Корпорация «Фобетор» (джен)

После того самого первого раза (и полученного из рук шефа чека, при виде которого мне захотелось срочно добыть себе лупу, чтоб при помощи увеличительного стекла убедиться, что количество нолей мне не мерещится) я взял отгул аж на целый месяц.

Первым делом присмотрел себе в аренду квартирку-студию на улице Томаса Мора, чтоб на работу можно было идти пешком и не слишком долго. Обратная дорога из заказанных клиентами мест вообще пара пустяков: после того как восторженный ведомый выразил тебе свою благодарность за приключение, а она, эта благодарность, обнаруживалась почти всегда, даже у самых суровых, чопорных или сухих с виду личностей, он был уведен из комнаты для пробуждений сотрудником принимающего офиса, а я просто снова засыпал в той же комнате и просыпался у себя на диване. Или в ванной. Однажды даже в кухонной зоне под барной стойкой. У нашего странного мира грез, по-моему, достаточно развито чувство юмора.

Заказы мне перепадали один лучше другого, остальные уже стали косо поглядывать: как-никак я самый молодой, а тут шеф прямо-таки благоволит. Не прошло и полугода с начала моей карьеры, как меня в укромном уголке одного из бесчисленных коридоров «Фобетора» дождались двое коллег и стали допытываться, отчего это я такой везучий. Сперва я честно сказал, что понятия не имею. Они, естественно, решили, что это всего лишь попытка отделаться от них, и стали настойчивее: мол, адрес мой им известен, если я продолжу упорствовать… Я уж было подумал, что придется освежить в памяти выученные в приюте уроки (на самом деле, эти хлыщи наивны, они реально решили, что если вдвоем, то обязательно со мной справятся? Видимо, не в курсе, что у нас запрещенных приемов не было, поэтому — кто наглее и изворотливее, тот и победил).

Потом я вспомнил про камеры наблюдения, которыми напичканы все помещения — злые языки поговаривали, что они поставлены даже в уборных, но верилось с трудом — и любезно напомнил о них парочке неравнодушных к чужому счастью. Рожи у них сразу стали кислыми, один уже вознамерился отступить, но другой вошел в раж и снова заявил, что они в состоянии навестить меня в домашней, так сказать, более интимной обстановке.

Тут из-за угла вылетела злая как оса Харпер. Никогда в жизни не видел столь хорошо поставленного удара у девчонки. Отчасти от ее умения попадать по болевым точкам, отчасти от чистого удивления молодые люди позорно сдались, то есть перестали угрожать и хорохориться. Добила их Харпер вообще изящно: заявила, что мы проживаем вместе, а она, в свою очередь, училась в одной школе с племянницей шефа, поэтому и ей, и мне достаются лучшие заказы. Если тут кто-то этим недоволен, он тоже волен попытаться породниться с начальством: сделать предложение упомянутой племяннице, к примеру. Наши орлы свободу терять явно не хотели и переглянувшись споро отступили вглубь коридора.

А мы с Харпер пошли в близлежащее заведение «Трактир Дикенса» отмечать эту маленькую совместную победу. На следующее утро проснулись на моем диване и, довольные приобретенным опытом, решили его закрепить.

Нет, мы не стали жить вместе, как сходу сочинила Харпер, но она частенько у меня ночевала. Зато я ее обиталище ни разу не видел. Понятия не имею, почему она всегда ловко уводила разговор в другую сторону, стоило мне заикнуться о желании провести ночь у нее, но после нескольких попыток перестал этого добиваться.

Я особо и не напрашивался — с Харпер было хорошо, даже очень, но и без нее я не скучал. Только теперь, уже взрослым, я стал для себя открывать, что такое Лондон.

Во-первых, нас в школе «Фобетора» научили: чем лучше будешь знать город, в котором находится центральный для тебя офис корпорации, тем легче будет работать как с ним, так и со всеми остальными городами, куда клиенту приспичит. Кстати, не во все места можно попасть во сне. Существует некоторая закономерность: в этой части города должны были долгое время происходить достаточно кровавые и жуткие события, лишь тогда каким-то образом открывался путь для сноходца. Вот почему в Лондоне — Тауэр, во Франции — Бастилия, ну и далее по списку.

Во-вторых, и это стало наиглавнейшим мотиватором — нет в мире более коварного, завлекающего в свои сети города. По крайней мере, для меня. Он настолько многогранен, что после своих прогулок я срочно садился за комп, нарывал в сети необходимые сведения, заказывал книги и погружался с головой в историю. Тут было все: ужасный пожар, помогший побороть чуму; Уильям со своим «Глобусом»: большей части для простолюдинов, которые мокли под дождем, часами стояли перед сценой, но не могли себе позволить билеты в галереях; дыхание и звяканье драгоценностей рыжеволосой Элизабет, так и оставшейся девой… Я читал до одурения, бегал на исторические спектакли, один раз даже сходил на «Лондон Бридж Экспириенс» (и потом долго про себя ржал над тем, что устроители этого шоу считают страшным). Короче, жизнь била ключом, денег на все хватало, и я не заморачивался насчет будущего, а также мироустройства в целом и его несправедливости по отношению к лишенным дара в частности.

Пару лет спустя я обнаружил также плотное переплетение корней Англии и Франции. Последняя из оккупаций, перенесенная многострадальным островом, конечно, задвинула подальше коренных обитателей, зато обогатила Англию игривыми красками лепестков французской лилии. Связи между нашими странами — соседками и ярыми конкурентками — стали для меня новым предметом увлечения. Даже начал потихоньку учить французский, поражаясь, сколь много, оказывается, мы переняли у норманнов.

* * *

Одним майским утром на третьем году работы шеф вызвал меня к себе ни свет ни заря. Я как раз полночи ломал голову над странным отношением французов с цифрой «восемьдесят»⁽¹⁾, ведь образование этого числительного не поддается никакой логике. Ладно, буду честен — упражнения для ума перемежались дружеской встречей с неплохим французским бурбоном, поэтому на утро я имел не самое бодрое состояние тела и души. Явившись к мистеру Тэйлору, с трудом, но все-таки подавил зевоту, потому как развязного поведения он на дух не переносит, вытянулся по струнке и оскалился — мол, чего желать изволите? С Дугласом Тэйлором лучше проявить излишний энтузиазм, так как слово «гротеск» в его лексиконе отсутствует, зато даже мнимую вялость пресекает на корню.

— Есть один очень хороший заказ, — пальцы левой руки шефа барабанили по столу. — Мадам Маргарита Бродер, певица, обворожительная женщина, муж… впрочем, это к делу не относится. Так вот, она пожелала начать знакомство с нашими услугами с самого простого: сон «Великобритания-Франция». Я, в свою очередь, пообещал ей лучшего проводника. Возьмешься?

Вопрос, разумеется, был всего лишь данью вежливости. У нас не та компания, в которой люди могут отказаться от работы. Я выпрямился еще сильнее и гаркнул, что да, буду рад услужить. Шеф даже не поморщился.

Он поднял телефонную трубку и отдал короткое распоряжение Монике. Значит, заказчица дожидается в приемной и в кабинет войдет через боковую дверь. Я развернулся всем корпусом и стал пожирать створку глазами. Уже почти четыре года работаю, но мне все еще интересно — каким будет человек, с которым мне предстоит заснуть в одной комнате, а проснуться в другой, зачастую на противоположной стороне земного шара?

Мадам Маргарита на самом деле оказалась весьма миловидной. Небольшого роста, с великолепной осанкой и густыми темными волосами. Лицо было решительным, с правильными чертами, его слегка портил только слишком маленький рот. Я про себя удивился — неужели в наши дни при ее деньгах она не пожелала исправить это упущение?

Тем временем Маргарита Бродер успела поздороваться с шефом, кивнуть мне, а потом вновь уставиться на него.

— Да, мадам, вы верно поняли, именно Бенни станет вашим проводником во время вашего первого путешествия! — с немалым пафосом выдал мистер Тейлор.

На меня посмотрели пронзительно-недоверчивым взглядом голубых глаз.

— Но мальчик еще совсем молод! Вы уверены, что он справится?

Шеф, как обычно в таких случаях, умело изобразил оскорбленную невинность:

— Мадам, вы обижаете меня своим недоверием. Этот мальчик у меня уже… дайте вспомнить, да, почти восемь лет, и ни одной осечки! Причем пришел он ко мне четырнадцатилетним.

Да уж, пришел. Пынками, можно сказать, выдворили из приюта. Как же они тогда перетрухнули, вспомнить страшно. Как будто я болен какой-то жуткой заразой. Но я им благодарен, честно. Если б не способности и зоркий глаз директора приюта… жил бы я сегодня совсем по-другому, и эта конкретная вариация жизни мне сегодняшнему ой как не нравилась.

Мадам глянула на меня с большим таким подозрением. Неудивительно — мистер Тэйлор лучился столь неистовой гордостью за подчиненного, что в ее взгляде промелькнуло подозрение: не внебрачный ли я его сынок часом? Я прикусил щеку изнутри, чтоб не заржать. Да наш Дуглас Тэйлор ни при каких обстоятельствах даже не посмотрит в сторону женщины! Слухи в нашем заведении, как и в любой такой компании, где люди вынуждены долго и тесно общаться, распространялись быстро и почти всегда оказывались правдой. Меня передернуло. Вспомнился утренний разговор с Харпер.

— Люди действительно пропадают, Бенни. Это не байки. — Харпер, как всегда в моменты волнения, неосознанно начала теребить пуговицу на моей рубашке. Я вопросительно приподнял бровь. Конечно, до меня в течение последнего полугода доходили разного рода слухи, но очень уж не хотелось в них верить. Однако, если об этом заговорила девушка, с которой я познакомился в первые, самые трудные ученические дни в нашем стремном деле… Харпер я привык доверять, к тому же, я не смог припомнить случая, когда она стала бы разносить кривотолки, не имеючи железных оснований для пересказа услышанного.

— Харпер Мартен, — полушутливо начал я. Такой подход всегда себя оправдывал. — Можешь ли ты поклясться, что…

— Могу! — перебила меня она, и я подавился своей шуткой. Харпер очень серьезно относилась к слову «клятва», и если она впрямь готова произнести ее, то дела наши — труба.

— Рассказывай, — попросил я, нащупывая в кармане сигареты. Она поморщилась, сама не курит и мне не велит, но безропотно приступила к рассказу. Тот оказался весьма продолжительным, я за это время успел выкурить все, что до этого тихо-мирно лежало в пачке.

Из ее слов следовало, что с пока неустановленной периодичностью в комнате для перемещений на том конце «маршрута» оказывался только ведомый, а сопровождающий исчезал бесследно. При этом никто из сновидцев не был новичком, все прекрасно справлялись со своими обязанностями... до одного злополучного дня.

— Ведомый никогда не пропадал? — еще раз уточнил я, откидывая пустую пачку из-под курева.

Она отрицательно покачала головой.

— Хотя бы репутация фирмы не страдает, — с кривой ухмылкой выдавил я. Эта моя шутка тоже осталась неоцененной.

— Ты можешь распушивать перья, если хочешь, Бенни, — с грустью сказала Харпер, проведя кончиками пальцев по моей щеке. — Но факты от этого не меняются. Наши пропадают.

Она понизила голос до шепота:

— И никто даже не пытается обобщить данные, вывести какие-то закономерности… Им нас совсем не жаль, Бенни!

Тут было о чем призадуматься. Мы все, то есть те, с кем я успел перезнакомиться, либо остались сиротами в раннем детстве, либо наши родители ушли в мир иной, когда мы уже повзрослели, но ни у кого из нас не было в живых ни отца, не матери. Иметь супруга запрещалось уставом компании. Вот отработаешь положенные десять лет, и гуляй, сколько влезет. Но не раньше. О детях вообще речи не шло. Выходило, что вряд ли по нам будут тосковать оставшиеся родственники, да что там, нас даже толком никто искать не будет.

Скажем, я по субботам обычно хожу в тот самый «Трактир Дикенса». Бармен меня знает и всегда без спросу сразу ставит передо мною бутылку «Балмерс Оригинал». Я сажусь, не спеша выпиваю, попутно глазея на один из больших экранов, где всегда идет трансляция какого-нибудь матча, а потом, оставив ровно десять процентов чаевых, ухожу. Предположим, послезавтра я туда не приду. И что? Он даже не знает, где я работаю, это тоже прописано в контракте. Поэтому о «Фобеторе» ходят самые дикие слухи, но в них нет и грана ⁽²⁾ правды. Те богачи, которых мы перемещаем, видимо, не стремятся хвастать приключениями в снах. Ну и знают о самой схеме перемещения они тоже не то чтобы все от альфы до омеги.

— Ладно, — подытожил я, — живы будем — не помрем.

Харпер аж подавилась ментоловым леденцом. Я их терпеть не могу, она это знает и нарочно закидывает в рот по несколько штук, как только я возьмусь за сигарету.

— Пора мне, крошка, — чмокнул ее в щеку, — меня клиентка ждет, француженка. Обворожительная женщина, глаза голубые, волосы темные, вьющиеся… — причмокнул я губами и выскользнул в дверь. Пустая пачка сигарет полетела мне в спину, но особого вреда не причинила. Само собой, что Харпер в курсе — француженка годится мне в матери, клиентов другого возраста у нас не бывает, но раздразнил я ее, видимо, хорошо. Это радует, меньше переживать будет.

Сон с Маргаритой Бродер сложился… эмм… своеобразным. Я просто должен был отвести ее из Тауэра в Бастилию, маршрут привычный, сто раз хоженый, составить мыслесхему я мог с закрытыми глазами, впрочем, мы всегда это делаем с закрытыми глазами. Как говорится, ничего не предвещало беды, как вдруг она во сне обнаружилась полностью голой. Тут вы должны запомнить: сперва во сне ведомый и проводник оба видят, как идут, взявшись за руки, по месту отправления, потом начинается самое интересное — якобы обычный сон: когда приятный, когда жуткий, но со спецэффектами в виде ощущений ото всех органов обоняния. Единственное исключение — дискомфорт любого рода. То есть укусит ли вас комар или сожгут на костре, вы не почувствуете ровным счетом ничего. Однажды одного моего ведомо, солидного шведского господина Бенгта Скольда (в очках и при галстуке, гладко выбритого) спалили прямо на моих глазах. Как вспомню, так вздрогну. Одни запахи чего стоят! Как ни странно, клиенту понравилось. Сказал, что именно острых ощущений ему в последнее время не доставало. Н-да, каждому свое.

Да, сны, разделенные с проводником, всегда красочны, всегда запоминаются, именно поэтому на наши услуги такой спрос, несмотря на бешенную цену. Ну, из-за комфорта тоже. Засыпаешь в одном месте, через две-три минуты просыпаешься в другом, никакой тебе взлетно-посадочной полосы и посещения туалета над облаками.

Кажется, я отвлекся. Так вот, во сне и ты, и ведомый всегда в той же одежде, в какой засыпали. При пробуждении — тоже. Это норма, даже не так — это абсолютная норма, исключений не бывает. Пользовались бы люди нашими путешествиями во сне, если б не было гарантии, что проснешься в приглядном виде! Тут же как: сразу после пробуждения в комнату вваливается надзиратель (на самом деле у них более благозвучное название профессии, но проводники предпочитают жаргон), чтобы убедиться, что прибыл тот, кого ждали, в целости и сохранности, все золото при нем, даже зубы. Шучу я, шучу. Чего-чего, а золотых зубов у наших клиентов не бывает, сплошной диоксид циркония.

Поэтому, когда мы из Кровавой башни Тауэра попали в джунгли под тропический ливень, и с нее испарился темно-фиолетовый костюм с белой блузкой, а также нижнее белье, я даже тихонечко присвистнул. Остались только украшения и туфли. Косметику, естественно, смыло. Никогда б не подумал, что женщина с лицом в разноцветных разводах пробудит во мне желание, но случилось. По счастью, я-то остался при одежде, а на перемещения я всегда надеваю что-нибудь свободного кроя. С другой стороны, Маргарита особо меня не разглядывала, так что не смогла бы ничего заметить. Она не стала прикрываться руками или волосами, только стояла, часто моргала и кусала губы. Потом спросила:

— Это нормальное явление?

Контраст между деловой серьезностью ее тона и оголенной смуглой кожей был настолько уморительным, что я вновь был вынужден прикусить щеку изнутри. Вряд ли она оценит жеребячье ржание посреди деревьев, лиан, струй дождя и одуряющих запахов.

— Мадам, — со всей возможной осторожностью начал подбирать слова я, — обычно такого не происходит, но сновидение — вещь непредсказуемая. Однако, — сразу исправился я, — одно точно могу обещать: мы проснемся в положенном месте, и все ваше будет при вас. — К сожалению, мысленно добавил я.

— Ну хорошо… Нам, наверно, туда? — она махнула рукой на особо привлекательный, усеянный яркими цветами участок растительности. Я пожал плечами — это все равно, в какую сторону, тут главное: провести определенное количество времени внутри сна. Однако клиента надо было уважить, и я склонил голову, признавая ее правоту.

Мы двинулись вглубь джунглей, и вскоре наткнулись на столь плотное переплетение веток, что стало ясно — дальше путь заказан. Я зажмурился и представил себе мачете. Твердая рукоятка оружия сразу скользнула в кулак. Дальше дело пошло гораздо веселее: я шел спереди, отодвигая пересеченные ветки, листва вместе с дождевой водой сыпалась на меня и Маргариту, под ногами хлюпала размокшая почва. Жарко, влажно, учащенное женское дыхание сзади…

При борьбе с очередным хитроумным переплетением случилось нечто, на что я в стандартном прохождении сна даже не обратил бы внимания. Мачете соскользнуло и рассекло кожу на пальцах левой руки. Острая, обжигающая боль и набухающие крупные капли крови. Если второе — естественно, то первого не должно быть! Хорошо, что я успел сжать зубы и не застонал, а выражение моего лица Маргарита не видела.

Так, собрались и пошли дальше! Совсем скоро выход, то есть момент пробуждения. Внутренние часы работали четко. Еще раз взглянув на саднящие кровоточащие пальцы, я вломился в только что образованный проход, деревья вокруг меня закружились в бешеном хороводе, а все запахи разом исчезли. Прибыли!

Открыв глаза, я сразу посмотрел на кровать справа от меня. На ней лениво потягивалась полностью одетая Маргарита Бродер, весьма довольная приключением. У меня на этот счет было совершенно другое мнение. Тем более, когда я присмотрелся к своей левой руке. Раны перестали кровоточить, на их месте оброзовались аккуратные белесые шрамы, но осязаемая память о произошедшем, получается, осталась.

Боль от пореза во сне стала последней монетой в копилку странностей. Ненормальное происшествие с одеждой Маргариты, конечно, меня озадачило, но если б только оно, еще куда ни шло, сейчас же я убедился окончательно — Харпер права на все сто и пора всеми правдами и неправдами линять из «Фобетора».

1) Восемьдесят — французы получают эту цифру умножением 4 на 20. Причем так и говорят: «Кятр ван», то есть четыре двадцать.

Вернуться к тексту

2) Гран — согласно английской системе мер и весов, действовавшей до 1985 года, 1 гран равен 64,8 мг.

Вернуться к тексту