Схорониться (джен)

— Сюда! Сюда! Дяденька, прячьтесь сюда!

Воздух с хрипом вырвался из груди Селвина, и он заозирался вокруг. Мордредовы кишки, он ощущал себя загнанным лисом. Тощим, голодным, мокрым и без шансов спастись. Селвин почти обезумел от паники. Смерть Тёмного Лорда перечеркнула всё. Просто его уничтожила. Пылью разметала все его мечты и надежды. Что ему теперь светило? Хорошо, если б только Азкабан… Нет, нет, нельзя думать об этом. В прошлый раз он отвертелся — должен суметь и сейчас. Только бы выбраться! Надо просто схорониться где-нибудь, пересидеть, переждать — а после, когда всё уляжется, вот тогда и вернуться. Сказать, мол, держали меня под Империо… и шантажировали. Да. Матушкиной судьбой. Должна же старая карга хоть на что-то сгодиться. А битва… что битва? Его и не опознает никто.

Маску и плащ он бросил там, на руинах, а потом стянул с какого-то мертвеца его куртку, и, морщась, надел на себя. Покойнику-то без надобности, а ему пригодится. Куртка была узка в плечах и провоняла потом и дешёвым табаком — зато была потёртой и достаточно грязной, чтобы никому не бросаться в глаза. Да и палочку свою Селвин там же получше припрятал, а чужую забрал. Даже если его возьмут — мерлинов им дырявый носок, а не две дюжины непростительных, и пусть попробуют хоть что-нибудь доказать.

Добраться до Хогсмида по лесу оказалось несложно — это его и подвело. Добраться — добрался, а выбраться… Мало того, что битва докатилась и сюда, и где-то над домами до сих пор висели обрывки чар, сбивающих аппарацию, так ещё и с чужой палочкой в руках Селвин был не в том состоянии, чтобы спокойно куда-нибудь переместиться одним куском. Ночь он не спал — что в его возрасте уже было тяжко — да ещё дрался, потом испытал величайшее разочарование в этой поганой своей жизни… словом, ему нужно было где-нибудь перевести дух и сосредоточиться, и прийти в себя, а не аппарировать прямо с улицы, оставив окровавленную лодыжку в грязи. А уж если его увидит сейчас кто и прицепится — тогда всё. Точно конец.

Вот тогда-то его и окликнули.

— Сюда! Сюда! Дяденька, прячьтесь сюда! — махала ему рукой девчонка лет примерно шести. Чумазая, в застиранном голубом платье, с растрепавшимися косичками. Размышлять Селвину было некогда: на другом конце улицы раздались хлопки, и возникла пара знакомых ему по Министерству служащих. Увидят здесь, сразу поднимут крик — а убить их обоих без шума посреди бела дня не выйдет. Сразу полдеревни сбежится. Так что Селвин, не думая, бросился за девчонкой — узким переулком между каких-то стен, затем пролез за ней между досками в старом заборе и почти нырнул в небольшую неприметную дверь какого-то полуразрушенного и давно нежилого дома.

Они оказались в крохотном коридоре и спустились по ужасно пыльной скрипучей лестнице вниз, в подвал. Здесь было темно и сыро, и Селвин засветил на палочке огонёк, чтобы хоть оглядеться. Подвал был большим, и, кроме девочки, что привела Селвина, в нём обнаружились ещё две: одна — совсем маленькая, с трогательными кудряшками и грязной плюшевой хвосторогой в руках, из которой лезла набивка. Вторая казалась старшей из всех троих; ей было, пожалуй, восемь, и она, оторвавшись от большой эмалированной жёлтой кружки, из которой жадно что-то пила, зыркнула сперва на него, а затем на сестру.

— Дяденьку надо спрятать, — сказала им его провожатая и потянула Селвина вперёд за рукав.

— Т-с-с, — кудряшка прижала грязный пальчик к губам, а затем показала на потолок.

— Спасибо, — искренне прошептал Селвин, всё пытаясь отдышаться. Он сел у стены, рядом с горой тряпья, на которой, видимо, оборванки спали. Кроме неё, из мебели здесь была разве что колченогая табуретка, на которой ютились пара надколотых чашек, миски, а рядом с нею ведро. Вероятно, дети давно уже прятались тут. Возможно, от самого Селвина и от его коллег — ну ведь не от авроров же. Глаза привыкли уже к темноте, и Селвин, потушив Люмос, осмотрелся: странно, здесь было не так уж и темно. Кладка одной стены обвалилась грудой битого кирпича, а сверху иногда что-то сыпалось. Что ж, не важно — он всё равно не намерен задерживаться здесь надолго.

— Вот, — девочка, что привела его, забрала кружку из рук сестры и протянула ему. — Дядя, попей. Ты же совсем запыхался.

Селвин благодарно кивнул, принимая кружку, и залпом её осушил. Вода была слегка горьковатой и настолько холодной, что у Селвина свело зубы и он поморщился. В подвале было стыло и зябко; Селвин закутался в куртку, и его начало клонить в сон. Девочки отошли от него к самой лестнице и о чём-то тихо шушукались. Вот ведь! Впрочем, они ему не мешали, и Селвин попытался устроиться поудобнее — сперва облокотился на груду тряпья, а затем решил подгрести её ближе, запустив руку куда-то вглубь, и тут её обожгла, пронзила такая боль, что он выругался и взвыл.

Дёрнул раз, два, а затем уставился в ужасе на окровавленные перебитые пальцы, зажатые в стальных челюстях.

— Что это, я вас спрашиваю, за дрянь?! — заорал он, пытаясь разжать капкан, но у него ничего не вышло.

— Крысиный капкан, дяденька, — ответила средняя — та, что его привела.

Палочка! Он ощупал себя левой рукой и вдруг понял, что её нет даже рядом. Где его палочка? Мордред их побери! Селвин, шипя сквозь зубы, вновь огляделся — но палочки не было.

Зато девочки подошли ближе, и теперь на него смотрели.

— Да помогите же мне! — он уже почти плакал от боли. — Что ещё, вашу мать, за крысы?

— Здоровенные, дяденька, — старшая наклонила голову. — Мерзкие.

— И живучие. Мрут не сразу, — невинно добавила младшая, прижимая хвосторогу к груди, и вот тут Селвина окончательно пробрало.

— И что же вы тогда с ними делаете? — севшим голосом спросил он, дёргая на себя капкан, и лишь бесполезно звеня ржавой цепью.

— Забиваем камнями, дяденька, — средняя девочка убрала за плечи косички, и, наклонившись, подняла обломок красного кирпича.

Старшая оказалась шустрее, и первый кирпич прилетел от неё, больно ударив растерявшегося Селвина прямо в грудь, и он задохнулся от боли. Не спасли даже куртка и мантия. Следующий уже летел ему в голову, и он неловко, кое-как прикрылся рукой. Острый край больно ударил в локоть, а за ним прилетел ещё один снаряд, и ещё; на Селвина обрушился настоящий град, и он беспомощно сжался в комок на полу. Сердце его бешено колотилось: как же так? Ведь он же практически спасся, но если так дальше пойдёт, он же останется тут!

— Мордредовы соплячки! — закричал он, когда камни перестали вдруг сыпаться. — Да что вы творите! Знаете, что я с вами за это сделаю?! — он сам подобрал кирпич и каким то чудом поднялся на ноги, сколько ему позволяла цепь — и тут почувствовал себя странно: голова неожиданно закружилось, а кишки и желудок начало невыносимо печь. Желчь подступила к горлу и, сплюнув, Селвин увидел вместо слюны практически чёрную кровь. Его озарила мучительная догадка:

— Что… что… чем вы, твари, меня напоили?

— А чем травят крыс? — спросила старшая девочка, и Селвин неверяще помотал головой:

— Ты же сама пила, дрянь! Я видел! — в глазах поплыло, и он рухнул.

Несколько долгих мгновений девочки молча смотрели, как он беспомощно барахтается в тряпье, а потом средняя пожала плечиками — и швырнула в него следующий кирпич.

Селвин не успел и не смог прикрыться — тот попал ему в голову, и кровь залила глаза. Он хотел отползи, но тут внутри него будто бы что-то лопнуло, и Селвин почувствовал, как захлёбывается в собственной же крови. Он изверг её из себя, задыхаясь, а девочки всё швыряли и швыряли в него битые кирпичи.

* * *

Шваль, из которой успел набрать свою армию Волдеморт, уцелевшая после битвы за Хогвартс, рассеялась по окрестным лесам, и авроры работали, не опуская палочек. Поисковые группы на мётлах летали над лесом, выслеживая беглецов, или в сопровождении кентавров прочёсывали пешком окрестности.

В Хогсмиде ситуацию под контролем держали местные, и авроры добрались туда только на третий день. В не такой уж большой деревне оказалось с избытком укромных мест, где прятались — или могли скрываться — недобитые сторонники Волдеморта.

К старому уже полусгнившему дому поисковая и уже порядком уставшая группа авроров вышла к вечеру: их внимание привлекла отломанная доска в заборе и открытая дверь.

Джон Долиш осмотрелся вокруг и сказал:

— Нехорошее это место. Здесь в начале восьмидесятых Пожиратели всю семью вырезали: мать, бабку, а с ними троих детей. Девочки все. У нас тогда и так было по дюжине вызовов за ночь, так что сюда на трупы мы не слишком спешили, а когда добрались — старшие еще ничего, а до детей крысы в подвале уже добрались… Эти твари первым делом объедают лицо… н-да. У нас тогда все стажеры блевали. То ещё зрелище. Старшую мы нашли с зажатой в руке жёлтой кружкой — словно её заставили до смерти захлебнуться.

— Вот жуть, — поёжился молодой аврор.

— Жуть, — согласился Долиш, приоткрывая дверь и покрепче сжимая палочку: — Праудфут, прикрывай. Гоменум Ревелио.

Заклинание утверждало, что из живых в доме никого крупней крыс не было, однако в дом авроры входили всё равно осторожно. Дом был заброшен, и в лица авроров пахнуло холодной затхлостью. Под ногами скрипели доски и что-то похрустывало.

Праудфут кивнул на подвал — дверь была приоткрыта, и в пыли остались следы; Долиш занял позицию и отправил его вперёд. Через какое-то время Праудфут внизу громко присвистнул, и остальные спустились уже вслед за ним.

— Это же Селвин, — сказал Долиш, подходя к лежащему рядом со старым ржавым капканом телу и переворачивая его ногой. — Я его знаю по Министерству… знал, — поправился он и вгляделся в искажённое ужасом лицо трупа с выпученными глазами. Рядом с его рукой валялась старая выщербленная и покрытая пылью жёлтая кружка, а чуть дальше в углу — грязная выпотрошенная игрушка, которую трудно было уже опознать. — Что ж. Нам же меньше работы.

— Интересно, что его так напугало? — спросил молодой аврор, нервно оглядываясь.

— Тебе интересно? — Долиш бросил на него тяжёлый взгляд. — Кому ещё интересно? — Праудфут примирительно поднял руки, и принялся водить палочкой вдоль стен, проверяя, нет ли за ними чего подозрительного. — Видишь — аврору Праудфуту неинтересно. И мне — нет. Даже знать не хочу, — Долиш покачал головой. — Заверните его в простыню и двинулись дальше. У нас ещё шесть домов.