Тим Риверс. Охота на Ворона (джен)

Не спалось этой ночью не только Тиму. Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Миневра Макгонагалл стояла, замерев, у высокого окна своего кабинета и смотрела на лунный свет, разливающийся по мрачной глади Черного озера. Её высокая и неподвижная фигура в отливающей изумрудом мантии была похожа на одну из тех статуй, которых она оживила во время финальной битвы с Темным лордом. В руках она держала письмо, уже слегка помятое; лицо её, обыкновенно спокойное и строгое, выражало беспокойство. Вдали раздался крик птицы, она вздрогнула, выходя из глубокой задумчивости, и подошла к большому, заваленному свитками и книгами, письменному столу.

Кабинет директора сильно изменился после того, как этот пост достался профессору Макгонагалл. Предыдущий его владелец, Северус Снегг, предпочитал холод, полумрак и предельно аскетичное убранство, перенеся в кабинет директора атмосферу своего подземелья. При Макгонагалл кабинет снова обрел то настроение, которое было свойственно ему во времена Дамблдора — но, вместо многочисленных волшебных артефактов и предметов, она заставила его полками книг, и теперь круглая комната напоминала библиотеку. Как и всегда, на стенах висели портреты предыдущих директоров, а за рабочим столом висел самый большой потрет, её предшественника. Макгонагалл поначалу ворчала, что хотела бы на этом месте видеть Дамблдора, а не Снегга, но менять под себя правила не стала; в итоге, их отношения стали взаимоуважительными, пускай и далекими от дружбы. Снегг не упускал возможности напомнить Макгонагалл о былых победах Слизеринцев в Квиддич, на что та, с добродушной иронией, парировала напоминанием о небывало коротком пребывании Снегга на посту директора, что было несколько обидно даже для мертвеца — после подобных замечаний тот обычно раздраженно удалялся в глубину своего портрета.

Макгонагалл положила письмо на стол, после взглянула на песочные часы, стоявшие на высокой стеклянной полочке рядом, передумала и, аккуратно сложив письмо в конверт, спрятала его в секретный ящик. После достала чистый лист пергамента и стала быстро писать в нём своим аккуратным почерком с характерными завитушками. Закончив, она отложила его в сторону, взяла небольшой кусочек пергамента и написала в нём короткую записку. Взяв оба документа, она подошла к дремлющей в своей клетке серо-черной сове, разбудила её, аккуратно погладив по лапке, и сказала:

— Записку отнеси профессору Трелони — надеюсь, ты понимаешь, о какой Трелони идет речь — и сразу, не дожидаясь ответа, отправляйся доставлять письмо. Путь будет неблизким и опасным, но прошу тебя поторопиться — возможно, от твоей расторопности будут зависеть жизни.

Сова укоризненно ухнула в ответ — как будто ей нужно было напоминать о том, насколько у неё была ответственная служба — и, мягко взлетев, вылетела в открытое окно Директорской башни. Макгонагалл проводила её взглядом и только сейчас обратила внимание на то, что начало светать. Взмахнув палочкой, она погасила свечи, перенесла книги, с которыми работала до этого, на их место на полках и решила, что хотя бы пару часов нужно поспать перед тем, как начнется очередь безумный день в Хогвартсе. Впрочем, по-настоящему её беспокоило то, в любой момент степень безумия может превысить допустимый предел. Словно услышав её мысли, зеркало, стоявшее у дальней от директорского стола стены, заволокло дымкой, сквозь которую проступило бледное лицо профессора Дэвиса, декана факультета Когтевран.

— Профессор Макгонагалл, слава Богу, я вас застал.

— Вообще-то, Честер, вы меня не застали, считайте, что увидели приведение. Я иду…

— Миневра, прошу прощения за столь позднее вторжение, но, боюсь, речь идет о деле, которое не терпит отлагательств, и я бы в другой ситуации никогда бы не стал вас прерывать и уж тем более вторгаться в такой поздний час, но…

Профессор Макгонагалл замахала на зеркало руками:

— Прошу вас, меньше суеты, Честер, говорите по существу: что случилось?

Её собеседник с ужасом закрыл рот рукой, затем огляделся вокруг и прошептал:

— Самое страшное, профессор, то, чего не случалось уже много лет. Нападение! Нападение на студента!

Губы профессора Макгонагалл стали такими же призрачными, как и лицо в зеркале, которое со страхом смотрело на неё. Она отвернулась, ухватившись за стоящую рядом книжную полку, чтобы не потерять равновесие, но когда через несколько секунд она вновь взглянула на трясущегося профессора Дэвиса, на её лице не было ни следа паники.

— Помощь пострадавшему оказана?

— Профессор, мне очень жаль, но…

— Никого не пускайте к телу. Всех студентов переведите в большой зал, оповестите преподавателей. Разбудите Филча. И, ради Бога, хватит трястись, Честер. У нас полная школа детей, которых нужно защищать и сейчас самое время вспомнить об этом. Идите. Стойте! Честер… Кто?

Профессор Дэвис сжал глаза пальцами, вытер слезы и сказал:

— Джимми… Джеймс Докери, профессор.

* * *

Тим, вместе с остальными учениками, лежал на полу в Большом Зале, и чувствовал, что пустота, в которую он погружался последнее время, утратила какие-либо границы глубины — он падал вниз и знал, что падать будет всегда и ничто не остановит этого падения. Стоило ему закрыть глаза, как он видел лицо Джимми, улыбающееся, приглашающее сесть рядом в купе Хогвартс-экспресс. «Странно, — подумал Тим. — Почему я не вспоминаю его, лежащим в крови в центре гостиной? Почему вспоминаю именно ту нашу встречу? Неужели, я жалею не его, а себя?». От этой мысли Тиму стало еще более одиноко и он, развернувшись, уткнулся лицом в подушку. Джимми Докери не был его лучшим другом. Он был его единственным другом. Они даже не очень близко общались в этом году, но для Тима и это было большим достижением. Он не был нелюдимым подростком, а окружающие, пожалуй, сказали бы, что он приятный и добрый юноша, но по-настоящему сблизиться с кем-то у него не получалось. Иногда он спрашивал себя, почему шляпа определила его в Когтевран? И пока что лучшего ответа чем этот не нашлось: здесь учатся самые самодостаточные студенты Хогвартса.

В конце концов, Тиму удалось уснуть. Он не видел снов, что само по себе было некоторым облегчением; весь груз, свалившийся на плечи четырнадцатилетнего подростка, заставил его провалиться в темное и спокойное ничто. Но иногда Тим просыпался на несколько секунд, для того, чтобы раз за разом задать себе один и тот же вопрос: «Неужели его кошмары как-то связаны с тем, что произошло этой ночью?»