Песня о любви к апокалипсису (гет)

Ранее:

Снейп ведёт себя так, как будто её там нет, приказывая Гарри — Гарри, а не своей родственной душе, — посмотреть на него.

Когда её пальцы нащупывают флакон в кармане, взгляд Снейпа стекленеет.

* * *

4 мая 1998 год

Гарри и Рон одновременно моргнули, и оба уставились на Гермиону в ожидании объяснений, потому что это, должно быть, шутка, которую они не понимают.

— Хорошо, — говорит Гарри, потирая руки о колени своих грязных джинсов. — Ты… ты уверена? У него воспоминания лились откуда только можно. Может быть, что-то не попало в колбу? Ну, могло же так получиться…

Прижав колени к груди, Гермиона сосредотачивается на потоке эмоций Снейпа, которые из Святого Мунго тянутся до самого Хогвартса. Сейчас он спокоен — опустошён. Равномерное, вялотекущее что-то в глубине её сознания. Вызванная магией кома лишила его способности видеть сны.

— Я абсолютно в этом уверена, — говорит она.

— Да-а, тебя переплюнули, дружище, — протягивает Рон. — Снейп — та ещё заноза.

Гермиона крепче обхватывает ноги, проглатывая слова, которые пытаются сорваться с языка. Рон впервые после битвы едва заметно улыбается.

— Ты о чём? — спрашивает она.

— Э-э-э, — запинается Гарри. — Дафна Гринграсс. Я вроде как… Мы не виделись с тех пор, как мне исполнилось семнадцать, и во время битвы…

— Ох, — выдыхает Гермиона. — Так невовремя. Ты вообще с ней разговаривал?

— Ещё нет, — Поттер потирает середину груди. — Кажется, она сейчас вся на нервах. Её точно что-то беспокоит.

— Её лучший друг пытался передать тебя Сам-Знаешь-Кому, — говорит Рон. — Весьма щепетильная ситуация, знаешь ли.

— Как ты думаешь, это платоническая связь или романтическая? — спрашивает Гермиона.

Гарри пожимает плечами.

— А как понять это?

— На первых порах и не поймёшь, — говорит Рон тоном эксперта, который обучает пару новичков в этом деле. — Чтобы разобраться, потребуется время. — Остановившись, он поднимает упавший кирпич и укладывает его на полуразрушенную стену. — Ты слышала историю Лаванды? Как она стала родственной душой Невиллу? У них возникла платоническая связь, но это не…

Его голос затихает. У Гермионы щиплет глаза. Платоническая связь Невилла и Лаванды… час от часу не легче. Гермиона привязалась к Снейпу всего за минуту до того, как он чуть не умер, поэтому их опыт на себя примерить не удастся.

Как именно появилась эта связь — остаётся загадкой. Она должна была почувствовать эмоции Снейпа, когда впервые увидела его в день совершеннолетия. Почему это так затянулось?

Гермиона отвлекается на реконструкцию каменной стены. Длительный процесс: кирпич, заклинание, кирпич, заклинание. Чары, наложенные Основателями, до сих пор теплятся в каждом из кирпичей. Да, они сломаны и потёрты по краям, но всё ещё вибрируют под её пальцами, сплетаясь вместе с её собственной магией.

— Пойду поищу Виктора, — говорит Рон. — Думаю, он собирается пойти на квиддичное поле и поработать там.

Гермиона не поднимает глаз. Кирпич, заклинание, кирпич, заклинание. Стабильно опустошённое состояние Снейпа даёт возможность погрузиться в медитативное состояние. Она может сосредоточиться на этом, заставить свои разбросанные мысли собраться воедино и спрятаться куда подальше.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорит Гарри, выводя Гермиону из задумчивости. — Вероятно, ему захочется, чтобы это оказалось в руках у тебя.

Ему? Снейпу?

Взяв её за испачканную в пыли руку, он ведёт Гермиону в гриффиндорскую башню. Гарри ночует здесь — в общежитии для мальчиков, в то время как девушка чаще всего спит в кресле в больнице Святого Мунго.

Гарри выглядит совсем как мальчишка, когда залезает под кровать и вытаскивает коробку из-под обуви. Снимает заклинание. Ну право слово, прямо как тот растрёпанный ребёнок, которого она встретила в поезде, а не спаситель волшебного мира.

— Вот, — говорит Поттер, протягивая ей коробку, затем потирает затылок. — Внутри склянка с его воспоминаниями. Я никому их не показывал, но если Снейп не сможет говорить на суде, они помогут. Думаю, он бы предпочёл, чтобы за ними присматривала ты.

Посмотри на меня.

— Гарри, я даже не знаю… — бормочет она.

Он пожимает одним плечом.

— Всё будет хорошо, Гермиона. Ваша связь, вероятно, платоническая. Он для тебя кто-то вроде наставника.

Кто-то вроде наставника. А в этом есть смысл. Всё равно Снейп уже встретил любовь всей своей жизни.

— Пойду посмотрю, с чем там нужно помочь ребятам на квиддичном поле.

Виктор и Рон вряд ли обрадуются, если их кто-то потревожит, но Гермиона не останавливает его. При каждом шаге спрятанная в её бисерной сумочке коробка больно ударяется о ногу. Тук, тук, тук — словно барабанное биение сердца.

Гермиона возвращается к своей стене. Движения и заклинания на этот раз не такие сосредоточенные, как будто она не может попасть в правильный ритм. Теперь девушка чувствует только удар, удар, удар о свою ногу.

Гарри ничего не рассказывал ей о тех воспоминаниях, кроме того, что поведал Волан-де-Морту. Шпион Дамблдора с самого начала. Влюблён в мать Гарри.

Её рука скользит в сумку. Ей не следует делать этого. Или?..

Если бы они поменялись местами, Снейп не стал бы колебаться и секунды. Он бы уже вовсю наблюдал за воспоминаниями. Северус отдал все свои секреты прямо на её глазах, не зная, возьмёт ли Гарри её с собой в Омут памяти.

В кабинете директора — теперь уже директрисы — всё тот же пароль. Стоит ей произнести имя бывшего директора, горгулья покорно отодвигается в сторону. Гермиона сжимает бисерную сумочку на протяжении всего пути наверх, как будто кто-то может поймать её и забрать воспоминания. В кабинете тихо, если не считать едва слышимого храпа, исходящего от портретов. Пусто. Спасибо Мерлину.

— Мисс Грейнджер? — говорит Дамблдор. — Мы можем вам чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо, сэр, — отвечает Гермиона, избегая смотреть на него. — Я бы хотела воспользоваться Омутом памяти.

Не отдавая отчёта своим действиям, Грейнджер сбрасывает воспоминания Снейпа в Омут и ныряет в него.

Даже в воспоминаниях, где он ещё совсем ребёнок, Гермиона ждёт, что Снейп сейчас повернётся и накричит на неё за вторжение в его личную жизнь. Она может чувствовать всё, что чувствовал когда-то он сам — его ненависть к отцу, его отчаяние, когда Волан-де-Морт начал охоту на Поттеров, его душевную агонию, когда умерла Лили. Смесь всех этих эмоций проникает ей прямо под кожу, разрывает насквозь.

Руки Гермионы дрожат, когда она выныривает из Омута. Может быть, ей удастся уговорить Рона стереть этот фрагмент её жизни. Он знает как — знает всё о заклинании, которое она использовала, чтобы изменить воспоминания своим родителям.

Но если Рон это сделает, станет ли она снова лезть в воспоминания своего профессора?

Гермиона кладёт склянку обратно в свою расшитую бисером сумку. Лучше всего оставить всё как есть.

Волоча ноги обратно к стене, девушка чуть не проходит прямо сквозь призрака. То, как призрак закатывает глаза, когда Гермиона резко делает шаг назад, так же знакомо, как комнаты в общежитии Гриффиндора. Гермиона роняет сумку на пол. Почему-то она не ожидала, что кто-то из её однокурсников превратится в призрака.

— Я что, всё пропустила? — спрашивает Лаванда.

Тон её голоса до боли схож с тем, что Гермиона слышала несколько лет подряд. Даже с закрытыми глазами она не заметит разницы.

Грейнджер подходит к ней ближе.

— Пропустила что?

— Свои похороны, конечно. Я так хочу услышать, что скажут обо мне ребята.

* * *

12 мая 1998 год

Слеза падает на пергамент, размывая чернила. Колдография, на которой Фред подмигивает ей.

День для таких событий слишком уж яркий и солнечный. Как и все предыдущие. Последнюю неделю Гермиона металась между Хогвартсом, больницей Святого Мунго и похоронами. Тонкс. Ремус. Колин Криви. Лаванда. А теперь и Фред.

— Ты правда помогла призраку Лаванды спрятаться во время её похорон? — спрашивает Джордж, усаживаясь рядом с Грейнджер на траву. Почти на то же самое место, где они когда-то — такое чувство, что миллион лет назад, — сидели и пили эльфийское вино во время свадьбы Билла и Флёр. Веснушки на лице бледнее обычного, уголки губ опущены вниз.

Гермиона проводит большим пальцем по краю пергамента.

— Помогла. Хотя, знаешь, я даже не ожидала, что она выскочит и поправит речь своей матери.

— Блестяще, — Джордж слегка улыбается. — Самое время, чтобы показать родным, что ты теперь призрак.

Фред не свисает ни с одной ветки, не запускает призрачный фейерверк и не дразнит ребят, что они от него так легко не избавятся. Единственное движение в саду — это ветер и плач скорбящих родных. Флёр убирает волосы с лица Билла: проигранная битва с ветром.

Флёр однажды проделала то же самое с Гермионой, когда они, стоя возле Чёрного озера, обе промокли насквозь. Согревались они тогда под пледом в экипаже Шармбатона, блуждая друг по дружке руками и соприкасаясь губами. Гермиона предполагала, что так волшебники ощущают себя во время полёта: счастливо и свободно.

Флёр смотрит в их сторону, слабо улыбаясь Гермионе сквозь слёзы. Лишь одно столкновение с Биллом, и она влюбилась. Правда, у Гермионы теперь тоже есть своя родственная душа, но она всё равно не может понять — каково это. Может быть, всё ощущалось бы по-другому, если б эмоции Снейпа не были такими мёртвыми. Или Гарри всё-таки прав, и это платоническая связь?

Раздражение и замешательство прорезают этот неподвижный бассейн его эмоций. Гермиона ахает.

Он очнулся.

* * *

Северус пялится в незнакомый белый потолок. Его тело ощущает всю тяжесть, многочисленные влитые в него зелья затуманивают разум. Проще уж снова впасть в бессознательное состояние, но планам мешает вошедший в палату его бывший студент. Одет он в светло-зелёную мантию. Сообщает об исходах войны.

Вот те на. Поттер победил.

Тревога Грейнджер переплетается со множеством прочих эмоций, Северус даже не в состоянии разобраться в них. И его невозможность разговаривать сейчас очень даже кстати; ничего, кроме проклятий, на ум не приходит.

Война окончена. Северус жив, а Гермиона Грейнджер всё ещё его родственная душа. Несомненно, самый что ни на есть апокалипсис.

Он, должно быть, снова проваливается в сон, потому что в следующий раз, когда он открывает глаза, видит её: Грейнджер нервничает и боится его реакции… чёрт возьми, почему он слышит её терзания? Как будто ему снова двенадцать, и его атакуют мысли, которые он ну никак не хочет ощущать.

Грейнджер потирает грудь. Она чувствует то же, что и он; его щиты подвели его. Может быть, Северус сейчас просто слишком слаб. Или между ними успела окрепнуть связь, пока он, Мерлин знает сколько времени, валялся без сознания.

— Сэр? — обращается к нему Гермиона, ставя флакон, полный воспоминаний, на прикроватную тумбочку. — Вот ваши воспоминания. Они, вероятно, вам ещё пригодятся.

Сэр — как будто он всё ещё её учитель. Ради всего святого.

Северус с трудом поднимает руку, указывая на свою забинтованную шею.

«Ох, он не может говорить, — размышляет Гермиона. — Может быть, это даже и к лучшему. Действительно ли я хочу знать, о чём он думает, когда так раздражён? Хорошо, посмотрим, что можно сделать. Где-то здесь затесалась шариковая ручка и бумага…»

Она достаёт ручку с листом бумаги и протягивает их Северусу. Он без колебаний нацарапывает всего два слова:

Идите вон.