тренировку — кросс несколько десятков кругов вокруг военного лагеря и небольшой тренинг на площадке с несколькими препятствиями и конструкциями, которую по его просьбе выстроили плотники обеспечительной роты.

Как сейчас.

Оделся и бросился к окну.

Никаких глупостей, просто так было удобней всего.

Хоть комната его и располагалась на третьем этаже Замка — десять ярдов как минимум, но дней пять назад, к его окну-бойнице с толщиной стены в три ярда, но в которое Нэй, мог протиснуться, хоть и бочком, хотя и появились мысли расширить окно, был пристроен пологий скат-настил из досок, покрытых скользким лаком, с которого было очень удобно съезжать вниз из окна.

Сделал он так потому, что, во-первых, войны никакой не было, и Замок никто не собирался штурмовать. А, во-вторых, надоело бегать вокруг всего замка, по его коридорам до выхода. А тут взял сиганул в окно, и ты уже в беге, в тренировке. Можно, конечно, и без спуска было обойтись, выпрыгивая из окна, но когда-то тут был ров, который зарос бурьяном, и что там, под этим бурьяном, совершенно неизвестно. Потом его обязательно почистят, но руки еще не дошли. И прыгать, ломать ноги, Нэй просто был не готов. Артур в шутку как-то сказал, что в Нэе умер великий герой-любовник — муж пришел, а он в окно, это же так романтично! Вот был у Нэя в голове такой таракан — просто обожал он прыгать с высоты, бессмысленно и опасно — эта глупость очень злила Элли: а вдруг с ним что случится — но ничего не мог с собой поделать. Это ведь какой адреналин!

А вот подняться по спуску в свое окно Нэй так и не сумел. Именно бегом, а не полетом. Лак оказался слишком прочным и очень скользким — ну, как он и просил, между прочим, — поэтому все попытки подняться оканчивались неудачей. Так что возвращаться в комнату приходилось по коридорам и лабиринтам Замка.

Конечно, сделал спуск не он лично, его была только идея, а плотники из роты обеспечения, заодно и тренировочную площадку выстроили, и установкой занимался Сэм и его бригада орчей. Быстро справились, и тут же принялись за новый такой скат, который захотел себе сделать полковник ди Урх — он тоже сумел протиснуться в окно, а вот ди Орд нарастил уже животик. Ди Урху очень понравилось вот так спускаться из окна вниз, к лагерю.

Правда, первый его спуск по желобу Нэя чуть не закончился трагедией. Ди Урх, хоть и на пятой точке, но не справился с направлением и скоростью и рухнул где-то с середины спуска — пять ярдов — и чуть не сломал себе шею. Но, вместо того, чтобы бросить это дело, дурное занятие, падение только его раззадорило, и где то на четвертый раз — все предыдущие спуски он падал все более с низшей точки, так сказать, прицеливался — он наконец-то вышел со спуска победителем — скатился вниз по всему скату-настилу, хотя в конце и нырнул носом в траву, не сумев из-за инерции встать на ноги. Но был доволен на всю тысячу дукатов и сиял от счастья, как начищенные золотые пуговицы военного парадного камзола.

Элли, кстати, тоже понравилось такое развлечение, она очень обрадовалась спуску, ну хоть Нэй прыгать не будет из окна, а вполне безопасно съезжать, и у нее, в отличие от ди Урха, получилось все с первого раза, как будто всю жизнь так делала, и каждый день.

Нэй нырнул в окно, на скат, и вниз. С ветерком прокатился двадцать пять ярдов по наклону, на финише нырнул в траву, перевернулся несколько раз, что очень хорошо разгоняло сон, и, вскочив на ноги, побежал в сторону лагеря.

Бегал, всегда не нарушая границы лагеря, хотя их уже как таковых не было.

Это вначале, когда считалось, что существует опасность нападения, вокруг лагеря был выкопан вал в пять ярдов высоты. Причем копали все, и рядовые, и высшие командиры — как-то еще тогда подполковники ди Урх и ди Мирн. Это считалось объединительным фактором, когда отцы-командиры участвовали в событиях наравне с обычными воинами.

Но не успели его выкопать, по всему периметру лагеря, как тут же принялись равнять с землей в некоторых участках. Боевых действий так и не случилось, от чего было принято решение, что столь грозная защита — точнее, ее усиление, ведь еще хотели на валу устроить частокол — лагерю не нужна, и он тихой сапой стал расширяться. На северо-западе принялись за строительство гауптвахты — да, главное наказание, а уже потом пряники, — а на северо-востоке плотники стали возводить несколько домиков для офицерского состава, для тех, кто решит остаться в Баронстве Сошор и продолжить службу именно здесь.

Поэтому границ Нэй не нарушал, но бегал уже в самом лагере.

Кажется, пятый круг пошел, когда, пробежав стройплощадку гауптвахты — она еще строилась, но уже функционировала, — Нэй неожиданно услышал:

— Господин Нэй!

Нэй замедлил бег, заозирался и увидел странную компанию из пяти, да, пяти военных — по периметру тускло, в ночном режиме, горели фаеры, поэтому полной темноты не было, — хмуро идущих или, скорее, бредущих в сторону гауптвахты. И тут снова один из военных выкрикнул:

— Господин Нэй!

Самуэль Моргун?

Нэй остановился, а затем, изменив направление, пробежался в сторону идущих, ярдов пятнадцать от силы до них было:

— Самуэль? Ты что тут делаешь?

— Разговорчики! — выкрикнул замыкающий это шествие капитан-лекарь.

— Арестовали меня! — не обращая внимания на окрик, проговорил Самуэль.

— Арестовали? — Нэй головой мотнул от удивления: — С чего это вдруг?

— А ты кто такой, чтобы вопросы задавать? — капитан-лекарь выдвинулся и очень быстро оказался перед Нэем.

— Я тут мимо пробегал, — любимая фраза Нэя на его любимый вопрос.

— Вот и беги себе дальше… сошо!

— За что арестовали этого воина? — прозвучал закономерный вопрос.

— Я тебе еще и отчет должен давать?

Какой едкий капитан, Нэй даже чуть заметно сморщился:

— Как я знаю по Уставу, ночью, после отбоя, аресты не производятся. Арестованный остается на месте или в изоляторе, и лишь утром арест должен быть подтвержден и поддержан высшим командиром.

— И ты, сошо, будешь меня учить?! — и капитан неожиданно ткнул пальцем в грудь Нэя — Нэй был сантимов на двадцать меньше капитана-лекаря: — Ты тоже арестован! А утром мы разберемся, кто ты такой и что ты тут делаешь! Но если хочешь бежать — беги! — и злорадно так усмехнулся.

Театр абсурда!

Хотя… Это даже было к лучшему, будет время понять, почему арестовали Самуэля. Ну, а, утром э… часа через три-четыре все разрешится. Будет очень интересно.

Нэй поднял руки:

— Хорошо, хорошо, — а самому смеяться хотелось.

Нэй поднял руки и так демонстративно их держал, пока все шестеро не дошли до гауптвахты.

Гауптвахта представляла из себя довольно странное зрелище. С одной ее стороны была уже подведена под крышу караульная комната и еще несколько помещений, а с другой стороны только начали возводить остальные стены. Но в караулке уже были посты, поэтому странную процессию встретили при полном параде — лейтенант из Внутреннего Конвоя и два сержанта.

— Прекрасно! — обрадовался капитан-лекарь. — Лейтенант! Поместите всех этих людей под арест!

— Господин капитан… — начал было лейтенант, но капитан его довольно грубо прервал:

— Не нужно со мной пререкаться! — и вытащил лист карт-бланша. — Все эти люди арестованы мной! А это подтверждение ареста! И вы должны исполнить приказ!

— Но у нас только одна камера полностью подготовлена к приему арестантов.

— И что? Эти трое вполне разместятся и в одной камере! Выполняйте приказ! — казалось, вот-вот, и капитан-лекарь сорвется в истерику. Хм… Нэй уже где-то видел такого вот истеричного и упрямого человека. Да, да, лепестки на кошельке.

Лейтенант увидел Нэя — они узнали друг друга, лейтенант Хоп очень заинтересовался тренировочной площадкой — хотел было что-то сказать, но, увидев, как Нэй отрицательно качает головой, застыл на полуслове, а потом пожал плечами:

— Хорошо! Но утром приказ об аресте должен будет подтвердить полковник ди Урх!

— И вы туда же, лейтенант! Хорошо, подтверждение будет получено! Выполняйте приказ!

— Есть! — козырнул лейтенант и принял из рук капитана-лекаря карт-бланш. Точнее, взял его в руку, а с другой стороны его все еще удерживал Молина. — Он пустой?

— Конечно, пустой!

— Хорошо, я внесу имена арестантов в приказ, — и потянул карт-бланш на себя. Секундная борьба, видимо, капитан-лекарь не хотел доверять столь ответственное дело обычному лейтенанту. Но в какой-то момент, видимо, осознав, что уже и так перегнул палку, выпустил карт-бланш из рук. — Мои люди позаботятся об арестованных! — и снова козырнул.

Капитан-лекарь постоял еще несколько секунд, о чем-то размышляя, а потом резко развернулся и очень быстро направился прочь от гауптвахты. За ним посеменили лейтенант и сержант, исполняющие роль арестантской команды.

Лейтенант Хоуп проводил их взглядом, потом обратился к арестованным:

— Идемте…

Они все сначала зашли в караулку, где лейтенант молча подошел к камину, о чем-то поразмышлял, держа в руке приказ. Но, видимо, передумав сжигать его, все-таки официальная бумага, бросил его на стол и посмотрел на троицу арестованных:

— Я помещу вас в камеру. Посидите там часика три, ну, в крайнем случае, до обеда, а потом я вас выпущу.

— А как же капитан? — проговорил отбретший наконец дар речи Никор Луп.

— Ай… — лейтенант махнул рукой, взял со стола ключи и направился к выходу из караулки.

Тюремный коридор тоже представлял из себя странное зрелище — часть его еще была не достроена, а другая часть как раз вела к единственной, уже функционирующей камере. Почему так строили, Нэй не понимал, видимо, плотникам виднее.

Лейтенант Хоп отпер камеру, пропустил арестованных вовнутрь:

— Как я сказал, к обеду выпущу, — и запер дверь.

Войдя в довольно тесную камеру, Нэй наконец не сдержался и рассмеялся.

Смеялся от души, совершенно не обращая внимания на непонимающие взгляды сержанта и молодого лекаря. А отсмеявшись, сделал вполне серьезное лицо:

— Ну рассказывай, Самуэль, как ты до жизни такой докатился?

— Да, я что… Я… — пожал плечами Самуэль. — Я просто в сундук заглянул. Вы говорили, что только в крайнем случае в него смотреть. Ну, а мне так нравилось, нравится, смотреть на его содержимое, что я… Возьму открою и смотрю, шприцы особенно нравятся, в каких-то странных обертках, буквы странные. А тут как раз капитан Молина из-за спины. Я-то думал, он спать ушел, а он как демон из-под земли! Что говорит у тебя тут? Давно хотел посмотреть на сундук этот, говорит. И, что это, говорит, за глупости тут? Шприцы — это вред телу, говорит, нельзя причинять вред, только магия и только отвары и жидкие лекарства! Все эти иголки — это вранье, и до добра не доводят! Флягу одну вскрыл, понюхал, глоток сделал и так лицо сморщил. Вода, что ли, говорит? А потом взял и вылил содержимое фляги на пол! Представляете! Ну я и не сдержался и ударил его по этому самому лицу! Пощёчину влепил, глупости ведь говорит и творит! — на одном дыхании выдал Самуэль.

Хм… На самом деле Самуэль нарушил субординацию, так что формально его арест был оправдан. Хоть он и лейтенант, но должен был словом доказать вышестоящему офицеру что он, хм… дурак — правда, сделать это в принципе было невозможно. А не лезть в драку к дураку. Но Молина слишком истерично все обставил — флягу испортил? — да еще карт-бланш предъявил, что тоже является нарушением. Посадил бы под арест по правилам, до утра в самом лазарете — ну кто в здравом уме побежит? — а утром бы во всем разобрались, без истерик и скандалов. Нэй был уверен, что разобрались бы.

Ну, а насчет глупостей и вреда...

— Любопытство сгубило кошку, а невежество — цивилизации, — философски проговорил Нэй.

Тридцать пять дней назад.

3 июля (ир) 1440 года от Пришествия Скирии.

Некрон.

Дом Бобо МальТукса и Попо Дрилена.

День.

Немного о гномьей пыли.

— Надеюсь, все выпили антидот? — все головами закивали. — Тебе, Нэй, можно было его и не пить — мы доказали, исследуя твою кровь, что гномья пыль на тебя не действует. А вот насчет Сэма… Я не совсем уверен, что на тебя, Сэм, антидот подействует как нужно, это старые запасы, так как зелье антидота, любого варианта, варится десять дней. Вы появились неожиданно, да и я только вернулся, поэтому ничего не варил еще. Но твое появление тут, Сэм, сподвигло меня на изменение рецепта, но сам понимаешь, когда он еще сварится.

— Да вроде нормально чувствую себя, — Сэм, сидящий на полу, ощупал себя.

Все остальные, Нэй, Элли Нум, и Комис ди Комис сидели на стульях в кабинете гнома напротив его стола, как ученики перед учителем, но без парт, а сам гном сидел на этом самом столе.

— Тогда хорошо. Приступим, что ли. Хотя я никогда еще не вел лекций.

— Что-то всегда делается первый раз.

— Правильное замечание, Нэй, — усмехнулся гном и, глубоко вздохнув, проговорил: — Начнем тогда.

Помолчал немного.

— Перво-наперво нужно понять, что гномья пыль является пространственной субстанцией.

— Как это? — не удержался Нэй от вопроса.

Гном усмехнулся:

— Гномья пыль не распространяется — без особых условий — ветром, водой или любой другой силой способной переместить предметы на расстояния.

— Э… А как ее тогда распространяют? — это уже Элли.

— Я поэтому и упомянул особые условия, хотя, если честно, даже гномы до конца не уяснили суть этого смысла гномьей пыли. Сами создали, и сами не понимают. Как и я, кстати, тоже.

Бобо спрыгнул на пол, взял со стола коробочку, очень похожую на пудреницу, открыл ее, взял немного ваты, похлопал ею по порошку в коробочке, ну точно пудра, и, набрав в легкие воздуха выдул все, что накопилось на вате, в воздух. Пудра или пыль взвилась облаком, а через секунды все это облако принялось оседать на пол.

— Вы видите пудру, но в том, что оседает на пол, гномьей пыли уже нет. Она застыла в той точке, в которой потеряла связь с крупицей пудры и которую мы видим. Саму гномью пыль мы перестаем видеть, как только она оказывается в пространстве.

Сэм кашлянул:

— А можно э… более понятнее?

Бобо МальТукс усмехнулся и взял со стола три пары очков, одни оставил у себя, а двое других протянул Нэю и Элли:

— Очки очень ценные, не разбейте. Ну, и, насмотревшись, передайте другим, чтобы и они увидели. Я просто не готовился к лекции, поэтому и очков так мало. «Да, да это первая наша лекция!»

— Наденьте очки, — Нэй и Элли надели очки, — Что вы видите?

— Какое-то облако перед тобой. Это гномья пыль? — проговорил Нэй.

— Именно так, — ответил Бобо. — А теперь смотрите, — он тоже надел очки, а надев, сначала подул на облако, и никакого эффекта не произошло. Даже шевеления среди пылинок не возникло. Затем взял со стола флакон с грушей для брызгалок и попрыскал на это облако водой. Нэй аж присвистнул, наблюдая… то есть ничего не наблюдая — тоже никакого эффекта. Потом гном провел рукой по этому облаку, которое снова не шевельнулось, хотя вроде слегка поредело.

А вот последний эксперимент.

Гном взял доску, вполне обычную, сантимов восемьдесят в длину и с торцом где-то в три сантима. Постучал по ней как фокусник, показывающий свой инвентарь народу, собравшемуся поглазеть на его представление. И ударил этак с размаху, резко и быстро, так что сидящих обдало сильной воздушной волной. Но при этом облако гномьей пыли даже не шелохнулось. Доска прошла сквозь пыль как будто не было или этой пыли, или этой доски.

Опыт очень всем понравился.

— Это и есть пространственная суть гномьей пыли. Ее не сдвинуть, не сдуть, не смыть. Но! — гном поднял вверх правую руку, как бы призывая всех ко вниманию. — Но… Не зря ведь она пространственная субстанция.

На столе стояла еще вполне обычная стеклянная банка на три фимты, очень распространённая здесь в Каракрасе — огурцы соленые продавались именно в них.

Гном взял банку и снова, как фокусник, показал ее всем присутствующим. Причем дал всем ощупать и понять, что это и в самом деле обычное стекло.

Потом взял свою пудреницу, снова ваткой попылил и выдул, что на ней зацепилось, в банку. Пыль или пудра осыпалась на дно. Но при этом, у кого были очки, у Нэя и Элли, увидели облако внутри банки, очень даже плотное. При этом гном стал носить банку туда-сюда, кидать, ловить, довольно сильно крутить, но облако в банке даже не шелохнулось. И когда банка оказалась в основном облаке гномьей пыли, эти два облака никак не соприкасались друг с другом. То есть банка была как доска для этого облака, и наоборот.

Нэй снова присвистнул:

— Ничего себе дела! — и передал очки Комису, чтобы тот тоже посмотрел.

— Именно так. Как это происходит, почему это происходит, не совсем понятно, точнее, совсем непонятно.

— Как будто она имеет разум.

— Вполне возможно. Но именно это свойство и позволяет нам ее переносить. Конечно, в банке она уже является в использованном виде, ее уже не собрать и невозможно использовать по новой, поэтому и применяются пудреницы. Пока гномья пыль не достигла комнатной температуры, ее возможно поместить вот в такой предмет, смешав с пылью. То есть она готова к применению, как только остынет от варки. Но смешивать разную варку не рекомендуется. Поэтому в каждой пудренице то, что сварено в один заход. Ну я еще на этом остановлюсь, — гном вздохнул.

— Но, когда ты провел по облаку гномьей пыли рукой, ее стало меньше. Мне так кажется, — проговорил Нэй забирая очки у Комису.

Гном качнул головой:

— Заметил? На самом деле, не кажется, а так и есть. Потому что кровь любого существа, которое попадает в такое вот пространственно-статичное облако гномьей пыли, захватывает часть частичек пыли и вводит в организм, — Бобо засунул руку в банку, сделал как бы хватательные движения пальцами и вытащил руку наружу, облако заметно поредело. — То есть мы не вдыхаем гномью пыль, мы просто в нее входим. Из этого мы заключаем, что кровь — одна из материй, способных двигать гномью пыль и поглощать ее, нарушая тем самым ее пространственную сущность. И именно благодаря крови любое существо и подвергается отравлению, или все-таки лучше сказать, воздействию гномьей пыли, и без антидота ее лучше не использовать. Она не опасна для здоровья физического, но вот психологическую травму получить, ментальный удар во время применения, — мы еще об этом скажем, — или нарушить ауру тела можно запросто, — сказал гном и еще вошел, видимо, для усиления эффекта лекции, в главное облако и вышел, оставив после себя след в виде смутной своей фигуры.

— Так всю пыль можно извести, — проговорил Комис.

— Я понял тебя. Да, облако гномьей пыли в месте большого скопления людей исчезает довольно быстро, но даже одна пылинка создает такой же эффект, как и основная масса гномьей пыли. А это значит, что любой прошедший через гномью пыль получает воздействие ее на себя. Она уменьшает регенерацию тканей тафгуров, не смертельно, но серьезно. Глоток нормальной ансортии способен, конечно, улучшить самочувствие. Но на самом деле ансортия не лекарство как таковое, а катализатор превращения. Поэтому лучше всего это дистиллят внутривенно.

— Впрочем, гномья пыль действует на все расы, но по-разному. Человек пьянеет, впадает в этакую эйфорию. Орч дурнеет, слюни пускать начинают. Извини, Сэм, но это правда. Эльфы становятся грубыми и резкими. Тафгуры теряют возможность к быстрой регенерации, при этом кажется, что и у них все хорошо и прекрасно. А гномы теряют ориентацию в пространстве, хотя именно для этого, чтобы обмануть внешних врагов, она и варилась. В общем, гномья пыль всех делает немного неадекватными. Поэтому и был создан антидот, при этом для каждой расы свой. Но тафгуры применяли антидот для человека. Он вроде и действовал нормально, но мы уже знаем, что именно он и разрушил их тела. Был одним из механизмов разрушения.

Бобо помолчал.

— Да, еще стоит упомянуть, что при резком применении гномьей пыли происходит ментальный выброс на довольно большое расстояние — ярдов десять-пятнадцать, что довольно много. Этот выброс кратковременный, но действует на попавших под его воздействие почти как и само облако гномьей пыли. Как мы говорим — глаза не отводит, но мозг обманет. То есть действует на подсознание. Что способствовало гномам экономить гномью пыль из-за своей прижимистости.

— Жадности, — буркнул Сэм. Его взаимоотношения с гномами — это отдельная история.

Бобо развел руками:

— Ну или жадности, кому что, и как.

— Очень любопытно, и как бороться с этой штукенцией?

Гном усмехнулся, собрал в ладонь пыль со стола — специально туда ее насыпал, и до поры до времени никто не знал, зачем — и дунул ею в это облако. Эффект был удивительный! Видимые в очках частички гномьей пыли неожиданно изменили положение: некоторые опустились ниже, другие выше, но, правда, снова застыли в своих пространственных точках.

— То есть пудра и пыль? — проговорил Нэй.

— Нет. На самом деле в пудренице, как я уже упоминал, именно пыль — обычная пыль помещений. Не грязь, а именно пыль. Поэтому гномья пыль — пылью и называется. Не от того, что сама пыль, а от того, что взаимодействует только с пылью. Но, как ее добывают, я говорить не буду. Впрочем, есть еще одна возможность передвинуть облако — это огонь, точнее, дымный огонь или лучше всего черный огонь, когда в нем много черной смоли, такой вонючей гари, мерзкой.

— Резиновые покрышки? — проговорил Нэй.

Бобо качнул головой:

— Ну да. Можно и их применить. Резина — хороший ингредиент против гномьей пыли. Но как мы понимаем, это все не уничтожает гномью пыль, а просто ее перемещает. Правда, сам огонь — чистый, истинный — может уничтожить гномью пыль. Но мы ведь понимаем, что никто в здравом уме не будет избавляться от гномьей пыли, разжигая огонь в помещении. А огненный фонарь или факел не панацея от гномьей пыли, хотя в чем-то помочь они могут. Но на открытом пространстве вполне возможно, но не всегда, так как сам огонь субстанция капризная и может спалить пыль, а может, и нет. Этот вопрос до сих пор изучается. Поэтому для уничтожения пыли применяются более мягкие способы. Ну, например, чтобы уничтожить гномью пыль, нужно превратить ее из облака в, например, в пятно на земле. То есть превращаясь в грязь, она перестает быть опасной и теряет свои свойства.

— Нужна вода с пылью или кровью, или с чем-то еще, что способно превратить ее в грязь? — проговорила Элли.

— А если взять ведро с грязной водой? — поделился мыслью Сэм.

— Ты удивишься, но ничего не произойдет! Как это не парадоксально, но грязная вода в ведре, которую выливаешь на это облако — я не буду тут экспериментировать, сами понимаете, почему, как и разводить огонь — никак не действует на гномью пыль и ее пространственную сущность. А вот если эту грязную воду залить в такую вот брызгалку, по-простому — клизму, то эффект превзойдет все твои и наши ожидания. Конечно, не совсем грязь должна быть, а именно пыль с водой или кровь с водой. Хотя и чистая кровь действует эффективно, но мы ведь не будем и кровь себе пускать для уничтожения гномьей пыли, — Бобо прижал руки к вискам. — В общем, это не поддается объяснению, и еще многие капризы гномьей пыли не описаны и не изучены.

— Вы создали монстра, с которым не можете справиться и понять, — это вставил Нэй, но скорее не осуждающе, а философски.

Бобо пожал плечами:

— Как и любой ученый, даже если он думает, что перед тем, как создать, он думает, что знает, что создает. А если считать, что гномью пыль мы получили совершенно случайно, то это вообще темный лес.

— Скорее уж дебри, — Нэй усмехнулся. — Но несмотря на все капризы, гномья пыль ушла в народ и довольно бойко им применяется.

— Ну не то чтобы бойко и не совсем в народ. У нас ведь заключен договор с Тайной канцелярией и Гончими.

— Это как это? — об этой стороне вопроса Нэй не знал.

Бобо вздохнул, почесал затылок, видимо, понял, что сболтнул что-то лишнее, и проговорил:

— Варить гномью пыль могут всего несколько алхимиков-гномов и несколько алхимиков среди людей. Но, как я знаю, люди-алхимики ее на сторону не продают, у них ее не так много для продажи, то есть продажа идет только через гномов и только в Некроне. Хотя на самом деле сюда приезжают посредники, а куда гномья пыль идет дальше, мы уже не знаем. Иногда приезжают люди из Тайных канцелярий городов или отделов Гончих. Ребята, конечно, пытаются косить под посредников, но их легавость за версту видно, — он усмехнулся этой своей фразе. — Как я знаю, им гномья пыль нужна для экспериментов, они пытаются создать антидот, который не будет влиять на способности гончих, на их дар…

— Я слышал, что гномья пыль съедает дар гончих чувствовать преступление, — проговорил Нэй.

— Съедает? Хорошее слово ты подобрал. Мы же говорим «вымывает» или «размывает», потому что кровь — это жидкость, а гномья пыль и антидот действуют через кровь. Но, это не совсем так. Съедает дар, возьмем твою мысль, именно антидот! Обычный антидот, который помогает избавится от воздействия гномьей пыли, сам воздействует на дар не только гончих чувствовать след, но и любой другой дар. Тебе это не грозит, на тебя гномья пыль не действует. Конечно, антидот это делает не сразу, но чувствуется, как сила дара уменьшается, и для его восстановления нужно время, порой большое время. То есть гончие попадают в ловушку, так как сама гномья пыль воздействует отрицательно, и антидот так же для гончих вреден, даже больше опасен, чем гномья пыль. Получается этакий порочный и замкнутый круг, где то, что должно помогать, приносит еще больший урон. Вот поэтому алхимики Гончих и пытаются найти антидот, который не съедал бы... «Очень хорошее слово ты подобрал, Нэй! Да, да! Очень хорошее слово!» Или не вымывал дар гончих. Но, как я слышал, у них так ничего пока и не получилось.

— А что за договор?

Бобо плечами пожал:

— Мы договорились, что стоимость гномьей пыли будет запредельной, чтобы мало кто мог бы ее купить. Хотя все равно покупают. И договорились об особой цене для самих Гончих и Тайничих, хотя ребята еще не разу не купили по договорной цене, — он пожал плечами. — Даже не знаю, зачем играют в шпионов. Ну и передаем имена всех покупателей в Комендатуру Некрона, хотя и тут ребята только фиксируют, но ничего не предпринимают.

— Ну тогда и нас тоже занеси в списки, — Нэй усмехнулся. — Причем мы возьмем все, что есть у тебя и у всех алхимиков, которые ее варят. Да, и очки тоже все заберем, вы еще себе сварганите, а нам для дела нужно.

— Всю гномью пыль?

— Да. И сколько ее у тебя наберется?

Гном снова почесал затылок, посмотрел на пудреницу:

— Ну, фунтов шесть наберу. То есть штук двадцать пудрениц. Она еще довольно тяжелая субстанция для пыли, так что не думайте, что эти шесть футов очень много.

— Да, я слышал об этом. А у остальных?

— Меня тут давно не было, поэтому я не продавал гномью пыль, правда, и не варил тоже. А вот другие, уверен, без дела не сидели. Но думаю, тоже не больше шести фунтов у всех. Гномья пыль, в отличие от антидота, варится очень долго — сто восемьдесят шесть дней и в малых количествах. Один котелок. Два уже сложно держать и отслеживать, ну, а три или четыре — вообще не слышал, чтобы кто-то... Хотя, нет! — он замотал пальцем, вспоминая. — М-м-м… Да! Есть среди людей такой алхимик, Сатр Леко зовут его, все расспрашивал меня, можно ли запустить сразу четыре или пять котелков. Я только плечами пожал, но сказал, что вполне возможно, ну если вообще не спать первый месяц, ну а там уже полегче будет.

— И ты остался в живых после общения с ним?

Бобо пристально посмотрел на Нэя:

— Хм… Это Некрон, здесь свои законы. Хотя, будь я где-нибудь в другом месте, мог бы и не уйти живым. Ты прав, он очень опасный человек, — и вдруг спохватился. — Ты его знаешь, что ли?

— Так, — Нэй сделал непонятный жест рукой, как будто отмахивается, — пришлось столкнуться на узкой дорожке, — и тут же посерьезнел: — Значит. всего двенадцать фунтов, и это будет… Это будет… Это буде-е-ет… О-о-о! Господи, Великий Скирия! Это будет сумасшедшая сумма! — посмотрел на Сэма: — Сэм, распаковывайся!

Да, забрали всю гномью пыль. Причем сторговались на сумму в два раза меньшую, чем все эти граммы-дримы гномьей пыли должны были стоить по договору между алхимиками и Гончими. А еще эти все алхимики наварили антидота для людей. В отличие от гномьей пыли, он варился быстро — десять дней, это очень быстро! — и не требовал особых условий.

Зачем?

Нэй как-то сам испугался своих мыслей, но у него вышло, что он создал первое в мире Каракраса химическое оружие направленного действия! Аж в дрожь бросило от таких чудовищных мыслей.

И Нэй, конечно, надеялся, что его не придется применять.

И очень обрадовался, что так и не пришлось применить.

Хотя в начале похода всем воинам двух когорт и отряду Хранителей были розданы поясные сумочки и был проведен инструктаж, что с ними делать, когда и зачем. Сумочки простые, но крепкие, с двумя отделениями — в одном пузырек антидота, а во втором три маленьких шарика, наполненных небольшим количеством гномьей пыли, смешанной с обычной пылью для распространения, с двумя капельками крови для усиления эффекта распространения — все воины когорт предварительно сдали кровь! При этом капитан-лекарь никакого скандала ни учинил, хотя в тот момент кругом были иголки — с одной капелькой человеческого антидота, и замешано все было на тяжелой воде. Эта смесь сразу тафгура не убивала и была получена благодаря экспериментам с «похищенным» тафгуром.

То есть в кризисной ситуации кидаешь шарик и тут же пьешь антидот. Тафгур при этом сразу же теряет ориентацию в пространстве, и у него начинается вынужденный отходняк от превращения. А если он еще эту смесь вдохнёт или выпьет, то даже дистиллят может не помочь! Была как-то мысль отравить все источники питьевой воды тафгуров этим биологическим оружием, но Нэй отказался от этой мысли. Так как это была бы верная смерть расе когтистых, даже ансортия не помогла бы. Да, и людям бы досталось, так как и на них, не смертельно, но тоже действовала эта гадость.

Но слава богу, таких ситуаций, где пришлось бы применить спецсредство, не было, а какие ситуации были, не привели к применению этого оружия против когтистых. Конфликты были, но у сторон хватило ума не доводить дело до обострения.

Поэтому уже через натиру все сумки были сданы на специальный склад в подвалах Замка, от греха подальше.

Конечно, появилось скупое чувство, что пришлось потратить чуть ли не целое состояние, конечно, не только свои деньги, но и друзей, а гномья пыль так и не пригодилась. Но, с другой стороны, это все неплохо сработало как страховка. А куда деть гномью пыль, Нэй еще не думал, но обязательно придумает.

Что касается сундука...

Как говорится, если создал оружие, то следует придумать и контроружие, которое справится с этим оружием. Нэй не собирался убивать когтистых, он надеялся, и его надежды оправдались, что это страшное средство не будет применено, но если все-таки применение состоялось бы, то в этом сундуке было то, что могло остановить распространение этого оружия — какая-то тавтология. Впрочем, сундук был рассчитан только на одиночное применение содержимого или небольшой группы. Ну кто будет вкалывать антидот при масштабных боевых действиях? Тут уж не до нежностей. Хотя и тут были варианты.

Да. В сундуке находилась сотня одноразовых шприцов, заряженных очищенной водой — дистиллятом. Еще пять фляг с дистиллятом по фимте в каждой, и еще пять сотен одноразовых, пустых шприцов.

Правда, была трудная задача, кому доверить сундук из объединённой медицинской службы лагеря. Молина отпадал сразу, хоть он и был магом-лекарем, но отзывы о нем как о человеке были не самые лестные — что доказывала его истеричность! — но как целитель он претензий не вызывал, хотя Целительская Школа Рохбута, в которой он учился, была слишком консервативна к новым методам лечения, что тоже доказала история с сундуком и флягой. В общем истеричность и консерватизм — плохие советчики.

Все его помощники были им затюканы до состояния, когда напрочь отсутствовало собственное мнение, что тоже не приводило в восторг и не помогало в выборе.

Оставались лекари из Внутреннего Конвоя, которые оказались более свободны в суждениях и мыслях, хотя им и приходилось считаться с авторитетом Молины, который был назначен, слава богу, пока временным начальником медицинской части объединённого лагеря. Тут Нэй и выбрал Самуэля Моргуна, молодого, умного парня, лейтенанта медицинской службы, обладающего не магическим, но все же целительским даром. И он воспринял ответственность, возложенную на него, с полным пониманием, ответственностью и отдачей. Но оказалось, что был он любопытен — в хорошем все-таки смысле — и во всем старался дойти своим умом. А шприцы и в самом деле могли удивить кого угодно, и желание понять, что это и откуда, появилось бы у кого угодно.

Правда, о его конфликте с главным магом-лекарем Нэй подробно узнал вот только что. Ну, и конфликт этот и вылился в эту историю с гауптвахтой — Нэй на десять секунд заглянул в Локрус.

20 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии…

Объединённый военный лагерь в Баронстве Сошор…

Полдень…

— Да мне плевать, кто он!

Нэй встрепенулся от этого крика. Вскочил и сел на нарах. Мотнул головой. Он, оказывается, уснул, ну тоже хорошее дело. Сон никогда не помешает.

А вот два других арестанта, кажется, и не ложились, и не пытались даже попробовать поспать. Сидели на соседних нарах. Холодно не было, но они как-то странно сжались, и разве что не дрожали. Но вот лица у них до сих пор были очень испуганными.

Прошло еще несколько секунд, и послышалось какое-то бормотание, и снова крик властный и мощный:

— Знаешь, что, дорогой мой полковник! Я сейчас возьму сорву с тебя эти петлицы! Сам тебя возвысил, сам и разжалую! И будешь ты вот здесь полы драить!

Нэй даже и предположить не мог, что Артур так может кричать. А говорил, что не имеет к командованию способностей. Балбес.

Нэй вскочил на нары, подлетел — в прямом смысле — к решётчатому окну, устроенному почти под потолком, на высоте трех ярдов, и выкрикнул в окно, увидев Артура и полковника ди Урха:

— Артур, полковник не виноват! — еще не хватало потерять такого отличного офицера из-за истерики его РОДСТВЕННИКА.

Ну, как было понятно из фамилии капитана-лекаря, он был родственником полковника ди Урха. Двоюродным братом, если точнее.

— Брат, как ты там? — крик Нэя отвлек Артура от разборок, и это было хорошо.

— Э… Нормально! — и Нэй высунул руку из решетки с поднятым большим пальцем.

Артур заулыбался:

— Хорошо. Сейчас придет тяжелая артиллерия и вытащит тебя.

Нэй увидел Сэма.

— Э… Не надо ничего ломать! Просто дверь камеры откройте, и мы выйдем.

Ну, дверь и открыли.

Она открывалась в коридор, но открылась вовнутрь камеры, так как Сэм все-таки решил ее сломать. Ударил своим кулачищем, и она не слетела с петель только из-за их огромных и мощных размеров, от чего просто вывернуло дверной косяк.

И его улыбка-оскал как награда орча-освободителя:

— Тесно тут как-то.

Нэй усмехнулся, опустился на пол.

— Выходим, парни.

Вышли.

Когда вышли, Нэй попросил сержанта и Самуэля подождать его у входа в гауптвахту, а сам подошел к Артуру, одетому по всем правилам протокола в герцогское платье. Выглядело это на нем сногсшибательно! И на его фоне полковник в полевой форме, немного мятой, смотрелся, как какой-то босяк на паперти.

— С тобой все в порядке, брат? — проговорил Артур и принялся ощупывать Нэя с ног до головы. Было щекотно.

— Со мной все в порядке! — очень членораздельно проговорил Нэй, но отмахиваться от друга и Принца Крови не стал, хотя и было немного не по себе от этих ощупываний.

— Хорошо! — Артур наконец прекратил осмотр Нэя. — Я тут, видите ли, просыпаюсь, и меня тут огорошивают сообщением, что Нэй Вейн арестован! И сидит на гауптвахте!

— Это кто такой быстрый?

— Тебе скажи, самому захочется, — и, вздохнув, Артур проговорил: — Ну, на самом деле я тут был, в своей палатке, — сказал он и густо покраснел.

— Артур! — воскликнул Нэй. На самом деле Нэй не собирался вмешиваться в дела друга, просто с женщинами он стал в последнее время не сдержан на язык. Наговорит в три короба, а потом за ним расхлёбывай. Хм… Женить его надо.

— Ничего такого! Просто милая дочь, то есть ночь, то есть дочь одного дворцового франта, тут на лекарской стажировке. Ну, заодно глаза и уши, что тоже дело хорошее. В общем, у них подъем — у меня сон. А она где-то час, назад, или чуть больше, одеться ведь нужно мне было, приходит и говорит, что хорошего парня арестовали, Самуэля Моргуна, лекарь от бога, помочь бы надо, ну и с ним каких-то сержанта Лупа и господина Нэя. Я чуть с кровати не упал! Поэтому я очень счастлив, что с тобой все хорошо, брат!

— Артур, ты меня уже третий раз называешь братом!

— Да! И на этот раз ты не отвертишься!

— Это как это?

— Я все время, пока мы тут, думал, как бы все твои капризы обойти. А то как девица, этого не хочу, того не хочу. Ты уже вырос из сошо, а все капризничаешь! И сегодня меня осенило! Точнее, чуть раньше, вот из-за них, — он указал на удивленного ди Урха. — Просто не было случая тебе эту мысль сообщить. А сегодня в самый раз, — и улыбнулся во всю ширь своего рта. — Мы с тобой побратаемся! Ты станешь моим братом, и я наконец обрету покой в своем сердце!

— Артур, но ритуал побратимства очень долгий! — Нэй-то говорил, но челюсть его уже давно лежала на земле.

— Именно, брат мой! — Артур и нежно так по груди Нэя похлопал. — Поэтому я и говорю тебе сейчас, чтобы ты посидел, подумал, поразмышлял и… согласился! Никаких отговорок и никаких отказов не принимается! Даже смерть тебя от этого не избавит. А когда приедешь в Мир Рошанский, мы все обстоятельно обговорим, провернем, и ты наконец займешь достойное место, которого заслуживаешь! А то вздумал тут капризничать, капризуля в трениках, — и снова засиял своей улыбкой. Повернулся и, насвистывая что-то очень веселое, даже несколько раз подпрыгнув от радости, направился прочь от ошеломленного Нэя и не менее обалдевшего от всего полковника ди Урха.

Когда Артур шел, двое молчаливых, стоявших чуть в отдалении, стали двигаться к Принцу, чтобы занять место за его спиной в охране, но за секунды до того момента, как Артур должен был скрыться за их широкими спинами, он развернулся и прокричал:

— Никаких отказов, Нэй! Он все видит, и Он уже согласился и принял мое решение! — указал на небо рукой. — И я люблю тебя, брат мой!

— И я тебя, — Нэй все еще пребывал в шоке от решения Артура, но все-таки тихо добавил: — Брат мой.

И тут Артур вдруг снова выглянул между молчаливыми:

— И вечером продолжение банкета! Не опаздывай!

— Банкет? — Нэй головой замотал. Какой банкет?

— Нэй, спасибо тебе, что спас мою шкуру, — полковник вернул Нэя в реальность.

— История еще не закончилась, — тот посмотрел на полковника. — Пусть брат твой собирает вещи и уезжает срочно из лагеря. Куда угодно, но подальше отсюда!

— Э…

— Просто, если он сейчас нарвется на нее, то точно останется без головы, — проговорил Нэй и указал на идущую в их сторону очень грозно выглядящую Элли. Правда, Артур ее немного задержал.

— Спасибо, Ваше Высочество! — полковник склонил голову.

Челюсть Нэя снова упала на землю.

— Пусть и неофициально, пока неофициально, но вы стали братом Принца Крови, а значит, вы возвысились до Принца Слова, Ваше Высочество.

— Пошел вон! — но Нэю хотелось смеяться. — Спасай брата своего!

— Да, Ваше Высочество! — и полковник и в самом деле побежал.

Подошла Элли и без слов принялась осматривать Нэя тоже с ног до головы. Спросила лишь единственное:

— Куда он побежал так резво?

— Спасать своего брата от разъярённой фурии.

— О, да, я и забыла, после сообщения Артура, — она дернулась было в сторону.

— Не нужно, солнце мое, — Нэй придержал ее за руку. — Пусть никто сегодня не умрет.

Элли только осталось пожать плечами.

— Ладно, пусть живет, — она махнула рукой, и уже серьезно: — Я должна тебя поздравить?

— Ну, я пока сошо.

— Я тебе откажусь! Прокляну в миг! — Элли улыбнулась. — Принц-сошо — звучит.

Нэй усмехнулся:

— Лучше уж человек-сошо.

— Хорошо, Ваше Высочество, — и она покорно склонила голову. А потом рассмеялась.

Нэй в сердцах плюнул, но тоже не удержался и рассмеялся.

Ну, не Владыка Морской. Но тоже достойное место.

Достиг?

Добился?

Счастлив?

Ночь того же дня.

С 20 на 21 августа (иль).

Мысль о банкете как-то ускользнула от Нэя. Забыл он об этом. Сначала занимался ребятами — сержантом Никором Лупом и Самуэлем Маргуном. Проводил психологическую их релаксацию, а то совсем парни заледенели. Наблюдал, как отъезжает капитан-лекарь. Потом что-то решал с тафгурами. В общем, закрутился. И даже спать собрался в часов одиннадцать уже вечера. Но Элли, такая желанная, куда-то запропастилась. А когда появилась:

— И чего ты тут разлегся?

— А, что такое? — он был сама наивность.

— А банкет в честь тебя?

— Банкет? В такое время?

— В какое время? Самое что ни на есть правильное, нормальное время для банкета! — и бросила на кровать объёмный свёрток. — Оденьтесь, Ваше Высочество! — сказала она очень серьёзно, без всякого ехидства.

Нэй развернул сверток и присвистнул. В нем лежал полный комплект дворянского платья — дорогое нижнее белье, светлые штаны, иссиня-черные сапоги из ярхи, белая рубаха э… с кружевными манжетами, кожаный пояс-ремень, сиреневый камзол и даже черная треуголка с позолоченной бахромой. Одежда этакого франта. И все из очень дорогих тканей, одна шелковая рубаха чего стоила.

— И это все ради банкета?

— Ты должен сиять! Поэтому и такое платье, — Элли улыбнулась.

Нэй почесал затылок, пожал плечами и принялся одеваться. Тут было что-то не так с этим банкетом, но выяснять уже не было времени и, если честно, желания. Пусть идет все как идет, да и Элли рядом. Чего еще нужно?

Когда он оделся, Элли его пристально оглядела, ну, как утром, удовлетворенно хмыкнула, качнула головой, проговорив что-то о «хороших портных», и совершенно неожиданно накинула на глаза Нэя повязку.

— Эй! Это что такое?

Послышалось хмыканье эльфы и ее голос:

— Ты мне доверяешь?

— На все сто!

— Тогда доверься мне и ни о чем не беспокойся.

Нэй только пожал плечами, вздохнул и дал окончательно завязать себе глаза.

Банкет начинал казаться каким-то уж слишком таинственным.

К чему бы это?

Они шли по коридорам замка минут пять и все время вниз. В подвал? Банкет в подвале?

Да сдался тебе этот банкет! Тут явно что-то другое намечается. Ага. Насмотрелся в Локрусе всяких таинственных обрядов, в которых Учитель участвовал, и не только в этом мире, и теперь думаешь, что и тебя сия участь постигла?

Элли масон? Или Артур? Ну, друг его может; там, во Дворце, в Мирминоре, чего только нет из объединений и союзов разных тайных и очень закрытых.

Не, правда, куда идем-то?

Элли открыла очередную дверь.

Нэй почувствовал, что помещение, куда они пришли, было огромным, пахло благовониями и сыростью, но и приятно веяло свежестью и чувствовался уют.

И что дальше?

И тут Элли сняла с глаз Нэя повязку.

Хорошая повязка, не пропускала свет, потому что в первую секунду Нэй зажмурился от очень яркого света фаеров и десятков свечей — фаеры под потолком, а свечи в канделябрах на полу и постаментах — небольших каменных кубах в углах помещения. А когда глаза привыкли, то он увидел довольно любопытную картину.

Помещение — подвал. Высокий, арочный. Скорее всего, тут в прошлые века был какой-то алтарь. Нет, не так — алтарь оставался. Вообще в скирианстве была традиция создавать, кроме «земных церквей», как называли обычные храмы, и подземные церкви, в память о полуторавековой истории катакомбной веры, когда скириане прятались от жестокости эльфов, ими правящих и очень не любящих — точнее, боящихся — скириан.

Поэтому это и была такая вот подземная церковь, в которой в этот момент собрались все близко знакомые Нэю люди, и Сэм с Элли, за его спиной, как единственные представители своих рас.

Главой всему тут был Артур, облаченный в свой великолепный белый герцогский наряд, сверкающий еще большим числом бриллиантов! Ди Урх, ди Мирн и ди Орд, каждый в новой, с иголочки, форме полковников — видимо, чтобы не выделяться друг перед другом. Изабелла и Ойра в сногсшибательных платьях. Первая в зеленом, вторая в розовом. Само собой, Комис в зеленом камзоле под стать своей жене, они даже сливались вместе, воедино. Атан Селистер в своем немного потрепанном черно-красном одеянии, увешанном колокольчиками. И чуть позже Нэй заметил и Вурха с Кари в своих традиционных для тафгуров серых штанах и рубахах. И Аргхартума с Шаршани, тоже в сером, но непонятно, в чем. Были тут и «сестры» — Селеста, Норма, Цилия.

Хм. Весь ближний круг в сборе.

И все такие нарядные.

Нэй хотел было произнести этакое веселое: «Привет» и, улыбнувшись, ручкой помахать, но Артур его опередил, произнеся довольно властно и громко:

— Нэй Вейн! Подойдите ко мне!

— Артур, я…— попытался было что-то сказать Нэй.

И тут же получил в ответ:

— Нэй!

Они все явно репетировали этот возглас, потому что он получился на удивление мощным и единым. До такой степени, что Нэй чисто инстинктивно отскочил назад — можно сказать, испугался! — но позади него была ведь Элли, которая не дала ему возможности убежать, если бы он захотел, или сильнее испугаться, а просто взяла и подтолкнула Нэя вперед, к возвышению, на котором стоял Артур и высился скирианский алтарь.

Точно репетировали. Когда успели?

Нэй подошел, поднялся на семь ступенек, и теперь они с Артуром стояли у алтаря, а все остальные расположились вокруг священного места.

— Нэй Вейн! Преклоните колено! — Артур продолжал гнуть официальную линию и в голосе, и в поведении.

— Артур, я не буду давать вассальную.

— Нэй! — снова возглас всех в зале, от которого по телу Нэя пробежали мурашки.

— Хорошо, хорошо! — он поднял руки и опустился на левое колено.

— Нэй Вейн! — голос Артура возвысился еще сильнее. Он взял с Алтаря меч, в котором Нэй узнал свой Нордвейн — хм… он же его спрятал! — и возложил его на правое плечо посвящаемого и продолжил: — За заслуги перед Людьми! За заслуги перед Короной! За заслуги перед Суркенским Герцогством! За заслуги перед Баронством Сошор! Я, Артур, Герцог Суркенский, данным мне правом Богом Великим Скирией и Короной, посвящаю Вас, Нэй Вейн, в наследуемое дворянство, и дарую Вам титул Грандера Сош! Отныне и вовеки веков, Вы, Ваши дети, Ваши потомки обладают всеми правами дворянской крови. Обладают всеми привилегиями дворянской крови. Но также и обязанностями дворянской крови. Отныне и вовеки веком да не оскудеет кровь Вашего рода и Вашего имени. Аминь!

Несколько секунд паузы.

— Встаньте, Нэй Вейн, Грандер Сош! И примите этот меч, как знак нашего высочайшего соизволения и нашей высочайшей милости. И как знак нашей дружбы и братской любви!

Нэй уже стоя, принял меч, поцеловал его. И проговорил:

— Служу Людям!

Где-то заплакал младенец.

И тут. Очень как-то неожиданно.

— Я сделал это! — от официоза Артура не осталось и следа. — А-а-а! — он даже запрыгал и ногами затопал. А потом обнял Нэя, который чуть было не поранил друга мечом, но сработали инстинкты.

Все заулыбались, потянулись к алтарю и принялись поздравлять Нэя с возвышением, и титулом, немного непонятным, точнее, совершенно незнакомым!

Нэю он тоже был неизвестен:

— Грандер? Это что за титул? И почему Сош?

— О! — Артур вознес палец к небесам, к потолку. — Это довольно любопытная и старая история. Расскажу за банкетом. Столик мы тут небольшой организовали. Точнее, наши прекрасные женщины. Чаровницы и рукодельницы.

— Э? — Нэй пристально посмотрел на Артура.

— Ну, могу я немного помечтать?

— Смотри чтобы эти мечты не отбили тебе все необходимое для мечтаний.

— Ну, вот ведь зараза! Взял и весь пафос испортил! — но Артур тут же улыбнулся и прижал Нэя к себе. — Теперь мы вместе, и теперь только вперед! И вверх!

Нэю осталось только вздохнуть.

Банкет, круглый стол, был организован в соседнем помещении. Если есть подземная церковь, то есть и подземная трапезная, в которой люди принимали пищу после службы, вознося хвалу Великому Скирии, который не оставил братьев и сестер своих без хлеба насущного.

Конечно, сегодня была не служба, но и возвышение — тоже повод к небольшой трапезе и молитве Великому Скирии. Конечно, не сказать, что хлеб насущный сейчас доставался легче, чем тысячу лет назад, но его хоть не отбирали сверх меры Высокие эльфы своими жестокими налогами — впрочем, налоги нигде и никто не любил.

Но именно хлеб был главной трапезой на таких застольях. Еще овощи, фрукты и вино. Когда-то просто жим отходов, а сейчас чуть лучше, но все равно по традиции в таких трапезных никогда не употреблялось дорогое вино. Все было подчинено моменту, пусть и не тайная молитва, но тоже ритуал, обращенный к Великому Скирии. Он ведь должен принять это возвышение.

Все расселись за столом. Артур на восточной стороне, слева от него Нэй, справа Элли; все остальные, кажется, не особо заботились о сторонах света. Даже Сэму место нашлось, он на пол присел, на мягкие, южные подушки, как раз его роста хватило для нормального застолья с его стороны.

И перед тем, как приступить к торжественной трапезе, взявшись за руки, произнесли общую молитву: «Брат наш Небесный Скирия Великий», единым и мощным гласом.

А после...

— История эта, на самом деле, очень длинная и поучительная, но я расскажу ее вкратце, — Артур посмотрел на Нэя. — У тебя учусь, друг мой, не забывать то, что требует ответа, чтобы никто не давил на любимую мозоль своими вопросами.

Нэй только бровью дернул. Вкратце рассказывать он ничего не любил и не умел. Но это так, к слову.

За столом послышались смешки. Артур тоже улыбнулся и продолжил:

— Но сначала должен поблагодарить наших полковников за их случайную оплошность, которая и привела меня к этой мысли, о мысли побратимства с Нэем.

Все удивленно уставились, не на Артура, а на трех полковников, а они заозирались, не понимая, при чем они тут. А Артур продолжил:

— После этого я отправил свою мысль гонцом в Мир Рошанский; прости, Нэй, но ты о нем знать был не должен, и как раз в утро, когда тебя «арестовали», я получил ответ от деда нашего Короля Урбана IX и отца нашего Отона, о согласии на это побратимство. Дед, кстати, очень хочет с тобой встретиться; отец, конечно, тоже, но дед явно что-то задумал, — и он усмехнулся.

— Да что произошло-то? — Нэй задал вопрос, который, кажется, у всех вертелся на языке, особенно у полковников.

— А ты вспомни, как они к нам обратились?

Нэй прикрыл глаза и вдруг ошарашенно выдохнул:

— Ваши Высочества?

А полковники замотали головой — не говорили они этого! Ну не может такого быть!

— Точно! — Артур радостно хлопнул по столу ладонью. — Правда, я тоже особо внимания не обратил, только ночью сон приснился, и я аж вскочил и так и бродил по своей комнате до утра. Это явно был знак свыше! Ну, а титул Грандера — это чтобы сбить с тебя спесь сошо. Вот! Маленькая моя месть за все твои капризы!

Все заулыбались, а Нэй густо покраснел.

— Но вернемся к рассказу о титуле. Титул этот — Грандер — появился, когда мой, — и Артур тут же поправился, — теперь уже наш с Нэем, предок, прапрапрапрадедушка, или еще пра- пару раз добавить, всегда путаюсь. А может, их и меньше… Так вот, когда наш прадедушка, еще не Король, а всего лишь Второй Носитель Права и племянник Альфины — Урбан, который через некоторое время станет Королем Урбаном VI, боролся за престол с Арту… э… c Узурпатором Трона — бывшим Первым Носителем Права, но захватившим Трон без Выбора Предков. От этого его и называли Узурпатором. Само собой, путешествие по Каракрасу, борьба со шпионами Узурпатора, бегалки и пряталки не могли не повлиять на жизнь Урбана и его окружение. Честно говоря, к своему последнему походу в Мир Рошанский, после которого он и взошел на престол, его окружение было представлено довольно большим и пестрым количеством народа, из которых дворянами было всего четыре человека. Были, конечно, благородные и с воссиянием, пять сошо артистов бродячего цирка, но, как я говорил дворян, было всего четыре человека.

Я это к тому, что всем известно, что вход в основной Главный Мир Рошанский закрыт большинству благородных и воссиявших, не говоря уже о сошо. О прорыве с боем никто даже думать не мог, в этом не было смысла; но, как задумал Урбан все должны были войти в Мир Рошанский без проблем, а там и во Дворец, в Мирминор, чтобы уже точно Урбан имел самую что ни на есть верную поддержку. Он ведь жил во Дворце и знал, что там творится, — Артур усмехнулся. — Впрочем, там и сейчас демон что творится. Ничего не изменилось за восемьсот лет.

Он помолчал и продолжил:

— И самое интересное, что среди как благородных, так и сошо нашлось много вот таких, как Нэй, капризуль, которые напрочь отказались от титулов и званий, которые должны были привести к вассальной клятве. В этом нет ничего зазорного и глупого, вассальная клятва — это всего лишь слова о верности. Но при этом все подразумевают подчинение, — вздохнул. — Что тоже правда, от чего вассальная клятва между друзьями эту дружбу разрушает. Вот поэтому Урбан и ввел в обиход этот титул — Грандер. Что это слово означает на самом деле, он так и не рассказал, оставил интригу. Но, считается, что это «друг» на каком-то из древних утраченных языков. А может, он этим словом назвал фургон цирка, наполненный оружием — мечи, шпаги, амуниция. Ведь порой такой оружейный вал называют немного пренебрежительно: «Ну и грандов тут навалило!» Помнишь, Нэй, старик капитан-оружейник Нокри любил так о своем складе говорить? — Нэй мотнул головой, подтверждая. Любопытная версия, надо сказать. — Но, думаю, эта версия просто версия. Все-таки Грандер стал очень серьезным титулом, хотя и применялся только один, ну уже два раза, если сегодня брать. И ни от кого Урбан не требовал личной вассальной клятвы, заявив, что наделил титул Грандера некоей свободной и неподчиненной составляющей. В общем, существует его объяснение статута титула, но его лучше не читать, иначе голова может лопнуть. То есть старые титулы обладали определенными ограничениями, но сразу посвятить в Графы, а тем более в Герцоги Урбан просто не мог, а все нижние титулы, те же бароны, виконты, своны и пары, как известно, на начальном этапе, даются только личным вассалам. Поэтому Урбан и придумал новый титул, в котором ненужно было что-то менять, тем самым нарушать определение, что могло, в определенных обстоятельствах, привести к отмене возвышения, а только создавать. А перед входом в Мир Рошанский все прошли через Арку Благородства, что по-другому просто невозможно, так как Арки, как кто знает, и есть ворота в Главный Город. При этом Урбан выпил пару литров зелья-капюшона, чтобы не засиять, как Принц Крови. А потом натиру отлеживался, так как схватил простуду. Но, как мы знаем, все обошлось, и мы сейчас те, кто мы есть. Уф, — Артур мотнул головой, с улыбкой поднял руки. — Все, не спрашивайте меня больше ни о чем! Даже если ничего не поняли! — он улыбнулся, и после короткой паузы продолжил: — При этом он каждого, кого возвысил, наделил и дополнительным именем. Так, например, акробат и силач, и весельчак, сошо Инар Картор стал Инаром дер Картором Грандером Карт, впоследствии основателем династии и ставшим Первым Великим Герцогом Картийским. То есть у каждого посвященного Урбан изымал несколько букв из фамилий, и так получались дополнительные имена ну, или торжественные. Урбан VI вообще хорошо так прошерстил старую аристократию по заветам Маркитона V. А с Нэем я подумал, что его торжественное имя по фамилии — это банально, и раз у нас тут все связано с «сошо», то и Грандер он будет Сош. В память о нашем величии!

Закончил, и неожиданно все за столом зааплодировали!

Говорил Артур, а Нэй все больше краснел. Пришлось встать под эти аплодисменты, Артур в бок толкнул, и поклониться всем присутствующим. И сел только через пару минут, когда наконец аплодисменты стихли.

Всю историю Артур рассказывал сидя, но сейчас он встал, выпрямился, поднял бокал. Все тоже дотронулись до бокалов, но вставать пока не стали. Время для главного тоста?

— Я хочу выпить за тебя, брат мой! — он немного помолчал, усмехнулся. — Я всегда хотел такого брата, как ты. В детстве, в юности, когда пошел в Граничный патруль. Братья, конечно, были, и есть, пятеро, и сестры, тоже есть, целых четыре красавицы, но королевская традиция воспитания такова, что если дети от разных матерей, то и воспитываются раздельно друг от друга. А я единственный ребенок Арданы и Отона — отца моего. Я только на балу в честь своего восемнадцатилетия познакомился с большинством своих родственников. Отец, конечно, не сумел переплюнуть своего отца, моего, нашего, деда по количеству детей, но тоже особо силы свои не экономил, — он улыбнулся. — Поэтому, когда я встретил тебя, даже не понял поначалу, что произошло в моей душе, в моем сердце. Да, и вообще сошо вызвал у меня противоречивые чувства. Помнишь ведь, как я дергался, сидя рядом, — все за столом улыбнулись. — Но постепенно я пришел к мысли, что ты именно тот человек, который достоин зваться моим названым братом. Да что там названым! Настоящим! Правда, как ты можешь заметить, шел я к этому осознанию целую вечность, — он вздохнул. — За тебя, мой друг и брат мой. Сегодня твой праздник! Сегодня твой день! Новый день рождения. Ну, а друзья и любимые всегда будут рядом. За тебя Нэй! Ура!

Все поднялись со своих мест, послышался звон бокалов, возгласы поздравления, улыбки и здравицы.

— Мы те, какими нас делают демоны наших душ, — тихо проговорил Нэй. К этому его демоны готовили?

И Артур тут же добавил:

— Но любим мы только тех, кто способен выдержать демонов наших сердец.

— Тяжелую шапку ты взвалил на меня.

— Ну, хотя бы сегодня будь счастлив. А будней ты просто не заметишь. Это я тебе как брат обещаю!

— Так и знал, что я тебе для интриг нужен, — но это было сказано с улыбкой.

Артур фыркнул:

— Конечно! Эх! Наведем мы шороху на это королевство! А то как-то уже трясиной попахивает. Болото, чистое болото!

Нэй улыбнулся и увидел, как Элли показывает ему с улыбкой большой палец.

Чего еще желать?

Ну, покой нам только снится.

Делай что должен, и будь что будет.

Мир изменился.

И Нэй…

Изменился?

 

25 августа (иль) от Пришествия Скирии…

Перекресток дорог Баронской дороги и Мальвинорского тракта.

Финал истории.

Всем сестрам по серьгам.

В общем, история с гауптвахтой завершилась вполне благополучно.

Капитан Молина покинул лагерь очень быстро, где-то через час после того, как Нэя освободили. В это время как раз обоз собрался до возникшего перекрестка, где соединялась уже почти замощённая, Баронская, дорога ведущая в Баронство Сошор, и Мальвинорский тракт, и строился Постоялый двор, так что капитану-лекарю выделили место в сене в одном из фургонов. Обоз при этом сопровождал эскадрон когорты чистильщиков. Ну как свита получилась, хотя всадники на Молину внимания почти не обращали.

Но, к справедливости стоит сказать, что Молина был отличный целитель и многие воины были обязаны ему, что живы и здоровы, от чего вспоминали его добрым словом. Но при этом отмечали — ему бы еще хорошего воспитания, и цены бы ему не было как человеку.

В общем, уехал Молина. Перевод оформили, и на этом история капитана-лекаря в Баронстве Сошор завершилась.

Самуэль Моргун получил выговор на офицерском товарищеском суде. Какими бы не были отношения между сослуживцами — о сундуке не было сказано ни слова, — но распускать руки недостойно офицера. В общем, пожурили, немного поворчали и разошлись. Но несмотря на этот выговор, лейтенант Моргун получил ответственный бонус после всех приключений — его назначили начальником медицинской службы Баронства Сошор. Лейтенант решил оставить службу во Внутреннем Конвое и перейти в Баронство, что открывало отличные перспективы для дальнейшего роста. Правда, он тут же отпросился на учебу, так как столь высокая должность требовала и более глубоких знаний. На годика полтора-два и не у кого-нибудь, а у самого Атана Селистера! Ну, Барон Сошор препятствовать не стал, главное, чтобы человек хороший был.

Сержант Никор Луп за свою сознательность и принципиальность получил из рук Принца Крови старшинские петлицы. И тоже решил остаться в Баронстве. На это повлияло то, что встретил он тут женщину, из поселения людей при Замке, когда-то пришедших в этом мир вместе с тафгурами. Чувства оказались взаимными, и как ни любил старшина Луп службу в Ордене Меченосцев, но любовь к женщине оказалась сильнее. При этом он совместил отвальную и привальную пьянку в одну, так что весь лагерь гудел целый день, провожая и встречая Никора Лупа одновременно, впрочем, не только его одного — многие ведь решили перейти в Баронство.

Удивительно, но все остались довольны — даже, говорят, капитан-лекарь тоже.

Как сказал Артур: «Всем сестрам по серьгам».

Что касается когтистых, то было принято решение, что сами кланы останутся жить в Баронстве Сошор, в своих катакомбах, возле Черного замка, но чтобы кровь их не застаивалась — Нэй со временем хотел разобраться с несколькими историями появления когтистых в Лигурии, ведь в истории с нападением на жениха Райсы и, скорее всего, и отца Комиса, участвовали именно они, — на принципе ротации когти кланов будут служить в фортах людей, на границе с землями орков, возле Змеиного Языка, и в городах Блистательной Порты, там как раз не хватало крепких и сильных воинов. А орки как-то в последнее время особенно обнаглели, и никто понять не мог, почему.

На самом деле страсти среди когтистых, остаться или нет, кипели самые настоящие, достойные любого бразильского сериала! Нэю даже пару раз пришлось останавливать назревающие конфликты между когтями своей собственной силой и волей. Просто вызывал взорвавшегося когтя на поединок, побеждал его — не так уж легко это было, терял он хватку — и тем самым доказывал всем свое право на власть, и усмирял непокорных, но без смертельных больше случаев. Так же в этом ему помогали Кари и Вурх, которые решили разделить власть между собой, пологая, что дуумвират будет более логичным способом управления когтистыми. Власть же всецело была отдана Нэю — он как бы стал реньюром расы тафгуров, при этом сам дух реньюра расы, сама фюргея, была спрятана до лучших времен, хотя было непонятно, когда эти лучшие времена настанут — даже Нэй не знал. А харикаты приняли все как есть и не стали претендовать на своих бывших детей.

Кари, кстати, осталась жить в Замке. За ней оставили все ее апартаменты, а когти ее клана вошли в охрану самого Замка и Барона Сошор. Фюргею ей, конечно, Нэй не отдал, поэтому ожидалось рождение вполне обычного мальчика, без всяких там комплексов реньюра расы.

Вурх же отправился в первой волне ротации, в южные Форты на границе с орками.

Клан МорВоха после некоторых колебаний тоже решил остаться и присягнуть на верность Нэю. Тут, видимо, сыграла свою роль малочисленность самого клана, всего-то девятнадцать когтей, и то, что глава клана Орхут МорВоха проиграл поединок за главенство в клане Турху МорВоха, когтю, который придерживался взглядов, что лучше держаться всем вместе. И лучше остаться в Мире Каракраса. Ну и слух о том, что Нэй стал Принцем Слова, тоже было немаловажным в решении остаться.

А 23 августа (иль) в Баронство Сошор прибыла большая делегация из Мир Рошанского с Высочайшим согласием Короля Урбана IX, на деяния Артура как Принца Крови и Герцога Суркенского.

Большая делегация, потому что многие захотели погреться в лучах чужой славы, приписав капельку ее себе, но Артур, уже наученный дворцовым интригам, и с Нэем за спиной, довольно жестко пресек любые поползновения в сторону приписок и желаний, разрушив мечты всех тех, кто хотел бы еще и поживиться на новом месте.

В торжественное обстановке, не откладывая в долгий ящик, 24 августа (иль) Артур вручил ди Мирну — Барону Сошор, Высочайшее согласие, означающее официальное утверждение статуса Баронства, как доменной единицы Рошанского королевства, со всеми вытекающими от сюда правами и обязанностями. И очень быстро собрав всю эту Большую делегацию, никого, не оставив в Баронстве, отправился в Мир Рошанский.

Ну, и Нэй с ним, только не в столицу Рошанского Королевства, хотя Артур и настаивал на этом, а в Мальвинор, в руки мастера Шифу.

Как говорится, побыл серым кардиналом и хватит. Нужно возвращаться в реальность. Да и живот появился небольшой! Совсем тренировки забросил- бег и площадка лишь поддерживали тело, но не форму, нужно было что-то более радикальное, чтобы в себя прийти.

На перекрестке и простились, при этом Артур как-то загадочно проговорил, что вряд ли Нэю удастся спокойно отдохнуть — хотя какой отдых в школе Мастера Шифу! — так как впереди ждут его не менее выдающиеся дела, в которых будет не до отдыха.

На уточняющий вопрос Нэя, что это за дела, Артур лишь пожал плечами, заявив, что всему свое время и не стоит раньше времени об этом времени знать.

Пожали руки, и Артур мастерски запрыгнул в седло своего белого красавца аскольта, погарцевал немного — Артур был прирожденным всадником, а вот Нэй так и не привык сидеть в седле, ему или телегу, или пеший поход подавай: привычнее — и как-то возвышенно проговорил:

— Хорошо, что все закончилось к нашему общему удовлетворению. И, я рад тому, что мы наконец закончили и с твоими капризами!

Нэй хмыкнул:

— Зачем тебе это, Артур?

— Не мне. Нам, — улыбнулся тот.

— Думаешь, из меня получится хороший Принц?

— О-о-о! Из тебя получится отличный король!

— Вот это вряд ли. Власть — не моя стезя.

Теперь хмыкнул ужа Артур:

— Кто бы говорил! — и после небольшой паузы: — Через месяц я за тобой заеду. Надеюсь, ты не исчезнешь и не убежишь… от своей судьбы.

Нэй вздохнул, махнул рукой, оставляя за Артуром последнее слово, и запрыгнул в фургон, в сено.

Тут же все ожило, задвигалось, поехало.

Обманы, интриги, предательства.

С чем еще можно столкнуться в Великом Мирминоре?

Значит, нужно готовиться.

Вот только к чему?

Правда счастлив?

Пока не взвалишь на плечи сей тяжкий крест, не поймешь.

Да и в счастье ли дело?

А главное, нужно ли ему это?

Двум разумным на этой земле точно нужно.

Ну… значит, и ему тоже.

Делай что должен, и будет что будет.

Во всей этой истории потерялась еще одна история, о которой стоит упомянуть.

Ведь не просто так Нэй вызвал Хранителей, отряд ди Орда, в Черный замок. Еще будучи в разведке, он в подвалах Замка обнаружил их сейфы — целых три штуки! Причем один из них был к моменту обнаружения еще не вскрыт. Впрочем, когтистые хоть и были виноваты в этом ограблении века, трехвековой давности, но благодаря Артуру и Высочайшему согласию с них были сняты все обвинения. К тому же главный зачинщик этого воровства Курх, отец Кари, был уже давно мертв и не мог рассказать, что и как все происходило. Вурх, который принадлежал к Древним, как назывались среди когтистых те, кто жил еще до прихода в мир Каракраса, был постоянно на ножах с Курхом, отчего не был посвящен в тайны, связанные с этим делом, и так же не мог помочь в расследовании.

Впрочем, некоторые моменты были выяснены. Например, как вскрывались сейфы. Самое интересное, что тоже с обратной стороны, но не автогеном, а… когтями когтистых! Правда, понять-то поняли, но повторить не смогли. Все когти-мечи живых тафгуров оказались бессильны перед воздушным металлом ди Вирши! Тут же была высказана версия, что эффект когтей-ножей усиливался от ансортии на тяжелой воде. Но Нэй, как глава тафгуров, запретил этот эксперимент, заявив, что так оно и есть, и не стоит калечить его подданных. Хранители повздыхали, покачали головой и согласились, к тому же и без этого была куча вопросов, которые ждали своих ответов.

И среди их множества, на которые так пока и не были даны ответы, особняком стоял вопрос, даже некая странность, которая привела следователей в полное замешательство. Дело было в том, что невскрытый сейф имел тот же номер, что и сейф, найденный в доме Нэя! При этом было доказано, что оба сейфа подлинные, не поддельные! Как такое могло случиться, понять никто так и не смог. Возможно, это было сделано когда-то специально и изъято из архивов; впрочем, ди Орд обещал поднять ВСЕ архивы Хранителей и проверить всё по новой. Но для чего это было сделано? Или эта ошибка, которую так никто и не заметил? И не успел заметить, потому что оба сейфа так удачно были украдены. А главное — кто же украл четвертый, ну, или третий сейф, найденный в доме Нэя, тоже пока оставалось без ответа. Даже для Нэя эти тайны были скрыты.

Но…

— Тайна должна оставаться тайной. Что-то ведь должно быть нам неподвластно и неведомо, иначе зачем жить, если мы будем все знать? Но если все-таки есть ответы, то пусть они подождут, не стоит им помогать слишком рано отвечать нам на наши вопросы. Ведь каждой тайне свое время и место, не раньше и не позже. И если тайна нам еще не открылась, значит, ее время еще не пришло или место выбрано неправильно. Правда, неизвестно, придет ли это время вообще и будет ли стоить место наших усилий.

Хорошо сказано. Правда, Нэй напрочь забыл, кто это сказал.

Тайна.

27 августа (иль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мальвинор.

Вечер.

Площадь Третьей Арки Благородства Мальвинора.

Нэй не стал нарушать обещания и в тот же вечер, несмотря на поездку и усталость — вот поэтому и любил он пешком или бегом: усталости меньше, чем в карете или телеге — сразу по прибытию в Мальвинор отправился к ближайшей Арке Благородства по пути из Северных Ворот, если точнее, к третьей Арке Благородства Великого Мальвинора. Он решил пройти Арку Благородства в ее нормальном режиме, не дожидаясь Праздников.

Его сопровождали Элли и Сэм.

Единственное, чего Нэй боялся — это первого шага в Арку, ну а вдруг она его не пропустит? Даст пинка и понимай как хочешь? Поэтому он до последнего держал руку эльфы, и даже когда жрецы Арки составляли документы — предварительный документ: имя, фамилия, должность где бы то ни было, чтобы продолжить его после выхода или разорвать, если человек в Арку не войдет, — он продолжал держаться за руку; менял руки, когда оставлял свои отпечатки и расписывался, как за тростинку под водой находясь. А она все говорила что-то успокаивающее.

И наконец…

Нэй как в воду нырнул! Глубоко так вздохнул и сделал первый шаг.

И…

Сделал второй, третий.

Арка Благородства его впустила!

Он даже остановился от неожиданности.

А что было вокруг?

Впечатление такое, что он оказался в астрале. Та же серая дымка, непонимание, где верх, где низ. И напрочь тело свое потерял. Видимо Арка Благородства выбирала что-то привычное для человека, ну или его страхи: кто-то убегал в Арке от демонов, но страшно было только внутри, а не вне, там уже была радость, или, наоборот, радости: кто-то рассказывал, что весь путь смеялся над чем-то, но вот над чем, так и не понял, или как после сна. Но понять почему так или иначе происходило с каждым конкретным человеком, никому не дано. При этом следующий поход в Арку Благородства мог вызвать у человека совсем другие чувства.

Вот Нэю и случилось побывать в астрале, но в Арке Благородства. Он даже прошептал свою излюбленную фразу:

— Хьюстон, как слышишь, прием! Прием!

И оторопел, когда услышал:

— Хьюстон на связи! Э… Не понял, ты же в Арке? — очень удивленный голос Сэма.

Ну, теперь понятно стало: астрал — это состояние Арок Благородства, всегда и всюду. Вот именно через астрал они и общались, и узнавали все, что нужно им знать. Ну или это только Нэю, казалось, и все намного сложнее.

Впрочем, додумать он не успел, так как следующий шаг, вроде семнадцатый — привычка считать шаги всегда и везде! — вывел его из Арки Благородства.

И он засветился!

Воссиял!

Это был белесый свет с какими-то золотыми вкраплениями или маленькими лепестками, что немного удивило жрецов, которые честно признались — такого еще никогда не видели, ну, чтобы у человека была именно такая примесь в воссиянии, причем она не наполняла свет, как у потомков эльвов или альвов, а казалось, что золотую фольгу размешали в воде. Впрочем, минуты через две золотое конфетти, как назвал для себя этот эффект Нэй, наконец растворилось в воссиянии, и он засиял чистым белым светом.

В общем Нэй получил первый свой свет и время — целых десять минут и восемнадцать секунд! При этом сравнивать это время со временем, когда Арка находилась в «выключенном» или «холостом» состоянии, во время Праздника Основания, не совсем корректно. Там происходило само воссияние, то есть устанавливался факт, что ты воссиявший, а не сошо, хотя, конечно, некоторое увеличение значения можно было заметить. И это воссияние даже у властительных особ длилось не более нескольких десятков минут, и не такое яркое. Поэтому, чтобы понять свое воссияние, если, конечно, есть желание, то следовало пройти Арку Благородства в ее нормальном, а не праздничном, режиме.

Мог ли Нэй подняться над сошо раньше, например, еще будучи на службе в Граничном Патруле?

Что самое удивительное — мог! И не просто мог, а был обязан!

Он спокойно мог избавиться от знака сошо уже после победы в Турнире!

У него была такая возможность и такое право. После победы, в октябре (ос) он и Леомираис отправились в Мальвинор на праздник Основания.

Столь значимая победа могла способствовать возвышению Нэя, что должно было повлиять и на его службу, и карьеру, и дальнейшую жизнь.

Они даже договорились с Леомираисом, что Нэй обязательно пройдет Арку Благородства. Но…

Но Нэй исчез на несколько дней, вообще из поля зрения всех, кто прибыл в Мальвинор в праздничное увольнение сроком в натиру. Попытки его найти успехом не увенчались, а когда он появился явно в нетрезвом виде и очень радостным, то до окончания их увольнения оставалось менее пяти часов — вход в Королевский Лес считался окончанием увольнения и началом патрулирования, поэтому все, кто был с Нэем и Леомираисом в увольнении, тут же отправились к Межевому валу.

Леомираис на это только пожал плечами и сказал, потрепав его по белой, короткой шевелюре, что Нэй, видимо еще не дорос до возвышения, поэтому пусть будет все, так как есть.

Может, так и должно было быть? Не раньше и не позже?

Ко всему прочему, знак сошо освобождал Нэя Вейна от некоторых обязательств, которые возлагались на людей с воссиянием. Он становился чуть ли не невидимкой. Внешность у него была хоть и запоминающаяся, но его мало кто запоминал. Чего запоминать этих сошо?

И он, конечно, пользовался этим своим положением, в общении и с людьми, и с командирами, и с женщинами. Особенно с женщинами.

Да, он был в самом низу иерархии, но при этом умудрялся оставаться в центре внимания, манипулируя и в каком-то смысле властвуя над обстановкой и обстоятельствами.

Поэтому весь этот «плач» Нэя по поводу своей крови, судьбы и карьеры — это была всего лишь игра на публику. Все эти попытки вассальной клятвы и постоянные отказы были всего лишь игрой. Или это была именно та единственная дорога, по которой он, Нэй Вейн, должен был пройти со всеми трудностями и испытаниями, чтобы наконец достичь определенной цели?

Ну да, скажете тоже!

Ну, а вдруг?

Когда Нэй получил бумагу о своем воссиянии, Сэм довольно сильно приложился своей ладонью по его плечу, таким образом поздравив друга. Ну, а Элли просто обняла, а Сэм добавил и своих объятий, и так они стояли минуты три. Не целовались, а просто стояли и радовались свершившемуся.

Но выполнив одно обещание, требовалось выполнить и еще одно.

Школа Мастера Шифу ждала Нэя.

Так что объятья объятьями, а тренировки по расписанию.

Вперед, покой нам только снится.

 

25 сентября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мальвинор… Утро.

Чайнатаун.

Школа Мастера Шифу.

Нэй бежал уже тридцать первый круг.

Чуть ускорился, пробегая мимо Мастера Шифу. Тот величественно стоял возле самой дорожки, опираясь на длинную палку. Весь такой седой, в традиционном китайском длинном платье с красными драконами (знак его Клана — Красный Дракон), с длинными до пояса волосами, густыми белыми бровями, и с длиннющей тонкой бородкой, которую он нежно так поглаживал левой рукой, наблюдая за учениками-бегунами с этаким заговорщицким прищуром и снисходительной улыбкой.

Ну, как с театральных подмостков сошел. Есть в китайском театре Чайнатауна Мальвинора такой персонаж — дядюшка Ляо, олицетворяющий добро. В начале пьесы его все пинали, но в конце добро обязательно побеждало зло, часто с кулаками. Вроде сюжет один на всех, а сколько пьес разных и любопытных на этот сюжет! И все такие веселые, поучительные, иногда глупые, но всегда милые и по-своему добрые, даже если злодеи там жуткие и их злодеяния страшные — актеры переигрывали страшно, но в этом вся и соль. Нэю посчастливилось побывать на паре спектаклей. Китайский язык немного резал слух, но все вполне понятно. Вот только иероглифы — и в самом деле как китайская грамота.

Позади Нэя послышались вскрики учеников, которым, видимо, досталось палкой по пятой точке. Правильно, не стоило расслабляться, если бежишь в темпе, то делай хотя бы вид, что бежишь, а не идешь. Нэй, кстати, тоже уже получил сегодня один раз. Задумался и очень быстро ускорился после точного попадания.

Тридцать второй круг начался.

Ну как круг — всего-то каких-то двести ярдов дорожка.

Мальвинор город большой, можно сказать, огромный, немного в размерах уступающий другому, самому Великому Городу Каракраса — Мир Рошанскому, но и тут была борьба за квадратные ярды. Конечно, можно было применить магию пространства, расширяющую горизонты, но даже отточенная до совершенства, эта магия оставалась очень дорогим удовольствием. Поэтому все делалось как бы и широко, и в то же время, все старались сжать и втиснуть в определенные рамки. От чего и беговая дорожка была всего в двести ярдов. Вроде бы и не такой большой, но при этом вполне полноценный спортивный овал, в центре которого располагалась небольшая, но очень сложная полоса препятствий, ну, чтобы пространство не пропадало зря. А наверху тоже беговая дорожка — «по брусьям», уложенная так, что солнечный, дневной, свет не скрывался за странным потолком.

Чайнатаун как предчувствие…

Впрочем, Чайнатаун сам по себе район, можно сказать, небольшой город, особый, тут и правила свои, и культура, и даже восприятие пространства другое.

Вообще, появление Чайнатауна в Мальвиноре стало довольно любопытным явлением на просторах Каракраса. До этого китайская диаспора жила в отдельных кварталах разных городов, но никак не претендовала на отдельный район. И только возникновение Мальвинора, этого свободного города, перекрестка мира, если не миров, подвигло диаспору на создание чего-то, что стало определяющим явлением для них самих, и для людей вне этого события и сообщества.

По легенде отцами-основателями Чайнатауна являются три величайших китайца Каракраса — Ван Ши Ин, Ши Ман Ши и Крис Шаманиль. Последний, как можно понять из имени и фамилии, к китайцам имел очень отдаленное отношение. Да, и портрет его, который совместно с двумя другими портретами Отцов-Основателей висел в каждом доме Чайнатауна, даже и близко не похож…

Но только не стоило об этом говорить в Чайнатауне, иначе вы тут же заполучили бы во враги всех его жителей. Криса Шаманиля, здесь, в Чайнатауне, считали самым что ни на есть истинным китайцем, и другое мнение просто не воспринималось и даже считалось вредным.

По легенде именно он, Крис Шаманиль, купил первый участок земли, с которого и началось строительство Чайнатауна.

Впрочем, это и в самом деле легенда, так как в начале возникновения самого Мальвинора, его строительство назвали Стройкой Тысячелетия, участки под строительство, можно сказать, раздавались бесплатно. Ну, почти. Единственное условие заключалось в том, что этот участок и все, что на нем будет построено, можно будет продать только через пятьдесят лет. Конечно, тут же нашлись умники, которые приобретали участки в надежде продать их подороже через эти пятьдесят лет. Но этой затее осуществиться не дали, так как существовало еще одно условие, гласящее, что, если на участке за десять лет ничего не будет построено, он будет изъят из владения и передан более заинтересованным в строительстве людям.

Само собой, отцы-основатели не собирались ничего продавать, они собирались строить. И на первом участке почти сразу была построена трехэтажная пагода и ворота в виде извивающегося пестрого дракона — которые стояли и поныне, тем самым заложив основы Чайнатауна, а идея по его созданию приняла реальные очертания.

Кстати, по поводу Первой Пагоды, как ее называли до сих пор, разгорелись споры, которые шли и сейчас — о том, что похоже друг на друга: Первая Пагода или Башни Одарков на Межевом Валу? Точнее, кто взял идею — одарки у китайцев или китайцы у Великих?

На самом деле этот спор бессмысленный, потому что никогда не будет разрешен.

Хотя стоило признать, что Башни очень похожи на Первую Пагоду — или наоборот. Но самое интересное в том, что до Великого Катаклизма за Башнями такого странного копирования или вида не замечалось. Башни как Башни. Впрочем, Башни были построены несколько тысяч лет назад, хотя было мнение, что они продолжали строиться и по сей день, просто никто этого не замечал, поэтому, вполне возможно, они способны были перенимать что-то неожиданное и нетрадиционное, чтобы выделиться, изменить вид, стать неповторимыми и более загадочными. О Величии Башен говорить тоже бессмысленно, так как они Велики уже одним своим существованием.

Но как бы то ни было, китайцы очень гордились, что одарки переняли их архитектурные идеи. Именно переняли, а не китайцы скопировали. Тут, как и с отцами-основателями, другое мнение полностью отрицалось, и если не хочешь врагов, то уже понятно, соглашайся с жителями Чайнатауна. Впрочем, с ними никто и не спорил, ведь никто ничего не мог доказать. Ни они, но и ни те, кто с ними не были согласны. При этом говорили, что эльфы знали правду, но спросить-то у них можно, но вряд ли они ответят.

Что касается религии, ведь Первая пагода — это ведь храм, и считалось, что китайцы Чайнатауна Мальвинора являются истинным скирианами. Правда, их скирианство — это удивительная смесь всех их верований от конфуцианства до даосизма, где от скирианства почти ничего не осталось. Но при этом верховным богом в их храмах везде и всюду считался Великий Скирия, одно из его восточных воплощений. В общем, все смешалось в их храмах, но при этом они старались придерживаться того порядка вещей, который существовал в мире, их окружающем.

Еще говорили, во времена, когда Чайнатаун только-только вставал на ноги, жизнь в нем кипела не только вполне обычная, основанная на разуме, культуре, величии великой нации, но и теневая — смрадная, мерзкая, жестокая, которая и породила на свет, темный свет, некие Триады — тайные преступные сообщества, которые очень быстро возвысились, но также быстро и исчезли из жизни и истории, как Чайнатауна, так и всего Каракраса.

Только слухи и остались.

И в этих слухах были удивительные — слухи о том, что Триады не просто исчезли, а их уничтожил союз, кто бы мог подумать — Ночных гильдий и Тайных канцелярий. Как уже было сказано выше, в Мальвиноре в то время все только начиналось. Повторение — масштаб и размах стройки по историческим хроникам и воспоминаниям современников, был просто гигантский! Город напоминал огромную, если не великую стройку даже не века, а тысячелетия! И ночники еще не успели все поделить, все ночные гильдии откомандировали в город своих представителей, в которых были и китайцы, и поэтому были они еще чужими для нового города, и тайничие — и Тайные канцелярии городов многих и восьми Королевств своих агентов выделили: вот здесь китайцев не было вообще — только входили в курс вопросов и дел своих.

Впрочем, поначалу никаких трений между ночниками и триадами не было. Как бы одно дело делали. Но по прошествии какого-то времени, что ночники, что тайничие столкнулись со страшной проблемой. Кто-то, в тот момент было еще непонятно, кто, стал наполнять черный рынок Каракраса наркотиками на основе опиатов. Но мир Каракраса когда-то давно уже проходил через эту проблему, и только вмешательство одарков способствовало ее решению. С тех пор между ночными гильдиями и тайничими существовал и существует поныне негласный договор о том, что никаких наркотиков, кроме сонки! Даже мак как цветок был запрещен! И выжигался как огнем, так и магией решительно и беспощадно!

Что касается сонки — она ведь универсальна! Ее варили, парили, жарили, кипятили, растворяли, и вообще, что только с ней не делали! Хочешь уснуть — делаешь снотворное, хочешь полетать во сне — тоже сонку пьешь или натираешься. Хочешь оживить мертвых — и тут сонка незаменима! Да, и к ней происходило привыкание, и ее адепты порой умирали в страшных муках. И могли посадить, если ловили с большим ее количеством. Но все-таки это сонка, и от нее известно, что можно было ждать. Но опиумная наркота была совершенно неприемлема! Люди Каракраса, да и другие разумные, оказались на эту гадость слишком падки — история древняя забылась — и очень быстро превращались в жуткие создания, без воли и разума, из которых можно было тянуть и тянуть золото, пока оно не заканчивалось. А там уже и смерть.

И тогда Ночники и Тайничие объединились — один из немногих случаев, когда произошло такое объединение, хотя это только слухи. Сначала бы понять, кто вспомнил прошлое. А после того, как это было выяснено, объединились уже для уничтожения этого зла.

Хроники гласят, что резня была жуткая и страшная. Чайнатаун горел три дня, а трупы собирали потом целую натиру. Не без перегибов и ошибок — под горячую руку попали многие невинные люди — китайца ведь за версту видно, — которые оказались в те дни в этом месте, и в это время. И когда все закончилось, Тайная канцелярия принесла извинения и выплатила компенсации, — но опухоль вырезали подчистую. С тех пор в Чайнатауне если и существовал криминал, то в виде небольших банд, которые даже непонятно чем жили, так как в родном районе — Чайнатауне мало нашлось бы мест, где можно поживиться, а в самом Мальвиноре и без китайских банд было кому промышлять.

Впрочем, считалось, что банды — это просто некие механизмы воспитания молодежи, где выживешь — хорошо, нет — ну на нет и суд есть, и каменоломни Сирты.

Воспитание по-китайски, так сказать. Ну кто-то ремнем, а кто-то…

В общем, Чайнатаун отстроился быстро и быстро обрел славу уже не рассадника наркотиков, проституции и бандитизма — но если копнуть глубже, хм… — а места, где можно было научиться единоборствам, выпить отличного чаю, купить отменный и надежный замок и заказать прекрасное украшение из драгоценных металлов и камней.

И если пройтись по Чайнатауну, то сначала на каждом углу будет попадаться школа какого-нибудь мастера единоборств, и не сказать, что плохого. После человек увидит чайную, где его внимание привлечет не только аромат прекрасного напитка, но и свежая выпечка. Еще немного пройти и наткнешься на скобяную лавку или механическую мастерскую. И уже потом, скрываясь от случайных глаз, можно заметить и ювелирный магазинчик.

А еще удивительный Театр, ни на что не похожий. Праздники совершенно неповторимые и непонятные. Лунный календарь, со своим шестидесятилетним циклом, и пантеоном цветных зверей. И многое что еще экзотичного и странного.

Хотя, Чайнатаун — это все-таки, в большей степени, кунг-фу. Тоже неповторимое и удивительное единоборство. Вот Школа Мастера Шифу — он потомок, как это не казалось странным, именно Криса Шаманиля, который вошел в историю еще и как Мастер Шень, один из выдающихся мастеров кунг-фу — и располагалась на одном из броских углов Чайнатауна, и была одной из лучших и по искусству, и мастерству обучения, и по количеству учеников.

Но…

Но это же Каракрас. Тут мало кого удивишь кунг-фу. Хотя и кунг-фу можно удивить. Тут нужно удивлять…

Эр’ката как величие.

Эр’катой!

Эр’ката в мире Каракраса являлась непререкаемым авторитетом! И все эти школы, что в Чайнатауне, что в других местах — не только кунг-фу единым жив мир — считались чем-то вроде ступенек к приближению к мастерству эр’каты. Правда в «недосягаемом приближении», так как эльфы, пусть и Странные, но все же эльфы, старались всеми силами не допустить людей в сонм мастеров эр’каты.

Они создали даже так называемые — Круглогодичные Экзаменационные Высшие Курсы эр’каты.

Раз в натиру проходил экзамен, потому что очень много было тех, кто мечтал пройти этот экзамен. Турнир в Граничном патруле — это несколько иное.

И любой считающий себя мастером, любой разумной расы — будь то эльф, или человек, или еще кто, мог, пройдя специальное испытание, получить высшее звание Мастера эр’каты.

Но, это только казалось.

Эр’ката, как и любое единоборство, имело свои определенные правила и свои категории мастерства.

И у нее имелось множество поясов: и зеленые, и красные, и черные, и синие, и оранжевые и… назвать все просто невозможно. Но даже эльфы считали все эти знаки всего лишь фетишем эр’каты, но никак не мастерством.

То есть в эр’кате существовали только три наивысших ступени, которые и вызывали у эльфов восхищение, при этом никаких поясов тут не было. Так как Мастера эр’каты, должны были видеть себе подобных по силе, а не по поясу.

Эр’хиш — наивысшая ступень.

Эр’карун — вторая по силе и значимости. Ступень, которую мог достичь мастер-человек, но не выше. Эльфы не признавались, но на самом деле в прошлом жили мастера из людей, Крис Шаманиль — Мастер Шень — один из них, которые были достойны и высшей ступени — эр’хиш, но так на эр’каруне и остановились. Потому что эльфы не давали достичь высоты. Ну, видимо, для того, чтобы эльфы превосходили людей, и чтобы люди, хоть в чем-то не вставали вровень с эльфами.

И эр’тиш — третья, но такая же значимая ступень.

Все остальное в понимании эльфов — пыль, и даже многие людские мастера, обладающие поясами низших уровней, не считались эльфами сколько-нибудь значимыми персонами, чтобы преклоняться перед ними, хотя достижение любого пояса — это и кровь, и пот, и годы тренировок, и на самом деле каждый пояс достоин своего уважения.

Эльфы даже изобрели для всех таких человеческих мастеров оскорбительно-презрительное наименование — картуш. При этом эльфийских мастеров, обладающих поясами, столь низменный «титул» миновал — их называли по определению мастерства.

Да, и на экзаменах к ним относились намного благосклонней, чем к людям или другим разумным, решившим подняться в иерархии эр’каты. Честно говоря, над людскими мастерами чисто издевались, и Нэй мотал головой, когда видел столь унизительное к ним отношение. Хотелось встать и надавать по эльфийским надменным мордам.

Леон не позволил. Ну, да, были позывы, а эльф сидел и руку Нэя так сжимал, сиди, мол, без тебя разберутся. Приходилось сидеть.

То есть Нэй с Леоном приходили на экзамен, еще когда оба служили в Граничном Патруле. Поэтому Нэй представлял, что это такое и с чем это все едят.

Что касается Мастера Шифу…

Он сдал экзамен на эр’тиша лет тридцать назад. Долго и упрямо шел к этой цели. Даже сбрил после первого неудачного экзамена, а было это все шестьдесят лет назад, волосы и бороду, только брови свои роскошные оставил, дав себе слово начать их отращивать только после успешного прохождения испытания.

Но так и не отрастил. Во-первых, попытался подняться выше до эр’каруна, но это ему так и не удалось. А во-вторых, все эти парики и грим играли очень важную роль в обучении в его школе.

Мастер Шифу каждому, кто приходит к нему в школу, тут же предлагал сорвать бороду или волосы с его головы, обещая в случае успеха бесплатное обучение на целый год! Очень щедрое предложение, надо сказать! А в конце каждого года обучения снова предлагал этот финт ученикам.

При этом Мастер Шифу демонстративно убирал руки за спину, только изредка бородку взлохмачивал или волосы. Но даже такая фора мало кому помогала, хотя были в школе Мастера Шифу такие счастливчики.

Что касается Нэя, то их первый спарринг прошел в довольно интересном ключе. Учитель сказал Нэю действовать с Мастером Шифу в полную силу, как только он это умел. А Мастер Шифу не обмолвился о своих фальшивых парике и бороде. При этом Нэй даже понятия не имел, что перед ним мастер эр’каты — эр’тиш!

В общем довел он Мастера Шифу до истерики. Сорвал и парик, и бороду оторвал. Синяков они, конечно, друг другу наставили, но в конце спарринга Мастер Шифу просто встал перед Учителем и руками развел:

— И чему мне его учить?

И Учитель сказал, что именно пониманию эр’каты Мастер Шифу и должен обучать Нэя, чтобы тому было легче понять ее суть. То есть нужен был не бой, а именно философия. Но, если честно, Учитель и предположить не мог такого развития событий, но был очень рад за своего ученика.

И с тех пор, кстати, Мастер Шифу всегда представал перед Нэем в своем истинном обличье — с блестящим как зеркало черепом и с полным отсутствием щетины на подбородке. Честно говоря, Нэй так и не понял, когда Мастер Шифу умудрялся бриться.

Интересно, что Учитель сдавал экзамен только три раза, но можно сказать, что только один, когда все было очень серьезно у него. А вот Мастеру Шифу упрямства было не занимать, и сдал он экзамен на тринадцатый раз.

Ну, а сейчас, в школе Мастера Шифу, Нэй просто отдыхал и перезагружал свой организм для новых нелегких испытаний — пьянки, пьянки и еще раз пьянки.

И ему здесь очень нравилось.

И нравились все эти утренние зарядки, бег, палка по пятой точке, упражнения и гимнастика, особенно гимнастика Нэю нравилась, эта, как ее — у-шу, иглоукалывания, после таких процедур Нэй чувствовал себя как заново родившимся. И тренировки, тренировки и тренировки. Казавшиеся уже давно пройдёнными, они как свежий ветер вливали в организм Нэя новые силы, возможности и желания.

Но тренировки были всего лишь разогревом. Нэй мог и по своей методике тренироваться, не прибегая к услугам Мастера Шифу. Но, как уже было сказано, Нэй стал терять хватку, появился животик, исчезли кубики на прессе. В постели он оставался так же хорош, но вот в единоборстве просел и побеждал тех же тафгуров лишь на классе, тратя на поединки много больше времени, чем должен был.

Вот поэтому и отправился в школу Мастера Шифу, так как ему был нужен именно мастер эр’каты, а, если честно, других Нэй просто не знал. А если и знал, то были они дороги и непонятны. А тут обещанный бесплатный прогон по всему телу, что может быть лучше?

Поэтому основные занятия по приведению Нэя в форму происходили днем, когда Нэй и Мастер Шифу уединялись в тренировочном зале и посвящали два часа капо’эйра эр’каты — так назывался простой, или «танцевальный» спарринг в эр’кате, так как боевой спарринг, тот же «буриган», заканчивался через… секунды. И не сказать, что Нэй всегда побеждал. У него побед было побольше, но, по правде говоря, Мастер Шифу и без экзаменов давно достиг эр’каруна, и даже возраст этому был не помеха. Поэтому и почти ровные результаты спаррингов между собой.

А две натиры назад Нэй вместе с Мастером Шифу побывал на экзамене у эльфов! И было любопытно, что посмотреть, хотя хм… ничего не изменилось за пять лет, ни в процессе экзамена, ни в отношениях между людьми и эльфами.

Впрочем, сам экзамен, на котором они присутствовали, был не очень серьезным. Если, конечно, со стороны посмотреть глазами Мастера эр’каты — в который раз: от скромности Нэй не умрет.

Мастер Шифу попросил к нему присоединиться, понаблюдать за его учеником, который собрался подняться, не до Мастера, рано еще, а получить первый свой пояс — белый. Эти экзамены были совсем простые, и эльфы-зрители даже на них не присутствовали, ну, кроме экзаменаторов и судей.

Но, конечно, остались они посмотреть и на более серьезные экзаменационные бои.

И тут было на что посмотреть. И достойных было много, и достоинства у многих было не отнять. Но вот эльфы.

Но руку его теперь держала Элли, тоже приглашенная Мастером Шифу, на экзамен.

Пробегая уже тридцать третий круг, Нэй неожиданно увидел в стороне появившегося Сэма. Он огромный, его было видно из всех углов, и из-за всех препятствий и конструкций, которые были нагромождены в центре бегового овала. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Сэм появлялся в школе Мастера Шифу часто и сообщал новости Нэю, который не выходил из школы, ну разве что на экзамене был. И в Астрал не выходил, дал себе слово, просто спал и больше ничего.

А пробежав еще чуть вперед, Нэй в просвете увидел и Элли, при этом ее голова была обращена в совершенно другую от Нэя сторону. Как и голова Сэма тоже смотрела в другую сторону от Нэя.

Куда это они смотрели?

Ответ пришел через пару секунд. И был он так удивителен, что Нэй встал как вкопанный, так как увидел Артура собственной персоной! Причем не просто стоявшего и разговаривающего с друзьями, а висящего на турнике! И довольно умело подтягивающегося на этой самой перекладине. Такие штукенции были расставлены по всей школе Мастера Шифу, так как в любой момент ученик мог в чем-то провиниться, а значит, его ждало или подтягивание, или «упал — отжался», чтобы не занимались бездельем в свободные минуты.

Вот как сейчас. Правда, не подтягиваться пришлось, а получил Нэй палкой по пятой точке.

Но Нэй на это внимания не обратил. Постоял, немного переваривая увиденное, и не продолжил бег по беговой дорожке, как должен был, а побежал напрямик, преодолевая все встреченные на пути препятствия, с необычайной легкостью и скоростью.

Он, конечно, удивился появлению друга и названого брата. Но на самом деле сам забыл, что месяц-то, двадцать восемь дней прошло уже, даже чуть больше, а значит, его время отдыха и восстановления закончились, и Нэя ждало возвращение в мир и новые впечатления, теперь уже от высшего общества и милой аристократии, к которой он уже, можно сказать, приобщился.

Вот именно такие едкие мысли были обо всем этом и о том, что учудил Артур с побратимством. Ну, нечего не поделаешь, сделали груздем — полезай в кузов.

А он хотел убежать от реальности? Наивный.

Нэй наконец преодолел все препятствия и уже шагом подошел к стоящим друзьям.

С Сэмом поздоровался за руку. Элли руку поцеловал, чтобы не провоцировать народ на удивление, и хотел было сказать какую-нибудь колкость или пошутить по поводу Артура и турника, как совершенно неожиданно друг его выдал такое, что даже Нэя удивило!

Артур потянулся, выпрямился на перекладине на вытянутых руках, сделал ласточку почти параллельно земле, тут же несколько оборотов вокруг оси и наконец спрыгнул, приземлившись на землю, не так чтобы очень ловко, но вполне умело. Да еще умудрился выполнить гимнастический реверанс и руки так развел, закончив все, одним словом, с улыбкой:

— Вот!

Сказал и подошел к одному из двух офицеров, появившихся из неоткуда, взял у того из рук свой камзол и, одеваясь уже, к Нэю подошел, и…

Медленно так, аккуратно, прикрыл двумя пальцами челюсть Нэя, которая, кажется, была готова выпасть от удивления на землю.

— Ради этого стоило вспомнить прошлое, — проговорил Артур и под хихиканье эльфы и хмыканье орча обнял друга. — Я рад тебя видеть, брат.

Нэй наконец пришедший в себя от увиденного и настроения Артура, тоже обнял его.

— И я рад тебя видеть, Артур, — Нэю пока было привычней обращаться к другу по имени. — Тебе же никогда не нравился турник, — удивление продолжало быть и оставаться.

— Потому что именно на нем мой учитель по культуре тела и физическим упражнениям — Максимил Гон — гонял меня до седьмого пота, так как только перекладину можно было устроить в моих покоях без особого разрушения. То есть пока я не подтягивался раз десять, убежать мне не удавалось. Поэтому и ненавидел перекладину, но именно она давалась мне лучше всего.

Нэй усмехнулся:

— У тебя талант к гимнастике!

— Скажешь тоже, — махнул рукой Артур, и уже серьезно добавил: — Так, я приехал за тобой, как и обещал, ну и Сэма с Элли прихватил по дороге, потому что мы сейчас же отправляемся в Дорожный Дворец.

— Дорожный Дворец? Это же…

— Именно так, Нэй, — Артур усмехнулся, поняв недосказанную фразу друга. — Мы поедем в Мир Рошанский с комфортом, ветерком и без особой нервотрепки. Сегодня прибудем, а первого октября, когда все гости соберутся, честно говоря, я пока не знаю, кому дед, наш дед, выдал, кроме нас, еще разрешения, на эту поездку, но это и не так важно, выедем в столицу на Железном Големе.

Железный Голем! О! Прокатиться на этой штуке была мечта Нэя, ну, когда он был еще мальчишкой-карманником из приюта дядюшки Отоя и бегал смотреть с крыши на сборку этой махины в Аркете. Зрелище стоило того, чтобы его увидеть. Но всегда думал, что мечта так и останется мечтой. А тут…

А Артур продолжал говорить:

— Эти два офицера Секретной службы, да, да не удивляйся, — он указал на двух офицеров в несколько потрепанной, хм… Скорее, в простиранной не одной стиркой полевой форме, но с удивительно чистыми, надраенными до блеска сапогами. — Майор, маркиз ди Трихш, — один из двоих вышел вперед, резко, по-военному кивнул головой и щелкнул каблуками сапог. — И майор, маркиз ри Турнс, — второй офицер сделал то же самое, кивнул и щелкнул. В общем, офицеры до мозга костей. А Артур, представив офицеров, продолжил: — Являются нашей личной охраной на время нахождения в Дорожном Дворце.

— Нашей личной охраной? — с некоторым сомнением проговорил Нэй.

Артур хмыкнул:

— Не сомневайся в них. К тому же у них под началом по роте первоклассных бойцов.

— Две роты на наши персоны?

— На все персоны Дорожного Дворца, — уточнил Артур, — Тут, кроме них, только человек десять, — огляделся. — В общем, они где-то тут, умеют прятаться, демоны. В детстве пытался играть с ними в прятки, но куда уж там, меня всегда находили, а их так ни разу и не нашел, — он неожиданно хлопнул в ладоши. — Все, Нэй. Собирайся! Месяц я тебе, на, как ты говоришь, перезагрузку, дал, даже больше, теперь все, нас ждут большие дела и маленькие интриги. Вещи можешь не забирать, в Дорожном Дворце все для тебя, и твоих гостей, — посмотрел на Элли и Сэма, — подготовлено.

— Ну хоть с Мастером Шифу простится-то могу? — напор и командный тон Артура были просто ошеломительными. И этот человек не умеет командовать?

— Это само собой, — усмехнулся Артур.

— Тогда я побежал.

Нэй двинулся к беговому кругу, на котором уже никто не бегал, а все ученики школы сгрудились у передней дорожки и наблюдали за странными гостями, шепчась между собой, так что ему пришлось пройти сквозь их небольшую толпу, и только после этого он, преодолев препятствия, подошел к Мастеру Шифу, стоявшему на другой стороне круга, поклонился:

— Мастер, мне пора, труба зовет.

— Это я уже понял, — Шифу поклонился в ответ. — Проведенное с тобой время было прекрасным, плодотворным и познавательным.

— Вы мне льстите, Мастер!

— Правильная лесть в малых дозах достойна уважения. Она не дает зазнаться, но и не дает опустить руки.

— Тогда это просто похвала.

— Правильно, — Мастер Шифу улыбнулся, продолжая поглаживать свою бороду. — Главное, чтобы она не перешла в лесть.

Они снова, с улыбками, поклонились друг другу:

— Я очень рад, что ты нашел время проведать старика, ну и поделиться толикой своей мудрости — эр’карун.

— И я был рад встретиться с вами, эр’тиш, и постичь вашу мудрость.

И новый поклон.

— Все иди. И знай, двери моей Школы для тебя всегда открыты, как открыты для тебя мое сердце и моя мудрость!

— Вы очень щедры, и я никогда ни забуду этой щедрости, — и снова рука у сердца, поклон, потом крепкое рукопожатие.

Очередная глава завершилась…

Что там дальше?