Тим Риверс. Охота на Ворона (джен)

Тим Риверс лежал на своей кровати в спальне студентов-четверокурсников, учившихся на Когтевране, и изучал замысловатые узоры из трещин на потолке. Этому занятию он посвящал уже третью ночь; у него не было бессонницы, ему не мешал храп его друга Джимми Докери, обыкновенно доносящийся из-за балдахина соседней кровати; нет, Тим не засыпал, потому что прикладывал к этому все усилия, потому что смертельно боялся того, что неделю назад начало являться к нему во снах — одно и то же видение, один и тот же силуэт, одна и та же кошмарная развязка.

Первые две ночи дались ему относительно просто. Во-первых, в Хогвартсе тот, кто ищет себе занятие по душе, всегда найдет его. Большую часть времени Тим потратил на безуспешные попытки настроить Интернет в их спальне, магловское изобретение, разработанное при помощи МАКУСА (Магический Конгресс Управления по Северной Америке) и подключиться к которому удавалось только из Большого зала. Тим был единственным волшебником в семье и, как и его многочисленные братья и сестры, привык проводить вечера, уткнувшись в свой телефон, пролистывая ленту то одной соцсети, то другой. Когда ему пришло письмо из Хогвартса и он начал изучать волшебный мир, его поразило то, насколько он похож на мир маглов. Однако, достаточно быстро Тим понял, что для других волшебников, особенно живущих в Англии, эта мысль неприемлема и даже оскорбительна. Во время одного из первых завтраков в Хогвартсе Джимми гордо показал Тиму движущиеся фотографии в газете «Ежедневный Пророк», на что тот со смехом открыл Инстаграм — но на окружающих это не произвело особенного впечатления. Эмили Визенбрю, за которой Тим уже несколько лет безуспешно ухаживал, закатила глаза и отвернулась (именно в этот момент он и влюбился в неё по уши), а Пит Макнитти заметил, что «отдает должное изобретательности маглов, но волшебным газетам уже много сотен лет, а эти коробочки с картинками появились только сейчас, видимо, на то, чтобы освоить полеты, маглам потребуется еще столетие-другое». Тим хотел возразить, но передумал и решил впредь быть осторожнее с проведением подобных смелых аналогий — все-таки, волшебные семьи по-прежнему отличались консерватизмом.

Второй причиной, по которой ему удавалось преодолеть сон, стало относительно легкое расписание последних дней — страшное видение не возвращалось днём, поэтому он смело прикорнул на занятиях по Прорицаниям, задремал на Истории магии и даже сумел ускользнуть с матча по Квиддичу, к которому он втайне относился безо всякого интереса, и двадцать минут спокойно поспал в общей гостиной Когтевранцев (матч закончился быстро — играл Пуффендуй, который доминировал в школьном чемпионате последние несколько лет). Но вчера ему не так повезло с занятиями — двойная пара по Трансфигурации, которой по новой школьной программе стало уделяться очень много внимания (неизвестно, что повлияло на это сильнее, биография нового директора Хогвартса или фигура нового преподавателя, профессора Трелони, младшей сестры Сивиллы Трелони и полной её противоположности — строгой, собранной, предпочитающей конкретику формул размытости воображения) и занятие по Защите от темных искусств, увлекательному предмету, но который требовал полного включения и концентрации от студентов. Проклятие, нависшее над этим предметом, по-прежнему действовало и преподаватели менялись каждый год — на смену легендарной Полумне Лавгуд, которая согласилась на год взять этот курс, прежде чем уехать на остров Пасхи изучать магические свойства статуй Моаи, пришел профессор Честер Нимиц, мракоборец, ушедший в долгосрочный отпуск после сложного задания, подробности о котором были строго засекречены. Профессор Нимиц делал акцент не только на развитии магических навыков, но и на физических упражнениях, поэтому занятия с ним напоминали Тиму спортивные уроки в его магловской школе — после них оставалось одно желание, рухнуть в кровать и провалиться в спасительный, успокаивающий сон.

Тим потер глаза и, решив дать им отдохнуть минутку, прикрыл их. Внезапно он почувствовал, что в комнате зажегся свет — это было странно, ведь, хотя у него и была волшебная розетка, от которой он заряжал телефон, электричество в Хогвартсе по-прежнему не было проведено. Приоткрыв один глаз, он увидел, что перед ним парит в воздухе маленький шар света — он сделал несколько заигрывающих кульбитов, после чего подлетел к двери и исчез, просочившись сквозь неё. Тим огляделся по сторонам — но все вокруг мирно спали, создавая эту особую, ночную полифонию звуков. Он накинул тапочки, взял с тумбочки свою волшебную палочку, и тихонько выскользнул в коридор. Шар света радостно запрыгал и полетел дальше — вниз по круговой лестнице, к статуе Кандиды Когтевран, которая мрачно смотрела на общую гостиную, освещенную холодным светом луны, и дальше, к двери без ручек и замочных скважин, открыть которую можно было, только правильный ответив на вопрос. Ночной замок показался Тиму встревоженным, воздух становился всё более спертым, а темнота коридоров — более темной, чем обычно. Не было слышно звуков, всех обычных шорохов, шепотов, скрипов, но Тим не замечал этого; как завороженный он шел за шаром света, который манил его все дальше, в глубину замка. Наконец, они оказались в длинном коридоре, в конце которого была открыта дверь — ускорившись, шар подлетел к двери и скрылся за ней. С трудом передвигая ноги, словно те были налиты свинцом, Тим побрел в сторону двери. С каждым шагом ему все меньше хотелось заглядывать туда, но остановиться он уже не мог. За дверью находилось что-то очень важное, одновременно манящее и отталкивающее. Тим взялся за ручку и медленно открыл дверь. Крик застрял у него в горле. Низкая фигура в плаще с капюшоном стояла перед ним и тяжело дышала. В руке она держала какой-то замысловатый предмет, с которого медленно капала густая жидкость. Тим знал, что на полу перед фигурой в плаще кто-то лежит, но не находил в себе силы опустить взгляд. Рука незнакомца медленно потянулась в капюшону и скинула его…

С шумом вздохнув, Тим резко распахнул глаза и обнаружил себя лежащим в своей кровати, вцепившимся, что есть сил, в мокрую от пота простыню. Отдышавшись, он протянул руку к тумбочке, но взял не палочку, а телефон — разблокировав его, он поморщился от ярко вспыхнувшего в комнате света и открыл заметки. Еще никогда эти ночные видения не были такими отчетливыми — он зажмурился и попытался в деталях вспомнить всё, что видел и что чувствовал. «Шар света», «Удушье», «Длинный коридор», «Фигура в плаще», «Странный предмет в руках». Оставалось вспомнить главное — что скрывалось за капюшоном? Но как он ни старался, как ни прокручивал у себя в голове эту сцену, память не пускала его дальше, быть может, защищая от увиденного. Тим убрал телефон и, вздохнув, сел на кровати. Всё по-прежнему казалось ему странным, необычным, словно он всё еще пребывал в своем кошмаре. Ущипнув себя за руку и потянув за волосы, он убедился в том, что не спит… и вдруг понял, что его смутило.

В спальне стояла мертвая тишина.

Медленно отодвинув край балдахина, Тим посмотрел в сторону кровати Джимми. Его тапочки стояли рядом, в одном из них лежала его волшебная палочка — так он был уверен в том, что не забудет её утром и не придется возвращаться. Но привычный храп не раздавался. Тим огляделся вокруг — все было как обычно, только предрассветные, тусклые краски создавали ощущение, будто он попал в старую, черно-белую фотографию. Наклонившись, он заглянул за балдахин — и никого там не обнаружил. Тихонько встав, он обошел спальню и обнаружил остальных однокурсников мирно спящими. Джимми всегда просыпался последним, нередко — от настойчивых пинков своих товарищей, и обнаружить его кровать пустующей в такое время было странно и тревожно. Тим опять проверил, не спит ли он, после чего взял свою палочку и пошел к двери — но, сделав несколько шагов, остановился. «Черт, это может быть что угодно, он мог пойти в туалет или у него возникли еще какие-то срочные дела. Стоишь здесь как идиот, замерев в нерешительности. Решись уже на что-то». Не особенно удовлетворившись своим объяснением, Тим, тем не менее, вернулся к кровати и лег. Он вдруг понял, как сильно устал — тело наливалось тяжестью, он чувствовал, как проваливается в сон и знал, что это будет хороший, длинный, исцеляющий сон. Но этому не суждено было случиться. Вместо этого, он услышал пронзительный и полный ужаса крик — крик, который Тим не забудет уже никогда.

Не спалось этой ночью не только Тиму. Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Миневра Макгонагалл стояла, замерев, у высокого окна своего кабинета и смотрела на лунный свет, разливающийся по мрачной глади Черного озера. Её высокая и неподвижная фигура в отливающей изумрудом мантии была похожа на одну из тех статуй, которых она оживила во время финальной битвы с Темным лордом. В руках она держала письмо, уже слегка помятое; лицо её, обыкновенно спокойное и строгое, выражало беспокойство. Вдали раздался крик птицы, она вздрогнула, выходя из глубокой задумчивости, и подошла к большому, заваленному свитками и книгами, письменному столу.

Кабинет директора сильно изменился после того, как этот пост достался профессору Макгонагалл. Предыдущий его владелец, Северус Снегг, предпочитал холод, полумрак и предельно аскетичное убранство, перенеся в кабинет директора атмосферу своего подземелья. При Макгонагалл кабинет снова обрел то настроение, которое было свойственно ему во времена Дамблдора — но, вместо многочисленных волшебных артефактов и предметов, она заставила его полками книг, и теперь круглая комната напоминала библиотеку. Как и всегда, на стенах висели портреты предыдущих директоров, а за рабочим столом висел самый большой потрет, её предшественника. Макгонагалл поначалу ворчала, что хотела бы на этом месте видеть Дамблдора, а не Снегга, но менять под себя правила не стала; в итоге, их отношения стали взаимоуважительными, пускай и далекими от дружбы. Снегг не упускал возможности напомнить Макгонагалл о былых победах Слизеринцев в Квиддич, на что та, с добродушной иронией, парировала напоминанием о небывало коротком пребывании Снегга на посту директора, что было несколько обидно даже для мертвеца — после подобных замечаний тот обычно раздраженно удалялся в глубину своего портрета.

Макгонагалл положила письмо на стол, после взглянула на песочные часы, стоявшие на высокой стеклянной полочке рядом, передумала и, аккуратно сложив письмо в конверт, спрятала его в секретный ящик. После достала чистый лист пергамента и стала быстро писать в нём своим аккуратным почерком с характерными завитушками. Закончив, она отложила его в сторону, взяла небольшой кусочек пергамента и написала в нём короткую записку. Взяв оба документа, она подошла к дремлющей в своей клетке серо-черной сове, разбудила её, аккуратно погладив по лапке, и сказала:

— Записку отнеси профессору Трелони — надеюсь, ты понимаешь, о какой Трелони идет речь — и сразу, не дожидаясь ответа, отправляйся доставлять письмо. Путь будет неблизким и опасным, но прошу тебя поторопиться — возможно, от твоей расторопности будут зависеть жизни.

Сова укоризненно ухнула в ответ — как будто ей нужно было напоминать о том, насколько у неё была ответственная служба — и, мягко взлетев, вылетела в открытое окно Директорской башни. Макгонагалл проводила её взглядом и только сейчас обратила внимание на то, что начало светать. Взмахнув палочкой, она погасила свечи, перенесла книги, с которыми работала до этого, на их место на полках и решила, что хотя бы пару часов нужно поспать перед тем, как начнется очередь безумный день в Хогвартсе. Впрочем, по-настоящему её беспокоило то, в любой момент степень безумия может превысить допустимый предел. Словно услышав её мысли, зеркало, стоявшее у дальней от директорского стола стены, заволокло дымкой, сквозь которую проступило бледное лицо профессора Дэвиса, декана факультета Когтевран.

— Профессор Макгонагалл, слава Богу, я вас застал.

— Вообще-то, Честер, вы меня не застали, считайте, что увидели приведение. Я иду…

— Миневра, прошу прощения за столь позднее вторжение, но, боюсь, речь идет о деле, которое не терпит отлагательств, и я бы в другой ситуации никогда бы не стал вас прерывать и уж тем более вторгаться в такой поздний час, но…

Профессор Макгонагалл замахала на зеркало руками:

— Прошу вас, меньше суеты, Честер, говорите по существу: что случилось?

Её собеседник с ужасом закрыл рот рукой, затем огляделся вокруг и прошептал:

— Самое страшное, профессор, то, чего не случалось уже много лет. Нападение! Нападение на студента!

Губы профессора Макгонагалл стали такими же призрачными, как и лицо в зеркале, которое со страхом смотрело на неё. Она отвернулась, ухватившись за стоящую рядом книжную полку, чтобы не потерять равновесие, но когда через несколько секунд она вновь взглянула на трясущегося профессора Дэвиса, на её лице не было ни следа паники.

— Помощь пострадавшему оказана?

— Профессор, мне очень жаль, но…

— Никого не пускайте к телу. Всех студентов переведите в большой зал, оповестите преподавателей. Разбудите Филча. И, ради Бога, хватит трястись, Честер. У нас полная школа детей, которых нужно защищать и сейчас самое время вспомнить об этом. Идите. Стойте! Честер… Кто?

Профессор Дэвис сжал глаза пальцами, вытер слезы и сказал:

— Джимми… Джеймс Докери, профессор.

* * *

Тим, вместе с остальными учениками, лежал на полу в Большом Зале, и чувствовал, что пустота, в которую он погружался последнее время, утратила какие-либо границы глубины — он падал вниз и знал, что падать будет всегда и ничто не остановит этого падения. Стоило ему закрыть глаза, как он видел лицо Джимми, улыбающееся, приглашающее сесть рядом в купе Хогвартс-экспресс. «Странно, — подумал Тим. — Почему я не вспоминаю его, лежащим в крови в центре гостиной? Почему вспоминаю именно ту нашу встречу? Неужели, я жалею не его, а себя?». От этой мысли Тиму стало еще более одиноко и он, развернувшись, уткнулся лицом в подушку. Джимми Докери не был его лучшим другом. Он был его единственным другом. Они даже не очень близко общались в этом году, но для Тима и это было большим достижением. Он не был нелюдимым подростком, а окружающие, пожалуй, сказали бы, что он приятный и добрый юноша, но по-настоящему сблизиться с кем-то у него не получалось. Иногда он спрашивал себя, почему шляпа определила его в Когтевран? И пока что лучшего ответа чем этот не нашлось: здесь учатся самые самодостаточные студенты Хогвартса.

В конце концов, Тиму удалось уснуть. Он не видел снов, что само по себе было некоторым облегчением; весь груз, свалившийся на плечи четырнадцатилетнего подростка, заставил его провалиться в темное и спокойное ничто. Но иногда Тим просыпался на несколько секунд, для того, чтобы раз за разом задать себе один и тот же вопрос: «Неужели его кошмары как-то связаны с тем, что произошло этой ночью?»

Разумеется, такое громкое событие, как смерть ученика, нарушило и искривило будни Хогвартса. Теплые осенние дни как-то особенно резко сменились промозглой и дождливой погодой. Студенты, которым запретили покидать замок, поначалу сетовали на невозможность прогуляться в Хогсмид или потренироваться лишний раз на поле для Квиддича, но вскоре перестали, поскольку из теплых гостиных выходить никому не хотелось. Через несколько часов после гибели Джимми Докери в замок прибыли мракоборцы; часть из них патрулировала окрестности, часть — коридоры, по одному волшебнику было приставлено к каждому значимому помещению замка. Всех особенно напугало, что преступление произошло в гостиной одного из факультетов — в месте, которое всегда казалось образцом безопасности и защищенности. И конечно, все вспоминали события тридцатилетней давности, когда на стенах появлялись зловещие надписи, про Тайную комнату, наследника Слизерина и нападения на студентов.

— Интересно, почему с мракоборцами не приехал Гарри Поттер? С ним замок почувствовал бы себя спокойнее. — спросил как-то во время завтрака Билли Филдс, однокурсник Тима, особенно увлекающийся историей противостояния Гарри Поттера и Волан-де-Морта и мечтающий описать эти события в серии романов. — Заодно мог бы расспросить его о никому не известных подробностях его жизни в Хогвартсе.

— Заодно? Боже, Билли, мне иногда кажется, что ты забываешь о том, что произошло. — Пит Макнитти раздраженно бросил ложку в тарелку с овсянкой. — Погиб наш друг и…

— Я прекрасно помню, что произошло, Пит. — отрезал Билли. — Мы и так почти не разговариваем, невозможно же все время сидеть с опущенными глазами, словно это мы в чем-то виноваты. Мама говорит, что сейчас решается вопрос, не закрыть ли школу — и, судя по всему, так близко к закрытию она не была уже много лет.

Тим слушал, вяло намазывая джем на тост. Аппетит к нему всё еще не вернулся, но первые несколько дней после случившегося он вообще не мог есть. Впрочем, его удивило, как быстро тело победило разум и заставило выполнять обычные ритуалы, необходимые для нормального функционирования. Сама идея закрытия школы не казалось ему такой уж безумной — ведь после случившегося не осталось ни улик, ни подозреваемых, ни мотивов. Казалось, что всё произошло случайно, словно замок нуждался в жертве, словно в Хогвартсе иногда, раз в несколько десятков лет, должен умирать студент. Тим невольно вспомнил свой разговор с мракоборцем, который опрашивал его и остальных когтевранцев о произошедшем:

- Сэр, прошло уже несколько дней, у вас есть какие-то зацепки, хотя бы какое-то представление, кто мог это сделать?

— Простите, мистер Риверс, но я не могу предоставить вам этой информации. Да и не забывайте, что задавать вопросы — моя обязанность, а ваша — отвечать.

Фамилия мракобореца была Пигинс и она ему очень шла: крупный, неуклюжий, с красным лицом, он обладал таким распространенным среди людей его профессии талантом — мгновенно вызывать неприязнь.

- Я понимаю, сэр, но мы с Джимми жили в одной комнате; если вы не понимаете, что значит потерять друга, то хотя бы учтите то обстоятельство, что мы тоже можем быть в опасности.

— Мистер Риверс, повторю еще раз, если бы у меня и была какая-то информация, я бы не смог с вами ею поделиться. Но, хотя вы и заставляете меня нарушить все мыслимые инструкции, могу сказать одно — дело движется медленно, работать нам не с чем. — Пигинс вздохнул и убрал самопишущее перо и свиток с показаниями в свой портфель. — Мистер Фаулз готов отправить группу расследователей обратно в Лондон, оставив только тех, кто охраняет замок.

При воспоминании об этом разговоре у Тима застучало в висках: отправить группу расследователей обратно! Словно их работа здесь была выполнена! Он яростно откусил от тоста с джемом, сделал большой глоток несладкого чая и, нарушая вновь воцарившееся молчание, медленно произнес:

— Значит, придется самим.

Все сидящие рядом обернулись на него.

— Что «придется самим»? — прищурился Пит.

— Значит, придется самим найти того, кто это сделал.

— Начитался своих магловских книжек, Тим? — без всякого сарказма и издевки произнесла Вики Уилкинс. — Я понимаю твоё желание поиграть в сыщика, но тебе не кажется, что мы имеем дело не просто с «загадкой исчезнувшего котла»?

— Начнем с того, что среди маглов действительно были выдающиеся детективы. От них всяко было бы больше пользы чем от него. — Тим кивнул в сторону преподавательского стола, за которым завтракали и некоторые мракоборцы. Пигинс выделялся среди них особенным энтузиазмом в вопросах потребления наготовленной эльфами еды.

— Некрасиво так говорить. Пигинс добрый малый, пускай и глуповат.

Тим уже пожалел, что так открыто сказал о своих намерениях. Надо было помалкивать, как он обычно поступал, когда дело касалось чего-то личного.

— Как бы то ни было, мы сидим, рассуждаем и совершенно ничего не делаем. Очень похоже на Когтевран. Можете представить себе, что устроили бы гриффиндорцы, случись подобное на их факультете? Они бы уже перевернули школу верх дном и развязали новую волшебную войну, пытаясь найти преступника.

— И с чего ты прикажешь начать? — спросила Эмили Визенбрю (Тим чуть покраснел). — У того, кто так бойко осуждает других, наверняка должен быть готов хотя бы какой-то план.

Тим почувствовал, как язык прилипает к небу и понял, что сможет выдавить из себя только бессмысленный набор звуков, поэтому решил драматично промолчать.

— Да, я так и думала. — Эмили встала и подхватила свою сумку. — Лучшее, что мы можем сейчас сделать — подумать о своей безопасности и безопасности других учеников. И выполнять указания профессора Макгонагалл. В ней-то ты не сомневаешься, надеюсь?

Эмили пошла своей слегка прыгающей походкой в сторону выхода и Тим грустно проводил её взглядом. В книжках, которые он читал в детстве, обычно писалось, что такая демонстративная неприязнь как правило говорит об обратном, но с каждым годом ему было всё труднее в это поверить. Тем не менее, план, про который спрашивала Визенбрю, у него был — вернее, не план, а общее представление, с чего бы правильно начать.

— Предлагаю, для начала выяснить, что же всё-таки накопали наши Шерлоки. — увидев непонимание в глазах однокурсников, Тим в очередной раз мысленно отругал себя за использование магловских сравнений. — Мракоборцы, нужно их расспросить. Вдруг у них что-то есть, что-то, чему они не придали значения, но чему придадим значения мы. Какая-то деталь, мелочь… вы же знаете, что всегда всё дело в мелочах.

— И как ты себе это представляешь? — спросил Билли. — Извините, сэр, не могли бы вы дать мне покопаться в ваших записях, ведь мы не уверены в вашей квалификации и способностях к анализу.

— Ты мог бы написать своей маме, спросить, вдруг она что-то знает. Ну, не в лоб, конечно, как-нибудь уж разболтай её. — Вики подмигнула Тиму. — Раз она в совете, да еще и работает в Министерстве, вполне вероятно, могла что-то слышать.

Теперь уже Билли оказался объектом всеобщего внимания. Он улыбнулся, как обычно делал, готовясь элегантно выкрутиться из неудачно складывающегося разговора, и кивнул:

— Хорошо, мисс Уилкинс, мэм, что-нибудь придумаем.

Все заулыбались, но, вспомнив причины их намечающегося приключения, смущенно сделали вид, что надо срочно заканчивать завтрак. Пит Макнитти встал вместе с остальными:

— Мы не предаем память Джимми и не ищем способ развеяться. Я согласен с Тимом, сидеть и ничего не делать — попросту глупо. Поэтому, пока Билли ждёт вестей от матери — будем держать ухо востро. Если что-нибудь появится — слух, жалоба от приведения, что-то необычное или странное, что угодно — рассказывайте мне. Или Тиму.

Компания начала расходится — занятий в аудиториях сейчас не было, но учителя, дав студентам несколько дней выходных, через некоторое время загрузили их домашними заданиями по полной, в том числе и для того, чтобы хоть немного отвлечь от произошедшего.

«Как же естественно ему удается быть лидером» — без зависти подумал Тим, бредя к выходу из Большого зала. То, что Пит взял на себя центральную роль, было ему только на руку — он мог спокойно сфокусироваться на своих мыслях, которые никак не касались мамы Билли или мистера Пигинса. Со дня трагедии у Тима не было ни одного видения, но он не мог перестать думать про длинный коридор и приоткрытую дверь. Возможно, её вообще не стоило тогда открывать.

Следующие несколько дней прошли в мучительном ожидании новостей — и не менее мучительном переживании их отсутствия. Занятия по-прежнему сводились, по большей части, к написанию длинных и скучных конспектов и рефератов, большинство учебных классов было закрыто, а в коридорах патрулировали мракоборцы. Их действительно стало меньше — руководитель расследования, слегка прихрамывающий волшебник лет тридцати пяти по фамилии Фаулз, с темными волосами и проницательными карими глазами, отослал большинство подчиненных обратно в Лондон. Осталось несколько волшебников, охраняющих замок, и двое помощников Фаулза: мистер Пигинс, собиравший показания у Тима и других студентов Когтеврана, и мисс Рейзор, молодая волшебница, которая, кажется, сама только недавно была студенткой Хогвартса и которая всем свои видом пыталась показать, что она уже взрослая, самодостаточная девушка, опытный мракоборец, которому доверили участие в таком важном расследовании (почему мистер Фаулз оставил её в замке — вопрос, которым она сама задавалась ежедневно). Во второй вечер после прибытия мракоборцев в Хогвартс её обнаружили в гостиной Когтеврана, занявшей кресло в углу комнаты — кресло явно воспринимало её как старого друга, так что сомнений относительно её факультетской принадлежности у наблюдательных студентов, к которым относился и Тим, не оставалось.

Сам Тим провёл эти дни, разрабатывая план действий. Он начертил для себя несколько приоритетных задач: первая, самая простая и очевидная — найти мракоборца, у которого можно было бы выведать какую-то информацию о расследовании. Те из них, кто патрулировал коридоры замка, его мало интересовали: они, конечно, могли что-то слышать, но к уликам и уж тем более списку подозреваемых у них доступа не было. Из троицы волшебников, расследующих преступление, Тим, по очевидным причинам, присматривался к мисс Рейзор. Пигинс ему сразу не понравился, мистера Фаулза почти не было видно — он обладал какой-то удивительной для хромого волшебника способностью молниеносно появляться, когда его не ждали, и так же стремительно исчезать. Мисс Рейзор же идеально подходила для этой роли — вчерашняя студентка, только-только окончившая курсы мракоборцев, явно с веселым характером и — главное — мечтающая проявить инициативу (этим Тим и хотел воспользоваться).

Второй задачей стал поиск коридора, который явился Тиму в видении — длинный коридор с загадочной дверью в конце. Он мучительно пытался вспомнить какие-то детали, зацепки — может быть, церемониальное оружие на стене, рыцарские доспехи или висящий флаг — но не мог даже вспомнить, были ли в коридоре окна. Тим знал, что география Хогвартса была непостоянна, многие кабинеты и комнаты, в которых он побывал в свой первый год обучения, выглядели теперь совершенно иначе (а некоторые даже поменяли своё местоположение). Поиски усложнялись тем, что у студентов практически не было возможности свободно перемещаться по замку, поэтому первым делом нужно было опросить тех, кто лучше и дольше других знал Хогвартс.

Тим обнаружил Серую Леди, призрак факультета Когтевран, одиноко парящей у учительского стола Большого Зала. Был ужин, первый ужин после смерти Джимми Докери, когда в воздухе не так сильно ощущались напряжение, тревога… и страх. Понимая, что возле стола, за которым ужинали преподаватели и некоторые мракоборцы, неудобно будет расспрашивать Серую Леди о загадочном коридоре, не вызывая при этом подозрений, Тим попытался встретиться с ней глазами, но её взгляд бесцельно блуждал над головами студентов. Наконец, видимо, почувствовав, что на неё смотрят, Серая Леди развернулась и, проскользив через Большой зал, пролетела сквозь стену в вестибюль. Тим оглянулся на своих однокурсников: Пит обсуждал с двумя шестикурсниками, разрешат ли провести в этом году кубок Хогвартса по Квиддичу (он дружил со многими старшекурсниками, что одновременно восхищало и немного раздражало Тима); Кристофер, высокий юноша с каштановыми волосами и в очках с очень толстыми линзами, с серьезным видом читал «Ежедневный пророк»; Билли, по обыкновению, развлекал девушек, которые хихикали над его байками (в их смехе читалась ирония над самим рассказчиком, но Билли такая ситуация вполне устраивала). Одним глотком допив стакан апельсинового сока, он схватил сумку, засунул в неё кусок пирога с козьим сыром и шпинатом, который он заботливо завернул в салфетку, и рванул вслед за призраком к выходу из Большого зала.

Оказавшись в вестибюле, он, к своему удивлению, не обнаружил никого, кто мог бы помешать ему проследовать за Серой Леди, которая направилась в сторону внутреннего двора. Обычно заполненный отдыхающими студентами и прогуливающимися преподавателями, сейчас он пустовал. Небо, затянутое высокими серыми облаками, казалось естественным дополнением к пустой площадке, вымощенной каменными плитами, по которому одиноко парил призрак. У Тима промелькнула мысль, что он оказался в черно-белой фотографии; что это не реальность, а чье-то поблекнувшее воспоминание. Он догнал Серую Леди и, кашлянув, обратился к ней:

— Прошу прощения…

Серая Леди остановилась, но, не оборачиваясь на Тима, продолжила смотреть в сторону виадука, длинного и узкого каменного моста, возвышающегося над пропастью и соединяющего разные части замка.

— Прошу прощения, что отвлекаю, — снова обратился к ней Тим — я хотел спросить Вас кое о чем, но не могу сделать это в общей гостиной... не хочу, чтобы об этом узнали другие.

Серая Леди медленно обернулась, взглянула на Тима и на мгновение ему показалось, что на её лице промелькнула тень улыбки. Его расчет сработал. Наверное, она уже много раз слышала такое от студентов и тогда её в улыбке было снисхождение к секретам и волнениям молодости; а может быть, она и сама понимала ценность уединения и приватности. Как бы то ни было, она повернулась к нему и чуть заметно кивнула, словно разрешая Тиму продолжить.

— Мне часто снится один сон, — медленно заговорил Тим, тщательно подбирая слова, боясь сказать лишнего, — в котором я блуждаю по замку; и он всегда заканчивается в одном и том же месте, но я никак не могу его найти, никак не могу даже вспомнить, бывал ли я там раньше. Я даже не уверен, существует ли оно на самом деле… но мне очень важно это понять.

Серая Леди наконец прервала своё молчание, её красивый, напевный, переливающийся голос напоминал звон маленьких грустных колокольчиков:

— Не всегда стоит идти до конца по тропам, которые являются во снах. — Она внимательно заглянула в глаза Тиму, — И не каждую дверь стоит открывать.

Тим почувствовал, как по рукам и спине побежали мурашки. Не отводя взгляд, он сделал шаг вперед, приблизившись к призраку.

— На таких дверях неслучайно висят замки. И неслучайно эти замки кто-то снимает. Тебе нужно быть осторожным, юный Тим, ведь за ними может скрываться тьма — более темная, чем ты можешь себе представить.

Серая Леди наклонилась к Тиму и протянула к его лицу руку — он инстинктивно покосился на неё, почувствовав холод. Заметив это, Серая Леди резко отдернула руку, развернулась и начала медленно скользить по направлению к мосту. Тим замер в замешательстве; ему показалось, что обычно безмолвный и печальный призрак проявил заинтересованность, почти участие. Он медленно побрел к замку, испытывая странные, смешанные чувства, когда вновь раздался переливающийся голос:

— Я знаю, какой коридор ты ищешь, Блуждающий по снам. Но я не могу тебе помочь. Только те, кто умеет читать во мраке, укажут тебе путь. Найди их.

Тим обернулся, но внутренний двор был пуст.

Тим вернулся в гостиную Когтевранцев, миновав патруль мракоборцев, дежуривших возле лестницы, ведущей в высокую башню, со множеством окон, заполненную светом — луна и звезды сияли в эту ночь особенно ярко. После разговора с Серой Леди его мысли путались — он даже не сразу смог отгадать загадку дверного молотка в виде головы орла («СЪЕШЬ МЕНЯ — СЪЕДЯТ ТЕБЯ: КТО Я? — РЫБОЛОВНЫЙ КРЮЧОК»). Несколько других студентов всё еще занимались, склонившись над длинными свитками — это было обычное дело для когтевранцев, засиживаться за конспектами допоздна, так что на Тима никто не обратил внимания.

Обессиленный, он рухнул на свою кровать, вопросы наваливались на него, не давая забыться и уснуть: откуда Серая Леди знала, о чём он хотел спросить её? Почему она не стала рассказывать ему, где находится зловещий коридор? Почему она назвала его «Блуждающим по снам», это что-то значит или просто фигура речи? И — главное — кто умеет читать во мраке и как их найти?

Тим поправил подушку и, засунув под неё руку, лёг на бок. Перед ним была пустая постель Джимми Докери. Она выглядела так, словно он на ней никогда не спал: аккуратно застеленная, заправленная — Джимми-то вечно оставлял её в беспорядке. "Блуждающий по снам, страдающий инсомнией", с усмешкой подумал Тим. Подождав еще несколько минут, он тихонько достал из прикроватной тумбы книжку, прошептал Люмос, взмахнув палочкой, огляделся вокруг, не мешает ли другим свет, и, смахнув закладку, которая с недовольным шипением попыталась его укусить, погрузился в чтение. Это была очень старая и замечательно сохранившаяся книга (что говорило о том, что популярностью она не пользовалась), которую ему посоветовала профессор Трелони после одного из занятий по трансфигурации. Она была страстной поклонницей древней, античной магии и любила повторять, что древние греки и римляне ценили точное слово не меньше, чем могущественные заклятия, и знали какой силой они обладают (всё-таки, как бы она ни пыталась дистанцироваться от сестры-прорицательницы, многое их объединяло). Книга называлась «Магия древности: от египетской Книги мертвых до греческих Оракулов» и Тим как раз начал изучать главу про волшебника Эзопа, который прославился и в мире маглов, оставив после себя знаменитые басни.

«Биография Эзопа во многом легендарна и основывается скорее на слухах, в том числе, им самим выдуманных. Достоверно подтверждены лишь некоторые факты: его сотрудничество с «Семью Мудрецами Эллады», вместе с великим милетским волшебником Фалесом они разработали «Семь принципов работы с магией Воды»; описывается знаменитая дуэль с тёмной волшебницей Родопидой, которая закончилась её бегством в Египет; наконец, Эзопа называют одним из владельцев Дельфийской Чаши, также известной как Чаша Пенелопы Пуффендуй».

Рядом с жизнеописанием мага было его изображение: на Тима взглянул уродливый, горбатый человек, с крупной головой и грубыми чертами лица. Кто-то аккуратным почерком приписал уточнение: «Вероятно, Эзоп был метаморфом и специально создал образ безобразного раба».

В книге было много таких пометок, все они были сделаны этой искусной каллиграфической манерой (например, маленькая галочка возле упоминания Чаши Пуффендуй). Бросив последний взгляд на Эзопа, который чесал место чуть ниже спины, Тим перевернул страницу. На следующей был нарисован огромный черный ворон, который держал в клюве извивающегося скорпиона. Под картинкой была подпись:

«Маркус Герардс Старший, 1567 год. Оригинальный текст Эзоповской басни-заклинания не сохранился, ниже приведен более поздний пересказ: «Ворон, не видя нигде добычи, заметил скорпиона, который грелся на солнце, налетел на него и схватил; но скорпион извернулся и его ужалил; и сказал ворон, испуская дух: "Несчастный я! такую нашел добычу, что сам от нее погибаю"».

Слово «скорпион» было дважды подчеркнуто, кто-то пририсовал к нему линию, которая вела к большой букве З со знаком вопроса (пометка была сделана все тем же почерком). Тим еще раз взглянул на изображение ворона. Ему нравилось рассматривать средневековые гравюры и литографии, в них чувствовался дух подлинного, смелого волшебства. Ворон отвечал ему своим черным немигающим взглядом. Тим чувствовал, что не может оторваться от рисунка, темнота вороньих глаз начала заполнять собой все вокруг, и книга с тихим шелестом выскользнула из его рук.

Ему снился призрак Серой Леди, она кружилась в одиноком вальсе по широкой поляне, окруженной лесом. Над лесом раскинулся небосвод, напоминающий потолок в большом зале Хогвартса — мириады звёзд выстраивались в сложные фигуры, пульсировали, словно обращаясь к скользящей фигуре. Из чащи леса вылетел огромный черный ворон со скорпионом в клюве. Он сел в центре поляны, положил свою добычу на землю и придавил её лапой. Ворон открыл клюв и раздался странный шелестящий голос: отгадай мою загадку, Тим… иначе я не смогу тебя пропустить… отгадай мою загадку, или останешься плясать с нами… навсегда… Серой Леди уже не было видно, вся поляна была занята десятками, сотнями черных птиц с их немигающими глазами. Внезапно на земле вспыхнуло пламя и огонь мгновенно охватил всё вокруг: стая начала кружиться над огненным заревом, страшно контрастирующим с иссиня-черным небом. Только один ворон остался на земле, словно ожидая, когда наконец получит ответ.

Тим повернулся на другой бок, и видение ушло, так же стремительно, как появилось. Свет, испускаемый концом его волшебной палочки, мигнул и погас, решив, что больше его услуги сегодня никому не понадобятся.

Утро выдалось хорошее, ясное. Впервые за долгое время на небе не было облаков; мягкое осеннее солнце окрасило всё в желто-медные цвета, а опавшие листья, устилавшие окрестности замка, казались воплощением не умирающей, а красующейся, кокетничающей природой. С улицы раздавались голоса гуляющих студентов, которым впервые за долгое время позволили свободно прогуляться во внутреннем дворе школы.

Услышав голоса, Тим приоткрыл сначала один глаз, потом другой и обнаружил, что уснул с палочкой в руках. Он вздохнул, наклонился и подобрал с пола лежащую книгу, чтобы убрать её в ящик прикроватной тумбы — и только тут заметил, что кроме него в спальне больше никого не было. Он вскочил, кое-как натянул джинсы, схватил сумку с учебниками и волшебную палочку, и вылетел в гостиную.

Его встретила атмосфера расслабленности и спокойствия. Длинные столы, расположенные в центре зала, были завалены книгами, свитками и другими письменно-учебными принадлежностями. Несколько старшекурсников играли в традиционную когтевранскую игру — вытягивали из шляпы коллекционные карточки знаменитых волшебников, которые прилагались к шоколадным лягушкам, и сходу рассказывали их биографию. Сложность игры была в том, что оппонент должен был определить правду говорит рассказчик или фантазирует на ходу. Но большинство студентов сгруппировалось вокруг маленького столика, за которым мисс Рейзор и Кристофер Фоден, однокурсник Тима в очках с толстыми линзами, разыгрывали партию в волшебные шахматы. Тим встретился взглядом с Билли и тот жестами подозвал его к себе.

— Ты чего такой ошалелый выбежал? — со смехом спросил Билли, испуганно округляя глаза и картинно озираясь.

— Да проспал, увидел, что нет никого, забыл, что сегодня выходной… что у вас тут? — Тим показал на шахматную доску, на которой черная королева мисс Рейзор снесла белого слона Кристофера. Тот рассеяно положил руку на затылок, наблюдая за тем, как черные фигуры начали издевательски пританцовывать, а белые с ужасом поглядывать на своего новообретенного полководца. Шахматы, очевидно, были гораздо лучше знакомы с мисс Рейзор, больше ей доверяли и пытались саботировать решения, которые принимал Кристофер.

— Выяснилось, что наша Бритва (так втихаря называли молодого мракоборца студенты Хогвартса) когда училась была каким-то невероятным чемпионом по шахматам, ну вот мы и предложили нашему гению сыграть против неё. Надо сказать, он еще неплохо держится, учитывая, что его король в самом начале партии попытался сдаться в плен.

Мисс Рейзор, тем не менее, не разделяла поспешного триумфа своих фигур (они уже начали праздновать победу, Король дал примерить корону защищавшей его пешке, а Королева раскручивала свой жезл как мастер восточных единоборств). Она запоздало догадалась, что вряд ли опытный соперник стал бы так легко отдавать важную фигуру. Вскинув голову, она взглянула на Кристофера, сквозь непроницаемое лицо которого проступила едва заметная улыбка. Он подмигнул ей и выдвинул вперед своего Ферзя. Увидев ловушку, в которую она попала, мисс Рейзор улыбнулась и протянула руку к своему Королю.

— Неужели сдастся? — один из зрителей с восторгом хлопнул Кристофера по плечу, но тот практически не отреагировал, едва заметно повернув голову в ответ. Казалось, что Бритва была готова признать поражение, как вдруг в гостиной раздался громкий, слегка хриплый голос:

— Мисс Рейзор!

Все обернулись в сторону говорившего; им оказался мистер Пигинс, стоявший возле двери из коридора, с лицом, раскрасневшимся от ярости.

— Мисс Рейзор, сколько можно вас ждать… чем вы вообще здесь занимаетесь?

Бритва повернулась к Кристоферу и шепнула:

— Кажется, придётся закончить попозже. Не волнуйся, никуда твой триумф не денется.

Она взмахнула палочкой и фигуры застыли, чуть посветлев, как от воздействия шоковой заморозки.

— Простите, Роберт, но мне казалось, что мы договорились встретиться внутри гостиной, не обязательно было ждать меня у входа. — Мисс Рейзор с улыбкой оглянулась на толпу зрителей, направляясь в сторону Пигинса, и прошептала: «До вечера!»

— Нелепые загадки, кому вообще пришло это в голову? Ваша высокомерная птица смотрела на меня как на идиота.

Мисс Рейзор приобняла мистера Пигинса, повела его к выходу, но перед самой дверью обернулась и беззвучно, одними губами, сказала: «Пуффендуй!».

Стоило мракоборцам скрыться в коридоре башни Когтеврана, как Кристофер откинулся на спинку стула, обреченно поднял глаза к потолку и со стоном протянул:

— Всё, теперь точно догадается, что это был дешёвый блеф.

Билли и еще пара человек бросились советовать ему, как можно спасти положение. Зрители начали расходиться. Тим вернулся в спальню, чтобы оставить сумку и составить план на выходные: ему хотелось как можно скорее начать искать «читающих во мраке», но пока что у него не было ни единой зацепки, с чего можно было начать. Его взгляд упал на книгу, которая лежала на кровати. Обрывки ночного видения пронеслись в его памяти — как и в прошлый раз, Тим вбил запомнившиеся детали в «Заметки» на телефоне («поле», «ворон», «Серая» Леди», «пожар»). Прежде чем убрать «Магию древности…» в тумбочку, он присел на краешек постели и еще раз машинально её пролистал. Он в очередной раз обратил внимание на аккуратные пометки на полях и задумался: что, если эта книга не просто редко читалась студентами? Что, если до Тима её вообще открывал лишь один человек? Он не мог однозначно сказать, нравилась ли ему профессор Трелони — в отличие от своей сестры, которая легко шла на контакт со студентами и у которой были свои любимчики, Гипатия старалась держаться дистанцированно и соблюдала дистанцию, отчего иногда казалась несколько холодной. С другой стороны, она всегда с радостью помогала студентам, у которых возникал предметный интерес к науке. Если это она сделала пометки в книге, возможно, она могла бы что-то рассказать Тиму про «Читающих во мраке»?

Спустившись в гостиную, Тим обнаружил, что большая часть студентов разошлась — возможность свободно погулять на улице была слишком соблазнительной, чтобы её упускать. Из его однокурсников остался только Кристофер, который по-прежнему задумчиво сидел над шахматной доской.

— Ну что, без шансов?

Кристофер поднял глаза на севшего напротив Тима, усмехнулся и бросил последний взгляд на доску.

— Ну, да… Надо отдать ей должное, думает она быстро. — Он потянулся и зевнул. — А ты чего не на улице, вместе с остальными?

Тим проигнорировал вопрос Кристофера:

— Слушай, хотел спросить… Ты же в курсе, что мы хотели… не знаю, как это назвать, чтобы не прозвучать инфантильно… Мы хотели выведать какую-то информацию, как вообще идёт расследование, что узнали мракоборцы, чего нам ожидать.

Кристофер улыбнулся:

— Старик, расслабься… то есть, я понимаю, почему тебе неловко об этом говорить, есть такие вещи, которые естественно звучат только в магловских волшебных фонарях (волшебными фонарями — Laterna magica — в мире магов называли кинематограф, по аналогии с ранними механизмами для проекции изображений). Но да, Эмили мне всё рассказала: Билли попытается что-то выяснить у матери, а остальные, при возможности, попытаются что-то выяснить… у других источников.

Тим обратил внимание, что именно Эмили Визенбрю поделилась с Кристофером их планами, но прогнал возникшее в животе неприятное чувство.

— Именно. Я и подумал… может быть, ты попросишь у Бритвы реванш — прости, предложишь ей реванш… ну и между делом спросишь у неё, как идёт расследование, нашли ли что-то интересное? Не знаю, можно придумать что-то вроде «кодекса шахматистов», знаешь — «что случилось за шахматной доской, остаётся за шахматной доской».

Кристофер снял очки и, протирая стёкла, задумчиво сжал губы. Потом, вернув очки на место, он посмотрел на Тима:

— Дэ-э-э… Говорю же, она хорошо соображает. Если я попру вот так, напролом, она точно ничего не скажет. Сложная задача, но это интересно. Наверное, предложу ей сыграть наедине, мол, толпа отвлекает, сложнее думать — ну и по ходу игры поймаю момент. А от Билли ничего не слышно, кстати?

Они проболтали еще какое-то время, после чего вместе отправились в Большой зал обедать. Теплая погода повлияла не только на студентов. Тим заметил, что профессор Макгонагалл, которую не было видно последние дни, сидела вместе с остальными преподавателями за их длинным столом. На её лице не было улыбки, но к нему постепенно возвращался цвет — первое время после случившегося она была совсем бледной. Не было видно только профессора Нимица, преподавателя защиты от темных искусств, но, учитывая, что практические занятия были временно приостановлены, он вполне мог позволить ненадолго покинуть замок.

Словно в ответ на эти мысли, Тима и Кристофера начали жестами подгонять однокурсники, уже занявшие своё место за столом Когтевранцев.